Страница:
Чик кивнул. Дичь сама шла на охотника.
— Чур, я первый! — крикнул Славик и достал пятак. Опять договорились играть по десять копеек. Славик подкинул пятак и сразу выиграл. Он слабовато подкидывал. Потом дважды выиграл Чик. Потом опять Славик. Славик как-то слабовато подкидывал. Он начал играть сравнительно недавно и поэтому еще не научился лихо подкидывать монету.
— У тебя что, руки слабые? — спросил Чик.
— Как так?! — возмутился Славик и подставил Чику полусогнутую руку, показывая силу своих мускулов. Чик внимательно пощупал мускулы Славика. Да, мускулы были неплохие, но Чик сделал вид, что у него по этому поводу остаются немалые сомнения и только дальнейшая игра Славика может рассеять их.
— Попробуй повыше, — сказал Чик.
— Могу и повыше, — согласился Славик.
Игра пошла живей. Но Чик не так часто выигрывал, как хотелось бы. Дело в том, что здесь земля была сухая и твердая и пятак слишком высоко отскакивал, нарушая Великий Закон, открытый Чиком во сне при помощи маленькой старушки.
Чик стал озираться, ища местечко помягче, повлажнее. И тут взгляд его упал на колонку с водой. Она стояла на углу в пятнадцати шагах от них. Вокруг нее была влажная земля — женщины, время от времени плеская ведрами, отходили от нее в разные стороны. Да и местные пацаны, поджав струю ладонью, любили разбрызгивать воду горизонтальными фонтанами. Так что место было подходящее.
— Жарко, — сказал Чик, — пойду напьюсь. Он подошел к колонке, открыл кран и нарочно стал долго пить воду, вернее, делать вид, что пьет, надеясь, что Славику надоест ждать и он сам подойдет. Но Славик не подходил.
Умываться было бы слишком подозрительно. Чик вспомнил, что в жаркие дни бабушка иногда смачивала водой из-под крана лоб его сумасшедшего дядюшки, чтобы он не буянил. И он стал, пошлепывая ладонью, плескать себе воду на лоб. Чик долго плескал себе воду на лоб, надеясь, что Славику надоест ждать и он подойдет к нему.
— Да ты что, спятил?! — крикнул Славик, и Чик поразился его случайной догадке. Чик продолжал охлаждать себе лоб. — Да ты будешь играть или нет?! — крикнул Славик.
— Подходи, подходи, сыграем, — отвечал Чик, как бы стараясь не терять время. Он продолжал шлепать себе воду на лоб.
Славик не выдержал и подошел. Они стали снова играть. На влажной земле пятак ложился как надо. Изредка если слегка и отскочит от земли, перевернуться ему уже почти никогда не хватало сил. Чем чаще Славик проигрывал, тем больше раздражался, чем больше раздражался, тем выше закидывал пятак. А чем выше он его закидывал, тем точнее пятак ложился. Вообще проигрывающий всегда старался как можно выше кинуть монету. Он как бы старался докинуть ее до высоты везения.
Минут через двадцать Чик его полностью обыграл. У Славика было полтора рубля мелочью, и все эти деньги теперь приятно тяжелили карман Чика.
Оказывается, чем больше деньги оттягивают карман, тем выше подымается настроение. Чик это ясно почувствовал. Чик подумал, что это вроде качелей. Когда на одном конце деньги оттягивают карман, на другом конце подымается веселье души. Чик еще был настолько юн, самоощущение богача было для него настолько ново, что он и не подозревал о том, что богачи могут впадать в мрачную меланхолию от боязни потерять свои деньги.
— Я пойду за деньгами, — сказал Славик, — ты меня жди.
Жди! Чик опять все вспомнил и почувствовал себя отомщенным.
— Подождем, подождем, — ответил Чик многозначительно, но Славик ничего не понял и побежал в сторону дома.
— Чик, сыграем? — сказал Бочо своим сиплым голосом. Он все это время стоял рядом. Ну до чего же Чику нравился этот сиплый голос Бочо! Чик отдал бы половину своих денег, а может, и все, чтобы иметь такой голос. Такой голос мог быть у капитана, о котором до того часто думал Чик, что иногда видел его как живого. Капитан, продутый всеми ветрами, но прокуренный одной-единственной трубкой, — вот мечта Чика, которую он иногда видел наяву.
— Нет, Бочо, — ответил Чик, — я с тобой не буду играть, я со своими ребятами не играю.
— Но ты же играл с Боцманом? — удивился Бочо.
— Откуда ты знаешь? — удивился Чик.
— Тут один на велопе проезжал, — сообщил Бочо, — он сказал, что ты очистил Боцмана… Греки волнуются, Чик!
Чик был до того увлечен игрой, что не заметил этого велосипедиста. Теперь он понял, что Боцман своей глупой жалобой на подглядывание Чика взволновал свой двор.
— Пусть волнуются, — ответил Чик, — Анести надо мной нечестно смеялся, в я его за это обыграл. И брат его нечестно подсказывал ему, когда мы боксировали. Алихора! Алихора! Как будто я не знаю, что это означает.
— Чик, а я знаю, отчего ты выигрываешь, — сказал Бочо и хитренько посмотрел на него.
— Откуда знаешь? — удивился Чик.
— Сам догадался, — уверенно сказал Бочо.
— Тогда скажи, — попросил Чик.
Бочо ужасно нравился Чику. Особенно он ему стал нравиться после того, как Чик красиво победил Бочо в честной драке и в невыгодной для себя обстановке. Но он всегда считал Бочо простаком. И вдруг такое!
— А ты будешь со мной играть? — спросил Бочо и с дьявольской проницательностью добавил: — Только не на этом месте, Чик. Ох, не на этом!
— Как хочешь, — бормотнул Чик, удивленный его догадливостью.
— Тебе возле колонки везет, — уверенно сказал Бочо.
— А как ты догадался? — спросил Чик радостно. Он понял, что Бочо пошел не научным путем, а путем колдовства.
— Очень просто, — сказал Бочо, возбуждаясь от собственной догадки, и от этого голос его еще сильней засипел, — сначала я никак не мог понять, чего это ты торчишь и торчишь возле колонки. А потом, когда ты стал плескать себе воду на лоб, я понял, что ты его приманиваешь к этому месту. Да ты никогда в жизни не плескал себе воду на лоб! А тут вдруг плескаешь и приманиваешь, плескаешь и приманиваешь! И приманил! На этом заколдованном месте Славик двадцать два раза подбрасывал монету и ты семнадцать раз угадал. Э, думаю, тут нечистая сила!
— Да, — скромно согласился Чик, радуясь, что Бочо ничего не понял, -ты правильно догадался.
— А как ты наколдовал это место, Чик?
— А ты никому не скажешь? — спросил Чик серьезно и в то же время чувствуя, до чего же ему будет сейчас весело выдумывать.
— Чтоб я похоронил свою маму, если скажу! — поклялся Бочо.
— Здесь собака зарыта, — важно сказал Чик.
