- Все, что угодно, сэр.
   - Я хочу, чтобы ты спел со мной один куплет, только один маленький куплет "Звездно-полосатого флага". Ты сделаешь это для меня.
   - Да, сэр,- ответил Хьюго, уверенный, что не помнит, что следует за красным пламенем ракет.
   Тренер крепко сжал плечо Хьюго и сказал:
   - Раз, два, три...
   Вместе они запели гимн Соединенных Штатов. После первых слов на глазах тренера выступили слезы.
   Когда они допели первый куплет, и эхо их голосов замерло под главной трибуной, тренер удовлетворенно вздохнул.
   - Хорошо, теперь иди домой. Я бы отвез тебя сам, но разрабатываю несколько комбинаций, которые хочу попробовать на завтрашней тренировке. Не волнуйся, от тебя они не уйдут. Я пошлю тебе их схемы с посыльным, и ты их посмотришь, когда будет настроение. То, что ты пропустишь пару тренировок, не имеет значения. Приходи только, когда будешь хорошо себя чувствовать. Храни тебя Бог, мой мальчик,- тренер еще раз хлопнул Хьюго по плечу и отвернулся, чтобы все еще влажными после гимна глазами посмотреть на Джоджо Бейнса.
   Хьюго тихонько вышел.
   Остаток недели он провел дома, питаясь консервированными продуктами. Он полагал, что с ним ничего не может случиться в уединении собственной квартиры. Но его надежды не сбылись.
   В девять часов утра, когда Хьюго смотрел телевикторину для домохозяек, он услышал, как щелкнул дверной замок и вошла мисс Фиджеральд, несколько раз в неделю убирающая их комнаты, пожилая женщина с седыми волосами, пропахшая пылью чужих квартир.
   - Я надеюсь, вы не заболели, мистер Плейс? - озабоченно спросила она.Сегодня чудесный день. Стыдно в такую погоду сидеть дома.
   - Я собираюсь выйти попозже,- солгал Хьюго.
   За спиной он услышал мысли Фиджеральд: "Здоровенный ленивый разгильдяй. Ни разу в жизни и одного дня честно не проработал. Когда придет революция, о таких, как он, позаботятся. Повкалывает с мотыгой в руках. Надеюсь, я доживу до этого времени".
   Хьюго подумал, а не заявить ли ему в ФБР об опасных мыслях мисс Фиджеральд, но решил ничего не предпринимать. Он не хотел иметь никаких дел с этим учреждением.
   Затем по телевизору выступил Президент, и Хьюго обрадовала та уверенность, с которой он говорил о положении за рубежом и внутри страны. Президент объяснил, что хотя еще не все в полном порядке, предпринимаются энергичные меры, у себя и в других странах, чтобы искоренить бедность, болезни, критику безответственных демагогов, беспорядки на улицах и дефицит платежного баланса.
   Дотронувшись до ссадины на голове от удара полицейской дубинкой, Хьюго с удовлетворением воспринял слова Президента об успешном ходе войны и приближающемся неизбежном разгроме противника. Президент заполнял весь экран - убедительный, деловой, уверенный в себе, одаривая каждого гражданина Соединенных Штатов дружеской отеческой улыбкой. Когда он на мгновение замолчал, перед тем, как перейти к другим вопросам, Хьюго неожиданно услышал его голос, произнесший несколько другим тоном: "Леди и джентльмены, если бы вы знали, что действительно происходит, то наложили бы в штаны".
   Хьюго выключил телевизор.
   На следующий день телевизор сломался. Пока телевизионный мастер возился с ним, что-то напевая себе под нос, Хьюго услышал его мысли: "Какой болван. Посмотрел бы и увидел, что ослаб контакт. И дел-то всего - взять отвертку, поставить проволочку на место и завернуть винт".
   Но повернувшись, мастер грустно покачал головой:
   - У вас большие неприятности, мистер. Я должен забрать телевизор с собой. И придется менять трубку.
   - Сколько это будет стоить? - спросил Хьюго.
   - При удаче тридцать, тридцать пять долларов,- ответил мастер.
   Хьюго позволил ему увезти телевизор. Теперь ему стало ясно, что кроме всего прочего он еще и трус.
   Впрочем, он повеселел, когда позвонили его родители из штата Мэн, чтобы узнать, как у него дела. Они отлично поболтали.
   - А как моя милая Сибил? - спросила в конце разговора мать Хьюго.- Могу я с ней поговорить?
