Искра Павел. Тропа тайкера

   Шел уже седьмой (а может девятый) день, когда я видел свою мать в последний раз. Я умирал от голода. Хорошо хоть всю неделю были дожди жажды не было. От нее страшная смерть, а от голода - ерунда.
   В окно я так и не посмотрел, так как с удивлением услышал стук приближающихся шагов к дверям моей комнаты. Шаги были явно мужские. Я перекатился с живота на бок, чтобы рассмотреть, кого же могло занести в это проклятое Богом место. Дверь отворилась, и в комнату вошел "яйцерез" с автоматом на правом плече. Меня поразил серый блеск на его ресницах впрочем, с голодухи это могло и померещиться.
   - Есть хочешь? - спросил офицер. Я отрицательно покачал головой. Мне действительно ничего не хотелось, поскольку мне было уже легко. Всего неделя, и не замечаешь ни голод, ни холод, ни дождь. И чувство полной безысходности, давящее ранее душу тяжелым камнем, уже будто бы растворилось во влажном холодном воздухе.
   - Но у меня очень вкусно, - возразил мужчина и ловко, как фокусник, извлек откуда-то тарелку с дымящимся мясом, картошкой и овощным рагу.
   - А у меня все равно нечем расплатиться.
   - А я разве чего прошу? - удивился "яйцерез".
   - В том-то и беда, что нет.
   - Не пойму я тебя, малыш, - лицо мужчины приняло озадаченное выражение.
   - Все просто. Честные люди все продают за деньги, и ничего больше не требуют. Другие, - я особенно выделил это слово, - обожают делать подарки. И за свои подарки заставляют расплачиваться до конца жизни.
   - Может, ты и прав, малыш, - покачал головой мужчина, - но если ты сейчас не поешь, то жизни твоей недолго осталось.
   - Вот и прекрасно. Если бы Вы зашли неделю назад, я умолял бы Вас пристрелить меня, а сейчас даже этого не попрошу.
   - Ты не хочешь жить?
   - Мне все равно.
   - Если так, почему бы тебе не покушать?
   - Зачем?
   - Ну... чтобы сделать мне приятное...
   Я рассмеялся ему в глаза. Нет, этот чудак все же смог немного повысить мое настроение и добиться своего - я взял тарелку и с удовольствием поел мясо и впрямь было восхитительным (и откуда он его взял в вымершем городе?). И даже с удовольствием слушал его дурацкий треп. И с еще большим удовольствием пил красное искристое вино из его фляги. Вкус вина показался до боли знакомым.
   "Яйцерез" спрашивал меня про отца, мать, откуда я родом, ведь не мог же я всю жизнь здесь валяться. И вдруг мою память как прорвало. Я вспомнил трехэтажный дом из крепкого бруса, с двумя террасами и уютным камином в гостиной, средних размеров пруд во дворе, заливные луга за оградой, и за ними -лиственный лес. И горы вдали. Пасеку возле гречишного поля. И виноградники. Виноградники, равных которым не было нигде в мире! Красное, с иссиня-золотистыми искорками, где вы еще видели такое вино? Где вы еще пили такое вино? А у моего отца была монополия на производство и продажу этого вина - и она должна была мне перейти по наследству. Но кто-то, жестокий и сильный, все это у меня отнял.
   И когда я все это вспомнил (спасибо "яйцерезу"), мне вдруг сразу захотелось жить. И я дал себе клятву наперекор всему выжить и мстить. И так, чтобы у этого жестокого и сильного земля под ногами горела, и чтобы он, как и я неделей раньше, молил о смерти.
   Позже, когда я вспоминал этот сон, мне было смешно, - мальчишка-калека клянется отобрать назад свои родовые имения. И выходило по клятве, что отец мой аристократ, и мать, стало быть, тоже (на военном заводе-то! с ячменным супом!). Хорошо, что отец, судя по тем воспоминаниям, был уже мертв, и тело его было сожжено, не то в гробу бы перевернулся, узнав, до чего его семья докатилась.
