Ионеско Эжен. Бред вдвоем

Э.Ионеско. Бред вдвоем

   Перевод с французского Е. Дюшен
   Москва, изд-во "Искусство", 1991
   OCR & spellcheck: Ольга Амелина, октябрь 2005
 
   Цилле Челтон,
   Иву Пено,
   Антуану Бурселье
 
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
 
   О н а.
   О н.
   С о л д а т, с о с е д и.
 
   Ничем не примечательная комната. Стулья, кровать, туалетный столик, в глубине окно, дверь направо, дверь налево. Она сидит за туалетом, около двери на авансцене слева. Он с раздражением, хотя и не слишком явным, расхаживает по комнате, заложив руки за спину, уставившись в потолок, как бы следя за полетом мух. С улицы слышен шум, истошные кри¬ки, выстрелы. Первые шестьдесят секунд никто не про¬износит ни слова — мужчина расхаживает по комнате, женщина занята своим туалетом. На мужчине доволь¬но грязный халат. Халат женщины говорит о былом кокетстве. Мужчина небрит, и оба они немолоды.
 
   Она. Ты мне сулил роскошную жизнь! Так где же она? А я ради твоих прекрасных глаз рассталась с мужем! Боже, какая я была романтическая дура! Да ведь мой муж был в сто раз лучше тебя, обольститель! Он со мной по-глупому не спорил!
   Он. Ну я же не нарочно. Ты несешь чепуху, вот я и воз¬ражаю. Истина — это моя страсть.
   Она. При чем здесь истина? Говорю тебе: разницы нет. Вот и вся истина. Улитка и черепаха — это одно и то же.
   Он. Да нет же, это разные животные.
   Она. Сам ты животное. Дурак.
   Он. От дуры слышу.
   Она. Не оскорбляй меня, безумец, мерзавец, обольсти¬тель.
   Он. Да ты хоть выслушай меня.
   Она. Почему это я должна тебя слушать? Семнадцать лет тебя слушаю. Я уже семнадцать лет без мужа, без крыши над головой.
   Он. Это тут ни при чем.
   Она. А что при чем?
   Он. То, о чем мы спорим.
   Она. Да нет, тут не о чем спорить. Улитка и черепаха — это одно и то же.
   Он. Нет, не одно и то же.
   Она. Нет, одно.
   Он. Да тебе любой скажет.
   Она. Кто — любой? У черепахи есть панцирь? Отвечай.
   Он. Ну?
   Она. У улитки есть раковина?
   Он. Ну?
   Она. Разве улитка и черепаха не прячутся в свой домик?
   Он. Ну?
   Она. Разве черепаха, как и улитка, не медлительна? Раз¬ве она не покрыта слизью? Разве у нее не короткое туловище? Разве это не маленькая рептилия?
   Он. Ну?
   Она. Вот я и доказала. Разве не говорят «со скоростью черепахи» и «со скоростью улитки»? Разве улитка, то есть черепаха, не ползает?
   Он. Не совсем так.
   Она. Не совсем так — что? Ты хочешь сказать, что улитка не ползает?
   Он. Нет, нет.
   Она. Ну вот видишь, это то же самое, что черепаха.
   Он. Да нет.
   Она. Упрямец, улитка! Объясни почему.
   Он. Потому что.
   Она. Черепаха, то есть улитка, носит свой домик на спи¬не. Этот домик сидит на ней как влитой, потому она и называется улитка.
   Он. Слизняк тоже нечто вроде улитки. Это улитка без домика. А черепаха с улиткой не имеет ничего общего. Как видишь, ты не права.
   Она. Ну, раз ты так силен в зоологии, объясни мне, по¬чему я не права.
   Он. Ну потому что...
   Она. Объясни мне, в чем разница, если она вообще есть.
   Он. Потому что... разница... Есть и кое-что общее, не мо¬гу отрицать.
   Она. Почему же ты тогда отрицаешь?
   Он. Разница в том, что... В том, что... Нет, бесполезно, ты не хочешь ее замечать, мне уже надоело тебе доказы¬вать, хватит. С меня достаточно.
   Она. Ты ничего не хочешь объяснять, потому что не прав. Тебе просто крыть нечем. Если бы ты спорил честно, ты бы так и сказал. Но ты не хочешь спра¬ведливого спора и никогда не хотел.
   Он. Боже, что за ерунда! Подожди, слизняк относится к классу... то есть улитка... А черепаха...
   Она. Нет, хватит. Лучше замолчи. Не могу слышать этот бред.
   Он. И я тебя слышать не могу. Ничего не хочу слышать.
 
