Страница:
Ирвинг Вашингтон
Аннет Деларбр
Вашингтон Ирвинг
Аннет Деларбр
(Из книги "Брейсбридж-Холл")
Перевод с английского А.Бобовича
В настоящую книгу входят наиболее известные новеллы классика американской литературы Вашингтона Ирвинга (1783 - 1859).
Солдат воротится с войны,
Купец - из-за морей,
А я, расставшись с дорогой,
Уже не свижусь с ней,
Мой друг,
Уже не свижусь с ней!
Проходит день, подходит ночь,
Всем скоро спать пора,
Я, вспомнив всех, кто там вдали,
Проплачу до утра,
Мой друг,
Проплачу до утра!
Старинная шотландская баллада
Путешествуя однажды по Нижней Нормандии, я остановился на денек-другой в старинном городке Гонфлере, лежащем близ устья Сены. Я попал туда в праздник, вечером на ярмарке, раскинувшейся перед часовней Нотр-Дам де Грас, собрался на танцы весь город. Обожая невинные развлечения подобного рода, я затесался в толпу.
Часовня расположена на вершине высокого холма, точнее, мыса, откуда ее колокол разносится на довольно значительное расстояние и долетает до моряков, находящихся в море. Говорят, что по ее имени назван и порт Гавр-де-Грас, виднеющийся на противоположном берегу Сены. Дорога к часовне поднимается петлями по обрывам скалистого берега; по краям ее растут тенистые деревья, сквозь которые я имел возможность любоваться прекрасным видом на старинные башни Гонфлера, живописные картины противоположного берега, белые строения Гавра и безбрежное море. Дорогу оживляли группы крестьянских девушек в широких красных платьях и высоких чепцах; на зеленой лужайке, венчавшей вершину холма, я нашел весь цвет окрестных деревень.
Часовня Нотр-Дам де Грас - излюбленное место прогулок жителей Гонфлера и его окрестностей, привлекаемых сюда как красотою природы, так и благочестием. В этой часовне перед уходом в плаванье служат молебны моряки (когда они в море - это делают за них друзья), на ее стенах развешаны благодарственные дары во исполнение обетов, сделанных в час кораблекрушения или иной опасности. Часовню окружают деревья. Над ее порталом находится изображение девы Марии, а под ним - надпись, поразившая меня своей поэтичностью:
"Etoile de la mer. priez pour nous!"
(Звезда моря, молитесь за нас!)
На площади возле часовни, под купами могучих деревьев теплыми летними вечерами танцует народ, здесь же нередко устраиваются ярмарки и гулянья, собирающие всех деревенских красавиц из живописнейших местностей Нижней Нормандии. Так было и на этот раз. Между деревьями мелькали палатки и будки; тут были обычные в таких случаях горы всякой всячины (столь соблазнительные для деревенской кокетки) и занятно убранные витрины, собирающие множество любопытных, между тем как шарлатаны упражнялись в своем красноречии, фокусники и предсказатели судьбы поражали воображение простофиль, а длинные ряды причудливых святых из дерева и воска предлагали себя вниманию богомольцев.
На этом празднике можно было увидеть живописные костюмы Пеи д'Ож и Коте де Ко. Я наблюдал высокие чопорные чепцы и щегольские корсажи, сшитые по моде, передававшейся столетиями от матери к дочери - точные копии тех, что носили во времена Вильгельма Завоевателя; наряды эти поразили меня своим исключительным сходством с изображениями на старинных миниатюрах "Хроники" Фруассара и в древних рукописях. Всякий, кто побывал в Нижней Нормандии, не мог не обратить внимания на красоту тамошних крестьян и на врожденную грацию, являющуюся их отличительной чертой. Вне всякого сомнения, именно этой стране обязаны своей приятною внешностью англичане. Отсюда их яркий румянец, голубые глаза, светло-каштановый цвет волос, отсюда они перешли вслед за Завоевателем в Англию и обогатили эту страну человеческой красотой...
Передо мною была очаровательная картина: множество свежих, цветущих лиц, веселые непринужденные люди в фантастических одеяниях, танцующие на лужайке, степенно прохаживающиеся взад и вперед или мирно сидящие на траве; на переднем плане - купы деревьев, вырисовывающиеся на фоне бездонного неба, а вдали - дремлющее в летней неге безбрежное зеленое море.
Любуясь этим веселым зрелищем, я был внезапно поражен видом прелестной девушки, пробиравшейся сквозь толпу; казалось, будто она даже не замечает окружающего ее оживления. Она была стройна и изящна; на ее щеках, однако, не цвел румянец, обязательный для крестьянок Нормандии; в ее голубых глазах можно было прочитать необычно грустное выражение. С нею был человек почтенной наружности, очевидно, ее отец. В толпе пробежал шепот; ее провожали сострадательным взглядом; молодые люди приподнимали свои шляпы, несколько ребятишек шли следом за нею, с любопытством следя за ее движениями. Она приблизилась к обрыву мыса, где находилась небольшая площадка, откуда жители Гонфлера обыкновенно следят за прибытием кораблей. Задержавшись здесь некоторое время, она помахивала платком, хотя вдали не видно было ничего, кроме двух-трех рыбачьих лодок, подобных точкам в широком просторе океана.
Эта сцена возбудила мое любопытство; на мои расспросы с готовностью и знанием дела ответил священник, настоятель часовни. К нашей беседе присоединились находившиеся поблизости крестьяне, каждый из которых мог кое в чем дополнить рассказ священника, так что в конце концов я узнал следующее.
Аннет Деларбр была единственной дочерью одного из тех зажиточных фермеров, которых здесь зовут маленькими помещиками. Он жил в Пон л'Эвен, живописной деревеньке невдалеке от Гонфлера, в богатой скотоводческой области Нижней Нормандии, известной под именем Пеи д'Ож. Аннет - гордость и радость своих родителей - росла, окруженная заботой и лаской. Она была веселой, нежной, живой и впечатлительной девушкой. Ее чувства были порывисты и пылки. Не встречая ни в чем со стороны близких отпора или отказа, она не выучилась искусству владеть собою и сдерживаться; только врожденная доброта сердца удерживала ее от грозивших ей заблуждений.
Уже в детстве ее чувствительность нашла выражение в привязанности, которую она питала к товарищу своих игр Эжену Лафоргу, единственному сыну бедной вдовы, жившей по соседству с Деларбрами. Их детская любовь была миниатюрной копией зрелой страсти: здесь были свои капризы, ревность, ссоры и примирения. Эта любовь сделалась серьезнее, когда Аннет пошел пятнадцатый, а Эжену девятнадцатый год, но как раз в это время его внезапно взяли на военную службу.
