Страница:
– Откуда ты знаешь? – отозвался стоявший рядом Василий.
– Мы уже достаточно насмотрелись здешних кораблей. Может быть, пушек всего восемь, и они просто перекатываются по палубе, в какую сторону нужно.
После того, как «Святая Дева» покинула бухту на Готланде, боярский сын почти неотступно стоял на капитанском мостике, всматриваясь в морскую даль. Степан понимал, отчего это происходит – сотнику не терпелось поскорее найти вражеское судно и вступить в бой. По мере приближения к берегам Ливонии такая возможность становилась все больше осуществимой. Строго говоря, в этой части Варяжского моря почти каждый встреченный корабль мог быть вражеским.
Больше всего Степан не хотел идти на конфликт со своими товарищами. В бой рвался не только Василий Прончищев – все члены команды хотели иметь цель плавания, а такой целью могла быть только война с врагами. Врагами же России в Ливонской войне были почти все страны, расположенные по берегам Балтики.
– Мы ведь не будем нападать на шведские корабли? – с утвердительной интонацией в голосе спросила Ингрид несколько дней назад, едва бриг миновал датские острова и вошел в Варяжское море.
Ее лицо при этом было тревожным и выжидательным.
– Не будем? – переспросил Степан. – Но почему? Ведь Швеция воюет с нами.
– Но не со мной, – ответила Ингрид твердо. – Знаешь, этот корабль, на котором мы сейчас плывем, это ведь был корабль моего отца, а он был шведом. И я наполовину шведка, не забывай об этом. Пусть я лишилась этого корабля, и мы все вместе потом захватили его у Хагена, но все же…
Она покраснела от досады, что Степан делает вид, будто не понимает ее, и приходится словами объяснять очевидные вещи.
– Моему отцу не понравилось бы, что его дочь на его корабле воюет со Швецией. Подумай сам, если мы нападем на шведский корабль и завяжется бой, то я все время буду думать о том, что там находятся товарищи моего отца. Может быть, его старые друзья.
Что же делать? Степан оказался в сложном положении. Он понимал девушку и ее чувства, но попробуй объясни это Василию, который только и мечтал сразиться с врагами России. Он не делал разницы между этими врагами, как и вся команда брига. Разве что только Лембиту и Каску было безразлично, с кем воевать: они просто хотели вернуться домой.
Оставалось лишь надеяться на то, что первый встречный вражеский корабль окажется не шведским. И второй – тоже. И третий…
Сейчас корабли шли на сближение. На «Святой Деве» царило молчание – все столпились на носу судна, всматриваясь в галеру. Бриг шел наперерез под всеми парусами, и только высокая боковая волна мешала ему двигаться быстрее.
Ингрид нервно перехватила у Степана подзорную трубу и стала разглядывать судно. Вдруг лицо ее просветлело.
– Я вижу штандарт на корме, – сказала она, отнимая трубу от глаза. – Там зеленый крест на красном поле. Это штандарт Ливонской конфедерации.
Для Степана это было удачей! На сей раз конфликта удалось избежать. Ливонская конфедерация была главным врагом России в войне. Швеция и Дания тоже воевали, но наступление русских войск велось именно на ливонских землях, и конфедерация являлась главным потерпевшим от агрессии Московского царства.
– Вы собираетесь напасть на этот корабль? – с независимым видом поинтересовался Марко Фоскарино, вылезший из каюты и присоединившийся к стоящим на мостике. – Вас не смущает, что на борту столько пушек? Это явно военное судно.
– Смущает, – ответил Степан. – Но это ведь наши враги. Галера идет в Ригу или Ревель. А то, что она сильно вооружена, как раз говорит о том, что на борту – ценный груз.
– Вы надеетесь справиться? – вежливо поинтересовался венецианец. – Со всем уважением скажу вам, что орех этот может оказаться вам не по зубам. Напав на крупный вооруженный корабль, вы скорее рискуете сами оказаться в роли побежденных.
Степан вздохнул. Он и сам видел, что купец совершенно прав. Но…
– Видите ли, – ответил он. – Вся наша команда хочет принять участие в войне и сражаться с врагами московского царя. Они знают, что мы идем на войну, и это их воодушевляет. Если мы струсим перед первым же вражеским судном, это сломит и озлобит людей.
– Они готовы умереть в бою? – недоверчиво спросил Марко и тотчас же, вспомнив недавние события, махнул рукой. – Ах да. Я совсем забыл, что имел счастье убедиться в том, что это действительно так. Пожалуй, вы правы, капитан.
Обсуждать тут было больше нечего: общее настроение команды передалось и на капитанский мостик.
– К бою! – зычно закричал боярский сын, входя в привычную для себя роль военачальника. – Пушки, пищали заряжай! Фитили пали!
Правда, команд и не требовалось – люди сами поняли, куда клонится дело, и уже вооружились. Мелькали заряжаемые мушкеты и холодное оружие. В руках у сотника была длинная сабля, с которой он не расставался. Сейчас она была высоко поднята над головой.
– За царя Ивана! – крикнул Василий, воодушевляя бойцов. – За землю русскую! За веру христианскую!
Видимо, и на галере уже поняли, что боя не избежать – над бортом вражеского судна взвились характерные дымки зажженных фитилей.
– Ребята! – снова крикнул Василий, размахивая саблей. – С галерой мы уже справлялись, знаем это дело! Главное – не бойся, стреляй метко, руби твердо! Постоим за русскую державу! Варяжское море будет Русским!
Но теперь уже пора стало вступить в свою роль капитану – бриг следовало развернуть бортом. Не таранить же тяжелую галеру!
Начинать разворот нужно было немедленно. Вот тут и приходилось горько пожалеть о малочисленности команды. Всем людям на борту брига пришлось отложить уже взятое в руки оружие и схватиться за канаты парусов. Хорошо еще, что каждый теперь знал свое место и люди знали, что и куда тянуть по команде капитана.
– К пушкам, к пушкам! – закричал Степан, увидев, что Ипат с М-Твали присоединились к остальным товарищам и взялись за управление парусами.
– Пушки не бросать, готовиться!
Еще не хватало, чтобы разворот был выполнен, и бриг развернулся бортом к врагу, а пушкари при этом оказались не готовы! Такое означало бы заранее проигранный бой.
– Все пушки на правый борт! – скомандовал Степан, и чернокожий гигант принялся перекатывать через палубу тяжелые лафеты с чугунными пушками. Рядом суетился коренастый Ипат с банником в руках.
