86. ВТОРАЯ ВОЛНА РЕПРЕССИЙ ПСИХОЛОГИИ В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ
В развитии общественных и естественных наук можно выделить критические точки развития, или же деградации, выявив векторы, определившие дальнейшее движение мысли ученых.
Если обратиться к истории общественной мысли и науки в нашей стране в 30-50-е гг., то в ней легко обнаружить критические временные точки, выступающие в качестве аналога года «великого перелома» в СССР, которым, как известно, был 1929 г. Для философии в этой роли выступил 1931 г. – дата опубликования постановления ЦК ВКП(б) «О журнале „Под знаменем марксизма“», после чего философская мысль от рекомендованного в 1922 г. В.И. Лениным углубленного изучения гегелевской диалектики ускоренным темпом покатилась к уровню, задаваемому написанным И.В. Сталиным разделом «О диалектическом и историческом материализме» в четвертой главе «Краткого курса истории ВКП(б)». Год 1938-й, когда вышел в свет «Краткий курс», был переломным не только для истории партии, но и для гражданской истории СССР. 1948 год стал таким для всего цикла биологических наук после разгрома, который им учинил Т.Д. Лысенко на августовской сессии ВАСХНИЛ, и 1950 г. – для филологических наук, когда они насильственным образом оказались оплодотворены публикацией брошюры Сталина «Марксизм и вопросы языкознания».Именно в 1950 г. произошел второй «великий перелом» в развитии психологической науки (первый следует отнести к 1936 г., когда были разгромлены педология и психотехника. Второй «перелом» осуществила Объединенная научная сессия АН и АМН СССР, посвященная учению И.П. Павлова. В дальнейшем ей присвоили имя «павловской».
На сессии были сделаны два главных доклада. С ними выступили академик К.М. Быков и профессор А.Г. Иванов-Смоленский. С этого момента они обрели статус верховных жрецов культа Павлова. Доклад одобрен ЦК ВКП(б). Это разумелось само собой – на основе учета опыта августовской сессии ВАСХНИЛ, где информация об одобрении ЦК была сообщена Т.Д. Лысенко уже после того, как некоторые выступающие в прениях неосторожно взяли под сомнение непогрешимость принципов «мичуринской» биологии. Подобного на «павловской» сессии дожидаться не стали, а начались славословия в адрес главных докладчиков, «верных павловцев», наконец, якобы открывших всем глаза на это замечательное учение. При этом подразумевалось, что до той поры никто об этом не догадывался.
Таким образом, два человека оказались во главе целого куста наук: физиологии, психологии, психиатрии, неврологии, дефектологии, да и вообще всей медицины.
Можно высказать гипотезу, что здесь действовал сложившийся в годы сталинизма своего рода социально-психологический «закон диады». Как известно, одним из тактических шагов Сталина в политике было стремление изобразить себя едва ли не единственным соратником и продолжателем дела Ленина. Отсюда сакраментальная формула: «Сталин – это Ленин сегодня». При этом возникала симметрия: тогда «Маркс – Энгельс», теперь «Ленин – Сталин». Эта симметрия отвечала тому, что в психологии обозначается понятием «прегнантность» (хорошая, законченная форма). В дальнейшем, когда начали формироваться по примеру культа личности вождя новые «микрокультики», за которые чаще всего не несет ответственности тот или иной их персонаж, они конструировались по тому же диалектическому принципу и своей прегнантностью поддерживали главную диаду «Ленин – Сталин».
В 1950 г., казалось бы, начинает складываться новая пара «вождей», открывших своими докладами «павловскую» сессию. К сожалению, этот режим, хотя и недолго существовавший, успел причинить долговременный ущерб не одной, а многим наукам, в том числе и психологической.
