Ирина Лазарева. Сокрытые в веках

   Рене не знал, чем, в частности, занимается Жан; тот то появлялся, то исчезал из поля зрения. Говорил, что был в экспедиции, но Рене никогда не видел каких-либо привезенных им видео– или фотоматериалов. Жан как-то очень ловко умел уходить от конкретных разговоров, пользуясь тем, что Рене, как любой увлеченный своим делом человек, был забывчив и не уделял внимания мелочам.
   Жан пришел через двадцать минут. Пройдя с Рене в кабинет и усевшись в кресло, он сразу же приступил к делу:
   – Наш коллега из Манилы прислал мне фотографию животного, найденного в лусонских горах. Признаться, я в затруднении. Взгляни, пожалуйста, сам.
   Рене взял фотографию и удивленно вскрикнул. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – в руках у него снимок совершенно неизвестного животного. Его можно было принять за игуану, если бы не высокая шея с изящно посаженной головой и непонятно откуда взявшиеся маленькие уши, да и тело было длиннее, и краски ярче, чем у игуаны.
   – Каких он размеров? Ты что-нибудь узнал? – возбужденно спрашивал Рене. В нем мгновенно проснулся азарт ученого, оказавшегося на пороге открытия.
   – Мне сказали, что величиной он с небольшую собаку.
   – Я надеюсь, они запомнили место, где его нашли? – забеспокоился Рене.
   – Видишь ли, – замялся Жан, – его нашли невежественные крестьяне, держали у себя дома, потом сообщили в Манилу. Мой друг приехал туда немедленно и просит ему помочь. Кажется, животное заболело, и никто не знает, как и чем его лечить.
   – Мы сейчас же вылетаем на Филиппины, – объявил Рене и бросился собирать вещи.
   Он сообщил Мари куда едет, но о причинах поездки решил пока не говорить – все это могло оказаться очередной фальсификацией.
   Мари привыкла к его неожиданным отъездам, к тому же сама была опытным ученым-натуралистом и собиралась через два дня ехать в Китай, в провинцию Сычуань, изучать золотых обезьян. Это был ее конек – она буквально жить не могла без этих очаровательных приматов.
   Жана очень обрадовало решение Рене.
   – Я знал, что ты не откажешь, дружище, – сказал он.
   Прибыв в Манилу, они сразу пересели на вертолет и отправились на север острова в небольшой горный городок. Несмотря на то, что все здесь носило отпечаток бедности, город произвел на Рене приятное впечатление своим особым колоритом. Каждый домик выглядывал из зарослей высоких тропических деревьев. По узким улицам, мимо кустарных лавок и магазинчиков, ездили размалеванные яркими красками допотопные джипы, часто дополненные деталями от других автомобилей. Казалось, водители соревнуются в том, кто ярче раскрасит свою машину, навесит на нее больше побрякушек и даже приделает фигурки на капот.
   Именно на таком джипе Рене и Жан подъехали к небольшому домику, обнесенному бамбуковой изгородью. Рене удивило, как сразу и уверенно нашел Жан нужный адрес, словно бывал здесь неоднократно. Жан постучал в дверь, которую открыли не сразу.
   Слышно было, как отпирали несколько замков и гремели засовами. Наконец дверь отворилась, и Рене увидел двух дюжих молодцов неприветливого вида. Высокие, крепкие, черноволосые, они не были похожи на филиппинцев. Не говоря ни слова, парни пропустили вновь прибывших в небольшую комнату и закрыли за ними дверь.
   В комнате, кроме железной кровати и грубого деревянного стола, ничего больше не было. На окнах за простыми ситцевыми занавесками скрывались крепкие решетки.
   В углу, на тростниковой подстилке, неподвижно лежало то самое существо, которое Рене видел на фотографии. Быстро освободившись от рюкзака и видеокамеры, он поспешил к маленькому пленнику и стал его осматривать. При этом он несколько раз издавал удивленные восклицания. Больной же никак не реагировал на прикосновения и даже не открывал глаз.
   – Давно он здесь? – обратился Рене к Жану.
   – Да уже дней пять, – откликнулся Жан.
   Он стоял в стороне, держа руки в карманах, и безучастно наблюдал за Рене в то время как тот, занятый своим пациентом, все больше наливался гневом.
   – Это неслыханно! – наконец вскричал Рене, вскакивая. – Почему за ним никто не ухаживает? Он же совсем ослабел. – Он повернулся к Жану: – Где твой друг из Манилы? Что это за коллега, бросивший умирать уникальное животное?
