Она опустилась на колени возле него.
— Дом, — сказала она. — Дети. Ты! Правда, что у тебя есть свой дом в Бычьем Броде?
— Правда.
— Отвезешь меня туда?
— Как только ты свистнешь Сверчка. Амальрик… Я сделал то, что вы от меня требовали?
— Ну, в принципе… — неохотно начал тот. — Королевы-то мы все-таки лишились!
— Об этом уговору не было, да и от меня не зависело. Я попрошу вас об одной мелочи. Для вас это нетрудно. Тримальхиар знаете?
Амальрик кивнул.
— Там живет старый домовой по имени Марги. Он голодает.
— Я должен держать в голове эти пустяки?!
— Позаботьтесь о нем, — непреклонно продолжал Санди, — и передайте… — он покосился на Сэсс, ведущую за собой помятого, но почти невредимого Сверчка, размурлыкавшегося от одного ее вида, и добавил шепотом: — Что я вернусь. Обещайте, иначе, — он усмехнулся, — я ведь могу и остаться.
— Ладно, — сказал Амальрик, — это действительно мелочь.
— О чем вы говорили? — Сэсс была уже рядом.
— О том, что у тебя красивое платье, — он тронул ткань и обнаружил, что Знак исчез.
Она зябко повела плечами и попыталась уйти в платье поглубже.
— Ненавижу его. Ты купишь мне новое?
— Дюжину, если только у тебя не королевские запросы.
— Хм… но ты — принц?
— Не в Бычьем Броде, дорогая.
— Дорогая? Это мне нравится. Это уже по-семейному. Санди…
— Что?
— Поцелуй меня. Мы же с начала сказки не целовались.
— Прямо здесь?
Она кивнула, и они обнялись. Секунды капали со звоном, а им не хотелось отрываться друг от друга. Кто-то долго и старательно кашлял в траве у самых их ног.
— Кто там еще? — недовольно спросила Сэсс.
— Я прошу прощения, мадам, — сказал ей робкий голосок, — но не возьмете ли вы и меня с собой в это загадочное и романтичное место под названием Бычий Брод? Ну хотя бы в должности домового? Мадам, я обещаю, у вас будет лучшая земляника во всем этом населенном пункте.
— А ты не будешь возникать в неподходящее время в неподходящем месте? — спросила подозрительная Сэсс. — Не будешь путать пряжу, бить посуду, воровать сахар, пачкать обои и выть в каминную трубу?
— Ну что вы, на это у вас будут дети, мадам!
— Насчет детей, — вставил Санди. — Я слыхал, Королева эльфов потому крадет чужих детей, что не может иметь своих.
— Повторяешь чужие глупости, — рассердилась Сэсс.
— Проверим?
— Проверим. А этого берем? Ты его рекомендуешь?
— Конечно, берем. В случае чего обратно отправим, на родину. Все вопросы решили?
— Нет, — сказала она. — Еще один. Тогда, когда я висела на этой штуке… я была немой, но не глухой. Ты сказал Райану одну интересную вещь. Мне бы хотелось услышать ее снова.
— Ты о чем?
— По-моему, — с невинным видом подсказал Сверчок, — это был твой ответ на вопрос, какого лешего ты лезешь не в свое дело.
Санди попытался придать лицу кислое выражение.
— «Потому что я люблю эту женщину», — покорно повторил он. — Сэсс, а ты будешь бить посуду?
— Буду, — пообещала она. — И за это ты будешь любить меня еще сильнее.
ЭПИЛОГ
— Дом, — сказала она. — Дети. Ты! Правда, что у тебя есть свой дом в Бычьем Броде?
— Правда.
— Отвезешь меня туда?
— Как только ты свистнешь Сверчка. Амальрик… Я сделал то, что вы от меня требовали?
— Ну, в принципе… — неохотно начал тот. — Королевы-то мы все-таки лишились!
— Об этом уговору не было, да и от меня не зависело. Я попрошу вас об одной мелочи. Для вас это нетрудно. Тримальхиар знаете?