   - Ее нет,- ответил Хьюго и рассказал о ее поездке во Флориду с родителями.
   - Чудесные люди, чудесные,- мать Хьюго видела родителей Сибил лишь однажды на свадьбе.- Надеюсь, они хорошо отдохнут на юге. Ну, береги себя, Хью (так его звали дома). Смотри, чтобы тебе не попали мячом в лицо",- его мать плохо представляла себе опасности футбола.- И передай Сибил, когда она вернется, мои наилучшие пожелания.
   Хьюго положил трубку. Затем совершенно отчетливо он услышал, как его мать, за 1000 миль отсюда, в северной части штата Мэн, сказала отцу: "С родителями. Держу пари". После этого Хьюго не подходил к телефону.
   Сибил прилетела из Флориды в субботу вечером. Она прекрасно выглядела в новом меховом манто, которое подарил ей отец. Хьюго купил себе шляпу, чтобы Сибил не заметила ссадины от полицейской дубинки, по крайней мере в аэропорту, на людях. Раньше он никогда не носил шляпу, но надеялся, что Сибил не обратит на это внимание. Она действительно ничего не заметила. Дома Сибил также не увидела ссадину, хотя та просвечивала сквозь волосы, если, конечно, пристально посмотреть на голову. Она радостно щебетала о Флориде, пляжах, лазурной воде и розовых фламинго. Хьюго радовало, что она хорошо отдохнула, и он похвалил ее новое меховое манто.
   Сибил очень устала и предложила пообедать дома и пораньше лечь спать. Хьюго не возражал. Он не хотел видеть никого из знакомых. Впрочем, он вообще никого не хотел видеть.
   За обедом Хьюго выпил три бокала бербона. Часов в девять вечера Сибил сладко зевнула и пошла в спальню. Хьюго начал стелить себе постель на кушетке в гостиной. На этой неделе он несколько раз вспоминал томный смех, донесшийся до него из окна Сильвии, и теперь мысли о сексе вызывали у него отвращение. Он даже заметил некоторые функциональные изменения в нижней части тела, и стал сомневаться в способности удовлетворить женщину.
   "Держу пари,- думал он,- я буду первым мужчиной в истории человечества, ставшим импотентом из-за смеха".
   Сибил вышла из спальни, когда он взбивал подушку. В черном, совершенно прозрачном пеньюаре.
   - Дорогой,- в голосе слышался упрек.
   - Сегодня суббота,- ответил Хьюго, кладя подушку на простыню.
   - И? - по внешнему виду Сибил, стоявшей в пеньюаре в дверном проеме, никто бы не догадался, что она беременна.
   - Ну, в субботу во время сезона,- мямлил Хьюго,- я привык, можно сказать, спать один.
   - Но ведь завтра нет игры, Хьюго,- в ее голосе появились нотки нетерпения. Дальнейшее сопротивление не имело смысла.
   - Это правда,- согласился Хьюго и пошел в спальню. Если уж он импотент, пусть Сибил сразу узнает об этом. К счастью, его страхи оказались напрасными. Возможно, из-за трех бербонов. В разгаре любовных ласк, когда Сибил дышала так часто, что Хьюго испугался, не будет ли у нее сердечного приступа, до него донеслись ее мысли: "И чего я не купила то зеленое платье у "Бонвита"*,- спокойный, задумчивый голос Сибил звучал у него прямо над ухом.- Я смогла бы носить его без пояса. И потом я могу распороть старую норковую шапочку и сделать манжеты к коричневой хламиде, которую я купила на прошлое Рождество. Может быть, мои запястья не будут выглядеть такими костлявыми с мехом вокруг них".
   Хьюго закончил свои труды, и Сибил, удовлетворенно сказав: "Ах" и поцеловав его, заснула, слегка похрапывая. Хьюго еще долго лежал, глядя в потолок и изредка переводя взгляд на запястье Сибил, думал о семейной жизни.
   Когда он проснулся, Сибил еще спала. Хьюго не стал ее будить. Вдали призывно звонил церковный колокол: чистый, невинный, несущий покой измученной душе. Хьюго выскользнул из постели, быстро, но тщательно оделся и поспешил навстречу райским благам религии. Он сел сзади, в боковом приделе, успокоенный органом, молитвами и приподнятой атмосферой
   -----------
   * "Бонвит" - название магазина.
   раннего воскресного утра.