Бриг начал разворот, и его стремительное движение наперерез галере остановилось. Видя это, замедлила ход и галера. Весла на ее бортах взметнулись кверху и замерли. В преддверии боя над морем царила тишина, разрезаемая лишь хриплыми криками чаек – морских хищников, почуявших скорую добычу.
Совсем рядом со Степаном, возле борта судна, стоял Лаврентий с концами двух канатов в руках. На мгновения их взгляды встретились, и колдун ободряюще улыбнулся.
– Мы победим? – на всякий случай спросил Степан друга.
– Этого я не знаю, – мотнул головой Лаврентий. – Но мы с тобой останемся живы.
– Точно знаешь?
– Я это видел, – сквозь зубы, не отрывая глаз от управляемого канатами паруса, ответил колдун: – Там, на острове богов. Мне явились сцены из нашей с тобой жизни, которые будут после этого боя. Значит, нам предстоит пережить его.
Что ж, хорошая новость. Вот только знать бы, в каком виде они переживут сражение. Ведь остаться в живых можно по-разному. Впрочем, судя по всему, Лаврентий не собирался откровенничать о подробностях своих видений…
С капитанского мостика брига более высокого, чем галера, была хорошо видна палуба вражеского судна. Через стекла подзорной трубы Степан крупно и отчетливо видел, как рыжебородый человек в сверкающей кирасе распоряжается расстановкой солдат по левому борту галеры. Было их довольно много – в железных шлемах, с длинными копьями в руках. Видел поморский капитан и наставленные на его корабль жерла пушек, и сосредоточенные лица канониров, ожидающих приказа стрелять. Ясно было, что на галере только терпеливо ждут, когда «Святая Дева» завершит разворот и подставится правым бортом.
Именно так все и произошло: стоило бригу встать параллельно галере, как с ее борта немедленно раздался дружный артиллерийский залп. Облако плотного порохового дыма окутало судно. Заряды прошли над головами, поверху, нанося ущерб лишь парусному вооружению «Святой Девы». Треснула и накренилась бизань-мачта, во все стороны полетели щепки. На грот-мачте были сбиты обе поперечные реи, и средний парус упал, накрыв собой нос корабля.
Крупная щепка из разбитой мачты ударила Ингрид в спину, и та закричала. Поняв, что ничего страшного не произошло, девушка осталась на мостике рядом со Степаном. Ему хотелось прогнать ее в трюм, но он твердо знал – она не согласится. Да, в общем-то, правильно сделает, потому что он ведь прекрасно помнил, как она в бою спасла ему жизнь.
Сейчас в руках у Ингрид был длинный кинжал, а в глазах уже появился знакомый Степану безумный блеск – торжества и наслаждения смертельным боем. Как раз то выражение, которое восхищало его в этой девушке и с такой же силой отталкивало…
Краем глаза Степан успел заметить и то, что Марко Фоскарино нет на палубе. Предусмотрительный венецианец предпочел не рисковать жизнью и спустился в трюм. Он решил, что это не его война, и он ни на чьей стороне. Кто бы ни победил в этом бою, его дело – сторона.
«Мудрый человек, – с уважением подумал Степан. – Хотя легко быть мудрым в его положении. Что ему здешняя война? Даже если очень скоро мы проиграем бой и все будем мертвы, а судно захватят вот эти ливонцы, венецианскому купцу они, скорее всего, ничего дурного не сделают».
Зачем же ему сражаться?
Впрочем, все эти мысли пронеслись в голове капитана за одно мгновение, потому что в следующее грянул ответный залп со «Святой Девы». Это был даже не вполне залп, а два залпа – по четыре за один раз. У человека ведь только две руки, а канониров на бриге имелось только двое – Ипат и М-Твали. Каждый поднес запальные фитили к двух пушкам, а затем повторил…
Бриг дважды сотрясся от орудийных выстрелов. Теперь весь его правый борт был в пороховом дыму, и столпившиеся там люди ничего не могли видеть. Зато с капитанского мостика Степан отлично разглядел результаты стрельбы.
То ли Ипат во время своей работы на Пушечном дворе в Москве усиленно тренировался в стрельбе, то ли от рождения имел сноровку и меткость, но только единственный глаз и рука на сей раз не подвели его. Удары снарядов, заряженные любимой Ипатом картечью, прошлись прямо по палубе вражеского корабля, внеся опустошения в ряды ливонских солдат. Отчетливо послышались громкие крики раненых.
– Ура! – закричал боярский сын Василий и, сочтя, что теперь его место рядом с бойцами, спрыгнул с капитанского мостика. Он бросился к борту и, схватив из рук Кузьмы заряженный мушкет, выстрелил из него в сторону галеры. Этот выстрел, конечно, ушел в воздух, но, следуя примеру сотника, остальные бойцы принялись стрелять. Делали они это куда профессиональнее своего командира. Из мушкета, как и из пищали, бессмысленно стрелять «с рук»: торопливость тут ни к чему не приведет. Ствол мушкета слишком длинный, да и сам он слишком тяжелый, чтобы можно было прицелиться из него. Без упора стрелять бесполезно, сначала нужно приладить ствол и тогда уже целиться.
В обычном бою стрельцы всегда использовали в качестве упора бердыш, а сейчас, на корабле, прилаживали стволы к краю фальшборта и так только вели огонь.
В ответ тотчас же затрещали выстрелы с борта галеры. Однако куда опаснее были бронзовые пушки. Надеяться на качку и на то, что благодаря ей следующие снаряды опять пройдут мимо, было нелепо. Степан, понимавший все это, давно уже бросился к штурвалу и лихорадочно выкручивал его так, чтобы судно приблизилось к вражеской галере как можно плотнее. В морском бою, да еще когда у противника превосходство в огневой мощи, рассчитывать можно было только на абордажный бой.
Штурвал крутился, руль корабля медленно двигался, приближая борт «Святой Девы» к галере, но происходило это слишком медленно. Слишком медленно для того, чтобы избежать следующего залпа.
Пушки загрохотали снова – на этот раз с обоих кораблей одновременно. Следующие минуты боя проходили в условиях полного отсутствия видимости. Белесые клубы порохового дыма оказались такими густыми, что не видно было собственной протянутой руки. Когда же налетевший порыв ветра стал разгонять дым, корабли ударились друг о друга бортами. Ударившись, тотчас же дрогнули и отскочили, но Степан своими манипуляциями со штурвалом добился своего. Теперь дело было за Василием Прончищевым – любителем рукопашных схваток.
