– Как-то мне все это не нравится.
   – Кому же это нравится? Но это жизнь, Ольга Дмитриевна, от нее никуда не денешься. Посидим с ними, позанимаемся – как-нибудь выкрутимся.
   Выслушав Ольгу, ректор помрачнел. Он долго смотрел в окно, потом решительно обернулся к ней:
   – Да, Ольга Дмитриевна, человек шесть есть таких, которых трогать нежелательно. Но если ничего не будут знать, ставьте два. Еще будут пересдачи, консультации. Отчислить их, конечно, не дадут.
   – Что, так плохо?
   – К сожалению, не все от меня зависит. Помню, я как-то прочел – в «Пионерской правде», между прочим, – что сына Рокфеллера отчислили за неуспеваемость из какого-то там колледжа. В том смысле, что вот какие плохие дети бывают у богачей. А я, знаете, о чем подумал? У нас бы этому сыну на блюдечке с голубой каемочкой – этот самый диплом. И еще бы спросили, куда доставить. Эх, лучше б не писали о таком.
   – Н у, не знаю, я бы не доставила.
   – Так вы же до поры до времени под крылом у Воронова сидели. Вот вас грязь и не касалась. А здесь другие условия. Ничего, Оленька, – так он вас, кажется, называл? – ничего, справимся. Не расстраивайтесь. Работайте пока спокойно.
   Перед своим первым экзаменом Ольга волновалась, наверно, не меньше студентов. Но когда стало ясно, что неудов в группе не предвидится, ее радости не было предела. Она готова была перецеловать всех ребят. Под занавес на экзамен заглянул ректор. Посидел, послушал ответы и довольный, удалился. Первый экзамен удался.
   Узнав, что ничего страшного их не ожидает, никто валить не собирается, студенты воспряли духом. В остальных группах Ольга поставила всего пять двоек. Причем не безнадежных – можно было надеяться, что экзамен их хозяева пересдадут.
   После Ольгиного потока пришла очередь остальных.
   Там двоек поставили больше. Но в целом не сдали экзамен с первого раза не более пяти процентов первокурсников. Это было существенно меньше, чем в зимнюю сессию. А ведь требования к знаниям студентов предъявлялись значительно выше.
   – В жизни столько не занимались! – признавались студенты. – Зато зачетку не стыдно показать родителям. И стипендию будем получать. Не-ет, лучше учиться, чем лениться.
   В этой бочке меда большой ложкой дегтя явилось происшествие в группе Тихоновой. Вместо приболевшего Короткова Ольга послала туда ассистентом Забродину. Во время экзамена там было поставлено семь двоек. Но при подведении итогов Ольга обнаружила в экзаменационной ведомости всего три неуда. Еще четыре куда-то испарились.
   Вызвав Тихонову и Забродину к себе в кабинет, Ольга попыталась выяснить, как такое могло произойти. Галя Забродина подтвердила, что двоек было семь.
   – Ничего подобного! – возмутилась Тихонова. – Вы, наверно, что-то перепутали. Не было у меня столько двоек.
   – Как не было! – подскочила Галя. – Вот же мой список. Иванов, Патрушева, Василец и Панченко экзамен не сдали, а в ведомости у них «удочки» стоят. Да и другие студенты это подтвердят, кто в аудитории с ними сдавал.
   – Зачем, когда должны сохраниться черновики? Давайте их посмотрим.
   Вызвав Верочку, Ольга попросила принести черновики ответов студентов шестой группы. Но их на месте не оказалось.
   – Мария Ивановна, где черновики? – Ольга медленно закипала.
   – Откуда я знаю? – пожала плечами та. – Потерялись, наверно.
   – Вы и в зачетки оценки поставили? – Ольга едва сдерживалась. Ну погоди, я тебя выведу на чистую воду.
   – Конечно. Они же сдали.
   – Да как вы можете! – закричала Забродина. – Я же помню, как они отвечали. Они же ничего не знали. Как вам не стыдно! Студенты же все видят! Как им в глаза после этого смотреть?