   Проповедь была о сексе и насилии в современном мире. Хьюго оценил ее по достоинству. После пережитого он просто не мог обойтись без совета святой церкви по этим проблемам сегодняшнего общества.
   Пастор, мужчина высокого роста с красным лицом, вещал решительно и энергично. Впрочем, насилие получило лишь поверхностное и довольно краткое осуждение. Верховному Суду предложили улучшить свою деятельность и обуздать орду бунтовщиков, наркоманов и прочих грешников, готовых поглотить христианское общество благодаря современной, атеистической, как с презрением выразился пастор, трактовке гражданских прав, и на этом с насилием было покончено.
   А вот перейдя к сексу, пастор развернулся на полную мощь. Церковь дрожала от его проклятий журнальным обложкам с фотографиями обнаженных девиц в соблазнительных позах, половому воспитанию детей, нездоровому интересу к противозачаточным средствам, добрачным связям, шведским и французским кинофильмам, купанию нагишом, объятьям на заднем сиденье автомобилей, всем романам, написанным после 1910 года, школам совместного обучения... Досталось пикникам молодежи без взрослых, мини-юбки заняли две минуты и даже ношение париков получило свою долю презрения, как средство соблазнения слишком податливых американских мужчин. Продолжая в том же духе, он мог бы закончить проповедь запрещением перекрестного опыления.
   Хьюго сидел в последнем ряду, испытывая очищение. Какое это приятное чувство. Именно за этим он и пришел в церковь. Несколько раз он чуть было не сказал "Амен" после особенно выразительных частей проповеди.
   Затем, постепенно, он начал осознавать, что в его левом ухе слышится тихий голос: "Эй ты, на четвертом сиденье слева в третьем ряду, ты с маленьким розовым подбородочком, почему бы тебе не зайти ко мне сегодня попозже за душевным утешением, ха-ха". В ужасе Хьюго понял, что слышит внутренний голос пастора.
   Вслух пастор перешел к довольно неубедительному восхвалению обета безбрачия. "И ты толстушка в пятом ряду, мисс как-вас-там, что ты уткнулась в псалтырь, будто собираешься в монастырь,- слышал Хьюго в перемежку с громкими поучениями о замещении секса невинными физическими упражнениями.Могу представить, чем ты занимаешься, когда твой муж в отъезде. Я не буду возражать, если мой домашний телефон окажется в твоей маленькой записной книжке, ха-ха".
   Хьюго застыл на своей скамье. Это уж чересчур. Пастор переключился на непорочность. Он хотел закончить проповедь на высокой ноте. Голова откинута назад, взгляд устремлен в небеса, но сквозь полуприкрытые веки он продолжал разглядывать своих расфранченных прихожан. Голос пастора приобрел особую торжественную интонацию, когда он описывал, как высоко ценится невинность в глазах Бога и его ангелов. "А маленькая мисс Кревис в беленьких носочках,слышал в это время Хьюго,- наливающаяся, как сочная хурма, на пороге сладострастной женственности. Не надо мне рассказывать, чем ты занимаешься за живыми изгородями по дороге домой после уроков. А ведь дом пастора лишь в двух кварталах от школы, и ты каждый раз проходишь мимо. Достаточно один разок тихонечко постучать в дверь, ха-ха. Для таких девочек, как ты, у пастора всегда есть чай и маленькие вкусные пирожные, ха-ха".
   Если бы Хьюго не боялся привлечь внимания, он бы тут же вскочил и убежал из церкви. Но вместо этого он с размаху двинул себе по левому уху. Теперь он не мог слышать ничего, кроме раздававшегося в нем звона. Несколько человек обернулись на звук удара и неодобрительно посмотрели на Хьюго. К тому времени, как звон прекратился, проповедь закончилась, и пастор объявил номер псалма.
   "Скала вечности". Хьюго не знал слов, но открывал рот, чтобы не отличаться от остальных. Звуки органа наполняли церковь, мелодично вступали сопрано, альты, теноры и басы. Мелодия захватила Хьюго. Он не питал особой любви к музыке, и дома у него валялись лишь старые пластинки Уэйн Кинг, которые его мать собирала в детстве и подарила ему на свадьбу. Но теперь сочетание мощных звуков органа, нежных голосов женщин и молоденьких девушек, поддерживающих их мужских басов, создавало непередаваемое ощущение легкости, невесомости, парения в нежном весеннем воздухе. Девственницы ласкали его лоб пальчиками-лепестками, кристальная вода пела в горных ручейках, сильные мужчины обнимали его объятьями вечного братства. Когда паства дошла до "Ты должен спасти, и только ты", Хьюго уже не сидел на скамье: он сполз на пол и извивался в экстазе. К счастью, в последнем ряду и в боковом приделе.
