Страница:
– Считают, он нанял кого-то?
– Именно! Подозревают Дипака Кумара – это местный социальный активист. Он метил в большую политику и считал своим долгом подзуживать народ против строительства клиники Пратапа. Понимаешь, Индира, на земле вокруг Таджа живет и работает куча народу – ткачи, резчики по камню, фотографы, зарабатывающие тем, что снимают туристов на фоне мавзолея, а также там располагаются многочисленные сувенирные лавочки. Городское правительство хочет избавиться от трущоб, от всей этой бедноты, уродующей окрестности Таджа. Они собираются разбить там сады и парки. Против клиники аюрведы возражений не возникало – в конце концов, это направление медицины очень популярно в Индии и за рубежом, и чиновники рассчитывали, что хорошая клиника привлечет дополнительных туристов. Так же думал и твой папа, но такие, как Дипак Кумар, умеют только орать на митингах и мешать любому хорошему делу!
– Но куда же денутся люди из трущоб? – задала я вопрос.
– Для них разработана программа переселения, ведь нельзя же просто выкинуть людей на улицу! И все прошло бы нормально, если бы не Дипак Кумар, постоянно мутивший воду. Он забросал муниципалитет петициями с подписями жителей трущоб, заставлял их устраивать пикеты. А потом Пратапа убили, и полиция полагает, что для этого Санджай нанял Дипака Кумара, который, между прочим, со дня убийства находится в бегах… Я верю, что Дипак Кумар пошел бы на все, чтобы добиться своего, но вот в участие Санджая не верит ни один человек, который хоть сколько-нибудь с ним знаком!
– По-моему, все это звучит глупо, – заметила я. – Допустим, Санджай убил папу не сам, а решил кому-то заплатить. Тогда зачем он отдал киллеру свой пистолет? Хорошо, может, он сделал это, так как оружие не было зарегистрировано на его имя, и определить его принадлежность было бы невозможно – тогда почему пистолет все-таки обнаружили в доме?
– Все это верно, – раздался голос у меня за спиной. Это оказалась Анита, моя мачеха и, соответственно, мать Санджая. – Но комиссару важно не истину найти, а наказать нас, Варма!
Интересно, как давно она здесь стоит? Удивительная женщина: несмотря на то, что ее сын находится под следствием, она выглядит так, словно полностью готова к съемкам для программы типа «Самые знаменитые дома мира»!
– Если бы ты могла помочь вытащить Санджая из тюрьмы! – воскликнула Анита.
– Не представляю, как это у меня получится! – пробормотала я. – Но стоит, по крайней мере, попытаться. Я хочу познакомиться с Санджаем и сама с ним поговорить. Как думаете, это можно устроить?
– К нему никого не пускают, – покачала головой Сушмита. – Во всяком случае, никого из нас.
– И все-таки я попробую, если, конечно, адвокаты Баджпаи мне подсобят, – упрямо сказала я.
– Ну, разве она не настоящая Варма? – хлопнув себя по коленям, с гордостью воскликнула Сушмита, обводя присутствующих взглядом.
– Если ты и в самом деле так считаешь, – сказала Анита, – я попрошу Милинда сопровождать тебя и позвоню Баджпаи. Но этот вопрос все равно не решится раньше понедельника.
– Тогда, может, Милинд покажет тебе клинику – ту, что в центре Дели? – предложила Сушма. – Да и столицу посмотришь, а то ведь и видела ее только по дороге из аэропорта!
– Отличная мысль! – согласилась я. Мне и в самом деле не терпелось выяснить, что же это за аюрведа такая, ведь я знала о ней только со слов адвоката. Если уж мне предстоит какое-то время пробыть в Индии, то надо, по крайней мере, узнать как можно больше и о ней, и о деле покойного отца.
– Что вам известно об этом виде медицины? – спросил Милинд, когда мы обошли большую часть клиники.
– Да практически ничего, – призналась я. – Хотелось бы выяснить побольше – все-таки этот бизнес кормит мою семью!
– Что ж, попробую вам помочь, – улыбнулся Милинд, и я невольно подумала, что улыбка у него милая, а лицо привлекательное и мужественное – как раз из тех, что мне нравятся. – Возможно, вы слышали о ведах?
– Это, кажется, такие древнеиндийские тексты? – предположила я.
– Верно, – кивнул он. – В них содержатся первые упоминания о медицине и целебных свойствах растений. Атхарваведа – первый индийский текст, связанный с медициной. Один из ее гимнов описывает заболевание проказой, для лечения которой используется аушадхи – растение с черными стеблями и темными пятнами на листьях. Можно сделать вывод, что имеется в виду лишайник со свойствами антибиотика. Таким образом, Атхарваведа может считаться первым текстом, содержащим записи об использовании антибиотиков! Кроме того, в Атхарваведе подробно описаны кости человеческого скелета и многие другие вещи, в то время мало кому известные. По легенде, аюрведа была частью откровения святых мудрецов, которые обрели всеобъемлющее знание о Вселенной около семи тысяч лет назад. В ведах указывается, что Брахма поведал тайны медицины Дакше, одному из богов. Дакша в свою очередь передал знание божественным близнецам Ашвинам, которые стали «великими врачевателями» и позже изложили его Индре. Индра передал свои знания ученикам, в том числе Бхарадваджае, одному из семи индийских мудрецов.
– И вы в это верите? – удивленно спросила я.
– Я окончил медицинский колледж в Канаде, потом получил степень доктора медицины в Англии, – усмехнулся Милинд. – Я редко посещаю храмы и, по сути, являюсь скорее агностиком, нежели истинно верующим.
Расплывчатый ответ, но в целом предполагающий ответ «нет».