   Тихонова, поджав губы, молчала.
   – Так! – зловеще сказала Ольга. – Объявляю служебное расследование. Верочка, найдите этих студентов. Если ушли, звоните домой, требуйте ко мне в кабинет. – А вас, – обратилась она к Тихоновой и Забродиной, – попрошу написать подробно, что произошло. Во всех деталях. Номера их билетов, сколько задач решили, сколько не решили. Все-все.
   – Не надо расследования, – не глядя на нее, процедила Тихонова, – они сначала не ответили, а потом я их оставила после экзамена, и они сдали на тройку.
   – Но я же запретила это делать! Пишите объяснительную. Ведомости переделать. У студентов изъять зачетки и пока не пересдадут, не возвращать. Или зачеркнуть оценку и написать «исправленному верить». Экзамен у них принимать в моем и вашем присутствии, Мария Ивановна. Не думала я, что секретарь партийной организации способна на подлог. Сейчас объявляю вам выговор. Но думаю, этим дело не ограничится.
   – Да вы не представляете, с кем связываетесь! – бросила Тихонова и выскочила из кабинета.
   – Вернитесь, я вас не отпускала! – закричала Ольга. Но той и след простыл.
   – Побежала к покровителям. – Галя помрачнела. – Ольга Дмитриевна, идите немедленно к ректору. Сейчас начнется.
   – Верочка, нашли этих четверых? – позвонила Ольга секретарю.
   – Да, они на кафедре физики «хвосты» сдают.
   – Срочно зови ко мне. Смотри, чтобы Тихонова их по дороге не перехватила.
   – Да им уже сказали, они идут. Вот они.
   В дверь постучали. С поникшими головами вошла вся четверка.
   – Ну рассказывайте, как вы сдали математику. Какие оценки получили. Где ваши зачетки?
   Ребята молча протянули ей зачетки.
   – Что же вы молчите? Рассказывайте!
   – А мы при чем? – не выдержал Слава Иванов. – Нам поставила Мария Ивановна – мы ушли. Может, она передумала нам двойки ставить.
   – Что вы делали сразу после экзамена?
   – Пошли на физику «рубить хвосты». У нас задолженности по лабораторкам.
   – А на нашу кафедру не возвращались? Марию Ивановну больше не видели?
   – Нет. Там очередь на пересдачу большая. Мы заняли и боялись пропустить. Теперь уже не успеем.
   – Значит, с Марией Ивановной вы больше не виделись?
   – Нет, не виделись.
   – Хорошо, идите. Я попрошу физиков принять у вас задолженности без очереди.
   Когда они ушли, Ольга попросила Верочку и Галину в случае надобности подтвердить слышанное. И тут раздался звонок. Звонил ректор. Он просил Ольгу немедленно явиться к нему в кабинет.
   – Началось! – подумала она. И не ошиблась.
   В кабинете ректора сидела Тихонова, а он сам нервно вышагивал от стола к окну и обратно.
   – Рассказывайте, Ольга Дмитриевна, что у вас приключилось. Вот Мария Ивановна жалуется, что вы аннулировали оценки, поставленные ею четырем студентам.
   – Да, Леонид Александрович. Эти студенты экзамен не сдали. Забродина утверждает, что все они получили двойки.
   – Но Мария Ивановна говорит, что после экзамена она их еще раз опросила и выставила всем тройки. В конце концов, это ее право. Она доцент, и ей виднее, кто какую оценку заслуживает.
   – Это ложь! Только что в присутствии Забродиной и секретаря все четверо сказали мне, что они после экзамена сразу пошли на кафедру физики, заняли очередь на пересдачу лабораторных работ и сидели там, не отлучаясь, так как боялись ее пропустить. Марию Ивановну они больше не видели и, значит, ничего ей не пересдавали. Можете их сами спросить – они сейчас на кафедре физики.
   – Что скажете на это, Мария Ивановна?
   – А что я скажу? Вы же знаете, чьи это дети. Сами за них просили.