   – Кто же виноват, что звереныш ничего не ест? – пожал плечами Жан, глядя в сторону.
   Рене открыл рот, чтобы разразиться очередной гневной тирадой, но вдруг начал осознавать всю необычность ситуации – и убогость обстановки, и внушающие подозрение молодчики в прихожей, и непонятное поведение Жана.
   – Что тут происходит, Жан? – вымолвил Рене, остолбенело глядя на своего приятеля. – Кто эти люди за дверью?
   Он вспомнил постоянные таинственные отлучки Жана, его уклончивые ответы, и тогда догадка превратилась в уверенность.
   Он подошел к Жану и спросил в упор:
   – Ты что, торгуешь животными?
   Глаза Жана забегали, лицо исказилось злобой, и он выкрикнул:
   – А что мне еще, по-твоему, остается делать? Ты когда-нибудь думал, на что я живу?
   Рене смотрел на Жана и не узнавал его. В сущности, он никогда его как следует не знал. Вечно занятый животными, он мало интересовался людьми. Даже девушки у него долго не было. Что касается Мари, то с ней он познакомился в Китае, куда они оба приехали в одно и то же время изучать обезьян. Все его предыдущие романы заканчивались очень быстро, к обоюдному облегчению сторон – Рене было скучно с женщиной, которая не выказывала восторга при виде сумчатой летучей мыши или рогатой жабы, а для его случайных подруг всегда существовал риск найти в своих туфлях или сумке какого-нибудь редкого паука или змею.
   Так что с Мари ему просто повезло. Она так же, как и он, была страстным исследователем и защитником дикой природы, что и послужило их сближению. Они жили вместе уже два года и подумывали о женитьбе.
   С Жаном Мари встречалась лишь однажды, и он ей сразу не понравился, о чем она не преминула сообщить Рене.
   – Скользкий тип, – безоговорочно определила она со свойственной женщинам проницательностью и тут же о нем забыла, поскольку так же, как ее возлюбленный, не задерживала внимания на всем, что не касалось Рене или их работы.
   Жан нервно ходил из угла в угол:
   – Что смотришь? Ну да ладно, надоело притворяться. Нет никакого друга из Манилы, и крестьян никаких тоже нет. Я намеренно привез тебя сюда, чтобы ты вылечил найденыша. – Жан перевел дух и заговорил спокойнее: – Мне обещали за него большие деньги. Я-то сразу смекнул, не глупее тебя, что это какой-то неизвестный зверь.
   – И давно ты этим занимаешься? – холодно спросил Рене.
   – Вот только не надо изображать благородное негодование! – раздраженно отмахнулся Жан. – Тебе, сыну богатых родителей, легко быть справедливым и незапятнанным. Какие у тебя были заботы? Только о своем зверье и беспокоился!
   А мне, к твоему сведению, всегда самому приходилось зарабатывать на хлеб. И вообще, что ты обо мне знаешь? – Жан снова начал заводиться. – Ничего! Я тебя никогда не интересовал. А теперь ты мне не интересен. И учти, отсюда ты не выйдешь, пока не вылечишь эту ящерицу. – Жан пошел к двери и уже с порога добавил: – Еще, чтоб ты знал, мне плевать на то, что ты обо мне думаешь!
   С этими словами он вышел, с силой захлопнув дверь.
   Рене повернулся к своему невольному подопечному. Времени на обиды не оставалось. Как всегда, ученый победил в нем человека. После беглого осмотра Рене пришел к выводу, что перед ним детеныш какого-то крупного животного. Никаких повреждений или признаков болезни Рене у него не обнаружил. Видимо, малыш был просто истощен и напуган. Рене встал и забарабанил в дверь. Открыл ухмыляющийся Жан:
   – Ну что, как там наша рептилия? – Он стоял на пороге, перекрывая выход.
   – Могу тебя удивить – это не рептилия, так что немедленно доставьте мне сюда свежего молока, бутылку с соской, бананы, манго и все, что растет в здешних лесах.
   Через некоторое время Рене получил то, что просил. Теперь предстояла трудная задача накормить маленького незнакомца. Рене подошел, осторожно взял его на руки, прижал к себе и стал ходить с ним по комнате, ласково разговаривая и укачивая, как ребенка. Через некоторое время малыш поднял голову и посмотрел ему в глаза удивительно осмысленным взглядом. Рене очень обрадовался, но продолжал действовать осторожно, чтобы снова не напугать детеныша. Сначала он дал ему понюхать бутылочку с небольшим количеством молока, и Сэнди, как назвал его Рене, взял соску мягкими губами. Он съел совсем немного и, видимо, устав, заснул на руках у Рене, доверчиво уткнув голову ему под мышку.