– Я уверен лишь в том, в чем не чувствуется «божественного налета», – продолжал Милинд. – К примеру, в то, что золотой век аюрведы совпадает с расцветом в Индии буддизма. В этот период мы накопили существенные знания о строении человеческого тела. Жизнедеятельность организма рассматривалась через взаимодействие трех субстанций: воздуха, огня и воды. Здоровье понималось как результат уравновешенного соотношения трех субстанций, правильного совершения жизненных отправлений тела, нормального состояния органов чувств и ясности ума, а болезнь – как нарушение этих соотношений. Еще не имея представлений об антисептике и асептике, врачеватели, следуя ведическим представлениям, соблюдали чистоту во время операций. Хирургические инструменты изготовлялись из стали, которую в Индии научились производить в глубокой древности. В процессе операции использовались пинцеты, зонды, катетеры, шприцы, иглы и пилы. Вместо современного скальпеля применялись ланцеты с обоюдоострым лезвием. Кровотечение останавливалось с помощью золы и холода, давящей повязки и горячей воды. В качестве перевязочного материала служили полоски кожи и древесной коры, а бинты из льняной, шелковой и шерстяной ткани пропитывались растопленным жиром. Врачеватели производили ампутации конечностей, вскрытие брюшной полости, дробили камни в почках, лечили грыжу, восстанавливали носы, уши и губы. Кстати, аюрведический способ ринопластики вошел в историю под названием «индийского метода»: кожный лоскут для формирования будущего носа вырезался на сосудистой ножке из кожи лба или щеки. К седьмому веку до нашей эры на севере современной Индии пользовались известностью две медицинские школы. В Таксиле на западе, столице Гандхары, специализацией считалась терапия, а в Каши, на востоке страны, – хирургия. Здесь, в клинике вашего отца, обе эти школы объединены: мы занимаемся и тем, и другим.
– А вы конкретно – чем занимаетесь? – поинтересовалась я.
– Хирургией.
Я почему-то так и подумала: Милинд ироничен, и в нем присутствует жесткость, свойственная почти всем представителем данной профессии.
– Между прочим, – снова заговорил он, – будучи одной из древнейших медицинских систем, аюрведа оказала большое влияние на развитие арабской и европейской медицины. В древности индийские целебные растения морскими и сухопутными торговыми путями везли в страны Средиземноморья и Средней Азии, в Южную Сибирь и Китай. Во времена Ост-Индской компании английские хирурги обучались у аюрведистов искусству ринопластики, но в начале двадцатого века аюрведа пережила упадок. Тем не менее к середине прошлого века традиционная индийская медицина приобрела популярность в Европе, в Соединенных Штатах, в Израиле. А такие базовые процедуры аюрведы, как диагностика по дыханию и пульсу, лечебные диеты, очистительные клизмы, ванны и обливания, вошли в медицинскую практику всех стран.
– А как насчет психотерапии?
– Честно говоря, в аюрведе нет такого понятия: любое отклонение от нормы, в том числе и психическое, приписывается нарушению целостности в системе человеческого организма.
– И как же вы лечите эти нарушения целостности – помимо хирургии, конечно?
– Диетой и лекарственной терапией. Мы используем различные рвотные средства, потогонные и слабительные.
– Химического происхождения?
– Нет, в основном животного и растительного, а также минерального, включая драгоценные и полудрагоценные камни и металлы.
– Металлы?!
– Понимаю ваш скепсис, – кивнул Милинд. – Большинство металлов в чистом виде токсичны, и нам об этом известно. Поэтому все они перед использованием определенным образом обрабатываются – например, подвергаются кальцинированию и тому подобное. Ртуть, кстати, проходит восемнадцать этапов приготовления – так что, как видите, все серьезно и безопасно… Ну, настолько, насколько безопасным можно назвать любой медицинский метод, конечно!
– А какие растения вы используете?
– Из самых распространенных – дерево ним.
– Ним?
– Оно считается «божественным». Лекарства, сделанные из него, обладают иммунноповышающими, противовирусными, антидиабетическими и успокоительными свойствами. Туласи также является одним из лечебных растений, обладающих большой целебной силой – приводит в гармонию телесные функции и помогает преодолевать стресс. Медицинские препараты из туласи используются для лечения простуды, головных болей, отравлений и даже малярии… Ну и, конечно же, конопля.
– Что?! – потрясенно переспросила я.
– А что вы так испугались? – рассмеялся он, уперев руки в бока. – Конопля – не только радость наркомана, но и отличное средство, помогающее от многих заболеваний – при правильном применении.
– И что же лечат коноплей? – спросила я.
– Мужское и женское бесплодие, импотенцию, диарею, несварение, эпилепсию… Да, между прочим, даже шизофрению – вам это, как психиатру, должно быть интересно!
Еще как!
– Не волнуйтесь, Индира: конопля присутствует в аюрведических лекарствах не в чистом виде, а в смеси с веществами, снижающими ее психотропный эффект и расширяющими терапевтическое действие. Традиционное аюрведическое снадобье обычно содержит от двадцати до тридцати компонентов. Но, – добавил Милинд, – так как я хирург, а не терапевт или психиатр, то подробнее на тему конопли и всего остального вам лучше поговорить с другими специалистами.
Он явно скромничал: если бы я, не являясь специалистом, знала хотя бы десять процентов того, о чем говорил Милинд, то считала бы себя корифеем аюрведы!
Мы провели в клинике полдня. Покидая кабинет отца, где проходила последняя часть ознакомительного тура, я посмотрела на часы и увидела, что уже половина четвертого – не зря мой желудок бунтует. Словно прочтя мои мысли (а может, это у меня взгляд такой голодный?), Милинд сказал:
– Предлагаю пообедать в каком-нибудь приличном месте!
Я радостно согласилась.
– Лучше всего дойти пешком до Мейн Базара – здесь недалеко. Мы находимся в Пахар Ганже, и Мейн Базар как раз напротив вокзала. Если вы хотите что-то купить, то лучше места нет, а также там полно хороших кафе. Не самое престижное место, конечно, но зато чертовски аутентичное – вам будет любопытно.
– Отличная идея! – с энтузиазмом поддержала я предложение Милинда. Шопинг – моя страсть, удовлетворить которую мне удается крайне редко, – элементарно не хватает времени. Я бы с удовольствием поглядела на продукцию, предлагаемую на индийских рынках.
До вокзала мы доехали на машине, оставили ее на стоянке и дальше пошли пешком. Перейдя оживленную магистраль, мы сразу же попали на фруктово-овощную улочку, где прилавки ломились от аппетитно выглядевших персиков, маракуйи, винограда и других вкусностей, которым в моем бедном словаре не было даже названий. Мы пробежались по местам, где продавали футболки с вышивкой и цветастые шелковые юбки. Благовония, специи, ювелирные украшения также занимали немалую часть торговых рядов. Глядя на цены, я мысленно переводила рупии в рубли, поражаясь, как же здесь все дешево по сравнению с Питером. Связка бананов, к примеру, стоит всего пять рублей за кило, стакан чая с молоком (редкостная гадость, по-моему, но индийцам нравится) – всего рубль, рис по семь рублей, виноград – по десять и курица стоимостью в тридцать рублей потрясли мое воображение – вот он, рай земной!