   – Но зачем же врать? Ну поставили бы им двойки. Пусть бы еще позанимались. Кафедра прекрасные консультации организовала – мне студенты сами говорили. Глядишь, и пересдали бы. Что ж вы за нулевые знания им тройки поставили? Что они теперь про нас с вами говорить будут?
   – Что говорили, то и будут говорить. Можно подумать, что в первый раз! – обозлилась Тихонова. – Раньше вы иначе рассуждали.
   – Да как вы смеете! – Ректор побагровел. – Я что, вас фальсифицировать оценки призывал? Я просил быть повнимательнее, а это не одно и то же. Объявляю вам выговор в приказе и отстраняю от экзаменов. В парткоме будете объясняться.
   Когда за ней закрылась дверь, ректор сел и обхватил голову руками.
   – Ох, Ольга Дмитриевна, и тяжелую же задачу вы мне задали. Даже не знаю, как ее решу.
   – Может, мне шефу позвонить? Он умеет решать любые задачи.
   – Да нет, пока не надо. Там еще у Паршикова двое пролетели. Но у него хоть ума хватило не делать глупостей. А эта все выслужиться хочет. Это ж детки ее партийных боссов. Ничего, скажу, пусть еще позанимаются. Еще две пересдачи есть – должны справиться. В конце концов они же их за знаниями сюда послали. Ну без стипендии останутся, так им эта стипендия, как богачу милостыня.
   – Значит, все шестеро, о которых вы тогда говорили, провалились?
   – Все шестеро. Да они не дураки какие-нибудь, вполне могут заниматься. Просто, привыкли, что им и так все поставят. Папа позвонит – и поставят. В первый раз они так споткнулись. Вы бы на их аттестаты посмотрели – там одни пятерки. У троих медали. Ладно, обойдется. Вы идите, не переживайте. А с Тихоновой, видимо, расставаться придется. Хотя это будет непросто.
   Мрачный Паршиков, сидя в буфете, делился своим горем с Гариком Лисянским. Там их отыскала разъяренная Тихонова. – Нет, какая гадина! – понесла она на Ольгу. – И эта Забродина-уродина туда же! Да с какой стати я должна все это терпеть! Я доцент – что хочу, то и ставлю. Почему на других кафедрах доценты сами принимают экзамен? Чего она свои порядки наводит?
   – Вообще-то ассистент на экзамене быть должен. В Положении о вузах это есть. Другое дело, что его никто не выполняет, – заметил Гарик.
   – Вот именно! Нет, ребята, надо с ней что-то делать. Больше терпеть ее выходки я не намерена. Надо решать.
   – А что ты сделаешь? – вмешался Паршиков. – Ты же сама говорила, что нам ее не сломать. Ректор за нее горой. И нашему профсоюзному главе она понравилась. Тут легче убить, чем унять.
   – Что ж. Если ничего другого не остается… – задумалась Тихонова.
   – Маша, ты что, спятила? – Гарик не на шутку перепугался. Он знал Тихонову и догадывался, кто за ней стоит. Для этих людей никакие моральные устои не существуют. Надо будет – человек исчезнет навсегда. И следа не останется.
   – Не, ребята, меня здесь не было и разговора вашего я не слышал. – И он мгновенно смылся.
   В конце концов, что ни делает Ольга, думал он, поднимаясь на второй этаж, все оборачивается на пользу кафедре. Ну прижала она нас малость, так ведь заслужили. И студенты совсем от рук отбились. Сейчас ведь другое дело. Нет, надо переходить в ее лагерь. Как заведующая, она на своем месте. Но угроза Тихоновой – это не шутка. Ольга крепко наступила ей на хвост, и теперь она ни перед чем не остановится. Да и просто Олю жалко. Баба она славная, а на мордочку – чистый ангел. Нет, надо ее спасать. Надо срочно к ректору.
   – Ну что еще? – Увидев Лисянского, ректор скривился, как от зубной боли. Уж эти математики! Нет от них никакого покоя. – Что опять стряслось?
