Илья Тё
Тюрьма для Господа Бога

Часть первая
На позицию!

   Свободен лишь тот, кто утратил все, ради чего стоит жить.
Эрих Мария Ремарк

Пролог
Кластер Каталаун-Тринадцатимирье, планета Аир, пик Гефест. Тридцатый день месяца Тот

   Создателя звали Гор.
   Он не относил себя к эксцентричным натурам, и его Вселенная не отличалась оригинальностью.
   Некоторые демиурги размещали в кластере несколько звезд или использовали в качестве источников тепла и света иные структуры.
   Некоторые демиурги размещали в кластере сотни планет, делая их плоскими или придавая форму многоугольников.
   Некоторые демиурги вообще обходились только планетами-кольцами, чья полезная площадь в миллионы раз превышает площадь обычной шарообразной планеты.
   Однако Гордиан Оливиан Рэкс, или, как его называли официально, демиург Г.О.Р., был старомоден и испытывал к шарообразным планетам привязанность, можно даже сказать слабость, происходящую, судя по всему, из его сумрачных воспоминаний о прошлом. Именно поэтому, как полагал его коллега, а с недавних пор и компаньон Эс. Си. Рукс, большинство своих резиденций в этой юной вселенной Гордиан Рэкс разместил именно на шарообразных планетах.
   В центре пространства он повесил желтое солнце стандартного образца – Гор назвал его «Доростол», в честь некого города, где когда-то из чрева женщины, а не из клонической колбы вышло его слабое тело, ставшее первым носителем его бессмертного Ка.
   Вокруг сверкающего, как бриллиант, светила на разном удалении он разбросал тринадцать планет, различных по размеру, климатическим особенностям и строению рельефа. Их орбиты шли последовательно одна за другой, и орбита каждой следующей была в два раза больше, чем у предыдущей.
   Впрочем, десятая и одиннадцатая планеты кружились на одинаковом удалении от Доростола, вокруг малой звезды, названной «Дара Аэциус», в честь некой женщины, которая при первом рождении была его матерью.
   Пять дворцов выстроил Гор на Аире.
   Лучшим из них, самым крупным и наиболее эксцентричным, стал Аир-Румат, Пылающий Дворец, в оправе рощ и дубрав из «огненных деревьев», укрытый силовым куполом. Он вечно «горел», вздымая столб пламени над своими чертогами почти на пять километров от поверхности огненной планеты.
   Был также Дворец Соломона или Дом Джиннов, где стенами служили огромные голографические экраны, с пылающими тенями и удивительными картинами. Был Дворец Давида, названный Домом Воинов, чьи башни имели форму мечей, сабель, кинжалов и поллэксов, а здания – форму упавших шлемов, щитов, арбалетов и живописно раскинувших руки мертвых тел с лицами известных героев.
   Был также Иблис, крепость из оплавившегося чугуна, по стенам которой как водопад стекала лава, яркими тяжелыми сгустками в миллионы тонн веса, опускаясь в магматические моря.
   Однако излюбленным творением господа Гора на Аире, которому он неизменно отдавал предпочтение, если следовало переговорить тет-а-тет с кем-то из клиентов или компаньонов, являлся замок Звездная Пристань на вершине Гефеста. Пик Гефест вздымался над поверхностью Аира на сто пятьдесят километров, выходя почти в стратосферу, и ужасающий, но дивный вид на бескрайние моря и равнины Огненной планеты всегда производил неизгладимое впечатление на любых его собеседников.
   Странные пылающие тени бродили в его коридорах, и тысячи андроидов с обликом уродливых демонов и отвратительными двуглавыми ликами охраняли подножие замка.
   Но сегодня здесь, на вершине Гефеста, создатель кластера стоял в полном одиночестве, задумчиво рассматривая с космической высоты буйство пламени на просторах своего пылающего творения. Мысли Гордиана были сумрачны и изменчивы, мозг горел в немного пугающем, но томительном предвкушении неизбежных, но сладостных изменений. А в сердце прятался страх.
   Создатель Вселенной ждал.
   В дверь постучали.
   – Да?
   Створка приоткрылась, и в величественный зал, венчающий собой трехэтажную смотровую площадку, проник слуга. Подтянутый и вежливый. Внимательный и подобострастный.
   – Аппаратура и медики готовы, – произнес он учтиво, – вас ожидают на Шагроне. Удачного Хеб-седа, мой господин!