Если обратиться к истории общественной мысли и науки в нашей стране в 30-50-е гг., то в ней легко обнаружить критические временные точки, выступающие в качестве аналога года «великого перелома» в СССР, которым, как известно, был 1929 г. Для философии в этой роли выступил 1931 г. – дата опубликования постановления ЦК ВКП(б) «О журнале „Под знаменем марксизма“», после чего философская мысль от рекомендованного в 1922 г. В.И. Лениным углубленного изучения гегелевской диалектики ускоренным темпом покатилась к уровню, задаваемому написанным И.В. Сталиным разделом «О диалектическом и историческом материализме» в четвертой главе «Краткого курса истории ВКП(б)». Год 1938-й, когда вышел в свет «Краткий курс», был переломным не только для истории партии, но и для гражданской истории СССР. 1948 год стал таким для всего цикла биологических наук после разгрома, который им учинил Т.Д. Лысенко на августовской сессии ВАСХНИЛ, и 1950 г. – для филологических наук, когда они насильственным образом оказались оплодотворены публикацией брошюры Сталина «Марксизм и вопросы языкознания».Именно в 1950 г. произошел второй «великий перелом» в развитии психологической науки (первый следует отнести к 1936 г., когда были разгромлены педология и психотехника. Второй «перелом» осуществила Объединенная научная сессия АН и АМН СССР, посвященная учению И.П. Павлова. В дальнейшем ей присвоили имя «павловской».
На сессии были сделаны два главных доклада. С ними выступили академик К.М. Быков и профессор А.Г. Иванов-Смоленский. С этого момента они обрели статус верховных жрецов культа Павлова. Доклад одобрен ЦК ВКП(б). Это разумелось само собой – на основе учета опыта августовской сессии ВАСХНИЛ, где информация об одобрении ЦК была сообщена Т.Д. Лысенко уже после того, как некоторые выступающие в прениях неосторожно взяли под сомнение непогрешимость принципов «мичуринской» биологии. Подобного на «павловской» сессии дожидаться не стали, а начались славословия в адрес главных докладчиков, «верных павловцев», наконец, якобы открывших всем глаза на это замечательное учение. При этом подразумевалось, что до той поры никто об этом не догадывался.
Таким образом, два человека оказались во главе целого куста наук: физиологии, психологии, психиатрии, неврологии, дефектологии, да и вообще всей медицины.
Можно высказать гипотезу, что здесь действовал сложившийся в годы сталинизма своего рода социально-психологический «закон диады». Как известно, одним из тактических шагов Сталина в политике было стремление изобразить себя едва ли не единственным соратником и продолжателем дела Ленина. Отсюда сакраментальная формула: «Сталин – это Ленин сегодня». При этом возникала симметрия: тогда «Маркс – Энгельс», теперь «Ленин – Сталин». Эта симметрия отвечала тому, что в психологии обозначается понятием «прегнантность» (хорошая, законченная форма). В дальнейшем, когда начали формироваться по примеру культа личности вождя новые «микрокультики», за которые чаще всего не несет ответственности тот или иной их персонаж, они конструировались по тому же диалектическому принципу и своей прегнантностью поддерживали главную диаду «Ленин – Сталин».
В 1950 г., казалось бы, начинает складываться новая пара «вождей», открывших своими докладами «павловскую» сессию. К сожалению, этот режим, хотя и недолго существовавший, успел причинить долговременный ущерб не одной, а многим наукам, в том числе и психологической.
87. РОССИЙСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ В НОВЫХ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ УСЛОВИЯХ
Есть основания считать, что ни в одной стране за пределами так называемого «социалистического лагеря» развитие науки не находилось в такой зависимости от изменений в политической жизни общества, как это происходило в государствах, подверженных влиянию большевистской идеологии. В первую очередь это относится к России. Понятно, что те изменения в экономике и политике, которые произошли в новых условиях, существенно сказались на общей ситуации в российской науке вообще и на обществоведческих науках в частности. Это обстоятельство в полной мере касается психологии. Тоталитарное общество было заинтересовано в существовании лишь такой науки, которая отказывалась от анализа психологии человека, чтобы тем самым не привлекать внимание к реальному состоянию дел в общественной жизни. Во второй половине 80-х гг. в российской психологии начинают давать о себе знать новые подходы и тенденции, свидетельствующие о начале коренной ломки привычных стереотипов. Эти изменения определяют судьбу науки в новых социально-экономических условиях.
