Страница:
Ирина Склярова
Любовь – это все!
Любовь – это все!
Я долго ждал ее возле запертых ворот. Набрался терпения и ждал. Наконец она появилась – женщина моей мечты. Конечно не совсем то, о чем мечталось, но на безрыбье и рак рыба.
Она еле двигала ногами и помогала себе костылем. Когда «подползла» поближе, тут уж я рассмотрел ее в упор. Улыбка голливудская, ненатуральная. Ну, о ногах я вообще промолчу, не успеет убежать ни от одной собаки, хотя костыль в руке – это сила, но я тогда об этом еще ничего не знал. Хвоста у нее не было – купирован. Я подбежал к ней и заглянул в глаза. Ребята, поверьте, что-то в этой бабе было.
Она наклонилась ко мне и стала гладить. А я улетел от счастья. Наши души слились и тихо зазвенели.
Ну, мой хозяин, видя такую обоюдную любовь, сразу втрое поднял за меня цену. Я смотрел на нее преданными глазами и умолял:
– Дорогая, только заплати. Забери меня. Деньги – ерунда, а любовь – это все!
Конечно, ради нее она сразу раскошелилась. Прощайте, голодные дни и некупанные блошиные месяцы.
Если верить легенде моего бывшего хозяина, отец мой участвовал в Чеченской войне, а также принимал участие в собачьих боях, так как был из чистейшей бойцовской породы. Позже знающие спецы определили, что у меня задние ноги короткие, и большой бой я не выдержу. На полтора часа меня не хватит, только минут на пятнадцать. Представление о своей участи, если останусь на Кавказе, я уже сделал – собачье мясо. Поэтому у меня были мечты о женщине, которая бы меня купила за любые деньги, кормила, любила. И они сбылись…
Для проезда на поезде нужны были паспорт и билет. Все как у людей. В паспорте она написала имя Джек, а фамилию – Потрошитель. Кто читал мои документы, смеялся от души: я был размером с кошку.
Мы зашли с ней в вагон. В купе полно мужиков, курят, играют в карты, пьют. Один громадный, в очках, сидел в углу и в этих мужских безобразиях не участвовал. Моя женщина попросила всех выйти, никто даже ухом не повел. Тогда она оставила меня в купе, назвала мое имя, фамилию и побежала на перрон за чемоданами. Ну, я пару раз рявкнул. Когда она вернулась, в купе сидел один громадный, остальных как ветром сдуло.
Оказалось, этот мужик собаковод, ехал до самой столицы. Всю дорогу он ее дрессировал, как меня правильно воспитывать. Ох, и досталось же ей!
В Тулу мы приехали поздно ночью. Стоим с ней в тамбуре, открывается дверь и подбегает какой-то маленький серенький мужичонка. Хватает в одну руку мою женщину, в другую все чемоданы и меня. Выскочил из вагона и прыг-прыг по мосту через пути, шустрый такой. И целует ее, и целует. Оказалось, ейный муж. Ну, она баба неглупая, сразу сказала ему, что у меня День рождения двадцать третьего февраля. А он родился двумя днями раньше. Вы бы видели, что тут началось. Он ее сразу целовать перестал и на меня накинулся, как собака, хоть намордник надевай. Я хвост поджал, терплю. Хотя на кой ляд мне эти мужские лобзания. Я женщин люблю.
Приехали домой. Он с ней спать лег, а меня за дверь выкинул. Это, мол, моя женщина. Целый месяц я спал возле ее кровати, охранял, защищал, а этот сморчок взял меня вот так, и вышвырнул. Короче, дал понять, кто в доме хозяин. И вообще…
Ну, я тоже не дурак. Сразу нос по ветру. Любить женщину люблю, а вот хозяин – это святое. Когда он вечером возвращается с работы и на автобусе подъезжает к нашей Маргеловке, я уже сижу возле двери. Он заходит, я сразу вскакиваю, два раза аллюром вокруг, это как положено, потом тапочки и все такое.
Когда он ест на кухне, то мне всегда кусочек даст со стола, хотя женщина и ругается. А когда хозяин ложится на диван, я такое с ним проделываю. Каждый палец на ноге промассирую языком и блошек для приличия поищу. Хозяин млеет и засыпает. Много есть желающих, которые мне в морду суют свои ноги, но они мне не нужны. Их много, а хозяин один.
Хороший он мужик, добрый. Никогда не дерется. Жену свою ни разу не бил, хотя она очень суетливая. Все боится, чтобы я не потолстел, а сама всю жизнь на диете. Придумала сделать из меня футболиста. Купила мне мяч, надела намордник и погнала на футбольное поле. А там пятнадцать мордоворотов против меня одного. Ну я их и сделал: три – ноль в мою пользу. Теперь все меня уважают. При встрече лапу просят пожать, я подаю, но колбасу за это никто не дает, а положено!
Хотят еще фильм про меня снять и на телевидение отправить. Пусть снимают, мне не жалко.
Она еле двигала ногами и помогала себе костылем. Когда «подползла» поближе, тут уж я рассмотрел ее в упор. Улыбка голливудская, ненатуральная. Ну, о ногах я вообще промолчу, не успеет убежать ни от одной собаки, хотя костыль в руке – это сила, но я тогда об этом еще ничего не знал. Хвоста у нее не было – купирован. Я подбежал к ней и заглянул в глаза. Ребята, поверьте, что-то в этой бабе было.
Она наклонилась ко мне и стала гладить. А я улетел от счастья. Наши души слились и тихо зазвенели.
Ну, мой хозяин, видя такую обоюдную любовь, сразу втрое поднял за меня цену. Я смотрел на нее преданными глазами и умолял:
– Дорогая, только заплати. Забери меня. Деньги – ерунда, а любовь – это все!