   Но выслушав Гарика, он потрясенно замолчал.
   – Есть только один выход. – Гарик и сам был не рад этому разговору. Но отступать было некуда. – Надо Тихоновой подыскать такую должность, чтоб она осталась довольна. О которой она давно мечтает. Но чтобы к учебному процессу эта должность не имела никакого отношения. Маша не станет преследовать Ольгу, если та не будет ей мешать. Но когда ее загоняют в угол, она кусает. Может и смертельно укусить. Делайте что-нибудь, Леонид Александрович – тут медлить нельзя. Есть же у вас связи. Скажите, профессор Туржанская вузу нужна, очень нужна. Детки те экзамен сдадут – куда они денутся. А Ольгу надо защитить. И потом это такая женщина – чистая прелесть.
   – Уж не влюбился ли ты, дамский угодник? Смотри у меня!
   – Да тут влюбляться, похоже, бесполезно. Чувствуется – пережила она какую-то драму, вот и глушит себя работой. Вы ничего не знаете о ее сердечных делах?
   – Знаю, что безумно любила мужа, да прожили они вместе очень мало. Погиб, спасая чужого ребенка. А она до сих пор по нему убивается.
   – Так ведь это когда было. Говорят, он погиб, так и не увидев свою дочь. Значит, это случилось лет восемь назад. Что, с тех пор так и живет одна?
   – Так и живет. Ладно, Гарри Станиславович, ступай. Спасибо, что предупредил. Эту змею я с кафедры уберу. А ты Ольгу в обиду не давай и сам не мотай ей нервы. Она же для вас всех старается. Будет в институте порядок – добрая слава пойдет по городу, конкурсы возрастут. И ваши доходы тоже. Иди, не беспокойся, я все сделаю. Смотри, Ольге ни слова.
   На следующий день приказ о выговоре Тихоновой вывешен не был. Сама она на работе не появилась. А еще через день им объявили, что Мария Ивановна переведена на ответственную работу в партийные структуры. Больше в институте ее не видели.

Глава 21. Вступительные экзамены

   Сессия близилась к концу, а на горизонте забрезжили вступительные экзамены. Поэтому расслабляться было рано. И все-таки Ольга решила взять на две недели отпуск. По закону ей полагался двухмесячный, но в этом году полностью его отгулять никак не удавалось. Практически весь июль занимали вступительные экзамены и зачисление, а с первого сентября начинался новый семестр.
   Заместителя, на которого с легкой душой можно было оставить кафедру, Ольга пока не видела. Она полностью доверяла Мише Сенечкину, но он был только ассистентом, хотя и кандидатом наук.
   Институт объявил конкурс на две доцентские ставки, освобожденные Паршиковым и Тихоновой.
   Для Гали Забродиной Ольга выбила ставку старшего преподавателя. В скором будущем должен был уйти на пенсию часто болевший доцент Зацепин. Ольга дала Гале слово, что тогда эта должность будет ее.
   Так постепенно, преодолевая то одни, то другие трудности, она создавала коллектив единомышленников.
   Из летней сессии они вышли достойно – с минимальными потерями. Теперь предстояло не менее трудное испытание на прочность – новый набор на первые курсы всех факультетов. И чтобы собраться с силами, она решилась на две недели оставить кафедру, назначив своим временным заместителем спокойного и рассудительного доцента Храмова. Виктор Васильевич Храмов имел сорокалетний стаж работы и был в прекрасных отношениях со всеми коллегами. Он умудрялся ладить даже с Паршиковым, одновременно не принимая участия в его сомнительных делишках.
   Весь первый день отпуска Ольга обещала подарить дочке. Последние недели они виделись только по вечерам. Ольга приходила с работы смертельно уставшая, и у нее не оставалось сил даже выслушать Леночку. Наскоро поужинав, она еще долго работала при свете настольной лампы, пока усталость окончательно не валила ее с ног.