Психология оказалась недостаточно подготовленной к новым требованиям, с которыми столкнулась и должна была справляться личность вчерашнего «советского человека» в необычных для нее обстоятельствах жизни и деятельности. Этим воспользовались лица, попытавшиеся в ответ на резко возросшие интерес к психологии, потребность в научном знании о человеке предложить «рецепты», далекие от этого знания. Пользуясь тем, что возникла вера в психологию как панацею, якобы обеспечивающую продуктивное решение всех возможных практических задач, они взамен апробированных научной практикой средств и способов получения достоверной информации выдают за спасительную истину доморощенные, а порой и опасные для физического и психического здоровья советы и рекомендации, которые не имеют отношения к науке и выступают в качестве ее грубых эрзацев, а иногда и в виде откровенного обмана. В результате этого взаимодействия невежественности заказчика и недобросовестности исполнителя, предлагающего свои, якобы психологические, услуги, подрыв доверия к науке приобретает угрожающие размеры. Труды и усилия огромного числа доморощенных «психологов» смыкаются с активностью, которую проявляют представители различных оккультных наук. Колдовство, ворожба, гадание, привораживание неверного супруга – все это нередко проходит под эгидой «психологии», воспринимающейся обывателями в качестве науки, которая «все может». За этими негативными явлениями нередко стоит безответственность средств массовой информации, прежде всего ТВ, которое охотно предоставляет время и место в своих программах колдунам, гадалкам, экстрасенсам и пр., нередко рекомендуемым зрителям в качестве «психологов». Нарастание волны оккультизма грозит стать опасностью, способной привести к размыванию психологии как науки, к подмене ее объективных данных бездоказательными, но эффектными измышлениями псевдопсихологов.
Этому способствует и то, что в последнее время явно снизились показатели квалифицированности тех специалистов, которые вошли в практическую работу, не имея соответствующего базового образования. Серьезную угрозу представляет деятельность всевозможных краткосрочных курсов, хотя и лицензированных, но явно лишенных научного потенциала, где подготовка психологов поставлена на поток и осуществляется «профессорами», которые порой сведущи в вопросах преподаваемой ими науки не более, чем студенты, которым они читают лекции. Известны случаи, когда сертификат психологов выдавался после одного месяца обучения в такого рода учебном заведении. В результате отсутствия контроля со стороны государства и при безучастности научного сообщества оказалось для многих возможным именовать себя «психологами» без каких-либо на то оснований.
Психология оказалась недостаточно подготовленной к новым требованиям, с которыми столкнулась и должна была справляться личность вчерашнего «советского человека» в необычных для нее обстоятельствах жизни и деятельности. Этим воспользовались лица, попытавшиеся в ответ на резко возросшие интерес к психологии, потребность в научном знании о человеке предложить «рецепты», далекие от этого знания. Пользуясь тем, что возникла вера в психологию как панацею, якобы обеспечивающую продуктивное решение всех возможных практических задач, они взамен апробированных научной практикой средств и способов получения достоверной информации выдают за спасительную истину доморощенные, а порой и опасные для физического и психического здоровья советы и рекомендации, которые не имеют отношения к науке и выступают в качестве ее грубых эрзацев, а иногда и в виде откровенного обмана. В результате этого взаимодействия невежественности заказчика и недобросовестности исполнителя, предлагающего свои, якобы психологические, услуги, подрыв доверия к науке приобретает угрожающие размеры. Труды и усилия огромного числа доморощенных «психологов» смыкаются с активностью, которую проявляют представители различных оккультных наук. Колдовство, ворожба, гадание, привораживание неверного супруга – все это нередко проходит под эгидой «психологии», воспринимающейся обывателями в качестве науки, которая «все может». За этими негативными явлениями нередко стоит безответственность средств массовой информации, прежде всего ТВ, которое охотно предоставляет время и место в своих программах колдунам, гадалкам, экстрасенсам и пр., нередко рекомендуемым зрителям в качестве «психологов». Нарастание волны оккультизма грозит стать опасностью, способной привести к размыванию психологии как науки, к подмене ее объективных данных бездоказательными, но эффектными измышлениями псевдопсихологов.
Этому способствует и то, что в последнее время явно снизились показатели квалифицированности тех специалистов, которые вошли в практическую работу, не имея соответствующего базового образования. Серьезную угрозу представляет деятельность всевозможных краткосрочных курсов, хотя и лицензированных, но явно лишенных научного потенциала, где подготовка психологов поставлена на поток и осуществляется «профессорами», которые порой сведущи в вопросах преподаваемой ими науки не более, чем студенты, которым они читают лекции. Известны случаи, когда сертификат психологов выдавался после одного месяца обучения в такого рода учебном заведении. В результате отсутствия контроля со стороны государства и при безучастности научного сообщества оказалось для многих возможным именовать себя «психологами» без каких-либо на то оснований.