Амальрик кивнул.
— Там живет старый домовой по имени Марги. Он голодает.
— Я должен держать в голове эти пустяки?!
— Позаботьтесь о нем, — непреклонно продолжал Санди, — и передайте… — он покосился на Сэсс, ведущую за собой помятого, но почти невредимого Сверчка, размурлыкавшегося от одного ее вида, и добавил шепотом: — Что я вернусь. Обещайте, иначе, — он усмехнулся, — я ведь могу и остаться.
— Ладно, — сказал Амальрик, — это действительно мелочь.
— О чем вы говорили? — Сэсс была уже рядом.
— О том, что у тебя красивое платье, — он тронул ткань и обнаружил, что Знак исчез.
Она зябко повела плечами и попыталась уйти в платье поглубже.
— Ненавижу его. Ты купишь мне новое?
— Дюжину, если только у тебя не королевские запросы.
— Хм… но ты — принц?
— Не в Бычьем Броде, дорогая.
— Дорогая? Это мне нравится. Это уже по-семейному. Санди…
— Что?
— Поцелуй меня. Мы же с начала сказки не целовались.
— Прямо здесь?
Она кивнула, и они обнялись. Секунды капали со звоном, а им не хотелось отрываться друг от друга. Кто-то долго и старательно кашлял в траве у самых их ног.
— Кто там еще? — недовольно спросила Сэсс.
— Я прошу прощения, мадам, — сказал ей робкий голосок, — но не возьмете ли вы и меня с собой в это загадочное и романтичное место под названием Бычий Брод? Ну хотя бы в должности домового? Мадам, я обещаю, у вас будет лучшая земляника во всем этом населенном пункте.
— А ты не будешь возникать в неподходящее время в неподходящем месте? — спросила подозрительная Сэсс. — Не будешь путать пряжу, бить посуду, воровать сахар, пачкать обои и выть в каминную трубу?
— Ну что вы, на это у вас будут дети, мадам!
— Насчет детей, — вставил Санди. — Я слыхал, Королева эльфов потому крадет чужих детей, что не может иметь своих.
— Повторяешь чужие глупости, — рассердилась Сэсс.
— Проверим?
— Проверим. А этого берем? Ты его рекомендуешь?
— Конечно, берем. В случае чего обратно отправим, на родину. Все вопросы решили?
— Нет, — сказала она. — Еще один. Тогда, когда я висела на этой штуке… я была немой, но не глухой. Ты сказал Райану одну интересную вещь. Мне бы хотелось услышать ее снова.
— Ты о чем?
— По-моему, — с невинным видом подсказал Сверчок, — это был твой ответ на вопрос, какого лешего ты лезешь не в свое дело.
Санди попытался придать лицу кислое выражение.
— «Потому что я люблю эту женщину», — покорно повторил он. — Сэсс, а ты будешь бить посуду?
— Буду, — пообещала она. — И за это ты будешь любить меня еще сильнее.
ЭПИЛОГ
Вот уже три года Бычий Брод сходил с ума по танцам на льду. Сооруженный усилиями общественности каток в Университетском городке не пустовал ни один зимний вечер. С наступлением темноты и окончанием лекций, а иногда и крамольно не дожидаясь того, звонкий молодой смех смешивался там со звуками музыки, и в свете разложенных по краям катка костров студенты кружили счастливых профессорских дочек и просто деревенских барышень, достигая совершенства в пируэтах и отчаянно хвастаясь друг перед другом. Каток потеснил в популярности местную пивную, бывшую до сих пор общепризнанным студенческим клубом, и это нововведение было принято на ура, поскольку сюда без ущерба для репутации могли прийти девушки, а их общества так не хватало обремененным и удрученным ученостью юным книжным червям.
Вот и в тот день суматоха на катке началась раньше, чем погасли окна в аудиториях; сидевшие там в заточении студенты не могли собрать воедино свои мысли, преподаватели нервничали, и все томились ожиданием окончания последней лекции.