Конечно, ради нее она сразу раскошелилась. Прощайте, голодные дни и некупанные блошиные месяцы.
Если верить легенде моего бывшего хозяина, отец мой участвовал в Чеченской войне, а также принимал участие в собачьих боях, так как был из чистейшей бойцовской породы. Позже знающие спецы определили, что у меня задние ноги короткие, и большой бой я не выдержу. На полтора часа меня не хватит, только минут на пятнадцать. Представление о своей участи, если останусь на Кавказе, я уже сделал – собачье мясо. Поэтому у меня были мечты о женщине, которая бы меня купила за любые деньги, кормила, любила. И они сбылись…
Для проезда на поезде нужны были паспорт и билет. Все как у людей. В паспорте она написала имя Джек, а фамилию – Потрошитель. Кто читал мои документы, смеялся от души: я был размером с кошку.
Мы зашли с ней в вагон. В купе полно мужиков, курят, играют в карты, пьют. Один громадный, в очках, сидел в углу и в этих мужских безобразиях не участвовал. Моя женщина попросила всех выйти, никто даже ухом не повел. Тогда она оставила меня в купе, назвала мое имя, фамилию и побежала на перрон за чемоданами. Ну, я пару раз рявкнул. Когда она вернулась, в купе сидел один громадный, остальных как ветром сдуло.
Оказалось, этот мужик собаковод, ехал до самой столицы. Всю дорогу он ее дрессировал, как меня правильно воспитывать. Ох, и досталось же ей!
В Тулу мы приехали поздно ночью. Стоим с ней в тамбуре, открывается дверь и подбегает какой-то маленький серенький мужичонка. Хватает в одну руку мою женщину, в другую все чемоданы и меня. Выскочил из вагона и прыг-прыг по мосту через пути, шустрый такой. И целует ее, и целует. Оказалось, ейный муж. Ну, она баба неглупая, сразу сказала ему, что у меня День рождения двадцать третьего февраля. А он родился двумя днями раньше. Вы бы видели, что тут началось. Он ее сразу целовать перестал и на меня накинулся, как собака, хоть намордник надевай. Я хвост поджал, терплю. Хотя на кой ляд мне эти мужские лобзания. Я женщин люблю.
Приехали домой. Он с ней спать лег, а меня за дверь выкинул. Это, мол, моя женщина. Целый месяц я спал возле ее кровати, охранял, защищал, а этот сморчок взял меня вот так, и вышвырнул. Короче, дал понять, кто в доме хозяин. И вообще…
Ну, я тоже не дурак. Сразу нос по ветру. Любить женщину люблю, а вот хозяин – это святое. Когда он вечером возвращается с работы и на автобусе подъезжает к нашей Маргеловке, я уже сижу возле двери. Он заходит, я сразу вскакиваю, два раза аллюром вокруг, это как положено, потом тапочки и все такое.
Когда он ест на кухне, то мне всегда кусочек даст со стола, хотя женщина и ругается. А когда хозяин ложится на диван, я такое с ним проделываю. Каждый палец на ноге промассирую языком и блошек для приличия поищу. Хозяин млеет и засыпает. Много есть желающих, которые мне в морду суют свои ноги, но они мне не нужны. Их много, а хозяин один.
Хороший он мужик, добрый. Никогда не дерется. Жену свою ни разу не бил, хотя она очень суетливая. Все боится, чтобы я не потолстел, а сама всю жизнь на диете. Придумала сделать из меня футболиста. Купила мне мяч, надела намордник и погнала на футбольное поле. А там пятнадцать мордоворотов против меня одного. Ну я их и сделал: три – ноль в мою пользу. Теперь все меня уважают. При встрече лапу просят пожать, я подаю, но колбасу за это никто не дает, а положено!
Хотят еще фильм про меня снять и на телевидение отправить. Пусть снимают, мне не жалко.
Победа на Тереке
Моему отцу посвящается
Он появился на свет в реке, которая берет начало в горах Кавказа. Вода в ней мутная и ледяная. Это как раз то, что нужно: в воде тебя никто не видит, а ты видишь всех, да и в жару плавать в ней одно удовольствие. Охотиться он начал с раннего детства. Мелочь ловить не очень интересно, никакого азарта, одна скукотища. Интереснее промышлять у поверхности воды возле берега. Однажды утку поймал за ногу, то-то крику было на всю реку. Правда, нет, но поговаривали, что его дед утащил на дно целого поросенка. Вот это настоящая охота!
С годами он становился осторожнее и мудрее. Все больше и больше его интересовали люди: уж больно прыткие они были. Так ловко обманывали усачей, чернобрюшек, пескарей и других обитателей Терека. Он наблюдал за людьми и каждый раз убеждался, что они очень хитрые. Заплыв в тихую заводь, где любила резвиться мелкая рыбешка, он черпал ртом воду вместе с рыбой, пока досыта не набивал себе брюхо. Люди тоже охотились на мелочь, но всегда мечтали поймать его, хозяина Терека. Он слушал их бредовые разговоры о том, как это лучше сделать, и усмехался. Чтобы его поймать, нужно родиться на этой реке, хорошо ее знать и любить. Но самое главное, обмануть его, а этого еще никому не удавалось. Какие бы приманки ни ставили эти хитрые людишки, он всегда угадывал, где ловушка, и никогда не попадался. Правда, были моменты, когда, сильно голодный, он захватывал рыбешку вместе с крючком, но это все ерунда: один рывок головой, и на берегу раздавались вопли неудачливых рыбаков.
Жилище он себе выбрал отменное: затонувшую еще во время войны немецкую баржу. Там он чувствовал себя в безопасности. Как-то в нее набилось немцев, как в бочку селедки, а русские летчики взяли и потопили ее. Долго пришлось плеваться немецкими пуговицами, да и сапоги с широкими голенищами застревали в горле. Надолго он их запомнил. Ну зачем им такие широкие голенища? Однажды два рыбака говорили на берегу о том, что у немцев были ручные гранаты с длинными ручками, которые очень далеко летели при броске. Вот немцы и набивали ими широкие голенища своих сапог.
Да, за его долгую жизнь чего только ни случалось на этой реке. И все-таки со страшной силой, всем своим рыбьим нутром он любил ее, все заводи и перекаты, глубины и мелководья.
Как-то вечером он заплыл на один уютненький перекатик за мостом и повеселился от души. Надолго запомнят его эти жирные чернобрюшки. Ох, сколько он их съел! Потом так крепко заснул, что не заметил, как очутился на мелководье кверху брюхом. В это время рядом оказался какой-то рыбак. Подумав, что лежит дохлая рыба, решил провести рукой вокруг головы, нет ли лески. Тут он проснулся, быстро перевернулся на брюхо и дал «стрекоча». Но мужик оказался из проворных, быстро вскочил ему на спину и ухватился двумя руками за плавники. Сом на всей скорости ушел под воду и метра три прокатил рыбака на спине. Так состоялась их первая встреча.
Он родился и вырос возле реки, которая берет начало в Кавказских горах. С самого раннего детства бегал с братьями на Терек ловить рыбу. Вставали до восхода солнца и бежали на рыбалку. Было очень страшно: вокруг темный лес, громко кричал филин, и каждая палочка на тропинке казалась гадюкой. От всего этого мурашки пробегали по спине, и перехватывало дыхание. Но страсть к рыбалке преодолевала все страхи, и она сохранилась на всю долгую жизнь. Даже когда служил в армии, в пилотке носил леску и крючки. Но, конечно, больше всего на свете он любил рыбачить на реке, возле которой родился и вырос. Он любил ее со страшной силой всем своим сердцем. Знал все заводи и перекаты, а неосторожный всплеск рыбы отзывался радостным волнением в его душе, вызывая ничем не сравнимое предвкушение предстоящего таинства рыбалки.
Как-то рано утром он сидел на берегу и ловил мелкую рыбешку, втайне мечтая поймать его, хозяина Терека. Зацепив пойманную чернобрюшку за спину, забросил снасть далеко от берега. Леску повело и сильно рвануло. Рыбак вытащил удочку и увидел, что крючок был разогнут. От волнения у него задрожали руки, и сердце учащенно забилось. Значит, клюнула крупная рыба. Быстро сменив леску и крючок на больший, насадил новую рыбешку, зашел по колено в воду и снова закинул удочку. Но чернобрюшка, почуяв исходящую из глубины опасность, спряталась за ноги рыбака. Он уже достаточно хорошо изучил повадки крупной рыбы и знал, что из воды она отлично видит. Поэтому, закрепив удилище, рыбак отошел подальше от воды и стал ждать.
Тут подошла знакомая женщина, рыбачка, и заговорила с ним.
– Смотри! Смотри! – вдруг закричала она, показывая на реку. Из воды выпрыгивал сом громадных размеров, выписывая на поверхности невероятные пируэты. Рыбак что есть мочи побежал к удилищу. В это время оно вырвалось и взлетело в воздух, но он успел поймать его на лету. Сразу почувствовал, что его тянет в глубину крупная рыба, но на себя тащить было нельзя, оборвется леска, и он потихоньку стал заходить в воду. Вот уже вода по грудь, тогда осторожно натягивая леску, двинулся назад. Это продолжалось довольно долго, пока сом не понял, что его поймали. Он рванулся изо всех сил и ударил хвостом человека по ногам, надеясь свалить его в воду. Но тот устоял. Опытный рыбак вытянул руку с удилищем вперед и не позволил рыбе еще раз подплыть к себе. Знакомая рыбачка побежала и принесла большой кол, чтобы оглушить сома.
А рыбак, пока боролся с рыбой, все время думал, как ее вытащить на берег. Колом бить нельзя, сорвется с крючка. Приподняв голову сома, он увидел, что крючок наполовину разогнут. Положение было критическое, так как в любой момент сом мог сорваться и уйти. Рыбак позвал женщину и отдал ей удилище, попросив не тащить на себя, но и не отпускать. Зайдя в воду поглубже, он увидел, что обессиленный борьбой сом лежит, как бревно. Забыв про всякую осторожность, он решился на безрассудный поступок. По его просьбе женщина натянула леску, открыв сому рот. Осторожно засунув руку в пасть, рыбак схватил его за жабры и потащил к берегу. Он выволок сома на берег, но руку вытащить из зубастой пасти не смог. На помощь подоспела рыбачка. Она воткнула кол в пасть и разжала рыбе челюсти.
Возникла новая проблема: как притащить огромную рыбу домой? Выручил обыкновенный садок для рыбы. Им он зацепил сома за жабры, закинул его на спину и потащил. Хвост сома волочился по земле. Люди с ближайших улиц сбегались посмотреть на редкое зрелище.
Мне было десять лет, когда мой отец поймал эту рыбину. Дома, окружив всем семейством пойманное чудовище, мы поняли, какую победу на воде одержал наш отец.
Оладушки
Жила одна простая и добрая женщина. Она сочиняла детям сказки, и за это люди прозвали ее Сказочницей. Сказочница сочиняла свои сказки всегда на кухне. Открывала буфет и вытаскивала оттуда большой пакет с мукой.
– Здравствуйте, тетушка Мука, как Вы поживаете? – спросила она.
– Ох, ох, ох, – запричитала Мука, – застоялась я у Вас. Пора меня размять да в дело применять.
– Сейчас, сейчас, я мигом, – засуетилась хозяйка.
Она взяла большую миску и высыпала в нее муку.
– А теперь возьмем из крана водицу.
Женщина открыла кран и из него зажурчала вода.
– Жур, Жур, Жур, это я. Я пришла издалека. Пить меня нельзя.
Сказочница быстро взяла фильтр и пропустила через него воду.
– Вот теперь я чиста, вот теперь я свежа. Чистую воду будешь пить и живот не заболит!
Налив в миску с мукой воды, женщина стала потихоньку помешивать ложкой и слушать, как мука с водой разговаривают.
– Привет, Мучица.
– Привет, сестрица.
– Да, люди без меня и трех дней не проживут, – ворковала вода.
– А без меня неделю, – вторила ей мука.
Они кружились вместе в хороводе в такт ложке и мурлыкали свои песенки.
– Жур, жур, жур. Мур, мур, мур. Я вода! А я мука!
Потом хозяйка насыпала в миску щепотку соли.
– Ой, как солоно, как солоно! – застонала готовая Опарушка-Сударушка.
Насыпала ложку сахара.
– Сладко, сладко!
Взяла соду, налила в нее уксус и все это вылила на муку с водой.
– Ой, у меня глаза на лоб полезли, и живот надулся, – проворчала Опарушка.
Сказочница зажгла печку и поставила на огонь сковороду.
– Привет, девушка, – прошептал Огонь и засиял красно-синими огоньками.
– Привет, дедушка, – огрызнулась Сковорода.
– Я вижу, ты совсем новенькая, только из магазина? – спросил Огонь, добавляя жару все больше и больше.
– Хватит болтать! – закричала, накаляясь, Сковорода. – Я не хочу с тобой иметь никаких дел. Мне жарко! – продолжала возмущаться она.
– А придется, милая! – усмехнулся огонь.
Тут Сказочница, видя, что сковорода хорошо накалилась, налила на нее масло.
– Тьфу, тьфу, тьфу, какая гадость это ваше масло, – заплевалась Сковорода.
Несколько капелек масла попали на огонь. Тот вспыхнул и от восторга поднялся выше сковороды.
– Не плюйся, моя хорошая, – улыбнулся он и обнял Сковороду своими горячими руками, – совсем скоро ты перестанешь ругаться и плеваться, а нежно зашкворчишь, – пообещал он Сковороде.
– А вот и не за…, – хотела возразить та, но тут Сказочница быстро налила на нее Сударушку-Опарушку. Что тут началось! Опарушка разлеглась на горячей сковороде, как на диване, и мило заулыбалась. А та, в свою очередь, подталкивала ей под спинку горяченького маслица, и скоро по всей кухне разлился аромат жареных оладушек. А Сковорода от радости зашкворчала. Шкворч, шкворч!
Хозяйка схватила вилку и быстро перевернула оладушки с одного бока на другой. Они надулись, выпятили свои жареные животики и сказали:
– Мы толстые, румяные и важные ребята. Без нас ни один завтрак не пройдет. Варенье, сахар, мед, сгущенка, масло – все это для нас очень подойдет.
Тут хозяйка вилкой проткнула один оладушек, он не успел сказать «Ой», как очутился в миске. За ним последовали остальные. Скоро большая миска наполнилась оладушками, и Сказочница поставила ее на стол. Потом она открыла холодильник и взяла большую банку сметаны. Холодильник только открыл рот, чтобы возмутиться, но его тут же закрыли. Нечего болтать, почем зря, холод выходит. Банка со сметаной тоже очутилась на столе.
– Здравствуй, красавица, – поприветствовали Оладушки Сметану-Прекрасную, – ты ослепительно бела и, наверное, очень вкусная. Такой лебедушке мы рады. Посмотри, какие бравые ребята перед тобой.
– Молчите, дурни, – прошептала Сметана, – чем больше вы себя хвалите, тем быстрее вам придет конец.
– Это невозможно! Мы протестуем! Нас нельзя есть, мы такие пышные и красивые! Нас хозяйка очень любит! – закричали Оладушки.
– Вот потому вас и съедят всех до одного, что вы такие пышные и красивые. А любит хозяйка вовсе и не вас, – съехидничала Сметана.
Тут на кухню зашел сын хозяйки Колюня. Он спросил:
– Мам, оладьи готовы?
– Готовы, сынок, только на тарелочку положу, – с улыбкой сказала мама.
– Не надо на тарелочку, я их так слопаю, – ответил Колюня.
Он в одну руку взял миску с оладьями, а в другую банку со сметаной и пошел смотреть футбол по телевизору.
– Какой обжора, – прошептали Оладушки, сделав огромные глаза.
– Ну что я вам говорила, – довольно улыбнулась Сметана.
Наша футбольная команда проигрывала, но от этого Колькин аппетит нисколько не испортился. А Сказочница сидела на кухне и думала, что ее сынок стал совсем большой: раньше съедал два оладушка, а сейчас двадцать два.
– Здравствуйте, тетушка Мука, как Вы поживаете? – спросила она.
– Ох, ох, ох, – запричитала Мука, – застоялась я у Вас. Пора меня размять да в дело применять.
– Сейчас, сейчас, я мигом, – засуетилась хозяйка.
Она взяла большую миску и высыпала в нее муку.
– А теперь возьмем из крана водицу.
Женщина открыла кран и из него зажурчала вода.
– Жур, Жур, Жур, это я. Я пришла издалека. Пить меня нельзя.
Сказочница быстро взяла фильтр и пропустила через него воду.
– Вот теперь я чиста, вот теперь я свежа. Чистую воду будешь пить и живот не заболит!
Налив в миску с мукой воды, женщина стала потихоньку помешивать ложкой и слушать, как мука с водой разговаривают.
– Привет, Мучица.
– Привет, сестрица.
– Да, люди без меня и трех дней не проживут, – ворковала вода.
– А без меня неделю, – вторила ей мука.
Они кружились вместе в хороводе в такт ложке и мурлыкали свои песенки.
– Жур, жур, жур. Мур, мур, мур. Я вода! А я мука!
Потом хозяйка насыпала в миску щепотку соли.
– Ой, как солоно, как солоно! – застонала готовая Опарушка-Сударушка.
Насыпала ложку сахара.
– Сладко, сладко!
Взяла соду, налила в нее уксус и все это вылила на муку с водой.
– Ой, у меня глаза на лоб полезли, и живот надулся, – проворчала Опарушка.
Сказочница зажгла печку и поставила на огонь сковороду.
– Привет, девушка, – прошептал Огонь и засиял красно-синими огоньками.
– Привет, дедушка, – огрызнулась Сковорода.
– Я вижу, ты совсем новенькая, только из магазина? – спросил Огонь, добавляя жару все больше и больше.
– Хватит болтать! – закричала, накаляясь, Сковорода. – Я не хочу с тобой иметь никаких дел. Мне жарко! – продолжала возмущаться она.
– А придется, милая! – усмехнулся огонь.
Тут Сказочница, видя, что сковорода хорошо накалилась, налила на нее масло.
– Тьфу, тьфу, тьфу, какая гадость это ваше масло, – заплевалась Сковорода.
Несколько капелек масла попали на огонь. Тот вспыхнул и от восторга поднялся выше сковороды.
– Не плюйся, моя хорошая, – улыбнулся он и обнял Сковороду своими горячими руками, – совсем скоро ты перестанешь ругаться и плеваться, а нежно зашкворчишь, – пообещал он Сковороде.
– А вот и не за…, – хотела возразить та, но тут Сказочница быстро налила на нее Сударушку-Опарушку. Что тут началось! Опарушка разлеглась на горячей сковороде, как на диване, и мило заулыбалась. А та, в свою очередь, подталкивала ей под спинку горяченького маслица, и скоро по всей кухне разлился аромат жареных оладушек. А Сковорода от радости зашкворчала. Шкворч, шкворч!
Хозяйка схватила вилку и быстро перевернула оладушки с одного бока на другой. Они надулись, выпятили свои жареные животики и сказали:
– Мы толстые, румяные и важные ребята. Без нас ни один завтрак не пройдет. Варенье, сахар, мед, сгущенка, масло – все это для нас очень подойдет.
Тут хозяйка вилкой проткнула один оладушек, он не успел сказать «Ой», как очутился в миске. За ним последовали остальные. Скоро большая миска наполнилась оладушками, и Сказочница поставила ее на стол. Потом она открыла холодильник и взяла большую банку сметаны. Холодильник только открыл рот, чтобы возмутиться, но его тут же закрыли. Нечего болтать, почем зря, холод выходит. Банка со сметаной тоже очутилась на столе.
– Здравствуй, красавица, – поприветствовали Оладушки Сметану-Прекрасную, – ты ослепительно бела и, наверное, очень вкусная. Такой лебедушке мы рады. Посмотри, какие бравые ребята перед тобой.
– Молчите, дурни, – прошептала Сметана, – чем больше вы себя хвалите, тем быстрее вам придет конец.
– Это невозможно! Мы протестуем! Нас нельзя есть, мы такие пышные и красивые! Нас хозяйка очень любит! – закричали Оладушки.
– Вот потому вас и съедят всех до одного, что вы такие пышные и красивые. А любит хозяйка вовсе и не вас, – съехидничала Сметана.
Тут на кухню зашел сын хозяйки Колюня. Он спросил:
– Мам, оладьи готовы?
– Готовы, сынок, только на тарелочку положу, – с улыбкой сказала мама.
– Не надо на тарелочку, я их так слопаю, – ответил Колюня.
Он в одну руку взял миску с оладьями, а в другую банку со сметаной и пошел смотреть футбол по телевизору.
– Какой обжора, – прошептали Оладушки, сделав огромные глаза.
– Ну что я вам говорила, – довольно улыбнулась Сметана.
Наша футбольная команда проигрывала, но от этого Колькин аппетит нисколько не испортился. А Сказочница сидела на кухне и думала, что ее сынок стал совсем большой: раньше съедал два оладушка, а сейчас двадцать два.
Змеиное потомство
Из своей норы она выползла в конце весны. Лучи утреннего майского солнца заиграли маленькими искорками на ее спине, покрытой нежными черными чешуйками. Змея подняла голову, замерла и долго наслаждалась этим первым желанным теплом, которое пробуждало в ней жизненную энергию и вызывало радостное волнение. Несколько метров, которые отделяли ее от пруда, она проползла по зеленой атласной траве, покрытой капельками росы, и ее молодая, неокрепшая на брюхе желтая кожа после теплых солнечных лучей сразу ощутила свежесть и прохладу этого необыкновенного утра.
Камыши на берегу пруда еще не выросли в полный рост и не закрывали его плотной стеной, поэтому она без труда проползла на край берега, где бегали и резвились на солнышке маленькие лягушата. Ей нужно было выбрать одного из них, пожирнее. Юркнув в поросль камыша, змея внимательно наблюдала, как один глупый лягушонок беззаботно скакал по теплому песочку. Вот он на миг замер, высунув свой длинный язык, поймал комарика, смачно проглотил его и сделал последний прыжок, но до земли долететь не успел: стрелой вылетев из своего укрытия и на лету проглотив лягушонка, она нырнула на глубину и, рассекая головой воду, поплыла на противоположную сторону пруда. Здесь был открытый и хорошо прогреваемый солнцем берег, покрытый сыпучим бархатным песком, без гальки и мусора. Змея выползла на сушу, оставляя за собой мокрый след, выбрала местечко поуютнее и задремала. Ей нравилось здесь все: и жесткие камыши, которые к концу лета разрастутся так, что покроют все свободное пространство на пруду, и пышные кусты, заросшие густой травой. Но особые чувства вызывала в ней прохладная и прозрачная после ночи вода.
Каждый день она стала приползать на пруд, ловить молодых лягушат и греться на солнышке. Однажды, когда она плыла на свое любимое место, ей встретился молодой желтопузик, и там, в тихой зеленой воде он начал ее ласкать, сначала робко и пугливо, а потом все настойчивее и смелее. Две черные змеи переплелись, как атласные ленты с желтой каймой по краям и отдались на волю течению, которое, медленно раскачивая на мелких ребристых волнах, уносило их на середину пруда.
Шурка жила на окраине города рядом с городским парком. Она носила короткую стрижку, футболку и брюки. Редко кто мог узнать в ней девчонку. Шурка страшно любила по утрам валяться в постели, но на громкий свист с улицы она мгновенно вскакивала и, быстро одевшись, бежала к друзьям. Они шли в конец пруда, где лежали горы мусора, которые горожане после пикников ленились убирать. В укромном местечке подростки прятали сигареты и зажигалку. Друг перед другом они старались выглядеть взрослее и круче. Сидя на куче мусора, куря и громко матерясь, устраивали соревнования по плевкам. Шурка изо всех сил пыталась плюнуть дальше всех, но пока ей это не удавалось, не хватало тренировки. Ребята каждый день собирались на свалке и весело проводили время.
Плавая в воде, она не сразу поняла, что произошло. Новая жизнь в ней зарождалась впервые. Змея была совсем юной и неопытной матерью, но по мере того, как внутри нее росли дети, как они, увеличиваясь, распирали ей брюхо, рос в ней и могучий материнский инстинкт. Она сумеет защитить их от врагов, и пощады никому не будет. Каждое утро змея пряталась в камышах, выбирая местечко понадежнее.
Малышам нужно будет быстро плюхнуться в воду, где их не так-то легко поймать прожорливым рыбам. Постоянная тревога за свое будущее потомство заставляла ее ползти все дальше и дальше от любимого берега. Вскоре змея приползла к концу пруда. Это тихое и безлюдное место показалось ей надежным. С трудом отыскав в куче мусора небольшую горку сухого песка, свернувшись клубком и образовав неглубокую лунку, она стала откладывать яйца. Это был очень нелегкий труд. Яйца рвали ее тело на части, резкая боль молнией летела от кончика хвоста и отдавалась в голове. Наконец ее брюхо опустело, и змея стала быстро засыпать песком свою кладку. Или она очень увлеклась этой работой, стараясь получше запрятать своих малышей, или очень устала, но не заметила крадущихся к ней Шурку с компанией ребят. Они окружили свою пленницу так, чтобы та не смогла найти лазейку и улизнуть. Змея стрелой метнулась на другую сторону кучи, но тут Владик, который считался самым ловким и смелым, достал из кармана складной нож и одним взмахом руки отрубил ей хвост. Свою добычу ребята бросили на дно стеклянной банки, чтобы лучше ее рассмотреть. Мальчишки подходили, стучали по стеклу ногтями, и она, преодолевая нестерпимую боль, подпрыгивала на обрубленном хвосте, с открытой пастью бросаясь на обидчиков. Они знали, что змея не причинит им никакого вреда, но все-таки в страхе отскакивали в сторону, так ужасен был ее вид. А она кидалась и кидалась на своих мучителей, пока сквозь толстое стекло не рассмотрела в руках у Шурки белые яйца с ее невылупившимися малышами. Тогда она ничком упала на дно банки, и уже никто не мог заставить ее прыгать на обрубленном хвосте.
Ребята, вдоволь насладившись бесплатным зрелищем, побежали относить свою добычу одному пареньку, который коллекционировал заспиртованных змей.
Вечерело. Солнце медленно уходило за лес, чтобы завтра опять подняться и дать жизнь всему живому.
Камыши на берегу пруда еще не выросли в полный рост и не закрывали его плотной стеной, поэтому она без труда проползла на край берега, где бегали и резвились на солнышке маленькие лягушата. Ей нужно было выбрать одного из них, пожирнее. Юркнув в поросль камыша, змея внимательно наблюдала, как один глупый лягушонок беззаботно скакал по теплому песочку. Вот он на миг замер, высунув свой длинный язык, поймал комарика, смачно проглотил его и сделал последний прыжок, но до земли долететь не успел: стрелой вылетев из своего укрытия и на лету проглотив лягушонка, она нырнула на глубину и, рассекая головой воду, поплыла на противоположную сторону пруда. Здесь был открытый и хорошо прогреваемый солнцем берег, покрытый сыпучим бархатным песком, без гальки и мусора. Змея выползла на сушу, оставляя за собой мокрый след, выбрала местечко поуютнее и задремала. Ей нравилось здесь все: и жесткие камыши, которые к концу лета разрастутся так, что покроют все свободное пространство на пруду, и пышные кусты, заросшие густой травой. Но особые чувства вызывала в ней прохладная и прозрачная после ночи вода.
Каждый день она стала приползать на пруд, ловить молодых лягушат и греться на солнышке. Однажды, когда она плыла на свое любимое место, ей встретился молодой желтопузик, и там, в тихой зеленой воде он начал ее ласкать, сначала робко и пугливо, а потом все настойчивее и смелее. Две черные змеи переплелись, как атласные ленты с желтой каймой по краям и отдались на волю течению, которое, медленно раскачивая на мелких ребристых волнах, уносило их на середину пруда.
Шурка жила на окраине города рядом с городским парком. Она носила короткую стрижку, футболку и брюки. Редко кто мог узнать в ней девчонку. Шурка страшно любила по утрам валяться в постели, но на громкий свист с улицы она мгновенно вскакивала и, быстро одевшись, бежала к друзьям. Они шли в конец пруда, где лежали горы мусора, которые горожане после пикников ленились убирать. В укромном местечке подростки прятали сигареты и зажигалку. Друг перед другом они старались выглядеть взрослее и круче. Сидя на куче мусора, куря и громко матерясь, устраивали соревнования по плевкам. Шурка изо всех сил пыталась плюнуть дальше всех, но пока ей это не удавалось, не хватало тренировки. Ребята каждый день собирались на свалке и весело проводили время.
Плавая в воде, она не сразу поняла, что произошло. Новая жизнь в ней зарождалась впервые. Змея была совсем юной и неопытной матерью, но по мере того, как внутри нее росли дети, как они, увеличиваясь, распирали ей брюхо, рос в ней и могучий материнский инстинкт. Она сумеет защитить их от врагов, и пощады никому не будет. Каждое утро змея пряталась в камышах, выбирая местечко понадежнее.
Малышам нужно будет быстро плюхнуться в воду, где их не так-то легко поймать прожорливым рыбам. Постоянная тревога за свое будущее потомство заставляла ее ползти все дальше и дальше от любимого берега. Вскоре змея приползла к концу пруда. Это тихое и безлюдное место показалось ей надежным. С трудом отыскав в куче мусора небольшую горку сухого песка, свернувшись клубком и образовав неглубокую лунку, она стала откладывать яйца. Это был очень нелегкий труд. Яйца рвали ее тело на части, резкая боль молнией летела от кончика хвоста и отдавалась в голове. Наконец ее брюхо опустело, и змея стала быстро засыпать песком свою кладку. Или она очень увлеклась этой работой, стараясь получше запрятать своих малышей, или очень устала, но не заметила крадущихся к ней Шурку с компанией ребят. Они окружили свою пленницу так, чтобы та не смогла найти лазейку и улизнуть. Змея стрелой метнулась на другую сторону кучи, но тут Владик, который считался самым ловким и смелым, достал из кармана складной нож и одним взмахом руки отрубил ей хвост. Свою добычу ребята бросили на дно стеклянной банки, чтобы лучше ее рассмотреть. Мальчишки подходили, стучали по стеклу ногтями, и она, преодолевая нестерпимую боль, подпрыгивала на обрубленном хвосте, с открытой пастью бросаясь на обидчиков. Они знали, что змея не причинит им никакого вреда, но все-таки в страхе отскакивали в сторону, так ужасен был ее вид. А она кидалась и кидалась на своих мучителей, пока сквозь толстое стекло не рассмотрела в руках у Шурки белые яйца с ее невылупившимися малышами. Тогда она ничком упала на дно банки, и уже никто не мог заставить ее прыгать на обрубленном хвосте.
Ребята, вдоволь насладившись бесплатным зрелищем, побежали относить свою добычу одному пареньку, который коллекционировал заспиртованных змей.
Вечерело. Солнце медленно уходило за лес, чтобы завтра опять подняться и дать жизнь всему живому.
Неожиданный улов
Мы с мужем служили на Украине, а жили в маленьком городке, окруженном красивыми озерами. Как-то всей семьей с одним знакомым капитаном поехали в одно чудное место отдохнуть и порыбачить. Озеро оказалось городской зоной отдыха. По берегам стояли плакучие ивы, дорожки были заасфальтированы, и везде росли необыкновенные цветы. Я с маленьким сынишкой до вечера бродила по парку и любовалась его красотами, а муж с напарником, закинув удочки, замаскировались в прибрежных кустах. Вдруг сынишка увидел катамаран.
– Мама, давай покатаемся, – попросил он.
Я побоялась плыть с шустрым малышом по озеру, и мы пошли просить папу. Наши рыбаки довольно далеко сидели на высоком берегу. Целый день не клевало, и они ждали вечернего клева. Любимому сыночку папа отказать не смог, отдал мне удочку, а сам, взгромоздив сына на плечи, отправился на другой берег к катамаранам. Конечно, я не ахти какой рыбак, и больше смотрела на своих мужичков, чем на поплавок. Вдруг поплавок повело и сильно рвануло леску. Я подсекла и потянула удочку на себя. Вода возле берега была прозрачной, и вскоре я увидела, какого большого сазана мне удалось подсечь. Но я могла им только любоваться, а вот тащить на высокий берег не рискнула, побоялась, что не выдержит леска. Стала звать на помощь мужа. Он, забыв о ребенке, схватился за голову и побежал назад. Наш сынишка, видя, что его оставили одного, поднял крик на все озеро. Неожиданно, бросив свои снасти, ко мне подскочил капитан, который уже изрядно был навеселе.
– Дура! – закричал он, вытаращив глаза. – Отдай мне удочку!
– Сам дурак! Не отдам! – дико закричала я.
Услышав мои вопли, сын заорал еще громче. Разъяренный моим непослушанием, знакомый вцепился в мою удочку и стал вырывать ее из рук. Но я крепко держала бамбуковое удилище и ногами отбивалась от непрошенного помощника. Ловко ударила его каблуком по коленке. Он взвыл и отпрыгнул от меня на одной ноге, держась за другую. А я водила сазана возле берега по кругу, не давая ему отдохнуть, и что есть мочи орала, что это моя рыба, и я имею полное право самостоятельно вытащить ее на берег, хотя, как это сделать, не имела ни малейшего представления. Из уст нетрезвого знакомого посыпались всякие «лестные» выражения в мой адрес. Он с разгона кинулся на меня. Я стремительно шагнула вперед, на край берега, и подтолкнула ногой под зад летевшего мимо меня капитана. Тот с воплями кубарем скатился с обрыва вниз. Мой муж, видя, что страсти накаляются, стал кричать:
– Чудаки, рыбу не упустите! Первое слово в его предложении начиналось на букву «М».
– Пока она в моих руках, не упущу! – кричала я мужу, стараясь перекричать плачущего ребенка и громко матерившегося капитана. Он забрался-таки наверх и со звериным рыком бросился на меня. Силы были неравны: мне приходилось водить в воде здоровенного сазана, а на берегу отбиваться от нетрезвого знакомого. Наконец ему удалось вырвать удилище из моих рук. Он что есть силы рванул на себя, леска не выдержала и оборвалась, а сазан благополучно развернулся, махнул хвостом и уплыл. Тут как раз прибежал мой муж. Видя, что мы упустили сазана, он тихо сказал:
– Подсачек вон, под деревом лежит.
Я села под дерево, обняла подсачек и заревела во весь голос, перекричав даже своего сына. Один раз в жизни мне попалась крупная рыба, но вытащить я ее не смогла. Обидно.
– Мама, давай покатаемся, – попросил он.
Я побоялась плыть с шустрым малышом по озеру, и мы пошли просить папу. Наши рыбаки довольно далеко сидели на высоком берегу. Целый день не клевало, и они ждали вечернего клева. Любимому сыночку папа отказать не смог, отдал мне удочку, а сам, взгромоздив сына на плечи, отправился на другой берег к катамаранам. Конечно, я не ахти какой рыбак, и больше смотрела на своих мужичков, чем на поплавок. Вдруг поплавок повело и сильно рвануло леску. Я подсекла и потянула удочку на себя. Вода возле берега была прозрачной, и вскоре я увидела, какого большого сазана мне удалось подсечь. Но я могла им только любоваться, а вот тащить на высокий берег не рискнула, побоялась, что не выдержит леска. Стала звать на помощь мужа. Он, забыв о ребенке, схватился за голову и побежал назад. Наш сынишка, видя, что его оставили одного, поднял крик на все озеро. Неожиданно, бросив свои снасти, ко мне подскочил капитан, который уже изрядно был навеселе.
– Дура! – закричал он, вытаращив глаза. – Отдай мне удочку!
– Сам дурак! Не отдам! – дико закричала я.
Услышав мои вопли, сын заорал еще громче. Разъяренный моим непослушанием, знакомый вцепился в мою удочку и стал вырывать ее из рук. Но я крепко держала бамбуковое удилище и ногами отбивалась от непрошенного помощника. Ловко ударила его каблуком по коленке. Он взвыл и отпрыгнул от меня на одной ноге, держась за другую. А я водила сазана возле берега по кругу, не давая ему отдохнуть, и что есть мочи орала, что это моя рыба, и я имею полное право самостоятельно вытащить ее на берег, хотя, как это сделать, не имела ни малейшего представления. Из уст нетрезвого знакомого посыпались всякие «лестные» выражения в мой адрес. Он с разгона кинулся на меня. Я стремительно шагнула вперед, на край берега, и подтолкнула ногой под зад летевшего мимо меня капитана. Тот с воплями кубарем скатился с обрыва вниз. Мой муж, видя, что страсти накаляются, стал кричать:
– Чудаки, рыбу не упустите! Первое слово в его предложении начиналось на букву «М».
– Пока она в моих руках, не упущу! – кричала я мужу, стараясь перекричать плачущего ребенка и громко матерившегося капитана. Он забрался-таки наверх и со звериным рыком бросился на меня. Силы были неравны: мне приходилось водить в воде здоровенного сазана, а на берегу отбиваться от нетрезвого знакомого. Наконец ему удалось вырвать удилище из моих рук. Он что есть силы рванул на себя, леска не выдержала и оборвалась, а сазан благополучно развернулся, махнул хвостом и уплыл. Тут как раз прибежал мой муж. Видя, что мы упустили сазана, он тихо сказал:
– Подсачек вон, под деревом лежит.
Я села под дерево, обняла подсачек и заревела во весь голос, перекричав даже своего сына. Один раз в жизни мне попалась крупная рыба, но вытащить я ее не смогла. Обидно.
Башмачки
Посвящаю моей внученьке Виктории
В одном большом доме жили два братца, два башмачка. Одного звали Левый, а другого – Правый. Часто носы у них торчали в разные стороны, потому что их постоянно путали и надевали не на ту ногу. Утром они вставали очень рано, и черные мужские туфли, а иногда дамские босоножки тащили их в детский сад. Башмачки упирались, не хотели идти и цеплялись носами друг за друга, но их переобували и заставляли шагать быстрее. Им было очень нелегко угнаться за большими туфлями. Они семенили за ними и быстро уставали, но на это никто не обращал внимания. Все только хотели, чтобы Башмачки бежали быстрее.
Целый день в детском саду они бегали и танцевали, а вечером за ними шаркающей походкой приходили старые сандалии. Башмачки знали, что сейчас они не будут бежать домой сломя голову, а полетят по воздуху, потому что их понесут на руках. Больше всех на свете любили они эти стоптанные сандалии, так как те были очень добрые, никогда их не шлепали, а на ночь всегда рассказывали интересные сказки.