88. ПРОБЛЕМА ДЕИДЕОЛОГИЗАЦИИ ПСИХОЛОГИИ
Официальной идеологической базой психологии советского периода был марксизм-ленинизм. Отход психологии от этих, казавшихся незыблемыми и несокрушимыми позиций, при всей его неизбежности и радикальности не имел революционного характера и был скорее эволюционным движением, которое за истекшее десятилетие привело к необратимым изменениям в содержании и структуре научного знания.
Сравнительно легко и безболезненно прошло освобождение от традиционной марксистской атрибутики,которая пронизывала все выходившие из печати психологические книги и статьи на протяжении пятидесяти – шестидесяти лет в СССР. Ни одна монография, ни один вузовский учебник не мог быть опубликован без обязательного набора цитат и ссылок. Преодолеть начетнические штампы не представляло труда в связи с тем, что при их исключении из текста серьезных содержательных изменений в нем не происходило. Когда необходимость в подобной страховке отпала, подобные цитаты и ссылки оказались попросту излишними.
Несопоставимо большие трудности были связаны с постепенным изменением традиционных воззрений психологического сообщества, которые десятилетиями формировались с опорой на убежденность в том, что единственно верной, правильной и надежной основой плодотворного развития психологической науки является марксизм. Эта убежденность имеет свои исторические корни. В период становления психологии в Советской России важнейшей задачей считалось создание адекватных как логике науки, так и социальным потребностям методологических основ конкретных психологических исследований. В этой ситуации прежней интроспективной психологии противостояли концепции, претендовавшие на детерминистское объяснение поведения, по существу же являвшиеся механистическими.
Нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что многие диалектические идеи, идущие от Гегеля и Маркса, были конструктивным началом разработок, к примеру, психологии развития, основ детской и педагогической психологии и других разделов и отраслей науки.
Ошибка психологов в годы советской власти была не в том, что они обращались к трудам Маркса и Энгельса, а в том, что они стремились видеть в этих трудах единственный источник философской мысли, все определяющий в психологической методологии и теории. Этот подход предельно сужал философские основы психологии, вынуждал игнорировать и даже огульно отрицать все, что не получало подтверждения в трудах «классиков марксизма», что закрывало весь спектр философских учений, которые могли способствовать развитию психологической мысли.
Следует иметь в виду, что при всей оправданности и необходимости развернувшейся в настоящее время деидеологизации психологии были бы ошибочными попытки сбросить Маркса «с парохода современности», отказаться от обращения к его трудам только на том основании, что коммунистическое руководство сделало все возможное, чтобы превратить его в икону, а его работы – в некий «Новый завет». Маркс – один из выдающихся мыслителей XIX в., и не его вина, что в XX столетии он был канонизирован догматиками, оказавшимися у власти.
В настоящее время деидеологизация науки сняла ограничения с творческой мысли психологов. Однако нельзя рассчитывать на то, что это обстоятельство само по себе обеспечит формирование теоретической базы для развития психологической науки. Деидеологизация психологии для этого – необходимое, но еще недостаточное условие. Это только начало перестройки психологии, но никак не ее завершение.
Сравнительно легко и безболезненно прошло освобождение от традиционной марксистской атрибутики,которая пронизывала все выходившие из печати психологические книги и статьи на протяжении пятидесяти – шестидесяти лет в СССР. Ни одна монография, ни один вузовский учебник не мог быть опубликован без обязательного набора цитат и ссылок. Преодолеть начетнические штампы не представляло труда в связи с тем, что при их исключении из текста серьезных содержательных изменений в нем не происходило. Когда необходимость в подобной страховке отпала, подобные цитаты и ссылки оказались попросту излишними.
Несопоставимо большие трудности были связаны с постепенным изменением традиционных воззрений психологического сообщества, которые десятилетиями формировались с опорой на убежденность в том, что единственно верной, правильной и надежной основой плодотворного развития психологической науки является марксизм. Эта убежденность имеет свои исторические корни. В период становления психологии в Советской России важнейшей задачей считалось создание адекватных как логике науки, так и социальным потребностям методологических основ конкретных психологических исследований. В этой ситуации прежней интроспективной психологии противостояли концепции, претендовавшие на детерминистское объяснение поведения, по существу же являвшиеся механистическими.
Нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что многие диалектические идеи, идущие от Гегеля и Маркса, были конструктивным началом разработок, к примеру, психологии развития, основ детской и педагогической психологии и других разделов и отраслей науки.
Ошибка психологов в годы советской власти была не в том, что они обращались к трудам Маркса и Энгельса, а в том, что они стремились видеть в этих трудах единственный источник философской мысли, все определяющий в психологической методологии и теории. Этот подход предельно сужал философские основы психологии, вынуждал игнорировать и даже огульно отрицать все, что не получало подтверждения в трудах «классиков марксизма», что закрывало весь спектр философских учений, которые могли способствовать развитию психологической мысли.
Следует иметь в виду, что при всей оправданности и необходимости развернувшейся в настоящее время деидеологизации психологии были бы ошибочными попытки сбросить Маркса «с парохода современности», отказаться от обращения к его трудам только на том основании, что коммунистическое руководство сделало все возможное, чтобы превратить его в икону, а его работы – в некий «Новый завет». Маркс – один из выдающихся мыслителей XIX в., и не его вина, что в XX столетии он был канонизирован догматиками, оказавшимися у власти.
В настоящее время деидеологизация науки сняла ограничения с творческой мысли психологов. Однако нельзя рассчитывать на то, что это обстоятельство само по себе обеспечит формирование теоретической базы для развития психологической науки. Деидеологизация психологии для этого – необходимое, но еще недостаточное условие. Это только начало перестройки психологии, но никак не ее завершение.
89. ОТ «ФУНКЦИОНАЛИЗМА» К ИЗУЧЕНИЮ ЧЕЛОВЕКА
Систематически многие годы психологии предъявлялись требования «изжить функционализм». Для этого обвинения были определенные основания. Действительно,
наиболее успешные разработки были обращены к изучению отдельных психических функций.Так, восприятия и ощущения были исследованы в трудахС.В. Кравкова, Г.Х. Кекчеева, Ю.М. Забродина, А.В. Запорожца, В.П. Зинченко и др. Внимание изучалось Н.Ф. Добрыниным. Память изучалась Л.В. Занковым, П.И. Зинченко, А.А. Смирновым, Е.Н. Соколовым, мышление – А.В. Брушлинским, П.Я. Гальпериным, А.Н. Леонтьевым, Н.А. Менчинской, Н.Н. Нечаевым, O.K. Тихомировым, П.А. Шевыревым, речь – Н.И. Жинкиным, А.А. Леонтьевым, А.Н. Соколовым, темперамент и тип нервной деятельности – М.М. Кочубеем, B.C. Мерлиным, В.Д. Небылицыным, Е.Я. Палеем, И.В. Равич-Щерба, Б.М. Тепловым, саморегуляция – Г.И. Ангушевым, О.А. Конопкиным и др., деятельность – Е.А. Климовым, В.А. Шодриковым. При всей несомненной значимости этих исследований они действительно не могли дать целостный образ человека, и в этом отношении предъявлять им требования о преодолении «функционализма» невозможно. Для того чтобы перейти от описания отдельных психических свойств и особенностей к понятиям, их интегрирующим, необходимо было преодолеть идеологический барьер. «Партократическое руководство» наукой не было заинтересовано в получении объективной картины личности «советского человека», которая могла разрушить идиллический образ, с помощью которого на протяжении многих лет желаемое выдавалось за действительное.
Этот парадный образ «нового советского человека» с использованием различных пропагандистских средств целенаправленно формировался прозой и поэзией. Свой вклад вносила и «научная литература». Для психологии это означало подмену целостного изучения человека (и тем самым реальный отход от «функционализма») в пользу мифотворчества. Если исследование (прежде всего экспериментальное) психических свойств и особенностей хотя и грешило тем, что именовали «функционализмом», но имело объективный характер, то построение образа советского человека ограничивалось «иконописью» и отказ от «функционализма» сознательно профанировался и на деле оказывался фальсифицированным.