   Иногда она просматривала научные журналы, взятые в библиотеке, вожделенно поглядывая на статьи и бумаги, терпеливо поджидавшие ее пера. Но на серьезную работу совсем не оставалось времени. И вот теперь, наконец, можно было хоть на несколько дней погрузиться в любимые уравнения и расчеты.
   Но сначала – Леночка. В их первый день была суббота, поэтому в детский сад можно было не идти. Утро они решили посвятить походу в зоопарк. А после обеда – погулять по городу, послушать концерт в городском парке и поваляться вечером на диване, болтая о том, о сем. Воскресенье мама и дочка намеревались провести на пляже, о котором много слышали, но так ни разу и не посетили. И все время вместе, чтобы можно было наговориться вдоволь.
   Но едва они сели завтракать, как раздался звонок. Явился Гена. Сообщение, что Лена с мамой идут в зоопарк, повергло его в глубокое уныние. Такое огорчение было написано на лице Леночкиного «братика», что Ольга, предложила мальчику идти с ними. Просияв, он бросился спрашивать разрешения у мамы.
   Когда они уже выходили из дому, на них налетела Маринка, направлявшаяся к Леночке поиграть. Пришлось и ее брать с собой. Так всей компанией они и явились в зоопарк.
   Там время пролетело незаметно. Они обошли все клетки, полюбовались плавающими по озеру птицами, поели мороженого и усталые, но довольные, полные впечатлений, вернулись домой.
   «Как хорошо с детьми, – думала Ольга. – Как будто кислороду надышалась. Как они внимательны друг к другу! А Гена – ну просто галантный кавалер. Руку подает, когда Лена со ступеньки сходит. И где только научился?»
   Она не знала, что теперь всему этому мальчиков учат уже в детском саду. А Гена, как губка, впитывал все, что могло ему пригодиться в общении с Леночкой. Только бы она была им довольна, только бы похвалила.
   Он давно выучил таблицу умножения и все пытался решать примеры из Леночкиного задачника. Если числа были не очень большими, у него получалось. Но вот как она находит хитрый икс, который прячется то в скобках, то под каким-то корнем, – этого он понять никак не мог. А еще там бывал и игрек. Нет, это было совершенно непостижимо.
   – Но это же, как очень интересная игра! – пыталась объяснить ему Лена. – Вот икс укрылся от меня за буквами, но я его все равно найду. Смотри, я сейчас раскрою скобочки, и ему уже труднее будет прятаться. А теперь я его перенесу на другую сторону от знака «равно» – туда, где его дружок поджидает.
   – А почему ты пишешь минус, а там был плюс? – не понимал Гена. – И здесь было два икса, а теперь за скобочкой один. Куда другой делся?
   – Так ведь я икс вынесла за скобки и теперь его в скобках нет, – объясняла Лена. – А при переносе с одной стороны равенства на другую надо менять знак, такое правило. Вот теперь он, миленький, никуда от меня не денется. Сейчас я его компанию вниз под черточку отправлю – в знаменатель. И вот он, голенький, передо мной. Попался, голубчик. Давай-ка посмотрим ответ. О, все правильно! Видишь – ответ такой же, как у меня.
   – А зачем его искать, этот икс, если есть ответ? Посмотри туда, и все.
   – Так ведь интересно! Я с иксом как будто в прятки играю. Ты же любишь в прятки играть? Здесь икс от меня прячется, а я его нахожу. А ответ – чтобы проверить, правильно ли нашла. Я уже и икс с игреком могу находить.
   – Неужели тебе это так нравится?
   – Конечно! А иначе – зачем бы я решала? Это интереснее даже мультиков. Мультик один раз посмотришь и уже знаешь, что дальше будет. А здесь в каждом примере новые хитрости. Но я хитрее, я этот икс все равно за ручку на свет выведу.
   Но Гена этого никак понять не мог. И потому тихо ненавидел все иксы с игреками, вместе взятые.