Наконец прозвенел долгожданный звонок, отмучившиеся страдальцы сорвались со скамей — их будто унес ураган. Профессура, неторопливо и важно одевшись, спускалась по лестнице, не вполне искренне сетуя друг другу на отсутствие в юном поколении дисциплины и царя в голове.
Они вышли из парадного подъезда тесной элитарной группкой и остановились на краю катка, наблюдая, как пары движутся по кругу и некоторые отчаянные головы, привлекая общее внимание, демонстрируют чудеса владения коньками.
— Если бы они так же напрягали мозги, как ноги, — громко сказал ректор, — у нас было бы государство гениев.
Движение на катке приостановилось. Опасаясь скандала, а также не желая быть узнанными, те, кто самочинно покинул последнюю лекцию, тишком стали пробираться в задние ряды. Девушки засмущались. Ректор и сам раскаялся, увидев, что помешал веселью.
— На своей территории, господа, — сказал из толпы студентов веселый голос, — вы нас экзаменуете и всячески тираните, требуя, чтобы мы ни в чем не уступали вам. А сейчас вы на нашей территории, где мы постигаем искусство танца. Вот бы вас, господа, проэкзаменовать по сему предмету. Что бы ответила нам уважаемая профессура, если бы мы ее поставили на коньки?
Каток взорвался аплодисментами.
— Просим, просим! — кричали ехидные девичьи голоса.
Чтобы читать мораль, самому надо быть безупречным. Профессура в отчаянии запереглядывалась. Над нею нависла серьезная опасность потери лица. Студенческий оркестр сидел, опустив смычки и трубы, и явно был на стороне своих.
— Ну, чем же вы ответите, профессура?
Профессура, собравшись кучкой, торопливо совещалась, пока наконец ректор не вынес решение:
— Ничего не поделаешь, сэр Александр, вы моложе всех, вам и придется отдуваться.
— Нечестно! — завопил кто-то. — Подставка! Сэр Александр три года назад был еще в наших рядах!
— Вот три года назад была бы подставка, — возразил юный профессор филологии, скидывая доху. Он сел на скамью и принялся деловито прилаживать коньки.
Лица осветились ожидающими улыбками. Что-то будет! Молодого профессора Александра Оксенфорда еще никому не удавалось посадить в лужу.
— Мне нужна партнерша, — сказал он, поднимаясь. — Хорошая партнерша, как вы знаете, это семьдесят процентов успеха.
— Ну да, чтобы за нее держаться!
— И для этого тоже. Хорошо, когда есть кому тебя поддержать.
— Любую выбирайте, — пискнул кто-то. — Это для нас честь.
— Сэсс! — позвал профессор. — Выходи. Я же знаю, что ты здесь. Я бы встревожился, если бы тебя здесь не было.
Сконфуженно улыбаясь, на открытое место выехала стройная молодая женщина в туго подпоясанном меховом жакете. Укороченная синяя юбка позволяла видеть ботинки. Ее движения выдавали хорошее знакомство с коньками. Среди барышень пронесся разочарованный вздох-жену выбрал!
— Вместо того, чтобы ждать мужа дома с горячим ужином, по танцулькам бегаешь?
— Ага, — сказала она, сдувая с лица непослушный рыжий завиток. — Так муж не возражает.
— Освободите каток! — дурашливо завопил тот, кто бросил вызов профессуре, и танцующие дружно полезли в сугробы.
— Какую музыку закажет мэтр? — почтительно поинтересовался капельмейстер.
Супруги переглянулись.
— «Головокружение», — сказал Александр.
По рядам зрителей пронесся уважительный вздох. Вальс «Головокружение», который остряки с астрономического факультета прозвали «Планетарным», требовал вращения одновременно в двух плоскостях: пара должна была двигаться по орбите катка, оборачиваясь при этом вокруг собственной оси. Это был самый сложный танец, и в Бычьем Броде исполнять его брались лишь те, кто был в себе уверен.