   Творец кивнул и вышел из зала вон.

Глава 1
Анатомия клетки

   Движение… Движение… Тьма.
   Творец лежал в тишине на чем-то холодном и жестком. Глаза были закрыты, а вокруг плыла темнота, непроглядная как ночь на дне океана. Он пошевелил пальцами, сконцентрировавшись на собственных ощущениях, а потом слегка пошевелился сам. Торс стал легче, и небольшой живот, наметившийся у него в последние месяцы, проведенные без телесной модернизации, не чувствовался совершенно. Ощущения были странными, а тело – отчетливо другим.
   Значит, Хеб-сед удался.
   Последний раз что-то подобное Гордиан Рэкс испытывал, вероятно, ровно триста шестьдесят лет назад, и воспоминания о тех чувствах сделались истертыми, как листы древней книги. Впрочем, новые ощущения пока вполне устраивали Гора: новая телесная оболочка, новые жизненные впечатления и новые бесчисленные столетия ждали его за ними.
   И он вздохнул, и открыл глаза, и сел.
   Веки открылись с трудом и с болью, какая-то слизь, возможно, глазная сера, возможно – остатки питательного вещества, в котором пребывало в процессе созревания его новое клонированное тело, слепила ресницы. Неожиданно яркий свет резанул глаза, но это не удивляло – ведь он открывал их впервые.
   Удивляло окружающее.
   Он сидел на бетонном полу и … в клетке. Сверху нависал грязный, плохо оштукатуренный потолок, слева, справа и за спиной – давили серые бетонные стены. Впереди, перед глазами, стальными прутьями разрезала пространство металлическая решетка. По размерам новое обиталище создателя вселенных значительно уступало любому медицинскому блоку, если не сказать хуже. Размеры клетки не превышали полутора метров в ширину и двух метров в длину. Высота была также удивительно небольшая для привычных ему помещений – всего около двух с половиной метров.
   С трудом напрягая свои новые мышцы, пораженный открытием демиург неуклюже подполз к решетке. Для порядка – дернул, скривился и, как мог, выглянул за прутья. Вид за прутьями был так себе. Справа и слева от места его заточения шел длинный ряд похожих ячеек, отгороженных от узкого коридора такими же прутами из стали. Длинная стена напротив казалась бетонной, серой и совершенно глухой. На потолке коридора мертвыми сталактитами зависли тусклые электрические светильники, расположенные через равные промежутки, заполненные все той же штукатуркой цвета пыли и грязных пятен. В одном конце коридора возвышалась мощная металлическая дверь, в другом красовался чудесный бетонный тупик. Собственно, этим детали пейзажа исчерпывались.
   Тихо выругавшись, Гор с усилием отодвинулся от решетки. Мысли медленно поплыли в его голове сквозь то легкое очумение и ступор, которые испытывает каждое недавно воскрешенное существо.
   Прежде всего Гора интересовали некие технические подробности, основываясь на которых он смог бы делать выводы и анализировать ту нелепую ситуацию, в которой только что оказался. Процесс созревания клоны проходили в состоянии анабиоза. От жуткой гиподинамии их обездвиженные тела спасала только принудительная гимнастика – важнейшие группы мышц с равными промежутками времени получали электрические импульсы из игл-сенсоров, вызывающие сокращения. Благодаря этому, только что созданный клон мог двигаться сразу после помещения нового разума в его мозг, не дожидаясь, пока мышцы окрепнут и привыкнут к нагрузкам. Однако даже такая практика не могла полностью компенсировать отсутствие реальной мышечной активности и придать движениям нужную координацию. Поэтому в течение нескольких часов после воскрешения новый обладатель искусственного тела перемещался с трудом.
   Судя по тому, что простейшие движения конечностей давались довольно тяжело, но голова при этом оставалась совершенно ясной, без малейших признаков токсикоза, было очевидно, что его недавнее бессознательное состояние объяснялось именно приходом в себя после реинкарнации, а не чем-то иным, например, – анестезией для похищения или транспортировки. От момента перемещения сознания до прихода в себя в клонированном теле проходило не более получаса. Следовательно, аппарат для создания клонов находился недалеко, да и новая телесная оболочка создана где-то рядом. Возможно, даже в этом здании. А с самого Хеб-седа прошло не более сорока минут. Ну что же, подумал Гордиан, это уже что-то.