   Ольга от души веселилась, слушая их разговоры. Ее совсем не беспокоило, что Леночка так далеко ушла в своем развитии. Да, в математике она соображала лучше Гены и Марины, но зато Гена научился во Дворце пионеров играть в шахматы. А еще Гена сделался заядлым спортсменом. В свои семь лет он стал таким высоким и крепким, что ему смело можно было дать все двенадцать. На пушистом ковре Леночкиной комнаты мальчик не раз показывал своим подружкам разные приемы. По их дружному визгу и хохоту можно было догадаться, чем заканчивались попытки девочек его побороть.
   Маринка тоже не отставала от друзей. Она с пяти лет изучала английский язык и к семи годам владела им вполне сносно. По ее настоянию Гена и Лена тоже записались в кружок английского при Дворце культуры строителей и начали ходить туда по воскресеньям. А еще у Маринки обнаружился поэтический дар. Совсем недавно ее друзья, изумленно открыв рты, выслушали Маринкин первый стих:
 
Мальчик Гена дружит с Леной,
Защищает Лену Гена.
Дружит Гена и с Мариной —
Очень славная картина!
 
   – Мама, мама! Марина стих сочинила! Настоящий! Ты послушай! – влетела Леночка в комнату, где Ольга только-только приготовилась поработать над статьей. Но раз такое событие! Статью пришлось отложить.
   Стишок Ольге понравился. И рифма на месте, и ритм, и чувства. У девочки определенно есть способности.
   – Давайте записывать стихи Марины в тетрадь, – предложила она, – а когда наберется много, можно будет послать их на радио или в детский журнал. Может, услышим или напечатают где-нибудь.
   – Давайте. Вот здорово! – Леночка немедленно достала чистую тетрадь и скомандовала:
   – Диктуй, Мариночка. Я буду записывать.
   В общем, окружением Леночки и ее теперешней жизнью Ольга была довольна. Девочка постоянно находилась под присмотром, не скучала и совсем перестала болеть. А впереди им светила поездка в Батуми, о которой они так мечтали. Вот только пережить бы вступительные экзамены.
   Все Ольгины радужные мечты о двухнедельном отдыхе в сочетании с увлекательной работой над статьями были разбиты через три дня самым прозаическим образом. Позвонил Миша и расстроенно сообщил:
   – Ольга Дмитриевна, вас домогается зам по учебной работе Максим Максимыч Рябушкин. Он был просто потрясен, когда узнал, что вы в отпуске. Вы же председатель всей экзаменационной комиссии. Он вчера собрал совещание, а вас нет. Его чуть удар не хватил. Раскричался: «Да как она могла? Когда столько дел! Какой может быть отпуск – экзамены на носу!» – В общем, шуму было!
   – Но меня же ректор отпустил. Я же не самовольно, – удивилась Ольга. – Целый месяц практически без выходных. В конце концов, я живой человек. И наука моя стоит, думала заняться. Статью никак не закончу.
   – Ольга Дмитриевна, я все это ему сказал. И про работу без выходных, и про разрешение ректора. А он одно твердит: «Разрешил, потому что она просила. Но как она могла просить?»
   В общем, Ольга Дмитриевна, он вас завтра ждет к десяти утра. Просил не опаздывать.
   – Вот и отдохнула! – У Ольги от огорчения просто опустились руки. Но она заставила себя пересилить обиду и явилась в кабинет Рябушкина во всеоружии.
   – Я знаю, что у математиков все готово к экзаменам, – заявил он, едва она открыла рот. – Но вы, наверно, забыли, что кроме математики есть еще физика и диктант. Вы ведь теперь за все отвечаете. Вы убедились, что там тоже все в порядке? Ведь нет. Вспомните свою речь на совете. Как вы все тогда красиво обрисовали. А сами, оказывается, даже ни разу не собрали ответственных предметников, не проверили их готовность к экзаменам. Как прикажете это понимать?
   – Но я думала, я думала… что выйду одиннадцатого и все успею, – жалобно пролепетала Ольга, чувствуя себя провинившейся школьницей. – Максим Максимович, я виновата. Простите меня! Я немедленно свяжусь с заведующими кафедр физики и филологии. Разрешите идти?