Это был тяжелый удар для матери, для которой Эжен был гордостью и утешением; в то же время это было одним из испытаний судьбы, которые выпали в удел французским матерям в период бесконечных и кровавых войн, беспрерывно пожиравших молодежь Франции. Аннет, расставаясь со своим любимым, испытывала, быть может, не очень глубокое, но, во всяком случае, сильное горе. Прощаясь с Эженом, она горячо и нежно сжимала его в своих еще детских объятиях, и слезы текли из ее голубых глаз, когда она повязала вокруг его руки прядь своих прекрасных волос; и все же на ее губах одновременно играла улыбка, ибо она была слишком юной и не знала, как страшна разлука и как часто случается, что, расставшись, мы больше уже не встречаемся никогда.
Протекли недели, месяцы, годы. Аннет становилась все прелестнее и прелестнее, за нею утвердилась слава первой красавицы в округе. Жизнь ее текла безмятежно и радостно. Ее отец занимал видное положение в сельской общине, его дом был самым оживленным во всей деревне. При Аннет образовался своего рода маленький двор; ее окружали сверстницы, среди которых она блистала, не зная соперниц. Немало времени проводили они в вязании кружев, что, как известно, является одним из основных промыслов Нормандии. Сидя за этой тонкой женской работой, они рассказывали друг другу забавные истории и пели песни, но никто не смеялся так непринужденно и звонко, как Аннет, и, когда она пела, ее голос был мелодичен и чист. Их вечера оживляли танцы или шумные (с большим количеством участников) игры, столь распространенные у французов, и, появляясь в воскресенье вечером на деревенском балу, Аннет была предметом общего восхищения.
Будучи богатой наследницей, она не испытывала недостатка в поклонниках. Ей было сделано много выгодных предложений, но она неизменно отвечала отказом. Она потешалась над воображаемыми страданиями своих обожателей, властвовала над ними с беспечностью пылкой юности и сознанием собственной красоты. И однако, при всем ее внешнем легкомыслии, тот, кто сумел бы читать в ее сердце, нашел бы в нем следы нежных воспоминаний о товарище детских игр, хотя, быть может, и не настолько запечатлевшиеся, чтобы причинять скорбь, но все же достаточно глубокие, чтобы легко не изгладиться; несмотря на ее безудержную веселость, он заметил бы также особую, овеянную печалью нежность, с какою она относилась к матери Эжена. Она нередко покидала своих юных друзей и их развлечения, чтобы проводить целые дни с почтенной вдовой. Она слушала с затаенным дыханием ее исполненные горячей любви рассказы о сыне и краснела, с трудом скрывая свою радость, когда вдова читала ей вслух его письма, в которых Аннет была постоянным предметом воспоминаний и расспросов.
Наконец после внезапного заключения мира, возвратившего много воинов к их очагам, вернулся домой и Эжен, молодой загорелый солдат. Излишне рассказывать о том, как обрадовалась его возвращению мать, гордившаяся им и видевшая в нем опору своей старости. Он отличился в рядах армии своей храбростью, но не принес с войны ничего, кроме солдатской выправки, честного имени и шрама на лбу. Впрочем, он принес также нерастраченную в походах душу. Он был благороден, смел, прост и пылок. Он обладал добрым и отзывчивым сердцем, и оно, пожалуй, стало даже чуточку мягче благодаря перенесенным страданиям; оно было исполнено нежности к Аннет. Ему часто писала о ней его мать; упоминание о ее внимании к одинокой вдове сделало ее вдвойне дорогой его сердцу. Он был ранен, он томился в плену, он испытал различные превратности судьбы, но, несмотря ни на что, бережно хранил ее волосы, которые она когда-то повязала, как браслет, на его руку. Они были в его глазах своеобразным талисманом; он не раз любовался ими, лежа на голой земле, и мысль о том, что ему снова доведется увидеть Аннет и тучные нивы родной деревни, согревала его сердце и давала силы терпеливо сносить лишения.
Он оставил Аннет почти ребенком; он нашел ее женщиной в цвету. Если прежде он ее любил, то теперь обожал.
Аннет не менее была поражена переменой, произведенной временем в ее милом. Она отметила с тайным восхищением его превосходство над остальными молодыми людьми; она любовалась его военной выправкой, выделявшей его на деревенских балах. Чем пристальнее она в него всматривалась, тем глубже становилось ее былое легкое и безмятежное чувство, все более и более переходившее в пылкую, бурную страсть. Но она была деревенскою львицей. Она вкусила сладость власти и стала причудницей благодаря постоянному потворству домашних и восхищению окружающих. Она сознавала свою власть над Эженом, и это доставляло ей наслаждение. Иногда она начинала капризничать и забавлялась огорчением, которое ему причиняли ее хмурые взгляды, внутренне усмехаясь при мысли, что в силах рассеять это огорчение своей улыбкой; ей доставляло удовольствие будить в нем недоверие, она делала вид, будто отдает предпочтение одному из его соперников, но вслед за этим вознаграждала его двойной мерою возвращенной нежности. Во всем этом была известная доля тщеславия; ее триумф состоял в том, чтобы явить перед всеми свою неограниченную власть над молодым воином, которым восхищалась вся женская половина деревни. Эжен, однако, был слишком серьезен и пылок, чтобы участвовать в подобной игре. Он любил Аннет слишком горячо, и его томили сомнения. Он видел ее радостной, окруженной поклонниками, он видел, что на деревенских праздниках она веселее всех, и чем большей грусти он предавался, тем больше она веселилась. Все, кроме него, понимали, что с ее стороны это не более как каприз, что в действительности она от него без ума; один Эжен не верил искренности ее чувств. С некоторого времени он стал тяготиться неопределенностью их отношений и с трудом сносил кокетство Аннет; он воспринимал его все болезненнее, сделался раздражительным и в конце концов потерял власть над собой. Начались легкие размолвки, кончилось ссорой. Аннет, не привыкшая к возражениям и отпору, исполненная свойственной юным красоткам надменности, всем своим видом изобразила презрение. Она отказалась от объяснений - они в гневе расстались. В тот же вечер Эжен увидел ее веселой и оживленной, танцующей с одним из его соперников; когда она перехватила его взгляд, остановившийся на ней с выражением неподдельного горя, ее глаза заблистали ярче обычного. Это был последний сокрушительный удар по его надеждам, которые и без того были подорваны таившимся в нем недоверием. В нем заговорили обида и гордость, они пробудили в его душе свойственную ей силу. Он удалился с твердым намерением расстаться с Аннет навсегда.