— Собака?! — удивился Бочо и стал внимательно всматриваться в землю, словно хотел разглядеть сквозь землю труп собаки. — Твоя Белочка, что ли?
— Да ты с ума сошел! — вздрогнул Чик, на мгновение представив такое. — Белочка жива-здорова!
— Какая же собака, — спросил Бочо, — немецкая овчарка, что ли?
— Порода не имеет значения, — важно заметил Чик.
— Так ее что, живую зарыли? — допытывался Бочо.
— Нет, — сказал Чик, — она давным-давно умерла, и ее здесь зарыли.
— Разве можно зарыть собаку там, где люди воду берут? — неожиданно удивился Бочо.
Чик никак не ожидал такого вопроса, но не растерялся. Голова работала легко, весело. Стоило шевельнуться, и карман Чика издавал тяжелый, переливающийся звон.
— Ну какой же ты, Бочо, недотепа, — сказал Чик, — колонку когда поставили? Два года назад! А собаку зарыли давно. Это же не колодец. Вода течет себе по трубе и к собаке не притрагивается.
— Чик, а там, где ты Боцмана обчесал, тоже зарыта собака? — вспомнил вдруг Бочо.
— Да, — твердо сказал Чик.
— Да у вас что, дохлых собак зарывают на улице?! — удивился Бочо. -А у нас, если собака сдохнет, ее зарывают где-нибудь на огороде или на свалке.
— Это теперь так принято, — сказал Чик, — а раньше, до революции, было принято по-другому.
— Чик, — вдруг спросил Бочо, — а почему ты до сегодняшнего дня часто проигрывал, если знал колдовские места, где зарыты собаки?
— В том-то и дело, что не знал, — сказал Чик, — этот секрет открыл мне один старый капитан. Я с ним рыбачил, и я ему понравился. А ему этот секрет открыл один старый пират во время гражданской войны. Этого пирата взяли в плен, и капитан уже хотел повесить его на рее. «Вздернуть на рее вы меня можете, — сказал старый пират, — но кто вас научит беляков брать на абордаж? Ох и посмеюсь я над вами сверху, когда вы вздумаете идти на абордаж!» Пираты всегда так шутят. И тогда капитан призадумался и сказал: «Учи! Только честно! Дарую тебе за это жизнь!» — «Свистать команду на полубак! — крикнул старый пират. — Начинаю учить!» И он научил наших моряков брать на абордаж вражеские суда и стал нашим. А в перерывах между боями он учил капитана пить ром, показывать карточные фокусы, вязать пиратские узлы. Он даже хотел ему сделать цветную наколку. Но капитан отказался. «Запомни, — сказал он ему, — я революционер, а не хулиган. Так и передай!» Чик эту фразу услышал в прошлом году в разговоре двух мужчин, и она ему ужасно понравилась своей гордой красотой.
— Кому должен пират передать? — не понял Бочо.
— Другим пиратам, — сказал Чик, — чтобы они больше никогда не приставали к нему со своими цветными наколками. И вот этот пират научил его находить заколдованные места, где зарыта собака.
— А насчет кладов, Чик, — спросил Бочо, — что он сказал насчет кладов?
— Насчет кладов, — сказал Чик, — капитан пока молчит… Не все сразу…
— И ты теперь знаешь все места, где зарыта собака? — спросил Бочо.
— Нет, — сказал Чик, — пока на двух улицах. Мне хватает.
Бочо на мгновение призадумался.
— Чик, — спросил он потом, — а скажи мне точно, в каком месте ты обыграл Боцмана?
Чик про себя улыбнулся его наивной хитрости. Он уже твердо решил, что завтра раскроет Бочо свой научный секрет. А сегодня еще можно было пошухарить. И он сказал ему правду.
— Дом доктора Ледина знаешь? — спросил Чик.
— Кто же его не знает, — кивнул Бочо в сторону дома доктора Ледина.
— От середины дома отсчитай пять шагов в сторону улицы и попадешь в точку.
Бочо призадумался.
— А еще где? — спросил он.
— Ты что, думаешь, достаточно знать, где зарыта собака?
— А что? — спросил Бочо.
— Нет, — сказал Чик, — это еще не все. Это почти ничего. Если б дело было только в зарытой собаке, ты знаешь, сколько бы негодяев поубивало собак! Они бы зарывали бедных собак в таких местах, где люди почаще собираются играть, и давай всех обчесывать!
— А в чем дело, Чик? В чем? — спросил Бочо, приплясывая от нетерпения.
— Во-первых, собака под землей должна пролежать не меньше ста лет, -строгим голосом сказал Чик, — и, прежде чем играть, надо про себя три раза произнести колдовское слово… А от породы собаки ничего не зависит… Лишь бы она пропрела под землей лет сто.
— Какое слово, Чик, какое? — взмолился Бочо.
Чик сделал многозначительное лицо и кивнул на перекресток.
К ним приближались два брата-близнеца. Всегда серьезные, всегда одинаково одетые, они и в деньги всегда приходили играть вместе. И всегда или оба выигрывали, или оба проигрывали. Так получалось. Если один проигрывает, другой ему дает свои деньги. Иногда один играет, а другой просто смотрит. Если тот, кто играет, проигрывает, второй прерывает игру, отводит его чуть в сторонку, и они начинают шептаться. После этого или второй вступает в игру вместо первого, или первый меняет вид игры. Хоть выигрывают, хоть проигрывают, они всегда оставались серьезными. За все это им дали общее прозвище «Два Брата — Гроб да Лопата».
— Чик, — засипел Бочо вполголоса, — скажи колдовское слово. Лопату я беру на себя.
— Нет, Бочо, — твердо сказал Чик, — завтра все узнаешь, а сегодня я играю один.
Чик взглянул и сторону братьев и хлопнул себя по карману. Братья посмотрели друг на друга, потом взглянули на Чика и разом кивнули.
Они подошли к Чику и вытащили из карманов мелочь. У каждого было почти по рублю. Может создаться ложное впечатление, что у ребят Мухуса было много карманных денег. Нет, конечно. Но если человек приходит играть, значит, он накопил деньги. Только такой милый простак, как Бочо, приходит с двадцатью копейками и канючит, чтобы с ним поиграли. Настоящие игроки копят деньги к игре.
И вот они стали играть. Опять по десять копеек. То один подбрасывает пятак, то другой. И проигрывают, хоть и медленней, чем Славик, но проигрывают.
Вдруг старший близнец отпел в сторону младшего, и они стали шептаться. Пошептались, пошептались и подошли. Шептание кончилось тем, что старший близнец сменил свой пятак на трехкопеечную монету, а младший — на двухкопеечную. Снова стали бросать. Через некоторое время младшему повезло три раза подряд, а старший продолжал проигрывать своей трехкопеечной монетой.
Братья снова отошли, пошептались, пошептались, и старший, взяв все деньги у младшего, стал подкидывать копеечную монету и все проиграл. Все проиграв, они, как обычно, молча повернулись и ушли.
— Чик, — сказал Бочо восторженно, — ты теперь у всех можешь выиграть. Сыграй с этими.