   Раздается сильный взрыв.
 
   Она. Мы никогда не договоримся.
   Он. Где уж нам. (Пауза.) Слушай, а у черепахи есть рожки?
   Она. Я не смотрела.
   Он. У улитки есть.
   Она. Не всегда. Только когда она их показывает. А чере¬паха — это улитка, которая не показывает рожки. Чем питается черепаха? Салатом. И улитка тоже. Так что это одно животное. Скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты. И потом — и черепаху и улитку едят.
   Он. Но их же готовят по-разному.
   Она. А друг друга они не едят, волки тоже друг друга не едят. Потому что они одного вида. В самом край¬нем случае это два подвида. Но все равно это один вид, один вид.
   Он. Вид у тебя идиотский.
   Она. Что ты говоришь?
   Он. Что мы с тобой принадлежим к разным видам.
   Она. Заметил наконец.
   Он. Заметил-то я сразу, но слишком поздно. Надо было заметить раньше, пока мы не познакомились. Накану¬не заметить. С первого дня было ясно, что нам друг друга не понять.
   Она. Оставил бы меня с моим мужем, в моей семье, сказал бы, что так будет лучше, о долге бы мне напом¬нил. Мой долг... я выполняла его с радостью, это было чудесно.
   Он. Дернул тебя черт ко мне уходить!
   Она. Ты меня дернул! Обольстил! Семнадцать лет уже! Что я тогда понимала? От детей ушла. Правда, детей не было. Но могли быть. Сколько бы захотелось, столько бы и было. У меня были бы сыновья, я жила бы под их защитой. Семнадцать лет!
   Он. Будут другие семнадцать лет. Еще на семнадцать лет пороху хватит.
   Она. Ты же не хочешь признать очевидного. Во-первых, слизняк свой домик просто не показывает. Так что это улитка. А значит, черепаха.
   Он. Ага, вспомнил, улитка — это моллюск, брюхоногий моллюск.
   Она. Сам ты моллюск. Моллюск мягкий. Как черепаха. Как улитка. Никакой разницы. Если улитку напугать, она спрячется в свой домик, и черепаха тоже. Вот и вы¬ходит, что это одно животное.
   Он. Ладно, будь по-твоему, сколько лет ругаемся из-за черепахи и улитки...
   Она. Улитки и черепахи.
   Он. Как угодно, сил нет все это слушать. (Пауза.) Я тоже ушел от жены. Правда, мы тогда уже разве¬лись. Будем утешаться тем, что до нас это случалось с тысячами людей. Разводиться не следует. Если бы я не женился, я бы не развелся. Не знаешь, как лучше.
   Она. Да, с тобой никогда не знаешь. Ты на все способен. Ты ни на что не способен.
   Он. Жизнь без будущего — это жизнь без будущего. Это не жизнь.
   Она. Некоторым везет. Везучим везет; а невезучим — не везет.
   Он. Мне жарко.
   Она. А мне холодно. Не вовремя тебе жарко.
   Он. Вот, опять непонимание. Вечное непонимание. Я от¬крою окно.
   Она. Ты хочешь меня заморозить. Ты меня погубишь.
   Он. Зачем мне тебя губить, я вздохнуть хочу.
   Она. Но ведь ты же говорил, что нужно смириться с духотой.
   Он. Когда я это говорил? Не мог я такого сказать!
   Она. Нет, мог. В прошлом году. Мелешь бог знает что. Сам себе противоречишь.
   Он. Я себе не противоречу. Просто тогда было другое время года.
   Она. Когда тебе холодно, ты мне не даешь окно откры¬вать.
   Он. Вот твой главный недостаток: когда мне холодно, тебе жарко, когда мне жарко — тебе холодно. Если одному жарко, другому обязательно холодно.
   Она. Если одному холодно, другому обязательно жарко.
   Он. Нет, если одному жарко, другому обязательно хо¬лодно.
   Она. Это потому, что ты не такой, как все.
   Он. Я не такой, как все?
   Она. Да. К несчастью, ты не такой, как все.
   Он. Нет. К счастью, я не такой, как все.
 