   Очнувшись после всех этих кошмаров, я встал с кровати бородатого гипнотизера и долго разминал свои ноги, радуясь, что они в полном порядке. И на во прос: "Что Вы сейчас чувствуете?" ответил, что голодный, как стая волков. Тот оказался хозяином вполне хлебосольным, и через минуту я уже уплетал на кухне вкуснющий наваристый борщ. Он очень внимательно слушал мой рассказ, задумчиво теребил бороду, глядя при этом куда-то вверх. Он сидел так минут пять и после того, как я замолчал. Потом он спросил: "Можете ли Вы мне сказать, как называется этот город? Что это за страна? Кто был у власти? С кем воевали? И откуда взялось это прозвище - "яйцерез"? Какое-нибудь крутое спецучереждение? Что-то не могу припомнить. В какой стране служат эти "яйцерезы"? Хм, может "спиногрыз"? Хотя нет, это что-то другое. Я, конечно, не военный, может, где-то и есть такие. Вспомните хотя бы название города, это может быть важно".
   - Название города не помню. Хотя нет, это была столица герцогства Алайского. А воевали мы, конечно, с империей Каргон.
   - Почему конечно?
   - А с кем же нам еще воевать? - совершенно непроизвольно вырвалось из моих губ.
   - Ну что ж, пусть. А где может быть примерно этот Каргон? Ну там, Азия, Латинская Америка?
   - Вот это я точно не помню.
   - Хорошо. Значит, там были бомбардировщики? А автомат у того... офицера, какой из реальных аналогов он напоминает?
   - Я тоже не военный. Чем-то похож на фрицевский, времен второй мировой.
   - Ага. Значит, сороковые годы, война. Тогда чуть ли не весь мир воевал. Хорошо бы узнать, кстати, как он выглядел. Ну там раса, национальность?
   - Трудно объяснить. Наполовину ариец, наполовину вьетнамец.
   - Что-то не могу представить. Ладно, придите ко мне дня через два, надо будет детально заняться этим вопросом.
   Разумеется, я к нему больше не приходил. Тогда, после его сеанса я всерьез начал опасаться, что у меня просто поехала крыша. Уж очень реальным был этот кошмар. С той поры вдруг возникла странная уверенность, что все это было на самом деле. Мало того - появились новые воспоминания, которые я хоть и не видел во сне, но которые несомненно с ним были связаны. Я вспоминал семейные обеды в зале у камина и молчаливого слугу, всегда подающего вино в хрустальном графине. Его пили все - такова была традиция нашего дома. Ему придавалось большое значение в нашей семье. А еще подавали каких-то диковинных, вкуснющих рыб. Мой отец, кажется, был ихтиологом, и сам разводил этих рыб в нашем пруду. А дед вечно журил отца за его увлечение.
   - Аристократ должен уметь воевать, а не заниматься всей этой научной белибердой. Он не может позволить себе такую роскошь.
   - Ну как ты не понимаешь? - возражал отец, - ведь этим породам цены нету! У нас будет вторая монополия, кроме вина, это принесет богатство.
   - Если только герцог не захочет это богатство отобрать. В нашем воздухе все время пахнет войной.
   - Но у нас ленное право, и плевать мне на эти войны.
   - Все эти права ничего не стоят, если они не подкреплены силой. Герцог всегда найдет, к чему придраться. К тому же, женат ты на простолюдинке.
   - Но это не преступление. А по красоте, образованию и душевным качествам моя жена не уступит и герцогине.
   - Не спорю. Но не вздумай сказать это где-нибудь еще. Посчитают за оскорбление герцогини. И вообще, каждый должен заниматься своим делом. А дело аристократа - быть воином. Найми себе ученых, торгашей... для своих рыб, а сам охраняй хотя бы то, что имеешь. Арихада слишком лакомый кусок для всех этих хищников, что для герцога, что для императора.