В делах любви женщина гораздо благоразумнее мужчины, ибо любовь есть основное призвание и основной смысл ее жизни. Аннет вскоре почувствовала раскаяние: она поняла, что причинила своему возлюбленному тяжкое горе, поняла, что посмеялась над искренней благородной душой и, кроме того, он был так прекрасен, когда покинул ее после ссоры и его гордое лицо запылало негодованием. Она решила объясниться с ним в тот же вечер, на танцах, но его внезапный уход помешал осуществлению этого плана. Она дала себе слово при первом свидании вознаградить его сладостью примирения и в будущем никогда больше его не дразнить. Сдержать это слово ей, однако, не удалось. Дни проходили за днями; Эжен не показывался. Пришло воскресенье, наступил вечер, пробил час, когда обычно собиралась веселая деревенская молодежь, - Эжен не приходил. Она осведомилась о нем; ей ответили, что он покинул деревню. Она встревожилась и, позабыв приличия и обычную холодность, обратилась за разъяснениями к его матери. Она нашла ее в горе и с ужасом и изумлением услышала странную новость: Эжен отправился за море.
Будучи оскорблен ее мнимым презрением, исполненный гнева и отчаяния, Эжен внезапно принял предложение, кстати, уже не первое, от одного из своих родственников, снаряжавшего корабль в Гонфлере и желавшего, чтобы он сопровождал его в путешествии. Отъезд казался ему единственным средством, способным исцелить его несчастную страсть; среди смятения чувств, в котором он жил, мысль о том, что от возлюбленной его будет отделять полмира, дала ему некоторое успокоение. Горячка сборов не оставила времени для хладнокровного размышления. Он остался глух к доводам и мольбам своей матери. Он прибыл в Гонфлер как раз вовремя, чтобы подготовиться к дальнему плаванию; первое известие о его внезапном решении достигло Аннет лишь тогда, когда его мать передала ей письмо с вложенным в него залогом их давней любви - драгоценною прядью волос, - письмо, в котором он посылал ей последнее "прости" в выражениях, исполненных скорее печали и нежности, нежели гнева.
Это было первое настоящее горе Аннет, и она предалась ему всей душой. Пылкая и чувствительная, она бурно переживала свое несчастье. Она впала в беспредельное отчаяние, ее страдания обнаружили истинную меру владевшей ею любви. Ее осенила мысль, что корабль, быть может, еще не успел уйти в плавание; она ухватилась за эту надежду и отправилась вместе с отцом в Гонфлер - корабль отплыл в то же утро, незадолго до их прибытия. С окружавшей город возвышенности она долго смотрела вслед кораблю и видела, как он превращается в точку на широком лоне океана; перед вечером белый парус скрылся от ее взора. С истерзанным страданием сердцем она зашла в часовню Нотр-Дам де Грас и, бросившись на колени, плакала и молилась о благополучном возвращении возлюбленного.
Ее жизнерадостности пришел конец. Оглядываясь на прошлое, она мучилась раскаяньем и порицала себя за былые капризы; с досадою отвергала она ухаживания поклонников и потеряла вкус к деревенским развлечениям. Скромная и смиренная, она пошла навестить мать Эжена и была встречена доброю вдовою благожелательно и радушно, ибо она чувствовала, что Аннет способна понять ее беспредельную любовь к сыну. Аннет находила некоторое облегчение, просиживая целые дни подле матери своего друга, подхватывая на лету ее желания, скрашивая тяжесть ее одиночества, окружая ее дочерними ласками, стремясь любыми средствами заменить ей хоть сколько-нибудь сына, в отъезде которого считала себя повинной.
Между тем корабль благополучно прибыл в порт назначения. В письме к матери Эжен писал, что сожалеет о своем внезапном отъезде. Путешествие оставило ему время для зрелого размышления. Если Аннет была к нему жестока, он все же не имел права забывать о своих обязательствах в отношении матери. Он обвинял себя в эгоизме, в том, что поддался побуждениям необузданной страсти. Он обещал возвратиться с тем же кораблем, побороть свое горе и не думать ни о чем, кроме счастья матери. "А когда он вернется, - вскричала Аннет, радостно захлопав в ладоши, - вряд ли будет моя вина, если он вздумает снова уехать".
Близилось время прибытия корабля. Его ожидали со дня на день, но погода переменилась, начались страшные бури. Каждый день приходили известия о кораблекрушениях, о судах, севших на мель; морской берег был усеян обломками. Говорили, что корабль Эжена попал в шторм и потерял мачты; выражали опасения по поводу его благополучного возвращения в порт.
Аннет ни на мгновение не покидала вдову. С болью в сердце она следила за сменой ее настроений и старалась поддержать в ней надежду, несмотря на то что сама томилась тревогой и неизвестностью. Она силилась казаться веселой, но веселость ее была вымученной и неестественной: достаточно было одного вздоха матери - и радость уступала место отчаянию. Иногда, будучи не в силах сдержать подступившие слезы, она уходила и наедине предавалась горю. Всякий исполненный ожидания взгляд, всякий тревожный вопрос бедной, измученной матери - лишь только отворится наружная дверь или появится кто-нибудь посторонний - как стрела, поражал ее сердце, и всякий раз, как добрая вдова обманывалась в своих ожиданиях, душевные муки Аннет усиливались и грудь сжималась от боли, когда она смотрела в ее исстрадавшиеся глаза. Наконец эта неизвестность стала невыносимой. Она покинула деревню и отправилась в Гонфлер, надеясь, что ни час, что ни мгновение, услышать какое-нибудь известие о своем любимом. Она бродила по волнолому, надоедала портовым рабочим своими расспросами. Она предприняла однодневное паломничество в часовню Нотр-Дам де Грас, покрыла гирляндами ее стены и, преклонив колени, долгие часы стояла перед алтарем и долго смотрела с вершины холма на бурное море.
Наконец распространилось известие, что долгожданный корабль объявился. Его видели в устье Сены; он был истрепан, искалечен и носил следы жестокой борьбы со стихиями. Его возвращение обрадовало весь город, но никто так не радовался, как бедняжка Аннет.