   Взрыв.
 
   Она. К несчастью.
 
   Взрыв.
 
   Он. К счастью.
 
   Взрыв.
 
   Взрыв. Я не обычный человек, я не похож на всех этих болванов. На этих болванов, с которыми ты як¬шаешься.
 
   Взрыв.
 
   Она. Надо же, взрыв.
   Он. Я не человек без роду, без племени! Мне случалось быть гостем принцесс, у которых были декольте до пупа, прикрытые сверху корсажем, а то они были бы вовсе нагишом. Меня посещали гениальные мысли, и я бы их записал, если бы меня попросили. Я мог бы стать поэтом.
   Она. Не воображай, будто ты умнее других; я тоже в это поверила в минуту безумия. Нет, неправда. Я просто сделала вид, что поверила. Ты меня обольстил, вот и поверила. Но все равно ты кретин.
   Он. Кретинка!
   Она. Кретин! Обольститель!
   Он. Не оскорбляй меня. Не зови меня обольстителем. Бесстыдница.
   Она. Это не оскорбление. Я просто вывожу тебя на чистую воду.
   Он. Я тоже тебя выведу на чистую воду. Дай-ка я сот¬ру твою штукатурку. (Наотмашь бьет ее по лицу.)
   Она. Мерзавец! Обольститель! Обольститель!
   Он. Осторожно... берегись!
   Она. Дон Жуан! (Дает ему пощечину.) Прекрасно!
   Он. Замолчи!.. Послушай!
 
   Шум на улице становится сильнее, слышны крики, выстрелы, причем теперь они раздаются ближе, чем раньше, то есть прямо под окном. Мужчина, собирав¬шийся резко ответить на оскорбление, внезапно зами¬рает, женщина тоже.
 
   Она. Что там еще такое? Открой же окно. Посмотри.
   Он. Ты только что говорила, что не надо его открывать.
   Она. Сдаюсь. Смотри, какая я лапочка.
   Он. Да, лгунья, на сей раз ты не врешь. Впрочем, тебе не будет холодно. По-моему, потеплело. (Открывает окно и выглядывает на улицу.)
   Она. Что там?
   Он. Ничего. Трое убитых.
   Она. Кто именно?
   Он. По одному с каждой стороны. И еще один прохожий, сохранявший нейтралитет.
   Она. Не стой у окна. Они тебя пристрелят.
   Он. Сейчас закрою. (Закрывает окно.) Кстати, здесь уже не стреляют.
   Она. Значит, они ушли.
   Он. Дай посмотрю.
   Она. Не открывай окно.
 
   Он открывает окно.
 
   Почему они отошли? Как ты думаешь? Закрой окно. Мне холодно.
 
   Он закрывает окно.
 
