Страница:
– Господи, боже мой, – проговорил он растерянно. – За что девочке такие испытания! Снова то же самое! Как она переживет?
Петрусенко уже увидел, что на диване без сознания лежит Варя. Чепца на девушке не было, волосы растрепались, на щеке – ссадина и царапины, рукав платья оторван.
– Что случилось? – воскликнул Леваневский и схватился за сердце.
Горничные и служащие окружили его.
– На Вареньку напали!
– Во дворе, где подсобки!
– Бандит какой-то. Душил ее, тянул к сараям!
– А шофер спас, такой молодчина!
– А бандита Кузьмич и Петро держат!
Викентий Павлович первым сориентировался в этом многоголосом рассказе. Он быстро выхватил взглядом человека в форменной тужурке шофера, стоявшего рядом с диваном, подошел к нему, протянул руку:
– Следователь Петрусенко из сыскной полиции.
Мужчина был приблизительно его ровесник – около сорока лет, приятное, несколько суровое лицо, заметная седина в густых волосах. Его рукопожатие оказалось крепким и коротким.
– Коринцев, Александр Игнатьевич. Шофер муниципального управления. Прикомандирован к иностранной делегации.
– Где тот, кто напал на девушку?
– В хозяйственном дворе, связан. С ним двое работников, охраняют.
– Хорошо. Я сейчас распоряжусь насчет него, а потом мы с вами побеседуем.
Коринцев кивнул и вновь посмотрел на девушку.
– Что с Варей? Она не слишком пострадала?
– А? – Мужчина перевел взгляд на Петрусенко. – Ее зовут Варя? Не знал. – Уголки его твердых, четкого рисунка губ дрогнули. – Нет, только сильно испугалась. Мерзавец ничего не успел сделать.
Через десять минут приехала полицейская карета. К этому времени Петрусенко уже повидал задержанного. Молодой парень, явно криминальный тип: серая нездоровая кожа, мутные глаза, толстые губы, редкие жирные пряди нестриженых волос, закрывающие лоб. Он был крепок фигурой, но двое мужчин – грузчик и помощник повара, державшие его, – выглядели еще мощнее. Петрусенко думал, что, может быть, узнает нападавшего. Но тот ему оказался незнаком: наверное, мелкая сошка в бандитском мире.
– Ты кто? Имя, фамилия? – спросил следователь парня.
Но тот лишь постанывал с подвыванием.
– Ладно, – махнул рукой Викентий Павлович и сказал уже ожидавшим городовым: – Везите в управление, там разберемся.
И поспешил наверх, в бюро Леваневского. Варю к этому времени тоже уже увезли к врачу, с ней поехал ее дядя и одна из горничных. Директор встретил следователя тяжелым вздохом.
– Какой несчастный день для гостиницы! Такое роковое совпадение двух печальных событий. И одно-то – редкость, из ряда вон! А тут – сразу два!
– Вы правы, странное совпадение, – протянул Петрусенко. Леваневский сразу уловил его мысль:
– Как? Вы думаете?.. Но как эти два события могут быть связаны между собой?
– Вот и я думаю... Девушка первой узнала о краже в номере Арженов. Она кое-что заметила.
– Заметила? Я не знал!
– Да, этот разговор произошел не при вас. Варя обратила внимание на некоторые манипуляции мадам с одеждой. Похоже, что мадам Аржен сегодня не ночевала у себя в номере.
Леваневский минуту молчал, пораженный. Потом покачал головой:
– Но все же... Не думаете вы, что мадам Аржен?..
– Нет, – Петрусенко засмеялся. – Конечно, нет! Мадам знать не знала, что Варя догадалась. И главное – абсурдно искать связь между приехавшей на днях парижанкой и этим бандитом.
– Ну вот! – Леваневский вздохнул облегченно, но следователь тут же прервал его:
– Но! – Викентий Павлович поднял палец, как бы фиксируя мысль. – Все-таки такие совпадения странны. Впрочем: Veritas – temporis filio. Истина – дочь времени! Однако времени у нас не так уж много.
– Да, господин Петрусенко, я все время об этом думаю! Гости наши здесь будут еще только пять дней. Неужели уедут, а кража останется нераскрытой?
– Я тоже об этом помню... Пойдемте, господин директор, вниз, к нашим иностранным гостям. Я так понимаю: ужин заканчивается, а они не расходятся, ждут наших разъяснений.
– Вы будете говорить только о нападении на горничную? Впрочем... – Леваневский обреченно махнул рукой. – Теперь уж все равно, коль такой скандал! И о краже, видно, слухов не избежать.
Викентий Павлович согласился:
– Да, надо говорить и о краже. Пойдемте.
Они спустились в холл. Там и в самом деле было шумно. Кто-то еще оставался за столиками в ресторане, но многие уже оккупировали диваны и кресла холла, стояли группами, оживленно разговаривая. Несколько человек тут же устремились навстречу Петрусенко и Леваневскому.
– Господин директор, что случилось?
– Да, расскажите подробно!
– Что с девушкой? Она жива?
Директор и следователь прошли к диванам, где расположились в основном дамы. Мужчины подтянулись к ним. Викентий Павлович только собрался заговорить. Но не успел.
Крик, раздавшийся откуда-то с верхних этажей, был так пронзителен и резок, что шум мгновенно стих. В холле и без того царило нервное возбуждение, а тут!.. В наступившей тишине, не выдержав, вскрикнула одна из дам. И тут же еще один, исполненный жутью и истерикой вопль донесся от центральной лестницы. На ее верхнем пролете показалась женская фигура. Это была мадам Аржен. Она бежала вниз, одной рукой приподнимая длинную юбку, вторую протягивая к ним, стоящим внизу. Бежала и кричала:
– Он мертв! Там, в комнате! Моего мужа убили!
5
6
Петрусенко уже увидел, что на диване без сознания лежит Варя. Чепца на девушке не было, волосы растрепались, на щеке – ссадина и царапины, рукав платья оторван.
– Что случилось? – воскликнул Леваневский и схватился за сердце.
Горничные и служащие окружили его.
– На Вареньку напали!
– Во дворе, где подсобки!
– Бандит какой-то. Душил ее, тянул к сараям!