   Он сел на корточки и начал неторопливый, последовательный осмотр.
   Демиург тщательно ощупал лицо, изучил плечи, ноги и гениталии. Внезапное осознание того, что он совершенно обнажен, в данной ситуации Гора не беспокоило. Во-первых, потому, что в процессе Хебседа для тела клона одежда никогда и не предусматривалась, а во-вторых, потому, что нагота являлась ничтожной проблемой по сравнению с удивительным заточением в клетке.
   Новая оболочка его бессмертного Ка оказалась молодым, физически здоровым мужским телом с умеренно развитой мускулатурой, немного тонкими костями и, по всей видимости, нескладной худосочной фигурой.
   «На глазок» Гор определил свой новый возраст – шестнадцать, может, пятнадцать лет. В каком-то смысле это было не плохо: ведь для того, чтобы вывести себя на приемлемый уровень физической подготовки, владея соответствующей методикой, понадобится не так много времени. Но все же…
   В прошлой жизни тело Гордиана являлось генномодифицированным образцом, выращенным для будущего сотрудника Нуль-Корпорации. В нем он обладал повышенной нервной реакцией, устойчивостью к космическим перегрузкам и более высоким тонусом мускулатуры, позволяющей персоналу Нуля быть в среднем в два раза сильнее, чем обычный человек такой же комплекции и с таким же объемом мускулов. Кроме того, раньше он владел гипостенической коренастой фигурой, средним ростом и широкими плечами.
   Превращение из крепкого взрослого мужчины в длинного тощего юношу, а из силача-мутанта – в обычного homo sapiens было не слишком радостным событием.
   Голова оказалась совершенно лысой – растительность отсутствовала не только на крышке черепа, но и на надбровных дугах. Щеки, подбородок, даже внутренняя поверхность носовой полости также были совершенно гладкими, без малейших признаков волосяного покрова. Но это ерунда, подумал Гор, отрастет.
   Осторожно, мягкими круговыми движениями указательного пальца, демиург нащупал свой шунт – нейроразъем, входное отверстие которого располагалось на дюйм выше основания правого уха и немного прикрывалось от постороннего глаза ушной раковиной. По опыту Гор знал, что клоны выпускались с неактивированными шунтами, поскольку виртуальный «силь», висящий в пространстве алым мигающим глазом, мог запросто свести с ума неподготовленный к таким фокусам разум.
   Для людей, рожденных естественным образом, нейрошунт выпускался в форме металлической таблетки, которая просто прикладывалась к виску. Таблетка реагировала на тепло человеческого тела и расположение нейронов в центральной нервной системе. При контакте с кожей она выпускала множество тончайших металлических волосков, которые, быстро удлиняясь, проникали внутрь организма, опутывая своей паутиной мозг, внутренние органы и как бы «дублируя» нервную систему. На поверхности же оставалась только «шапка разъема» – маленький передатчик и ретранслятор, обеспечивающий связь шунта с внешним миром и глобальной информационной Сетью.
   Клоны, в отличие от «натуралов», выпускались с таким же, но уже готовым шунтом и подчиненной ему паутиной, который нужно было просто активировать, совершив в определенном порядке несколько нажатий на шапку разъема.
   Поэтому то, что нащупал Гор, изучая пальцами поверхность черепа, поразило его: шунт был не просто неактивен, он был запаян! Вместо ребристой «шапки» ретранслятора подушечка пальца огладила неровную каплю застывшего металла, не пригодную ни к чему. Тогда Гор попытался проникнуть в свой нейроразъем, активировав его не через «шапку», а изнутри. Для существа с его сверхчеловеческими способностями то была детская забава. Старый демиург закрыл глаза и сосредоточился.
   Зрение пропало.
   Обычно в моменты концентрации Гордиан видел окружающее даже сквозь закрытые веки, как бы глядя вокруг не глазами, а из некой бесплотной точки, когда можно смотреть не только вперед, но во все стороны одновременно. Воздух должен был покрыться алым муаром с пронизывающими пространство линиями энергетических потоков. Сейчас нейрошунт и клубок его «усиков», опутывающих человеческое тело, сверкнет искристо-яркой, ветвистой голубой паутиной, мерцающей в полутьме искаженного зрения, улыбнулся Гордиан, его сила явиться к нему в своей ослепительной мощи, а нейрошунт оживет…
   Так было всегда, сколько себя помнил Гор, однако сейчас пространство вокруг оставалось пустым. Он по-прежнему видел лишь темноту за внутренней поверхностью век. Нейроразъем молчал – молчала и глобальная Сеть.