   С ума сойдешь от жары.
   Он. Они все-таки следят друг за другом. Смотри, видишь две головы с той стороны и с этой? На улицу пока не пойдем. Выходить еще нельзя. Мы потом решим, как быть. Завтра.
   Она. Прекрасный повод опять ничего не решать.
   Он. Что поделаешь.
   Она. И ведь это так дальше и будет. То ураган, то за¬бастовка на железной дороге, потом грипп, потом вой¬на. А когда нет войны, все равно война. Ах! Все так просто. А кто знает, что нас ждет? Догадаться не¬трудно.
   Он. Что ты все то одну прическу делаешь, то другую? Ты и так красивая, красивее не будешь.
   Она. Ты же не любишь, когда я плохо причесана.
   Он. Сейчас не время кокетничать. Совершенно не ко вре¬мени.
   Она. Я опережаю свое время. Я наряжаюсь для прек¬расного будущего.
 
   Окно пробивает пуля.
 
   Он и Она. Ах! Видел? Видела?
   Она. Тебя не ранило?
   Он. Тебя не ранило?
   Она. Я же тебе говорила: закрой ставни.
   Он. Я подам жалобу домовладельцу. Как он это допус¬кает? Где он вообще? На улице, ясное дело, развлекаться пошел. Ох, люди, люди!
   Она. Ну закрой ставни.
 
   Он закрывает ставни. Становится темно.
 
   Послушай, зажги свет. Не сидеть же в темноте.
   Он. Ты же просила закрыть ставни. (В темноте направ¬ляется к выключателю и натыкается на какой-то пред¬мет обстановки.) Ай! Больно!
   Она. Раззява.
   Он. Так, так, ругайся. Где эта чертова штука? В этом доме не сразу поймешь что к чему. Выключатели бог знает где. Место меняют как живые.
 
   Она встает в темноте к выключателю, натыкается на Него.
 
   Она. Мог бы и поосторожнее.
   Он. Ты тоже.
 
   Ей удается зажечь свет.
 
   Она. Ты мне на лбу шишку набил.
   Он. Ты мне на ногу наступила.
   Она. Это ты нарочно.
   Он. Это ты нарочно.
 
   Оба садятся, Он на один стул. Она на другой. Пауза.
 
   Если бы мы не встретились и не познакомились, что бы я делал? Наверное, стал бы художником. А может, занялся бы чем-нибудь другим. Может, объехал бы весь свет, может, сохранил бы молодость.
   Она. Ты умер бы в доме престарелых. А может быть, мы бы все равно встретились. Может быть, по-друго¬му и быть не могло. Как теперь узнаешь?
   Он. Возможно, я не спрашивал бы себя, зачем живу. А возможно, и нашлись бы резоны для хандры.
   Она. Я бы смотрела, как растут мои дети. А может, снялась бы в кино. Жила бы в прекрасном замке, сре¬ди цветов. И занималась бы... Чем бы я занималась? Кем бы я была?
   Он. Я пошел. (Берет шляпу, направляется к двери, но тут раздается сильный шум. Он останавливается пе¬ред дверью.) Слышишь?
   Она. Не глухая. Что это?
   Он. Граната. Они пошли в атаку.
   Она. Даже если тебе хватит решимости, ты там все равно не пройдешь. Мы между двух огней. Зачем ты снял квартиру на границе двух кварталов?
   Он. Ты сама хотела здесь жить.
   Она. Вранье!
   Он. У тебя память отшибло или ты нарочно притворя¬ешься? Ты хотела здесь жить, потому что из окна красивый вид. Ты говорила, что это возбудит во мне новые мысли.
   Она. Что это ты выдумал?
   Он. Нельзя было предвидеть... Ничто не предвещало...
   Она. Вот видишь, сам признался, что дом выбирал ты.
   Он. Как это я, когда у меня и в мыслях ничего подобного не было?
   Она. Мы это сделали просто так.
 
   Шум за стенами квартиры усиливается. На лестнице крики и топот.
 
   Поднимаются сюда. Закрой дверь получше.
   Он. Дверь закрыта. Она плохо закрывается.
   Она. Все-таки закрой получше.
   Он. Они на площадке.
   Она. На нашей?
 