Стоявшие наготове с баграми в руках Агафон и Фрол-балалаечник стремительно выбросили вперед деревянные древки с крючьями и зацепились за борт галеры. Путь для абордажного боя был открыт.
«Нас слишком мало, – с тоской подумал Степан. – Мы все погибнем!»
И надо же было им налететь сразу на такой серьезный корабль! Выбрать бы что-нибудь помельче для начала…
Самому Степану больше нечего было делать на капитанском мостике – он выполнил свою задачу. С саблей в руке поморский капитан спрыгнул с мостика и кинулся к своим людям. Многие из них уже лезли через борт ливонской галеры. Совсем близко, в двух шагах, мелькали оскалившиеся лица вражеских воинов и моряков. Сверкали шлемы, слышались крики на незнакомых языках.
Бросив орудия, Ипат со своим чернокожим «воспитанником» присоединились к атакующим. Выстрелов больше не было слышно, дым постепенно рассеивался, относился ветром в сторону. Оглянувшись вокруг, Степан увидел, что на палубе «Святой Девы» никого не осталось – все члены его команды уже яростно рубились на борту вражеского судна.
«Что ж, – мелькнула мысль. – Очень хорошо, пусть будет так. Теперь все пути отрезаны. Мы либо погибнем все до одного, либо победим».
Он прыгнул через фальшборт и оказался на палубе чужого корабля. Ударил саблей тотчас налетевшего на него солдата, но сабельный клинок прошел вкось, лишь оттолкнув нападавшего. Ливонец оказался невысокого роста, с бледным одутловатым лицом, заросшим редкой бороденкой. Оловянные глаза его были выпучены то ли от страха, то ли от боевой ярости. Это лицо Степан запомнил на всю жизнь, потому что в следующее мгновение он ударил снова, и сабельный удар пришелся прямо в незащищенную шею врага. Казалось, оба противника были сильно удивлены, и на мгновение замерли, не веря в саму возможность происходящего.
Для Степана это был первый убитый им человек. До этого он воевал и дрался в рукопашных схватках, но убивать ему не приходилось. Если только выпущенная им из стрелецкой пищали пуля и убила кого-то, но это ведь – совсем другое дело. Когда убиваешь пулей на расстоянии, это как бы и не совсем ты: убивает ведь пуля…
Сейчас сабельный клинок рубанул по шее ливонца и глубоко вошел в человеческую плоть. Рука Степана, державшая саблю, ощутила этот момент – сталь клинка резала тело человека. Сабля убивала, и капитан ощущал это, словно на мгновение слившись с убиваемым в один организм.
А для ливонца этот момент был немыслимым, потому что даже если ты на войне и часто видишь смерть вокруг себя, сам ты реально представить собственную гибель все равно не можешь. Человек не может поверить в свою смерть, пока она не приходит.
Со стороны все произошло за несколько коротких мгновений. Да так оно и было на самом деле, но только не для двух участников схватки: убившего и убиваемого.
Впрочем, понял все это Степан только потом, когда воскрешал в своей памяти события этого боя, но тем не менее осознание совершенного им непоправимого и бесповоротного вошло в душу…
Обливаясь кровью, ливонский солдат повалился на палубу спиной назад, а Степан уже развернулся к следующему врагу. Он рубился еще с одним, а затем с другим противником, краем глаза выхватывая куски из происходящего вокруг.
Заметил, что оставленная экипажем «Святая Дева» отошла от галеры и теперь качается на волне уже на некотором расстоянии.
«Это к лучшему, – решил он. – Значит, отступать некуда. Ни для меня, ни для кого из людей нет соблазна сбежать».
Между тем бой продолжался: сотник Василий, отчаянно крутя в воздухе саблей, гнал нескольких ливонских канониров по палубе до тех пор, пока не зарубил одного за другим. Одноглазый Ипат, рыча, как медведь, и сквернословя, бросался на обступивших его врагов, тыча саблей в разные стороны, и всякий раз кто-то из ливонцев отскакивал с болезненным криком либо падал на палубу.
Гигант М-Твали избрал для себя достойную жертву – рыжебородого командира в сверкающей кирасе. Видимо, он был обучен нападать на самого главного врага: не случайно в прошлый раз он кинулся на Степана. Бородач был вооружен длинной и тяжелой саблей, которой размахивал так, словно эта тяжесть была ему нипочем. Видно было, что это опытный воин, прошедший много сражений на суше и на море. Он не испугался чернокожего гиганта, бросившегося на него с двумя кинжалами в обеих руках.
М-Твали полез на абордаж без одежды, он скинул с себя все и остался в одной набедренной повязке, отчего его огромное черное тело казалось устрашающим. Рыжебородый командир рубил нападавшего саблей, и искры сыпались с кинжалов, которыми М-Твали прикрывался. В физической силе он превосходил своего противника-ливонца, и руки его были способны выдерживать удары саблей. Но могли не выдержать и сломаться кинжалы!
Сражение шло с переменным успехом. Сначала команда «Святой Девы» воспользовалась моментом и оттеснила защищавшихся от борта к центру палубы, а затем строй был потерян, и схватка неизбежно рассыпалась на кучки сражающихся. Вся палуба галеры превратилась в поле боя. Несомненно, люди Степана хоть краем глаза, но заметили, что их корабль отошел от галеры и что им остается лишь победить либо погибнуть здесь и сейчас. Проиграть бой они не могли – в этом случае никакой надежды на пощаду не имелось. Никто не оставил бы их в живых, ведь на сей раз они выступали в роли нападавших.
Удар тяжелого копья был нацелен прямо в голову Каска. Тот уклонился, но, поскользнувшись на мокрой от крови палубе, упал прямо под ноги ливонцам. Один из них бросился вперед и вонзил кинжал в плечо эстонскому рыбаку. Тот еще пытался подняться на ноги, но второй удар кинжала чиркнул по виску. Обливающийся кровью Каск снова встал, пошатываясь и обводя помутневшим взглядом поле битвы, и тут его настигла смерть – еще один ливонец, подскочив вовремя, достал-таки его саблей…
Вспоминая потом этот бой, все как один говорили о том, что враги защищались как-то вяло и неуверенно. На самом деле силы были слишком неравны, и нападение на галеру являлось с военной точки зрения чистейшим безумием. Как выяснилось впоследствии, галеру защищали пятьдесят человек солдат и матросов, а нападавших было всего двенадцать.