Чик посмотрел на тротуар. Там продолжали ковать деньги тяжелыми царскими пятаками. Все эти ребята были года на три, на четыре старше Чика.
— Налупить могут, — твердо сказал Чик.
— А что же Суслик не приходит? — удивился Бочо.
— Ха, — усмехнулся Чик, — Суслик уже давно забыл про нас. Наверное, бегает по двору в носках. Пойдем погужуемся. Я угощаю!
Чик облапил Бочо одной рукой, как щедрый старший брат, и повел его угощать. Через перекресток на углу под церковной оградой стоял со своим лотком продавец сластей. В десяти шагах от него возле той же церковной ограды ютился магазинчик.
Они подошли к лотку. За стеклом лотка, как тропические рыбки в аквариуме, краснели леденцы на палочках, Сверкали козинаки с ядрами орехов, схваченными золотистым медовым лаком. Рубчатые трубки вафель, наполненные легкой пеной крема, призывали похрустеть легкой жизнью.
— Выбирай, Бочо, — махнул Чик рукой на лоток.
Бочо сразу ткнул пальцем на леденец-дирижабль. Потом на козинак. Потом вопросительно посмотрел на Чика, и Чик кивнул, мол, выбирай, выбирай.
— И еще две вафли, — сказал Бочо.
— Мне то же самое, — добавил Чик.
— Платить, платить кто будет? — насторожился продавец.
Чик властно звякнул тяжелым карманом. Все обошлось в рубль двадцать копеек.
Они сели на густую травку, росшую у самой стены церковной ограды. Сначала съели вафли, то отсасывая из трубки легкий крем, то сокрушая хрупкую сладость самой трубки. Потом разгрызли козинаки, яростно липнущие к зубам и как бы пытающиеся вырвать их взамен ядрышков орехов, выломанных зубами из хрустящей плитки. А потом, уже спокойно переговариваясь, сосали свои леденцы, вкусно припахивавшие горелым сахаром.
Было приятно помечтать о деньгах, которые они выиграют в ближайшее время. Каждый купит по футбольному мячу. Потом, если дела пойдут хорошо, они купят по велосипеду. А потом, если дела пойдут очень хорошо, они купят весельную лодку на двоих.
— Учти, — предупредил Чик, — ЛЈсик, Оник, Сонька и Ника будут кататься вместе с нами. Чтобы ты потом не обижался.
— Но ведь ЛЈсик такой неловкий, — сразу же обиделся Бочо, — он свалится за борт! Кто его будет спасать? Ты?!
— Ничего, — жестко поправил его Чик, — в штиль можно…
— Чик, — взмолился Бочо, — но ведь он даже на ровной земле падает! Свалится за борт и пустит пузыри! Как пить дать, утонет!
Трудно отказать человеку, когда он о чем-нибудь просит таким сиплым голосом старого капитана. Но Чик был тверд.
— Ничего, — жестко отрезал он, — в мертвый штиль можно.
Бочо внимательно посмотрел на Чика, понял, что его не переупрямишь, и успокоился.
— А чего ты только на двух улицах узнал, где зарыты собаки? — спросил он. — Надо узнать на всех.
Чику сейчас, после сладостей, как-то поднадоели зарытые собаки, но уже нельзя было отступать.
— Заработаем на этих собаках, а потом пойдем дальше, — сказал Чик, -ты только приманивай богатых мальчиков.
— Я знаю двоих с моей улицы и одного с Карла Либкнехта, — сказал Бочо, — а где вторая улица с зарытыми собаками?
— Вот эта улица, где мы сидим, — сказал Чик.
— Аж зубы ноют от сладости, — заметил Бочо и отбросил оголенную леденцовую палочку. Дирижабль полностью переместился в живот Бочо.
Чик тоже отбросил свою палочку, хотя и не полностью дососал свой дирижабль.
— Выпьем лимонаду, — сказал Чик, вставая.
Они подошли к магазину и поднялись по деревянным ступенькам к прилавку.
— Бутылку лимонаду, — сказал Чик и положил деньги на прилавок, -хочешь «раковые шейки»?
Он обернулся на Бочо. Это были очень вкусные конфеты.
— Неохота, Чик, — мотнул головой Бочо и удивленно посмотрел на Чика. Чик в ответ слегка кивнул головой, давая знать, что он его понимает.
— Мне тоже неохота, — сказал Чик и солидно добавил любимую поговорку мухусчан: — Белый хлеб и то надоедает.
Они уже допивали лимонад, когда возле магазина какой-то мальчик остановил свой велосипед, лихо соскочил на землю и прислонил его к церковной ограде. Мальчик был в новенькой ковбойке и длинных черных брюках. Позвякивая сверкающими зажимами на брючинах, он поднялся к прилавку.
Ни разу не взглянув на Чика и Бочо, он попросил у продавца килограмм халвы и три пачки чая. Расплатился, вложил свои покупки в кошелку и спустился к своему велосипеду.
Как только мальчик подошел к прилавку, Бочо стал подталкивать Чика и делать ему страшные гримасы. Чик ничего не мог понять и даже стал злиться на Бочо. Но, когда мальчик отошел со своими покупками, Бочо быстро шепнул ему:
— Чик, лафа! Это самый богатый мальчик в городе. Он сын главного мясника! Сыграй с ним! Сыграй, Чик!
— Хорошо, — сказал Чик, — подмани его.
Мальчик в ковбойке, повесив кошелку на руль, взгромоздился на свой велосипед и уже хотел одной ногой оттолкнуться от земли, но тут к нему подбежал Бочо. Они немного пошептались.
— Идет, — сказал мальчик и властно оглянулся на Чика.
Чик подошел.
— Подъезжай к колонке, — сказал Бочо, — там поиграете. И другие пацаны посмотрят, как ты играешь.
— Зачем мне другие, — ответил мальчик, — прямо здесь покидаем в «орла-решку».
Он все еще держал под собой велосипед, хотя стоял на земле. Видно, он долго играть не собирался.
— Нет, нет, — сказал Бочо взволнованно и даже слегка повернул велосипедный руль в сторону колонки, — наши пацаны хотят посмотреть, как ты играешь.
— Так зови их, — холодно заметил мальчик и, поправив руль, повернулся к Чику. — Кидаем?
— Конечно, — сказал Чик, удивляясь, что мальчик так и не слез со своего велопа.
— Но… Чик! — воскликнул Бочо, делая огромные глаза и напоминая, что надо двигаться к месту, где зарыта собака. Чик уверенно кивнул, давая знать, что он обо всем помнит, и бросил таинственный взгляд на землю между мальчиком в собой.
Бочо так и остался с разинутым ртом. Он был поражен догадкой. Особенно его поразило то, что они как раз именно здесь сидели себе и ели сладости, а собака была зарыта на расстоянии вытянутой ноги.
— Как, и здесь?! — все-таки переспросил он, не веря своей догадке.
— Будь спок, — кивнул Чик.
