…На этой утренней сценке игры в нарды я прерываю рассказ о моем пребывании в доме С. С. Ханукашвили и на некоторое время перенесу вас в Батуми, где вы были свидетелями заплывов 1911 и 1948 годов.
Апрель 1971 года. В Батуми льет дождь. Белые лепестки магнолиевых цветов падают в дождевые лужи и плывут, подгоняемые ветром…
В городском спорткомитете завешивают окна одеялами. В темном кабинете председателя стоит кинопроектор. Приехавший из Тбилиси товарищ Бакурадзе деловито заправляет его кинолентой. Включив проектор и пустив яркий луч на простыню, прибитую к стене, он дает знак затемнить последнее окно.
На экране появился незнакомый берег моря. Улочки маленького городка. Голос английского диктора сообщает, что это Кале – самая южная точка Британских островов. В этом городке уже второе столетие проводятся старты традиционных марафонских заплывов через Ла-Манш. (Бакурадзе, едва поспевая за диктором, делает вольный перевод с английского.) Военный оркестр исполняет торжественный гимн «Боже, храни королеву». Множество яхт, парусников, шлюпок провожают пловца. Женщины кидают в воду цветы. Вертолеты кружат над головой пловца на протяжении всех долгих тридцати двух километров. Эсминцы британского флота с кинооператорами, репортерами, фотографами на борту фиксируют каждый взмах мужественной руки пловца. Усталый, подплывает он к французскому берегу. Город Лувр. Развеваются знамена. По пляжу бежит королева красоты. На голове у нее корона из фольги; загоревшая, длинноногая, крупнозадая (спорткомитетчики не могут скрыть восторга, кто-то протяжно произносит: «У-и-ффф!»). Она встретила вышедшего из воды и качающегося от усталости пловца, наливает ему стопку виски. Опрокинув в себя, разом согревшись, пловец целует солеными губами горячие королевские губы. Толпа кричит «Виктория», пловец поднимает два растопыренных пальца – знак победы!
Экран потух. Кто-то нащупал в темноте выключатель и зажег свет. Все собравшиеся в кабинете смотрят на Бакурадзе, глаза его лихорадочно сверкают, щеки горят пунцовым цветом, будто он только что выплыл на берег и это его целовала длинноногая королева.
– Вот образец того, как мы должны провести наш заплыв! Может, не с таким размахом: вертолеты и так далее. Англичане все-таки имеют давние традиции, у них двухсотлетний опыт, но мы будем плыть шестьдесят километров. Это почти два Ла-Манша! – Говоря эти слова Бакурадзе, смотрел куда-то вдаль. Потом он опустил глаза и оглядел собравшихся: – В истории грузинского водоплавания мы знаем имя легендарного пловца Дурмишхана Думбадзе, который проплыл из Батуми в Поти!
Моросит дождь. Вдоль бушующего моря по пляжу идут двое. Это Луарсаб Лаперадзе, инструктор спорткомитета, и Давид Франгулян, тренер по плаванию. Они держат над головами черные зонты.
Море выбросило на берег ящик из-под чешского пива «Диплом». Луарсаб остановился, посмотрел на пустой ящик и сказал сердито:
– Где я найду им идиота, который добровольно согласится утопить себя в Черном море?!
Отхлынувшая от берега волна утащила ящик назад в море.
– Плыть шестьдесят километров – это же самоубийство!
Ящик вновь подплыл к их ногам.
– Давид, в тебя стреляли когда-нибудь солью в зад?!
– Нет.
– А в меня стреляли… в детстве… я воровал яблоки.
– Ну и что?
– А то, что этот марафон мне как выстрел в зад. Ашордия срочно требует найти пловца…
Луарсаб пнул ногой ящик, тот уплыл в море.
Нестор Ашордия – человек, кому поручено проведение сверхмарафонского заплыва, – держит в руках телефонную трубку и укоризненно смотрит на Луарсаба:
– Уже третий раз звонят из Тбилиси… Что я им скажу?
– Что не можешь найти пловца…
Ашордия протягивает трубку Луарсабу:
– Вот сам и скажи…
…Тихая батумская улица рядом с бассейном общества «Пищевик». Кто-то играет на скрипке. Неопытная рука водит смычком по струнам, извлекая из них дребезжащие звуки.
Небольшая комната. На постели лежит старый армянин. Рядом на стуле сидит Давид Франгулян. Шея его обвязана пестрым шарфом: у тренера по плаванию ангина. В руках он держит тарелку супа и кормит своего отца, двадцать лет неподвижно лежащего на кровати. В углу комнаты маленький мальчик играет скрипичные гаммы. На эту идиллическую семейную сценку смотрят Луарсаб и Додо Двали – тоже инструктор спорткомитета. Его мы видели на киносеансе, устроенном товарищем Бакурадзе. Это он не смог скрыть восторга при появлении королевы красоты и громко произнес протяжное: «У-и-фффф!»