   До конца пропеть псалом не удалось. На словах: "Когда я ловлю твое мимолетное дыхание" хор начал запинаться, так как люди стали оглядываться назад, чтобы посмотреть, что происходит, и замолчал, пропев "Когда я поднимусь к неизвестным мирам". К этому времени все стояли и смотрели на Хьюго, распростертого на полу бокового придела.
   По сигналу пастора орган смолк. Еще мгновение Хьюго лежал, ощущая на себе недоумевающий взгляд трехсот пар глаз, затем вскочил и выбежал из церкви.
   Он долго звонил, но дверь открылась лишь когда он заорал:
   - Я знаю, что вы здесь. Открывайте, а то я вышибу дверь,- и начал барабанить по ней кулаками.
   - Что происходит? - спросила мисс Каттави, загораживая проход.- В воскресенье нет приема.
   - Сегодня прием будет,- прорычал Хьюго. Он протиснулся мимо мисс Каттави. Впервые в жизни он нагрубил женщине.
   - Он в Румынии,- мисс Каттави пыталась задержать Хьюго.
   - Я ему покажу Румынию,- закричал Хьюго и прошел вовнутрь, волоча за собой мисс Каттави, вцепившуюся в него, как бульдог.
   Доктор Себастьян оказался за четвертой дверью, в комнате, по внешнему виду напоминавшую библиотеку. В высоких до бедер резиновых сапогах с удочкой в руке.
   - О, мистер Плейс,- радостно воскликнул доктор Себастьян.- Вы вернулись.
   - Будьте уверены, я вернулся,- ответил Хьюго. Слова давались ему с трудом.
   - Полагаю, вы хотите, чтобы я прооперировал вам и другое ухо,- доктор Себастьян широко улыбнулся.
   Хьюго схватил доктора за лацканы пиджака и поднял на уровень глаз. Он весил всего 140 фунтов, этот доктор, вместе с сапогами и брюшком.
   - Я не хочу оперировать второе ухо,- прокричал Хьюго.
   - Не позвонить ли мне в полицию? - мисс Каттави положила руку на телефонную трубку.
   Хьюго отпустил доктора Себастьяна, который упал на одно колено, но тут же поднялся, и сорвал телефон со стены. Раньше он всегда с уважением относился к собственности других людей. Этому еще ребенком научил его отец.
   - Только не говорите мне,- забеспокоился доктор,- что ваше левое ухо снова не слышит. Это, конечно, не типично, но возможно. Не волнуйтесь. Лечение очень простое. Небольшой поворот инструмента и...
   Одной рукой Хьюго схватил доктора за горло, отталкивая другой мисс Каттави.
   - А теперь послушайте, послушайте, что вы со мной сделали?
   - У...ри...ру с моей шеи,- прохрипел доктор Себастьян.
   Хьюго отпустил его.
   - Теперь, мой дорогой,- доктор Себастьян быстро пришел в себя,- будьте так любезны и расскажите, что вас беспокоит.
   - Уберите ее отсюда,- Хьюго кивнул в сторону мисс Каттави. Он не смог бы рассказать о происшедшим с ним в присутствии женщины.
   - Мисс Каттави, пожалуйста...
   - Животное,- бросила мисс Каттави, выходя из комнаты, и закрыла за собой дверь.
   Доктор Себастьян быстро ретировался за стол, но не сел.
   - Я могу поклясться, что ваше ухо в превосходном состоянии.
   - Превосходном! - Хьюго пожалел, что убрал руки с шеи доктора.
   - Ну, вы ведь теперь слышите указания вашего партнера, не так ли? спросил доктор Себастьян.
   - Если бы это все, что я слышу,- простонал Хьюго.
   - А! - просиял доктор. - Ваш слух стал лучше, чем прежде. Я же говорил, что у вас уникальное строение уха. Потребовалось сделать лишь небольшой разрез и подчистить лишнюю ткань... Должно быть, у вас очень удачный сезон.
   - У меня сезон в аду,- воскликнул Хьюго, не подозревая, что цитирует французского поэта.
   - Я совершенно ничего не понимаю,- доктор Себастьян начал выказывать раздражение.- Я сделал для вас больше того, о чем вы могли и мечтать, и вот моя награда. Вы приходите и пытаетесь меня задушить. Полагаю, вы должны объяснить мне происходящее, мистер Плейс.
   - Я вам должен гораздо больше. Где вас научили этим штучкам - в Конго?
   Доктора Себастьян вытянулся в полный рост.
   - Корнельский медицинский институт,- гордо ответил он.- Теперь, если вы только скажете мне...
   - Я вам скажу, будьте уверены,- оборвал его Хьюго. Он ходил взад-вперед по комнате. Половицы старого дома скрипели. В левом ухе Хьюго этот скрип отдавался, как крик тысяч морских чаек.
   - Во-первых,- начал доктор Себастьян,- скажите, чего вы от меня хотите?
   - Я хочу, чтобы мое левое ухо стало таким же, как до моего прихода к вам,- ответил Хьюго.
   - Вы снова хотите стать глухим? - изумился доктор.
   - Совершенно верно.
   Доктор Себастьян покачал головой,
   - Мой дорогой друг, я не могу этого сделать. Это противоречит медицинской этике. Если об этом станет известно, мне на веки-веков запретят иметь врачебную практику в Соединенных Штатах. Выпускник Корнель...
   - Мне наплевать, чей вы выпускник. Но вы это сделаете.
   - Вы перевозбуждены, мистер Плейс,- доктор Себастьян сел за стол, пододвинув к себе листок бумаги, и достал авторучку.- Итак, попытайтесь спокойно и по порядку рассказать, что с вами произошло.
   Хьюго продолжал ходить по комнате, стараясь успокоиться. В душе он все еще питал глубокое уважение к врачам.
   - Все началось, когда я услышал сигнал другой команды.
   Доктор Себастьян одобрительно кивнул и что-то записал.
   - В сходке,- добавил Хьюго.
   - Что такое сходка?
   Хьюго попытался объяснить, что такое сходка.
   - Они стоят в пятнадцати ярдах и шепчутся, а вокруг во всю глотку орут 60 тысяч зрителей.
   - Я знал, что это успешная операция,- радостно воскликнул доктор,- но не представлял, что она так удачна. В вашей профессии это очень полезно. Поздравляю. Я делаю очень интересный доклад на следующем конгрессе...
   - Замолчите,- оборвал его Хьюго и продолжил свой рассказ о том, как он начал понимать смысл кодовых сигналов команд соперников. Лицо доктора Себастьяна стало серьезнее, и он попросил повторить сказанное и объяснить точное значение слов: "Коричневый направо... линия пятьдесят пять... на два!". Когда он понял, что это секретный код, и его охраняют так же бдительно, как королевские бриллианты, доктор перестал записывать. Далее Хьюго дошел до момента, когда он точно знал мысли защитника: "Нет, это не пройдет, они успеют перестроиться". Тут доктор Себастьян положил ручку на стол и посмотрел пристально на Хьюго.Выслушав эпизод с покером, доктор лишь пожал плечами.
   - В эти дни, мой дорогой друг, мы только начинаем понимать возможности телепатии. Например, в Дьюкском университете...
   - Хватит,- вновь оборвал его Хьюго и рассказал, вновь почувствовал холодок на спине, о потере радиосвязи с землей и разговоре между пилотами.
   - Я уверен, это можно объяснить,- успокоил его доктор.- Необычный электронный...
   Хьюго не дал ему договорить.
   - Я хочу, чтобы вы узнали, что произошло у меня с девушкой. В этом нет ничего электронного.
   Доктор Себастьян с интересом выслушал историю с Сильвией. Время от времени он облизывал губы, но ничего не говорил. Впрочем, когда Хьюго коснулся смеха Сильвии, донесшегося с четвертого этажа, а затем из головы Крокера в душевой, доктор что-то сочувственно пробормотал.
   Хьюго ничего не рассказал о разговоре с тренером. Некоторые вещи слишком болезненны для воспоминания. Засуетившись, он выложил все остальное: Вьетнам, удар полицейской дубинкой, внутреннее презрение судьи, опасные радикальные мысли мисс Фиджеральд, речь Президента, вранье телевизионного мастера, мнение его матери о Сибил.
   Доктор Себастьян сидел, не говоря ни слова, изредка печально качая головой. Хьюго, не щадя себя, продолжал о мыслях о зеленом платье и меховых манжетах в то время, когда можно поклясться, что женщина думает совсем о другом.