Корабль вошел в реку и бросил якорь; вскоре от него отделилась направившаяся к берегу лодка. На волноломе толпился народ, вышедший встретить прибывших. Щеки Аннет пылали румянцем; она улыбалась, вздрагивала и плакала, ибо тысячи радостных чувств волновали ее при мысли о предстоящей встрече с Эженом и ожидавшем их примирении. Ее сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди: так она ждала, бедняжка, вознаградить милого за доставленные ему страдания. Она стояла на возвышении, чтобы он мог ее увидеть и обрадоваться ее присутствию, но ею вдруг овладели сомнения, и, трепещущая, почти без сил, тяжело дыша от нахлынувших чувств, она вмешалась в толпу. Ее волнение возрастало по мере приближения лодки и под конец стало невыносимым, так что она испытала нечто похожее на облегчение, когда не заметила среди подъезжающих своего любимого, своего дорогого Эжена. Она решила, что какое-нибудь дело задержало его на борту корабля, и подумала, что эта отсрочка позволит ей с большим самообладанием подготовиться к встрече. Лодка подошла к берегу, посыпались вопросы, на которые последовали лаконичные ответы. Наконец кто-то спросил о ее возлюбленном. Ее сердце затрепетало; на мгновение наступило молчание; ответ был краток, но ужасен. Его смыло волнами с палубы вместе с двумя другими матросами; это произошло в ненастную ночь, когда не было возможности подать помощь. Над толпою пронесся душераздирающий крик; Аннет едва не свалилась в воду.
Внезапный удар после мимолетного призрака счастья был слишком тяжким испытанием для ее надломленного здоровья. Домой ее принесли без сознания. Некоторое время опасались за ее жизнь; прошли месяцы, прежде чем к ней возвратилась бодрость. Но рассудок к ней не возвратился, и до сих пор обо всем, касающемся судьбы Эжена, она не может говорить здраво.
- Об этом, - продолжал мой собеседник, - в ее присутствии не упоминают никогда, но иной раз она возвращается к этой теме, и тогда кажется, будто в ее мозгу беспорядочной вереницей проносятся какие-то мысли, в которых причудливо сплетаются надежда и страх - смутное представление о гибели возлюбленного и какая-то уверенность в его близком возвращении. Ее родители пытаются всеми доступными средствами доставить ей развлечения и изгнать из ее мыслей мрачные образы. Они собирают ее юных подруг, в обществе которых она привыкла веселиться; они работают, болтают, поют и смеются, как прежде. Но она молчит, иногда в разгар веселья принимается плакать, вдруг перестает отвечать на вопросы, смотрит на собеседника полными слез глазами и поет скорбную песнь о гибели корабля, которой она, неведомо как, выучилась. Сердце обливается кровью, когда видишь ее в таком состоянии, тем более что когда-то она была счастливейшим существом в деревне.
Большую часть дня она проводит с матерью Эжена, общество которой - ее единственное утешение и которая относится к ней с материнской нежностью. Она одна в состоянии влиять на Аннет. Бедная девушка, по-видимому, как и в былые дни, силится в ее присутствии казаться веселой, но порою смотрит на нее исполненным скорби взглядом, целует ее седые волосы, обнимает и плачет.
Впрочем, Аннет не всегда подвержена меланхолии: бывают периоды - они продолжаются несколько дней, - когда она становится веселой и оживленной, но в этих припадках веселости заключается нечто безумное, что тревожит ее друзей и мешает радоваться этим минутам. В такие периоды она начинает убирать свою комнату, которая увешана картинами, изображающими корабли и эпизоды из жизни святых, плетет белый свадебный венок и готовит другие подвенечные украшения. Она тревожно прислушивается, не хлопнет ли входная дверь, поминутно смотрит в окно, точно ждет кого-то, кто должен вот-вот прийти. Полагают, что ее поведение вызвано желанием узнать, не вернулся ли ее возлюбленный, но никто не решается коснуться этой темы или назвать в ее присутствии имя Эжена, так что мысли ее остаются загадкой для окружающих. Время от времени она предпринимает паломничество в часовню Нотр-Дам де Грас, часами молится у алтаря и сплетенными ею венками украшает образа святых, а если в море виднеется какое-нибудь судно, долго машет платком с той самой площадки, которую вы уже знаете.
Прошло около года, - сообщил мне мой собеседник, - а между тем рассудок ее все еще не восстановился, хотя ее близкие надеялись на постепенное выздоровление. Однажды они увезли ее в глубь Нормандии в надежде, что перемена обстановки произведет на нее благоприятное действие, но опять началась меланхолия, она стала еще беспокойнее и несчастнее, чем обычно, и тайком от друзей и близких пустилась назад пешком, блуждая по дорогам в поисках своей часовни.
Этот рассказ отвлек мое внимание от веселого праздника и приковал его к прекрасной Аннет. Она все еще была на площадке, когда зазвонили к вечерне. На мгновение она прислушалась и, вынув четки, направилась к часовне. Несколько крестьян и крестьянок молча последовали за ней; я был настолько заинтересован всем слышанным, что не преминул сделать то же.
Часовня, как я сказал уже выше, стоит среди рощи, на высоком мысу. Внутри она сплошь увешана небольшими моделями кораблей и бесхитростно исполненными картинами, изображавшими крушения, бедствия на море и чудесные спасения моряков - дары, принесенные по обету капитанами и командирами кораблей. Войдя внутрь, Аннет остановилась перед образом девы Марии, который, как я заметил, был украшен свежим венком из бумажных цветов. Достигнув середины часовни, она опустилась на колени, и ее спутники последовали ее примеру в некотором отдалении от нее. Вечернее солнце мягко светило в просветы между деревьями, его косые лучи проникали в часовню. Вокруг царила полная тишина, производившая тем большее впечатление, что издали, с ярмарки, доносились звуки музыки и веселья. Я не мог оторвать глаз от несчастной молящейся: перебирая четки, она шевелила губами, но молитвы произносила беззвучно. Возможно, что благодаря этой сцене мое воображение разыгралось. Когда она подняла к небу глаза, их выражение показалось мне поистине ангельским. Впрочем, я весьма чувствителен к женской красоте, а в этом смешении любви, благочестия и безумия заключалось нечто невыразимо трогательное и грустное.
Когда бедная девушка покидала часовню, в ее взгляде светились умиротворение и покой; мне сказали, что она теперь возвратится к себе и, по всей вероятности, на протяжении многих дней и даже недель будет весела и спокойна. Полагают, что в такие периоды надежда на свидание с возлюбленным становится ее навязчивой мыслью, тогда как близкое возвращение "темной стороны" ее разума - так подруги зовут ее меланхолию - проявляется в том, что она забывает свой ткацкий станок и кружева, напевая грустные песни и заливаясь слезами.
