Страница:
Двадцать футов. Тридцать. Сверяю пройденное расстояние по количеству оставшихся позади дверей. Вроде все верно. Значит, сюда.
Вваливаюсь в предпоследнюю комнату. Ну, где же ты, Привидение мое горемычное?
Еле слышный кашель из дальнего угла. Нет, чтобы окно раскрыть, забилась туда, где дым погуще! Старики, как дети: соображения никакого. На ощупь добираюсь до маленькой фигурки, скорчившейся у стены. На слова силы и дыхалку не трачу – хватило бы довести бедняжку до выхода. Приступ кашля сотрясает костлявое тело. Э, да так она совсем задохнется… Стягиваю с лица повязку и прижимаю изрядно уже подсохшую ткань к лицу старушки. Ну же, милая! Держись! Кажется, помогает: кашель становится мягче. Осторожно, но настойчиво подталкиваю дурку к пути на свежий воздух. Можно, конечно, и из окна ее спустить, но Олли ловить не будет, а значит, старушка переломает себе все кости.
До лестницы моих сил хватает, но, ступив на нее, понимаю: если доберусь вниз без потерь, это будет чудом. Самым настоящим.
Правая нога подкашивается. Ой. Чуда не будет. Падаю вперед, уже мысленно пересчитывая носом ступеньки, однако мой полет прерывают. Довольно грубо, но я не против. Даже не обижаюсь на крепкую ладонь, вдавившую в мое лицо мокрую ткань…
Квартал Линт, королевский Приют Немощных Духом,
четверть часа спустя после тушения пожара
Уныло рассматриваю загадочно подмигивающие отблесками факелов кровяные сгустки на траве. Результат моего откашливания и отхаркивания. Печальный, надо признать. Ну да, ничего, дело поправимое. А вот другие неприятности…
Их три. И все они сейчас стоят передо мной, приняв совершенно одинаковые позы: скрестив руки на груди и укоризненно глядя исподлобья. Лишь тяжелые взгляды, направленные на виновника обращения к служебным обязанностям в свободный вроде бы от таковых день, исполнены разных чувств и хорошо читаемы, благо неприметно-серые тона одежды позволяют уделять основное внимание только выражению лиц.
Худощавый брюнет с бледными щеками смотрит на меня устало и чуть удивленно: мол, кто бы мог подумать, что ты отважишься еще и на такую глупость.
Смуглая женщина, смоляная коса которой объевшейся змеей спускается на пышную грудь, разгневана, и в блеске расширенных зрачков можно прочитать: опять ты, вечно ты, все из-за тебя.
И лишь во взгляде высокого, кажущегося тяжеловесным мужчины с аккуратно постриженной короткой бородой я вижу то, что не хотел бы видеть. Тревогу и заботу. Так мать смотрит на непослушное, но любимое дитя, или учитель на нерадивого, но многообещающего ученика. Именно этот взгляд заставляет меня сплюнуть на траву очередной сгусток крови вместе с тихой руганью и начать привычную игру, за которую кое-кто Рэйдена Ра-Гро смертельно ненавидит:
– И по какому поводу нахохлились, почтенные? – Улыбаюсь во весь рот, довольный, как кошак, дорвавшийся до крынки с только что снятыми сливками.
Впрочем, мой вопрос адресован лишь тому, кто обязан на него отвечать. Поэтому женщина кривится, не стараясь спрятать презрительную гримасу от моего взгляда, и делает шаг назад и в сторону, за спину великана, ухитряясь при этом слегка задеть его бедро своим, на миг показавшимся из складок плаща. Остается ли игривый маневр незамеченным или нет, неважно: и я, и русоволосый Баллиг, которого Кириан удостоила своей страсти, прекрасно знаем, что к чему. Но в этот самый момент любовные игры отошли на второй план, предоставляя право вершиться делам иным.
– Вы по-прежнему не желаете взрослеть, светлый dan, – спокойно, но с большой долей сожаления сообщает мне «панцирь» отряда моей личной охраны.
– Есть ли в мире что-либо, более ценное, чем постоянство? – Глубокомысленно замечаю я. – Недаром верность женщины разбивается вдребезги о привычку мужчины.
Камень брошен неизвестно в чей огород, но чернокосая Кириан принимает его на свою… м-м-м-м, грудь. И когда она успела так округлиться? Еще год назад… А, не до девичьих тайн мне сегодня. Успеется выпытать.