– Между прочим, здесь есть аюрведические аптеки, – заметил Милинд, проходя мимо прилавков, где продавались тибетские пледы и шали. – Как-нибудь свожу вас туда – поинтересуетесь ассортиментом.
Когда мы дошли до обувных рядов, Милинд указал на разукрашенную дверь с надписью на хинди вязью, деванагари.
– Это здесь, – сказал он.
Кафе оказалось непритязательным. Кроме меня, женщин здесь не было, и я обратила внимание на то, что некоторые мужчины беззастенчиво на меня глазеют, а ведь утром я самым тщательным образом порылась в своих вещах, накануне доставленных Милиндом из аэропорта, и выбрала самые простые мешковатые джинсы и белую футболку! Заметив мое неудобство, Милинд сказал:
– В следующий раз вам лучше надеть шальвар-камиз… Это такой наряд, который, в отличие от сари, не стеснит движений, но зато избавит от похотливых взглядов. Извините, что позволил себе такое замечание, – тут же добавил он.
– Все в порядке, – улыбнулась я. – Вам следовало сразу сказать об этом!
– Я побоялся, что вы сочтете меня нахалом, так как одежда – вещь сугубо личная, а я – не ваш брат или отец, – ответил он.
С каждой минутой, проведенной в обществе этого человека, я чувствовала, что моя симпатия по отношению к нему усиливается. Он вел себя вежливо и обходительно, проявляя теплоту и заботу – заметно, но ненавязчиво. Манеры Милинда мало чем отличались от общепринятых в Европе – во всяком случае, когда он общался со мной. Скорее всего, это потому, что он провел за границей большой отрезок жизни.
Когда подали десерт, хозяин кафе сам вышел к нам и, пожав руку Милинду, что-то спросил.
– Он интересуется, что за красавица сидит со мной, – перевел Милинд.
Я с удивлением осознала, что это неприкрытое, но вполне невинное восхищение мне приятно: восточные люди частенько преувеличивают действительность, когда дело доходит до комплиментов. Узнав, что я – дочь Пратапа Варма от первого брака, хозяин кафе наговорил кучу лестных слов, сказал, что мой отец являлся одним из выдающихся граждан Индии, и его трагическая смерть потрясла всех, кто имел счастье быть с ним знакомым. Затем мужчины принялись оживленно болтать, а я, поинтересовавшись у официанта, где тут туалет, отправилась на его поиски. С другой стороны кафе располагался магазинчик благовоний, и эти два заведения делили один санузел. Для того чтобы туда попасть, пришлось выйти на улицу. Возвращаясь, я случайно стала свидетелем занимательного происшествия. Возле дороги, ведущей от вокзала, в этот момент нагружали небольшой грузовичок. На асфальте стояли ящики с надписью «Fra-gile» по-английски, что означало «не кантовать!» Разгрузкой руководил высокий молодой мужчина, вокруг которого суетились грузчики – смуглые низкорослые индийцы в грязных дхоти, длинных полотняных рубашках, надеваемых поверх штанов. Мужчина был в черных джинсах и футболке. Он стоял ко мне спиной, но я все равно обратила на него внимание – вернее, на то, как выгодно эта футболка обтягивает его мускулистый торс. «Талия танцора и плечи борца, – отметила я. – Редкое сочетание!» Наверное, неприлично вот так стоять и глазеть на кого-то, особенно на мужчину, в стране, где так сильны традиции. Но я все же не могла отказать себе в удовольствии рассмотреть незнакомца получше. Скорее всего, он не индиец: несмотря на загоревшую до черноты кожу, его вьющиеся и длинные, доходящие до основания шеи волосы были русыми, а не черными, как у большинства местного населения. Я уже собиралась подняться по ступеням кафе, как вдруг кто-то очень маленький буквально врезался в этого человека, едва не сбив его с ног. Незнакомец за шиворот сгреб мальчонку лет семи и что-то ему сказал. Говорил он на хинди – к его звучанию я успела привыкнуть, хотя вряд ли отличила бы от какого-либо другого языка, ведь в Индии говорят на множестве национальных языков. Значит, я ошиблась, и парень все-таки индиец. Мужчина и мальчик продолжали пререкаться. Все это время мальчуган прижимал к груди нечто розовое, похожее то ли на дамскую сумочку-клатч, то ли на кошелек. Незнакомец протянул руку, и оборвыш неохотно отдал ему предмет. Потом мужчина поднял малыша и засунул в грузовик, сделав грузчикам знак продолжать работу. Едва он опустил брезент на кузове, как откуда ни возьмись нарисовалась группа полицейских в количестве трех человек. Они выглядели запыхавшимися, и форма промокла от пота под мышками и на груди – судя по всему, им пришлось побегать. Возглавляющий группу полицейский обратился к мужчине – видимо, интересовался маленьким беглецом. А-а, понятно: малолетний воришка спер чью-то сумку на рынке – наверное, у какой-то зазевавшейся туристки, – и полицейские погнались за ним. А этот мужик, значит, его покрывает? Я увидела, что мужчина в джинсах отдает полицейскому сумку, что-то при этом объясняя. Наконец он повернулся, указывая рукой в противоположном от грузовика направлении, очевидно, намереваясь ввести полицейских в заблуждение, и я поняла, что мое первоначальное мнение верно: этот человек явно не имел никакого отношения к индийской национальности – черты лица европейские. Старший полицейский колебался, не зная, верить ли ему, и обратился к грузчикам. Те, в свою очередь, помнили, на кого работают, поэтому, как мне показалось, полностью подтвердили слова начальника. И в этот момент взгляд офицера упал на меня. Решительным шагом он направился ко мне и быстро заговорил.
– Простите, – пробормотала я по-английски, – я не говорю на хинди!
Надо же, принял меня за свою – недаром я так похожа на прабабушку Кундалини! Удивленный, полицейский перешел на понятный мне язык.
– Этот человек, – он махнул в сторону незнакомца, который сделал несколько шагов в нашем направлении и прислушивался к беседе, – говорит, что вор побежал к вокзалу, мадам. Вы видели воришку?
– Вы о мальчишке с сумкой? – уточнила я и поймала напряженный взгляд зеленых глаз незнакомца. – Да, я его видела. Он бросил сумку и рванул к вокзалу – видимо, вас испугался!