   Стук в дверь.
 
   Он. Успокойся, это не за нами. Они стучатся в дверь на¬против.
 
   Оба прислушиваются, стук не стихает.
 
   Она. Их уводят.
   Он. Поднимаются наверх.
   Она. Спускаются.
   Он. Нет, поднимаются.
   Она. Говорю тебе, спускаются.
   Он. Обязательно тебе надо настоять на своем. Я же ска¬зал, поднимаются.
   Она. Спускаются. Ты даже не понимаешь, откуда шум. Это от страха.
   Он. Какая разница, спускаются или поднимаются? В следующий раз придут за нами.
   Она. Надо забаррикадироваться. Шкаф. Задвинь дверь шкафом. А говоришь, у тебя есть какие-то мысли.
   Он. Я не говорил, что у меня есть мысли. Впрочем...
   Она. Ну что ты стоишь, двигай шкаф.
 
   Они берутся за шкаф, стоящий справа, и задвигают им левую дверь.
 
   Так все же спокойнее. Хоть чуть-чуть.
   Он. Ничего себе покой. Скажешь тоже.
   Она. Да уж, какой с тобой покой.
   Он. Почему это со мной нет покоя?
   Она. Раздражаешь ты меня. Нет, не раздражаешь. Нет, все-таки раздражаешь.
   Он. Ничего не буду говорить, ничего не буду делать. Че¬го-то делать не буду тем более. Тебя все выводит из себя. Я же знаю, о чем ты думаешь.
   Она. О чем я думаю?
   Он. О чем думаешь, о том и думаешь.
   Она. Инсинуации, коварные намеки.
   Он. Почему коварные?
   Она. Все инсинуации коварные.
   Он. Это вовсе не инсинуации.
   Она. Нет, инсинуации.
   Он. Нет.
   Она. Да.
   Он. Нет.
   Она. Если это не инсинуации, то что это?
   Он. Чтобы утверждать, что это инсинуации, надо знать, что такое инсинуации. Дай мне определение инсинуа¬ции; я требую определения.
   Она. Смотри, они спустились вниз и увели с собой верх¬них соседей. Они уже не кричат. Что с ними сделали?
   Он. Наверное, горло перерезали.
   Она. Интересная мысль, хотя нет, совсем не интересная, а почему им горло перерезали?
   Он. Не пойду же я спрашивать. Не те обстоятельства.
   Она. А может, вовсе и не перерезали горло. Может, с ними как-нибудь иначе обошлись.
 
   На улице крики, шум, стены содрогаются.
 
   Он. Слышишь?
   Она. Видишь?
   Он. Видишь?
   Она. Слышишь?
   Он. Они все заминировали.
   Она. Скоро мы снова окажемся в подвале.
   Он. Или на улице. И ты простудишься.
   Она. Нет, уж лучше в подвале. Туда можно отопление провести.
   Он. Там спрятаться можно.
   Она. Туда они не придут.
   Он. Почему?
   Она. Подвал слишком глубокий. Они не подумают, что люди вроде нас или не совсем вроде нас могут жить в бездне, как звери.
   Он. Они все обыскивают.
   Она. Так ведь ты можешь скрыться. Я тебя не держу. По¬дыши воздухом, воспользуйся случаем изменить свое существование. Посмотри, существует ли иное сущест¬вование.
   Он. Момент неподходящий. Холодно, и дождь идет.
   Она. Ты же говорил, что только мне холодно.
   Он. А теперь мне холодно. Холодный пот прошибает. Имею же я на это право.
   Она. Ну, конечно, ты на все имеешь право. Это я ни на что права не имею. Даже сказать, что мне жарко. По¬смотри, что за жизнь ты мне устроил. Взгляни хоро¬шенько. Посмотри, каково мне тут, в твоем обществе. (Указывает на закрытые ставни, на дверь, задвинутую шкафом).
   Он. Это какой-то бред, не будешь же ты утверждать, будто все эти ужасы происходят по моей вине.
   Она. Я только считаю, что ты должен был это предви¬деть. Во всяком случае, сделать так, чтобы это слу¬чилось не при нас. Ты воплощение невезения.
   Он. Хорошо. Исчезаю. Дай мне шляпу. (Собирается идти за шляпой).
 