Аннет Деларбр
(Из книги "Брейсбридж-Холл")
Перевод с английского А.Бобовича
В настоящую книгу входят наиболее известные новеллы классика американской литературы Вашингтона Ирвинга (1783 - 1859).
Солдат воротится с войны,
Купец - из-за морей,
А я, расставшись с дорогой,
Уже не свижусь с ней,
Мой друг,
Уже не свижусь с ней!
Проходит день, подходит ночь,
Всем скоро спать пора,
Я, вспомнив всех, кто там вдали,
Проплачу до утра,
Мой друг,
Проплачу до утра!
Старинная шотландская баллада
Путешествуя однажды по Нижней Нормандии, я остановился на денек-другой в старинном городке Гонфлере, лежащем близ устья Сены. Я попал туда в праздник, вечером на ярмарке, раскинувшейся перед часовней Нотр-Дам де Грас, собрался на танцы весь город. Обожая невинные развлечения подобного рода, я затесался в толпу.
Часовня расположена на вершине высокого холма, точнее, мыса, откуда ее колокол разносится на довольно значительное расстояние и долетает до моряков, находящихся в море. Говорят, что по ее имени назван и порт Гавр-де-Грас, виднеющийся на противоположном берегу Сены. Дорога к часовне поднимается петлями по обрывам скалистого берега; по краям ее растут тенистые деревья, сквозь которые я имел возможность любоваться прекрасным видом на старинные башни Гонфлера, живописные картины противоположного берега, белые строения Гавра и безбрежное море. Дорогу оживляли группы крестьянских девушек в широких красных платьях и высоких чепцах; на зеленой лужайке, венчавшей вершину холма, я нашел весь цвет окрестных деревень.
Часовня Нотр-Дам де Грас - излюбленное место прогулок жителей Гонфлера и его окрестностей, привлекаемых сюда как красотою природы, так и благочестием. В этой часовне перед уходом в плаванье служат молебны моряки (когда они в море - это делают за них друзья), на ее стенах развешаны благодарственные дары во исполнение обетов, сделанных в час кораблекрушения или иной опасности. Часовню окружают деревья. Над ее порталом находится изображение девы Марии, а под ним - надпись, поразившая меня своей поэтичностью:
"Etoile de la mer. priez pour nous!"
(Звезда моря, молитесь за нас!)
На площади возле часовни, под купами могучих деревьев теплыми летними вечерами танцует народ, здесь же нередко устраиваются ярмарки и гулянья, собирающие всех деревенских красавиц из живописнейших местностей Нижней Нормандии. Так было и на этот раз. Между деревьями мелькали палатки и будки; тут были обычные в таких случаях горы всякой всячины (столь соблазнительные для деревенской кокетки) и занятно убранные витрины, собирающие множество любопытных, между тем как шарлатаны упражнялись в своем красноречии, фокусники и предсказатели судьбы поражали воображение простофиль, а длинные ряды причудливых святых из дерева и воска предлагали себя вниманию богомольцев.
На этом празднике можно было увидеть живописные костюмы Пеи д'Ож и Коте де Ко. Я наблюдал высокие чопорные чепцы и щегольские корсажи, сшитые по моде, передававшейся столетиями от матери к дочери - точные копии тех, что носили во времена Вильгельма Завоевателя; наряды эти поразили меня своим исключительным сходством с изображениями на старинных миниатюрах "Хроники" Фруассара и в древних рукописях. Всякий, кто побывал в Нижней Нормандии, не мог не обратить внимания на красоту тамошних крестьян и на врожденную грацию, являющуюся их отличительной чертой. Вне всякого сомнения, именно этой стране обязаны своей приятною внешностью англичане. Отсюда их яркий румянец, голубые глаза, светло-каштановый цвет волос, отсюда они перешли вслед за Завоевателем в Англию и обогатили эту страну человеческой красотой...
Передо мною была очаровательная картина: множество свежих, цветущих лиц, веселые непринужденные люди в фантастических одеяниях, танцующие на лужайке, степенно прохаживающиеся взад и вперед или мирно сидящие на траве; на переднем плане - купы деревьев, вырисовывающиеся на фоне бездонного неба, а вдали - дремлющее в летней неге безбрежное зеленое море.
Любуясь этим веселым зрелищем, я был внезапно поражен видом прелестной девушки, пробиравшейся сквозь толпу; казалось, будто она даже не замечает окружающего ее оживления. Она была стройна и изящна; на ее щеках, однако, не цвел румянец, обязательный для крестьянок Нормандии; в ее голубых глазах можно было прочитать необычно грустное выражение. С нею был человек почтенной наружности, очевидно, ее отец. В толпе пробежал шепот; ее провожали сострадательным взглядом; молодые люди приподнимали свои шляпы, несколько ребятишек шли следом за нею, с любопытством следя за ее движениями. Она приблизилась к обрыву мыса, где находилась небольшая площадка, откуда жители Гонфлера обыкновенно следят за прибытием кораблей. Задержавшись здесь некоторое время, она помахивала платком, хотя вдали не видно было ничего, кроме двух-трех рыбачьих лодок, подобных точкам в широком просторе океана.
Эта сцена возбудила мое любопытство; на мои расспросы с готовностью и знанием дела ответил священник, настоятель часовни. К нашей беседе присоединились находившиеся поблизости крестьяне, каждый из которых мог кое в чем дополнить рассказ священника, так что в конце концов я узнал следующее.
Аннет Деларбр была единственной дочерью одного из тех зажиточных фермеров, которых здесь зовут маленькими помещиками. Он жил в Пон л'Эвен, живописной деревеньке невдалеке от Гонфлера, в богатой скотоводческой области Нижней Нормандии, известной под именем Пеи д'Ож. Аннет - гордость и радость своих родителей - росла, окруженная заботой и лаской. Она была веселой, нежной, живой и впечатлительной девушкой. Ее чувства были порывисты и пылки. Не встречая ни в чем со стороны близких отпора или отказа, она не выучилась искусству владеть собою и сдерживаться; только врожденная доброта сердца удерживала ее от грозивших ей заблуждений.
Уже в детстве ее чувствительность нашла выражение в привязанности, которую она питала к товарищу своих игр Эжену Лафоргу, единственному сыну бедной вдовы, жившей по соседству с Деларбрами. Их детская любовь была миниатюрной копией зрелой страсти: здесь были свои капризы, ревность, ссоры и примирения. Эта любовь сделалась серьезнее, когда Аннет пошел пятнадцатый, а Эжену девятнадцатый год, но как раз в это время его внезапно взяли на военную службу.