В это время богатый мальчик вынул из карманчика ковбойки новенькую сверкающую копейку и, придерживая велосипед левой рукой, положил ее на большой палец правой руки. Нет, он слезать со своего велопа не собирался.
— На сколько? — спросил он у Чика и посмотрел на него темными, бесстрашными к проигрышу глазами.
— По десять копеек, — сказал Чик, уверенный, что мальчик предложит играть по двадцать копеек и они сторгуются на пятнадцати.
— Полтинник или еду! — презрительно сказал мальчик и решительно взялся за руль.
— Ладно, — согласился Чик, — кидай!
Копейка взлетела, отскочив от большого пальца мальчика.
— Орел! — крикнул Чик.
Сверкнув золотой каплей, копейка упала на «орла». Мальчик на нее даже не взглянул и снова подбросил копейку.
Чик снова угадал. Мальчик все так же, не слезая с велосипеда, холодно взглянул на упавшую монетку. Пока Чик ее подымал, он вынул из кармана мятый рубль и сунул Чику, как грязную промокашку.
— На все! — сказал мальчик, имея в виду свой проигрыш, и снова кинул монетку.
Чик опять угадал. Беря второй рубль уже слегка дрожащей рукой, Чик чувствовал, что его опять затопляет знакомое мутное волнение. Но ведь тут только запоминай, как монетка лежит на пальце, больше ничего не надо!
— На все! — повторил мальчик, глянув на Чика холодными глазами.
Монетка метнулась в небо. Мальчик опять проиграл.
— На все! — сказал мальчик и снова метнул монету.
— Решка! — крикнул Чик, чувствуя, что душа его падает вместе с золотой каплей.
Монетка так и влепилась в землю на «решку». Молча повозившись рукой в кармане и как бы прислушиваясь к возне своей ладони, он вынул оттуда трешку и рубль.
Чик, потрясенный богатством, которое ему почти небрежно суют, все-таки мимоходом успел удивиться чуткости пальцев этого мальчика — точно выщупывает из кармана то, что надо.
Чик подал ему копейку.
— На все, — спокойно сказал мальчик.
— Как? — не выдержал Чик и стал терять слова от волнения. — А вдруг… а ваш свет?
Дальше был какой-то сон. Чик выиграл еще раз, одновременно испытывая и восторг, и ужас от понимания, что так вечно продолжаться не может. А вдруг может?
— Решка! — крикнул он в очередной раз. Монетка упала на землю. Она даже не отскочила.
— Орел! — холодно поправил мальчик.
Не веря своим глазам, Чик наклонился. Копейка лежала на «орла». Чик теперь смутно воспринимал происходящее. Он только вынимал из кармана мятые деньги, а мальчик в ковбоечке небрежно совал их в свой карман.
Вынимая последний рубль, Чик притронулся к собственному серебру, собрал все свои силы и тряхнул карман, издавший тяжелый звон.
— На все! — крикнул он и, подняв копейку с земли, положил на большой палец, поддел его под указательный и выпулил в небо.
— Орел! — крикнул мальчик, словно все понял. Копейка упала на «орла». Чик выгреб из кармана весь свой сегодняшний урожай, и мальчик высыпал его в свой карман.
— Чик, играй на мои! — в отчаянии крикнул Бочо.
— Я играл с ним, а не с тобой, — сказал мальчик и уже сам, опять-таки продолжая держать свой велоп между ногами, но теперь накренив его почти до земли, дотянулся до своей копейки. Распрямился, сдунул с нее песчинки, поцеловал и сунул в кармашек ковбойки.
— Моя везучая копейка, — сказал он, застегивая кармашек.
Мальчик оттолкнулся одной рукой от стены, нажал на педаль, одновременно усаживаясь в седло, и, вильнув рулем, уехал не оглядываясь.
Чик и Бочо пошли в сторону дома.
— Чик, что случилось?! — орал Бочо оглохшему от горя Чику. — Может, собаку кто-нибудь отрыл?
— Не знаю, — бормотал Чик, плохо воспринимая происходящее.
И вдруг им вслед зазвенел церковный колокол: донн! донн! донн! Бочо, пораженный догадкой, остановился и ударил себя в лоб.
— Дураки мы! Дураки! — крикнул он сиплым голосом. — Собака-то зарыта, но рядом с церковной стеной колдовство не действует! Как же ты об этом забыл? Я что-то чуял, когда приманивал его к колонке! Но ничего, Чик, мы победим! Завтра отыграемся на мои!
К сожалению, Чику так и не удалось отыграться. Дело в том, что на следующий день начались дожди, а в Мухусе ребята играли только под открытым небом. А через неделю, когда дожди кончились, великий закон, открытый Чиком, почему-то перестал действовать.
Мы, как и Чик, не понимаем, в чем тут дело. Возможно, это был день великого везения. Бывают же такие дни у людей. Вот и Чику выпал такой день, хотя везение и не дотянуло до заката.
Будем надеяться, что современная наука даст исчерпывающее объяснение этому явлению. Не исключено, что магнетической силой своего желания выиграть Чик заставлял монету подчиняться своей воле. Но почему монета в самый решительный миг взбунтовалась, остается загадкой. То, что в самом Чике магнетическая сила желания выиграть к этому мгновению никак не исчерпалась, не вызывает сомнения. Остается предположить, что дождливая неделя смыла из атмосферы те вещества, которые служили проводниками сигналов от Чика до монеты. Одним словом, слово за наукой, а мы замолкаем, дабы оставаться в рамках свойственного нам реалистического повествования.
— Чур, я первый! — крикнул Славик и достал пятак. Опять договорились играть по десять копеек. Славик подкинул пятак и сразу выиграл. Он слабовато подкидывал. Потом дважды выиграл Чик. Потом опять Славик. Славик как-то слабовато подкидывал. Он начал играть сравнительно недавно и поэтому еще не научился лихо подкидывать монету.
— У тебя что, руки слабые? — спросил Чик.
— Как так?! — возмутился Славик и подставил Чику полусогнутую руку, показывая силу своих мускулов. Чик внимательно пощупал мускулы Славика. Да, мускулы были неплохие, но Чик сделал вид, что у него по этому поводу остаются немалые сомнения и только дальнейшая игра Славика может рассеять их.
— Попробуй повыше, — сказал Чик.
— Могу и повыше, — согласился Славик.
Игра пошла живей. Но Чик не так часто выигрывал, как хотелось бы. Дело в том, что здесь земля была сухая и твердая и пятак слишком высоко отскакивал, нарушая Великий Закон, открытый Чиком во сне при помощи маленькой старушки.
Чик стал озираться, ища местечко помягче, повлажнее. И тут взгляд его упал на колонку с водой. Она стояла на углу в пятнадцати шагах от них. Вокруг нее была влажная земля — женщины, время от времени плеская ведрами, отходили от нее в разные стороны. Да и местные пацаны, поджав струю ладонью, любили разбрызгивать воду горизонтальными фонтанами. Так что место было подходящее.
— Жарко, — сказал Чик, — пойду напьюсь. Он подошел к колонке, открыл кран и нарочно стал долго пить воду, вернее, делать вид, что пьет, надеясь, что Славику надоест ждать и он сам подойдет. Но Славик не подходил.