   С этого момента дело пошло на поправку. Малыш начал есть и набираться сил. Рене поражался той привязанности, которую выказывал ему Сэнди. Ни одно дикое животное не доверяет человеку так сразу и безоглядно, для этого требуется много времени. Правда, Сэнди был еще маленьким, но все же не новорожденным, а вполне оформившимся и самостоятельным существом. Рене потребовал, чтобы их с Сэнди выпускали в небольшой садик за домом, и Жан, обрадованный его успехами, разрешил прогулки под наблюдением все тех же двух охранников.
   Прошло несколько дней. Жан куда-то исчез и не появлялся. Рене наблюдал и изучал Сэнди, все больше привязываясь к этому удивительному созданию. Малыш был очень красив. У него была мягкая кожа, с проступающими на ней яркими разноцветными многогранниками. От холки до кончика хвоста намечались холмики гребня, большие глаза напоминали цветом темный янтарь. Он забавно и важно ходил на крепких лапках по комнате, стуча по полу золотистыми когтями. По бокам у Сэнди были какие-то кожистые образования, назначение которых Рене не сразу понял. Тем не менее, будучи опытным натуралистом, он стал смутно догадываться о характере этих складок, и однажды, решившись, с замиранием сердца и не веря самому себе, потянул и открыл самое настоящее крыло. Тут Сэнди расправил второе и, хлопая довольно большими для своих размеров кожистыми крыльями, смешно запрыгал по комнате, пытаясь взлететь.
   Рене, сидевший на корточках, от удивления так и грохнулся на пол. Видеокамеру и фотоаппарат, а заодно и мобильный телефон, забрал Жан, поэтому Рене только и оставалось, что ошеломленно и восторженно взирать на это зрелище. За неимением большего он стал делать записи и прятать их под матрац, чтобы Жан не отнял и это.

Глава 6

   Алнонд и Метта сделали последнюю ночную остановку на островке близ Тайваня и еще до рассвета пустились в последний заплыв до Филиппин. По пути их следования тянулась целая гряда маленьких живописных островов. Они манили к себе усталых пловцов, обещая желанный отдых на теплых берегах, но останавливаться было некогда.
   Лишь к вечеру достигли они северной оконечности острова Лусон. Выбравшись на берег уже в темноте, Алнонд с дочерью отправились в лес, откуда исходил безмолвный зов лусонских драконов.
   Биронд и Сетта спустились с гор навстречу путешественникам и ждали их на поляне, среди высоких папоротников.
   Ласковая тропическая ночь была напоена незнакомыми Метте терпкими ароматами. За черными деревьями, в прохладных густых зарослях, таились неясные звуки, невнятные шорохи, потрескивали сухие сучья под легкими, осторожными шагами. В переплетении темных ветвей на миг мелькал отсвет луны в чьих-то круглых глазах и тут же пропадал.
   Биронд начал печальное повествование, прерываемое всхлипываниями Сетты.
   Был конец октября, рассказывал он, заканчивался сезон дождей. Еще несколько дней, и можно было бы не оставлять маленького Ургонда одного на ночь в пещере. Летать он еще не умел, а подниматься по скользким склонам ему было трудно.
   Родители по ночам уходили на вершину горы, а он, привыкший к их каждодневным отлучкам, спокойно засыпал. Но, вернувшись в тот злосчастный день, они не нашли сына в пещере. Подняться по отвесным склонам к их жилищу не смог бы никто, тем более по мокрым камням, и это означало, что малыш выпал сам, но внизу его тоже не было. Его не было нигде.
   Драконы облетели окрестности, поднимались высоко в горы, спускались в овраги и лощины, но нигде не ощутили присутствия своего ребенка. Охваченные отчаянием, они, однако, решили переждать дневное время и продолжить поиски на следующую ночь. Как только стемнело, они полетели вниз, к небольшому городку, и там, в доме на восточной окраине, уловили слабые волны страха и тоски, исходившие от их мальчика.
   – Чем мы можем вам помочь? – спросил Алнонд, хотя и так уже знал ответ.
   – Не вам объяснять, что, объявив войну людям, мы подвергнем опасности жизнь Ургонда.