– А шофер спас, такой молодчина!
– А бандита Кузьмич и Петро держат!
Викентий Павлович первым сориентировался в этом многоголосом рассказе. Он быстро выхватил взглядом человека в форменной тужурке шофера, стоявшего рядом с диваном, подошел к нему, протянул руку:
– Следователь Петрусенко из сыскной полиции.
Мужчина был приблизительно его ровесник – около сорока лет, приятное, несколько суровое лицо, заметная седина в густых волосах. Его рукопожатие оказалось крепким и коротким.
– Коринцев, Александр Игнатьевич. Шофер муниципального управления. Прикомандирован к иностранной делегации.
– Где тот, кто напал на девушку?
– В хозяйственном дворе, связан. С ним двое работников, охраняют.
– Хорошо. Я сейчас распоряжусь насчет него, а потом мы с вами побеседуем.
Коринцев кивнул и вновь посмотрел на девушку.
– Что с Варей? Она не слишком пострадала?
– А? – Мужчина перевел взгляд на Петрусенко. – Ее зовут Варя? Не знал. – Уголки его твердых, четкого рисунка губ дрогнули. – Нет, только сильно испугалась. Мерзавец ничего не успел сделать.
Через десять минут приехала полицейская карета. К этому времени Петрусенко уже повидал задержанного. Молодой парень, явно криминальный тип: серая нездоровая кожа, мутные глаза, толстые губы, редкие жирные пряди нестриженых волос, закрывающие лоб. Он был крепок фигурой, но двое мужчин – грузчик и помощник повара, державшие его, – выглядели еще мощнее. Петрусенко думал, что, может быть, узнает нападавшего. Но тот ему оказался незнаком: наверное, мелкая сошка в бандитском мире.
– Ты кто? Имя, фамилия? – спросил следователь парня.
Но тот лишь постанывал с подвыванием.
– Ладно, – махнул рукой Викентий Павлович и сказал уже ожидавшим городовым: – Везите в управление, там разберемся.
И поспешил наверх, в бюро Леваневского. Варю к этому времени тоже уже увезли к врачу, с ней поехал ее дядя и одна из горничных. Директор встретил следователя тяжелым вздохом.
– Какой несчастный день для гостиницы! Такое роковое совпадение двух печальных событий. И одно-то – редкость, из ряда вон! А тут – сразу два!
– Вы правы, странное совпадение, – протянул Петрусенко. Леваневский сразу уловил его мысль:
– Как? Вы думаете?.. Но как эти два события могут быть связаны между собой?
– Вот и я думаю... Девушка первой узнала о краже в номере Арженов. Она кое-что заметила.
– Заметила? Я не знал!
– Да, этот разговор произошел не при вас. Варя обратила внимание на некоторые манипуляции мадам с одеждой. Похоже, что мадам Аржен сегодня не ночевала у себя в номере.
Леваневский минуту молчал, пораженный. Потом покачал головой:
– Но все же... Не думаете вы, что мадам Аржен?..
– Нет, – Петрусенко засмеялся. – Конечно, нет! Мадам знать не знала, что Варя догадалась. И главное – абсурдно искать связь между приехавшей на днях парижанкой и этим бандитом.
– Ну вот! – Леваневский вздохнул облегченно, но следователь тут же прервал его:
– Но! – Викентий Павлович поднял палец, как бы фиксируя мысль. – Все-таки такие совпадения странны. Впрочем: Veritas – temporis filio. Истина – дочь времени! Однако времени у нас не так уж много.
– Да, господин Петрусенко, я все время об этом думаю! Гости наши здесь будут еще только пять дней. Неужели уедут, а кража останется нераскрытой?
– Я тоже об этом помню... Пойдемте, господин директор, вниз, к нашим иностранным гостям. Я так понимаю: ужин заканчивается, а они не расходятся, ждут наших разъяснений.
– Вы будете говорить только о нападении на горничную? Впрочем... – Леваневский обреченно махнул рукой. – Теперь уж все равно, коль такой скандал! И о краже, видно, слухов не избежать.
Викентий Павлович согласился:
– Да, надо говорить и о краже. Пойдемте.
Они спустились в холл. Там и в самом деле было шумно. Кто-то еще оставался за столиками в ресторане, но многие уже оккупировали диваны и кресла холла, стояли группами, оживленно разговаривая. Несколько человек тут же устремились навстречу Петрусенко и Леваневскому.
– Господин директор, что случилось?
– Да, расскажите подробно!
– Что с девушкой? Она жива?
Директор и следователь прошли к диванам, где расположились в основном дамы. Мужчины подтянулись к ним. Викентий Павлович только собрался заговорить. Но не успел.
Крик, раздавшийся откуда-то с верхних этажей, был так пронзителен и резок, что шум мгновенно стих. В холле и без того царило нервное возбуждение, а тут!.. В наступившей тишине, не выдержав, вскрикнула одна из дам. И тут же еще один, исполненный жутью и истерикой вопль донесся от центральной лестницы. На ее верхнем пролете показалась женская фигура. Это была мадам Аржен. Она бежала вниз, одной рукой приподнимая длинную юбку, вторую протягивая к ним, стоящим внизу. Бежала и кричала:
– Он мертв! Там, в комнате! Моего мужа убили!
5
Жорж Аржен лежал во второй спальне на кровати. Однако он был одет – так, как одеваются, чтобы выйти к ужину. Ноги его бессильно свисали вниз, одна туфля касалась ковра. Лица не было видно – он упал на кровать ничком, скрюченные пальцы вцепились в покрывало. Шею перетягивал неширокий кожаный ремень.
Все девять медиков – коллег Аржена – хотели пойти со следователем сюда, в номер. Но он попросил лишь двоих. Посовещавшись, с ним отправились профессор Хлодвиг и мсье Деплесси. Хлодвиг слыл хирургом широкого профиля, а не только офтальмологом, парижанин же Деплесси хорошо знал Аржена. Остальные врачи остались внизу успокаивать дам и приводить в чувство мадам Аржен.
Француженка кричала, что ее муж мертв. И, судя по внешнему виду, так оно и было. Однако врачи первым делом проверили пульс. Он не прощупывался.
– Надо его перевернуть, – сказал Хлодвиг.