   Судя по всему, дед оказался прав. Вскоре после его смерти отцу удалось наладить торговлю рыбами в империи. У нашей семьи было право экспорта вина, и отец тогда решил, что оно распространится и на все остальное. Герцог же посчитал, что это не так, и обвинил отца в государственной измене. На суде тот долго доказывал свою правоту, тряс ленными грамотами, но приговор был решен заранее - расстрел с полной конфискацией. А мать - в столицу, точить снаряды. А тут снова война. Собственно, война длилась не один десяток лет, Алай медленно, но верно, с краткими перемириями постепенно захватывал все новые и новые территории благодаря недюжинному таланту полководцев и военных разведчиков. Кстати, мой дед и был одним из генералов разведки по кличке "Змей". За его блистательные операции герцог лично пожаловал ему ленное право на Арихаду. Но у деда совсем не было времени заниматься воспитанием моего отца. В результате сын генерала стал талантливым ученым, неплохим коммерсантом, но не политиком и не бойцом. А в том мире это было равносильно поражению.
   Конечно, посещение врачей, магов и прочих я прекратил. Но проблема болей в спине так и осталась. И к ней прибавилась еще и новая - с этими реалистическими снами и псевдопамятью.
   * * *
   Как я уже говорил, до Волги мы добрались без приключений. Ну а там все как обычно, лодочки уже в ряд стоят, выбирай любую. Яркие такие, свеженькие, чуть ли не блестят, и река синевой льется, свежей прохладой манит, а на том берегу сосенки так и сияют янтарем на фоне пронзительно-голубого неба.
   "Сиеррочку" мою, ясно, у станции оставить пришлось, тут и стояночка платная нашлась, и цены совсем смешные.
   За то время, пока доехали, я уже полностью в норму вошел, девки поначалу с испугом смотрели, но Серый по дороге им хорошую лапшу на уши навешал, именно ту, что и надо. И к моменту приезда они уже всё как должное воспринимали. За весла, правда, меня не пустили, что не очень-то и расстроило. Сначала греб один Серый, потом к нему в напарницы Танька определилась. Алька же сидела на носу и через спины строила мне глазки. Настроение уже чамного улучшилось, я улыбался в ответ и никак не мог понять, что это я на нее раньше так взъелся. Девка как девка, ну уродина, так не жениться же на ней. Шлюха, конечно, так ведь целку из себя строить не будет.
   "Стоп, приятель," - мысленно приказал я себе, -Тебе опять начало клинить мозги. Попробуй просто не замечать ее. Отвлекись на что-нибудь приятное."
   Солнце уже клонило к закату, его косые лучи роздали в мелкой ряби воды огненные искорки, мерцавшие вокруг нашей лодки. Взгляд, завороженный игрой отраженного света, проходил все дальше - вдоль по течению реки - и до самого горизонта, где уже невозможно было найти четкую границу между безупречно голубым небом и рекой.
   Эх, июль-месяц, счастливая пора! Тепло. Солнечно. Тяжелые капли воды скатывались с шершавых весел при каждом взмахе, и острый нос лодки разрезал волну, и она отбегала назад, рождая другие волны, которые все повторяли сначала.
   Когда мы уже почти доплыли до острова, солнце уже наполовину скрылось за горизонтом. Его золотой полудиск медленно уходил вглубь воды, окрашивая ее в янтарно-бронзовый цвет самых разнообразных оттенков, которые мерцали и перемешивались, уходя вглубь реки и вновь появлялись на поверхности. И вдруг, когда над водой остался лишь маленький краешек солнца и стало ясно, что оно сейчас исчезнет, глаза ослепил яркий зеленый луч такой мощной красоты, какой я не видел нигде. Длился он считанные секунды, но в них, казалось, была заключена не одна вечность.
   - Серый, ты видел?! - восторженно закричал я, показывая рукой в направлении изумительной вспышки.