Баллиг печально улыбается уголками губ:
– Вы, несомненно, правы, светлый dan, но из года в год совершать одни и те же ошибки – свидетельство не постоянства, а заблудившегося в упрямстве разума.
Фыркаю. На сей раз удар предназначен одному мне и без труда проходит все защиты, который я мог бы поставить на его пути. Обозвали дураком. И кто, спрашивается? Страж, которому дозволено лишь хранить от опасностей мое бренное тело. Но сердиться не стану. На этого добродушного медведя вообще невозможно сердиться. Наверное, именно своим мягким нравом (в свободное от службы время, разумеется) он и разжег в сердце бывшей воровки нежную страсть. После того, как основательно погонял по плацу и установил ее пригодность для занятия почетного, но обременительного заботами места «правой клешни» при моей скромной особе. Наверное. Подробностей я никогда не пытался узнавать – ни своими методами, ни копанием в досье, пылящемся в кабинете у Вига. Зачем? Если смуглянка не вызывает у меня теплых чувств (а должна бы: по меньшей мере, десяток офицеров в порту пытается за ней увиваться), буду держать свое неудовольствие при себе, потому что не хочу доставлять неприятности Баллигу.
Сколько лет он уже со мной? Девять? Нет, почти десять: с того самого дня, как случилось мое окончательное переселение в город. И за все это время я ни разу не слышал от своего телохранителя ни грубого слова (хотя нарывался, неоднократно и с упорством, достойным лучшего применения), ни ощутил тяжести его руки (хотя заслуживал порки, самое малое, дважды в месяц). Как у совершенно обычного человека могло выработаться почти божественное терпение? Уму непостижимо. А впрочем, самым худшим наказанием для меня был и остается его взгляд, такой, как сейчас: чуть укоризненный, чуть сожалеющий и удивительно теплый. Если бы я не видел великана в действии, ни за что не поверил бы, что он способен убивать. А он способен. И еще как! «Клешням» до него далеко. Кириан – потому что она и занимаясь воровским ремеслом никогда не пятнала руки кровью. Хонку – «левой клешне» потому, что он считает доведение поединка до смерти противника ниже своего достоинства. Имеет на это право, кстати: некогда считался одним из лучших мечей в Горькой Земле. А потом соотечественники за какие-то провинности его прогнали, и бывший лэрр оказался в Антрее, быстро прибившись к нашей маленькой, но очень горячей компании.
– В чем же заключается моя сегодняшняя ошибка?
Подначиваю Баллига на беспредметный спор. Просто из вредности. Но великан все так же спокойно и мягко начинает объяснять:
– Вы знаете не хуже здесь присутствующих, светлый dan, что ваша жизнь стоит больше, чем все обитатели этого дома, вместе взятые.
– Вот как?
Суживаю глаза. Конечно, при дневном свете моя гримаса смотрелась бы куда как грознее, но недостающие краски я добавляю шипением в голосе:
– А по мне, жизнь любого человека, даже кого-то из этих несчастных, равна по цене моей. Для него самого. И для меня.
– Как вам будет угодно, – русая голова совершает легкое движение, могущее при изрядной наивности наблюдателя, сойти за поклон.
– Я говорю совершенно серьезно, Баллиг. Ты можешь не соглашаться с моим мнением, но оно от этого не изменится.
– Я знаю, светлый dan, – еще один кивок.
– Так что, не куксись! Ничего же не случилось, верно?
– Потому что мы были рядом, – добавляет великан.
– ТЫ был рядом, – поправляю, ехидно косясь на Кириан. – Спорим, ни один из них не полез бы за мной в огонь?
Теперь Баллиг качает головой:
– Сегодня вечер ошибок, светлый dan.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Есть разум. Есть чувства. И есть долг, который сильнее и первого, и вторых. Любой из нас отдаст свою жизнь, если понадобится выкупить у Серой Госпожи вашу.
Великан говорит так торжественно и проникновенно, что хочется всплакнуть. Непосвященным зрителям.