Полицейский все еще сомневался.
– Вы – с ним? – спросил он, кивнув в сторону зеленоглазого обманщика.
– Да что вы – я его впервые вижу! – честно ответила я.
– Что ж… Спасибо, мадам, – словно бы нехотя произнес офицер и, повернувшись к своим, подал знак уходить. Преследовать мальчишку смысла не имело: все равно за это время он успел бы убежать далеко, да и сумка уже в их руках, поэтому полицейские не торопились.
Едва они скрылись за поворотом, незнакомец приблизился ко мне.
– А вы здорово врете! – заметил он по-английски. Говорил он очень правильно, но в его произношении чувствовался акцент – возможно, он немец? Я неплохо различаю акценты – музыкальный слух, доставшийся от мамы, хоть в чем-то полезен.
– Ну, куда мне до вас! – пожала я плечами.
– Ему всего восемь, – кивнул незнакомец в сторону паренька, который уже вылез из грузовика, но бежать не пытался.
– Он украл сумку, – возразила я.
– Он виноват, – согласился мужчина и, обращаясь к пареньку, что-то сказал на хинди. Тот низко опустил голову и закивал, как китайский болванчик. Я попросила перевести.
– Я говорю, что, если он еще раз так поступит, то я лично сдам его в полицию и прослежу за тем, чтобы его примерно наказали. Меня зовут Ноа, – неожиданно представился он. – А вас?
– Индира.
– Индира, которая не говорит на хинди? – изумился он.
– Это долгая история…
Во время нашего с Ноа разговора я исподволь разглядывала его. Я еще раньше заметила, что он высокий и худощавый, а теперь смогла получше рассмотреть его лицо. Оно тоже было худым, с резкими чертами и такими выдающимися скулами, что о них, казалось, можно порезаться. Крупный нос нисколько не портил общего впечатления и не уменьшал привлекательности живых, очень подвижных черт. Зеленые глаза необычной формы с приподнятыми к вискам уголками… Я собиралась еще что-то добавить, но в этот момент меня окликнули. В дверях кафе стоял Милинд и с подозрением разглядывал Ноа.
– Это вы? – удивленно спросил он. – Что вам здесь надо?
– Разве Дели тоже куплен семейством Варма? – нахмурившись, поинтересовался Ноа.
Так-так, мой новый знакомый явно знает Милинда, более того, он что-то имеет против моей семьи!
– Вас слишком долго не было, Индира, – обратился ко мне мой сопровождающий, игнорируя едкий ответ Ноа. – Я начал беспокоиться!
– Все в порядке, – быстро ответила я: почему-то мне не хотелось, чтобы Милинд сейчас идентифицировал меня. – Мы можем идти!
– Так вы вместе? – ухмыльнулся Ноа. – Странно…
– Что странно? – с вызовом уточнил Милинд. – Между прочим, это – Индира Варма.
– В самом деле?
Улыбка сползла с лица Ноа, и я почувствовала, что он, если и был ранее расположен ко мне, переменил свое отношение, едва Милинд назвал фамилию отца.
– Что ж, нам пора, – сказал мне индиец, спускаясь. – Вы не возражаете?
Его вопрос был обращен к Ноа, загораживающему дорогу.
– Что вы, как можно? – отозвался тот и с шутовским поклоном отскочил в сторону. – Счастливого пути!
Уходя, я оглянулась. Ноа стоял прямо, скрестив руки на груди, и лицо его хранило каменное выражение. Чуть позже, когда мы уже уселись в машину Милинда, я спросила у него:
– Кто этот парень? Ну тот, у кафе?
– А-а… Настоящая заноза в заднице – прошу прощения за выражение!
– У него были неприятности с отцом?
– Вернее сказать, у вашего отца – с ним и теми, кому строительство новой клиники мозолит глаза.
– А Ноа-то какое отношение имеет к папиной клинике? – удивилась я.
– Вы знаете его имя?
– Он представился. И все-таки кто он такой и что за проблемы были у него с отцом?
– Этот Ноа – швейцарский врач, он практикует в Агре в больнице для бедных. Раньше вроде бы работал в Красном Кресте. Говорят, ему пришлось срочно двинуть из Швейцарии, так как он то ли зарезал кого-то на операционном столе, то ли допустил врачебную халатность… В общем, дело темное. Но благодаря его связям больница нет-нет да и получает кое-какие медикаменты и оборудование, так что его здесь ценят.
– Понимаю…
– Вряд ли, Индира! – неожиданно резко оборвал меня Милинд. – Чтобы все понять, надо быть индийцем и вариться в местной среде!
Он замолчал и некоторое время сосредоточенно вел машину. Признаться, я немного обиделась, но чувствовала, что в чем-то Милинд прав: разве я, лишь сутки как приехавшая в эту страну, могу судить других и скоропалительно составлять о них собственное мнение? Но тогда почему бы Милинду говорить не загадками, а объяснить, в чем именно заключаются их «терки» с этим парнем, который на дух не переносит фамилию Варма?
Неожиданно Милинд притормозил у обочины.
– Простите мою вспыльчивость, – тихо попросил он. – Я вел себя непростительно!
– Все в порядке, – ответила я, с облегчением подумав, что наконец-то все выясню.
– Дело в том, что в последнее время все мы – и ваша семья, и персонал клиник Варма – находимся под огромным давлением. С одной стороны – убийство вашего отца, уголовное преследование Санджая, большой общественный резонанс. С другой – дележка земли, на которой ведется строительство. Вы уже в курсе, что на этом месте кое-кто планировал возвести торговый комплекс?
– Да-да, – закивала я.
– И тот человек – не единственный, кто положил глаз на лакомый кусок земли: таких было достаточно, но именно вашему отцу удалось выиграть тендер на постройку клиники. Разумеется, данный факт многим не дает покоя.
– А какое отношение ко всему этому может иметь Ноа? Ведь он даже не гражданин этой страны!
– Наверняка сказать не могу, но мне известно, что он общался с ныне скрывающимся Дипаком Кумаром.