   В первые мгновения после пробуждения Гор просто не понял, что Сеть Корпорации, сопровождавшая его всю череду прожитых столетий, не шепчет ему обрывки своих новостей и не окутывает незримым шлейфом отрывочных кадров-картинок. Поглощенный изучением обстановки, Гор был слишком занят, чтобы обратить на это внимание, и просто ощущал некий неосознанный дискомфорт. Конечно, глобальная Сеть могла не подавать сигналов просто потому, что помещение было экранированным, но сейчас создатель Каталауна отчетливо понял, что дело в другом: он утратил свои способности!
   Архонт Аякс говорил, что такое возможно, однако только теперь Гордиан полностью осознал, что значил для него его дар! Это было хуже, чем художнику почувствовать себя слепым, а бегуну – безногим.
   Гор был изуродован. Он стал инвалидом настолько, насколько это вообще возможно для Тшеди. О Иешуа, без ног и рук он чувствовал бы себя лучше!
   Снова и снова Гордиан пытался погрузиться в гипнотический транс и почувствовать движение информационных потоков в окружающей вселенной. Однако пространство безмолвствовало. Нигде он не слышал размеренного перешептывания интеллектуальных машин, плавного шелеста их электронных мыслей и грозного перекатывания сквозь порталы валов информации. Для Тшеди, привыкшего к своей исключительности, утрата дара равносильна смерти – так же как обладание телом смертного для привыкшего к своей вечности демиурга.
   Итак, он сидел в клетке в слабом теле «натурала», без дара, преданный неизвестно кем, и с полным неизвестностей будущим. Почему-то именно осознание собственной ущербности подействовало на Гордиана сильнее всего. Больше чем заключение в клетке или пробуждение в незнакомом месте и теле.
   Отчаяние неожиданно подкатило слезами к глазам, железным кольцом сдавило горло. Сердце в коллапсирующем ритме затрепетало во впалой груди.
   «Проклятая физиология», – подумал Гордиан. Нетренированная нервная система сразу проявила свои недостатки! В старом теле, подобного бы не случилось. Сбой программы реинкарнации, да еще сопряженный с утратой пси-способностей, безусловно, являлся причиной, достаточной для паники. Но плакать? Невероятным усилием воли создатель Каталауна сдержался.
   Тело нужно контролировать, упрекнул он себя. К тому же все это еще могло оказаться просто ошибкой.
   Демиург встал на колени, положил ладони на бедра и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться и трезво оценить ситуацию. Новое тело, однако, обладало иной эмоциональной устойчивостью к стрессам, иной химией и нервной восприимчивостью, поэтому, чтобы успокоить сердце и заставить поток мыслей бежать в нужном направлении, ему потребовалось почти несколько секунд.
   Что-то произошло не так, думал он, сбой программы реинкарнации совершенно очевиден. Место, где он находится, – не его дом. С другой стороны, это место нельзя назвать абсолютно неизвестным. Общесетевой шунт в его голове, пусть и испорченный, свидетельствует, что клоны здесь выпускаются по стандартной, принятой во вселенных Нуля технологии. Значит – это кластер Нуль-Корпорации.
   Гор раздвинул руки в стороны, почти коснувшись напряженными ладонями стен темницы, и выполнил несколько привычных дыхательных упражнений.
   Хорошо, заключил он. Сейчас очевидно одно.
   Информации слишком мало, чтобы делать выводы. Нужно подождать. В принципе, наличие электричества и клонической фабрики (по крайней мере, одного из цехов) где-то поблизости говорит о том, что здесь есть связь с Корпорацией и он сможет легко подтвердить свой статус в первом же ИЦе. А затем – перебраться на Каталаун и еще раз реинкарнироваться. В сущности, задача элементарна. Просто произошла ошибка, которую следует исправить. Хотя…
   Гор вздрогнул. Он вспомнил свой последний день перед Хеб-седом, и лоб его покрылся испариной.
   В этом последнем дне были два существа, два подобных ему демиурга – Аякс и Октавиан!
   Два имени, за которыми скрывался ответ на загадку его пробуждения. «Если это они, то… дьявол! – Гор отер ладонью лоб. – Пожалуй, действовать следует осторожно».