Это был тяжелый удар для матери, для которой Эжен был гордостью и утешением; в то же время это было одним из испытаний судьбы, которые выпали в удел французским матерям в период бесконечных и кровавых войн, беспрерывно пожиравших молодежь Франции. Аннет, расставаясь со своим любимым, испытывала, быть может, не очень глубокое, но, во всяком случае, сильное горе. Прощаясь с Эженом, она горячо и нежно сжимала его в своих еще детских объятиях, и слезы текли из ее голубых глаз, когда она повязала вокруг его руки прядь своих прекрасных волос; и все же на ее губах одновременно играла улыбка, ибо она была слишком юной и не знала, как страшна разлука и как часто случается, что, расставшись, мы больше уже не встречаемся никогда.
Протекли недели, месяцы, годы. Аннет становилась все прелестнее и прелестнее, за нею утвердилась слава первой красавицы в округе. Жизнь ее текла безмятежно и радостно. Ее отец занимал видное положение в сельской общине, его дом был самым оживленным во всей деревне. При Аннет образовался своего рода маленький двор; ее окружали сверстницы, среди которых она блистала, не зная соперниц. Немало времени проводили они в вязании кружев, что, как известно, является одним из основных промыслов Нормандии. Сидя за этой тонкой женской работой, они рассказывали друг другу забавные истории и пели песни, но никто не смеялся так непринужденно и звонко, как Аннет, и, когда она пела, ее голос был мелодичен и чист. Их вечера оживляли танцы или шумные (с большим количеством участников) игры, столь распространенные у французов, и, появляясь в воскресенье вечером на деревенском балу, Аннет была предметом общего восхищения.
Будучи богатой наследницей, она не испытывала недостатка в поклонниках. Ей было сделано много выгодных предложений, но она неизменно отвечала отказом. Она потешалась над воображаемыми страданиями своих обожателей, властвовала над ними с беспечностью пылкой юности и сознанием собственной красоты. И однако, при всем ее внешнем легкомыслии, тот, кто сумел бы читать в ее сердце, нашел бы в нем следы нежных воспоминаний о товарище детских игр, хотя, быть может, и не настолько запечатлевшиеся, чтобы причинять скорбь, но все же достаточно глубокие, чтобы легко не изгладиться; несмотря на ее безудержную веселость, он заметил бы также особую, овеянную печалью нежность, с какою она относилась к матери Эжена. Она нередко покидала своих юных друзей и их развлечения, чтобы проводить целые дни с почтенной вдовой. Она слушала с затаенным дыханием ее исполненные горячей любви рассказы о сыне и краснела, с трудом скрывая свою радость, когда вдова читала ей вслух его письма, в которых Аннет была постоянным предметом воспоминаний и расспросов.
Наконец после внезапного заключения мира, возвратившего много воинов к их очагам, вернулся домой и Эжен, молодой загорелый солдат. Излишне рассказывать о том, как обрадовалась его возвращению мать, гордившаяся им и видевшая в нем опору своей старости. Он отличился в рядах армии своей храбростью, но не принес с войны ничего, кроме солдатской выправки, честного имени и шрама на лбу. Впрочем, он принес также нерастраченную в походах душу. Он был благороден, смел, прост и пылок. Он обладал добрым и отзывчивым сердцем, и оно, пожалуй, стало даже чуточку мягче благодаря перенесенным страданиям; оно было исполнено нежности к Аннет. Ему часто писала о ней его мать; упоминание о ее внимании к одинокой вдове сделало ее вдвойне дорогой его сердцу. Он был ранен, он томился в плену, он испытал различные превратности судьбы, но, несмотря ни на что, бережно хранил ее волосы, которые она когда-то повязала, как браслет, на его руку. Они были в его глазах своеобразным талисманом; он не раз любовался ими, лежа на голой земле, и мысль о том, что ему снова доведется увидеть Аннет и тучные нивы родной деревни, согревала его сердце и давала силы терпеливо сносить лишения.
Он оставил Аннет почти ребенком; он нашел ее женщиной в цвету. Если прежде он ее любил, то теперь обожал.
Аннет не менее была поражена переменой, произведенной временем в ее милом. Она отметила с тайным восхищением его превосходство над остальными молодыми людьми; она любовалась его военной выправкой, выделявшей его на деревенских балах. Чем пристальнее она в него всматривалась, тем глубже становилось ее былое легкое и безмятежное чувство, все более и более переходившее в пылкую, бурную страсть. Но она была деревенскою львицей. Она вкусила сладость власти и стала причудницей благодаря постоянному потворству домашних и восхищению окружающих. Она сознавала свою власть над Эженом, и это доставляло ей наслаждение. Иногда она начинала капризничать и забавлялась огорчением, которое ему причиняли ее хмурые взгляды, внутренне усмехаясь при мысли, что в силах рассеять это огорчение своей улыбкой; ей доставляло удовольствие будить в нем недоверие, она делала вид, будто отдает предпочтение одному из его соперников, но вслед за этим вознаграждала его двойной мерою возвращенной нежности. Во всем этом была известная доля тщеславия; ее триумф состоял в том, чтобы явить перед всеми свою неограниченную власть над молодым воином, которым восхищалась вся женская половина деревни. Эжен, однако, был слишком серьезен и пылок, чтобы участвовать в подобной игре. Он любил Аннет слишком горячо, и его томили сомнения. Он видел ее радостной, окруженной поклонниками, он видел, что на деревенских праздниках она веселее всех, и чем большей грусти он предавался, тем больше она веселилась. Все, кроме него, понимали, что с ее стороны это не более как каприз, что в действительности она от него без ума; один Эжен не верил искренности ее чувств. С некоторого времени он стал тяготиться неопределенностью их отношений и с трудом сносил кокетство Аннет; он воспринимал его все болезненнее, сделался раздражительным и в конце концов потерял власть над собой. Начались легкие размолвки, кончилось ссорой. Аннет, не привыкшая к возражениям и отпору, исполненная свойственной юным красоткам надменности, всем своим видом изобразила презрение. Она отказалась от объяснений - они в гневе расстались. В тот же вечер Эжен увидел ее веселой и оживленной, танцующей с одним из его соперников; когда она перехватила его взгляд, остановившийся на ней с выражением неподдельного горя, ее глаза заблистали ярче обычного. Это был последний сокрушительный удар по его надеждам, которые и без того были подорваны таившимся в нем недоверием. В нем заговорили обида и гордость, они пробудили в его душе свойственную ей силу. Он удалился с твердым намерением расстаться с Аннет навсегда.