– Именно! Подозревают Дипака Кумара – это местный социальный активист. Он метил в большую политику и считал своим долгом подзуживать народ против строительства клиники Пратапа. Понимаешь, Индира, на земле вокруг Таджа живет и работает куча народу – ткачи, резчики по камню, фотографы, зарабатывающие тем, что снимают туристов на фоне мавзолея, а также там располагаются многочисленные сувенирные лавочки. Городское правительство хочет избавиться от трущоб, от всей этой бедноты, уродующей окрестности Таджа. Они собираются разбить там сады и парки. Против клиники аюрведы возражений не возникало – в конце концов, это направление медицины очень популярно в Индии и за рубежом, и чиновники рассчитывали, что хорошая клиника привлечет дополнительных туристов. Так же думал и твой папа, но такие, как Дипак Кумар, умеют только орать на митингах и мешать любому хорошему делу!
– Но куда же денутся люди из трущоб? – задала я вопрос.
– Для них разработана программа переселения, ведь нельзя же просто выкинуть людей на улицу! И все прошло бы нормально, если бы не Дипак Кумар, постоянно мутивший воду. Он забросал муниципалитет петициями с подписями жителей трущоб, заставлял их устраивать пикеты. А потом Пратапа убили, и полиция полагает, что для этого Санджай нанял Дипака Кумара, который, между прочим, со дня убийства находится в бегах… Я верю, что Дипак Кумар пошел бы на все, чтобы добиться своего, но вот в участие Санджая не верит ни один человек, который хоть сколько-нибудь с ним знаком!
– По-моему, все это звучит глупо, – заметила я. – Допустим, Санджай убил папу не сам, а решил кому-то заплатить. Тогда зачем он отдал киллеру свой пистолет? Хорошо, может, он сделал это, так как оружие не было зарегистрировано на его имя, и определить его принадлежность было бы невозможно – тогда почему пистолет все-таки обнаружили в доме?
– Все это верно, – раздался голос у меня за спиной. Это оказалась Анита, моя мачеха и, соответственно, мать Санджая. – Но комиссару важно не истину найти, а наказать нас, Варма!
Интересно, как давно она здесь стоит? Удивительная женщина: несмотря на то, что ее сын находится под следствием, она выглядит так, словно полностью готова к съемкам для программы типа «Самые знаменитые дома мира»!
– Если бы ты могла помочь вытащить Санджая из тюрьмы! – воскликнула Анита.
– Не представляю, как это у меня получится! – пробормотала я. – Но стоит, по крайней мере, попытаться. Я хочу познакомиться с Санджаем и сама с ним поговорить. Как думаете, это можно устроить?
– К нему никого не пускают, – покачала головой Сушмита. – Во всяком случае, никого из нас.
– И все-таки я попробую, если, конечно, адвокаты Баджпаи мне подсобят, – упрямо сказала я.
– Ну, разве она не настоящая Варма? – хлопнув себя по коленям, с гордостью воскликнула Сушмита, обводя присутствующих взглядом.
– Если ты и в самом деле так считаешь, – сказала Анита, – я попрошу Милинда сопровождать тебя и позвоню Баджпаи. Но этот вопрос все равно не решится раньше понедельника.
– Тогда, может, Милинд покажет тебе клинику – ту, что в центре Дели? – предложила Сушма. – Да и столицу посмотришь, а то ведь и видела ее только по дороге из аэропорта!
– Отличная мысль! – согласилась я. Мне и в самом деле не терпелось выяснить, что же это за аюрведа такая, ведь я знала о ней только со слов адвоката. Если уж мне предстоит какое-то время пробыть в Индии, то надо, по крайней мере, узнать как можно больше и о ней, и о деле покойного отца.
* * *
Детище Пратапа Варма могло бы выглядеть и более презентабельно, но Милинд, похоже, гордился, демонстрируя мне клинику, которая стала первой в сети, основанной отцом. Здание представляло собой небольшую двухэтажную постройку из красного кирпича, со всех сторон окруженную фруктовыми деревьями и цветущим кустарником. Кабинеты были светлыми и просторными, но отсутствие в них какого-либо врачебного оборудования казалось странным. В одном таком кабинете, куда я позволила себе заглянуть, на высокой койке лежал мужчина, а у него над головой был закреплен пластиковый конус. Человек в белом халате сосредоточенно двигал конус, и из его горлышка на лоб пациента лилась какая-то вязкая жидкость, а врач движениями рук регулировал толщину и направление струи.– Что вам известно об этом виде медицины? – спросил Милинд, когда мы обошли большую часть клиники.
– Да практически ничего, – призналась я. – Хотелось бы выяснить побольше – все-таки этот бизнес кормит мою семью!
– Что ж, попробую вам помочь, – улыбнулся Милинд, и я невольно подумала, что улыбка у него милая, а лицо привлекательное и мужественное – как раз из тех, что мне нравятся. – Возможно, вы слышали о ведах?
– Это, кажется, такие древнеиндийские тексты? – предположила я.
– Верно, – кивнул он. – В них содержатся первые упоминания о медицине и целебных свойствах растений. Атхарваведа – первый индийский текст, связанный с медициной. Один из ее гимнов описывает заболевание проказой, для лечения которой используется аушадхи – растение с черными стеблями и темными пятнами на листьях. Можно сделать вывод, что имеется в виду лишайник со свойствами антибиотика. Таким образом, Атхарваведа может считаться первым текстом, содержащим записи об использовании антибиотиков! Кроме того, в Атхарваведе подробно описаны кости человеческого скелета и многие другие вещи, в то время мало кому известные. По легенде, аюрведа была частью откровения святых мудрецов, которые обрели всеобъемлющее знание о Вселенной около семи тысяч лет назад. В ведах указывается, что Брахма поведал тайны медицины Дакше, одному из богов. Дакша в свою очередь передал знание божественным близнецам Ашвинам, которые стали «великими врачевателями» и позже изложили его Индре. Индра передал свои знания ученикам, в том числе Бхарадваджае, одному из семи индийских мудрецов.
– И вы в это верите? – удивленно спросила я.
– Я окончил медицинский колледж в Канаде, потом получил степень доктора медицины в Англии, – усмехнулся Милинд. – Я редко посещаю храмы и, по сути, являюсь скорее агностиком, нежели истинно верующим.
Расплывчатый ответ, но в целом предполагающий ответ «нет».