— Ну, я-то понятно, — прошептала Сэсс, — я двоюродная сестра девяти Муз и родная дочь самой Сарасвати, а вот ты на что рассчитываешь?
— Я буду за тебя держаться.
Они встали неподвижно, ожидая первых тактов; ее правая рука в его левой, его правая — на ее талии, голова женщины в пушистой маленькой шапочке чуть склонена, его взгляд устремлен на ее лоб. Скрипки начали свою тему, легкую и почти неслышную, как крылья бабочки, и незаметно, без усилия, пара стронулась с места. Свободно, воздушно, как падение осеннего листа в безветренную погоду. Первый поворот, второй…
Профессура облегченно выдохнула, но «Головокружение» набирало силу и летело над Бычьим Бродом, наполняя всех и легко пьяня, не как вино, а лишь как запах вина, и раскручиваемая танцорами спираль становилась все шире. Как уверенно, твердо и точно вел он ее; как послушна, и в то же время вольна была она в его руках, и только трепещущая развевающаяся юбка говорила об истинной скорости, на которой творилось это чудо. А в ярких отблесках высоких костров каким самозабвенным счастьем светилось ее разрумянившееся лицо… Как нахлынувшей нежностью смело с его лица маску профессорского достоинства и холодноватого элегантного юмора… Они без сомнения были самой счастливой парой Бычьего Брода.
«Головокружение» кончилось.
— Профессура на высоте, — без разочарования признали студенты.
Танцы продолжились, оставив на дальнейшем вечере отпечаток красоты и любви, а чета Оксенфордов, ускользнув с катка, отправилась домой.
Они очистили обувь от снега, Сэсс отперла дверь, впустила Санди. Дверь быстро захлопнулась, и она повисла на его шее, между поцелуями повторяя чуть не со всхлипами: «Чудесно! Чудесно!».
— Погоди! Ну, Сэсс…
— Не хочу!
— Сэсс, сумасбродка, мы же свалимся с лестницы!
— Поцелуй за каждую ступеньку!
— Сэсс… Ну… Духи земли и неба, как усмирить эту женщину?
Дверь, ведущая в кухню, тихонько приоткрылась, словно кто-то выглянул любопытным взглядом. «Вернулись!» — прошептал тихий голосок.
Санди решил проблему не на шутку разбуянившейся Сэсс с помощью силы: он схватил ее в охапку, дотащил до спальни, втолкнул супругу туда, но был втянут сам, и дверь за ними захлопнулась.
На кухню проскользнул толстый рыжий кот.
— Опять ужин остынет, — пожаловался он мохнатому домовому, деловито мывшему в тазу с теплой водой широкие темные ладошки.
— Ужин я разогрею, — засмеялся тот. — Было б хуже, если б ладу не было. Солли спит?
— Что ей сделается? — буркнул кот. — Так меня за день натреплет, наваляет, что сама с ног валится. Ребенку два года, а вся в мамочку.
Он приуныл.
— Кстати, о мамочке. О Хозяйке. Ты это… ну, не говори ей про сметану, ладно? А то ведь знаешь, как она… Сразу веником…
— Лучше тебе Хозяину попасться, — посоветовал Земляничка, — он добрый, он под настроение вообще сметану мог бы честно поделить.
— Поделить? Ты хоть знаешь, сколько я сожрал? Сметана — в ведении Хозяйки, и так быть ДОЛЖНО! Это самый непреложный закон природы. Сметана должна быть у Хозяйки, остальное несущественно. Я раскаиваюсь. Но… как ты думаешь, может быть, все обойдется? Может быть, они сегодня не будут ужинать? А ты потом скажешь, что сметана скисла, и ты отдал ее мне?
— Не будут ужинать? — охнул Земляничка. — А ведь похоже на то. Сколько уже времени? Я на это не рассчитывал, я думал незаметно сунуть Хозяину письмо.
— Письмо? — спросил кот. — Откуда?
— С родины. Не хочу тревожить Хозяйку, она расстроится, если узнает. У нее с теми местами связаны тяжелые воспоминания. Она же думает, что у них все как налажено, так и пойдет этим чередом. А Хозяин… Хозяин шире смотрит. У него, брат, Могущество.