Отдаст, как же! В памяти еще свежо воспоминание о том, как вся троица с интересом таращилась на меня, упавшего с причала (ну, поскользнулся на мокрых после дождя сходнях, бывает), в ожидании: выплывет – не выплывет. Кириан и Хонк даже ставки делали, на каком гребке я уйду под воду с головой. Баллиг в этой азартной игре не участвовал, но и спасать тонущего не торопился. Честно говоря, напугался я тогда изрядно, и морской воды нахлебался по самое «не могу» прежде, чем меня все-таки вытащили. Но с тех пор на службе застежки плаща и перевязи постоянно держу полурасстегнутыми, чтобы в схожем случае успеть избавиться хотя бы от груза стали и бестолкового вороха ткани, норовящего спеленать руки и ноги.
– И ты тоже, Кири-giiry[11]? Тоже отдашь за меня жизнь?
Подскакиваю вплотную к чернокосой и с наслаждением втягиваю ноздрями терпкий аромат смуглой кожи. Кириан отшатывается назад, возмущенно вскидывая подбородок.
– Не бойся, – слышу из-за спины голос Олдена. – Он сейчас не способен даже в шаге от себя что-то унюхать.
– И ты туда же! – Горестно всплескиваю руками. – Предатель! А ведь я тебе верил, как… как… как себе самому!
– Значит, я ничего не потерял, – меланхолично замечает рыжик. – Потому что себе ты не веришь ни капельки.
– Все против бедного больного человека! У, злыдни! – Показываю кулак.
Баллиг тихо усмехается в усы. Кажется, мне удалось прогнать печаль из его светлых глаз. Ну и славно: хоть что-то хорошего сделал за сегодняшний день. Помимо того, что продлил на неопределенное время жизнь одной из старейших обитательниц Приюта. Но в случае с Привидением мои действия – не подвиг и не каприз. Просто обязанность. Жаль, что никто этого не понимает. И тут мне плевать на этих троих, плевать на Олли, даже мнение Вига могу отставить в сторону, но Наис… Почему она не хочет понять? Почему?..
– Вам нужна наша помощь, светлый dan? – Баллиг касается моего плеча.
– А? Помощь? Нет, можете отдыхать. На сегодня я закончил с шалостями.
– Не перетрудитесь завтра, – по-дружески советует великан, и троица, шагнув за пределы освещенного факелами участка сада, растворяется в темноте.
Можно подумать, они ушли. Ххага с два! Тенями будут следовать за мной от Приюта до самого дома, по всем улочкам и питейным заведениям, которые я вознамерюсь посетить. Или не вознамерюсь? Пожалуй, отправлюсь прямиком в постельку. Устал что-то. Да и мало толку от выпивки, когда во рту заняла оборону дымная горечь, забивающая все мыслимые и немыслимые ощущения.
Ну не мог я позволить Олли сделать его любимую «вытяжку», пока в доме оставался хоть кто-то живой. Не мог. Потому что никому не пожелаю такой страшной смерти, как высушивание. Действенное заклинание, ничего не могу сказать против: извлекает из всего, что находится в определенном периметре, воду. Из ВСЕГО. А если воды, как таковой, нет, но есть необходимые для ее появления компоненты, то занимается еще и созданием этой благословенной жидкости. При большом желании и напряжении сил и я могу сотворить «вытяжку» и кое-что еще, но предпочитаю отнимать жизни старым проверенным способом – прибегая к услугам звонкой стали.
Да-да, если нужно, могу мечом помахать, и довольно успешно. Правда, учили меня вовсе не придворным танцам, результатом которых может стать разве что тоненькая царапина на подбородке. Учили меня другому: как остаться в живых с минимальными усилиями. А чтобы жить самому, что потребно? Смерть противника и, желательно, скоропостижная. Для чего приходится постараться… Нет, охрана у меня есть, и неплохая. Более того, на удивление незаметная и надежная. Настолько незаметная, что я привык к ней, как привыкают к воздуху, которым дышат. Привык. Но беспечным не стал, потому что когда дело дойдет до прямого столкновения, мне никакие телохранители не помогут. Разве что, спину прикроют. А с фронта – это я сам буду стараться. Лично.
Все надо делать самому. В идеальном случае. Но сейчас отдам дела на откуп Олдену: все равно, дознаватели прибудут на место несостоявшегося пожара только поутру, потому что никто посреди ночи не пожелает выползать из постельки, чтобы дышать дымом в Приюте Немощных Духом. Ничего, завтра Олли разберется. Если будет, с чем. Скорее всего, дурки поджог и устроили. Сколько раз просил их бережно с огнем обращаться… Не помогает. Но в этот раз следует прочитать им нотацию, и суровую. Да еще ведь придется пострадавшее имущество описывать… Ххаг! Уж с этим Олли не справится: ему Старый флигель всегда был неинтересен, и сколько там обуглилось стульев и столов, рыжик и смотреть не будет. Ладушки. Сам посчитаю и опишу. Когда время выдастся.