* * *
   Высунувшись за прутья решетки насколько возможно, лишенный дара демиург еще раз просчитал клетки. Тридцать семь справа от него, двенадцать слева. Его клетка – тридцать восьмая. Итого – пятьдесят. В клетушках справа сидели люди, но все клетушки слева были пусты. Большинство из тех, кто находился в клетках, насколько мог видеть Гор (а видеть он мог далеко не всех), оставались также обнажены и измазаны подсыхающей слизью.
   Не нужно было являться гением, чтобы сделать из всего этого простейшие выводы. Все люди в клетках были такими же клонами, как и он. Часть из них сидела, погруженная в какой-то неподвижный ступор. Часть что-то невнятно бормотала, сидя и лежа в своих ячейках. Некоторые плакали и стонали. Наиболее активные при этом размещались ближе к его ячейке, и Гор стал догадываться, почему. Догадка подтвердилась буквально через десять минут после осмотра.
   Металлическая дверь в конце коридора отворилась, и два дюжих охранника или санитара в мешковидных халатах втащили внутрь некую массу в непрозрачном биопакете. Подтащив свою ношу к клетке слева от Гордиана, они бросили ее на пол, и один из них, достав небольшой, странной формы выдвигающийся нож, вскрыл сначала угол пакета, а затем, проведя рукой в перчатке вдоль края, раскрыл емкость полностью. Наклонив пакет на бок, санитары вывалили на пол скрюченную фигуру.
   Глаза человека из пакета оказались плотно закрыты, а тело сильно измазано липкой тянущейся слизью. Очередной клон, так же как и Гор около часа назад, находился без сознания. Охранники-санитары подхватили несчастного под руки и заволокли его в соседнюю клетушку. Затем, немного отдышавшись, они забрали пустую упаковку от свежевыращенного человеческого существа и молча удалились.
   Логика оказалась элементарна!
   Итак, сделал выводы Гордиан, это место – не тюрьма и не барак. Это – крайне примитивная и грубая медицинская «адаптационная камера». Так называемый «отстойник» для свежих клонов. Где-то в соседнем помещении находится колба для синтеза человеческих тел, причем в единственном экземпляре. В среднем, один раз в каждые пятьдесят минут или час (таков стандартный технологический интервал), она выдает очередное творение в форме скрюченной человеческой фигуры, заключенной в биопакет – аналог материнской плаценты.
   Партия клонов в любой клонической машине, изготовленной в пределах Нуль-Корпорации, – ровно пятьдесят человек. Тридцать девять из них уже готово, осталось еще одиннадцать. Это значит, до окончания процесса – от девяти часов десяти минут, до одиннадцати часов ровно. Затем партию будут готовить к вывозу.
   В принципе, выбраться из клетки и из комнаты «отстойника» может оказаться делом не сложным. Привлечь внимание санитаров при заносе очередного клона, добиться, чтобы клетку открыли, затем – вырубить обоих санитаров и выйти. Если бы Гордиан пребывал в своем старом теле, он бы ни на минуту не сомневался в успехе замысла. Судя по мешкам под глазами, обрюзгшей фигуре и жировикам на коже, оба санитара были «натуралами», без малейшего намека на генную модификацию, а значит, сравниться с генетически усовершенствованным человеком по физическим параметрам и близко не могли.
   Однако сейчас и сам Гордиан являлся почти «натуралом», человеком без усиленной мускулатуры и реакции, пусть и выращенный искусственно. К тому же – биологически слишком молодым и неподготовленным. Наличие информации о методах рукопашного боя в его мозге не заменит мышечных навыков и не поднимет болевой порог. Оба санитара были физически старше и значительно крупнее новой оболочки Гора, в каждом из них даже на глаз – под сто килограммов. Против от силы пятидесяти—шестидесяти килограммов веса у экс-творца. Тем не менее шансы имелись: оба санитара выглядели слишком разжиревшими и не здоровыми для настоящих бойцов. Останавливало Гора другое – полная неизвестность окружающей обстановки в стратегическом плане.
   Даже если удастся выбраться из здания, размышлял демиург, что ждет его на свободе? Подпольный цех клонирования вполне мог оказаться на станции, парящей в безвоздушном пространстве или на планете с непригодной для человека атмосферой.