– Я уверен лишь в том, в чем не чувствуется «божественного налета», – продолжал Милинд. – К примеру, в то, что золотой век аюрведы совпадает с расцветом в Индии буддизма. В этот период мы накопили существенные знания о строении человеческого тела. Жизнедеятельность организма рассматривалась через взаимодействие трех субстанций: воздуха, огня и воды. Здоровье понималось как результат уравновешенного соотношения трех субстанций, правильного совершения жизненных отправлений тела, нормального состояния органов чувств и ясности ума, а болезнь – как нарушение этих соотношений. Еще не имея представлений об антисептике и асептике, врачеватели, следуя ведическим представлениям, соблюдали чистоту во время операций. Хирургические инструменты изготовлялись из стали, которую в Индии научились производить в глубокой древности. В процессе операции использовались пинцеты, зонды, катетеры, шприцы, иглы и пилы. Вместо современного скальпеля применялись ланцеты с обоюдоострым лезвием. Кровотечение останавливалось с помощью золы и холода, давящей повязки и горячей воды. В качестве перевязочного материала служили полоски кожи и древесной коры, а бинты из льняной, шелковой и шерстяной ткани пропитывались растопленным жиром. Врачеватели производили ампутации конечностей, вскрытие брюшной полости, дробили камни в почках, лечили грыжу, восстанавливали носы, уши и губы. Кстати, аюрведический способ ринопластики вошел в историю под названием «индийского метода»: кожный лоскут для формирования будущего носа вырезался на сосудистой ножке из кожи лба или щеки. К седьмому веку до нашей эры на севере современной Индии пользовались известностью две медицинские школы. В Таксиле на западе, столице Гандхары, специализацией считалась терапия, а в Каши, на востоке страны, – хирургия. Здесь, в клинике вашего отца, обе эти школы объединены: мы занимаемся и тем, и другим.
– А вы конкретно – чем занимаетесь? – поинтересовалась я.
– Хирургией.
Я почему-то так и подумала: Милинд ироничен, и в нем присутствует жесткость, свойственная почти всем представителем данной профессии.
– Между прочим, – снова заговорил он, – будучи одной из древнейших медицинских систем, аюрведа оказала большое влияние на развитие арабской и европейской медицины. В древности индийские целебные растения морскими и сухопутными торговыми путями везли в страны Средиземноморья и Средней Азии, в Южную Сибирь и Китай. Во времена Ост-Индской компании английские хирурги обучались у аюрведистов искусству ринопластики, но в начале двадцатого века аюрведа пережила упадок. Тем не менее к середине прошлого века традиционная индийская медицина приобрела популярность в Европе, в Соединенных Штатах, в Израиле. А такие базовые процедуры аюрведы, как диагностика по дыханию и пульсу, лечебные диеты, очистительные клизмы, ванны и обливания, вошли в медицинскую практику всех стран.
– А как насчет психотерапии?
– Честно говоря, в аюрведе нет такого понятия: любое отклонение от нормы, в том числе и психическое, приписывается нарушению целостности в системе человеческого организма.
– И как же вы лечите эти нарушения целостности – помимо хирургии, конечно?
– Диетой и лекарственной терапией. Мы используем различные рвотные средства, потогонные и слабительные.
– Химического происхождения?
– Нет, в основном животного и растительного, а также минерального, включая драгоценные и полудрагоценные камни и металлы.
– Металлы?!
– Понимаю ваш скепсис, – кивнул Милинд. – Большинство металлов в чистом виде токсичны, и нам об этом известно. Поэтому все они перед использованием определенным образом обрабатываются – например, подвергаются кальцинированию и тому подобное. Ртуть, кстати, проходит восемнадцать этапов приготовления – так что, как видите, все серьезно и безопасно… Ну, настолько, насколько безопасным можно назвать любой медицинский метод, конечно!
– А какие растения вы используете?
– Из самых распространенных – дерево ним.
– Ним?
– Оно считается «божественным». Лекарства, сделанные из него, обладают иммунноповышающими, противовирусными, антидиабетическими и успокоительными свойствами. Туласи также является одним из лечебных растений, обладающих большой целебной силой – приводит в гармонию телесные функции и помогает преодолевать стресс. Медицинские препараты из туласи используются для лечения простуды, головных болей, отравлений и даже малярии… Ну и, конечно же, конопля.
– Что?! – потрясенно переспросила я.
– А что вы так испугались? – рассмеялся он, уперев руки в бока. – Конопля – не только радость наркомана, но и отличное средство, помогающее от многих заболеваний – при правильном применении.
– И что же лечат коноплей? – спросила я.
– Мужское и женское бесплодие, импотенцию, диарею, несварение, эпилепсию… Да, между прочим, даже шизофрению – вам это, как психиатру, должно быть интересно!
Еще как!
– Не волнуйтесь, Индира: конопля присутствует в аюрведических лекарствах не в чистом виде, а в смеси с веществами, снижающими ее психотропный эффект и расширяющими терапевтическое действие. Традиционное аюрведическое снадобье обычно содержит от двадцати до тридцати компонентов. Но, – добавил Милинд, – так как я хирург, а не терапевт или психиатр, то подробнее на тему конопли и всего остального вам лучше поговорить с другими специалистами.
Он явно скромничал: если бы я, не являясь специалистом, знала хотя бы десять процентов того, о чем говорил Милинд, то считала бы себя корифеем аюрведы!
Мы провели в клинике полдня. Покидая кабинет отца, где проходила последняя часть ознакомительного тура, я посмотрела на часы и увидела, что уже половина четвертого – не зря мой желудок бунтует. Словно прочтя мои мысли (а может, это у меня взгляд такой голодный?), Милинд сказал:
– Предлагаю пообедать в каком-нибудь приличном месте!
Я радостно согласилась.
– Лучше всего дойти пешком до Мейн Базара – здесь недалеко. Мы находимся в Пахар Ганже, и Мейн Базар как раз напротив вокзала. Если вы хотите что-то купить, то лучше места нет, а также там полно хороших кафе. Не самое престижное место, конечно, но зато чертовски аутентичное – вам будет любопытно.
– Отличная идея! – с энтузиазмом поддержала я предложение Милинда. Шопинг – моя страсть, удовлетворить которую мне удается крайне редко, – элементарно не хватает времени. Я бы с удовольствием поглядела на продукцию, предлагаемую на индийских рынках.