А-а-а-а-а…
Ну вот, уже зеваю. Пора отправляться домой.
Шестой день месяца Первых Гроз
Антреа, Остров, штаб-квартира Городской стражи,
утренняя вахта
Скучающий взгляд ре-амитера проводил долговязую фигуру до выхода из кабинета, подождал, пока тяжелая дверь, натужно поскрипывая петлями, закроется за секретарем, и вернулся к просмотру моих каракулей. Спустя полминуты я услышал горестный вздох и поднял глаза от листков бумаги, на которых старательно выводил строки протокола.
Виг еще раз вчитался, помолчал и снова вздохнул.
– Что-то не так?
– Ты о чем думал, когда писал?
– Вообще-то, ни о чем, – честно признался я.
А о чем можно думать, встав ни свет, ни заря и проплюхав через полгорода в сыром утреннем тумане, зевая так, что в отдельные моменты кажется: еще чуть-чуть, и челюсть вывихнется из сустава?..
Что такое остров? Суша, окруженная со всех сторон водой. А наш местный Остров – крепость на клочке земли посреди Лавуолы. Точнее, крепостью это мрачное сооружение было раньше, во времена дикие и суматошные, а сейчас приобрело вид вполне светский. Виг даже заказал (в соответствии с желанием верховного амитера, разумеется, хотя злые языки утверждают, что это Ее Величеству не пришлись по нраву унылые, поросшие мхом стены) новую облицовку, из бледно-розового гранита. Смотрится живенько. И служит поводом для насмешек, конечно же. Но только у тех, кто на Остров ни разу не попадал. Ни в качестве подследственного, ни в качестве свидетеля. Что же до меня, то я ухитрился испробовать все возможные роли. А сегодня явился для заполнения официальных бумаг. Как можно раньше явился, кстати. А меня за это еще и ругают… Точнее, не за это, а за то, что я «плохо думаю»…
– Оно и видно, – мрачно подытожил Вигер Ра-Кен.
– Да в чем дело-то?
Начинаю нервничать, и мои опасения полностью оправдываются, когда в ответ звучит:
– Почему ты каждый раз пишешь установленные фразы по-разному? Неужели нельзя выучить? Вроде, у тебя в юности не было проблем с памятью.
Делаю вид, будто не понимаю, о чем речь:
– Что значит, «по-разному»?
– Ну вот, например… – Виг пробегает взглядом сначала по одному листку, потом по второму. – Здесь: «подросток женского пола», а там: «отрок женского пола».
– И?
– Почему бы не использовать одно и то же слово?
– Хорошо, буду внимательнее, – соглашаюсь, только бы поскорее расправиться с делами. Но старого друга так просто не проведешь: серые глаза наполняются укором.
– Будешь, конечно. Когда заново напишешь вторую копию.
– Что?! Виг, ты издеваешься?
– Ничуть, – ре-амитер, с лицом приговоренного к пожизненной каторге, разваливается в кресле за своим рабочим столом, с другой стороны которого я пачкаю чернилами бумагу.
– Но это мне еще полчаса работы…
– Знаю. И поверь: я от этого не в восторге, потому что все это время буду сидеть рядом.
– Вовсе незачем тебе тут сидеть, – начинаю обход противника с фланга. – Лучше иди домой, к Лелии: она, наверное, заждалась! Ей так одиноко одной…
– Рэй, не пытайся казаться лучше, чем ты есть на самом деле, – строго осаживают меня. Но поединок еще не закончен:
– А я хороший, ты считаешь? Такой хороший, что лучше просто некуда быть?
– Рэй… – тонкие губы Вига скорбно поджимаются. – Не придирайся к словам.
Обиженно хмурюсь:
– Ты же придираешься! А мне нельзя?
– Можно. Но только когда переделаешь вторую копию протокола и напишешь – надеюсь, без помарок! – третью.
– Целых три копии?