Вместе с тем сотворение мифологем было далеко не безобидным и явно препятствовало использованию данных психологии в практике, что в первую очередь сказалось в сфере образования.
Конструируемые модели педагогического процесса могли строиться только на базе глубокого знания человека. Известна формула К.Д. Ушинского: «Если педагогика хочет воспитать человека во всех отношениях, то она должна прежде узнать его тоже во всех отношениях».
Между тем «узнать человека во всех отношениях» отнюдь не означает приписать ему те черты, которые желательны воспитателю, и в дальнейшем уже иметь дело не с реальными детьми и подростками, а с идеализированной моделью воспитанника, стерильно очищенного от всего нежелательного, а затем «узнать» только те его черты, которые соответствуют этой модели. Но именно так и выглядели дети и подростки на страницах педагогической литературы.
В настоящее время можно считать, что вполне осознается потребность в смене парадигмы в сфере изучения человека как предмета конкретно-исторической психологии. Эта тенденция в большей или меньшей мере оказывается эксплицированной в трудах российских психологов, где человек рассматривается и изучается в его основных «ипостасях»: как индивид; как индивидуальность; как субъект; как «Я-образ»; как носитель социальных ролей в качестве личности, объединяющей и интегрирующей все эти феномены.
Этот парадный образ «нового советского человека» с использованием различных пропагандистских средств целенаправленно формировался прозой и поэзией. Свой вклад вносила и «научная литература». Для психологии это означало подмену целостного изучения человека (и тем самым реальный отход от «функционализма») в пользу мифотворчества. Если исследование (прежде всего экспериментальное) психических свойств и особенностей хотя и грешило тем, что именовали «функционализмом», но имело объективный характер, то построение образа советского человека ограничивалось «иконописью» и отказ от «функционализма» сознательно профанировался и на деле оказывался фальсифицированным.
Вместе с тем сотворение мифологем было далеко не безобидным и явно препятствовало использованию данных психологии в практике, что в первую очередь сказалось в сфере образования.
Конструируемые модели педагогического процесса могли строиться только на базе глубокого знания человека. Известна формула К.Д. Ушинского: «Если педагогика хочет воспитать человека во всех отношениях, то она должна прежде узнать его тоже во всех отношениях».
Между тем «узнать человека во всех отношениях» отнюдь не означает приписать ему те черты, которые желательны воспитателю, и в дальнейшем уже иметь дело не с реальными детьми и подростками, а с идеализированной моделью воспитанника, стерильно очищенного от всего нежелательного, а затем «узнать» только те его черты, которые соответствуют этой модели. Но именно так и выглядели дети и подростки на страницах педагогической литературы.
В настоящее время можно считать, что вполне осознается потребность в смене парадигмы в сфере изучения человека как предмета конкретно-исторической психологии. Эта тенденция в большей или меньшей мере оказывается эксплицированной в трудах российских психологов, где человек рассматривается и изучается в его основных «ипостасях»: как индивид; как индивидуальность; как субъект; как «Я-образ»; как носитель социальных ролей в качестве личности, объединяющей и интегрирующей все эти феномены.
90. ПСИХОЛОГИЯ В УСЛОВИЯХ ВОСТРЕБОВАННОСТИ
В годы советской власти психология развивалась как преимущественно академическая наука. Именно такой характер имела деятельность основных психологических учреждений. Достаточно сказать, что до начала 70-х гг. именно таким являлся единственный в России психологический институт (основанный в 1914 г. Г.И. Челпановым). И хотя в этом институте и других научных учреждениях были получены существенно важные результаты, однако практикой они учитывались весьма слабо.
Российская психология вправе гордиться работами многих выдающихся ученых,однако эти труды получали недостаточное продолжение в конкретных разработках проблематики обучения, труда, культуры общества. Они оставались в большей или меньшей степени невостребованными в связи с тем, что психология не входила в круг наук, без которых в те времена не могли развиваться общество и государство.
Парадигмальные изменения, которые произошли в психологии на рубеже 80-90-х гг., в качестве своего прямого последствия имели обращение ее к социальной практике. У психологов исчезли опасения, что правда, которую могут нести их изыскания, может не понравиться власть предержащим. Более того, от психологии ожидают, и не без оснований, что она способна предложить ориентиры для социальной практики, открыть то, что недоступно другим отраслям знаний. К концу XX в. в России психология становится востребованной наукой, с большим или меньшим успехом отвечающей вызову времени.