   – Идите и через три дня доложите, что сделано и что осталось. А если возникнут проблемы, сразу обращайтесь.
   Беседа с заведующим кафедрой физики показала, насколько Рябушкин был прав. Новых билетов физики не приготовили, а в старых тридцати содержалось по два вопроса теории и только одна задача. Задачи оказались настолько сложными, что далеко не всякий школьник смог бы их решить. Практически справиться с ними могли только те, кто знал их условия.
   Все репетиторы кафедры, конечно, знали эти условия, поэтому их ученики имели громадное преимущество перед остальными абитуриентами. Ведь вызубрить решение тридцати задач не очень трудно. Но вряд ли тот, кто научился решать только эти задачи, справился бы с любой задачей из школьной программы.
   – И что здесь такого? – пожал плечами заведующий кафедрой физики в ответ на Ольгино возмущение. – Естественно, раз преподаватели составляют билеты, значит, они и задачи знают. У вас есть доказательства, что условия задач известны абитуриентам? А если нет, так и нечего людей подозревать.
   – Но если я захочу, соответствующие доказательства найдутся, – сдерживая ярость, парировала Ольга. – Валентин Моисеевич, вы прекрасно понимаете, о чем речь! Научить решать триста задач – это научить решать задачи. А научить платных учеников решать только тридцать задач, содержащихся в билетах, – это злоупотребление служебным положением! Вы же были на том совете, где я рассказывала о системе приема в ленинградском вузе. Ведь ректор тогда одобрил эту систему. Почему же вы ничего с тех пор не сделали? Сколько лет вы пользуетесь этими билетами? Смотрите, они уже пожелтели от времени.
   – Но нам никто не приказывал ее внедрять. А вы вообще куда-то исчезли, – оправдывался заведующий.
   – Поступим так, – устав от бессмысленного спора, решила Ольга. – Составлять новые билеты нет времени. Берите школьные задачники, и пусть каждый преподаватель подберет по десятку задач средней – я подчеркиваю! – средней трудности из разных тем. Все эти задачи с решениями прошу предоставить мне в течение трех дней.
   Теоретические вопросы оставим, как есть, а задачи отпечатаем отдельно. И каждый абитуриент вытянет себе не менее трех задач из разных тем. Только так мы сможем объективно оценить их знания.
   – А со старыми билетами что делать? – растерянно спросил заведующий.
   – А что хотите. Можете их вывесить для абитуриентов в качестве примеров. Но только с решениями. Иначе их мало кто решит.
   Доложив проректору о проблемах у физиков, Ольга отправилась к филологам. Как она и предполагала, там ее ожидало то же самое: к экзамену русисты приготовили только один диктант. Его содержание, конечно, было известно всем заинтересованным лицам. В таких условиях проверить истинную грамотность абитуриентов, было практически невозможно. Объявив русистам, что она этот диктант отменяет, Ольга решила воспользоваться сборником диктантов, имевшимся в продаже. Теперь содержание письменной работы знала только она. Проректор и эту ее идею одобрил.
   Обо всех своих начинаниях Ольга доложила на экстренном ученом совете, созванном по ее инициативе.
   Институт загудел. Его коллектив раскололся на тех, кто поддерживал Ольгины начинания, и тех, кто был резко против. К сожалению, первые были в явном меньшинстве. Слишком многие сотрудники имели от вступительных экзаменов приличный доход, слишком крупные деньги платили им родители. Посыпались неприятности. В основном это были анонимные звонки в партком института. Неизвестные доброжелатели утверждали, что Туржанская хочет единолично распоряжаться набором. Кончилось тем, что обозленная наветами Ольга предложила самому Рябушкину подобрать содержание диктанта. Он засмеялся и выдвинул встречное предложение: – Поскольку все диктанты в этом сборнике примерно одинаковой трудности, давайте заготовим конверты с номерами страниц, где они начинаются. И предложим самим абитуриентам вытащить себе диктант.