Ужасаюсь. Наигранно, конечно, поскольку правила мне очень хорошо известны. И установил их еще мой прадед, Леннар Ра-Гро, за что сограждане были ему благодарны, а прямые потомки поносили, на чем свет стоит.
Впрочем, не могу не признать: идея была и остается здравой. Протокол выявления хэса состоит из ответов на набор никогда не меняющихся вопросов. Конечно, проще всего было бы отвечать один раз, а требуемое количество копий создавать магическим способом, но… Прадедуля (по свидетельствам современников и близких родственников, страдавший рассеянностью более, нежели другими допустимыми пороками, вместе взятыми) очень часто упускал важные детали, что приводило к печальным последствиям. И в один прекрасный день Леннар придумал следующий фокус: а буду-ка я заполнять бланки не один раз, а несколько, и каждый раз – как в первый. Глядишь, вспомнится что-нибудь, не попавшее в начальный протокол… Говорят, ему такая практика помогала. Что ж, это радует: хоть кому-то была польза. Касаемо же потомков в целом и меня в частности, от чудачеств старика мы только страдали. Убиением несметного количества времени на пережевывание одной и той же каши в несколько заходов. Вот и сейчас, только-только справился со вторым экземпляром отчета о своей прогулке на рыбный рынок, а Виг уже нашел ошибку. Так я до вечера на Острове просижу. И мой друг – со мной. А у него дома дочка больная…
– Слу-у-у-у-ушай… – заговорщицки щурюсь. – Скажи мне сразу, в каких местах я допустил ляпы, и третий протокол точно будет похож на первый! Да и второй – тоже.
Ре-амитер потер щеку и злорадно усмехнулся:
– Нет уж. Не дождешься.
– Я из благих побуждений, ты не думай!
– Знаю, что из благих. Но правила есть правила, и они действуют для всех, а для тебя – в первую очередь.
Расплываюсь в улыбке:
– Потому что я – надежда и опора?
– Потому что ты – оболтус, – поправляет Виг.
Возмущенно засопев, снова принимаюсь за работу. Но ненадолго:
– Скажи хоть, много промахов?
Серые глаза смеются.
– Ну, скажи! Что тебе стоит? И правила ты этим не нарушишь.
– Немного.
– А точнее?
– Очень немного, – Виг отводит взгляд, но напрасно: я уже понял, что стал жертвой шутки.
– Ну, сколько?
– Собственно, всего одна ошибка. Та, о которой я и сказал.
– Ага!
Торжествующе подбрасываю перо к потолку. Хоть и легонькое, оно все же падает обратно, пятная россыпью чернильных капель сукно столешницы.
Виг морщится:
– Опять нагадил! Я с тобой скоро совсем разорюсь.
– Не переживайте, dan ре-амитер! – успокаивающе звучит из дверного проема. – По первому же требованию вам будет доставлена новая мебель. За счет присутствующего здесь молодого человека, разумеется!
Зажмуриваюсь в надежде, что мне померещилось. Снова открываю глаза. Нет, призраков сегодня не наблюдается. Для призраков сегодня погода не подходящая. Зато персона, которую я меньше всего желал бы видеть в столь ранний час, пренебрегла заботой о собственном здоровье и предприняла путешествие из торговых кварталов прямиком на Остров – в святая святых Городской стражи Антреи.
Лысеющий, с заметным животиком, завидно ясноглазый и улыбчивый, Каллас Ра-Дьен старше меня и Вига всего на четыре года, но выглядит нашим отцом или, по меньшей мере, дядюшкой. Очень добрым и всепрощающим дядюшкой, что совершенно не соответствует действительности. Потому что духовно слабый человек не смог бы держать в своих руках все товарно-денежные потоки Антреи, да и близлежащих провинций, если не больше. А вот в отношении здоровья телесного Калласу завидовать не в чем: ни стрелок, ни мечник. То ли болел в детстве, то ли предки где-то что-то не доделали, но глава заведения под названием: «Ведение дел без убытков. Советы и наставления» предпочитает проводить свои дни с наиболее возможным удобством. И то, что он самолично явился в этот кабинет, говорит о многом. Но не в мою пользу.
Вигер поспешил встать, коротко, но уважительно, поклонившись. Каллас махнул рукой:
– Да бросьте, dan ре-амитер! Какие между нами могут быть церемонии? Вон, некоторые даже задницу от стула не оторвут, чтобы поздороваться со старым больным человеком…
– Старым… Кто бы говорил!