Петрусенко, Деплесси и Леваневский осторожно повернули безвольно обмякшее тело на спину. Директор, не удержавшись, тихонько вскрикнул и быстро отошел в сторону: перекошенное, синее лицо удушенного было ужасным. Надежды на то, что жизнь в нем еще теплилась, не оставалось. И все же профессор, быстро расстегнув жилет и рубаху, приник ухом к груди Аржена. Потом посмотрел зрачки и наконец покачал головой:
– Мертв.
Говорили они по-французски: этот язык знали все иностранные гости.
– Как давно? – спросил Петрусенко.
– Совсем недавно, от пятнадцати минут до получаса, не больше. Тело еще теплое, конечности расслабленные, податливые...
Викентий Павлович сразу же заметил беспорядок в номере – следы борьбы. Правда, их было немного: опрокинутый стул, сбитая с мраморного столика, но не разбившаяся на ковре хрустальная ваза. Теперь он увидел порванную на груди убитого рубаху. И еще: когда профессор расстегивал жилет, что-то звякнуло.
– Минуточку...
От брюк к жилетному карману тянулась цепочка. Петрусенко нагнулся, осторожно просунул пальцы в прорезь кармана. Да, так он сразу и подумал: стекло часов было разбито.
Викентий Павлович осторожно извлек свою находку из жилета, отстегнул цепочку. Часы были дорогие, швейцарские, из тех, что недавно вошли в моду – без крышки. Оттого стекло и разбилось: то ли когда Аржен пытался освободиться от убийцы, то ли когда уже упал без сил и ударился боком о железный угол кровати. Стрелки остановились на 20 часах 24 минутах. Петрусенко достал свои часы, щелкнул откидной крышкой.
– Да, – сказал, показывая то и другое своим спутникам. – Видимо, это случилось двадцать минут назад.
– Это очень похоже на истину, – согласился Хлодвиг.
– Я понял! – вдруг неожиданно вскрикнул Леваневский. – Я все понял! Его убил этот бандит! Убил, а потом с еще не остывшей жаждой крови по черной лестнице вышел во двор и напал на подвернувшуюся ему горничную! Он, скорее всего, маньяк!
– Это была бы неплохая версия, – мягко сказал Викентий Павлович. – Но...
Француз Деплесси, помогавший Хлодвигу осматривать убитого, повернул голову и понимающе прищелкнул пальцами:
– Верно, господин следователь. По времени не сходится!
– Да, дорогой господин директор. Похоже, что в то время, когда происходило в этом номере убийство, бандита уже держали за руки двое ваших служащих, – если не ошибаюсь, грузчик и повар. Так что у негодяя есть алиби.
Деплесси отошел от кровати, с несколько брезгливой гримасой держа руки на весу. И добавил, словно продолжая мысль Петрусенко:
– К счастью, такое же алиби есть у нас всех, кто в это время был в ресторане и наблюдал происшествие с крошкой-горничной.
– Верно замечено, мсье Деплесси! Поздравляю, вы опередили мои слова. А что насчет убийства?
– Одну минутку, мы с профессором вымоем руки и поступим в ваше распоряжение.
Врачи удалились в ванную комнату. Леваневский пошел вызывать полицию – в который уже раз за этот невероятно долгий несчастный день! Викентий Павлович на несколько минут остался наедине с мертвым Арженом. Подошел ближе к постели. Он не глядел в лицо убитому – много видел он страшных смертей, не привык, но умел сдерживать эмоции. Сейчас его интересовало другое. Быстро и профессионально следователь стал осматривать одежду убитого. Когда ладонь шла вдоль пиджака, в районе поясницы пальцы наткнулись на что-то. Сначала показалось: какая-то вещь лежит в кармане. Но нет, карман ниже. Чуть приподняв и повернув тело, Викентий Павлович нащупал на покрывале твердый прохладный предмет. Еще не видя его, понял, что держит в пальцах кольцо с камнем. Или перстень.
Из ванной раздавались громкие голоса врачей. Сейчас они выйдут. Петрусенко быстро вытащил свою находку. У него на ладони блестел, отражая свет электрических ламп, прекрасный женский перстень. Золотой, с крупным зеленым изумрудом в двенадцать граней, с обрамлением из мелких бриллиантов... В тот же миг он услышал, как распахнулась дверь ванной комнаты, и, не раздумывая ни секунды, быстро положил перстень себе в карман.
Все девять медиков – коллег Аржена – хотели пойти со следователем сюда, в номер. Но он попросил лишь двоих. Посовещавшись, с ним отправились профессор Хлодвиг и мсье Деплесси. Хлодвиг слыл хирургом широкого профиля, а не только офтальмологом, парижанин же Деплесси хорошо знал Аржена. Остальные врачи остались внизу успокаивать дам и приводить в чувство мадам Аржен.
Француженка кричала, что ее муж мертв. И, судя по внешнему виду, так оно и было. Однако врачи первым делом проверили пульс. Он не прощупывался.
– Надо его перевернуть, – сказал Хлодвиг.
Петрусенко, Деплесси и Леваневский осторожно повернули безвольно обмякшее тело на спину. Директор, не удержавшись, тихонько вскрикнул и быстро отошел в сторону: перекошенное, синее лицо удушенного было ужасным. Надежды на то, что жизнь в нем еще теплилась, не оставалось. И все же профессор, быстро расстегнув жилет и рубаху, приник ухом к груди Аржена. Потом посмотрел зрачки и наконец покачал головой:
– Мертв.
Говорили они по-французски: этот язык знали все иностранные гости.
– Как давно? – спросил Петрусенко.
– Совсем недавно, от пятнадцати минут до получаса, не больше. Тело еще теплое, конечности расслабленные, податливые...
Викентий Павлович сразу же заметил беспорядок в номере – следы борьбы. Правда, их было немного: опрокинутый стул, сбитая с мраморного столика, но не разбившаяся на ковре хрустальная ваза. Теперь он увидел порванную на груди убитого рубаху. И еще: когда профессор расстегивал жилет, что-то звякнуло.
– Минуточку...
От брюк к жилетному карману тянулась цепочка. Петрусенко нагнулся, осторожно просунул пальцы в прорезь кармана. Да, так он сразу и подумал: стекло часов было разбито.