   В это время сквозь закрытые ставни влетает граната и падает на пол посреди комнаты.
   Они рассматривают гранату.
 
   Она. Смотри, панцирь черепахи-улитки.
   Он. У улитки нет панциря.
   Она. А что у нее есть?
   Он. Раковина, наверное.
   Она. Это одно и то же.
   Он. Ой! Да ведь это граната!
   Она. Граната! Она сейчас взорвется, затопчи фитиль!
   Он. У нее нет фитиля. Смотри, не взрывается.
   Она. Прячься скорее! (Прячется в угол.)
 
   Он направляется к гранате.
 
   Тебя убьет. Осторожно, безумец.
   Он. Не оставлять же ее посреди комнаты. (Берет гра¬нату, выбрасывает ее в окно).
 
   За окном раздается взрыв.
 
   Она. Вот видишь, взорвалась. Наверное, в доме она бы не взорвалась, здесь кислорода мало. А на свежем воздухе взрывается. Вдруг ты кого-нибудь убил? Ты убийца!
   Он. Ну, там такое делается, что никто и не заметит. Во всяком случае, мы и на сей раз уцелели.
 
   На улице сильный шум.
 
   Она. Теперь наверняка начнутся сквозняки.
   Он. Закрыть ставни — мало. Надо еще окна матрасом заткнуть, давай сюда матрас.
   Она. Почему ты не продумал все заранее; ты всегда находишь выход, когда уже поздно.
   Он. Лучше поздно, чем никогда.
   Она. Философ, безумец, обольститель. Поворачивайся, давай матрас. Помоги мне.
 
   Они снимают с кровати матрас и загораживают им окно.
 
   Он. А спать на чем будем?
   Она. Это ты виноват, даже второго матраса в доме нет. У моего бывшего мужа их было полно. Уж чего-чего, а этого в доме хватало.
   Он. Так ведь он сам их делал, на продажу. Немудрено, что у вас их было навалом.
   Она. Как видишь, в подобной ситуации это мудрено.
   Он. А в других ситуациях немудрено. Веселенький у вас, наверное, был дом — всюду матрасы.
   Она. Он был не просто мастер. Он был матрасник-ас. Делал их из любви к искусству. А что ты делаешь из любви ко мне?
   Он. Из любви к тебе я с тоски дохну.
   Она. Не большой подвиг.
   Он. Это как посмотреть.
   Она. Во всяком случае, это не утомительно. Лентяй ты.
 
   Снова шум, дверь справа падает. Через дверной проем в комнату проникает дым.
 
   Он. Ну, это уж слишком. Не успеешь одну закрыть, дру¬гая тут же открывается.
   Она. Я из-за тебя заболею. Я уже больна. У меня с сердцем плохо.
   Он. Или падает.
   Она. Попробуй только скажи, что ты тут ни при чем.
   Он. Я за это не отвечаю.
   Она. Ты никогда ни за что не отвечаешь!
   Он. По логике вещей так и должно было случиться.
   Она. По какой логике?
   Он. По логике вещей, таков объективный порядок вещей.
   Она. Что с дверью будем делать? Почини ее.
   Он (выглядывая в дверной проем). Соседей нет дома. Наверное, отдыхать уехали. А дома взрывчатку за¬были.
   Она. Есть хочется и пить. Посмотри, у них нет чего-нибудь?
   Он. Может, попробовать выйти? У них в квартире есть дверь, которая выходит в переулок, там потише.
   Она. Тебе лишь бы уйти. Подожди. Я шляпу надену.
 
   Он выходит направо.
 