— Так отнеси в спальню, разбуди тихонько Хозяина — он чутко спит — и сунь ему эту бумажку.
Дверь в спальню была хорошо смазана, а потому отворилась без скрипа. Земляничка вскарабкался по свисающему на пол одеялу.
— Санди! Проснись.
— Чего тебе?
— Тебе письмо. Только тише.
— Почему такая секретность?
— Оттуда. Ну, ты понял.
— Давай.
Санди осторожно освободился из обнимавших его рук крепко и сладко спящей Сэсс, щелчком пальцев зажег над головой крохотный бледный огонек.
— К дверям подбросили, — пояснил Земляничка.
Санди торопливо вскрыл конверт.
— Кем подписано? — полюбопытствовал домовой.
— Помнишь Джейн? Кажется, у Риз неприятности.
Он пробежал письмо глазами.
— Написано туманно, — сказал он. — Возможно, она опасалась перехвата. Ясно только, что она тревожится, и ей больше не к кому обратиться за помощью.
Он опустил руку с письмом и задумался.
— Рассчитываешь, когда сможешь выехать и что скажешь Сэсс?
— Все, что угодно, кроме правды. Она и слышать не хочет о Волшебной Стране. А там, Земляничка… Там Тримальхиар.
— Ты хочешь туда поехать?
Санди кивнул.
— Это сильнее меня, — сказал он, будто извиняясь. — Скажу-ка я ей, пожалуй, что еду в Койру читать лекции, и пусть она сидит дома и бегает на танцы.
— А может, — заикнулся Земляничка, — тебе все-таки ей правду сказать? Может, она с тобой поедет?
— А Солли с кем оставить? Да и сам подумай, вместо того, чтобы заниматься нужными делами, мне опять, того и гляди, придется все бросать и вытаскивать ее из очередной передряги, куда ей заблагорассудится влипнуть. Нет уж, мне спокойнее, когда она дома, — он прицелился взглядом и аккуратно испепелил письмо.
Наступило утро. Санди поставил Сэсс в известность насчет скорого отъезда, успокоил ее, говоря, что это, во — первых, ненадолго, а во-вторых, большая честь и, возможно, прибавка к жалованию, и ушел на лекции. Земляничка сдал ей свои полномочия и отправился спать. Солли — маленькая леди Соль — принялась за кота. Сэсс спустилась на кухню, села на табурет и огляделась.
Та-ак! И он думает, что она поверила? Да это личное оскорбление — считать, будто женщина не знает, что у ее благоверного на уме. Знает она, когда у него появляется этакая отсутствующая, отстраненная улыбочка. Какая Койра! Отойдет за ближайший лесок, свистнет — и пожалуйста, к вашим услугам собственный дракон. Три года и не заикался даже о возвращении, но она же всегда знала, что придет время, и он снимется с места. Жаль, что он решил, будто должен ей лгать.
Так! За Солли присмотрит Дигэ. Она живет в двух часах езды, а лету так и совсем ничего. У нее, правда, своих пацанов двое, да вроде она снова в ожидании, но ничего, при таком количестве хлопот еще немногие будут просто незаметны. Земляничка приглядит за котом и за домом.
— Санди, — сказала она вслух. — Я очень тебя люблю, ты самый милый человек на свете. Но у тебя есть один недостаток, с которым я не собираюсь мириться. Ты высокомерен. У тебя есть склонность недооценивать свою женщину. Ты все время забываешь, что женат на Королеве эльфов. Ну что ж, на этом пути тебя еще ждут сюрпризы.
Она усмехнулась, оглядела кухню прицельным взглядом, и, словно в согласии с ее мыслями, метла в углу начала нетерпеливо пританцовывать.
Приключение продолжалось.
20.06.95
Вот и в тот день суматоха на катке началась раньше, чем погасли окна в аудиториях; сидевшие там в заточении студенты не могли собрать воедино свои мысли, преподаватели нервничали, и все томились ожиданием окончания последней лекции.