Рассказывает Додо:
– Давид, когда английский пловец вылез из воды, у него подкашивались ноги, и он два раза упал. Вот что делают тридцать два морских километра. А вы хотите послать грузина плыть шестьдесят километров!
Давид удивленно посмотрел на него:
– Я не понимаю тебя. Если англичанин может проплыть эти шестьдесят километров, то почему грузин не может проплыть эти шестьдесят километров? – Давид явно обиделся на слова Додо: «Восемнадцать лет я тренирую батумских пловцов! Но я отказался бы проводить этот сверхмарафон».
– Но ты же слышал, что говорил Бакурадзе об английских заплывах, о сорокалетнем югославе, проплывшем восемьдесят километров, о двух цейлонцах, плывших в Индию.
– Одного из них съела акула, – говорит Давид.
– Но в Черном море нет акул. И дело не в акулах, а в том, что сверхмарфон сейчас очень популярен в мире. И поэтому в Тбилиси решили устроить заплыв Батуми – Поти, – возражает Луарсаб.
– Тогда пусть привозят из Тбилиси своих пловцов. У них есть чемпионы.
– Я это сказал Бакурадзе.
– А он что?
– Он сказал, из Батуми должен плыть батумец.
– Я уже сказал, на моих мальчиков не рассчитывайте, – настаивает Давид. – Республиканские соревнования уже на носу, я что, сумасшедший – послать своих рекордсменов на это самоубийство? Кого послать? Деметрадзе? Девдариани? Жемчужного?
– Послушайте! – встрепенулся Додо. – Сколько лет югославу? Сорок! А что, если не твоих мальчиков пустить в воду, а взрослого. Найти нашего сорокалетнего феномена… вроде Абашидзе, хотя бы его самого. Он буйвол, у него нет предела выносливости.
– Абашидзе сейчас пьет как буйвол!
– Это точно… А лодочник Махинджаури… забыл его имя… Рыжий гигант, – подсказывает Додо.
– Знаю, о ком говоришь. Был хорошим пловцом, но он не поплывет.
– Почему?
– Работает официантом на теплоходе «Советский Казахстан». Сейчас он в круизе в Австралии.
Додо продолжает проталкивать свою идею:
– А водолаз Заза?
Давид и этого кандидата отвергает:
– Встретил его на днях в поликлинике. Был бледный, дышал как рыба, выброшенная на берег. Страдает сердцем…
Додо не унимался:
– А Иосава?
Давид дает короткую характеристику:
– Пьет вместе с Абашидзе! – И добавляет: – Две винные бочки!
Прошел месяц безрезультатных поисков пловца.
Нестор Ашордия подошел к решению этой проблемы с другого конца. Когда приехал из Тбилиси спортивный начальник высокого ранга (не будем упоминать имени, обозначим его лишь буквой N), Нестор Ашордия встретил N на вокзале, усадил его в фаэтон (фаэтоны появились ныне на улицах Батуми для увеселительных прогулок туристов) и укатил с ним в ресторанчик при Ботаническом саде! В зарослях рододендрона состоялся сговор, разрешивший все сложности устроителей сверхмарафона Батуми – Поти. Они пожали друг другу руки. Нестор Ашордия расправил плечи, скинул груз забот. Устроил N со спутницей в гостиницу «Интурист» и с легкой душой стал дожидаться дня, когда был назначен старт заплыва.
Я вышел на улицу, поднял голову и увидел высоко в небе летящих кур, ветер относил шары далеко за пределы города. «Прощайте, куры!» Я смешался с праздничной толпой, пешком прошел к вокзалу и вечером уехал в Батуми.
Работая в батумском экскурсионном бюро, я узнал о подготовке к заплыву Батуми – Поти. Сказал мне об этом Додо Двали, мой давнишний друг детства. «Дурмишхан Думбадзе – это же мой дед!» Кто вспомнил его? Как хорошо, что в этом мире ничего не исчезает, рано или поздно признаются заслуги одиноких чудаков! Подковал ли он блоху, приделал ли колеса к самовару, прыгнул ли с колокольни, обвязавшись деревянными крыльями, сел ли на ядро и из пушки полетел к Луне, рисовал ли в духане на клеенке жирафов, которых никогда в жизни не видел, строил ли в городке Калуге космические ракеты, – всем этим чудакам, над которыми смеялись, считая глупостью то, что составляло смысл их жизни, со временем ставили памятники, их рисунки выставляли в музеях, по их чертежам запускали в воздух летательные аппараты, о них писали романы.
Я был рад, что наступил черед моего деда: его памяти посвящался сверхмарафонский заплыв…
– Но некому плыть! – сказал Додо Двали.
Через неделю я вошел в кабинет Нестора Ашордия, сказал, что я внук Дурмишхана Думбадзе, и изъявил желание участвовать в заплыве. Нестор долго разглядывал меня, долго молчал, потом сказал:
– То, что ты внук, это меня устраивает. Внук плывет по стопам деда! В этом что-то есть.