   - Ты имеешь в виду закат? - на секунду оторвавшись от весла, Серый с нехорошим подозрением покосился в мою сторону, - Да, красиво. Но зачем так кричать-то?
   Так, приплыли. Ничего особенного никто из компании не увидел. А вот это уже серьезно. Сначала обмороки, теперь галлюцинации. А может, все обойдется? Я когда-то слышал, что если человек признает себя сумасшедшим, то на самом деле он нормален. Значит, будем считать себя нормальным. Но тогда я уж точно сумасшедший...
   Пока я размышлял над всей этой казуистикой лодка уже причалила к берегу. Это было прекрасное место - широкий песчаный пляж глубиной метров двадцать, за которым тихо шумели ветвями корабельные сосны. И пляж этот был совершенно пустым, не считая голого по пояс тощего бородатого мужика, который стоял в подвернутых шароварах по щиколотку в воде с бутылкой водки в одной руке и со стаканом в другой. Он смотрел на нас с улыбкой блаженного, и вообще чем-то походил на святого со старинных икон.
   - Вечер добрый, судари и сударыни, - неожиданно гнусавым голосом произнес "святой", - вам невероятно повезло, что занесла вас сюда нелегкая. Вы тоже Нардаю ищете, али по другой нужде?
   Я решил не отвечать, так как уже не знал, - померещился мне этот чудак, или нет. Но мои сомнения быстро разрешила Алька.
   - Мужик, а ты водки нальешь? - она грузно перевалила свои телеса через борт лодки и прошлепала босыми ногами по воде прямо к бородачу.
   - А где же ты видишь водку, голуба моя? - с тем же благостным выражением степенно гнусавил "святой". - Это священный нектар из цветка папоротника, настоянный на одолень-траве, с отваром оленьих рогов...
   При этих его словах я несказанно обрадовался, такое соседство мне было более, чем кстати. Теперь все внимание будет переключено на него, а я на таком фоне буду выглядеть вполне нормально.
   - Дядь, да ты кто такой? - уже менее уверенным голосом спросила Алька.
   - Я-то? Закрытый.
   - Какой-какой?
   - Ну как это объяснить... Ты вот Пушкина знаешь?
   - Знаю.
   - А Лермонтова знаешь?
   - Знаю.
   - А где они все? Все их знают, и нигде найти не могут. А почему? А потому, что закрытые. Так вот и я.
   Алька звонко хлопнула себя по лбу и захохотала во все горло - пожалуй, еще громче, чем тогда в машине, во время анекдота. Не удержались от смеха и Серый с Танькой. Только меня это почему-то не рассмешило. Не понравился мне этот перл "святого". Бред, конечно, чистый, но что-то меня в нем насторожило. Как будто я услышал диковинную метафору, за которой кроется что-то очень серьезное.
   - Ну ладно, мужик, - отдышавшись от смеха, промолвила Алька, - Коли такой жмот, жри сам свою водяру. У нас у самих всё есть, коли хочешь, тебя угостим. Или нет, на сегодня тебе "нектара" вполне хватит, а вот завтра у нас похмелиться на всех останется, после рогов твоих оленьих. Да и насчет чего другого тоже... - она кокетливо повела мясистым плечиком.
   - Благодарствую, сударыня, - "святой" отвесил земной поклон, - Но похмеляюсь я компотиком из белены и мухоморной наливочкой, да чтоб из погребу было, а сливочки, что от козы Таисии, мне уж поперек горла встали. А до вашего полу меня хоть интерес разбирает, да страх зело давлеет, и подойти близко не решусь. А вот юношу, - тут он мельком взглянул на меня, приглашаю ко мне во дворец, да откроется ему Нардая во всей красе и величии своем. пусть приходит ко мне на пир званый, - после этих слов "святой" плавно повернулся к берегу и пошел из воды к лесу.
   Алька глядела ему вслед и чесала коротко стриженый затылок.
   Эй, а куда приходить-то? - крикнула она, - Ты что, разве не на берегу остановился?