Викентий Павлович осторожно извлек свою находку из жилета, отстегнул цепочку. Часы были дорогие, швейцарские, из тех, что недавно вошли в моду – без крышки. Оттого стекло и разбилось: то ли когда Аржен пытался освободиться от убийцы, то ли когда уже упал без сил и ударился боком о железный угол кровати. Стрелки остановились на 20 часах 24 минутах. Петрусенко достал свои часы, щелкнул откидной крышкой.
– Да, – сказал, показывая то и другое своим спутникам. – Видимо, это случилось двадцать минут назад.
– Это очень похоже на истину, – согласился Хлодвиг.
– Я понял! – вдруг неожиданно вскрикнул Леваневский. – Я все понял! Его убил этот бандит! Убил, а потом с еще не остывшей жаждой крови по черной лестнице вышел во двор и напал на подвернувшуюся ему горничную! Он, скорее всего, маньяк!
– Это была бы неплохая версия, – мягко сказал Викентий Павлович. – Но...
Француз Деплесси, помогавший Хлодвигу осматривать убитого, повернул голову и понимающе прищелкнул пальцами:
– Верно, господин следователь. По времени не сходится!
– Да, дорогой господин директор. Похоже, что в то время, когда происходило в этом номере убийство, бандита уже держали за руки двое ваших служащих, – если не ошибаюсь, грузчик и повар. Так что у негодяя есть алиби.
Деплесси отошел от кровати, с несколько брезгливой гримасой держа руки на весу. И добавил, словно продолжая мысль Петрусенко:
– К счастью, такое же алиби есть у нас всех, кто в это время был в ресторане и наблюдал происшествие с крошкой-горничной.
– Верно замечено, мсье Деплесси! Поздравляю, вы опередили мои слова. А что насчет убийства?
– Одну минутку, мы с профессором вымоем руки и поступим в ваше распоряжение.
Врачи удалились в ванную комнату. Леваневский пошел вызывать полицию – в который уже раз за этот невероятно долгий несчастный день! Викентий Павлович на несколько минут остался наедине с мертвым Арженом. Подошел ближе к постели. Он не глядел в лицо убитому – много видел он страшных смертей, не привык, но умел сдерживать эмоции. Сейчас его интересовало другое. Быстро и профессионально следователь стал осматривать одежду убитого. Когда ладонь шла вдоль пиджака, в районе поясницы пальцы наткнулись на что-то. Сначала показалось: какая-то вещь лежит в кармане. Но нет, карман ниже. Чуть приподняв и повернув тело, Викентий Павлович нащупал на покрывале твердый прохладный предмет. Еще не видя его, понял, что держит в пальцах кольцо с камнем. Или перстень.
Из ванной раздавались громкие голоса врачей. Сейчас они выйдут. Петрусенко быстро вытащил свою находку. У него на ладони блестел, отражая свет электрических ламп, прекрасный женский перстень. Золотой, с крупным зеленым изумрудом в двенадцать граней, с обрамлением из мелких бриллиантов... В тот же миг он услышал, как распахнулась дверь ванной комнаты, и, не раздумывая ни секунды, быстро положил перстень себе в карман.
6
Всем известно, что в летнюю пору дни самые длинные в году. Но этот день казался Викентию Павловичу совершенно нескончаемым. Заботы о мертвом теле он оставил директору. Тот, конечно, был совершенно подавлен происшедшим, но уже отдавал нужные распоряжения. Петрусенко же спустился вниз, решив поговорить с шофером. Если и раньше, сомневаясь в подобном совпадении, он связывал кражу и нападение на девушку, то теперь все сомнения исчезли. Убийство стало узелком. Кража перстня и гибель Аржена друг от друга неотделимы. Вот оно, тому доказательство – у него в кармане. Нападение на молоденькую горничную, как будто, из другого ряда. Но не для него, Петрусенко! Есть эта связь, есть! Просто она не на виду...
В вестибюле возбужденный народ не расходился. Иностранцы столпились вокруг кресла, где сидела мадам Аржен. Они уже знали подробности от спустившихся ранее Хлодвига и Деплесси.
– Господа, – обратился еще с лестницы сразу ко всем Петрусенко. – Произошла трагедия, насильственная смерть одного из гостей отеля. Но я представитель сыскного управления, и расследование уже начато. Сейчас сюда прибудут полицейские, на всех этажах установим посты – для вашей безопасности, вплоть до прояснения дела.
Петрусенко понимал, что часть перепуганных жильцов тут же покинет «Гранд-Отель», но его это не волновало. Он подошел к иностранцам и повторил уже для них, по-французски:
– Вам, господа, гарантирую безопасность, в отеле сейчас будут установлены полицейские круглосуточные посты. Надеюсь, вы понимаете, что переезжать вам отсюда нельзя.
– Вы предполагаете, кто-то из нас причастен к смерти нашего коллеги?
Это спросил высокий красивый блондин Эрикссон. Викентий Павлович несколько секунд глядел в его спокойные светлые глаза – до тех пор, пока швед первым моргнул. Чуть шевельнув бровями, ответил:
– Это не я сказал, а вы. Но это так, предполагаю. – И вскинул ладонь, предупреждая возгласы. – Всего лишь предполагаю. В этом нет ничего обидного. И вы поможете следствию, если будете спокойны и откровенны во всем... Мадам! – Он повернулся к женщине, еще бледной, но уже явно оправившейся от первого потрясения. – Вам не нужно возвращаться в ту злополучную комнату. Сейчас спустится директор, он предоставит вам другой номер, вещи вам перенесут.
– Да, Клоди, милочка, – сказала пожилая супруга доктора Бергера. – Пока все уладится, пойдем к нам, тебе нельзя оставаться одной!
Холл быстро пустел. Петрусенко направился к угловому креслу под пальмой, где все это время сидел шофер Коринцев.
– Расскажите мне, Александр Игнатьевич, как все произошло. И покажите где!