В тот же день я демонстрировал свое умение нырять, чем удивил Нестора, Луарсаба Лаперадзе, Давида Франгуляна и моего друга Додо Двали, сидевших в лодке. Я предложил плыть до Махинджаури, но Нестор отказался:
– Достаточно, ты подходишь.
Франгулян занялся моим тренажем.
Два месяца я бегал кросс. За мной всюду следовал Франгулян, он увлекся мною, поверил в мои силы. Я делал заплывы. Франгулян завязывал мне руки, и я плыл только с помощью ног. Франгулян завязывал мне руки и ноги, собрав их за спиной, и я держался на воде. Франгулян садился мне на плечи, и я бегал по камням, укрепляя икры ног. Я растягивал резиновый жгут, имитируя греблю, я укреплял связки, делая суставы подвижными. Франгулян учил меня специальным дыхательным упражнениям йогов. Я стал выносливым.
Нестор Ашордия, видя мои тренировки, сказал: «Не убивайся, не понадобится все это, и так доплывешь».
Приехали N и двое судей-регистраторов. Нестор встретил их на фаэтоне и увез в Ботанический сад…
Вернувшись навеселе, они стояли и разглядывали меня. Я поневоле выпятил грудь – хотел произвести впечатление. «Отличный боевой петух», – сказал N. Я не учуял иронии и рассмеялся. Вспомнил видение на дне Тбилисского моря. «Жирный кастрированный петух», – сказал тогда Дурмишхан. Я был польщен словами N (надо его как-то назвать, хотя бы Теофил, имя это близко по созвучию с действительным именем), но буквально через час я был озадачен, расстроен и возмущен, когда мне и Давиду Франгуляну было сказано, что заплыв будет происходить следующим образом. Торжественную часть я плыву. Где-то около Махинджаури или Зеленого Мыса я влезаю в лодку, лодка в сопровождении катера пристает к берегу. Там в деревне Бобоквети в доме Нестора всех ждет накрытый стол (при этих словах Нестор жестом радушного хозяина дает понять, что застолье должно всем понравиться). Ночь и утро мы проводим в Бобоквети, а днем на катере подъезжаем к Поти, там меня выбрасывают в воду, я плыву и триумфально вплываю в Поти.
– Но это же обман! – говорю я.
Нестор оглядывает присутствующих, ухмыляется:
– Ты серьезно думаешь, что проплывешь шестьдесят километров? Посмотри на себя! Ты же пойдешь ко дну, не пройдя и трети дистанции! В мире сегодня разве что двух-трех человек можно найти… тех, кто способен проплыть шестьдесят километров! И эти двое-трое годами готовятся к таким подвигам. А ты помахал руками, поплавал туда-обратно вдоль пляжа и думаешь: оп-ля, ты марафонец, заплыв до Поти у тебя в кармане…
Давид Франгулян прервал монолог Нестора:
– Я первый, кто с недоверием отнесся к сверхмарафону! Но сейчас уверен, что он готов к борьбе… Он может хотя бы попытаться…
Нестор отмахнулся от Франгуляна:
– Мне не дохлое тело надо привезти в Поти, а пловца, который победно финиширует. Этого требует от меня республиканский спорткомитет. И слава богу, эти люди, – Нестор указал на Теофила и двух судей-регистраторов, – поняли, что мой вариант единственно реальный!
Разговор происходит на веранде ресторана «Интурист». Нестор отводит в сторону меня и Франгуляна:
– Об этом никто не будет знать. Луарсабу и Додо я уже сказал. Тбилисцы – ребята сговорчивые, хорошо еще, что таких прислали, попались бы другие – не уговорить бы. Я устраиваю эти ресторанные удовольствия, – он ткнул меня в грудь пальцем, – для тебя стараюсь, чтобы ты был победителем. Я мог кого угодно взять на это дело, но ты мне понравился! Цени это!
…И вот я стою на волнорезе. Хлопок стартового пистолета. «Может, отказаться от этого позорного заплыва?» Но я прыгнул в воду. Поравнялся с лодкой, в которой двое гребцов: Франгулян, он тоже сидит на веслах, и массажист Савелий Теплов, голубоглазый веснушчатый мужчина. Невдалеке прогулочный кораблик, там с торжественными лицами стоят Нестор Ашордия, Теофил, двое судей-регистраторов, Луарсаб и Додо Двади.
Я плыву мимо гигантских танкеров, с палуб машут матросы, благословляя в путь по-русски, по-английски, по-индонезийски, по-фински (узнаю корабли по флагам). Я вышел из батумской бухты (один из танкеров дал гудок – это в мою честь), поравнялся с Махинджаури (перед глазами массовые заплывы моего детства). Солнце в зените. У Давида Франгуляна напряженное лицо. Он смотрит на прогулочный кораблик. Там Нестор о чем-то оживленно говорит с Теофилом. Вот Теофил берет рупор, и мы слышим: «У Зеленого Мыса останавливаемся».