   – Вы правы, – согласился Алнонд, – если мы решимся на открытую войну, не обойдется без жертв. Мы рискуем не только Ургондом, но и здоровьем Великой Матери.
   – Мы рассудили так же, и тогда подумали о тебе, Метта. Ты можешь проникнуть в этот дом под видом человека. Никто из нас и живущих за морем драконов не в состоянии изменить внешность – все мы вышли из этого возраста. Только в тебе, девочка, наше спасение. Без Ургонда мы – ничто. Сейчас нам нечего предложить Земле, кроме своих страданий.
   Голова Биронда клонилась все ниже; видно было, что ему трудно говорить. Сетта закрылась крылом и не двигалась.
   – Конечно, – вскричала Метта, – я сделаю все, что нужно! Я верну Ургонда, клянусь Великой Матерью! Верьте мне, все будет хорошо!
   Она повернулась к отцу:
   – Ты поможешь? Научи, что мне делать.
   В ту ночь мудрый Алнонд долго беседовал с дочерью. Он рассказывал ей о мире людей, давал наставления, отвечал на ее вопросы. Под конец он сказал:
   Я знаю, ты умная девочка, но одной тебе не справиться.
   Метта смотрела вопросительно.
   – Найди себе помощника, – сказал Алнонд. – Ты можешь заглянуть в душу живого существа. Найди Человека.
   Он не сделал ударения на последнем слове, но Метта поняла своего отца, потому что всегда видела то, что скрывалось за словами.
 
   Утром она поплыла вдоль островов, держась на почтительном расстоянии от берегов и рыбацких лодок. Вскоре ее взору открылся белый пляж, где было уже довольно много отдыхающих. Метта затаилась в прозрачной лагуне среди кораллов и стала ждать.
   Наконец она увидела то, что ей было нужно. Загорелые юноши и девушки с визгом и хохотом попрыгали в воду и стали брызгаться и шутливо бороться друг с другом.
   Ах! Как хотелось юной Метте принять участие в их веселых играх, но высоко в горах плакала Сетта, и мучился в неволе маленький собрат; и этот жаркий берег, и белые сыпучие пески, и полные жизни молодые тела подстерегала нежданная и будто нереальная угроза. Метта угадывала ее едва ощутимые разряды, чуть слышные отдаленные раскаты – что-то зрело в воздухе, в безмятежном синем небе, в невесомых летних облаках и еще выше, гораздо выше.
   Молодая компания продолжала весело плескаться у берега, как вдруг одна из девушек вскрикнула. Она закрутилась в воде, указывая в глубину.
   – Смотрите, смотрите, там что-то есть, – кричала она, срываясь на визг.
   Ужас передался другим купальщицам. Они видели, как что-то длинное, разноцветное скользит между ними во вспененной воде. Это не было похоже на акулу, но все неведомое внушает страx. Мужчины поспешили на помощь, увидев дам в беде, но тут в середине круга встревоженной молодежи вынырнула незнакомая девушка и встала, смеясь и отряхивая волосы.
   Крикуньи смущенно умолкли, разглядывая возмутительницу спокойствия – девушки с завистью, мужчины с интересом.
   Да и было на что посмотреть: высокая, с золотистой мерцающей кожей, она поражала своими экстравагантными волосами – некоторые пряди казались абсолютно золотыми, остальные были красными, синими, зелеными… Все это многоцветье сияло и тяжелой массой спадало до пояса.
   Метта, а это была она, помахала им рукой и снова исчезла в воде. На ней не было никакой одежды и, хотя многие женщины на этом пляже пренебрегали верхней частью купальника, она все же решила не привлекать к себе излишнего внимания.
   Вскоре ей удалось стащить полотенце у влюбленных, самозабвенно целующихся у самой воды. Завернувшись в него, Метта пошла под навесы и вскоре появилась на другом конце пляжа в светлых шортах, розовой майке и легких сандалиях.
   Теперь надо было приступать ко второй части плана. То в одном, то в другом месте она садилась на песок неподалеку от курортников и слушала, как они говорят. Скоро она поняла, что разговаривают они на разных языках. Тогда она выделила один, на котором говорило большинство, и провела в изучении целый день, переходя от одной пары или группы людей к другой.
   Она обнаружила, что у молодежи был какой-то свой, упрощенный способ общения. Какое-нибудь одно и то же коротенькое слово могло выражать разные чувства и понятия. Однако Метта решила учить язык как следует – пришлось пожертвовать еще одним днем.