   Оставалось одно – ждать. Гордиан Рэкс еще раз посмотрел на собратьев по несчастью, откинулся на спину и заснул беспокойным, тревожным сном.

Глава 2
До смерти Бога остаются сутки

   В тридцатый день месяца Тот, первого месяца своей трехсотшестидесятой зимы, Гордиан Оливиан Рэкс, демиург и бизнесмен, фехтовальщик и пилот, игрок и коллекционер, бездельник и … и просто очень пресыщенный жизнью человек, пребывал на Залене, в своем Ронском дворце и в удрученном настроении.
   Триста шестьдесят лет – немалый срок. Особенно, когда вживленные в мозг искусственные нервы позволяют усилить твое восприятие, а искусственные клетки памяти – сохранять воспоминания каждого мига нетронутыми и яркими. Такими, как будто все случилось вчера.
   Гор помнил многое.
   Он помнил и свое первое воскрешение в палатах Кадрового Департамента Корпорации. И недолгие месяцы обучения. И долгие годы службы, когда в огне бесчисленных карьерных сражений он ковал свое обеспеченное будущее.
   И тысячи межзвездных перелетов.
   И миллионы сделок. И войны, которые вела Корпорация на окраинных и в закрытых кластерах.
   И любовь, которую дарили ему случайные встречи в краткие дни увольнительных, свободные от напряженной работы.
   Гор помнил все это четко и живо, той сочной и полной памятью, которая у обычных смертных характерна только для очень значимых, «незабываемых» воспоминаний. Картины его памяти имели качество видеозаписи, а беседы и диалоги – точность звуковой дорожки. Ведь Гордиан Рэкс был Тшеди – клоном с искусственным телом и уникальными пси-способностями, искусственно запрограммированными в нем при создании в клонической колбе.
   Каждый из Тшеди обладал разным талантом. Талантом Гордиана являлся сетевой поиск. На расстоянии, без прямого подключения нейрошунта к глобальной Сети, погрузившись в мгновенный транс, он мог искать информацию в ее запутанных лабиринтах.
   Результатом поиска могли стать и файлы, не включенные в глобальную Сеть, а сохранившиеся на дисках машин, не контактирующих с ней. Он мог напрямую разговаривать с любыми механизмами, обладающими необходимой степенью интеллектуального развития. Мог управлять автоматикой урбанизированных городов. Серверами космических станций. Навигационными компьютерами звездных кораблей. Всем.
   То был уникальный талант, обеспечивший ему быстрый рост по служебной лестнице в годы работы на Нуль-Корпорацию.
   Единственное, что Гордиан помнил плохо, а многое, пожалуй, не помнил вообще – это события до своего первого воскрешения, первую действительно настоящую жизнь в неизвестном мире, в честь которого он назвал главную звезду в своем единственном на данный момент частном кластере. Мир этот звался «Каталаун». Мир без Корпорации…
   Триста шестьдесят лет – ничтожный срок для Бога и огромный для примитивной твари, которой является человек. Население созданных Гором миров ничтоже сумняшеся почитало его Божеством, Абсолютным и Единственным в своем роде (что было неправдой), Творцом вселенной и Создателем их миров (что вне сомнений являлось истиной). Однако сам Гордиан Рэкс всегда знал, что собой представляет.
   В своей прошлой жизни он был мастером фехтования. Не Мастером с большой буквы, великим ратоборцем или прославленным бретером, а скромным учителем фехтования где-то в провинции. К сожалению, воспоминания Гора о том периоде оставались весьма туманны и расплывчаты – сказывалось отсутствие пси-способностей, инициированных в нем лишь в момент воскрешения. А с вереницами лет, пробежавших между тем мгновением и сегодняшним утром, эти воспоминания истончились, превратившись в смазанные отрывки. В отзвуки голосов и блики. Истертые, как кадры старого, забытого всеми фильма.
   По большому счету это не имело значения. Ибо Гордиан Рэкс являлся практичным (существом?) и старался жить своим сегодняшним днем, или, учитывая принципиальное бессмертие демиургов, – своим сегодняшним столетием, и не углубляться в тайны метафизики или самопознания. Однако воспоминания о прошлой жизни, настоящие или нет, будоражили его Ка, как ничто другое. Возможно, именно поэтому, каждый свободный день, а после достижения вершин карьеры их теперь у него было более чем достаточно, Гордиан старался проводить в своем тренировочном зале.