Скалы Зеленого Мыса. Я легко плыву, не чувствую прошедших часов.
Голос из рупора: «Стоп».
Гребцы подняли весла.
Франгулян спрашивает меня:
– Что будем делать?
– Я буду плыть…
– Ты устал?
– Нет.
«Звезда» (так называется кораблик) вплотную подходит к лодке. Гребцы встали, подтянули лестницу, опущенную с борта «Звезды». Я вижу все это краем глаза, так как плыву, удаляясь от лодки и кораблика. Слышу голос Нестора:
– Вернись назад.
Франгулян отвечает за меня:
– Он решил плыть один.
Гребцы уже взбираются по лестнице. Франгулян сидит, не двигается. Савелий встал, смотрит на палубу «Звезды», Ашордия разъярен:
– Что это за глупости. Мы же договорились! Верните его!
Франгулян тихо говорит Савелию:
– Я не оставлю его, ты, если хочешь, поднимайся…
Савелий так же тихо отвечает:
– Не будешь же ты один грести до Поти! Я буду с тобой, все может случиться в пути – переохлаждение, судорога…
На палубе «Звезды» стоят в недоумении. Смотрят на пловца, отдаляющегося от них. Лодка медленно поплыла за пловцом.
Один из гребцов спрашивает Нестора:
– А нам как быть?
– Стойте здесь. Их ненадолго хватит. Тоже мне бунтари…
Он замолчал, прошелся к носу кораблика, вернулся.
– Вас здесь семь человек плюс трое, команда «Звезды». Разве я не осознаю, что на глазах десяти свидетелей хочу устроить ложный доплыв?! Вы в любой момент можете выдать меня! Но зная это, я знаю и то, что он не доплывет до Поти. Плыть день, ночь и еще день он не способен. Не спо-со-бен! – прокричал Нестор. – Он сорвет заплыв, а мне за это сорвут голову!!!
– Я слышал, что где-то на двадцатом километре наступает «мертвая точка», – сказал Луарсаб. – Мышцы деревенеют, тело мерзнет, пловец хочет влезть в лодку… Может, нам дождаться этой «мертвой точки».
– Двадцатый километр будет через час-полтора! – сказал Додо Двали.
– Он не просил еды… И скоро, наверно, попросит. Можно будет поговорить с ним, когда он остановится.
«Звезда» на малых оборотах винта тронулась за лодкой.
Нестор не унимается:
– Богатый стол ждет нас в Бобоквети. Мы теряем его из-за этого тупицы!
Солнце спустилось к горизонту, но духота, монотонные всплески волн, бессмысленное стояние на палубе утомили всех. В воображении рисовался прохладный бобокветский двор, под тенистым деревом стоял стол, полный яств. «Изабелла» охлаждалась в ручье.
– Какого черта мы мучаемся! Надо прервать заплыв – и все! В конце концов, кто тут приказывает?! – взорвался Теофил.
И из рупора полилась ругань. «Звезда» настигла лодку. Казалось, что она хочет растоптать ее. Я плыл и чувствовал, как железная громада вот-вот наскочит на меня. Но я не оглядывался, старался не сбиваться с ритма, я перестал интересоваться всем, что происходит за моей спиной.
Вперед! Вперед!
Вскоре все утихло. Я почувствовал – «Звезда» исчезла. Лодка поравнялась со мной, и я увидел Давида Франгуляна. Он перегнулся через борт и сказал:
– Они уплыли. Велели следить за тобой… Вернутся к ночи.
Я посмотрел в сторону берега и увидел удаляющийся кораблик.
– К нам плывут двое. Они прыгнули со «Звезды».
Франгулян стал всматриваться в море.
Это Додо и Илиопуло!
Вскоре они подплыли и забрались в лодку.
– Мы с вами. Будем сменять на веслах… К черту Бобоквети, – проговорил Додо.
Грек Илиопуло взял у Франгуляна весла, налег на них, и лодка двинулась вслед за мной. Моя надежда и опора – интернациональная бригада: грек, армянин, русский и грузин напрягали мускулы и подбадривали меня, пели и в пении создавали общий ритм пловца и лодки.
Апрель 1971 года. В Батуми льет дождь. Белые лепестки магнолиевых цветов падают в дождевые лужи и плывут, подгоняемые ветром…
В городском спорткомитете завешивают окна одеялами. В темном кабинете председателя стоит кинопроектор. Приехавший из Тбилиси товарищ Бакурадзе деловито заправляет его кинолентой. Включив проектор и пустив яркий луч на простыню, прибитую к стене, он дает знак затемнить последнее окно.
На экране появился незнакомый берег моря. Улочки маленького городка. Голос английского диктора сообщает, что это Кале – самая южная точка Британских островов. В этом городке уже второе столетие проводятся старты традиционных марафонских заплывов через Ла-Манш. (Бакурадзе, едва поспевая за диктором, делает вольный перевод с английского.) Военный оркестр исполняет торжественный гимн «Боже, храни королеву». Множество яхт, парусников, шлюпок провожают пловца. Женщины кидают в воду цветы. Вертолеты кружат над головой пловца на протяжении всех долгих тридцати двух километров. Эсминцы британского флота с кинооператорами, репортерами, фотографами на борту фиксируют каждый взмах мужественной руки пловца. Усталый, подплывает он к французскому берегу. Город Лувр. Развеваются знамена. По пляжу бежит королева красоты. На голове у нее корона из фольги; загоревшая, длинноногая, крупнозадая (спорткомитетчики не могут скрыть восторга, кто-то протяжно произносит: «У-и-ффф!»). Она встретила вышедшего из воды и качающегося от усталости пловца, наливает ему стопку виски. Опрокинув в себя, разом согревшись, пловец целует солеными губами горячие королевские губы. Толпа кричит «Виктория», пловец поднимает два растопыренных пальца – знак победы!
Экран потух. Кто-то нащупал в темноте выключатель и зажег свет. Все собравшиеся в кабинете смотрят на Бакурадзе, глаза его лихорадочно сверкают, щеки горят пунцовым цветом, будто он только что выплыл на берег и это его целовала длинноногая королева.
– Вот образец того, как мы должны провести наш заплыв! Может, не с таким размахом: вертолеты и так далее. Англичане все-таки имеют давние традиции, у них двухсотлетний опыт, но мы будем плыть шестьдесят километров. Это почти два Ла-Манша! – Говоря эти слова Бакурадзе, смотрел куда-то вдаль. Потом он опустил глаза и оглядел собравшихся: – В истории грузинского водоплавания мы знаем имя легендарного пловца Дурмишхана Думбадзе, который проплыл из Батуми в Поти!
Моросит дождь. Вдоль бушующего моря по пляжу идут двое. Это Луарсаб Лаперадзе, инструктор спорткомитета, и Давид Франгулян, тренер по плаванию. Они держат над головами черные зонты.
Море выбросило на берег ящик из-под чешского пива «Диплом». Луарсаб остановился, посмотрел на пустой ящик и сказал сердито:
– Где я найду им идиота, который добровольно согласится утопить себя в Черном море?!
Отхлынувшая от берега волна утащила ящик назад в море.
– Плыть шестьдесят километров – это же самоубийство!
Ящик вновь подплыл к их ногам.
– Давид, в тебя стреляли когда-нибудь солью в зад?!
– Нет.
– А в меня стреляли… в детстве… я воровал яблоки.
– Ну и что?
– А то, что этот марафон мне как выстрел в зад. Ашордия срочно требует найти пловца…
Луарсаб пнул ногой ящик, тот уплыл в море.
Нестор Ашордия – человек, кому поручено проведение сверхмарафонского заплыва, – держит в руках телефонную трубку и укоризненно смотрит на Луарсаба:
– Уже третий раз звонят из Тбилиси… Что я им скажу?
– Что не можешь найти пловца…
Ашордия протягивает трубку Луарсабу:
– Вот сам и скажи…
…Тихая батумская улица рядом с бассейном общества «Пищевик». Кто-то играет на скрипке. Неопытная рука водит смычком по струнам, извлекая из них дребезжащие звуки.
Небольшая комната. На постели лежит старый армянин. Рядом на стуле сидит Давид Франгулян. Шея его обвязана пестрым шарфом: у тренера по плаванию ангина. В руках он держит тарелку супа и кормит своего отца, двадцать лет неподвижно лежащего на кровати. В углу комнаты маленький мальчик играет скрипичные гаммы. На эту идиллическую семейную сценку смотрят Луарсаб и Додо Двали – тоже инструктор спорткомитета. Его мы видели на киносеансе, устроенном товарищем Бакурадзе. Это он не смог скрыть восторга при появлении королевы красоты и громко произнес протяжное: «У-и-фффф!»
Рассказывает Додо:
– Давид, когда английский пловец вылез из воды, у него подкашивались ноги, и он два раза упал. Вот что делают тридцать два морских километра. А вы хотите послать грузина плыть шестьдесят километров!
Давид удивленно посмотрел на него:
– Я не понимаю тебя. Если англичанин может проплыть эти шестьдесят километров, то почему грузин не может проплыть эти шестьдесят километров? – Давид явно обиделся на слова Додо: «Восемнадцать лет я тренирую батумских пловцов! Но я отказался бы проводить этот сверхмарафон».
– Но ты же слышал, что говорил Бакурадзе об английских заплывах, о сорокалетнем югославе, проплывшем восемьдесят километров, о двух цейлонцах, плывших в Индию.
– Одного из них съела акула, – говорит Давид.
– Но в Черном море нет акул. И дело не в акулах, а в том, что сверхмарфон сейчас очень популярен в мире. И поэтому в Тбилиси решили устроить заплыв Батуми – Поти, – возражает Луарсаб.