За несколько последних лет резко увеличилось число учреждений, в которых представлена прикладная психологическая проблематика. Издаются многие новые журналы, в которых освещаются результаты практико-ориентированных исследований. При существенном сокращении диссертаций, защищаемых по проблематике общей психологии (что само по себе не является отрадным обстоятельством), во много раз увеличился поток диссертационных работ, посвященных проблемам педагогической, инженерной, военной, судебной и другим прикладным отраслям психологии.
Следует особо выделить востребованность психологии в сфере образования. Уже одно появление психологической службы в школе и повсеместное включение психологов в работу образовательного учреждения свидетельствует о новом этапе распространения ее влияния на все формы педагогической деятельности. Многообразие типов учебно-воспитательных учреждений, присущее новому времени, диктовало необходимость психологического обоснования работы в этих разнохарактерных образовательных системах. Повышение требований к эффективности процессов обучения в школе, которые представляют родители, готовые в ряде случаев оплачивать качественные дополнительные образовательные услуги, вынуждают руководство гимназий и лицеев обращаться к психологам, способным поставить учебно-воспитательную работу на научно обоснованный путь совершенствования и развития. Примечательный факт: весной 1995 г. Коллегия Министерства образования Российской Федерации приняла беспрецедентное решение о «психологизации всей школьной работы в стране». Изменения ситуации в дошкольном воспитании детей, когда государственные дошкольные учреждения, детские сады во многом уступают место семье в решении воспитательных задач, способствовало созданию и развитию системы психологического консультирования семьи, включающего психотерапию. Продолжается развитие психологии труда. Вместе с тем следует сказать о том, что существенно отстает разработка вопросов психологии воспитания, хотя можно назвать ряд исследований, где этой проблематике уделяется серьезное внимание. Новой для психологии в стране оказалась разработка проблем политической психологии.
Парадигмальные изменения, которые произошли в психологии на рубеже 80-90-х гг., в качестве своего прямого последствия имели обращение ее к социальной практике. У психологов исчезли опасения, что правда, которую могут нести их изыскания, может не понравиться власть предержащим. Более того, от психологии ожидают, и не без оснований, что она способна предложить ориентиры для социальной практики, открыть то, что недоступно другим отраслям знаний. К концу XX в. в России психология становится востребованной наукой, с большим или меньшим успехом отвечающей вызову времени.
За несколько последних лет резко увеличилось число учреждений, в которых представлена прикладная психологическая проблематика. Издаются многие новые журналы, в которых освещаются результаты практико-ориентированных исследований. При существенном сокращении диссертаций, защищаемых по проблематике общей психологии (что само по себе не является отрадным обстоятельством), во много раз увеличился поток диссертационных работ, посвященных проблемам педагогической, инженерной, военной, судебной и другим прикладным отраслям психологии.
Следует особо выделить востребованность психологии в сфере образования. Уже одно появление психологической службы в школе и повсеместное включение психологов в работу образовательного учреждения свидетельствует о новом этапе распространения ее влияния на все формы педагогической деятельности. Многообразие типов учебно-воспитательных учреждений, присущее новому времени, диктовало необходимость психологического обоснования работы в этих разнохарактерных образовательных системах. Повышение требований к эффективности процессов обучения в школе, которые представляют родители, готовые в ряде случаев оплачивать качественные дополнительные образовательные услуги, вынуждают руководство гимназий и лицеев обращаться к психологам, способным поставить учебно-воспитательную работу на научно обоснованный путь совершенствования и развития. Примечательный факт: весной 1995 г. Коллегия Министерства образования Российской Федерации приняла беспрецедентное решение о «психологизации всей школьной работы в стране». Изменения ситуации в дошкольном воспитании детей, когда государственные дошкольные учреждения, детские сады во многом уступают место семье в решении воспитательных задач, способствовало созданию и развитию системы психологического консультирования семьи, включающего психотерапию. Продолжается развитие психологии труда. Вместе с тем следует сказать о том, что существенно отстает разработка вопросов психологии воспитания, хотя можно назвать ряд исследований, где этой проблематике уделяется серьезное внимание. Новой для психологии в стране оказалась разработка проблем политической психологии.