Наконец прозвенел долгожданный звонок, отмучившиеся страдальцы сорвались со скамей — их будто унес ураган. Профессура, неторопливо и важно одевшись, спускалась по лестнице, не вполне искренне сетуя друг другу на отсутствие в юном поколении дисциплины и царя в голове.
Они вышли из парадного подъезда тесной элитарной группкой и остановились на краю катка, наблюдая, как пары движутся по кругу и некоторые отчаянные головы, привлекая общее внимание, демонстрируют чудеса владения коньками.
— Если бы они так же напрягали мозги, как ноги, — громко сказал ректор, — у нас было бы государство гениев.
Движение на катке приостановилось. Опасаясь скандала, а также не желая быть узнанными, те, кто самочинно покинул последнюю лекцию, тишком стали пробираться в задние ряды. Девушки засмущались. Ректор и сам раскаялся, увидев, что помешал веселью.
— На своей территории, господа, — сказал из толпы студентов веселый голос, — вы нас экзаменуете и всячески тираните, требуя, чтобы мы ни в чем не уступали вам. А сейчас вы на нашей территории, где мы постигаем искусство танца. Вот бы вас, господа, проэкзаменовать по сему предмету. Что бы ответила нам уважаемая профессура, если бы мы ее поставили на коньки?
Каток взорвался аплодисментами.
— Просим, просим! — кричали ехидные девичьи голоса.
Чтобы читать мораль, самому надо быть безупречным. Профессура в отчаянии запереглядывалась. Над нею нависла серьезная опасность потери лица. Студенческий оркестр сидел, опустив смычки и трубы, и явно был на стороне своих.
— Ну, чем же вы ответите, профессура?
Профессура, собравшись кучкой, торопливо совещалась, пока наконец ректор не вынес решение:
— Ничего не поделаешь, сэр Александр, вы моложе всех, вам и придется отдуваться.
— Нечестно! — завопил кто-то. — Подставка! Сэр Александр три года назад был еще в наших рядах!
— Вот три года назад была бы подставка, — возразил юный профессор филологии, скидывая доху. Он сел на скамью и принялся деловито прилаживать коньки.
Лица осветились ожидающими улыбками. Что-то будет! Молодого профессора Александра Оксенфорда еще никому не удавалось посадить в лужу.
— Мне нужна партнерша, — сказал он, поднимаясь. — Хорошая партнерша, как вы знаете, это семьдесят процентов успеха.
— Ну да, чтобы за нее держаться!
— И для этого тоже. Хорошо, когда есть кому тебя поддержать.
— Любую выбирайте, — пискнул кто-то. — Это для нас честь.
— Сэсс! — позвал профессор. — Выходи. Я же знаю, что ты здесь. Я бы встревожился, если бы тебя здесь не было.
Сконфуженно улыбаясь, на открытое место выехала стройная молодая женщина в туго подпоясанном меховом жакете. Укороченная синяя юбка позволяла видеть ботинки. Ее движения выдавали хорошее знакомство с коньками. Среди барышень пронесся разочарованный вздох-жену выбрал!
— Вместо того, чтобы ждать мужа дома с горячим ужином, по танцулькам бегаешь?
— Ага, — сказала она, сдувая с лица непослушный рыжий завиток. — Так муж не возражает.
— Освободите каток! — дурашливо завопил тот, кто бросил вызов профессуре, и танцующие дружно полезли в сугробы.
— Какую музыку закажет мэтр? — почтительно поинтересовался капельмейстер.
Супруги переглянулись.
— «Головокружение», — сказал Александр.
По рядам зрителей пронесся уважительный вздох. Вальс «Головокружение», который остряки с астрономического факультета прозвали «Планетарным», требовал вращения одновременно в двух плоскостях: пара должна была двигаться по орбите катка, оборачиваясь при этом вокруг собственной оси. Это был самый сложный танец, и в Бычьем Броде исполнять его брались лишь те, кто был в себе уверен.