До вокзала мы доехали на машине, оставили ее на стоянке и дальше пошли пешком. Перейдя оживленную магистраль, мы сразу же попали на фруктово-овощную улочку, где прилавки ломились от аппетитно выглядевших персиков, маракуйи, винограда и других вкусностей, которым в моем бедном словаре не было даже названий. Мы пробежались по местам, где продавали футболки с вышивкой и цветастые шелковые юбки. Благовония, специи, ювелирные украшения также занимали немалую часть торговых рядов. Глядя на цены, я мысленно переводила рупии в рубли, поражаясь, как же здесь все дешево по сравнению с Питером. Связка бананов, к примеру, стоит всего пять рублей за кило, стакан чая с молоком (редкостная гадость, по-моему, но индийцам нравится) – всего рубль, рис по семь рублей, виноград – по десять и курица стоимостью в тридцать рублей потрясли мое воображение – вот он, рай земной!
– Между прочим, здесь есть аюрведические аптеки, – заметил Милинд, проходя мимо прилавков, где продавались тибетские пледы и шали. – Как-нибудь свожу вас туда – поинтересуетесь ассортиментом.
Когда мы дошли до обувных рядов, Милинд указал на разукрашенную дверь с надписью на хинди вязью, деванагари.
– Это здесь, – сказал он.
Кафе оказалось непритязательным. Кроме меня, женщин здесь не было, и я обратила внимание на то, что некоторые мужчины беззастенчиво на меня глазеют, а ведь утром я самым тщательным образом порылась в своих вещах, накануне доставленных Милиндом из аэропорта, и выбрала самые простые мешковатые джинсы и белую футболку! Заметив мое неудобство, Милинд сказал:
– В следующий раз вам лучше надеть шальвар-камиз… Это такой наряд, который, в отличие от сари, не стеснит движений, но зато избавит от похотливых взглядов. Извините, что позволил себе такое замечание, – тут же добавил он.
– Все в порядке, – улыбнулась я. – Вам следовало сразу сказать об этом!
– Я побоялся, что вы сочтете меня нахалом, так как одежда – вещь сугубо личная, а я – не ваш брат или отец, – ответил он.
С каждой минутой, проведенной в обществе этого человека, я чувствовала, что моя симпатия по отношению к нему усиливается. Он вел себя вежливо и обходительно, проявляя теплоту и заботу – заметно, но ненавязчиво. Манеры Милинда мало чем отличались от общепринятых в Европе – во всяком случае, когда он общался со мной. Скорее всего, это потому, что он провел за границей большой отрезок жизни.
Когда подали десерт, хозяин кафе сам вышел к нам и, пожав руку Милинду, что-то спросил.
– Он интересуется, что за красавица сидит со мной, – перевел Милинд.
Я с удивлением осознала, что это неприкрытое, но вполне невинное восхищение мне приятно: восточные люди частенько преувеличивают действительность, когда дело доходит до комплиментов. Узнав, что я – дочь Пратапа Варма от первого брака, хозяин кафе наговорил кучу лестных слов, сказал, что мой отец являлся одним из выдающихся граждан Индии, и его трагическая смерть потрясла всех, кто имел счастье быть с ним знакомым. Затем мужчины принялись оживленно болтать, а я, поинтересовавшись у официанта, где тут туалет, отправилась на его поиски. С другой стороны кафе располагался магазинчик благовоний, и эти два заведения делили один санузел. Для того чтобы туда попасть, пришлось выйти на улицу. Возвращаясь, я случайно стала свидетелем занимательного происшествия. Возле дороги, ведущей от вокзала, в этот момент нагружали небольшой грузовичок. На асфальте стояли ящики с надписью «Fra-gile» по-английски, что означало «не кантовать!» Разгрузкой руководил высокий молодой мужчина, вокруг которого суетились грузчики – смуглые низкорослые индийцы в грязных дхоти, длинных полотняных рубашках, надеваемых поверх штанов. Мужчина был в черных джинсах и футболке. Он стоял ко мне спиной, но я все равно обратила на него внимание – вернее, на то, как выгодно эта футболка обтягивает его мускулистый торс. «Талия танцора и плечи борца, – отметила я. – Редкое сочетание!» Наверное, неприлично вот так стоять и глазеть на кого-то, особенно на мужчину, в стране, где так сильны традиции. Но я все же не могла отказать себе в удовольствии рассмотреть незнакомца получше. Скорее всего, он не индиец: несмотря на загоревшую до черноты кожу, его вьющиеся и длинные, доходящие до основания шеи волосы были русыми, а не черными, как у большинства местного населения. Я уже собиралась подняться по ступеням кафе, как вдруг кто-то очень маленький буквально врезался в этого человека, едва не сбив его с ног. Незнакомец за шиворот сгреб мальчонку лет семи и что-то ему сказал. Говорил он на хинди – к его звучанию я успела привыкнуть, хотя вряд ли отличила бы от какого-либо другого языка, ведь в Индии говорят на множестве национальных языков. Значит, я ошиблась, и парень все-таки индиец. Мужчина и мальчик продолжали пререкаться. Все это время мальчуган прижимал к груди нечто розовое, похожее то ли на дамскую сумочку-клатч, то ли на кошелек. Незнакомец протянул руку, и оборвыш неохотно отдал ему предмет. Потом мужчина поднял малыша и засунул в грузовик, сделав грузчикам знак продолжать работу. Едва он опустил брезент на кузове, как откуда ни возьмись нарисовалась группа полицейских в количестве трех человек. Они выглядели запыхавшимися, и форма промокла от пота под мышками и на груди – судя по всему, им пришлось побегать. Возглавляющий группу полицейский обратился к мужчине – видимо, интересовался маленьким беглецом. А-а, понятно: малолетний воришка спер чью-то сумку на рынке – наверное, у какой-то зазевавшейся туристки, – и полицейские погнались за ним. А этот мужик, значит, его покрывает? Я увидела, что мужчина в джинсах отдает полицейскому сумку, что-то при этом объясняя. Наконец он повернулся, указывая рукой в противоположном от грузовика направлении, очевидно, намереваясь ввести полицейских в заблуждение, и я поняла, что мое первоначальное мнение верно: этот человек явно не имел никакого отношения к индийской национальности – черты лица европейские. Старший полицейский колебался, не зная, верить ли ему, и обратился к грузчикам. Те, в свою очередь, помнили, на кого работают, поэтому, как мне показалось, полностью подтвердили слова начальника. И в этот момент взгляд офицера упал на меня. Решительным шагом он направился ко мне и быстро заговорил.
– Простите, – пробормотала я по-английски, – я не говорю на хинди!
Надо же, принял меня за свою – недаром я так похожа на прабабушку Кундалини! Удивленный, полицейский перешел на понятный мне язык.