Но два фактора определили исход сражения. Ливонская галера вообще не предвидела никакого нападения, и оно явилось полной изумляющей неожиданностью. В этой части Балтийского моря у Ливонской конфедерации попросту не имелось врагов! Кто мог предположить появление откуда ни возьмись корабля с изображением православной иконы на парусе и с русским экипажем? Ведь Россия не имеет флота…
Второй удачей, определившей успех «Святой Девы», был весьма удачный артиллерийский залп, данный Ипатом, и с самого начала нанесший большой урон защитникам галеры: шестнадцать человек, пораженные картечью, разом вышли из строя. Само по себе это произвело ужасное впечатление на остальных – первый выстрел часто бывает решающим.
Последним ударом оказалась гибель командира – рыжебородого красавца, всегда вселявшего уверенность в своих солдат. Улучив подходящий момент, М-Твали отскочил в сторону и, уклонившись от очередного удара саблей, вдруг вскинул руку с кинжалом и метнул его.
Метание ножей никогда не было частью европейского военного искусства. Зато оно было основным в племени на западном берегу Африки, и даже там, на родине, среди своих соплеменников, М-Твали в этом искусстве не знал себе равных.
Лезвие кинжала вошло в открытый рот ливонского командира и, пробив шейные позвонки, пригвоздило его голову к основанию фок-мачты. Глаза убитого вылезли из орбит, словно уставившись в лицо нежданному победителю.
Как ни странно, в пылу битвы, среди криков и мелькания сабель, случившееся увидели все. Одновременно все увидели также, как Ингрид, пробившаяся на корму вражеского корабля, сорвала штандарт Ливонской конфедерации и швырнула его в студеное Балтийское море.
С удвоенной силой русские пираты бросились на смутившихся врагов. В эту минуту многих покинуло чувство опасности. Теперь только одно чувство – ярость – владело нападавшими. Как львы, они бросались на отступавших по палубе ливонцев, тесня их к корме. Уже в третий раз люди Степана Кольцо захватывали судно таким образом!
Оставшиеся без командира и подавленные отчаянной храбростью нападавших, ливонцы вскоре побросали оружие. Они надеялись на милость победителей и не ошиблись. Еще в Сан-Мало Степан узнал о том, что пираты делятся на две основные категории: на тех, кто захватывает пленников, и на тех, кто в плен никого не берет, убивает всех подряд. Эта вторая категория пиратов имеет на своем флаге специальный знак – предупреждение. Это изображение песочных часов как символа быстротекущего времени и конечности земного бытия. Если мореплаватели видят на пиратском флаге рисунок песочных часов, они твердо знают – им следует либо проявить чудеса мужества и победить пиратов, либо готовиться к неминуемой смерти.
Еще тогда, узнав об этом обычае, Степан Кольцо возмутился. Его поразила сама постановка вопроса: как можно убивать людей не в бою, а просто так? Разве мыслимо так поступать доброму христианину?
– Значит, ты никогда не станешь настоящим пиратом, – заметила Ингрид, рассказавшая о символике флагов. – Ну, честно говоря, мне именно это в тебе и нравится. Да и в твоих людях тоже – вы не убийцы.
– Все – не убийцы? – удивился Степан, оценивавший своих спутников несколько иначе.
– Все, – твердо ответила девушка. – Даже одноглазый. Он дикий зверь, но не убийца.
Сдавшихся ливонцев поспешили загнать в трюм галеры и накрепко заперли. Демид с Лембитом остались возле двери, чтобы стеречь пленников. Такая предусмотрительность была совсем не лишней: пленных ливонцев было почти двадцать пять человек, включая раненых – все еще гораздо больше, чем победителей.
Сразу после окончания боя стало известно о том, что маленькая команда «Святой Девы» понесла существенные в ее положении потери. Кроме убитого Каска, тяжело раненным оказался Фрол-балалаечник. Он получил свое ранение в самом начале, когда вместе с Агафоном притягивал багром галеру к борту. Когда это уже удалось, ливонский солдат ударил саблей Фрола по правой руке и почти отсек ее. Стрелец понял, что ранен, но, не обратив на это внимания, перехватил саблю в левую руку и вместе со всеми перепрыгнул на палубу галеры. Он сражался плечом к плечу со своими товарищами до тех пор, пока не ослабел от потери крови.
Сейчас Фрол с помутившимся взором лежал на палубе, привалившись плечом к мачте, а из разрубленной руки его хлестала и не останавливалась кровь. В роли лекаря на сей раз выступил Лаврентий. Он не стал применять свои колдовские приемы – на это не было времени.
Как поступать с тяжело раненной конечностью, знал каждый помор, да и вообще каждый охотник. Потерять руку или ногу – обычное дело на охоте. Нападающим может быть медведь, или тюлень, или даже морж, если будешь недостаточно осторожен во время промысла.
Лаврентий тяжелым ножом отсек висящую на лоскуте кожи кисть Фрола, а затем изо всех сил туго забинтовал обрубок разорванной на длинные клочья рубахой. О системе кровообращения, открытой доктором Гарвеем, никто в те времена не догадывался, но на практике каждый лекарь знал: чтобы остановить потерю крови, бинтовать нужно как можно туже.
После этой несложной операции оставалось только молиться и надеяться на то, что рана не загноится, как это случилось с несчастным Димитрием Кордиосом…
Из-под палубы слышался глухой невнятный гул – это переговаривались между собой взволнованные галерные гребцы. Как это было принято повсеместно, гребцы здесь не могли покинуть своих мест в любом случае – каждый был прикован за ногу цепью к своей скамейке. Все это время они были пассивными свидетелями происходившего, но теперь волновались – ведь решалась и их судьба.
Степан собрался уже было спуститься к гребцам и разобраться с ними, но тут же прибежала Ингрид и сообщила, что в кормовой каюте обнаружены спрятавшиеся там люди, не принимавшие участия в сражении.
– Там даже девушка есть, – сказала она. – Очень красивая, только напугана до смерти. Вы ведь не собираетесь ее убивать?
– Мы же с тобой уже решили эту проблему, – ответил Степан. – Ты сама сказала, что я не убийца, и мои люди тоже не убийцы.
Тут же он вспомнил, что совсем недавно убил человека – ливонского воина, и в душе что-то неприятно перевернулось. Но ведь это – не убийство, а честный бой. Разве не так?
– Мы уже достаточно насмотрелись здешних кораблей. Может быть, пушек всего восемь, и они просто перекатываются по палубе, в какую сторону нужно.
После того, как «Святая Дева» покинула бухту на Готланде, боярский сын почти неотступно стоял на капитанском мостике, всматриваясь в морскую даль. Степан понимал, отчего это происходит – сотнику не терпелось поскорее найти вражеское судно и вступить в бой. По мере приближения к берегам Ливонии такая возможность становилась все больше осуществимой. Строго говоря, в этой части Варяжского моря почти каждый встреченный корабль мог быть вражеским.
Больше всего Степан не хотел идти на конфликт со своими товарищами. В бой рвался не только Василий Прончищев – все члены команды хотели иметь цель плавания, а такой целью могла быть только война с врагами. Врагами же России в Ливонской войне были почти все страны, расположенные по берегам Балтики.
– Мы ведь не будем нападать на шведские корабли? – с утвердительной интонацией в голосе спросила Ингрид несколько дней назад, едва бриг миновал датские острова и вошел в Варяжское море.
Ее лицо при этом было тревожным и выжидательным.
– Не будем? – переспросил Степан. – Но почему? Ведь Швеция воюет с нами.
– Но не со мной, – ответила Ингрид твердо. – Знаешь, этот корабль, на котором мы сейчас плывем, это ведь был корабль моего отца, а он был шведом. И я наполовину шведка, не забывай об этом. Пусть я лишилась этого корабля, и мы все вместе потом захватили его у Хагена, но все же…
Она покраснела от досады, что Степан делает вид, будто не понимает ее, и приходится словами объяснять очевидные вещи.
– Моему отцу не понравилось бы, что его дочь на его корабле воюет со Швецией. Подумай сам, если мы нападем на шведский корабль и завяжется бой, то я все время буду думать о том, что там находятся товарищи моего отца. Может быть, его старые друзья.
Что же делать? Степан оказался в сложном положении. Он понимал девушку и ее чувства, но попробуй объясни это Василию, который только и мечтал сразиться с врагами России. Он не делал разницы между этими врагами, как и вся команда брига. Разве что только Лембиту и Каску было безразлично, с кем воевать: они просто хотели вернуться домой.
Оставалось лишь надеяться на то, что первый встречный вражеский корабль окажется не шведским. И второй – тоже. И третий…
Сейчас корабли шли на сближение. На «Святой Деве» царило молчание – все столпились на носу судна, всматриваясь в галеру. Бриг шел наперерез под всеми парусами, и только высокая боковая волна мешала ему двигаться быстрее.
Ингрид нервно перехватила у Степана подзорную трубу и стала разглядывать судно. Вдруг лицо ее просветлело.
– Я вижу штандарт на корме, – сказала она, отнимая трубу от глаза. – Там зеленый крест на красном поле. Это штандарт Ливонской конфедерации.
Для Степана это было удачей! На сей раз конфликта удалось избежать. Ливонская конфедерация была главным врагом России в войне. Швеция и Дания тоже воевали, но наступление русских войск велось именно на ливонских землях, и конфедерация являлась главным потерпевшим от агрессии Московского царства.
– Вы собираетесь напасть на этот корабль? – с независимым видом поинтересовался Марко Фоскарино, вылезший из каюты и присоединившийся к стоящим на мостике. – Вас не смущает, что на борту столько пушек? Это явно военное судно.
– Смущает, – ответил Степан. – Но это ведь наши враги. Галера идет в Ригу или Ревель. А то, что она сильно вооружена, как раз говорит о том, что на борту – ценный груз.
– Вы надеетесь справиться? – вежливо поинтересовался венецианец. – Со всем уважением скажу вам, что орех этот может оказаться вам не по зубам. Напав на крупный вооруженный корабль, вы скорее рискуете сами оказаться в роли побежденных.
Степан вздохнул. Он и сам видел, что купец совершенно прав. Но…
– Видите ли, – ответил он. – Вся наша команда хочет принять участие в войне и сражаться с врагами московского царя. Они знают, что мы идем на войну, и это их воодушевляет. Если мы струсим перед первым же вражеским судном, это сломит и озлобит людей.
– Они готовы умереть в бою? – недоверчиво спросил Марко и тотчас же, вспомнив недавние события, махнул рукой. – Ах да. Я совсем забыл, что имел счастье убедиться в том, что это действительно так. Пожалуй, вы правы, капитан.
Обсуждать тут было больше нечего: общее настроение команды передалось и на капитанский мостик.
– К бою! – зычно закричал боярский сын, входя в привычную для себя роль военачальника. – Пушки, пищали заряжай! Фитили пали!
Правда, команд и не требовалось – люди сами поняли, куда клонится дело, и уже вооружились. Мелькали заряжаемые мушкеты и холодное оружие. В руках у сотника была длинная сабля, с которой он не расставался. Сейчас она была высоко поднята над головой.
– За царя Ивана! – крикнул Василий, воодушевляя бойцов. – За землю русскую! За веру христианскую!
Видимо, и на галере уже поняли, что боя не избежать – над бортом вражеского судна взвились характерные дымки зажженных фитилей.
– Ребята! – снова крикнул Василий, размахивая саблей. – С галерой мы уже справлялись, знаем это дело! Главное – не бойся, стреляй метко, руби твердо! Постоим за русскую державу! Варяжское море будет Русским!
Но теперь уже пора стало вступить в свою роль капитану – бриг следовало развернуть бортом. Не таранить же тяжелую галеру!
Начинать разворот нужно было немедленно. Вот тут и приходилось горько пожалеть о малочисленности команды. Всем людям на борту брига пришлось отложить уже взятое в руки оружие и схватиться за канаты парусов. Хорошо еще, что каждый теперь знал свое место и люди знали, что и куда тянуть по команде капитана.
– К пушкам, к пушкам! – закричал Степан, увидев, что Ипат с М-Твали присоединились к остальным товарищам и взялись за управление парусами.
– Пушки не бросать, готовиться!
Еще не хватало, чтобы разворот был выполнен, и бриг развернулся бортом к врагу, а пушкари при этом оказались не готовы! Такое означало бы заранее проигранный бой.
– Все пушки на правый борт! – скомандовал Степан, и чернокожий гигант принялся перекатывать через палубу тяжелые лафеты с чугунными пушками. Рядом суетился коренастый Ипат с банником в руках.