— Ну, я-то понятно, — прошептала Сэсс, — я двоюродная сестра девяти Муз и родная дочь самой Сарасвати, а вот ты на что рассчитываешь?
— Я буду за тебя держаться.
Они встали неподвижно, ожидая первых тактов; ее правая рука в его левой, его правая — на ее талии, голова женщины в пушистой маленькой шапочке чуть склонена, его взгляд устремлен на ее лоб. Скрипки начали свою тему, легкую и почти неслышную, как крылья бабочки, и незаметно, без усилия, пара стронулась с места. Свободно, воздушно, как падение осеннего листа в безветренную погоду. Первый поворот, второй…
Профессура облегченно выдохнула, но «Головокружение» набирало силу и летело над Бычьим Бродом, наполняя всех и легко пьяня, не как вино, а лишь как запах вина, и раскручиваемая танцорами спираль становилась все шире. Как уверенно, твердо и точно вел он ее; как послушна, и в то же время вольна была она в его руках, и только трепещущая развевающаяся юбка говорила об истинной скорости, на которой творилось это чудо. А в ярких отблесках высоких костров каким самозабвенным счастьем светилось ее разрумянившееся лицо… Как нахлынувшей нежностью смело с его лица маску профессорского достоинства и холодноватого элегантного юмора… Они без сомнения были самой счастливой парой Бычьего Брода.
«Головокружение» кончилось.
— Профессура на высоте, — без разочарования признали студенты.
Танцы продолжились, оставив на дальнейшем вечере отпечаток красоты и любви, а чета Оксенфордов, ускользнув с катка, отправилась домой.
Они очистили обувь от снега, Сэсс отперла дверь, впустила Санди. Дверь быстро захлопнулась, и она повисла на его шее, между поцелуями повторяя чуть не со всхлипами: «Чудесно! Чудесно!».
— Погоди! Ну, Сэсс…
— Не хочу!
— Сэсс, сумасбродка, мы же свалимся с лестницы!
— Поцелуй за каждую ступеньку!
— Сэсс… Ну… Духи земли и неба, как усмирить эту женщину?
Дверь, ведущая в кухню, тихонько приоткрылась, словно кто-то выглянул любопытным взглядом. «Вернулись!» — прошептал тихий голосок.
Санди решил проблему не на шутку разбуянившейся Сэсс с помощью силы: он схватил ее в охапку, дотащил до спальни, втолкнул супругу туда, но был втянут сам, и дверь за ними захлопнулась.
На кухню проскользнул толстый рыжий кот.
— Опять ужин остынет, — пожаловался он мохнатому домовому, деловито мывшему в тазу с теплой водой широкие темные ладошки.
— Ужин я разогрею, — засмеялся тот. — Было б хуже, если б ладу не было. Солли спит?
— Что ей сделается? — буркнул кот. — Так меня за день натреплет, наваляет, что сама с ног валится. Ребенку два года, а вся в мамочку.
Он приуныл.
— Кстати, о мамочке. О Хозяйке. Ты это… ну, не говори ей про сметану, ладно? А то ведь знаешь, как она… Сразу веником…
— Лучше тебе Хозяину попасться, — посоветовал Земляничка, — он добрый, он под настроение вообще сметану мог бы честно поделить.
— Поделить? Ты хоть знаешь, сколько я сожрал? Сметана — в ведении Хозяйки, и так быть ДОЛЖНО! Это самый непреложный закон природы. Сметана должна быть у Хозяйки, остальное несущественно. Я раскаиваюсь. Но… как ты думаешь, может быть, все обойдется? Может быть, они сегодня не будут ужинать? А ты потом скажешь, что сметана скисла, и ты отдал ее мне?
— Не будут ужинать? — охнул Земляничка. — А ведь похоже на то. Сколько уже времени? Я на это не рассчитывал, я думал незаметно сунуть Хозяину письмо.
— Письмо? — спросил кот. — Откуда?