   - Что вы, госпожа моя, - не оборачиваясь ответил тот, - я русалок с детства боюсь. А дворец мой высоко на холме стоит, и дороги им туда нету, святые мороки на заставах стоят, ворога очаровывают и выворачивают вспять. Да и вам туда, краса ненаглядная, тоже пути не будет, уж не обессудьте. Только юноше, да не того, что с веслом, а того, что на месте кормчего сидит, кормчий далеко зрит, да глаза ему пелена застила, и силушкой его Бог не обидел, да очарован он...
   Он уходил, не повышая голоса, и ни на секунду не прерывал своей речи. Когда его фигура уже скрылась среди деревьев, последние фразы разобрать было очень трудно, и было непонятно, то ли он замолчал, то ли так и идет, вглубь острова, продолжая свой монолог.
   Изо всей этой галиматьи я понял только одно: этот "святой" явно положил на меня глаз. Именно я сидел на корме лодки и именно в мою сторону он зыркнул глазами. Но как ни странно, мысль о "свихнувшемся педерасте" у меня исчезла так же внезапно, как и появилась. Она исчезла тогда, когда Алька, глядевшая в направлении уходящего каким-то странным, выслеживающим взглядом, вдруг повернулась чуть в сторону нашей лодки.
   - Пиздишь ты, как Троцкий, старый болтливый козел, - сказала она вдруг очень красивым и нежным голосом. Этот голос, настолько непохожий на ее прежний, произнесенный к тому же с такой интонацией и силой, с какой обычно объясняются в любви, настолько контрастировал с этими грубыми словами, что я потерял способность что-либо мыслить.
   После чего она повернулась ко мне и взглянула прямо в глаза - еще миг, - и она превратилась в такую красавицу, какой я не видел нигде. Ни в жизни, ни в кино, ни в журналах. Любая топ-модель выглядела бы просто дурнушкой. Хотя нет, дурнушка - это повод для сравнения. А тут никаких сравнений быть просто не могло. Я не мог отвести от нее взгляда, вся природа вокруг потускнела, исчезла, как и все, что оказывается в сиянии Божьего Света.
   - Ну чего там расселись-то, - ее прежний голос резко прервал мой шок, - пора выгружаться, ставить палатки да водкой накачиваться.
   Я резко протер глаза: краса неземная, конечно, исчезла, и перед нами стояла прежняя Алька. Полминуты постояв, она прошлепала по воде на берег, скинула на песок свою одежду, кинулась обратно в воду и поплыла кролем навстречу закату.
   - А она и впрямь похожа на русалку, - чуть прищурив глаза, восторженно прошептала Танька.
   Так, новые чудеса. На мой взгляд, эту лысую уродину можно было сравнить лишь с кикиморой или с болотной жабой, но никак не с русалкой. Да и все Танькино поведение, пока мы сюда добирались, было, по меньшей мере, непонятным. Посудите сами: девушку пригласили на пикник, и вдруг ее мужчина привозит туда же другую, ранее незнакомую ей девицу. Причем познакомились они этим же днем. И хотя ее мужчина (то есть Серый) и говорит, что снял ту девицу для друга (то есть меня), со стороны это выглядит странно: этот друг на нее и внимания не обращает, даже избавиться от нее хочет. А вот Серый, наоборот, бросает в сторону той девицы вполне заинтересованные взгляды. В такой ситуации, по-моему, любая бы возмутилась. Потребовала бы объяснений, а то и навалила бы Серому хороших пендюлин, и была бы совершенно права. А Танька наоборот, всю дорогу молчала, и вообще вся была немного раздавленная. Так обычно себя ведут, когда оказываются в компании с крутой знаменитостью. Причем уважаемой ею лично и горячо любимой.
