Ирина Градова. Второе рождение

   – А может, проблема высосана из пальца? – с надеждой предположил подполковник. – Татьяна родит себе благополучно и вернется… Или не вернется, а останется с… Кто папаша будущего отпрыска?
   – Неизвестно. Но я не сказала вам самого главного, Артем Иванович, – добавила я. – Татьяна Цепко звонила матери и умоляла забрать ее!
   – Откуда?
   – Тоже неизвестно: разговор прервался, прежде чем она успела сообщить подробности.
   – Номер?
   – Мобильный телефон, номер не высветился.
   – Чем дальше в лес… – крякнул Карпухин. – Вы звонили в «Родуницу»?
   – А как же! Там сидит милая такая девушка-оператор, мы замечательно побеседовали ни о чем.
   – Ни о чем?
   – Никаких конкретных сведений я не получила. Пришлось сказать, что я наткнулась на информацию о «Родунице» в женской консультации – кстати, именно там ее первоначально добыла коллега Татьяны.
   – Зная вас, Агния, я так понимаю, вы не собираетесь на этом останавливаться?
   Подполковник наградил меня испытующим взглядом, от которого мне стало неуютно, и я ничего не ответила.
   – А Андрей в курсе ваших… изысканий? – снова поинтересовался Карпухин.
   – Пока нет, – вздохнула я. – Но мне придется ему рассказать, ведь я обманом заполучила телефон Цепко и навестила ее, не поставив Андрея в известность!
   – Сделайте это поскорее, – проворчал подполковник. – Я, конечно, вас не выдам, но…
   Он не закончил фразу, но этого и не требовалось. По крайней мере, в отношении Дениса он меня немного успокоил.

* * *

   Бабушка потерпевшей Илоны Прокопенко, вопреки ожиданиям, оказалась еще молодой женщиной.
   – Вы из полиции? – испуганно тараща на меня водянистые глаза, спросила она. Я представилась, но Прокопенко, похоже, ничего не поняла. Повторно объяснив, чем занимаюсь, я перешла непосредственно к вопроснику, составленному Карпухиным.
   – Скажите, как получилось, что Илона оказалась ночью на шоссе так далеко от дома?
   – Она давно не жила дома, – опустив глаза, тихо ответила бабушка. – Я говорила следователю, когда он меня допрашивал.
   Карпухин упоминал об этом, но больше ничего из родственницы потерпевшей вытянуть не удалось: она утверждала, что ничего не знает о том, что происходило с ее внучкой в последние четыре месяца. Я решила подъехать с другой стороны.
   – Скажите, Анна Семеновна, у вас есть другие внуки?
   – Да, – кивнула она удивленно. – Трое.
   – Трое?!
   – Они не живут со мной. Мою дочь лишили родительских прав, когда Илоне было десять. Ее местожительство определили со мной, а остальных… В общем, суд решил, что мои условия жизни не позволяют содержать четверых, и поместили внуков в детский дом. Так оно и к лучшему: Алька, дочка-то моя, оторва была – что она смогла бы дать детям?
   – А почему «была»?
   – Так померла она через год после суда по лишению прав!
   – От чего?
   – От передозировки.
   – Значит, Илону вы вырастили одна? – уточнила я.
   – Ну, как смогла, – развела руками собеседница. – Не жировали мы. Я уборщицей работаю, да еще в школьном гардеробе, но Илонка всегда была одета-обута… Может, конечно, и не так, как ей того хотелось, но голой-босой не ходила. А потом вдруг «залетела» – как ее мамаша, в восемнадцать лет. Правильно говорят, что яблоко от яблоньки…
   – В восемнадцать – не в пятнадцать, – резонно заметила я.
   – Еще не хватало! – замахала руками Прокопенко. – Я ее старалась в узде держать, хотя это и нелегко было, уж поверьте: мамкин характер из Илонки так и пер, начиная с двенадцати лет – сладу с ней не было в школе, но меня, слава богу, вроде слушалась. Поэтому я так удивилась, когда она внезапно сбежала.
   – Илона тоже сбежала?
   – Почему – тоже?
   – Н-нет, простите, – пробормотала я. – Продолжайте.
   – А что тут продолжать? – пожала плечами Прокопенко. Она не выглядела сломленной горем – скорее, смирившейся. В общем-то, оно и понятно: жизнь женщину не баловала, и то, что случилось с одной из ее внучек, лишь еще один удар из многих, которые она уже перенесла.
   – А что с ребеночком? – поинтересовалась она вдруг.
   – Вам не сказали? К сожалению, стоял выбор между жизнью матери и младенца. Обычно такие вопросы решаются в пользу матери.
   – Понятно, – вздохнула Прокопенко. – Может, и хорошо? Илонка и сама-то на ногах твердо не стоит…
   – Она работала или училась?
   – На какие шиши учиться-то – сейчас же все за деньги! – передернула плечами моя собеседница. – Работала… На рынке торговала. А в других местах долго не держалась.
   – Почему?
   – Да потому что работать надо от зари до зари, а платят гроши! Илона хотела выбраться из нищеты, в которой мы живем, покоя ей это не давало. Все спрашивала меня: «Ба, ну почему одним все, а другим – ничего, как нам?»
   Прокопенко ненадолго замолчала, и я не мешала ей размышлять. За последние двадцать лет в обществе произошли необратимые изменения, приведшие к колоссальному расслоению. Как, скажите, должна реагировать молодая девчонка на бесчисленные телерепортажи о жизни «звезд», об их невероятном достатке, идиотских в своей дороговизне покупках и вечеринках?
   – Вы в курсе, кто был отцом ребенка? – спросила я, так как Прокопенко не возобновляла прерванный разговор.
   – Догадываюсь! – презрительно фыркнула женщина. – Ашот, скорее всего.
   – Кто такой Ашот?
   – Владелец павильона, в котором торгует Илонка. Она, дуреха, думала, он на ней женится!
   – А это, я так понимаю, в его планы не входило?
   – Так он же женат, Ашот-то!
   – И что ваша внучка намеревалась делать со своей беременностью?
   – Шут ее знает… Она меня в свои планы не посвящала. Я и о том, что она «тяжелая», узнала случайно! А потом Илонка вообще пропала. Сумку спортивную собрала – и деру… Я с работы вернулась, глядь – ни внучки, ни шмоток ее!
   – Вы звонили ее подругам или Ашоту?
   – Звонила, но никто ничего путного сказать не смог. Ашот давно ее не видел. Кстати, он сказал, что дал денег на аборт и думал, что вопрос решен.