— С родины. Не хочу тревожить Хозяйку, она расстроится, если узнает. У нее с теми местами связаны тяжелые воспоминания. Она же думает, что у них все как налажено, так и пойдет этим чередом. А Хозяин… Хозяин шире смотрит. У него, брат, Могущество.
— Так отнеси в спальню, разбуди тихонько Хозяина — он чутко спит — и сунь ему эту бумажку.
Дверь в спальню была хорошо смазана, а потому отворилась без скрипа. Земляничка вскарабкался по свисающему на пол одеялу.
— Санди! Проснись.
— Чего тебе?
— Тебе письмо. Только тише.
— Почему такая секретность?
— Оттуда. Ну, ты понял.
— Давай.
Санди осторожно освободился из обнимавших его рук крепко и сладко спящей Сэсс, щелчком пальцев зажег над головой крохотный бледный огонек.
— К дверям подбросили, — пояснил Земляничка.
Санди торопливо вскрыл конверт.
— Кем подписано? — полюбопытствовал домовой.
— Помнишь Джейн? Кажется, у Риз неприятности.
Он пробежал письмо глазами.
— Написано туманно, — сказал он. — Возможно, она опасалась перехвата. Ясно только, что она тревожится, и ей больше не к кому обратиться за помощью.
Он опустил руку с письмом и задумался.
— Рассчитываешь, когда сможешь выехать и что скажешь Сэсс?
— Все, что угодно, кроме правды. Она и слышать не хочет о Волшебной Стране. А там, Земляничка… Там Тримальхиар.
— Ты хочешь туда поехать?
Санди кивнул.
— Это сильнее меня, — сказал он, будто извиняясь. — Скажу-ка я ей, пожалуй, что еду в Койру читать лекции, и пусть она сидит дома и бегает на танцы.
— А может, — заикнулся Земляничка, — тебе все-таки ей правду сказать? Может, она с тобой поедет?
— А Солли с кем оставить? Да и сам подумай, вместо того, чтобы заниматься нужными делами, мне опять, того и гляди, придется все бросать и вытаскивать ее из очередной передряги, куда ей заблагорассудится влипнуть. Нет уж, мне спокойнее, когда она дома, — он прицелился взглядом и аккуратно испепелил письмо.
Наступило утро. Санди поставил Сэсс в известность насчет скорого отъезда, успокоил ее, говоря, что это, во — первых, ненадолго, а во-вторых, большая честь и, возможно, прибавка к жалованию, и ушел на лекции. Земляничка сдал ей свои полномочия и отправился спать. Солли — маленькая леди Соль — принялась за кота. Сэсс спустилась на кухню, села на табурет и огляделась.
Та-ак! И он думает, что она поверила? Да это личное оскорбление — считать, будто женщина не знает, что у ее благоверного на уме. Знает она, когда у него появляется этакая отсутствующая, отстраненная улыбочка. Какая Койра! Отойдет за ближайший лесок, свистнет — и пожалуйста, к вашим услугам собственный дракон. Три года и не заикался даже о возвращении, но она же всегда знала, что придет время, и он снимется с места. Жаль, что он решил, будто должен ей лгать.
Так! За Солли присмотрит Дигэ. Она живет в двух часах езды, а лету так и совсем ничего. У нее, правда, своих пацанов двое, да вроде она снова в ожидании, но ничего, при таком количестве хлопот еще немногие будут просто незаметны. Земляничка приглядит за котом и за домом.
— Санди, — сказала она вслух. — Я очень тебя люблю, ты самый милый человек на свете. Но у тебя есть один недостаток, с которым я не собираюсь мириться. Ты высокомерен. У тебя есть склонность недооценивать свою женщину. Ты все время забываешь, что женат на Королеве эльфов. Ну что ж, на этом пути тебя еще ждут сюрпризы.
Она усмехнулась, оглядела кухню прицельным взглядом, и, словно в согласии с ее мыслями, метла в углу начала нетерпеливо пританцовывать.
Приключение продолжалось.
Конец второго приключения
20.06.95