Бриг начал разворот, и его стремительное движение наперерез галере остановилось. Видя это, замедлила ход и галера. Весла на ее бортах взметнулись кверху и замерли. В преддверии боя над морем царила тишина, разрезаемая лишь хриплыми криками чаек – морских хищников, почуявших скорую добычу.
Совсем рядом со Степаном, возле борта судна, стоял Лаврентий с концами двух канатов в руках. На мгновения их взгляды встретились, и колдун ободряюще улыбнулся.
– Мы победим? – на всякий случай спросил Степан друга.
– Этого я не знаю, – мотнул головой Лаврентий. – Но мы с тобой останемся живы.
– Точно знаешь?
– Я это видел, – сквозь зубы, не отрывая глаз от управляемого канатами паруса, ответил колдун: – Там, на острове богов. Мне явились сцены из нашей с тобой жизни, которые будут после этого боя. Значит, нам предстоит пережить его.
Что ж, хорошая новость. Вот только знать бы, в каком виде они переживут сражение. Ведь остаться в живых можно по-разному. Впрочем, судя по всему, Лаврентий не собирался откровенничать о подробностях своих видений…
С капитанского мостика брига более высокого, чем галера, была хорошо видна палуба вражеского судна. Через стекла подзорной трубы Степан крупно и отчетливо видел, как рыжебородый человек в сверкающей кирасе распоряжается расстановкой солдат по левому борту галеры. Было их довольно много – в железных шлемах, с длинными копьями в руках. Видел поморский капитан и наставленные на его корабль жерла пушек, и сосредоточенные лица канониров, ожидающих приказа стрелять. Ясно было, что на галере только терпеливо ждут, когда «Святая Дева» завершит разворот и подставится правым бортом.
Именно так все и произошло: стоило бригу встать параллельно галере, как с ее борта немедленно раздался дружный артиллерийский залп. Облако плотного порохового дыма окутало судно. Заряды прошли над головами, поверху, нанося ущерб лишь парусному вооружению «Святой Девы». Треснула и накренилась бизань-мачта, во все стороны полетели щепки. На грот-мачте были сбиты обе поперечные реи, и средний парус упал, накрыв собой нос корабля.
Крупная щепка из разбитой мачты ударила Ингрид в спину, и та закричала. Поняв, что ничего страшного не произошло, девушка осталась на мостике рядом со Степаном. Ему хотелось прогнать ее в трюм, но он твердо знал – она не согласится. Да, в общем-то, правильно сделает, потому что он ведь прекрасно помнил, как она в бою спасла ему жизнь.
Сейчас в руках у Ингрид был длинный кинжал, а в глазах уже появился знакомый Степану безумный блеск – торжества и наслаждения смертельным боем. Как раз то выражение, которое восхищало его в этой девушке и с такой же силой отталкивало…
Краем глаза Степан успел заметить и то, что Марко Фоскарино нет на палубе. Предусмотрительный венецианец предпочел не рисковать жизнью и спустился в трюм. Он решил, что это не его война, и он ни на чьей стороне. Кто бы ни победил в этом бою, его дело – сторона.
«Мудрый человек, – с уважением подумал Степан. – Хотя легко быть мудрым в его положении. Что ему здешняя война? Даже если очень скоро мы проиграем бой и все будем мертвы, а судно захватят вот эти ливонцы, венецианскому купцу они, скорее всего, ничего дурного не сделают».
Зачем же ему сражаться?
Впрочем, все эти мысли пронеслись в голове капитана за одно мгновение, потому что в следующее грянул ответный залп со «Святой Девы». Это был даже не вполне залп, а два залпа – по четыре за один раз. У человека ведь только две руки, а канониров на бриге имелось только двое – Ипат и М-Твали. Каждый поднес запальные фитили к двух пушкам, а затем повторил…
Бриг дважды сотрясся от орудийных выстрелов. Теперь весь его правый борт был в пороховом дыму, и столпившиеся там люди ничего не могли видеть. Зато с капитанского мостика Степан отлично разглядел результаты стрельбы.
То ли Ипат во время своей работы на Пушечном дворе в Москве усиленно тренировался в стрельбе, то ли от рождения имел сноровку и меткость, но только единственный глаз и рука на сей раз не подвели его. Удары снарядов, заряженные любимой Ипатом картечью, прошлись прямо по палубе вражеского корабля, внеся опустошения в ряды ливонских солдат. Отчетливо послышались громкие крики раненых.
– Ура! – закричал боярский сын Василий и, сочтя, что теперь его место рядом с бойцами, спрыгнул с капитанского мостика. Он бросился к борту и, схватив из рук Кузьмы заряженный мушкет, выстрелил из него в сторону галеры. Этот выстрел, конечно, ушел в воздух, но, следуя примеру сотника, остальные бойцы принялись стрелять. Делали они это куда профессиональнее своего командира. Из мушкета, как и из пищали, бессмысленно стрелять «с рук»: торопливость тут ни к чему не приведет. Ствол мушкета слишком длинный, да и сам он слишком тяжелый, чтобы можно было прицелиться из него. Без упора стрелять бесполезно, сначала нужно приладить ствол и тогда уже целиться.
В обычном бою стрельцы всегда использовали в качестве упора бердыш, а сейчас, на корабле, прилаживали стволы к краю фальшборта и так только вели огонь.
В ответ тотчас же затрещали выстрелы с борта галеры. Однако куда опаснее были бронзовые пушки. Надеяться на качку и на то, что благодаря ей следующие снаряды опять пройдут мимо, было нелепо. Степан, понимавший все это, давно уже бросился к штурвалу и лихорадочно выкручивал его так, чтобы судно приблизилось к вражеской галере как можно плотнее. В морском бою, да еще когда у противника превосходство в огневой мощи, рассчитывать можно было только на абордажный бой.
Штурвал крутился, руль корабля медленно двигался, приближая борт «Святой Девы» к галере, но происходило это слишком медленно. Слишком медленно для того, чтобы избежать следующего залпа.
Пушки загрохотали снова – на этот раз с обоих кораблей одновременно. Следующие минуты боя проходили в условиях полного отсутствия видимости. Белесые клубы порохового дыма оказались такими густыми, что не видно было собственной протянутой руки. Когда же налетевший порыв ветра стал разгонять дым, корабли ударились друг о друга бортами. Ударившись, тотчас же дрогнули и отскочили, но Степан своими манипуляциями со штурвалом добился своего. Теперь дело было за Василием Прончищевым – любителем рукопашных схваток.
Стоявшие наготове с баграми в руках Агафон и Фрол-балалаечник стремительно выбросили вперед деревянные древки с крючьями и зацепились за борт галеры. Путь для абордажного боя был открыт.
«Нас слишком мало, – с тоской подумал Степан. – Мы все погибнем!»
И надо же было им налететь сразу на такой серьезный корабль! Выбрать бы что-нибудь помельче для начала…
Самому Степану больше нечего было делать на капитанском мостике – он выполнил свою задачу. С саблей в руке поморский капитан спрыгнул с мостика и кинулся к своим людям. Многие из них уже лезли через борт ливонской галеры. Совсем близко, в двух шагах, мелькали оскалившиеся лица вражеских воинов и моряков. Сверкали шлемы, слышались крики на незнакомых языках.
Бросив орудия, Ипат со своим чернокожим «воспитанником» присоединились к атакующим. Выстрелов больше не было слышно, дым постепенно рассеивался, относился ветром в сторону. Оглянувшись вокруг, Степан увидел, что на палубе «Святой Девы» никого не осталось – все члены его команды уже яростно рубились на борту вражеского судна.
«Что ж, – мелькнула мысль. – Очень хорошо, пусть будет так. Теперь все пути отрезаны. Мы либо погибнем все до одного, либо победим».
Он прыгнул через фальшборт и оказался на палубе чужого корабля. Ударил саблей тотчас налетевшего на него солдата, но сабельный клинок прошел вкось, лишь оттолкнув нападавшего. Ливонец оказался невысокого роста, с бледным одутловатым лицом, заросшим редкой бороденкой. Оловянные глаза его были выпучены то ли от страха, то ли от боевой ярости. Это лицо Степан запомнил на всю жизнь, потому что в следующее мгновение он ударил снова, и сабельный удар пришелся прямо в незащищенную шею врага. Казалось, оба противника были сильно удивлены, и на мгновение замерли, не веря в саму возможность происходящего.
Для Степана это был первый убитый им человек. До этого он воевал и дрался в рукопашных схватках, но убивать ему не приходилось. Если только выпущенная им из стрелецкой пищали пуля и убила кого-то, но это ведь – совсем другое дело. Когда убиваешь пулей на расстоянии, это как бы и не совсем ты: убивает ведь пуля…
Сейчас сабельный клинок рубанул по шее ливонца и глубоко вошел в человеческую плоть. Рука Степана, державшая саблю, ощутила этот момент – сталь клинка резала тело человека. Сабля убивала, и капитан ощущал это, словно на мгновение слившись с убиваемым в один организм.
А для ливонца этот момент был немыслимым, потому что даже если ты на войне и часто видишь смерть вокруг себя, сам ты реально представить собственную гибель все равно не можешь. Человек не может поверить в свою смерть, пока она не приходит.
Со стороны все произошло за несколько коротких мгновений. Да так оно и было на самом деле, но только не для двух участников схватки: убившего и убиваемого.
Впрочем, понял все это Степан только потом, когда воскрешал в своей памяти события этого боя, но тем не менее осознание совершенного им непоправимого и бесповоротного вошло в душу…
Обливаясь кровью, ливонский солдат повалился на палубу спиной назад, а Степан уже развернулся к следующему врагу. Он рубился еще с одним, а затем с другим противником, краем глаза выхватывая куски из происходящего вокруг.
Заметил, что оставленная экипажем «Святая Дева» отошла от галеры и теперь качается на волне уже на некотором расстоянии.
«Это к лучшему, – решил он. – Значит, отступать некуда. Ни для меня, ни для кого из людей нет соблазна сбежать».
Между тем бой продолжался: сотник Василий, отчаянно крутя в воздухе саблей, гнал нескольких ливонских канониров по палубе до тех пор, пока не зарубил одного за другим. Одноглазый Ипат, рыча, как медведь, и сквернословя, бросался на обступивших его врагов, тыча саблей в разные стороны, и всякий раз кто-то из ливонцев отскакивал с болезненным криком либо падал на палубу.
Гигант М-Твали избрал для себя достойную жертву – рыжебородого командира в сверкающей кирасе. Видимо, он был обучен нападать на самого главного врага: не случайно в прошлый раз он кинулся на Степана. Бородач был вооружен длинной и тяжелой саблей, которой размахивал так, словно эта тяжесть была ему нипочем. Видно было, что это опытный воин, прошедший много сражений на суше и на море. Он не испугался чернокожего гиганта, бросившегося на него с двумя кинжалами в обеих руках.
М-Твали полез на абордаж без одежды, он скинул с себя все и остался в одной набедренной повязке, отчего его огромное черное тело казалось устрашающим. Рыжебородый командир рубил нападавшего саблей, и искры сыпались с кинжалов, которыми М-Твали прикрывался. В физической силе он превосходил своего противника-ливонца, и руки его были способны выдерживать удары саблей. Но могли не выдержать и сломаться кинжалы!
Сражение шло с переменным успехом. Сначала команда «Святой Девы» воспользовалась моментом и оттеснила защищавшихся от борта к центру палубы, а затем строй был потерян, и схватка неизбежно рассыпалась на кучки сражающихся. Вся палуба галеры превратилась в поле боя. Несомненно, люди Степана хоть краем глаза, но заметили, что их корабль отошел от галеры и что им остается лишь победить либо погибнуть здесь и сейчас. Проиграть бой они не могли – в этом случае никакой надежды на пощаду не имелось. Никто не оставил бы их в живых, ведь на сей раз они выступали в роли нападавших.
Удар тяжелого копья был нацелен прямо в голову Каска. Тот уклонился, но, поскользнувшись на мокрой от крови палубе, упал прямо под ноги ливонцам. Один из них бросился вперед и вонзил кинжал в плечо эстонскому рыбаку. Тот еще пытался подняться на ноги, но второй удар кинжала чиркнул по виску. Обливающийся кровью Каск снова встал, пошатываясь и обводя помутневшим взглядом поле битвы, и тут его настигла смерть – еще один ливонец, подскочив вовремя, достал-таки его саблей…
Вспоминая потом этот бой, все как один говорили о том, что враги защищались как-то вяло и неуверенно. На самом деле силы были слишком неравны, и нападение на галеру являлось с военной точки зрения чистейшим безумием. Как выяснилось впоследствии, галеру защищали пятьдесят человек солдат и матросов, а нападавших было всего двенадцать.
Но два фактора определили исход сражения. Ливонская галера вообще не предвидела никакого нападения, и оно явилось полной изумляющей неожиданностью. В этой части Балтийского моря у Ливонской конфедерации попросту не имелось врагов! Кто мог предположить появление откуда ни возьмись корабля с изображением православной иконы на парусе и с русским экипажем? Ведь Россия не имеет флота…
Второй удачей, определившей успех «Святой Девы», был весьма удачный артиллерийский залп, данный Ипатом, и с самого начала нанесший большой урон защитникам галеры: шестнадцать человек, пораженные картечью, разом вышли из строя. Само по себе это произвело ужасное впечатление на остальных – первый выстрел часто бывает решающим.
Последним ударом оказалась гибель командира – рыжебородого красавца, всегда вселявшего уверенность в своих солдат. Улучив подходящий момент, М-Твали отскочил в сторону и, уклонившись от очередного удара саблей, вдруг вскинул руку с кинжалом и метнул его.
Метание ножей никогда не было частью европейского военного искусства. Зато оно было основным в племени на западном берегу Африки, и даже там, на родине, среди своих соплеменников, М-Твали в этом искусстве не знал себе равных.
Лезвие кинжала вошло в открытый рот ливонского командира и, пробив шейные позвонки, пригвоздило его голову к основанию фок-мачты. Глаза убитого вылезли из орбит, словно уставившись в лицо нежданному победителю.
Как ни странно, в пылу битвы, среди криков и мелькания сабель, случившееся увидели все. Одновременно все увидели также, как Ингрид, пробившаяся на корму вражеского корабля, сорвала штандарт Ливонской конфедерации и швырнула его в студеное Балтийское море.
С удвоенной силой русские пираты бросились на смутившихся врагов. В эту минуту многих покинуло чувство опасности. Теперь только одно чувство – ярость – владело нападавшими. Как львы, они бросались на отступавших по палубе ливонцев, тесня их к корме. Уже в третий раз люди Степана Кольцо захватывали судно таким образом!
Оставшиеся без командира и подавленные отчаянной храбростью нападавших, ливонцы вскоре побросали оружие. Они надеялись на милость победителей и не ошиблись. Еще в Сан-Мало Степан узнал о том, что пираты делятся на две основные категории: на тех, кто захватывает пленников, и на тех, кто в плен никого не берет, убивает всех подряд. Эта вторая категория пиратов имеет на своем флаге специальный знак – предупреждение. Это изображение песочных часов как символа быстротекущего времени и конечности земного бытия. Если мореплаватели видят на пиратском флаге рисунок песочных часов, они твердо знают – им следует либо проявить чудеса мужества и победить пиратов, либо готовиться к неминуемой смерти.
Еще тогда, узнав об этом обычае, Степан Кольцо возмутился. Его поразила сама постановка вопроса: как можно убивать людей не в бою, а просто так? Разве мыслимо так поступать доброму христианину?
– Значит, ты никогда не станешь настоящим пиратом, – заметила Ингрид, рассказавшая о символике флагов. – Ну, честно говоря, мне именно это в тебе и нравится. Да и в твоих людях тоже – вы не убийцы.
– Все – не убийцы? – удивился Степан, оценивавший своих спутников несколько иначе.
– Все, – твердо ответила девушка. – Даже одноглазый. Он дикий зверь, но не убийца.
Сдавшихся ливонцев поспешили загнать в трюм галеры и накрепко заперли. Демид с Лембитом остались возле двери, чтобы стеречь пленников. Такая предусмотрительность была совсем не лишней: пленных ливонцев было почти двадцать пять человек, включая раненых – все еще гораздо больше, чем победителей.
Сразу после окончания боя стало известно о том, что маленькая команда «Святой Девы» понесла существенные в ее положении потери. Кроме убитого Каска, тяжело раненным оказался Фрол-балалаечник. Он получил свое ранение в самом начале, когда вместе с Агафоном притягивал багром галеру к борту. Когда это уже удалось, ливонский солдат ударил саблей Фрола по правой руке и почти отсек ее. Стрелец понял, что ранен, но, не обратив на это внимания, перехватил саблю в левую руку и вместе со всеми перепрыгнул на палубу галеры. Он сражался плечом к плечу со своими товарищами до тех пор, пока не ослабел от потери крови.
Сейчас Фрол с помутившимся взором лежал на палубе, привалившись плечом к мачте, а из разрубленной руки его хлестала и не останавливалась кровь. В роли лекаря на сей раз выступил Лаврентий. Он не стал применять свои колдовские приемы – на это не было времени.
Как поступать с тяжело раненной конечностью, знал каждый помор, да и вообще каждый охотник. Потерять руку или ногу – обычное дело на охоте. Нападающим может быть медведь, или тюлень, или даже морж, если будешь недостаточно осторожен во время промысла.
Лаврентий тяжелым ножом отсек висящую на лоскуте кожи кисть Фрола, а затем изо всех сил туго забинтовал обрубок разорванной на длинные клочья рубахой. О системе кровообращения, открытой доктором Гарвеем, никто в те времена не догадывался, но на практике каждый лекарь знал: чтобы остановить потерю крови, бинтовать нужно как можно туже.
После этой несложной операции оставалось только молиться и надеяться на то, что рана не загноится, как это случилось с несчастным Димитрием Кордиосом…
Из-под палубы слышался глухой невнятный гул – это переговаривались между собой взволнованные галерные гребцы. Как это было принято повсеместно, гребцы здесь не могли покинуть своих мест в любом случае – каждый был прикован за ногу цепью к своей скамейке. Все это время они были пассивными свидетелями происходившего, но теперь волновались – ведь решалась и их судьба.
Степан собрался уже было спуститься к гребцам и разобраться с ними, но тут же прибежала Ингрид и сообщила, что в кормовой каюте обнаружены спрятавшиеся там люди, не принимавшие участия в сражении.
– Там даже девушка есть, – сказала она. – Очень красивая, только напугана до смерти. Вы ведь не собираетесь ее убивать?
– Мы же с тобой уже решили эту проблему, – ответил Степан. – Ты сама сказала, что я не убийца, и мои люди тоже не убийцы.
Тут же он вспомнил, что совсем недавно убил человека – ливонского воина, и в душе что-то неприятно перевернулось. Но ведь это – не убийство, а честный бой. Разве не так?