   Ты где?
   Он (из кулисы). Здесь не пройдешь. Стена обвалилась, я так и думал. Всю площадку засыпало. Камней целая гора. (Входит.) Тут хода нет, подождем, пока на нашей улице затихнет. Тогда шкаф отодвинем и выйдем.
   Она. Пойду посмотрю. (Выходит.)
   Он. Надо было мне раньше уйти. Три года назад. Или год назад, или даже на прошлой неделе. Мы с женой были бы теперь далеко. Помирились бы. Правда, она за¬мужем. Ну, значит, с другой. В горах. Я пленник не¬счастной любви. И любви запретной. Будем считать, что я получил по заслугам.
   Она (возвращаясь). Что ты там бормочешь? Опять упреки?
   Он. Я просто думаю вслух.
   Она. Я у них в буфете колбасу нашла. И пиво. Бутылка треснула. Где тут можно поесть?
   Он. Где хочешь. Давай сядем на пол. А вместо стола возьмем стул.
   Она. Боже мой, мир навыворот!
 
   Они садятся на пол, поставив между собой стул. С улицы слышен шум. Раздаются крики и выстрелы.
 
   Они наверху. На этот раз сомневаться не приходится.
   Он. Ты же говорила, что они спускаются.
   Она. Но я не сказала, что они не поднимутся опять.
   Он. Можно было догадаться.
   Она. Ну хорошо, что я, по-твоему, должна делать?
   Он. Я вообще не говорил, что ты должна что-нибудь де¬лать.
   Она. Какое счастье, хоть что-то разрешил.
 
   В потолке образуется дыра, через нее падает статуэтка, попадает на бутылку с пивом,
   разбивает бутылку и разбивается сама.
 
   Мое платье! Самое лучшее. Единственное платье. На мне хотел жениться знаменитый модельер.
   Он (собирая осколки статуэтки). Это копия Венеры Милосской.
   Она. Надо будет подмести. И платье вычистить. Кто теперь его покрасит? Все вокруг воюют. Для них это отдых. (Глядя на осколки статуэтки.) Это не Венера Милосская, это статуя Свободы.
   Он. Ты же видишь, что у нее нет руки.
   Она. Рука сломалась при падении.
   Он. Ее и раньше не было.
   Она. Что это доказывает? Ничего не доказывает.
   Он. Говорю тебе, это Венера Милосская.
   Она. Нет.
   Он. Да посмотри же.
   Она. У тебя везде одни Венеры. Это статуя Свободы.
   Он. Это статуя Красоты. Красота — это моя любовь. Я мог бы быть скульптором.
   Она. Она прекрасна, твоя красота.
   Он. Красота всегда прекрасна. За редким исключением.
   Она. Исключение — это я. Ты это хотел сказать?
   Он. Не знаю, что я хотел сказать.
   Она. Вот видишь, опять оскорбления.
   Он. Я хотел тебе доказать, что...
   Она (прерывая его). Хватит с меня доказательств, оставь меня в покое.
   Он. Это ты меня оставь в покое. Я жажду покоя.
   Она. Я тоже жажду покоя. Да разве с тобой дождешься!
 
   Сквозь стену в комнату влетает осколок бомбы и пада¬ет на пол.
 
   Сам видишь, не дождешься.
   Он. Да, покоя здесь ждать не приходится; но это от нас не зависит. Это объективно невозможно.
   Она. Мне надоела твоя страсть к объективности. Зай¬мись лучше гранатой, она взорвется... как та...
   Он. Да ведь это же не граната. (Трогает осколок ногой.)
   Она. Тихо, мы из-за тебя погибнем, и всю комнату раз¬несет.
   Он. Это осколок бомбы.
   Она. А бомба должна взрываться.
   Он. Осколок — это уже результат взрыва. И больше не¬чему взрываться.
   Она. Перестань издеваться.
 
   Влетает еще один осколок и разбивает зеркало на туалетном столике.
 