Муниципалитет, откомандировавший шоферов в услужение к иностранным врачам, оплатил их питание в ресторане отеля... Александр Коринцев ужинал, сидя у самого первого от двери столика. Есть он в этот раз не хотел, потому лишь выпил чашечку кофе и съел бутерброд. В раскрытую дверь он увидел горничную Варю, которая шла через холл с большой бельевой корзиной. Он видел, что девушка направляется к боковому выходу во двор, и понял, что там, видимо, расположены хозяйственные пристройки, прачечная.
– Знаете, господин следователь, эта девушка мне очень нравилась. Когда я в первый день, утром, приехал сюда, зашел в пустой холл, то немного растерялся – к кому обратиться. А она это поняла, сама подошла, спросила: не шофер ли я для иностранцев? Отвела к директору. И потом всегда улыбалась, приветливо здоровалась... Милая, совсем еще девочка, доброе существо! Я подумал: тащит такую тяжелую корзину с грязным бельем, обратно небось понесет чистое. А у меня полчаса как минимум работы не будет: все мои клиенты только начали ужин.
Коринцев вышел в хозяйственный двор почти сразу за девушкой, но уже никого не увидел. Двор был невелик, образован длинной одноэтажной прачечной, мастерской и каретным сараем. Ворота, выходившие на улицу, закрыты, из распахнутых окон кухни доносился шум, в самом дворе – пусто. Шофер пожал плечами – какая быстроногая девчонка! Задумался: уйти или подождать ее? И вот тут вдруг увидел за выступом пристроенного к зданию продуктового склада краешек корзины, как будто лежащей на боку, и что-то белеющее... выпавшее белье. Это показалось ему так странно, что он сразу рванулся туда. И увидал того бандита, прижавшего девушку к стене и душившего ее. Она уже потеряла сознание...
Ну а дальше было ясно и без слов. Петрусенко видел бандита – коренастого, жилистого, не столько сильного, сколько цепкого и напористого. А Коринцев – вот он: ладно и мощно скроен, высок, развернутые плечи и широкая грудь. Сразу видно – силен и решителен. Он мгновенно скрутил бандита, громко позвал на помощь. Из кухни выскочили двое, здоровые мужчины. С ними он оставил бандита, а Варю, легонькую и безжизненную, схватил на руки и бегом понес в отель... Сейчас уже оба, и сыщик и шофер, знали, что девушка в больнице пришла в себя, но плохо помнит происшедшее. Она просто не успела ничего понять: на нее кто-то набросился, почти сразу же потянул за угол... Дальше она ничего не помнит.
Нет, никак не мог Викентий Павлович завершить этот день, не сделав еще одного дела. В полицейском управлении в такой час находились только дежурные. Петрусенко попросил привести к нему бандита, напавшего на горничную. Можно было послать за писарем, но он решил никого не тревожить. «Допрошу так, без записи, – решил. – А завтра все запротоколирую».
Вообще-то Петрусенко знал в лицо многих серьезных бандитов города, тех, кто легко шел на убийства и разбойные нападения. Но этого типа видел впервые. То ли приезжий, то ли раньше не грешил серьезными преступлениями. А может, он вообще и не собирался убивать Варю? Совсем другого хотел?..
Но бандит сразу развеял все сомнения следователя. Сильно напуганный, с прилипшим ко лбу редким чубом, совершенно посеревший от страха, он сразу же стал рассказывать все подробно. Да, он собирался убить девушку. Нет, раньше он ее не знал, ему о ней рассказали. Кто рассказал? Тот, кто заплатил ему деньги вперед и обещал втрое больше после убийства молоденькой горничной.
Петрусенко был настолько поражен, что вскочил и резко прошелся по кабинету, не обращая внимания на испуганно съежившегося преступника.
– Как это понять? Тебе что – приказали убить девушку?
– Да, да! Вы точно сказали: приказали... Деньги большие, не удержался... Раньше никогда, упаси бог...
– Постой! – Викентий Павлович нетерпеливо махнул рукой, почти упал на свой стул. – Потом будешь причитать. И если расскажешь всю правду и подробно – смягчишь свою участь. Девушка ведь, в конце концов, жива...
– Да я, господин следователь, как на духу! Вот ей-богу! Позавчера это было, тот господин мне сказал: «Дело совсем простое, девчонку придушишь, а можешь и снасильничать, но потом чтобы точно порешил. Хорошо заплачу...»
– Да постой ты, затараторил! Давай с самого начала.
История и в самом деле оказалась удивительной. Софрон Кисляк месяц как освободился после второй отсидки – за мелкую кражу. Банда, в которую он входил до ареста, распалась, и он мыкался пока один, перебивался, как мог. А мог только воровать да жульничать. Присматривался, к кому примкнуть, и к нему присматривались.
Два дня назад, вечером, он сидел в трактире «Пара сапог» в одном из переулков Старо-Московской улицы. Веселое заведение, куда посторонний даже случайно не зайдет. Нет, конечно, не только своя рисковая братва там гуляет, бывают и приличные господа – заглядывают ненадолго по делу. Этот господин зашел спокойно, явно знал – куда, хотя самого его видели тут впервые. Присел, заказал чего-то, огляделся... Софрон скучал за соседним столиком. Скоро почувствовал на себе внимательный взгляд. Поглядел в ответ нагло, а франтоватый господин только усмехнулся и кивнул: мол, поди сюда. Тут Софрон сразу почувствовал, что имеет дело с человеком не робким, серьезным. Присел к его столику. Так и сговорились.
– Опиши подробно этого господина, – нетерпеливо попросил Петрусенко.
– Годов он навроде наших с вами, господин следователь! Но мы – люди, делами озабоченные...
– Да, особенно я: вылавливаю вашего брата.
– Точно так-с... – подобострастно заулыбался Софрон. – Ну а этот господин от своих лет выглядит помоложе. И такой... холеный. Не слишком обремененный жизнью, видать.
– Значит, хорошо выглядит? Как человек при деньгах и положении?
– Я скажу так: он, конечно, гнал картину – оделся вроде спортсмена. Кепка кожаная с отворотами, брюки клетчатые заправил в сапоги, такие коротенькие... Но я сразу второпал – лепит темнуху! Барин, он и есть барин, хоть рванье натяни. Что разговор, что взгляд, что манера...
– Значит, не вашего поля ягода?