   Алька плавала где-то час, за это время мы успели разбить лагерь, натянуть широкий тент над местом предполагаемого кострища и приготовить все, что нужно для вечерней трапезы. С местом нам дико повезло: чистая зеленая лужайка, расположенная сразу за пляжем, окаймлялась высоким хвойным лесом. Удивляли только две странности: во-первых, она была совершенно пустой. По всей логике вещей здесь должно быть полно туристов. Или уж, на крайний случай, здесь обязательно бы остались следы их пребывания: бутылки пустые, банки и прочий мусор. А здесь, казалось, не ступала нога человека. Вторая странность противоречила первой - прямо у ближайшей к кострищу сосны были аккуратно сложены в высокий колодец березовые полешки, а рядом с ними - куча сухих сосновых веток для растопки костра. А вокруг кострища был вдобавок выложен "Пентагон"4 из сосновых бревен! Был бы я директором турфирмы, организующей подобные пикники по заказам клиентов, то вряд ли мог придумать что-нибудь лучшее.
   Нет, уж слишком много было чудес для одного дня. Я уж решил не обращать больше внимания, отвлечься от этих размышлений при помощи работы по обустройству лагеря (хотя такой работы, к великому сожалению, было мало). Но в голову навязчиво лезли невероятные мысли по поводу Альки. Ведь все это со мной началось после нашей с ней встречи. То есть отклонения от нормы были и до нее (хотя бы те же сны), но я их вполне мог контролировать. Может, эта девица - ведьма? Судя по всему, мы втроем и видим ее по-разному. Для Серого - телка как телка, вполне можно перепихнуться. Для меня - ясное дело, а для Таньки - прямо-таки ви-ай-пи. Что вообще наиболее дико в данной ситуации. Ну хорошо, допустим, что она - ведьма. А кто же тогда этот "святой"? Судя со стороны по поведению Альки, во время этого бредового диалога она отнеслась к его словам очень серьезно. Зачем такой сильной, без сомнения, ведьме вообще тратить время на жалкого психа? Я ясно помнил ее осторожный взгляд, будто пытающийся выследить пути этого "святого" на воде. Такой взгляд бывает у опытных охотников, идущих по следу дикого зверя. Зверя хитрого, ловкого и сильного, типа росомахи, который может сам стать охотником, чтобы в любую секунду выскочить из ближайшего дерева и вцепиться человеку в горло всеми когтями.
   А может, этот тощий бородач - тоже колдун? И они здесь случайно встретились, так сказать, сила против силы? А какого лешего мы им понадобились? Уволочь наши грешные души в ад? Если ад существует, то лично мне и без них туда прямая дорога, образ жизни у меня далеко не святой. И стараться так особо нечего. Может, они решили взять меня измором, свести с ума и отобрать мои деньги? По нынешним меркам, капиталец мой был весьма и весьма средненьким. К тому же, структура нашего АО была такова, что для извлечения доли участия атака извне на отдельного акционера была недостаточной. Если уж наезжать, так на всех. И вообще, если бы эта девица занималась "магическим рэкетом", она вполне бы могла найти куда более лакомые фигуры в мире российского бизнеса.
   Нет, самая верная версия, что я действительно сошел с ума. Я даже пожалел, что по психиатрии знаю очень мало, и даже не могу предположить, чем же конкретно я заболел, и как можно с этим бороться. Слава Богу, что это не белая горячка - при ней, как я читал, галлюцинации полностью вытесняют реальный мир. А тут другое, бульшую часть реальности я, безусловно, воспринимаю. Но другая часть событий окружающего мира преломляется в моем воспаленном сознании и принимает фантастические формы. Кажется, классический случай, описанный Михаилом Афанасьевичем. Или нет, там-то и впрямь орудовала нечистая сила?
   Я уже совсем запутался в своих рассуждениях, и решил больше ни о чем не думать, и воспринимать все, что бы ни случилось, вполне обычным и естественным.
   На какое-то время это помогло, мы уже разожгли высокий костер, нанизывали шашлык на шампуры и ждали Альку, когда она наконец наплавается и придет, чтобы выпить первый стакан. В лесу уже наступили глубокие сумерки и на темно-синем небе стали загораться первые звезды. Более отдаленные деревья уже отступили во мрак, и мерцающий свет от костра лишь изредка, на мгновенье, выхватывал их смутные очертания из темноты.
   - Ну, братва, до чего же ништяк, - хлопая мокрой ладонью по своему обрюзгшему брюху, Алька наконец-то вылезла из реки и прошла через пляж прямо к костру, - Спасибо тебе, Серенький, что вывез меня сюда, - она наклонилась к Серому и со смаком всосалась ему в губы.
   - О! - резко повеселел Серенький, - Под такую закуску и выпить не грех.
   - Ну так насыпайте.
   Пили все разное, я например водку терпеть не могу, поэтому мы с Танькой пили красное крымское. Серый пьет водку, но небольшими дозами, граммов по пятьдесят. Алька же, как я и полагал, всадила в свою необъятную глотку целый стакан. Да и то, казалось, была недовольна, что был лишь стакан, а не пивная кружка.
   - Ох, хорошо пошла! - громко рыгнув, Алька, как и была голая, развалилась прямо на землю у костра, широко раскинув ноги, - давай, что ли шашлычков пожарим, а то после третьего стакана я всегда дико жрать хочу.
   Серый с Танькой безмолвно стали разгребать костер, чтобы вытащить из него угли.
   - Алечка, - робко спросила вдруг Таня, - а о чем вы говорили с тем парнем? Вы так умно беседовали, что я ничего не поняла. И что за Нардая?
   - Да пошел он, этот козел, знаешь куда, - она почему-то махнула рукой в мою сторону, - с этой Нардаей лучше не связываться. Нормальным людям, по крайней мере.
   - А что, она тут и вправду существует? И что это вообще такое? удивился на этот раз Серый.
   - А хер ее знает. Слышала я про нее от одного знакомого дурика, - она резко села и, не дожидаясь приглашения, налила себе стакан водки, - Короче, поехали как-то двое в мае месяце в эти места. Пили здесь три дня, не просыхая. Да видно, не рассчитали сил - одна бутылка водки лишней осталась. Под конец даже одолеть ее не смогли, ха-ха-ха, во козлы! - Алька вновь залпом опрокинула в себя водку и продолжила рассказ. Самым потешным при этом было наблюдать за Татьяной, которая слушала ее с таким видом, как если бы, например, сама Ким Бессинджер, чьей страстной поклонницей она являлась, сидела бы перед ней в вечернем платье и рассказывала великосветские новости в самых изысканных выражениях.
   - И приехали они сюда снова уже в августе, продолжила Алька, Бутылку-то ту они под сосной закопали и зарубку сделали. А когда откопали, видят - пожелтела почему-то водка. Вначале пить ее не стали пили то, что с собой привезли. И под конец - все наоборот случилось. То есть не хватило им до полной кондиции как раз этой бутылки. И, конечно, открыли ее, хватанули по стакану той желтой водки, и отключились. Ну, через какое-то время один в себя приходит и видит, что другого рядом нет, и лес стал совсем не тот, что был раньше, деревья расступились и прямо перед ним лежала дорога... - Алька поставила опустевший стакан на землю, встала на ноги и протянула руки к костру, - и дорога звала его, это было нечто, от чего нельзя было отвести глаз. Она была устлана сухими желтыми листьями, деревья не были похожи ни на одни, существующие в природе, их ветки образовывали вверху шатер, из которого лился изумрудный свет. А вдали шевелилось что-то черное, мрачное, в нем чувствовалась угроза безумцу, который осмелится проникнуть в самые сокровенные тайны мира. Но бывают минуты, когда не боишься ничего, даже смерти. И он пошел вперед. И в этом даже не было вызова, не было ярости и гнева, его просто манил зов неизвестного, - Алькин голос стал меняться, хрипотца куда-то ушла, с каждой фразой он становился все сильнее и богаче интонациями.