В делах любви женщина гораздо благоразумнее мужчины, ибо любовь есть основное призвание и основной смысл ее жизни. Аннет вскоре почувствовала раскаяние: она поняла, что причинила своему возлюбленному тяжкое горе, поняла, что посмеялась над искренней благородной душой и, кроме того, он был так прекрасен, когда покинул ее после ссоры и его гордое лицо запылало негодованием. Она решила объясниться с ним в тот же вечер, на танцах, но его внезапный уход помешал осуществлению этого плана. Она дала себе слово при первом свидании вознаградить его сладостью примирения и в будущем никогда больше его не дразнить. Сдержать это слово ей, однако, не удалось. Дни проходили за днями; Эжен не показывался. Пришло воскресенье, наступил вечер, пробил час, когда обычно собиралась веселая деревенская молодежь, - Эжен не приходил. Она осведомилась о нем; ей ответили, что он покинул деревню. Она встревожилась и, позабыв приличия и обычную холодность, обратилась за разъяснениями к его матери. Она нашла ее в горе и с ужасом и изумлением услышала странную новость: Эжен отправился за море.
Будучи оскорблен ее мнимым презрением, исполненный гнева и отчаяния, Эжен внезапно принял предложение, кстати, уже не первое, от одного из своих родственников, снаряжавшего корабль в Гонфлере и желавшего, чтобы он сопровождал его в путешествии. Отъезд казался ему единственным средством, способным исцелить его несчастную страсть; среди смятения чувств, в котором он жил, мысль о том, что от возлюбленной его будет отделять полмира, дала ему некоторое успокоение. Горячка сборов не оставила времени для хладнокровного размышления. Он остался глух к доводам и мольбам своей матери. Он прибыл в Гонфлер как раз вовремя, чтобы подготовиться к дальнему плаванию; первое известие о его внезапном решении достигло Аннет лишь тогда, когда его мать передала ей письмо с вложенным в него залогом их давней любви - драгоценною прядью волос, - письмо, в котором он посылал ей последнее "прости" в выражениях, исполненных скорее печали и нежности, нежели гнева.
Это было первое настоящее горе Аннет, и она предалась ему всей душой. Пылкая и чувствительная, она бурно переживала свое несчастье. Она впала в беспредельное отчаяние, ее страдания обнаружили истинную меру владевшей ею любви. Ее осенила мысль, что корабль, быть может, еще не успел уйти в плавание; она ухватилась за эту надежду и отправилась вместе с отцом в Гонфлер - корабль отплыл в то же утро, незадолго до их прибытия. С окружавшей город возвышенности она долго смотрела вслед кораблю и видела, как он превращается в точку на широком лоне океана; перед вечером белый парус скрылся от ее взора. С истерзанным страданием сердцем она зашла в часовню Нотр-Дам де Грас и, бросившись на колени, плакала и молилась о благополучном возвращении возлюбленного.
Ее жизнерадостности пришел конец. Оглядываясь на прошлое, она мучилась раскаяньем и порицала себя за былые капризы; с досадою отвергала она ухаживания поклонников и потеряла вкус к деревенским развлечениям. Скромная и смиренная, она пошла навестить мать Эжена и была встречена доброю вдовою благожелательно и радушно, ибо она чувствовала, что Аннет способна понять ее беспредельную любовь к сыну. Аннет находила некоторое облегчение, просиживая целые дни подле матери своего друга, подхватывая на лету ее желания, скрашивая тяжесть ее одиночества, окружая ее дочерними ласками, стремясь любыми средствами заменить ей хоть сколько-нибудь сына, в отъезде которого считала себя повинной.
Между тем корабль благополучно прибыл в порт назначения. В письме к матери Эжен писал, что сожалеет о своем внезапном отъезде. Путешествие оставило ему время для зрелого размышления. Если Аннет была к нему жестока, он все же не имел права забывать о своих обязательствах в отношении матери. Он обвинял себя в эгоизме, в том, что поддался побуждениям необузданной страсти. Он обещал возвратиться с тем же кораблем, побороть свое горе и не думать ни о чем, кроме счастья матери. "А когда он вернется, - вскричала Аннет, радостно захлопав в ладоши, - вряд ли будет моя вина, если он вздумает снова уехать".
Близилось время прибытия корабля. Его ожидали со дня на день, но погода переменилась, начались страшные бури. Каждый день приходили известия о кораблекрушениях, о судах, севших на мель; морской берег был усеян обломками. Говорили, что корабль Эжена попал в шторм и потерял мачты; выражали опасения по поводу его благополучного возвращения в порт.
Аннет ни на мгновение не покидала вдову. С болью в сердце она следила за сменой ее настроений и старалась поддержать в ней надежду, несмотря на то что сама томилась тревогой и неизвестностью. Она силилась казаться веселой, но веселость ее была вымученной и неестественной: достаточно было одного вздоха матери - и радость уступала место отчаянию. Иногда, будучи не в силах сдержать подступившие слезы, она уходила и наедине предавалась горю. Всякий исполненный ожидания взгляд, всякий тревожный вопрос бедной, измученной матери - лишь только отворится наружная дверь или появится кто-нибудь посторонний - как стрела, поражал ее сердце, и всякий раз, как добрая вдова обманывалась в своих ожиданиях, душевные муки Аннет усиливались и грудь сжималась от боли, когда она смотрела в ее исстрадавшиеся глаза. Наконец эта неизвестность стала невыносимой. Она покинула деревню и отправилась в Гонфлер, надеясь, что ни час, что ни мгновение, услышать какое-нибудь известие о своем любимом. Она бродила по волнолому, надоедала портовым рабочим своими расспросами. Она предприняла однодневное паломничество в часовню Нотр-Дам де Грас, покрыла гирляндами ее стены и, преклонив колени, долгие часы стояла перед алтарем и долго смотрела с вершины холма на бурное море.
Наконец распространилось известие, что долгожданный корабль объявился. Его видели в устье Сены; он был истрепан, искалечен и носил следы жестокой борьбы со стихиями. Его возвращение обрадовало весь город, но никто так не радовался, как бедняжка Аннет.