– Не-а, – помотал головой Софрон, но тут же назидательно поднял палец: – Однако с нашим братом обращаться умеет. Видать, приходилось раньше.
– Назвался он?
– Нет, даже выдумывать не стал. Просто не назвался.
– А теперь давай-ка подробнее внешность опиши, – поторопил арестанта Петрусенко.
Оказалось, что заказчик Вариного убийства был высок, худощав, волосы густые, темные, с проседью. Носит усы и бороду.
«Ну, их-то сбрить недолго. Или прицепить», – подумал мимоходом Викентий Павлович. В основном он остался доволен: для начала что-то есть.
Господин легко убедил Кисляка, что дело будет не хлопотное. Тот поначалу, услыхав, что речь идет об убийстве, отказался: этим он не занимается, никогда не пробовал. На что барин спокойно разъяснил: придушить-то надо девчонку – замухрышку, тоненькую, беспомощную. Не успеешь пальцы на ее горлышке-стебельке сжать, как она и готова! А деньги вот они: сразу, просто так крупную сумму дает, а потом – еще втрое...
Кисляк проедал последние копейки, а тут – такой барыш! Он подумал, встал решительно.
– Показывайте, кто и где. Погляжу и решу, – пообещал.
«Барин» привел его к «Гранд-Отелю», но не к парадному входу, а к задворкам. Широкие ворота, ведущие из боковой улицы в хозяйственный двор, были закрыты, но калитка в них – нет. Они проскользнули во двор, и незнакомец Кисляку показал и дверь, через которую выходит девушка в прачечную, и саму прачечную. Хотя уже густели сумерки, Софрон все хорошо разглядел.
– Девчонка пробегает здесь несколько раз в день, но не в такое время, а засветло, когда прачечная работает. Да ты не бойся, здесь и днем никого не бывает. Мастерские сейчас пустуют, каретный сарай тоже. Как ты справишься – не мое дело. Главное, убей девчонку, и деньги твои. Сразу же, на другое утро, тебя найду в трактире.
Он, Софрон, не баклан какой-то, понимал, что этот ферт может и арапом оказаться.
– Сделаю ему дело, а он больше и не появится! Да, может и такое быть. Но и он рискует: денег мне дал хороший куш, а возьму с ними и слиняю!
– Он, Софрон, тоже, видно, не баклан. Обещанная тройная доза тебе бы спать не дала!
– Это точно, – вздохнул арестант.
– Когда же он тебе девушку показал? – спросил Петрусенко.
– А он и не показывал. Сказал: ты ее ни с кем не спутаешь, в гостинице другой такой нет. Молоденькая, лет семнадцать, очень хорошенькая, волосы светлые, пушистые, коса вокруг головы венчиком, а сверху шапочка форменная. В форме и переднике.
– И что, сразу узнал?
– Как и было сказано. Я на следующий день с утра до вечера у того двора караулил, видел ее. Разов пять пробегала туда и обратно. Но не всегда одна.
– Значит, присмотрелся, прикинул, когда сподручнее напасть?
– Верно... – бандит вздохнул, кинул быстрый взгляд на следователя. – Все рассказал вам, ничего не утаил.
...Оставшись один, Викентий Павлович еще немного посидел в кабинете. Он был сильно озадачен всем услышанным. Странным, очень странным показался ему рассказ арестованного. Мог, конечно, этот Софрон насочинять... Но какая, однако, нужна фантазия, чтоб вот так, почти с ходу, придумать такую историю! Викентий Павлович был склонен поверить несостоявшемуся убийце. Во-первых, уж очень тот был перепуган: в таком состоянии выговаривают всю подноготную, хотя потом часто жалеют о своей откровенности. Во-вторых... Впрочем, что бы там ни было, проверить рассказ надо. Когда дело дойдет до суда над Софроном Кисляком, ни прокурор, ни присяжные не удовлетворятся фактами, добытыми только из признания обвиняемого. Да, прокурорские работники города дотошны и придирчивы, это Викентий Павлович хорошо знал. «Школа Анатолия Федоровича Кони, – подумал Петрусенко. – Наш ведь земляк. Здесь начинал, здесь первая известность к нему пришла...»
И правда, коренной петербуржец, выходец из интеллигентной литературно-актерской семьи, первую свою прокурорскую должность получил именно здесь, в этом городе. Но он сам избрал свой путь. Когда блестяще окончил юридический факультет Московского университета и получил ученую степень, молодому Кони предсказывали выдающуюся научную карьеру. Но он решил иначе, выбрал практическое дело, суд. И был это совершенно не случайный выбор, не просто желание молодого юриста получше узнать жизнь. Еще совсем недавно прошла земельная реформа и упразднение крепостного права. В России трудно и непросто, но образовывался иной общественный уклад. В управление, в административную власть городов, губерний, уездов пришли новые люди, и часто – очень активно и демократически настроенные. Вот почему Анатолий Федорович Кони с таким энтузиазмом, без колебаний отказался от профессорской карьеры в университете и начал работать в суде. Ему было только 23 года, когда он стал товарищем прокурора Харьковского окружного суда по Валковскому и Богодуховскому уездам.
В вестибюле возбужденный народ не расходился. Иностранцы столпились вокруг кресла, где сидела мадам Аржен. Они уже знали подробности от спустившихся ранее Хлодвига и Деплесси.
– Господа, – обратился еще с лестницы сразу ко всем Петрусенко. – Произошла трагедия, насильственная смерть одного из гостей отеля. Но я представитель сыскного управления, и расследование уже начато. Сейчас сюда прибудут полицейские, на всех этажах установим посты – для вашей безопасности, вплоть до прояснения дела.
Петрусенко понимал, что часть перепуганных жильцов тут же покинет «Гранд-Отель», но его это не волновало. Он подошел к иностранцам и повторил уже для них, по-французски:
– Вам, господа, гарантирую безопасность, в отеле сейчас будут установлены полицейские круглосуточные посты. Надеюсь, вы понимаете, что переезжать вам отсюда нельзя.
– Вы предполагаете, кто-то из нас причастен к смерти нашего коллеги?
Это спросил высокий красивый блондин Эрикссон. Викентий Павлович несколько секунд глядел в его спокойные светлые глаза – до тех пор, пока швед первым моргнул. Чуть шевельнув бровями, ответил:
– Это не я сказал, а вы. Но это так, предполагаю. – И вскинул ладонь, предупреждая возгласы. – Всего лишь предполагаю. В этом нет ничего обидного. И вы поможете следствию, если будете спокойны и откровенны во всем... Мадам! – Он повернулся к женщине, еще бледной, но уже явно оправившейся от первого потрясения. – Вам не нужно возвращаться в ту злополучную комнату. Сейчас спустится директор, он предоставит вам другой номер, вещи вам перенесут.
– Да, Клоди, милочка, – сказала пожилая супруга доктора Бергера. – Пока все уладится, пойдем к нам, тебе нельзя оставаться одной!
Холл быстро пустел. Петрусенко направился к угловому креслу под пальмой, где все это время сидел шофер Коринцев.
– Расскажите мне, Александр Игнатьевич, как все произошло. И покажите где!
Муниципалитет, откомандировавший шоферов в услужение к иностранным врачам, оплатил их питание в ресторане отеля... Александр Коринцев ужинал, сидя у самого первого от двери столика. Есть он в этот раз не хотел, потому лишь выпил чашечку кофе и съел бутерброд. В раскрытую дверь он увидел горничную Варю, которая шла через холл с большой бельевой корзиной. Он видел, что девушка направляется к боковому выходу во двор, и понял, что там, видимо, расположены хозяйственные пристройки, прачечная.
– Знаете, господин следователь, эта девушка мне очень нравилась. Когда я в первый день, утром, приехал сюда, зашел в пустой холл, то немного растерялся – к кому обратиться. А она это поняла, сама подошла, спросила: не шофер ли я для иностранцев? Отвела к директору. И потом всегда улыбалась, приветливо здоровалась... Милая, совсем еще девочка, доброе существо! Я подумал: тащит такую тяжелую корзину с грязным бельем, обратно небось понесет чистое. А у меня полчаса как минимум работы не будет: все мои клиенты только начали ужин.
Коринцев вышел в хозяйственный двор почти сразу за девушкой, но уже никого не увидел. Двор был невелик, образован длинной одноэтажной прачечной, мастерской и каретным сараем. Ворота, выходившие на улицу, закрыты, из распахнутых окон кухни доносился шум, в самом дворе – пусто. Шофер пожал плечами – какая быстроногая девчонка! Задумался: уйти или подождать ее? И вот тут вдруг увидел за выступом пристроенного к зданию продуктового склада краешек корзины, как будто лежащей на боку, и что-то белеющее... выпавшее белье. Это показалось ему так странно, что он сразу рванулся туда. И увидал того бандита, прижавшего девушку к стене и душившего ее. Она уже потеряла сознание...
Ну а дальше было ясно и без слов. Петрусенко видел бандита – коренастого, жилистого, не столько сильного, сколько цепкого и напористого. А Коринцев – вот он: ладно и мощно скроен, высок, развернутые плечи и широкая грудь. Сразу видно – силен и решителен. Он мгновенно скрутил бандита, громко позвал на помощь. Из кухни выскочили двое, здоровые мужчины. С ними он оставил бандита, а Варю, легонькую и безжизненную, схватил на руки и бегом понес в отель... Сейчас уже оба, и сыщик и шофер, знали, что девушка в больнице пришла в себя, но плохо помнит происшедшее. Она просто не успела ничего понять: на нее кто-то набросился, почти сразу же потянул за угол... Дальше она ничего не помнит.
Нет, никак не мог Викентий Павлович завершить этот день, не сделав еще одного дела. В полицейском управлении в такой час находились только дежурные. Петрусенко попросил привести к нему бандита, напавшего на горничную. Можно было послать за писарем, но он решил никого не тревожить. «Допрошу так, без записи, – решил. – А завтра все запротоколирую».
Вообще-то Петрусенко знал в лицо многих серьезных бандитов города, тех, кто легко шел на убийства и разбойные нападения. Но этого типа видел впервые. То ли приезжий, то ли раньше не грешил серьезными преступлениями. А может, он вообще и не собирался убивать Варю? Совсем другого хотел?..
Но бандит сразу развеял все сомнения следователя. Сильно напуганный, с прилипшим ко лбу редким чубом, совершенно посеревший от страха, он сразу же стал рассказывать все подробно. Да, он собирался убить девушку. Нет, раньше он ее не знал, ему о ней рассказали. Кто рассказал? Тот, кто заплатил ему деньги вперед и обещал втрое больше после убийства молоденькой горничной.
Петрусенко был настолько поражен, что вскочил и резко прошелся по кабинету, не обращая внимания на испуганно съежившегося преступника.
– Как это понять? Тебе что – приказали убить девушку?
– Да, да! Вы точно сказали: приказали... Деньги большие, не удержался... Раньше никогда, упаси бог...
– Постой! – Викентий Павлович нетерпеливо махнул рукой, почти упал на свой стул. – Потом будешь причитать. И если расскажешь всю правду и подробно – смягчишь свою участь. Девушка ведь, в конце концов, жива...
– Да я, господин следователь, как на духу! Вот ей-богу! Позавчера это было, тот господин мне сказал: «Дело совсем простое, девчонку придушишь, а можешь и снасильничать, но потом чтобы точно порешил. Хорошо заплачу...»
– Да постой ты, затараторил! Давай с самого начала.
История и в самом деле оказалась удивительной. Софрон Кисляк месяц как освободился после второй отсидки – за мелкую кражу. Банда, в которую он входил до ареста, распалась, и он мыкался пока один, перебивался, как мог. А мог только воровать да жульничать. Присматривался, к кому примкнуть, и к нему присматривались.
Два дня назад, вечером, он сидел в трактире «Пара сапог» в одном из переулков Старо-Московской улицы. Веселое заведение, куда посторонний даже случайно не зайдет. Нет, конечно, не только своя рисковая братва там гуляет, бывают и приличные господа – заглядывают ненадолго по делу. Этот господин зашел спокойно, явно знал – куда, хотя самого его видели тут впервые. Присел, заказал чего-то, огляделся... Софрон скучал за соседним столиком. Скоро почувствовал на себе внимательный взгляд. Поглядел в ответ нагло, а франтоватый господин только усмехнулся и кивнул: мол, поди сюда. Тут Софрон сразу почувствовал, что имеет дело с человеком не робким, серьезным. Присел к его столику. Так и сговорились.
– Опиши подробно этого господина, – нетерпеливо попросил Петрусенко.
– Годов он навроде наших с вами, господин следователь! Но мы – люди, делами озабоченные...
– Да, особенно я: вылавливаю вашего брата.
– Точно так-с... – подобострастно заулыбался Софрон. – Ну а этот господин от своих лет выглядит помоложе. И такой... холеный. Не слишком обремененный жизнью, видать.
– Значит, хорошо выглядит? Как человек при деньгах и положении?
– Я скажу так: он, конечно, гнал картину – оделся вроде спортсмена. Кепка кожаная с отворотами, брюки клетчатые заправил в сапоги, такие коротенькие... Но я сразу второпал – лепит темнуху! Барин, он и есть барин, хоть рванье натяни. Что разговор, что взгляд, что манера...
– Значит, не вашего поля ягода?
– Не-а, – помотал головой Софрон, но тут же назидательно поднял палец: – Однако с нашим братом обращаться умеет. Видать, приходилось раньше.
– Назвался он?
– Нет, даже выдумывать не стал. Просто не назвался.
– А теперь давай-ка подробнее внешность опиши, – поторопил арестанта Петрусенко.
Оказалось, что заказчик Вариного убийства был высок, худощав, волосы густые, темные, с проседью. Носит усы и бороду.
«Ну, их-то сбрить недолго. Или прицепить», – подумал мимоходом Викентий Павлович. В основном он остался доволен: для начала что-то есть.
Господин легко убедил Кисляка, что дело будет не хлопотное. Тот поначалу, услыхав, что речь идет об убийстве, отказался: этим он не занимается, никогда не пробовал. На что барин спокойно разъяснил: придушить-то надо девчонку – замухрышку, тоненькую, беспомощную. Не успеешь пальцы на ее горлышке-стебельке сжать, как она и готова! А деньги вот они: сразу, просто так крупную сумму дает, а потом – еще втрое...
Кисляк проедал последние копейки, а тут – такой барыш! Он подумал, встал решительно.
– Показывайте, кто и где. Погляжу и решу, – пообещал.
«Барин» привел его к «Гранд-Отелю», но не к парадному входу, а к задворкам. Широкие ворота, ведущие из боковой улицы в хозяйственный двор, были закрыты, но калитка в них – нет. Они проскользнули во двор, и незнакомец Кисляку показал и дверь, через которую выходит девушка в прачечную, и саму прачечную. Хотя уже густели сумерки, Софрон все хорошо разглядел.
– Девчонка пробегает здесь несколько раз в день, но не в такое время, а засветло, когда прачечная работает. Да ты не бойся, здесь и днем никого не бывает. Мастерские сейчас пустуют, каретный сарай тоже. Как ты справишься – не мое дело. Главное, убей девчонку, и деньги твои. Сразу же, на другое утро, тебя найду в трактире.
Он, Софрон, не баклан какой-то, понимал, что этот ферт может и арапом оказаться.
– Сделаю ему дело, а он больше и не появится! Да, может и такое быть. Но и он рискует: денег мне дал хороший куш, а возьму с ними и слиняю!
– Он, Софрон, тоже, видно, не баклан. Обещанная тройная доза тебе бы спать не дала!
– Это точно, – вздохнул арестант.
– Когда же он тебе девушку показал? – спросил Петрусенко.
– А он и не показывал. Сказал: ты ее ни с кем не спутаешь, в гостинице другой такой нет. Молоденькая, лет семнадцать, очень хорошенькая, волосы светлые, пушистые, коса вокруг головы венчиком, а сверху шапочка форменная. В форме и переднике.
– И что, сразу узнал?
– Как и было сказано. Я на следующий день с утра до вечера у того двора караулил, видел ее. Разов пять пробегала туда и обратно. Но не всегда одна.
– Значит, присмотрелся, прикинул, когда сподручнее напасть?
– Верно... – бандит вздохнул, кинул быстрый взгляд на следователя. – Все рассказал вам, ничего не утаил.
...Оставшись один, Викентий Павлович еще немного посидел в кабинете. Он был сильно озадачен всем услышанным. Странным, очень странным показался ему рассказ арестованного. Мог, конечно, этот Софрон насочинять... Но какая, однако, нужна фантазия, чтоб вот так, почти с ходу, придумать такую историю! Викентий Павлович был склонен поверить несостоявшемуся убийце. Во-первых, уж очень тот был перепуган: в таком состоянии выговаривают всю подноготную, хотя потом часто жалеют о своей откровенности. Во-вторых... Впрочем, что бы там ни было, проверить рассказ надо. Когда дело дойдет до суда над Софроном Кисляком, ни прокурор, ни присяжные не удовлетворятся фактами, добытыми только из признания обвиняемого. Да, прокурорские работники города дотошны и придирчивы, это Викентий Павлович хорошо знал. «Школа Анатолия Федоровича Кони, – подумал Петрусенко. – Наш ведь земляк. Здесь начинал, здесь первая известность к нему пришла...»
И правда, коренной петербуржец, выходец из интеллигентной литературно-актерской семьи, первую свою прокурорскую должность получил именно здесь, в этом городе. Но он сам избрал свой путь. Когда блестяще окончил юридический факультет Московского университета и получил ученую степень, молодому Кони предсказывали выдающуюся научную карьеру. Но он решил иначе, выбрал практическое дело, суд. И был это совершенно не случайный выбор, не просто желание молодого юриста получше узнать жизнь. Еще совсем недавно прошла земельная реформа и упразднение крепостного права. В России трудно и непросто, но образовывался иной общественный уклад. В управление, в административную власть городов, губерний, уездов пришли новые люди, и часто – очень активно и демократически настроенные. Вот почему Анатолий Федорович Кони с таким энтузиазмом, без колебаний отказался от профессорской карьеры в университете и начал работать в суде. Ему было только 23 года, когда он стал товарищем прокурора Харьковского окружного суда по Валковскому и Богодуховскому уездам.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента