Страница:
Вообще, между виртуальностью и системой тотальной государственной повязанности всего и вся (нацизм, социализм), где каждый отвечает за все и ни за что, много общего. Синкретизм питает и то, и другое. И то и другое – следствие болезни разума, гипертрофия его способности к осмыслению мира, недуг, названный Эко «синдромом подозрительности». «Разве не говорил Алье о тяготении к таинственности, переполнявшем собой эпоху Антонинов? А ведь как раз незадолго до того явился некто, заявивший о себе как о сынове Божием, который воплотился и искупает грехи человеческого рода. Что, этого мало? И обещал каждому спасения, достаточно только полюбить ближнего. Мало ли такой тайны?.. И при всем при том эти люди, у которых спасение было, можно сказать, протяни руку, do it youself, – ноль внимания. Потому что: как так, больше нету секретов? Что за разочарование... Тайна Божественной Троицы? Больно плоско, должно же быть что-нибудь посерьезнее под этой тайной» – это из «Маятника Фуко».
«Симуляции идей» (определение Платона) одерживают полную победу над реальностью, навязывая миру свою собственную – виртуальную, иллюзорную, несуществующую – реальность и хаотическую модель универсума.
Собственно, виртуальность – это и есть диктатура симулякров (иллюзорных смыслов и реальностей). Деспотическая власть над душой человеческой, власть, уничтожающая личность, человека в человеке. Абсолютно подчиненный виртуальному процессу – т. е. процессу обмена себя на материальные и нематериальные подделки под смысл жизни, на «концептуальные ценности», – виртуальный человек тотально зависим от своих фетишей (ярких фантиков) и от тех, кто ему эти фетиши поставляет («торговцев ценностями», вроде памятного Саши Бло из романа Пелевина «Generation P»). Бодрийяр назвал этот процесс обмена личности на симулякры – естественным стремлением человечества к всеобщей духовной смерти, к небытию души.
Свобода, о необходимости которой так много и долго говорили, стала всего лишь одной из виртуальных реальностей, пространством личностного небытия, где веют дремучие ветры бессознательного и рыскают в поисках пищи прожорливые, жадные до слабеньких, почти развоплощенных душ архетипы. Словом, либерастический апокалипсис.
Культурная чума общества «после постмодерна» – избыток информации, усугубленный отсутствием в информационных потоках ориентиров, позволяющих отбирать нужное и уничтожать (игнорировать) ненужное и вредное. Потребитель же, не обладающий хотя бы элементарными навыками сознательной фильтрации, целиком поглощается информационной стихией, и не он уже распоряжается информацией, а она вертит им, лишая его «доступа» к самому себе, а тем самым и свободы.
Эко в одном из своих давних интервью провел аналогию между 500-страничным воскресным выпуском New York Times и советской «Правдой». В обеих нужная информация не доступна – из-за хаотического избытка ее в первом случае и цензуры во втором.
Параллель между хаосом и отсутствием свободы здесь просматривается четко. Хаос – не свобода, это тотальная анархия, принципиальный беспорядок, отсутствие любой внутренней структуры и системности, семантический (смысловой) беспредел, при котором сомнению могут быть подвергнуты и смысл (значение), и значимость (ценность) любого элемента этой хаотической антисистемы. Зыбкое существование – почти что призрачное. Быть или не быть тут не спрашивают. Тут быть и не быть – абсолютно равнозначные модусы.
Три-четыре десятилетия назад идея хаоса вошла в моду. Теория хаоса, обосновывающая принципы нелинейного мира, возникнув изначально в сфере естественно-научного знания, затем перекочевала и в гуманитарные разработки, став, в частности, основой философии открытых семиотических систем и «раскрепощения» семиотической методологии. Фундаментальный концепт теории хаоса заключается в признании одновременности возникновения и существования в мире порядка и хаоса, при этом приоритет в развитии принадлежит именно открытым, т. е неустойчивым, неравновесным системам, где преобладает элемент хаоса. Эко, увлекшийся в 60-е гг. идеями случайности и непредсказуемости (к моменту создания «Маятника Фуко», 1988 г., увлечение это претерпело сильные изменения) и разработавший на основе их свою модель (и философию) «открытого произведения», был одним из тех, кто занимался проблемами взаимоотношений культуры и хаоса, выводя их на новый уровень научного осмысления.
В те годы получила широкое распространение и повсеместное признание идея о том, что элемент хаоса необходим культуре в качестве того самого импульса, который дезорганизует систему и в силу этого является ее «вечным двигателем», толкающим ее вперед, к позитивным изменениям и дальнейшему развитию. Например, для Эко общество, не признающее благотворную роль хаоса, в силу чего «мертвой хваткой» «цепляющееся» за «устаревшие», «безжизненные» обычаи, является примитивным и неспособным адаптироваться к изменяющимся реалиям мира. Нетрудно заметить, что под определение «примитивных» при такой постановке проблемы подпадают достаточно консервативные общества, ориентированные на сакральные истины, наследие предков и иррациональные ценности и нормы, т. е. прежде всего традиционные общества. Пространство универсума такого общества (культуры) целиком организовано и структурировано по принципу «древа». И разумеется, беспорядочности (хаосу) ризомы в них просто нет места. Хаос может ворваться туда только извне. Например, в виде красивых лозунгов про свободу, равенство, братство.
Однако, быть может, хаос (элемент его) действительно является тем perpetuum mobile, который созидает человеческую историю, наделяя все и вся энергией (гумилевской пассионарностью), необходимой для развития? И наличие его в культуре не означает движения назад, к деградированному состоянию, обнищанию прежде всего сферы духа и творческой воли? Вероятно, в пределах отдельных исторических временных интервалов так случается. Но можно ли говорить о прогрессе (позитивном развитии) в применении ко всей человеческой истории – пока неведомо.
Природа хаоса как неравновесной антисистемы такова, что в нем заложена тенденция к медленному, но верному, поступательному расширению своих масштабов. Если раньше хаотические влияния могли полностью преодолеваться и нейтрализовываться в рамках одной культуры (или ее отдельной сферы), нынче, в эпоху тотального нивелирования культур, всеобщей интеграции и растворения границ, эти деструктивные влияния приобрели общепланетарные масштабы, охватив почти всю сферу разумной человеческой деятельности. Что последует за нынешней эпохой всеобщей виртуализации – новый и небывалый (и тоже – общепланетарный) культурный – в плане «высшей поэзии» и «высшей политики» – подъем (как до сих пор время консолидации сил сменяло годы или века «темного» безвременья) или же энергия хаоса превысит все мыслимые допущения и произойдет Большой Каюк – тоже неведомо. Оба варианта вполне реальны.
Постулаты термодинамической физики гласят, что хаос – неустойчивость системы – способствует избыточному росту энергии в этой системе. И напротив, в равновесных системах идет максимальная потеря энергии (энтропия), т. е. энергетическое истощение. Так вот, в связи с этим возникает вопрос – а не является ли феномен виртуальности порождением ненормального, если не сказать патологического избытка энергии, причиной чему – хаотическое состояние культурного универсума? Ведь к защите (бегству) от реальности нас во многом провоцируют сумасшедший темп современной жизни, постоянные стрессы, головокружительные технологии, депрессии, информационные нагрузки и т. д. Обычно бегство это оправдывают необходимостью «сброса отрицательной энергии» (т. е. агрессивности), накапливаемой в повседневности. Но энергия как таковая не бывает отрицательной, или положительной. Она характеризуется количеством, а не качеством. Т. е. «сброс отрицательной энергии» означает просто избавление от ее избытка в состояниях относительного равновесия (отдых, развлечение, в том числе и «путешествие по иным реальностям»). Выдача энергии обратно во внешнюю среду происходит в виде работы (в терминах физики) – и сейчас есть все основания говорить о том, что «активный отдых» в пространствах виртуальных систем различного калибра стал для большинства людей самой настоящей работой в узком ее понимании как «труда», «службы» и «общественно-полезной деятельности», взахлеб пропагандируемой всеми каналами СМИ (в рамках современной либерально-гуманистической парадигмы).
И теория пассионарного напряжения этнической системы Л.Н.Гумилева здесь применима только отчасти. Современный преизбыток хаотической энергии в мире к процессу этногенеза отношения, на мой взгляд, не имеет. Скорее, имеет смысл говорить о психосоциогенезе человечества, потому что на всей планете сейчас происходит одно и то же – невзирая на этнические различия, различные стадии этногенеза, специфику менталитета разных культур и т. д... Хаос – великий культурный унификатор. Везде, где он поселяется, этнос (народ, культура) теряет свое лицо (этническую доминанту) и, одолеваемый избытком антисистемной энергии, заодно уничтожает и сакральную доминанту – собственное чувство Бога, обрубает нити, связывающие его со Сверхценностью. Соответственно, ни о какой Традиции здесь речи быть не может – с одной стороны. С другой – гумилевский пассионарий (сокрушитель старых традиций, но и зачинатель новых) в условиях нынешнего разжиревшего хаоса – чрезвычайно редкая птица. Этотхаос – родная стихия субпассионариев (тех, у кого вектор пассионарности направлен не во внешнюю среду с ориентацией на ее преодоление и изменение, а на себя любимого, с ориентацией на существование в мире за счет этого самого мира). В нынешних исторических условиях они почти поголовно идут в бандиты, в криминальный бизнес. [5]Те же, кто в бандиты не идет, предпочитают свой излишек энергии расходовать, как уже говорилось, на «путешествия по виртуальности». Например, по «мирам» ролевых игр или лабиринтам компьютерных «стрелялок». («Группа субпассионариев в истории наиболее красочно представлена „бродягами“ и профессиональными солдатами-наемниками» (Гумилев); ролевые игры и компьютеры – удобные заменители той и другой социальной среды в соответствии с прогрессивным духом эпохи). Кстати, расплодившиеся в последние десятилетия маньяки сделаны из того же субпассионарного теста (избыток психической, к тому же заблудившейся в бессознательном энергии).
Гумилев был фаталистичным оптимистом. Что, однако, не мешало ему признавать существование «великого вакуума, подстерегающего Жизнь на каждом шагу». А не менее фаталистичному автору «Апокалипсиса» ничто не мешает признавать грядущее торжество этого вакуума-Хаоса (разумеется, временное – но после него будут уже иная земля, иное небо). Мотив хаоса – один из немногих, примиряющих естествознание и религиозную метафизику. Теория хаоса и представления о мире, находящемся под властью князя тьмы, говорят об одном и том же: агрессия хаоса, беснующегося в мире, ведет к беспорядку в головах.
Житейская философия ХХ в. – «левый» экзистенциализм – открыла миру «тайну превеликую» – ту самую, за которой веками гонялись адепты герметического знания. Тайна сия – последняя и окончательная пустота универсума, созданного хитроумным Демиургом, обрекшим пытливое человечество на разгадывание своих загадок; тайна сия в том, что загадки эти Демиурговы – пыль и морок, а Книга бытия говорит совсем не о том, о чем хотел сказать ее создатель, ибо намерения его как Автора ничто по сравнению с намерениями читателя Книги, который разгадал-таки самый последний и истинный ее смысл, лежащий глубоко под грудой преходящих и неистинных смыслов; тайна сия, и она же – последний смысл – есть Абсурд – смысл, отказавшийся от себя самого, тайная бессмысленность, ставшая, благодаря шороху французского экзистенциализма явной.
Читатель Книги бытия, обуянный бесом гиперинтерпретации (по Эко), в одержимости своей лишил универсум, денно и нощно стоящий пред его глазами, права на наличие смысла, утвердил в его основе пустоту и абсурд и возрадовался своей прозорливости. Ибо теперь он может спать спокойно, не тревожась загадками и последними вопросами бытия. Теперь весь мир у него в кулаке, и он может делать с ним все, что угодно. Хоть в бараний рог свернуть. Либерально организованное пространство ризомы это позволяет, ее относительные гуманитарные ценности этому не мешают, а абсурдность существования в ее бесконечном демократическом «поле возможностей» тем паче требует покончить со всем этим – то есть с самими собой.
Ну так что, будем аннигилировать? Или поищем Большой Смысл?
Традиционному мышлению искони присуща потребность в обретении именно такого – с большой буквы – Смысла: основы, Абсолюта, высшего принципа, божественного Промысла, Сверхценности. Иными словами, потребность в личном бессмертии, соединении с Вечностью. А бессмертие – атрибут и привилегия трансцендентных сфер, и искать его нужно там, а не здесь, в метафизике вещей, а не в физике явлений. Для традиционного сознания фундаментальный принцип бытия не может не обладать атрибутом «сверхчеловечности», надмирности, божественности. Антитрадиционное же сознание столь высоко «главою не возносится», единого и вечного смысла всего и вся не ищет, довольствуется повседневными, максимум – пожизненными смыслами и ценностями. Ему хватает. Человека, не убежденного в существовании метафизических, сверхценных (не оккультных!) принципов, но верящего в культурные «вечные истины», можно назвать как угодно – консерватором, охранителем, здравомыслящим, патриотом, гражданином и т. д. – но никак не традиционалистом.
Потому как «если Бога нет, все позволено». И это «все позволено» – лаконичная формула, описывающая «принцип действия» ризомы. Высшие приоритеты, сверхценности можно менять как перчатки. Вчера – такие, сегодня – иные. Моральный закон не в счет. Потому что если Бога нет, то закон моральный у каждого свой, откуда единому-то взяться? Не из архетипов же – им никакой закон тем паче не писан.
Но Он есть. И есть одна-единственная, вечная истина, данная миру в Откровении.
Эко в одном из своих эссе («Вечный фашизм») дает довольно жесткий и безапелляционный ответ на это утверждение: «Из этого вытекает, что нет места развитию знания. Истина уже провозглашена раз и навсегда; остается только истолковывать ее темные словеса. Достаточно посмотреть „обоймы“ любых фашистских культур: в них входят только мыслители-традиционалисты. Немецко-фашистский гнозис питался из традиционалистских, синкретистских, оккультных источников...»
Нет места развитию знания.Ну так с этим ничего не поделаешь. Развитие духовного знания действительно давно прекратилось – и отнюдь не по вине традиционалистов. Просто – что нового мы можем добавить к сказанному Богом? Только интерпретации. Или гиперинтерпретации.
Но может, речь идет о рациональном знании? Так ведь его развитие происходит по той же схеме ризомы. Эко и сам признает, что становлению современного научного рационализма способствовало не что иное, как герметическая, синкретистская «методология» и модель «ускользающих смыслов». И тем паче – наследник герметизма, новый герметический иррационализм (к коему Эко отнес среди прочих и Юнга, сотрудничавшего, кстати, с нацистскими мистиками в деле оккультизации немецкой души) – это та же игра «вольномыслящего ума», тот же лабиринт ризомы, тот же метод «облупливания универсума, как луковицы... центр которой везде, а окружность нигде» (это тоже из «Маятника Фуко»). И уж это-то знание «место» себе всегда найдет. Тревожиться о нем нет резона.
А кроме того, схема «древа» вовсе не предполагает умственного и культурного застоя. Дерево растет, набухают почки, прорезаются новые веточки, выползают молодые «клейкие листики», набирают силу, шелестят на ветру, даруют спасительную тень в жару и успокоение встревоженной душе, а по осени, как и полагается, опадают, улетают и устилают пышным ковром засыпающую на зиму землю. А по весне опять все то же, все растет и все живет. Так чему же тут «нет места»?
Но в общем все главное действительно сказано. Именно это и позволяет Эко ошибочно приравнивать традиционализм к «мракобесию», смешивая его с нацистским оккультизмом. И то и другое апеллирует к вечным (сакрализованным) парадигмам культур. Но разница между ними в том, что традиционно ориентированная культура синтетична, т. е. содержит в себе идею «внутреннего единства существования», а неоязыческая – действительно синкретична, т. е. имеет дело с «областью чистой множественности, образуемой разрозненными и единичными элементами» (Генон).
И напоследок: многие нынешние психиатры (те, кому несвойственно оставлять за дверями рабочих кабинетов вместе с белым халатом собственный профессионализм) видят в современном цивилизованном мире ристалище шизофренических страстей. Да и не только психиатры. Этих симптомов не разглядит разве что слепой – идущая в культуре и социуме духовная «работа» разительно напоминает прогрессирующую болезнь души – движение в сторону шизофренического распада личности. Душа мира как никогда близка к развоплощению.
Пока что это еще не приговор.
Всего лишь диагноз.
Вопрос в том, хотим ли мы выздоравливать.
2002 г.
«Симуляции идей» (определение Платона) одерживают полную победу над реальностью, навязывая миру свою собственную – виртуальную, иллюзорную, несуществующую – реальность и хаотическую модель универсума.
Собственно, виртуальность – это и есть диктатура симулякров (иллюзорных смыслов и реальностей). Деспотическая власть над душой человеческой, власть, уничтожающая личность, человека в человеке. Абсолютно подчиненный виртуальному процессу – т. е. процессу обмена себя на материальные и нематериальные подделки под смысл жизни, на «концептуальные ценности», – виртуальный человек тотально зависим от своих фетишей (ярких фантиков) и от тех, кто ему эти фетиши поставляет («торговцев ценностями», вроде памятного Саши Бло из романа Пелевина «Generation P»). Бодрийяр назвал этот процесс обмена личности на симулякры – естественным стремлением человечества к всеобщей духовной смерти, к небытию души.
Свобода, о необходимости которой так много и долго говорили, стала всего лишь одной из виртуальных реальностей, пространством личностного небытия, где веют дремучие ветры бессознательного и рыскают в поисках пищи прожорливые, жадные до слабеньких, почти развоплощенных душ архетипы. Словом, либерастический апокалипсис.
Культурная чума общества «после постмодерна» – избыток информации, усугубленный отсутствием в информационных потоках ориентиров, позволяющих отбирать нужное и уничтожать (игнорировать) ненужное и вредное. Потребитель же, не обладающий хотя бы элементарными навыками сознательной фильтрации, целиком поглощается информационной стихией, и не он уже распоряжается информацией, а она вертит им, лишая его «доступа» к самому себе, а тем самым и свободы.
Эко в одном из своих давних интервью провел аналогию между 500-страничным воскресным выпуском New York Times и советской «Правдой». В обеих нужная информация не доступна – из-за хаотического избытка ее в первом случае и цензуры во втором.
Параллель между хаосом и отсутствием свободы здесь просматривается четко. Хаос – не свобода, это тотальная анархия, принципиальный беспорядок, отсутствие любой внутренней структуры и системности, семантический (смысловой) беспредел, при котором сомнению могут быть подвергнуты и смысл (значение), и значимость (ценность) любого элемента этой хаотической антисистемы. Зыбкое существование – почти что призрачное. Быть или не быть тут не спрашивают. Тут быть и не быть – абсолютно равнозначные модусы.
Три-четыре десятилетия назад идея хаоса вошла в моду. Теория хаоса, обосновывающая принципы нелинейного мира, возникнув изначально в сфере естественно-научного знания, затем перекочевала и в гуманитарные разработки, став, в частности, основой философии открытых семиотических систем и «раскрепощения» семиотической методологии. Фундаментальный концепт теории хаоса заключается в признании одновременности возникновения и существования в мире порядка и хаоса, при этом приоритет в развитии принадлежит именно открытым, т. е неустойчивым, неравновесным системам, где преобладает элемент хаоса. Эко, увлекшийся в 60-е гг. идеями случайности и непредсказуемости (к моменту создания «Маятника Фуко», 1988 г., увлечение это претерпело сильные изменения) и разработавший на основе их свою модель (и философию) «открытого произведения», был одним из тех, кто занимался проблемами взаимоотношений культуры и хаоса, выводя их на новый уровень научного осмысления.
В те годы получила широкое распространение и повсеместное признание идея о том, что элемент хаоса необходим культуре в качестве того самого импульса, который дезорганизует систему и в силу этого является ее «вечным двигателем», толкающим ее вперед, к позитивным изменениям и дальнейшему развитию. Например, для Эко общество, не признающее благотворную роль хаоса, в силу чего «мертвой хваткой» «цепляющееся» за «устаревшие», «безжизненные» обычаи, является примитивным и неспособным адаптироваться к изменяющимся реалиям мира. Нетрудно заметить, что под определение «примитивных» при такой постановке проблемы подпадают достаточно консервативные общества, ориентированные на сакральные истины, наследие предков и иррациональные ценности и нормы, т. е. прежде всего традиционные общества. Пространство универсума такого общества (культуры) целиком организовано и структурировано по принципу «древа». И разумеется, беспорядочности (хаосу) ризомы в них просто нет места. Хаос может ворваться туда только извне. Например, в виде красивых лозунгов про свободу, равенство, братство.
Однако, быть может, хаос (элемент его) действительно является тем perpetuum mobile, который созидает человеческую историю, наделяя все и вся энергией (гумилевской пассионарностью), необходимой для развития? И наличие его в культуре не означает движения назад, к деградированному состоянию, обнищанию прежде всего сферы духа и творческой воли? Вероятно, в пределах отдельных исторических временных интервалов так случается. Но можно ли говорить о прогрессе (позитивном развитии) в применении ко всей человеческой истории – пока неведомо.
Природа хаоса как неравновесной антисистемы такова, что в нем заложена тенденция к медленному, но верному, поступательному расширению своих масштабов. Если раньше хаотические влияния могли полностью преодолеваться и нейтрализовываться в рамках одной культуры (или ее отдельной сферы), нынче, в эпоху тотального нивелирования культур, всеобщей интеграции и растворения границ, эти деструктивные влияния приобрели общепланетарные масштабы, охватив почти всю сферу разумной человеческой деятельности. Что последует за нынешней эпохой всеобщей виртуализации – новый и небывалый (и тоже – общепланетарный) культурный – в плане «высшей поэзии» и «высшей политики» – подъем (как до сих пор время консолидации сил сменяло годы или века «темного» безвременья) или же энергия хаоса превысит все мыслимые допущения и произойдет Большой Каюк – тоже неведомо. Оба варианта вполне реальны.
Постулаты термодинамической физики гласят, что хаос – неустойчивость системы – способствует избыточному росту энергии в этой системе. И напротив, в равновесных системах идет максимальная потеря энергии (энтропия), т. е. энергетическое истощение. Так вот, в связи с этим возникает вопрос – а не является ли феномен виртуальности порождением ненормального, если не сказать патологического избытка энергии, причиной чему – хаотическое состояние культурного универсума? Ведь к защите (бегству) от реальности нас во многом провоцируют сумасшедший темп современной жизни, постоянные стрессы, головокружительные технологии, депрессии, информационные нагрузки и т. д. Обычно бегство это оправдывают необходимостью «сброса отрицательной энергии» (т. е. агрессивности), накапливаемой в повседневности. Но энергия как таковая не бывает отрицательной, или положительной. Она характеризуется количеством, а не качеством. Т. е. «сброс отрицательной энергии» означает просто избавление от ее избытка в состояниях относительного равновесия (отдых, развлечение, в том числе и «путешествие по иным реальностям»). Выдача энергии обратно во внешнюю среду происходит в виде работы (в терминах физики) – и сейчас есть все основания говорить о том, что «активный отдых» в пространствах виртуальных систем различного калибра стал для большинства людей самой настоящей работой в узком ее понимании как «труда», «службы» и «общественно-полезной деятельности», взахлеб пропагандируемой всеми каналами СМИ (в рамках современной либерально-гуманистической парадигмы).
И теория пассионарного напряжения этнической системы Л.Н.Гумилева здесь применима только отчасти. Современный преизбыток хаотической энергии в мире к процессу этногенеза отношения, на мой взгляд, не имеет. Скорее, имеет смысл говорить о психосоциогенезе человечества, потому что на всей планете сейчас происходит одно и то же – невзирая на этнические различия, различные стадии этногенеза, специфику менталитета разных культур и т. д... Хаос – великий культурный унификатор. Везде, где он поселяется, этнос (народ, культура) теряет свое лицо (этническую доминанту) и, одолеваемый избытком антисистемной энергии, заодно уничтожает и сакральную доминанту – собственное чувство Бога, обрубает нити, связывающие его со Сверхценностью. Соответственно, ни о какой Традиции здесь речи быть не может – с одной стороны. С другой – гумилевский пассионарий (сокрушитель старых традиций, но и зачинатель новых) в условиях нынешнего разжиревшего хаоса – чрезвычайно редкая птица. Этотхаос – родная стихия субпассионариев (тех, у кого вектор пассионарности направлен не во внешнюю среду с ориентацией на ее преодоление и изменение, а на себя любимого, с ориентацией на существование в мире за счет этого самого мира). В нынешних исторических условиях они почти поголовно идут в бандиты, в криминальный бизнес. [5]Те же, кто в бандиты не идет, предпочитают свой излишек энергии расходовать, как уже говорилось, на «путешествия по виртуальности». Например, по «мирам» ролевых игр или лабиринтам компьютерных «стрелялок». («Группа субпассионариев в истории наиболее красочно представлена „бродягами“ и профессиональными солдатами-наемниками» (Гумилев); ролевые игры и компьютеры – удобные заменители той и другой социальной среды в соответствии с прогрессивным духом эпохи). Кстати, расплодившиеся в последние десятилетия маньяки сделаны из того же субпассионарного теста (избыток психической, к тому же заблудившейся в бессознательном энергии).
Гумилев был фаталистичным оптимистом. Что, однако, не мешало ему признавать существование «великого вакуума, подстерегающего Жизнь на каждом шагу». А не менее фаталистичному автору «Апокалипсиса» ничто не мешает признавать грядущее торжество этого вакуума-Хаоса (разумеется, временное – но после него будут уже иная земля, иное небо). Мотив хаоса – один из немногих, примиряющих естествознание и религиозную метафизику. Теория хаоса и представления о мире, находящемся под властью князя тьмы, говорят об одном и том же: агрессия хаоса, беснующегося в мире, ведет к беспорядку в головах.
Житейская философия ХХ в. – «левый» экзистенциализм – открыла миру «тайну превеликую» – ту самую, за которой веками гонялись адепты герметического знания. Тайна сия – последняя и окончательная пустота универсума, созданного хитроумным Демиургом, обрекшим пытливое человечество на разгадывание своих загадок; тайна сия в том, что загадки эти Демиурговы – пыль и морок, а Книга бытия говорит совсем не о том, о чем хотел сказать ее создатель, ибо намерения его как Автора ничто по сравнению с намерениями читателя Книги, который разгадал-таки самый последний и истинный ее смысл, лежащий глубоко под грудой преходящих и неистинных смыслов; тайна сия, и она же – последний смысл – есть Абсурд – смысл, отказавшийся от себя самого, тайная бессмысленность, ставшая, благодаря шороху французского экзистенциализма явной.
Читатель Книги бытия, обуянный бесом гиперинтерпретации (по Эко), в одержимости своей лишил универсум, денно и нощно стоящий пред его глазами, права на наличие смысла, утвердил в его основе пустоту и абсурд и возрадовался своей прозорливости. Ибо теперь он может спать спокойно, не тревожась загадками и последними вопросами бытия. Теперь весь мир у него в кулаке, и он может делать с ним все, что угодно. Хоть в бараний рог свернуть. Либерально организованное пространство ризомы это позволяет, ее относительные гуманитарные ценности этому не мешают, а абсурдность существования в ее бесконечном демократическом «поле возможностей» тем паче требует покончить со всем этим – то есть с самими собой.
Ну так что, будем аннигилировать? Или поищем Большой Смысл?
Традиционному мышлению искони присуща потребность в обретении именно такого – с большой буквы – Смысла: основы, Абсолюта, высшего принципа, божественного Промысла, Сверхценности. Иными словами, потребность в личном бессмертии, соединении с Вечностью. А бессмертие – атрибут и привилегия трансцендентных сфер, и искать его нужно там, а не здесь, в метафизике вещей, а не в физике явлений. Для традиционного сознания фундаментальный принцип бытия не может не обладать атрибутом «сверхчеловечности», надмирности, божественности. Антитрадиционное же сознание столь высоко «главою не возносится», единого и вечного смысла всего и вся не ищет, довольствуется повседневными, максимум – пожизненными смыслами и ценностями. Ему хватает. Человека, не убежденного в существовании метафизических, сверхценных (не оккультных!) принципов, но верящего в культурные «вечные истины», можно назвать как угодно – консерватором, охранителем, здравомыслящим, патриотом, гражданином и т. д. – но никак не традиционалистом.
Потому как «если Бога нет, все позволено». И это «все позволено» – лаконичная формула, описывающая «принцип действия» ризомы. Высшие приоритеты, сверхценности можно менять как перчатки. Вчера – такие, сегодня – иные. Моральный закон не в счет. Потому что если Бога нет, то закон моральный у каждого свой, откуда единому-то взяться? Не из архетипов же – им никакой закон тем паче не писан.
Но Он есть. И есть одна-единственная, вечная истина, данная миру в Откровении.
Эко в одном из своих эссе («Вечный фашизм») дает довольно жесткий и безапелляционный ответ на это утверждение: «Из этого вытекает, что нет места развитию знания. Истина уже провозглашена раз и навсегда; остается только истолковывать ее темные словеса. Достаточно посмотреть „обоймы“ любых фашистских культур: в них входят только мыслители-традиционалисты. Немецко-фашистский гнозис питался из традиционалистских, синкретистских, оккультных источников...»
Нет места развитию знания.Ну так с этим ничего не поделаешь. Развитие духовного знания действительно давно прекратилось – и отнюдь не по вине традиционалистов. Просто – что нового мы можем добавить к сказанному Богом? Только интерпретации. Или гиперинтерпретации.
Но может, речь идет о рациональном знании? Так ведь его развитие происходит по той же схеме ризомы. Эко и сам признает, что становлению современного научного рационализма способствовало не что иное, как герметическая, синкретистская «методология» и модель «ускользающих смыслов». И тем паче – наследник герметизма, новый герметический иррационализм (к коему Эко отнес среди прочих и Юнга, сотрудничавшего, кстати, с нацистскими мистиками в деле оккультизации немецкой души) – это та же игра «вольномыслящего ума», тот же лабиринт ризомы, тот же метод «облупливания универсума, как луковицы... центр которой везде, а окружность нигде» (это тоже из «Маятника Фуко»). И уж это-то знание «место» себе всегда найдет. Тревожиться о нем нет резона.
А кроме того, схема «древа» вовсе не предполагает умственного и культурного застоя. Дерево растет, набухают почки, прорезаются новые веточки, выползают молодые «клейкие листики», набирают силу, шелестят на ветру, даруют спасительную тень в жару и успокоение встревоженной душе, а по осени, как и полагается, опадают, улетают и устилают пышным ковром засыпающую на зиму землю. А по весне опять все то же, все растет и все живет. Так чему же тут «нет места»?
Но в общем все главное действительно сказано. Именно это и позволяет Эко ошибочно приравнивать традиционализм к «мракобесию», смешивая его с нацистским оккультизмом. И то и другое апеллирует к вечным (сакрализованным) парадигмам культур. Но разница между ними в том, что традиционно ориентированная культура синтетична, т. е. содержит в себе идею «внутреннего единства существования», а неоязыческая – действительно синкретична, т. е. имеет дело с «областью чистой множественности, образуемой разрозненными и единичными элементами» (Генон).
И напоследок: многие нынешние психиатры (те, кому несвойственно оставлять за дверями рабочих кабинетов вместе с белым халатом собственный профессионализм) видят в современном цивилизованном мире ристалище шизофренических страстей. Да и не только психиатры. Этих симптомов не разглядит разве что слепой – идущая в культуре и социуме духовная «работа» разительно напоминает прогрессирующую болезнь души – движение в сторону шизофренического распада личности. Душа мира как никогда близка к развоплощению.
Пока что это еще не приговор.
Всего лишь диагноз.
Вопрос в том, хотим ли мы выздоравливать.
2002 г.