   Одновременно она искала себе верного союзника, и вот тут-то задача оказалась намного сложнее. Уж лучше бы ей ничего не чувствовать! Временами Метте становилось дурно, хотя отец предупреждал, с чем ей придется столкнуться. Она бросалась в спасительные волны родной стихии, словно хотела смыть с себя черную, липкую грязь, потом, стиснув зубы, снова шла на поиски.
   Встретилось ей много порядочных и честных людей, но их интересы были мелки, сиюминутны – они тихо проживали дни, вдали от всяких треволнений, замкнувшись в своем маленьком мирке, глухие и слепые ко всему, что могло нарушить размеренный ритм их жизни.
   Лишь на третий день, не на суше, а глубоко под водой, среди коралловых рифов, ночью, привлеченная светом фонаря, она увидела бронзового юношу с аквалангом и в маске, а за ее стеклами изумленные глаза, распахнутые навстречу красотам подводного мира.

Глава 7

   Доменг родился и вырос на Филиппинах в маленьком городке у моря, на острове Минданао, где жили и умирали несколько поколений его предков. Происходил он из бедной тагальской семьи, был черноволос и черноглаз, со смуглой, выдубленной ветром и солнцем кожей. Совсем еще маленьким мальчиком начал он помогать отцу и дедушке Итою ловить рыбу и устриц. Жили они бедно, в ветхом домишке, но Доменг считал себя счастливым ребенком. Едва проснувшись, он бежал к морю, которое каждый день сулило ему новые чудеса и богатства. Где еще можно было сыскать столь восхитительное сокровище – перламутровую, острую, как рог, закрученную раковину? Она хранила вечное дыхание родного моря и переливы розовых кораллов на выпуклых боках. Кому еще выпадало счастье наблюдать, как красная пятнистая морская звезда плавно опускается на дно, свободно раскинув волнистые лучи, или как маленький рак-отшельник, боясь оставить без присмотра свою келью, таскает ее всюду за собой?
   Раз в неделю отец брал за руку Доменга, бойцового петуха под мышку и отправлялся в портовый город Замбоангу, где была самая большая на островах площадка для петушиных боев и куда стекался простой люд со всего архипелага.
   Доменг не любил петушиные бои и ходил на них только в угоду отцу – тот считал, что так воспитывает из сына мужчину. Мальчику совсем не нравилось зрелище окровавленных птиц, разгоряченных лиц и горящих глаз. Мужчины кричали, принимались ставки, радость одних сменялась разочарованием других. Отец тоже кричал и хватался за волосы. Доменг отключался от происходящего, гвалт вокруг него становился все слабее и слабее, и вот он уже в полной тиши, в предрассветном тумане, скользит в лодке по темной воде, бесшумно отталкиваясь бамбуковым шестом. Надо отплыть совсем недалеко от берега и здесь, на безупречной глянцевой глади моря, застывшего в предутренней дреме, закинуть удочку. Лодка чуть покачивается, вода хлюпает в днище; скоро край огромного красного диска покажется из-за горизонта – еще минута, и море вспыхнет, как сапфир, и это будет первым из чудес начинающегося дня.
   Окончив школу, Доменг отправился искать работу. Отличный пловец, он надеялся устроиться спасателем на одном из туристических островов, но ему повезло еще больше. После недолгого обучения его взяли инструктором по подводному плаванию при отеле на маленьком острове, всего семь километров в длину, с экзотическими пещерами, буйной тропической растительностью и неправдоподобно белым песком. Остров был изумительно красив, но Доменга, влюбленного в море, больше притягивал глубинный мир с его таинственной, скрытой от глаз жизнью.
   Налюбовавшись за день красотами коралловых рифов вместе с ныряльщиками, которых он опекал, Доменг вечером снова опускался под воду, вооружившись специальным фонарем. Он обнаружил, что настоящая жизнь на рифах начиналась именно ночью.
   Непередаваемой палитрой красок расцветали кораллы, когда полипы раскидывали щупальца во все стороны в поисках планктона. Этот живой неземной сад завораживал юношу. Здесь, как и на суше, происходили свои безмолвные войны. Стаи прожорливых рыбок набрасывались на кораллы. Полипы нападали на соседей, отвоевывая друг у друга территорию. Из губчатых круглых отверстий выглядывали крошечные креветки, шевеля стеклянными усиками. Маленькие рыбешки, прячась от больших в коралловых зарослях, сбивались в серебристые косяки и вспыхивали то здесь, то там, мгновенно перемещаясь так, что не уследить глазом. Иногда приплывали большие горбоголовые рыбы, с зубами, похожими на резцы, и откалывали ими целые куски окаменевших кораллов, оставляя после своей трапезы тучи того самого белого песка, который покрывал пляж.