   Они мне зеркало разбили, разбили зеркало.
   Он. Тем хуже.
   Она. Как теперь причесываться? Ты, конечно, опять ска¬жешь, что я кокетка.
   Он. Ешь лучше колбасу.
 
   Наверху снова поднимается шум. С потолка сыплется. Он и она прячутся под кровать. Шум на улице стано¬вится громче. Слышны пулеметные очереди и крики «Ура!». Мужчина и женщина сидят под кроватью ли¬цом к публике.
 
   Она. Когда я была маленькая, я была ребенком. Дети моего возраста тоже были маленькие. Маленькие мальчики, маленькие девочки. Мы были разного роста. Были самые маленькие, самые большие, блондины, брюнеты и ни блондины, ни брюнеты. Мы учились читать, писать, считать. Учили вычитание, деление, умножение, сложение. Потому что мы ходили в школу. Некоторые учились дома. Невдалеке было озеро. Там плавали рыбы, рыбы живут в воде. Не то что мы. Мы не можем жить в воде, даже пока мы дети; хотя должны бы. Почему бы нет?
   Он. Если бы я изучал технику, я стал бы техником. Де¬лал бы разные штуки. Сложные штуки. Очень сложные штуки, все сложнее и сложнее, это облегчило бы мне жизнь.
   Она. Ночью мы спали.
 
   С этого момента потолок начинает осыпаться. В конце пьесы не останется ни потолка, ни стен.
   Вместо них взору зрителя предстанут лестницы, силуэты, возмож¬но, знамена.
 
   Он. Радуга, две радуги, три радуги, Я их считал. Иногда бывало и больше. Я задавал себе вопрос. Надо было отвечать на вопрос. Какой вопрос я себе задавал? Не помню. Но чтобы получить ответ, должен же я был задавать себе вопрос... Вопрос. Как можно получить ответ, если не задан вопрос? Итак, я задавал вопрос, несмотря ни на что, я не знал, что это за вопрос, но все же задавал его. Это было безобиднейшее занятие. Тот, кто знает вопрос, хитрец... Спросим себя, ответ зависит от вопроса или вопрос зависит от ответа. Это другой вопрос. Нет, тот же самый. Радуга, две радуги, три радуги, четыре...
   Она. Жульничество все это!
 
   Он прислушивается к шуму, наблюдая, как сверху сыплется штукатурка и как через всю комнату проно¬сятся совершенно немыслимые метательные снаряды: осколки чашек, чубуки от трубок, головы кукол и т. д.
 
   Он. Некоторые не хотят умирать сами. Они предпочи¬тают, чтобы их убивали. Им не терпится. А может быть, им это нравится.
   Она. Может, тогда им кажется, что это еще не настоя¬щая смерть.
   Он. Так, наверное, проще. Так веселее.
   Она. Это и называется обществом.
   Он. Они приканчивают друг друга.
   Она. Сначала приканчивают одни, потом другие. Одно¬временно это никак не получится.
   Он (снова погружаясь в воспоминания). Я стоял на по¬роге. Я смотрел.
   Она. У нас там был лес, а в нем деревья.
   Он. Какие деревья?
   Она. Которые росли. Росли быстрее нас. С листьями. Осенью листья опадают.
 
   Невидимые снаряды пробивают стену, оставляя боль¬шие дыры. С потолка сыплется на кровать.
 
   Он. Ай!
   Она. Что с тобой? Ты же не ранен!
   Он. Ты тоже не ранена.
   Она. Так что с тобой?
   Он. Меня могло ранить.
   Она. Очень на тебя похоже. Всегда ворчишь.
   Он. Это ты всегда ворчишь.
   Она. Не кивай на других, ты всегда боишься за свою шкуру. Вечно боишься, чтобы не сказать трусишь. Лучше приобрел бы профессию, было бы на что жить. Профессионал всем нужен. А во время войны он не под¬лежит призыву.