   - Ну,- потребовал он,- что вы на это скажете?
   - К сожалению,- ответил доктор,- я никогда не был женат. Мужчина моего роста,- он сокрушенно покачал головой.- Но известны случаи, заверенные документами, когда любящие муж и жена, долгие годы проживающие вместе, налаживают между собой телепатический контакт.
   - А теперь послушайте, что случилось в церкви сегодня утром.
   Хьюго захлестывало отчаяние. Научная эрудиция доктора начала действовать. Хьюго стал опасаться, что не сможет убедить доктора, и операция не состоится.
   - Как приятно узнать, что такой известный, симпатичный молодой человек, как вы, ходит в церковь на воскресную проповедь,- пробормотал доктор.
   - Я был в церкви в последний раз,- рявкнул Хьюго и рассказал о мыслях пастора во время проповеди о сексе и насилии.
   Доктор сдержанно улыбнулся:
   - Служители церкви тоже смертные. Очень возможно, вы принимали свои желания за...
   - И последнее,- Хьюго чувствовал, что должен добиться своего. Как доктор сможет объяснить его катание по полу церкви, весенний ветерок, запах цветов, непередаваемый экстаз, когда прихожане пели "Скалу Вечности".
   Но доктор лишь презрительно хмыкнул:
   - Обычное явление для простых и восприимчивых верующих. В этом нет ничего дурного.
   - Триста человек смотрят, как здоровенный мужик весом двести тридцать пять фунтов бьется об пол, как пойманный тунец! - закричал Хьюго.- В этом нет ничего дурного? Вы сами сказали мне, что если бы люди действительно могли слышать, они бы извивались в экстазе на полу при исполнении концертов Бетховена.
   - Бетховена, да. Но "Скала Вечности",- он оказался снобом, этот доктор Себастьян.- Там-там-та-ди, там-там-да,- пренебрежительно пропел он.
   Затем доктор снова стал серьезен, наклонился через стол и успокаивающе похлопал Хьюго по плечу:
   - Мой дорогой юный друг, я верю каждому вашему слову. Вы несомненно думаете, что все это с вами произошло. Случившееся на футбольном поле легко объяснить. Вы прекрасно подготовлены к особенностям определенной спортивной игры, находитесь на пороге полного расцвета вашего таланта, а понимание игры должно приводить к получению практических результатов. Этому надо только радоваться. Я уже объяснил случай с картами, пастором, вашей женой. Происшедшее с дамой по имени Сильвия является проявлением вашего чувства вины в сочетании с естественными для мужчины вашего возраста сексуальными потребностями. Остальное, к сожалению, не более, как галлюцинация. Я предложил бы обратиться к психиатру. Я знаю прекрасного специалиста и могу ему позвонить, и...
   Хьюго зарычал.
   - Что вы сказали? - спросил доктор.
   Хьюго снова зарычал и подошел к окну. Доктор, встревоженный, тоже подошел и посмотрел вниз. Ярдах в пятидесяти от дома по мягкому, усыпанному листьями, газону мальчик лет пяти шел к гаражу соседнего дома. Затем доктор вздохнул:
   - Будьте любезны пройти в операционную.
   Когда часом позже Хьюго вышел из дома доктора Себастьяна, за его левым ухом белел маленький кусок пластыря. Левая сторона его головы вновь напоминала закупоренную бутылку сидра, но он счастливо улыбался.
   До конца сезона Хьюго не перехватил ни единого паса. Он поддавался на самые элементарные уловки, бежал налево, когда игра смещалась направо, и не мог слышать указаний Джонни Смейтерса. Через две игры Джонни перестал с ним разговаривать, а после окончания сезона с ним не возобновили контракт. Тренер аргументировал свое решение тем, что травма головы у Хьюго оказалась слишком серьезной, и следующее подобное столкновение, не так уж редкое в футболе, грозило ему полной инвалидностью.
   Доктор Себастьян прислал счет на 500 долларов, которые вместе со штрафом и взятками судьбе и газетчикам в сумме составили ту самую тысячу прибавки, полученной от тренера. Но Хьюго не жалел, что их пришлось заплатить.
   К десятому января он уже уверенно продавал страховые лицензии в агентстве тестя. В новой работе Хьюго испытывал лишь одно неудобство: ему всегда приходилось садиться слева от клиента.