Умываться было бы слишком подозрительно. Чик вспомнил, что в жаркие дни бабушка иногда смачивала водой из-под крана лоб его сумасшедшего дядюшки, чтобы он не буянил. И он стал, пошлепывая ладонью, плескать себе воду на лоб. Чик долго плескал себе воду на лоб, надеясь, что Славику надоест ждать и он подойдет к нему.
— Да ты что, спятил?! — крикнул Славик, и Чик поразился его случайной догадке. Чик продолжал охлаждать себе лоб. — Да ты будешь играть или нет?! — крикнул Славик.
— Подходи, подходи, сыграем, — отвечал Чик, как бы стараясь не терять время. Он продолжал шлепать себе воду на лоб.
Славик не выдержал и подошел. Они стали снова играть. На влажной земле пятак ложился как надо. Изредка если слегка и отскочит от земли, перевернуться ему уже почти никогда не хватало сил. Чем чаще Славик проигрывал, тем больше раздражался, чем больше раздражался, тем выше закидывал пятак. А чем выше он его закидывал, тем точнее пятак ложился. Вообще проигрывающий всегда старался как можно выше кинуть монету. Он как бы старался докинуть ее до высоты везения.
Минут через двадцать Чик его полностью обыграл. У Славика было полтора рубля мелочью, и все эти деньги теперь приятно тяжелили карман Чика.
Оказывается, чем больше деньги оттягивают карман, тем выше подымается настроение. Чик это ясно почувствовал. Чик подумал, что это вроде качелей. Когда на одном конце деньги оттягивают карман, на другом конце подымается веселье души. Чик еще был настолько юн, самоощущение богача было для него настолько ново, что он и не подозревал о том, что богачи могут впадать в мрачную меланхолию от боязни потерять свои деньги.
— Я пойду за деньгами, — сказал Славик, — ты меня жди.
Жди! Чик опять все вспомнил и почувствовал себя отомщенным.
— Подождем, подождем, — ответил Чик многозначительно, но Славик ничего не понял и побежал в сторону дома.
— Чик, сыграем? — сказал Бочо своим сиплым голосом. Он все это время стоял рядом. Ну до чего же Чику нравился этот сиплый голос Бочо! Чик отдал бы половину своих денег, а может, и все, чтобы иметь такой голос. Такой голос мог быть у капитана, о котором до того часто думал Чик, что иногда видел его как живого. Капитан, продутый всеми ветрами, но прокуренный одной-единственной трубкой, — вот мечта Чика, которую он иногда видел наяву.
— Нет, Бочо, — ответил Чик, — я с тобой не буду играть, я со своими ребятами не играю.
— Но ты же играл с Боцманом? — удивился Бочо.
— Откуда ты знаешь? — удивился Чик.
— Тут один на велопе проезжал, — сообщил Бочо, — он сказал, что ты очистил Боцмана… Греки волнуются, Чик!
Чик был до того увлечен игрой, что не заметил этого велосипедиста. Теперь он понял, что Боцман своей глупой жалобой на подглядывание Чика взволновал свой двор.
— Пусть волнуются, — ответил Чик, — Анести надо мной нечестно смеялся, в я его за это обыграл. И брат его нечестно подсказывал ему, когда мы боксировали. Алихора! Алихора! Как будто я не знаю, что это означает.
— Чик, а я знаю, отчего ты выигрываешь, — сказал Бочо и хитренько посмотрел на него.
— Откуда знаешь? — удивился Чик.
— Сам догадался, — уверенно сказал Бочо.
— Тогда скажи, — попросил Чик.
Бочо ужасно нравился Чику. Особенно он ему стал нравиться после того, как Чик красиво победил Бочо в честной драке и в невыгодной для себя обстановке. Но он всегда считал Бочо простаком. И вдруг такое!
— А ты будешь со мной играть? — спросил Бочо и с дьявольской проницательностью добавил: — Только не на этом месте, Чик. Ох, не на этом!
— Как хочешь, — бормотнул Чик, удивленный его догадливостью.
— Тебе возле колонки везет, — уверенно сказал Бочо.
— А как ты догадался? — спросил Чик радостно. Он понял, что Бочо пошел не научным путем, а путем колдовства.
— Очень просто, — сказал Бочо, возбуждаясь от собственной догадки, и от этого голос его еще сильней засипел, — сначала я никак не мог понять, чего это ты торчишь и торчишь возле колонки. А потом, когда ты стал плескать себе воду на лоб, я понял, что ты его приманиваешь к этому месту. Да ты никогда в жизни не плескал себе воду на лоб! А тут вдруг плескаешь и приманиваешь, плескаешь и приманиваешь! И приманил! На этом заколдованном месте Славик двадцать два раза подбрасывал монету и ты семнадцать раз угадал. Э, думаю, тут нечистая сила!
— Да, — скромно согласился Чик, радуясь, что Бочо ничего не понял, -ты правильно догадался.
— А как ты наколдовал это место, Чик?
— А ты никому не скажешь? — спросил Чик серьезно и в то же время чувствуя, до чего же ему будет сейчас весело выдумывать.
— Чтоб я похоронил свою маму, если скажу! — поклялся Бочо.
— Здесь собака зарыта, — важно сказал Чик.
— Собака?! — удивился Бочо и стал внимательно всматриваться в землю, словно хотел разглядеть сквозь землю труп собаки. — Твоя Белочка, что ли?
— Да ты с ума сошел! — вздрогнул Чик, на мгновение представив такое. — Белочка жива-здорова!
— Какая же собака, — спросил Бочо, — немецкая овчарка, что ли?
— Порода не имеет значения, — важно заметил Чик.
— Так ее что, живую зарыли? — допытывался Бочо.
— Нет, — сказал Чик, — она давным-давно умерла, и ее здесь зарыли.
— Разве можно зарыть собаку там, где люди воду берут? — неожиданно удивился Бочо.
Чик никак не ожидал такого вопроса, но не растерялся. Голова работала легко, весело. Стоило шевельнуться, и карман Чика издавал тяжелый, переливающийся звон.
— Ну какой же ты, Бочо, недотепа, — сказал Чик, — колонку когда поставили? Два года назад! А собаку зарыли давно. Это же не колодец. Вода течет себе по трубе и к собаке не притрагивается.
— Чик, а там, где ты Боцмана обчесал, тоже зарыта собака? — вспомнил вдруг Бочо.
— Да, — твердо сказал Чик.
— Да у вас что, дохлых собак зарывают на улице?! — удивился Бочо. -А у нас, если собака сдохнет, ее зарывают где-нибудь на огороде или на свалке.
— Это теперь так принято, — сказал Чик, — а раньше, до революции, было принято по-другому.
— Чик, — вдруг спросил Бочо, — а почему ты до сегодняшнего дня часто проигрывал, если знал колдовские места, где зарыты собаки?
— В том-то и дело, что не знал, — сказал Чик, — этот секрет открыл мне один старый капитан. Я с ним рыбачил, и я ему понравился. А ему этот секрет открыл один старый пират во время гражданской войны. Этого пирата взяли в плен, и капитан уже хотел повесить его на рее. «Вздернуть на рее вы меня можете, — сказал старый пират, — но кто вас научит беляков брать на абордаж? Ох и посмеюсь я над вами сверху, когда вы вздумаете идти на абордаж!» Пираты всегда так шутят. И тогда капитан призадумался и сказал: «Учи! Только честно! Дарую тебе за это жизнь!» — «Свистать команду на полубак! — крикнул старый пират. — Начинаю учить!» И он научил наших моряков брать на абордаж вражеские суда и стал нашим. А в перерывах между боями он учил капитана пить ром, показывать карточные фокусы, вязать пиратские узлы. Он даже хотел ему сделать цветную наколку. Но капитан отказался. «Запомни, — сказал он ему, — я революционер, а не хулиган. Так и передай!» Чик эту фразу услышал в прошлом году в разговоре двух мужчин, и она ему ужасно понравилась своей гордой красотой.
— Кому должен пират передать? — не понял Бочо.
— Другим пиратам, — сказал Чик, — чтобы они больше никогда не приставали к нему со своими цветными наколками. И вот этот пират научил его находить заколдованные места, где зарыта собака.
— А насчет кладов, Чик, — спросил Бочо, — что он сказал насчет кладов?
— Насчет кладов, — сказал Чик, — капитан пока молчит… Не все сразу…
— И ты теперь знаешь все места, где зарыта собака? — спросил Бочо.
— Нет, — сказал Чик, — пока на двух улицах. Мне хватает.
Бочо на мгновение призадумался.
— Чик, — спросил он потом, — а скажи мне точно, в каком месте ты обыграл Боцмана?
Чик про себя улыбнулся его наивной хитрости. Он уже твердо решил, что завтра раскроет Бочо свой научный секрет. А сегодня еще можно было пошухарить. И он сказал ему правду.
— Дом доктора Ледина знаешь? — спросил Чик.
— Кто же его не знает, — кивнул Бочо в сторону дома доктора Ледина.
— От середины дома отсчитай пять шагов в сторону улицы и попадешь в точку.
Бочо призадумался.
— А еще где? — спросил он.
— Ты что, думаешь, достаточно знать, где зарыта собака?
— А что? — спросил Бочо.
— Нет, — сказал Чик, — это еще не все. Это почти ничего. Если б дело было только в зарытой собаке, ты знаешь, сколько бы негодяев поубивало собак! Они бы зарывали бедных собак в таких местах, где люди почаще собираются играть, и давай всех обчесывать!
— А в чем дело, Чик? В чем? — спросил Бочо, приплясывая от нетерпения.
— Во-первых, собака под землей должна пролежать не меньше ста лет, -строгим голосом сказал Чик, — и, прежде чем играть, надо про себя три раза произнести колдовское слово… А от породы собаки ничего не зависит… Лишь бы она пропрела под землей лет сто.
— Какое слово, Чик, какое? — взмолился Бочо.
Чик сделал многозначительное лицо и кивнул на перекресток.
К ним приближались два брата-близнеца. Всегда серьезные, всегда одинаково одетые, они и в деньги всегда приходили играть вместе. И всегда или оба выигрывали, или оба проигрывали. Так получалось. Если один проигрывает, другой ему дает свои деньги. Иногда один играет, а другой просто смотрит. Если тот, кто играет, проигрывает, второй прерывает игру, отводит его чуть в сторонку, и они начинают шептаться. После этого или второй вступает в игру вместо первого, или первый меняет вид игры. Хоть выигрывают, хоть проигрывают, они всегда оставались серьезными. За все это им дали общее прозвище «Два Брата — Гроб да Лопата».
— Чик, — засипел Бочо вполголоса, — скажи колдовское слово. Лопату я беру на себя.
— Нет, Бочо, — твердо сказал Чик, — завтра все узнаешь, а сегодня я играю один.
Чик взглянул и сторону братьев и хлопнул себя по карману. Братья посмотрели друг на друга, потом взглянули на Чика и разом кивнули.
Они подошли к Чику и вытащили из карманов мелочь. У каждого было почти по рублю. Может создаться ложное впечатление, что у ребят Мухуса было много карманных денег. Нет, конечно. Но если человек приходит играть, значит, он накопил деньги. Только такой милый простак, как Бочо, приходит с двадцатью копейками и канючит, чтобы с ним поиграли. Настоящие игроки копят деньги к игре.
И вот они стали играть. Опять по десять копеек. То один подбрасывает пятак, то другой. И проигрывают, хоть и медленней, чем Славик, но проигрывают.
Вдруг старший близнец отпел в сторону младшего, и они стали шептаться. Пошептались, пошептались и подошли. Шептание кончилось тем, что старший близнец сменил свой пятак на трехкопеечную монету, а младший — на двухкопеечную. Снова стали бросать. Через некоторое время младшему повезло три раза подряд, а старший продолжал проигрывать своей трехкопеечной монетой.
Братья снова отошли, пошептались, пошептались, и старший, взяв все деньги у младшего, стал подкидывать копеечную монету и все проиграл. Все проиграв, они, как обычно, молча повернулись и ушли.
— Чик, — сказал Бочо восторженно, — ты теперь у всех можешь выиграть. Сыграй с этими.
Чик посмотрел на тротуар. Там продолжали ковать деньги тяжелыми царскими пятаками. Все эти ребята были года на три, на четыре старше Чика.
— Налупить могут, — твердо сказал Чик.
— А что же Суслик не приходит? — удивился Бочо.
— Ха, — усмехнулся Чик, — Суслик уже давно забыл про нас. Наверное, бегает по двору в носках. Пойдем погужуемся. Я угощаю!
Чик облапил Бочо одной рукой, как щедрый старший брат, и повел его угощать. Через перекресток на углу под церковной оградой стоял со своим лотком продавец сластей. В десяти шагах от него возле той же церковной ограды ютился магазинчик.
Они подошли к лотку. За стеклом лотка, как тропические рыбки в аквариуме, краснели леденцы на палочках, Сверкали козинаки с ядрами орехов, схваченными золотистым медовым лаком. Рубчатые трубки вафель, наполненные легкой пеной крема, призывали похрустеть легкой жизнью.
— Выбирай, Бочо, — махнул Чик рукой на лоток.
Бочо сразу ткнул пальцем на леденец-дирижабль. Потом на козинак. Потом вопросительно посмотрел на Чика, и Чик кивнул, мол, выбирай, выбирай.
— И еще две вафли, — сказал Бочо.
— Мне то же самое, — добавил Чик.
— Платить, платить кто будет? — насторожился продавец.
Чик властно звякнул тяжелым карманом. Все обошлось в рубль двадцать копеек.
Они сели на густую травку, росшую у самой стены церковной ограды. Сначала съели вафли, то отсасывая из трубки легкий крем, то сокрушая хрупкую сладость самой трубки. Потом разгрызли козинаки, яростно липнущие к зубам и как бы пытающиеся вырвать их взамен ядрышков орехов, выломанных зубами из хрустящей плитки. А потом, уже спокойно переговариваясь, сосали свои леденцы, вкусно припахивавшие горелым сахаром.
Было приятно помечтать о деньгах, которые они выиграют в ближайшее время. Каждый купит по футбольному мячу. Потом, если дела пойдут хорошо, они купят по велосипеду. А потом, если дела пойдут очень хорошо, они купят весельную лодку на двоих.
— Учти, — предупредил Чик, — ЛЈсик, Оник, Сонька и Ника будут кататься вместе с нами. Чтобы ты потом не обижался.
— Но ведь ЛЈсик такой неловкий, — сразу же обиделся Бочо, — он свалится за борт! Кто его будет спасать? Ты?!
— Ничего, — жестко поправил его Чик, — в штиль можно…
— Чик, — взмолился Бочо, — но ведь он даже на ровной земле падает! Свалится за борт и пустит пузыри! Как пить дать, утонет!
Трудно отказать человеку, когда он о чем-нибудь просит таким сиплым голосом старого капитана. Но Чик был тверд.
— Ничего, — жестко отрезал он, — в мертвый штиль можно.
Бочо внимательно посмотрел на Чика, понял, что его не переупрямишь, и успокоился.
— А чего ты только на двух улицах узнал, где зарыты собаки? — спросил он. — Надо узнать на всех.
Чику сейчас, после сладостей, как-то поднадоели зарытые собаки, но уже нельзя было отступать.
— Заработаем на этих собаках, а потом пойдем дальше, — сказал Чик, -ты только приманивай богатых мальчиков.
— Я знаю двоих с моей улицы и одного с Карла Либкнехта, — сказал Бочо, — а где вторая улица с зарытыми собаками?
— Вот эта улица, где мы сидим, — сказал Чик.
— Аж зубы ноют от сладости, — заметил Бочо и отбросил оголенную леденцовую палочку. Дирижабль полностью переместился в живот Бочо.
Чик тоже отбросил свою палочку, хотя и не полностью дососал свой дирижабль.
— Выпьем лимонаду, — сказал Чик, вставая.
Они подошли к магазину и поднялись по деревянным ступенькам к прилавку.
— Бутылку лимонаду, — сказал Чик и положил деньги на прилавок, -хочешь «раковые шейки»?
Он обернулся на Бочо. Это были очень вкусные конфеты.
— Неохота, Чик, — мотнул головой Бочо и удивленно посмотрел на Чика. Чик в ответ слегка кивнул головой, давая знать, что он его понимает.
— Мне тоже неохота, — сказал Чик и солидно добавил любимую поговорку мухусчан: — Белый хлеб и то надоедает.
Они уже допивали лимонад, когда возле магазина какой-то мальчик остановил свой велосипед, лихо соскочил на землю и прислонил его к церковной ограде. Мальчик был в новенькой ковбойке и длинных черных брюках. Позвякивая сверкающими зажимами на брючинах, он поднялся к прилавку.
Ни разу не взглянув на Чика и Бочо, он попросил у продавца килограмм халвы и три пачки чая. Расплатился, вложил свои покупки в кошелку и спустился к своему велосипеду.
Как только мальчик подошел к прилавку, Бочо стал подталкивать Чика и делать ему страшные гримасы. Чик ничего не мог понять и даже стал злиться на Бочо. Но, когда мальчик отошел со своими покупками, Бочо быстро шепнул ему:
— Чик, лафа! Это самый богатый мальчик в городе. Он сын главного мясника! Сыграй с ним! Сыграй, Чик!
— Хорошо, — сказал Чик, — подмани его.
Мальчик в ковбойке, повесив кошелку на руль, взгромоздился на свой велосипед и уже хотел одной ногой оттолкнуться от земли, но тут к нему подбежал Бочо. Они немного пошептались.
— Идет, — сказал мальчик и властно оглянулся на Чика.
Чик подошел.
— Подъезжай к колонке, — сказал Бочо, — там поиграете. И другие пацаны посмотрят, как ты играешь.
— Зачем мне другие, — ответил мальчик, — прямо здесь покидаем в «орла-решку».
Он все еще держал под собой велосипед, хотя стоял на земле. Видно, он долго играть не собирался.
— Нет, нет, — сказал Бочо взволнованно и даже слегка повернул велосипедный руль в сторону колонки, — наши пацаны хотят посмотреть, как ты играешь.
— Так зови их, — холодно заметил мальчик и, поправив руль, повернулся к Чику. — Кидаем?
— Конечно, — сказал Чик, удивляясь, что мальчик так и не слез со своего велопа.
— Но… Чик! — воскликнул Бочо, делая огромные глаза и напоминая, что надо двигаться к месту, где зарыта собака. Чик уверенно кивнул, давая знать, что он обо всем помнит, и бросил таинственный взгляд на землю между мальчиком в собой.
Бочо так и остался с разинутым ртом. Он был поражен догадкой. Особенно его поразило то, что они как раз именно здесь сидели себе и ели сладости, а собака была зарыта на расстоянии вытянутой ноги.
— Как, и здесь?! — все-таки переспросил он, не веря своей догадке.
— Будь спок, — кивнул Чик.
В это время богатый мальчик вынул из карманчика ковбойки новенькую сверкающую копейку и, придерживая велосипед левой рукой, положил ее на большой палец правой руки. Нет, он слезать со своего велопа не собирался.
— На сколько? — спросил он у Чика и посмотрел на него темными, бесстрашными к проигрышу глазами.
— По десять копеек, — сказал Чик, уверенный, что мальчик предложит играть по двадцать копеек и они сторгуются на пятнадцати.
— Полтинник или еду! — презрительно сказал мальчик и решительно взялся за руль.
— Ладно, — согласился Чик, — кидай!
Копейка взлетела, отскочив от большого пальца мальчика.
— Орел! — крикнул Чик.
Сверкнув золотой каплей, копейка упала на «орла». Мальчик на нее даже не взглянул и снова подбросил копейку.
Чик снова угадал. Мальчик все так же, не слезая с велосипеда, холодно взглянул на упавшую монетку. Пока Чик ее подымал, он вынул из кармана мятый рубль и сунул Чику, как грязную промокашку.
— На все! — сказал мальчик, имея в виду свой проигрыш, и снова кинул монетку.
Чик опять угадал. Беря второй рубль уже слегка дрожащей рукой, Чик чувствовал, что его опять затопляет знакомое мутное волнение. Но ведь тут только запоминай, как монетка лежит на пальце, больше ничего не надо!
— На все! — повторил мальчик, глянув на Чика холодными глазами.
Монетка метнулась в небо. Мальчик опять проиграл.
— На все! — сказал мальчик и снова метнул монету.
— Решка! — крикнул Чик, чувствуя, что душа его падает вместе с золотой каплей.
Монетка так и влепилась в землю на «решку». Молча повозившись рукой в кармане и как бы прислушиваясь к возне своей ладони, он вынул оттуда трешку и рубль.