– Тогда пусть привозят из Тбилиси своих пловцов. У них есть чемпионы.
– Я это сказал Бакурадзе.
– А он что?
– Он сказал, из Батуми должен плыть батумец.
– Я уже сказал, на моих мальчиков не рассчитывайте, – настаивает Давид. – Республиканские соревнования уже на носу, я что, сумасшедший – послать своих рекордсменов на это самоубийство? Кого послать? Деметрадзе? Девдариани? Жемчужного?
– Послушайте! – встрепенулся Додо. – Сколько лет югославу? Сорок! А что, если не твоих мальчиков пустить в воду, а взрослого. Найти нашего сорокалетнего феномена… вроде Абашидзе, хотя бы его самого. Он буйвол, у него нет предела выносливости.
– Абашидзе сейчас пьет как буйвол!
– Это точно… А лодочник Махинджаури… забыл его имя… Рыжий гигант, – подсказывает Додо.
– Знаю, о ком говоришь. Был хорошим пловцом, но он не поплывет.
– Почему?
– Работает официантом на теплоходе «Советский Казахстан». Сейчас он в круизе в Австралии.
Додо продолжает проталкивать свою идею:
– А водолаз Заза?
Давид и этого кандидата отвергает:
– Встретил его на днях в поликлинике. Был бледный, дышал как рыба, выброшенная на берег. Страдает сердцем…
Додо не унимался:
– А Иосава?
Давид дает короткую характеристику:
– Пьет вместе с Абашидзе! – И добавляет: – Две винные бочки!
Прошел месяц безрезультатных поисков пловца.
Нестор Ашордия подошел к решению этой проблемы с другого конца. Когда приехал из Тбилиси спортивный начальник высокого ранга (не будем упоминать имени, обозначим его лишь буквой N), Нестор Ашордия встретил N на вокзале, усадил его в фаэтон (фаэтоны появились ныне на улицах Батуми для увеселительных прогулок туристов) и укатил с ним в ресторанчик при Ботаническом саде! В зарослях рододендрона состоялся сговор, разрешивший все сложности устроителей сверхмарафона Батуми – Поти. Они пожали друг другу руки. Нестор Ашордия расправил плечи, скинул груз забот. Устроил N со спутницей в гостиницу «Интурист» и с легкой душой стал дожидаться дня, когда был назначен старт заплыва.
* * *
…14 августа 1971 года – день, который я буду помнить всю жизнь, даже если мне посчастливится дожить до 2071 года и быть свидетелем величайших событий в жизни человечества: всеобщего мира на земле, искоренения зла, несправедливости, крушения колониальных систем, разрешения энергетического кризиса, переселения людей в искусственные города-спутники в космос, на дно океанов и морей.* * *
Я ушел из дома Сумбата Соломоновича после скандала с летающей над городом Тбилиси курицей, подвешенной на воздушных шарах, пущенных мною с балкона в день Первого мая, когда демонстранты с веселым смехом смотрели, как в воздухе плыли гирлянды цветных шаров, связанных в узел на спине белой курицы. Все указывали на летящую птицу и все видели, как я готовлю к запуску новую гирлянду со следующей курицей. Сумбат Соломонович стоял в колонне учреждения, где он был липово оформлен как работник этого учреждения, получал зарплату и клал ее в карман директору. Он выходил на парады регулярно. Сейчас, всучив кому-то транспарант, который он держал в руках, Сумбат побежал к своему дому, с балкона которого взлетали в небо белые куры. Он с криком ворвался в дом, вырвал сотню шаров, купленных мною у цыганок, выпустил их в небо, ударил меня, но я не ответил ему ударом на удар. Войдя в комнату, я взял чемодан, сложил в него свою одежду, велел смотреть теще, что я беру. «Бриллиантов не уношу», – сказал я ей и поцеловал спящего сына, которому был год и два месяца. Он спал и улыбался во сне. Поцеловал свою Тамуну и ушел. «Я уезжаю в Батуми, если ты меня любишь, ты приедешь. Мы будем жить, будем честно работать и растить сына не в этом курином борделе» (я впервые позволил себе так выразиться).Я вышел на улицу, поднял голову и увидел высоко в небе летящих кур, ветер относил шары далеко за пределы города. «Прощайте, куры!» Я смешался с праздничной толпой, пешком прошел к вокзалу и вечером уехал в Батуми.
Работая в батумском экскурсионном бюро, я узнал о подготовке к заплыву Батуми – Поти. Сказал мне об этом Додо Двали, мой давнишний друг детства. «Дурмишхан Думбадзе – это же мой дед!» Кто вспомнил его? Как хорошо, что в этом мире ничего не исчезает, рано или поздно признаются заслуги одиноких чудаков! Подковал ли он блоху, приделал ли колеса к самовару, прыгнул ли с колокольни, обвязавшись деревянными крыльями, сел ли на ядро и из пушки полетел к Луне, рисовал ли в духане на клеенке жирафов, которых никогда в жизни не видел, строил ли в городке Калуге космические ракеты, – всем этим чудакам, над которыми смеялись, считая глупостью то, что составляло смысл их жизни, со временем ставили памятники, их рисунки выставляли в музеях, по их чертежам запускали в воздух летательные аппараты, о них писали романы.