   Ничего интереснее, чем эти часы, проведенные под водой, Доменг для себя не представлял. Сам того не подозревая, он сделал ряд маленьких, но ценных для любого океанолога открытий, но, по простоте своей, не смотрел на подводный мир с точки зрения науки.
   Видимо, именно эта страсть к морю и стала причиной неожиданной и бесповоротной перемены в его судьбе, случившейся, как это обычно бывает, без всяких примет или предчувствий, но оказавшейся закономерным итогом больших и маленьких событий в его жизни.
   В тот день, когда все было, как всегда, Доменг, снабдив очередного клиента аквалангом, маской и инструкцией, опустился с ним к коралловому рифу. Все шло хорошо. Они плыли вдоль рифа, время от времени останавливаясь, чтобы сделать снимки. Потом случилось что-то странное: Доменг, плывший чуть позади своего подопечного, почувствовал, как кто-то взял его рукой за щиколотку и удержал на короткую долю секунды. Он обернулся, но ничего не увидел, хотя ощущение было удивительно реальным. «Наверное, водоросль», – подумал Доменг и поплыл дальше. Тут ощущение повторилось. Он стремительно обернулся и успел заметить не руку, а скорее нечто похожее на лапу ящерицы с длинными золотистыми когтями. Он задержался и стал вглядываться в кораллы. Что-то неуловимо изменилось в их очертаниях. Они словно сливались в одну сплошную радужную массу, которая зыбко колыхалась и фосфоресцировала. Он протянул руку, но вместо острых веточек кораллов ощутил под пальцами абсолютно гладкую поверхность. От неожиданности он застыл на месте в совершенной растерянности. Потом взял себя в руки и нагнал увлеченного созерцанием подводных красот ныряльщика.
   Проводив его обратно на пляж, Доменг решил вернуться, чтобы выяснить характер необычного явления. Он подплыл к тому же месту и на сей раз не увидел ничего странного. Юноша уже решил, что все это ему померещилось, как вдруг из-за рифа выплыл настоящий живой дракон. «Не может быть! – подумал Доменг. – Ведь их же не бывает!», но эта мысль как-то не задержалась в его сознании. Почему-то он не испугался, да и дракон был совсем не большой и не страшный, а, наоборот, очень красивый, с разноцветной переливчатой кожей и огромными янтарными глазами. Он покрасовался перед Доменгом, показал себя со всех сторон – и золотые рожки, и невысокий гребень на спине, и изящный хвост, как будто для того, чтобы у Доменга не осталось никаких сомнений в том, что перед ним действительно дракон. Выпустив напоследок небольшую струю пламени из красного зева, дракон ударил хвостом и исчез так же внезапно, как появился.
   Доменг так и остался висеть столбом; со стороны можно было подумать, что это утопленник. Неподвижный, влекомый водой, он стал заваливаться на спину. Тогда только вышел из ступора и поплыл к поверхности. За день он еще несколько раз опускался под воду с другими клиентами, захватив фотоаппарат, чтобы непременно заснять дракона, но тот больше не появлялся.
   К вечеру отдыхающие наконец-то угомонились и разошлись, кто в дискотеку или в бар, кто просто отдыхать. Влюбленные парочки целовались на берегу или созерцали, как всегда волшебный, закат.
   Доменг тоже сидел на белом песке, раздумывая, стоит ли снова заходить в воду.
   Он уже порядком устал, но невероятное видение не выходило у него из головы. Вдруг высокая незнакомая девушка подошла к нему и села рядом. На ней была розовая маечка и светлые шорты, волосы спадали на спину яркими разноцветными прядями, ногти на руках и ногах, казалось, были покрыты золотистым лаком.
   – Привет, – заговорила девушка, растягивая слова. – Меня зовут Метта. А тебя?
   – Я – Доменг, здравствуйте, – вежливо ответил юноша, привыкший быть предупредительным.
   – Мы сегодня с тобой встречались, – сказала незнакомка. Видя, что он не понимает, вдруг близко придвинула к нему сияющие глаза, взяла его рукой за запястье и настойчиво продолжала: – Сегодня, у кораллового рифа. Вспомни – это я была там.