Чик, потрясенный богатством, которое ему почти небрежно суют, все-таки мимоходом успел удивиться чуткости пальцев этого мальчика — точно выщупывает из кармана то, что надо.
Чик подал ему копейку.
— На все, — спокойно сказал мальчик.
— Как? — не выдержал Чик и стал терять слова от волнения. — А вдруг… а ваш свет?
Дальше был какой-то сон. Чик выиграл еще раз, одновременно испытывая и восторг, и ужас от понимания, что так вечно продолжаться не может. А вдруг может?
— Решка! — крикнул он в очередной раз. Монетка упала на землю. Она даже не отскочила.
— Орел! — холодно поправил мальчик.
Не веря своим глазам, Чик наклонился. Копейка лежала на «орла». Чик теперь смутно воспринимал происходящее. Он только вынимал из кармана мятые деньги, а мальчик в ковбоечке небрежно совал их в свой карман.
Вынимая последний рубль, Чик притронулся к собственному серебру, собрал все свои силы и тряхнул карман, издавший тяжелый звон.
— На все! — крикнул он и, подняв копейку с земли, положил на большой палец, поддел его под указательный и выпулил в небо.
— Орел! — крикнул мальчик, словно все понял. Копейка упала на «орла». Чик выгреб из кармана весь свой сегодняшний урожай, и мальчик высыпал его в свой карман.
— Чик, играй на мои! — в отчаянии крикнул Бочо.
— Я играл с ним, а не с тобой, — сказал мальчик и уже сам, опять-таки продолжая держать свой велоп между ногами, но теперь накренив его почти до земли, дотянулся до своей копейки. Распрямился, сдунул с нее песчинки, поцеловал и сунул в кармашек ковбойки.
— Моя везучая копейка, — сказал он, застегивая кармашек.
Мальчик оттолкнулся одной рукой от стены, нажал на педаль, одновременно усаживаясь в седло, и, вильнув рулем, уехал не оглядываясь.
Чик и Бочо пошли в сторону дома.
— Чик, что случилось?! — орал Бочо оглохшему от горя Чику. — Может, собаку кто-нибудь отрыл?
— Не знаю, — бормотал Чик, плохо воспринимая происходящее.
И вдруг им вслед зазвенел церковный колокол: донн! донн! донн! Бочо, пораженный догадкой, остановился и ударил себя в лоб.
— Дураки мы! Дураки! — крикнул он сиплым голосом. — Собака-то зарыта, но рядом с церковной стеной колдовство не действует! Как же ты об этом забыл? Я что-то чуял, когда приманивал его к колонке! Но ничего, Чик, мы победим! Завтра отыграемся на мои!
К сожалению, Чику так и не удалось отыграться. Дело в том, что на следующий день начались дожди, а в Мухусе ребята играли только под открытым небом. А через неделю, когда дожди кончились, великий закон, открытый Чиком, почему-то перестал действовать.
Мы, как и Чик, не понимаем, в чем тут дело. Возможно, это был день великого везения. Бывают же такие дни у людей. Вот и Чику выпал такой день, хотя везение и не дотянуло до заката.
Будем надеяться, что современная наука даст исчерпывающее объяснение этому явлению. Не исключено, что магнетической силой своего желания выиграть Чик заставлял монету подчиняться своей воле. Но почему монета в самый решительный миг взбунтовалась, остается загадкой. То, что в самом Чике магнетическая сила желания выиграть к этому мгновению никак не исчерпалась, не вызывает сомнения. Остается предположить, что дождливая неделя смыла из атмосферы те вещества, которые служили проводниками сигналов от Чика до монеты. Одним словом, слово за наукой, а мы замолкаем, дабы оставаться в рамках свойственного нам реалистического повествования.
____________________
Чик на охоте
Чик проснулся рано утром. Он тихо встал, чтобы не разбудить спящих. Он надел майку, потом натянул поверх трусов короткие штаны с карманами и продел в них пояс брата, который Чик еще ночью выдернул из его брюк и положил возле своей кровати.
Он собирался идти на охоту за перепелками и в случае удачи рассчитывал, что перепелок можно головками засовывать за пояс и они будут держаться. Как миленькие будут держаться, только пояс затягивай потуже! Хотя было тепло, Чик влез в рубашку. Он сообразил, что перепелки иногда могут падать в колючие кустарники, и тогда в майке все тело исцарапаешь. Поэтому лучше в рубашке. Надел на ноги сандалии, застегнул пряжки и вышел на веранду.
Чик открыл кран и умылся. Когда Чика не видела мама или тетушка, он умывался очень быстро. Если бы проводились всесоюзные соревнования по быстроте умывания, Чик мог бы стать чемпионом страны. Умывался он молниеносно. Со стороны можно было подумать, что он проверяет воду на влажность. Мазанул мокрыми руками по правой и левой щеке — и все. Да, вода продолжает оставаться влажной. Чик воду любил в виде моря. Или море, или ничего.
На столе стояла миска с грушами. Над ними уже кружились осы. Осы были желтые, как груши. Чик взял со стола свой учебник по истории древнего мира и стал убивать ос. Две осы он убил, а одна улетела, хотя и была тяжело ранена. Уже убитых ос Чик окончательно раздавил на столе тем же учебником истории. Сгреб их спичечной коробкой на учебник и выкинул за окно. Чик знал, что даже мертвой осе нельзя доверять: осу можно раздавить, но она и после этого сохраняет способность жалить. Жить уже не может, но жалить еще может. Вот что такое оса.
Он собирался идти на охоту за перепелками и в случае удачи рассчитывал, что перепелок можно головками засовывать за пояс и они будут держаться. Как миленькие будут держаться, только пояс затягивай потуже! Хотя было тепло, Чик влез в рубашку. Он сообразил, что перепелки иногда могут падать в колючие кустарники, и тогда в майке все тело исцарапаешь. Поэтому лучше в рубашке. Надел на ноги сандалии, застегнул пряжки и вышел на веранду.
Чик открыл кран и умылся. Когда Чика не видела мама или тетушка, он умывался очень быстро. Если бы проводились всесоюзные соревнования по быстроте умывания, Чик мог бы стать чемпионом страны. Умывался он молниеносно. Со стороны можно было подумать, что он проверяет воду на влажность. Мазанул мокрыми руками по правой и левой щеке — и все. Да, вода продолжает оставаться влажной. Чик воду любил в виде моря. Или море, или ничего.
На столе стояла миска с грушами. Над ними уже кружились осы. Осы были желтые, как груши. Чик взял со стола свой учебник по истории древнего мира и стал убивать ос. Две осы он убил, а одна улетела, хотя и была тяжело ранена. Уже убитых ос Чик окончательно раздавил на столе тем же учебником истории. Сгреб их спичечной коробкой на учебник и выкинул за окно. Чик знал, что даже мертвой осе нельзя доверять: осу можно раздавить, но она и после этого сохраняет способность жалить. Жить уже не может, но жалить еще может. Вот что такое оса.