Я был рад, что наступил черед моего деда: его памяти посвящался сверхмарафонский заплыв…
– Но некому плыть! – сказал Додо Двали.
Через неделю я вошел в кабинет Нестора Ашордия, сказал, что я внук Дурмишхана Думбадзе, и изъявил желание участвовать в заплыве. Нестор долго разглядывал меня, долго молчал, потом сказал:
– То, что ты внук, это меня устраивает. Внук плывет по стопам деда! В этом что-то есть.
В тот же день я демонстрировал свое умение нырять, чем удивил Нестора, Луарсаба Лаперадзе, Давида Франгуляна и моего друга Додо Двали, сидевших в лодке. Я предложил плыть до Махинджаури, но Нестор отказался:
– Достаточно, ты подходишь.
Франгулян занялся моим тренажем.
Два месяца я бегал кросс. За мной всюду следовал Франгулян, он увлекся мною, поверил в мои силы. Я делал заплывы. Франгулян завязывал мне руки, и я плыл только с помощью ног. Франгулян завязывал мне руки и ноги, собрав их за спиной, и я держался на воде. Франгулян садился мне на плечи, и я бегал по камням, укрепляя икры ног. Я растягивал резиновый жгут, имитируя греблю, я укреплял связки, делая суставы подвижными. Франгулян учил меня специальным дыхательным упражнениям йогов. Я стал выносливым.
Нестор Ашордия, видя мои тренировки, сказал: «Не убивайся, не понадобится все это, и так доплывешь».
Приехали N и двое судей-регистраторов. Нестор встретил их на фаэтоне и увез в Ботанический сад…
Вернувшись навеселе, они стояли и разглядывали меня. Я поневоле выпятил грудь – хотел произвести впечатление. «Отличный боевой петух», – сказал N. Я не учуял иронии и рассмеялся. Вспомнил видение на дне Тбилисского моря. «Жирный кастрированный петух», – сказал тогда Дурмишхан. Я был польщен словами N (надо его как-то назвать, хотя бы Теофил, имя это близко по созвучию с действительным именем), но буквально через час я был озадачен, расстроен и возмущен, когда мне и Давиду Франгуляну было сказано, что заплыв будет происходить следующим образом. Торжественную часть я плыву. Где-то около Махинджаури или Зеленого Мыса я влезаю в лодку, лодка в сопровождении катера пристает к берегу. Там в деревне Бобоквети в доме Нестора всех ждет накрытый стол (при этих словах Нестор жестом радушного хозяина дает понять, что застолье должно всем понравиться). Ночь и утро мы проводим в Бобоквети, а днем на катере подъезжаем к Поти, там меня выбрасывают в воду, я плыву и триумфально вплываю в Поти.
– Но это же обман! – говорю я.
Нестор оглядывает присутствующих, ухмыляется:
– Ты серьезно думаешь, что проплывешь шестьдесят километров? Посмотри на себя! Ты же пойдешь ко дну, не пройдя и трети дистанции! В мире сегодня разве что двух-трех человек можно найти… тех, кто способен проплыть шестьдесят километров! И эти двое-трое годами готовятся к таким подвигам. А ты помахал руками, поплавал туда-обратно вдоль пляжа и думаешь: оп-ля, ты марафонец, заплыв до Поти у тебя в кармане…
Давид Франгулян прервал монолог Нестора:
– Я первый, кто с недоверием отнесся к сверхмарафону! Но сейчас уверен, что он готов к борьбе… Он может хотя бы попытаться…
Нестор отмахнулся от Франгуляна:
– Мне не дохлое тело надо привезти в Поти, а пловца, который победно финиширует. Этого требует от меня республиканский спорткомитет. И слава богу, эти люди, – Нестор указал на Теофила и двух судей-регистраторов, – поняли, что мой вариант единственно реальный!
Разговор происходит на веранде ресторана «Интурист». Нестор отводит в сторону меня и Франгуляна:
– Об этом никто не будет знать. Луарсабу и Додо я уже сказал. Тбилисцы – ребята сговорчивые, хорошо еще, что таких прислали, попались бы другие – не уговорить бы. Я устраиваю эти ресторанные удовольствия, – он ткнул меня в грудь пальцем, – для тебя стараюсь, чтобы ты был победителем. Я мог кого угодно взять на это дело, но ты мне понравился! Цени это!
…И вот я стою на волнорезе. Хлопок стартового пистолета. «Может, отказаться от этого позорного заплыва?» Но я прыгнул в воду. Поравнялся с лодкой, в которой двое гребцов: Франгулян, он тоже сидит на веслах, и массажист Савелий Теплов, голубоглазый веснушчатый мужчина. Невдалеке прогулочный кораблик, там с торжественными лицами стоят Нестор Ашордия, Теофил, двое судей-регистраторов, Луарсаб и Додо Двади.
Я плыву мимо гигантских танкеров, с палуб машут матросы, благословляя в путь по-русски, по-английски, по-индонезийски, по-фински (узнаю корабли по флагам). Я вышел из батумской бухты (один из танкеров дал гудок – это в мою честь), поравнялся с Махинджаури (перед глазами массовые заплывы моего детства). Солнце в зените. У Давида Франгуляна напряженное лицо. Он смотрит на прогулочный кораблик. Там Нестор о чем-то оживленно говорит с Теофилом. Вот Теофил берет рупор, и мы слышим: «У Зеленого Мыса останавливаемся».
Скалы Зеленого Мыса. Я легко плыву, не чувствую прошедших часов.
Голос из рупора: «Стоп».
Гребцы подняли весла.
Франгулян спрашивает меня:
– Что будем делать?
– Я буду плыть…
– Ты устал?
– Нет.
«Звезда» (так называется кораблик) вплотную подходит к лодке. Гребцы встали, подтянули лестницу, опущенную с борта «Звезды». Я вижу все это краем глаза, так как плыву, удаляясь от лодки и кораблика. Слышу голос Нестора:
– Вернись назад.
Франгулян отвечает за меня:
– Он решил плыть один.
Гребцы уже взбираются по лестнице. Франгулян сидит, не двигается. Савелий встал, смотрит на палубу «Звезды», Ашордия разъярен:
– Что это за глупости. Мы же договорились! Верните его!
Франгулян тихо говорит Савелию:
– Я не оставлю его, ты, если хочешь, поднимайся…
Савелий так же тихо отвечает:
– Не будешь же ты один грести до Поти! Я буду с тобой, все может случиться в пути – переохлаждение, судорога…
На палубе «Звезды» стоят в недоумении. Смотрят на пловца, отдаляющегося от них. Лодка медленно поплыла за пловцом.
Один из гребцов спрашивает Нестора:
– А нам как быть?
– Стойте здесь. Их ненадолго хватит. Тоже мне бунтари…
Он замолчал, прошелся к носу кораблика, вернулся.
– Вас здесь семь человек плюс трое, команда «Звезды». Разве я не осознаю, что на глазах десяти свидетелей хочу устроить ложный доплыв?! Вы в любой момент можете выдать меня! Но зная это, я знаю и то, что он не доплывет до Поти. Плыть день, ночь и еще день он не способен. Не спо-со-бен! – прокричал Нестор. – Он сорвет заплыв, а мне за это сорвут голову!!!
– Я слышал, что где-то на двадцатом километре наступает «мертвая точка», – сказал Луарсаб. – Мышцы деревенеют, тело мерзнет, пловец хочет влезть в лодку… Может, нам дождаться этой «мертвой точки».
– Двадцатый километр будет через час-полтора! – сказал Додо Двали.
– Он не просил еды… И скоро, наверно, попросит. Можно будет поговорить с ним, когда он остановится.
«Звезда» на малых оборотах винта тронулась за лодкой.
Нестор не унимается:
– Богатый стол ждет нас в Бобоквети. Мы теряем его из-за этого тупицы!
Солнце спустилось к горизонту, но духота, монотонные всплески волн, бессмысленное стояние на палубе утомили всех. В воображении рисовался прохладный бобокветский двор, под тенистым деревом стоял стол, полный яств. «Изабелла» охлаждалась в ручье.
– Какого черта мы мучаемся! Надо прервать заплыв – и все! В конце концов, кто тут приказывает?! – взорвался Теофил.
И из рупора полилась ругань. «Звезда» настигла лодку. Казалось, что она хочет растоптать ее. Я плыл и чувствовал, как железная громада вот-вот наскочит на меня. Но я не оглядывался, старался не сбиваться с ритма, я перестал интересоваться всем, что происходит за моей спиной.
Вперед! Вперед!
Вскоре все утихло. Я почувствовал – «Звезда» исчезла. Лодка поравнялась со мной, и я увидел Давида Франгуляна. Он перегнулся через борт и сказал:
– Они уплыли. Велели следить за тобой… Вернутся к ночи.
Я посмотрел в сторону берега и увидел удаляющийся кораблик.
– К нам плывут двое. Они прыгнули со «Звезды».
Франгулян стал всматриваться в море.
Это Додо и Илиопуло!
Вскоре они подплыли и забрались в лодку.
– Мы с вами. Будем сменять на веслах… К черту Бобоквети, – проговорил Додо.
Грек Илиопуло взял у Франгуляна весла, налег на них, и лодка двинулась вслед за мной. Моя надежда и опора – интернациональная бригада: грек, армянин, русский и грузин напрягали мускулы и подбадривали меня, пели и в пении создавали общий ритм пловца и лодки.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента