Ирина Горюнова. Фархад и Евлалия

Ирина Горюнова
Фархад и Евлалия

   То, что непрочно, недостойно привязанности.

Иранская пословица

   Она всегда считала, что ей повезло с работой: быть журналистом такого уровня весьма недурная работенка, к тому же возможность блистать красотой среди бомонда – такая же неплохая дамская уловка: подцепить очередного карасика на тонкий стальной крючок, элегантно подсечь и вытащить за скользкое брюшко на воздух так, чтобы он в испуге хватал воздух посиневшими рыбьими губами… А она умела и подсекать, и вытаскивать… Элегантная рыбачка с хорошо подвешенным языком во всех смыслах… Умела также потрошить свежевыловленную добычу, не смущаясь неприглядностью тех внутренностей, что доставала из окровавленного чрева. Сам термин «грех» не доставлял беспокойства, потому что напрочь отсутствовал и в ее лексиконе, и в жизни. О ее блудливости ходили легенды, но вглядываясь в нежное полупрозрачное лицо, прикрытое роскошной гривой пепельных волос, очередная жертва впадала в состояние сомнамбулическое и была готова на всё. Искушение казалось таким сладостным, а возможное удовольствие чудилось столь пикантным, что все доводы рассудка оставались тщетными. А она с лету определяла «готовность» потенциального клиента и, потягиваясь, лениво размышляла: ловить или отпустить с богом… В последнее время подобные игры ей основательно прискучили и стали казаться пресной пиалой традиционного японского риса, даже не приправленного соевым соусом… Жизнь становилась скучна, эталонна и бессодержательна… Лале (доброй мамочке когда-то пришло в голову назвать свое дитя Евлалией), упакованной в бутиковые наряды и изящно декорированной украшениями от Тиффани, приелись игры салонов и выставок, вычурных и пустых настолько же, насколько были бессодержательны их посетители. В глубине души она стала и за собой прозревать этакую отнюдь не просветленную пустоту, что приводило ее либо в состояние неконтролируемой ярости, либо в алкогольную депрессию. Игры плоти перестали доставлять ей радость даже тогда, когда на ее пути появлялся чуть ли не антично-вылепленный образчик мужской красоты. Механические раскачивания вдоль и поперек кровати или вне ее оставляли равнодушным и тело, и душу. Она только прикусывала до крови губы, мечтая удрать от распалившегося и яростно врывающегося в нее самца.
 
   С Фархадом она познакомилась на очередной безликой тусовке, лениво забредя туда по долгу службы. Он представлял известную строительную компанию и собирался заключать крупные договоры на строительство и отделку очередного меганебоскреба. Связи у него были. Лалу сразу привлек к нему совершенно особый неповторимый запах. Она всегда говорила, что чувствует мужчин обонянием, развитым у нее, практически как у хорошей охотничьей собаки. Фархад пах Востоком, инжиром, мускусом, пряными благовониями… Казалось, эти запахи сочатся из пор его совершенной смугловатой кожи, прячутся в жестких, как проволока, смоляных волосах, миндалевидных лунках ногтей, вызывающем бугре под идеально выглаженными брюками… Он смотрел на нее так же лениво и оценивающе, как обычно смотрела на мужчин она! С ярым прищуром уверенного в своей правоте зверя, готового перекусить горло слабой и доступной жертве. Впервые за достаточно долгий срок Лала почувствовала себя вытащенной на всеобщее обозрение из хрупкой раковины улиткой и поняла, что ее правила в этой игре не действуют. Ее боевое облачение казалось смешным, будто это всего лишь наряд бедной Золушки, готовый растаять с полуночным боем часов. Когда их представили друг другу (она даже не запомнила кто), Фархад коснулся ее руки и нежно поцеловал кончики пальцев, небрежно мазнув губами по совершенной коже, стоившей ей неимоверных усилий в самых дорогих салонах. Горячие губы пахли раскаленным песком пустыни.
   – Фархад, – произнес он.
   – Лала.
   – У вас необычное имя.
   – У вас тоже.
   – Я из Ирана. Мое имя означает «непобедимый».
   – Вам подходит.
   – Как ваше имя полностью?
   – Евлалия. В переводе с греческого – «красноречивая», что для журналистки весьма необходимо, – усмехнулась Лала, пытаясь совладать с собой.
   – А еще Лала – иранское женское имя. Переводится как «тюльпан». Вы выбрали подходящую профессию, хотя вам, скорее, надо было стать манекенщицей или фотомоделью.
   – Вы мне льстите, сударь? Традиционная восточная учтивость?
   – О нет, нисколько. Скорее, я даже непростительно холоден. Вы заслуживаете куда более пышных эпитетов.
   – Где вы так хорошо выучили русский?
   – Моя мать – русская, отец – перс. Я говорю без акцента на обоих языках и практически без акцента на английском и французском, благодаря хорошему образованию.
   – Вы мусульманин?
   – Вас это смущает? Официально – да, в действительности – нет. Я не считаю себя мусульманином, как мой отец, и не являюсь христианином, как моя мать. Религия не входит в сферу моих интересов. Я поклоняюсь жизни и удовольствиям, которые она способна нам приносить.
   – И насколько велик потенциал ваших изысканий в этой области?
   – Достаточен для того, чтобы не останавливаться на достигнутом.
   – Вы любопытный собеседник.
   – Весьма польщен. Позвольте мне оставить вам свою карточку, на случай, если когда-нибудь вам захочется продолжить нашу беседу, Лала. – Ловким жестом фокусника он извлек белый прямоугольник визитки с незатейливой вязью черных букв и протянул собеседнице. – Позвольте откланяться – незавершенные дела.
   Фархад приложил руку к сердцу и, мгновенно выскользнув из поля зрения Лалы, смешался с толпой. Та даже не успела протянуть ему свою элегантную карточку с выбитым на ней тонким рисунком роскошных орхидей. Более того, она чуть было не поймала себя на дурацкой детской привычке грызть ногти. Торопливо отдернув руку ото рта и быстро оглянувшись, проверила, не заметил ли кто случившийся конфуз.
 
   Торопливо улизнув со ставшего вновь скучным фуршета, Лала отправилась домой. Стоя под жесткими струями контрастного душа, девушка ощущала возбуждение и страх, пронизывающие каждый мускул, каждую клеточку тела.
   Несмотря на поздний час о сне не могло быть и речи, поэтому ей ничего не оставалось, как сесть за написание очередной статьи. Очнулась она уже под утро и, поставив точку под готовым текстом, удивилась рассвету. «Гламурная шлюшка», как ее часто называли за глаза многочисленные завидующие ей тетки, чувствовала себя школьницей на выпускном балу – столько томительного предвкушения пульсировало у нее внизу живота, что даже становилось неловко. Поставив стрелки будильника на полдень, она отправилась спать.
   Днем, сидя в кресле, небрежно вдавливающем ножки в ворс дорогого персидского ковра, Лала вертела в руках визитку Фархада. «Позвонить? – размышляла она. – Или не стоит? Не хочется оказаться настолько предсказуемой… Это так скучно… С другой стороны, если у меня есть желание продолжить беседу, почему я должна это скрывать?» Серый полуденный свет неохотно просачивался в помещение и таял, так и не добравшись до середины комнаты. Сон не принес желанного отдыха, Лала чувствовала себя невыспавшейся и оттого раздраженной. Голова противно гудела. Отложив визитку, она отправилась на кухню, рассудив, что в таком настроении лучше не звонить. Жадно закурив сигарету, девушка злорадно подумала о том, что ее поведение в мусульманском мире считалось бы верхом неприличия так же, как и ее наряды и весь образ жизни. Хотя он говорил, что не следует догмам ислама. «Стоило бы почитать Коран, – мелькнула у Лалы мысль. – Я же никогда его не открывала… Как там эти откровения называются? Суры? Для журналистки любые сведения ценны, могут пригодиться».
   Лала прошлась в интернете по ряду ссылок, и полученная информацию ее совершенно не устроила.

   Джордж Буске, автор книги «Секс-этикет в исламе»: «Следует бить женщин, да, но существует множество путей это сделать: если женщина худая, то бить нужно тростью, если она обладает мощным телосложением – кулаком, пухленькую женщину – раскрытой ладонью. Таким образом тот, кто бьет, не нанесет повреждений самому себе».

   Гасан Аша, автор книги «О подчинении женщины в исламе»: «Муж имеет право произвести телесное наказание в отношении жены в случаях, если она: отказывается делать все, чтобы выглядеть привлекательной для мужа; отказывается удовлетворять его сексуальные потребности; покидает дом без разрешения; пренебрегает своими религиозными обязанностями. Орудие наказания (прут) следует держать на виду, так, чтобы ваша жена всегда могла его видеть».

   Абдул-Латиф Муштахири, автор книги «Вы спрашиваете, и ислам отвечает»: «Если отлучение жены от постели не дает результатов и ваша жена продолжает вести себя непослушно, значит, она принадлежит к типу холодных и упрямых женщин – ее характер можно исправить наказанием, то есть битьем. Бить нужно так, чтобы не сломать кости и не спровоцировать кровотечение. Многие жены обладают подобным характером, и только такой способ может привести их в чувство».

   Доктор Гази Аль-Шимари, эксперт по семейным отношениям: «Никогда не бейте жену по лицу. Муж должен предупреждать жену о количестве ударов: один удар, два, три, четыре, десять. Если муж говорит жене: «Будь внимательна, дети играют рядом с плитой» или: «Уведи детей от электрической розетки», а она отвечает: «Я занята», то жену можно ударить зубной щеткой или чем-то похожим. Никогда не бейте ее бутылкой с водой, тарелкой или ножом – это запрещено. Бить женщину нужно с осторожностью, потому что вызвать боль – не ваша цель. Когда мы бьем животных, цель – вызвать болевые ощущения и заставить слушаться, поскольку животное не поймет, если сказать ему: «Ох, верблюд, давай, двигайся вперед!» Верблюд и осел не поймут, чего ты от них хочешь, пока ты их не ударишь. На женщину в первую очередь влияют эмоции, а не боль».

   Сура «Женщины», аят 34: «Мужья стоят над женами за то, что Аллах дал одним преимущество перед другими, и за то, что они расходуют из своего имущества. И порядочные женщины – благоговейны, сохраняют тайное в том, что хранит Аллах. А тех, непокорности которых вы боитесь, увещайте и покидайте их на ложах и ударяйте их. И если они повинятся вам, то не ищите пути против них, – поистине, Аллах возвышен, велик!»

   «С ума сойти, – бормотала Лала, прикусывая фильтр незажженной сигареты, – какое-то средневековье! Садизм! И как они это терпят, не пойму. В каком веке мы живем, спрашивается?! Хотя он сказал, что не мусульманин…
   Ну уж, голубчик, живешь ты здесь, а тут законы другие. Так что мы еще посмотрим, кто кого!»
   Лала решительно схватила визитку и набрала номер.
   – Фархад? – бархатно прозвучал ее голос. – Вы вчера так внезапно исчезли…
   – Евлалия… Я счастлив как ребенок! Даже не смел надеяться…
   – Я любопытна по натуре, а об Иране практически ничего не знаю. Вы меня просветите? Говорят, там до сих пор есть огнепоклонники. Это так романтично…
   – С удовольствием, Лала. Если у вас случайно свободен вечер, я приглашаю вас в ресторан… Пусть это и несколько банально.
   – Случайно свободен. У меня как раз отменилась встреча.
   – Вы не против, если я за вами заеду? В семь?
   – Зоологическая, 18.
   – До встречи, Евлалия!
 
   Было ветрено, и волосы Лалы развевались. Со стороны это могло смотреться картинно-красиво, но самой девушке очень мешало, потому что пряди попадали в рот, глаза, мешали говорить и смотреть на Фархада, сбивали с настроя. Впервые за долгое время ей было приятно просто разговаривать, смеяться, шутить, быть самой собой. И не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался. Не в смысле, чтобы закончить его в постели, а просто расстаться представлялось невозможным. Она изумлялась его словам, мыслям, исходившей от него энергетике, тому, что он видел в ней не только красивую женщину, а человека, с которым интересно. Это притягивало. И с каждой минутой все сильнее. Скуластый шафрановый лик луны выглядывал из-за туч, придавая беснующемуся ветру дополнительную загадочность и сюрреалистичность.
   – Такая погода навеяла мне стихи Маяковского, – прервала молчание Лала и продекламировала:

 
Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?
 

   – Я раньше не читал его стихов, – задумчиво сказал Фархад. – Красиво, но необычно и жестко. Вы любите поэзию?
   – Да. А вы?
   – Я тоже. Хотите, я подарю вам сборник Хафиза?
   – С удовольствием. А я вам – Маяковского. Он гениальный поэт.
   – Вам холодно, Лала? – обеспокоенно спросил Фархад, заметив, что девушку бьет озноб.
   – Нисколько, – поспешно ответила она.
   – Я вас задержал.
   – Я не тороплюсь.
   – Могу я позвонить вам завтра?
   – Да.
   Под козырьком тускло освещенного подъезда его черты казались нарисованными углем размашистой рукой художника. Лала скользнула рукой по его щеке, задержав ее на миг дольше, чем хотела сама, и зашла в подъезд. Замерла перед почтовыми ящиками и энергично взбежала наверх, к лифту. В крови бушевал адреналин.
 
   Она стояла у окна и курила. Ощущалось некое внутреннее беспокойство. Пару дней назад, проходя мимо сносимой пятиэтажки с ее разверстыми внутренностями, Лала подумала, что человеческие отношения похожи на дом: строят его долго, с любовью, кирпичик к кирпичику, а разрушают – в один миг. Впрочем, не всегда. Иногда разрушение длится годами. Начинается с незначительных размолвок и недомолвок, с легкого недопонимания, которое потом растет и растет, превращаясь в душащий ком, постепенно занимающий все пространство… А от маленьких порезов, царапин, зазубринок тянет сбежать куда-нибудь и забыться, окунуться в громокипящее веселье и бесшабашность. А потом настает такой миг, когда начинаешь свободу ценить больше отношений. Когда устаешь от предсказуемости, лени, выверенного маршрута. Когда тянет превратиться в вечного странника, шаг за шагом открывающего новые земли, в некоего блуждающего романтика в погоне за недостижимой мечтой. Покорители новых земель с обветренными лицами и сердцами, полными жажды приключений, – они близки по духу, и только с ними можно шагать в ногу. Не привязываясь. Не обманываясь. Лишь немного увлекаясь. До поры. Пока не станет горячо и не начнет припекать. Тогда, чувствуя близкое дыхание преисподней, начинаешь улепетывать. Быстро-быстро. И без оглядки. А сейчас у Лалы появилось странное ощущение: будто всю ее осыпали звездной пылью, и она такая невесомая, что шагни из окна – и полетишь…
   Но тут опять включается аналитический мозг, начинающий сигнализировать: «Аларм! SOS!» Надо разложить эмоции по полочкам, вспомнить про приемы пикапа, отследить варианты НЛП, которыми тебя пытаются подснять. Горячему южному скакуну понадобилась на время породистая самочка? Ну что ж. Можно и поиграть, вот только забываться не стоит. Может, у него там, в Иране, уже штук семь жен и бессчетное число младенцев обоего пола!
   Раздрай между двумя состояниями нарастал, и Лала полезла в буфет за коньяком. Налив немного янтарной жидкости в пузатый бокал, девушка села за компьютер и набрала в поисковике «Фархад». «Фархад и Ширин» – предложила поисковая система, и Лала кликнула на открывшуюся ссылку. Это оказалась сказка. И, как это часто случается, о трагической любви. Прочитав ее, Лала рассердилась: «Не надо нам тут дурных предзнаменований» и пошла спать.
 
   Почему-то именно после встречи с Лалой Фархаду вспомнилось его детство. Игры на футбольном поле с мальчишками, когда он приходил домой грязный, с царапинами на коленях, в изодранных штанах, но счастливый до невозможности. Мать его не ругала, только укоризненно вздыхала и отправляла в хамам – мыться. Вспоминал ржавый безколесый автомобиль, в который он и его друг Асфан забирались и представляли, как едут в кругосветное путешествие. Заигрывались до того, что Фархаду и впрямь чудились незнакомые дома, минареты, люди, а иногда и дикие звери в пустыне. Он воображал себя сильным, с ружьем за спиной и кинжалом за поясом. После таких игр очень не хотелось возвращаться в реальность.
   Когда Фархаду исполнилось семь, отец подарил ему голубятню, чтобы сыну было чем себя занять. Это был восторг! Голуби такие красивые. Он узнал, что голуби делятся на четыре основные группы: почтовые, летные, мясные, декоративные. Разводить голубей на мясо он отказался наотрез. Этими птицами можно только любоваться, когда их стая кружит в безоблачном голубом небе. Естественно, его коллекция состояла из летных голубей. Виртуозным летунам Фархад отдавал большую часть своего свободного времени. Можно сказать, что эти часы он проводил со своими друзьями в небе: летал на их крыльях, смотрел их глазами, наслаждался полетом. Особую гордость его коллекции представляли дамасские голуби и иранские бойные. Он предпочитал птиц с белым оперением. Ах, какие потрясающие трюки они выделывали! Кувырки, перевороты, пируэты, «катание» на хвосте – и посмотреть на это собиралось чуть ли не пол-Тегерана! По крайней мере, все мальчишки из соседних районов прибегали полюбоваться на это чудо. И ни один хулиган не осмеливался швырнуть в птиц камнем.
   Фархад стал собирать информацию о своих питомцах. Часть он нашел в библиотеке и еще больше обрадовался тому, что его хобби настолько древнее, что упоминается даже в старинных манускриптах. Более того, оказалось, что голуби – любимое увлечение многих владык мира!
   Фархад узнал, что первые упоминания об одомашнивании голубей в Персии, относятся к эпохе Сириуса Великого, когда Персидская империя правила миром тысячи лет, до того как арабы, турки и монголы вторглись на территорию современного Ирана. Сотни лет голубеводы центральных иранских провинций работали с древними бойными по выведению и закреплению определенных качеств, а именно – способности птиц летать на большой высоте, их выносливости и боевитости. Бойные были популярны в Персии в течение сотен лет, голубеводство было любимым занятием верховных правителей и влиятельных людей древнего государства. По некоторым источникам, еще в VII веке устраивали соревнования по продолжительности полета. Зародились эти состязания в городе Кашане, а позднее распространились и по другим иранским городам.
   Белоснежные, воздушные, неземные и загадочные голуби напоминали Фархаду девушек, особенно во время свадебных церемоний. Осознание того, что он владеет стаей послушных ему существ, наполняло его юное сердце сумасшедшим ликованием.
   Отец не раз говорил ему, что для иранца разведение голубей считается священным занятием, приносит радость и удачу в дом. Он даже возил его покупать голубей в Кашан и Шираз. Когда Фархад повзрослел и стал участвовать в соревнованиях, его голуби неоднократно занимали призовые места. Тысячи людей с замиранием сердца любовались его подопечными, когда те играли под облаками.
   Потом Фархад окончил университет, начал работать, и самому ему уже было не до хобби. Постепенно голубями пришлось заняться младшим сестрам. А Фархад все чаще и чаще заглядывался на стройные девичьи силуэты, мелькающие в толпе. Но жениться не спешил, считая, что еще не достиг того положения, которое позволит ему достойно обеспечивать семью.
 
   Поездка в Россию стала для него не только серьезным испытанием на зрелость, но и возможностью хорошо заработать, наладив нужные связи и завязав знакомства.
   Здесь он успел вкусить самые разные чувственные удовольствия и стал гедонистом, лениво размышляя о том, что жениться и завести детей всегда успеет. Но через некоторое время ему все прискучило. Он стал подумывать, не пора ли, быть может, остепениться. И тут встретил Лалу.
   Она поселилась в его мыслях сразу же, как только он увидел эту девушку, а когда коснулся ее руки, где-то в глубине души вдруг возникло такое чувство, будто они знакомы давным-давно, шли рука об руку через много перерождений, снова и снова встречаясь и расставаясь, для того чтобы опять быть вместе – уже в который раз. Для него не существовало ни сомнений, ни колебаний – это его женщина и по-другому просто не может быть. Какая разница, что у кого было «до», главное – они нашлись. Остальное не имеет значения. Ни его эксперименты с алкоголем, наркотиками и сексуальными развлечениями, ни фамильные традиции, ни семейный бизнес…
   Он был уверен, что теперь все сложится идеально. Мысли его были четкими. Главное, не напугать Лалу. Она уверена в том, что он всего лишь увлечен ею и желает затащить в постель. Девочка хочет поиграть. Фархад понимал, что поведение Лалы, вероятно, вызвано какими-то событиями из ее прошлой жизни, наложившими отпечаток на ее нынешнее состояние и поведение. Что ж, терпения ему не занимать. Строгий отец и нежная мать, любящая его до безумия… Он с детства был наблюдателем и психологом. И знал, как можно манипулировать людьми, чтобы добиться цели. Он сможет укротить свое нетерпение, сможет постепенно раскрыть плотно сомкнутые створки раковины, за которыми прячется нежная душа Евлалии. Он навел справки у знакомых и узнал, что Евлалия замужем, но муж уже несколько лет как живет то ли в Индии, то ли на Галапагосах и в Москве практически не появляется. О ней говорили с опаской: фурия, острая на язык, без комплексов, но ее уважали. За ее принципы, непродажность как журналиста и как женщины, за стремление бескорыстно помочь тому, кто в этом нуждается, за умение дружить и быть честной…
   Фархад все больше и больше увлекался ею, каждый день открывая эту женщину для себя заново. Ее статьи, блестящие, ироничные, глубоко продуманные, восхищали его не меньше чем внешность Лалы. До этого он никогда особо не задумывался о том, что существо женского пола способно на подобное аналитическое мышление. Это его поражало. Влияние отца все же сказывалось, и женщина не то чтобы считалась ниже мужчины или человеком второго сорта, но явно была творением божьим, природой предназначенным для выполнения определенных обязанностей перед мужчиной: рожать детей, доставлять ему удовольствие, вести хозяйство в доме… Сейчас он начал прозревать иное, и это его не коробило, наоборот – он гордился тем, что Лала такая. Особенная. И еще она очень походила на голубя. Самого лучшего, предводителя всей стаи – Багдата^[1].
 
   Лала проснулась от назойливого дребезжания телефона. С трудом поняв, что происходит, она подняла трубку. Настроение тут же испортилось – звонил муж.
   – Ты зовешь меня куда? Федор, что с тобой происходит? – Лала прижала трубку к уху и нервно захрустела пальцами.
   – …
   – Какая семья? Опомнись. Мы изменились, и уже несколько лет, как стали чужими, у каждого своя жизнь.
   – …
   – Нет, я не готова начинать все сначала, тем более что ты находишься на другом краю земли.
   – …
   – Не надо сюда прилетать.
   – …
   – Может, и появился. Раньше тебя это не особенно волновало.
   – …
   – Переосмыслил? Что ты переосмыслил, Федор? Ты всегда жил, как хотел, делал, что хотел, и тебе не было дела до того, что хочу я. Как нет и сейчас. На первый план всегда выходили твои желания. Ничего не изменилось. Ты и сейчас пытаешься мной командовать. Здесь моя работа, друзья, я тут живу. А ты хочешь засунуть меня в какую-то индийскую деревушку, где люди моются в реке между плывущих полуобгоревших разлагающихся трупов и алчных до свежего мяса крокодилов!
   – …
   – Я не преувеличиваю! Это не мое! Конечно, милый, мне все ясно.
   – …
   – Хорошо. Звони. Да.
   Лала положила трубку и с силой выдохнула. Федор стал ее болезненным гордиевым узлом, который она все никак не решалась разрубить окончательно. Ей казалось, что муж постоянно устраивает ей новые ловушки, в которые она попадается с завидной регулярностью. Его безбашенная веселость и необязательность бесили Лалу до колик в животе. Абсолютно так же бесила девушку и его мать, Елена Капитоновна, крючконосая карга с высшим филологическим образованием и жиденьким пучочком седых волос, в тонких очках с обмотанной изолентой дужкой, вместе с ее грязно-желтой неопрятной старой болонкой Жужей. Несчастная собачонка страдала нервным расстройством и, когда начинала лаять, заходилась до хрипа и мучительных судорог, сотрясаясь всем жирным тельцем. Общение со свекровью Лала изначально свела к минимуму, за что ей и был вынесен однозначный приговор: «Стерва. Хабалка. Ничтожество». Впрочем, мнение Елены Капитоновны нисколько не интересовало Лалу. Она отчетливо понимала, что старуха пытается ее «вампирить», как в свое время высасывала энергию из ныне почившего мужа и сбежавшего от нее на другой конец света сына. По мнению Лалы, главной причиной смены местожительства Федора стало стремление избавиться от общества любимой мамочки. Феденька решил проблему самым элементарным образом – смылся, весьма красиво обставив свой отъезд, доказывая (прежде всего самому себе), что он практически жертвует всем ради блага семьи и зарабатывания денег. Естественно, свекровь сделала однозначный вывод: во всем виновата Лала – замучила, загнобила, загнала сынишечку в чертову даль из-за своей непомерной алчности, тогда как он, святая душа, не мог противостоять пустозвонной кукле, сведшей его с ума силиконовыми формами верхней части туловища.
   Лала вздрогнула и усилием воли приказала себе не думать о прошлом, – хватит. Хватит вспоминать, как мегера Капитоновна выклянчивала у них деньги якобы на лечение печени, в то время как сама наведывалась в стрипбары для тех, кому за… Лала как-то раз встретила свекровь там, когда Милка затащила ее в это заведение на случайную вечеринку.