Корабль вошел в реку и бросил якорь; вскоре от него отделилась направившаяся к берегу лодка. На волноломе толпился народ, вышедший встретить прибывших. Щеки Аннет пылали румянцем; она улыбалась, вздрагивала и плакала, ибо тысячи радостных чувств волновали ее при мысли о предстоящей встрече с Эженом и ожидавшем их примирении. Ее сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди: так она ждала, бедняжка, вознаградить милого за доставленные ему страдания. Она стояла на возвышении, чтобы он мог ее увидеть и обрадоваться ее присутствию, но ею вдруг овладели сомнения, и, трепещущая, почти без сил, тяжело дыша от нахлынувших чувств, она вмешалась в толпу. Ее волнение возрастало по мере приближения лодки и под конец стало невыносимым, так что она испытала нечто похожее на облегчение, когда не заметила среди подъезжающих своего любимого, своего дорогого Эжена. Она решила, что какое-нибудь дело задержало его на борту корабля, и подумала, что эта отсрочка позволит ей с большим самообладанием подготовиться к встрече. Лодка подошла к берегу, посыпались вопросы, на которые последовали лаконичные ответы. Наконец кто-то спросил о ее возлюбленном. Ее сердце затрепетало; на мгновение наступило молчание; ответ был краток, но ужасен. Его смыло волнами с палубы вместе с двумя другими матросами; это произошло в ненастную ночь, когда не было возможности подать помощь. Над толпою пронесся душераздирающий крик; Аннет едва не свалилась в воду.
Внезапный удар после мимолетного призрака счастья был слишком тяжким испытанием для ее надломленного здоровья. Домой ее принесли без сознания. Некоторое время опасались за ее жизнь; прошли месяцы, прежде чем к ней возвратилась бодрость. Но рассудок к ней не возвратился, и до сих пор обо всем, касающемся судьбы Эжена, она не может говорить здраво.
- Об этом, - продолжал мой собеседник, - в ее присутствии не упоминают никогда, но иной раз она возвращается к этой теме, и тогда кажется, будто в ее мозгу беспорядочной вереницей проносятся какие-то мысли, в которых причудливо сплетаются надежда и страх - смутное представление о гибели возлюбленного и какая-то уверенность в его близком возвращении. Ее родители пытаются всеми доступными средствами доставить ей развлечения и изгнать из ее мыслей мрачные образы. Они собирают ее юных подруг, в обществе которых она привыкла веселиться; они работают, болтают, поют и смеются, как прежде. Но она молчит, иногда в разгар веселья принимается плакать, вдруг перестает отвечать на вопросы, смотрит на собеседника полными слез глазами и поет скорбную песнь о гибели корабля, которой она, неведомо как, выучилась. Сердце обливается кровью, когда видишь ее в таком состоянии, тем более что когда-то она была счастливейшим существом в деревне.
Большую часть дня она проводит с матерью Эжена, общество которой - ее единственное утешение и которая относится к ней с материнской нежностью. Она одна в состоянии влиять на Аннет. Бедная девушка, по-видимому, как и в былые дни, силится в ее присутствии казаться веселой, но порою смотрит на нее исполненным скорби взглядом, целует ее седые волосы, обнимает и плачет.
Впрочем, Аннет не всегда подвержена меланхолии: бывают периоды - они продолжаются несколько дней, - когда она становится веселой и оживленной, но в этих припадках веселости заключается нечто безумное, что тревожит ее друзей и мешает радоваться этим минутам. В такие периоды она начинает убирать свою комнату, которая увешана картинами, изображающими корабли и эпизоды из жизни святых, плетет белый свадебный венок и готовит другие подвенечные украшения. Она тревожно прислушивается, не хлопнет ли входная дверь, поминутно смотрит в окно, точно ждет кого-то, кто должен вот-вот прийти. Полагают, что ее поведение вызвано желанием узнать, не вернулся ли ее возлюбленный, но никто не решается коснуться этой темы или назвать в ее присутствии имя Эжена, так что мысли ее остаются загадкой для окружающих. Время от времени она предпринимает паломничество в часовню Нотр-Дам де Грас, часами молится у алтаря и сплетенными ею венками украшает образа святых, а если в море виднеется какое-нибудь судно, долго машет платком с той самой площадки, которую вы уже знаете.
Прошло около года, - сообщил мне мой собеседник, - а между тем рассудок ее все еще не восстановился, хотя ее близкие надеялись на постепенное выздоровление. Однажды они увезли ее в глубь Нормандии в надежде, что перемена обстановки произведет на нее благоприятное действие, но опять началась меланхолия, она стала еще беспокойнее и несчастнее, чем обычно, и тайком от друзей и близких пустилась назад пешком, блуждая по дорогам в поисках своей часовни.
Этот рассказ отвлек мое внимание от веселого праздника и приковал его к прекрасной Аннет. Она все еще была на площадке, когда зазвонили к вечерне. На мгновение она прислушалась и, вынув четки, направилась к часовне. Несколько крестьян и крестьянок молча последовали за ней; я был настолько заинтересован всем слышанным, что не преминул сделать то же.
Часовня, как я сказал уже выше, стоит среди рощи, на высоком мысу. Внутри она сплошь увешана небольшими моделями кораблей и бесхитростно исполненными картинами, изображавшими крушения, бедствия на море и чудесные спасения моряков - дары, принесенные по обету капитанами и командирами кораблей. Войдя внутрь, Аннет остановилась перед образом девы Марии, который, как я заметил, был украшен свежим венком из бумажных цветов. Достигнув середины часовни, она опустилась на колени, и ее спутники последовали ее примеру в некотором отдалении от нее. Вечернее солнце мягко светило в просветы между деревьями, его косые лучи проникали в часовню. Вокруг царила полная тишина, производившая тем большее впечатление, что издали, с ярмарки, доносились звуки музыки и веселья. Я не мог оторвать глаз от несчастной молящейся: перебирая четки, она шевелила губами, но молитвы произносила беззвучно. Возможно, что благодаря этой сцене мое воображение разыгралось. Когда она подняла к небу глаза, их выражение показалось мне поистине ангельским. Впрочем, я весьма чувствителен к женской красоте, а в этом смешении любви, благочестия и безумия заключалось нечто невыразимо трогательное и грустное.
Когда бедная девушка покидала часовню, в ее взгляде светились умиротворение и покой; мне сказали, что она теперь возвратится к себе и, по всей вероятности, на протяжении многих дней и даже недель будет весела и спокойна. Полагают, что в такие периоды надежда на свидание с возлюбленным становится ее навязчивой мыслью, тогда как близкое возвращение "темной стороны" ее разума - так подруги зовут ее меланхолию - проявляется в том, что она забывает свой ткацкий станок и кружева, напевая грустные песни и заливаясь слезами.