– Этот человек, – он махнул в сторону незнакомца, который сделал несколько шагов в нашем направлении и прислушивался к беседе, – говорит, что вор побежал к вокзалу, мадам. Вы видели воришку?
– Вы о мальчишке с сумкой? – уточнила я и поймала напряженный взгляд зеленых глаз незнакомца. – Да, я его видела. Он бросил сумку и рванул к вокзалу – видимо, вас испугался!
Полицейский все еще сомневался.
– Вы – с ним? – спросил он, кивнув в сторону зеленоглазого обманщика.
– Да что вы – я его впервые вижу! – честно ответила я.
– Что ж… Спасибо, мадам, – словно бы нехотя произнес офицер и, повернувшись к своим, подал знак уходить. Преследовать мальчишку смысла не имело: все равно за это время он успел бы убежать далеко, да и сумка уже в их руках, поэтому полицейские не торопились.
Едва они скрылись за поворотом, незнакомец приблизился ко мне.
– А вы здорово врете! – заметил он по-английски. Говорил он очень правильно, но в его произношении чувствовался акцент – возможно, он немец? Я неплохо различаю акценты – музыкальный слух, доставшийся от мамы, хоть в чем-то полезен.
– Ну, куда мне до вас! – пожала я плечами.
– Ему всего восемь, – кивнул незнакомец в сторону паренька, который уже вылез из грузовика, но бежать не пытался.
– Он украл сумку, – возразила я.
– Он виноват, – согласился мужчина и, обращаясь к пареньку, что-то сказал на хинди. Тот низко опустил голову и закивал, как китайский болванчик. Я попросила перевести.
– Я говорю, что, если он еще раз так поступит, то я лично сдам его в полицию и прослежу за тем, чтобы его примерно наказали. Меня зовут Ноа, – неожиданно представился он. – А вас?
– Индира.
– Индира, которая не говорит на хинди? – изумился он.
– Это долгая история…
Во время нашего с Ноа разговора я исподволь разглядывала его. Я еще раньше заметила, что он высокий и худощавый, а теперь смогла получше рассмотреть его лицо. Оно тоже было худым, с резкими чертами и такими выдающимися скулами, что о них, казалось, можно порезаться. Крупный нос нисколько не портил общего впечатления и не уменьшал привлекательности живых, очень подвижных черт. Зеленые глаза необычной формы с приподнятыми к вискам уголками… Я собиралась еще что-то добавить, но в этот момент меня окликнули. В дверях кафе стоял Милинд и с подозрением разглядывал Ноа.
– Это вы? – удивленно спросил он. – Что вам здесь надо?
– Разве Дели тоже куплен семейством Варма? – нахмурившись, поинтересовался Ноа.
Так-так, мой новый знакомый явно знает Милинда, более того, он что-то имеет против моей семьи!
– Вас слишком долго не было, Индира, – обратился ко мне мой сопровождающий, игнорируя едкий ответ Ноа. – Я начал беспокоиться!
– Все в порядке, – быстро ответила я: почему-то мне не хотелось, чтобы Милинд сейчас идентифицировал меня. – Мы можем идти!
– Так вы вместе? – ухмыльнулся Ноа. – Странно…
– Что странно? – с вызовом уточнил Милинд. – Между прочим, это – Индира Варма.
– В самом деле?
Улыбка сползла с лица Ноа, и я почувствовала, что он, если и был ранее расположен ко мне, переменил свое отношение, едва Милинд назвал фамилию отца.
– Что ж, нам пора, – сказал мне индиец, спускаясь. – Вы не возражаете?
Его вопрос был обращен к Ноа, загораживающему дорогу.
– Что вы, как можно? – отозвался тот и с шутовским поклоном отскочил в сторону. – Счастливого пути!
Уходя, я оглянулась. Ноа стоял прямо, скрестив руки на груди, и лицо его хранило каменное выражение. Чуть позже, когда мы уже уселись в машину Милинда, я спросила у него:
– Кто этот парень? Ну тот, у кафе?
– А-а… Настоящая заноза в заднице – прошу прощения за выражение!
– У него были неприятности с отцом?
– Вернее сказать, у вашего отца – с ним и теми, кому строительство новой клиники мозолит глаза.
– А Ноа-то какое отношение имеет к папиной клинике? – удивилась я.
– Вы знаете его имя?
– Он представился. И все-таки кто он такой и что за проблемы были у него с отцом?
– Этот Ноа – швейцарский врач, он практикует в Агре в больнице для бедных. Раньше вроде бы работал в Красном Кресте. Говорят, ему пришлось срочно двинуть из Швейцарии, так как он то ли зарезал кого-то на операционном столе, то ли допустил врачебную халатность… В общем, дело темное. Но благодаря его связям больница нет-нет да и получает кое-какие медикаменты и оборудование, так что его здесь ценят.
– Понимаю…
– Вряд ли, Индира! – неожиданно резко оборвал меня Милинд. – Чтобы все понять, надо быть индийцем и вариться в местной среде!
Он замолчал и некоторое время сосредоточенно вел машину. Признаться, я немного обиделась, но чувствовала, что в чем-то Милинд прав: разве я, лишь сутки как приехавшая в эту страну, могу судить других и скоропалительно составлять о них собственное мнение? Но тогда почему бы Милинду говорить не загадками, а объяснить, в чем именно заключаются их «терки» с этим парнем, который на дух не переносит фамилию Варма?
Неожиданно Милинд притормозил у обочины.
– Простите мою вспыльчивость, – тихо попросил он. – Я вел себя непростительно!
– Все в порядке, – ответила я, с облегчением подумав, что наконец-то все выясню.
– Дело в том, что в последнее время все мы – и ваша семья, и персонал клиник Варма – находимся под огромным давлением. С одной стороны – убийство вашего отца, уголовное преследование Санджая, большой общественный резонанс. С другой – дележка земли, на которой ведется строительство. Вы уже в курсе, что на этом месте кое-кто планировал возвести торговый комплекс?
– Да-да, – закивала я.
– И тот человек – не единственный, кто положил глаз на лакомый кусок земли: таких было достаточно, но именно вашему отцу удалось выиграть тендер на постройку клиники. Разумеется, данный факт многим не дает покоя.
– А какое отношение ко всему этому может иметь Ноа? Ведь он даже не гражданин этой страны!
– Наверняка сказать не могу, но мне известно, что он общался с ныне скрывающимся Дипаком Кумаром.