Бурчу, но, тем не менее, поднимаюсь на ноги. Хотя бы потому, что в числе всего прочего Ра-Дьен выступает основным жертвователем средств на содержание Приюта Немощных Духом, и моим работодателем, как это ни печально.
– Что за неотложные дела привели вас к нам, dan Каллас?
Вежливость в голосе Вига так плотно переплетается с любопытством, что впору посмеяться над ребенком, до сих пор живущим в душе сурового офицера Городской стражи. Но лично я смеяться не буду. Ни сейчас, ни потом. Во-первых, потому, что и сам не могу считать себя взрослым. А во-вторых: больше похоже, что мне предстоит плакать, и горько.
– Всего одно дело, любезный dan, всего одно! И оно уже больше часа тратит ваше драгоценное время из-за своей прискорбной невнимательности!
Взгляд Ра-Дьена остается таким же проникновенно-добрым, но обманываться не стоит: dan Советник взбешен, и основательно.
– А, вы об этом! – понимающе кивает Виг. – Собственно, ничего серьезного не произошло и…
– Позвольте мне самому судить о том, что серьезно, а что – пустяк.
Голос Калласа сладок, как медовый сироп, но ре-амитер осекается, будто ему сделала строгий выговор сама Ее Величество.
– Разумеется, dan, – еще один короткий кивок.
– Я могу перекинуться несколькими словами с этим… молодым человеком? – вопрос задан не потому, что спрашивающему необходимо разрешение, а для того, чтобы дать понять: пошел вон из кабинета. Конечно, не так грубо, но ведь суть от этого не меняется, верно?
Вигер никогда не слыл тугодумом и, чеканя шаг, направился к дверям, а с порога обернулся и сочувственно подмигнул мне, подозревая, по какому руслу потечет дальнейшая беседа в самом защищенном от подслушивания и подглядывания помещении Главного поста Городской Стражи.
Ра-Дьен выждал четверть минуты – как раз, пока все звуки в коридоре стихнут – и обессилено оперся ладонями о стол. Три долгих, размеренных вдоха, призванных восстановить дыхание и вернуть спокойствие разуму, и в мою сторону летит властное и жесткое:
– Подвинь стул!
Выполняю повеление. Dan Советник садится, осторожно, словно боясь расплескать содержимое своего тела, и слегка оттягивает пальцами тесный воротник.
– Ненавижу эти парадные одеяния!
Я стою, скрестив руки на груди и слушаю, как следующие пару минут Каллас жалуется на все, что приходит ему в голову: на фасоны одежды, на погоду, на королевского повара, не доварившего креветки, на рост цен на строевой лес и прочие подобные неурядицы, занимающие делового человека с раннего утра и до позднего вечера. Да и ночью – тоже. Посвятив обстановку кабинета во все возможные причины своего плохого настроения, Ра-Дьен возвращается к первой и самой главной. Ко мне, то есть.
Взгляд, золотистый, как весеннее солнышко, цепляется за мое лицо:
– Ваше поведение, dan Рэйден, переходит все границы.
– Что именно вас не устраивает, dan Каллас?
– Что вы творили прошлым вечером?
– То, что считал нужным.
– Вы умеете считать? – светлые брови чуть приподнимаются. – Не знал, не знал… А если отбросить шутки в сторону, Рэйден, я не просто недоволен. Я разъярен.
– Вижу.
– Ты подверг свою жизнь ненужной опасности. Рисковал, не думая о последствиях.
– Но ничего же не случилось!
– В этот раз, да. А в следующий? Баллиг не сможет вытаскивать тебя из всех ям, в которые ты пытаешься упасть.
– Я не пытаюсь!
Бессмысленно оправдываться, когда сознаешь вину. Но можно попробовать огрызнуться. Так, на всякий случай. Чтобы не потерять навык.
Каллас качает головой:
– Да, уже не пытаешься, а просто падаешь! Ты давно вырос, Рэйден, а до сих пор ведешь себя, как беспечный мальчишка… Так нельзя. Ты облечен слишком большим могуществом.
– Могуществом ли? – негодующе раздуваю ноздри. – Докучливым даром, от которого больше неудобств, чем всего прочего!
– Если он неудобен лично для тебя, это вовсе не значит, что все остальные не могут извлечь из него выгоду, – сухо замечает Ра-Дьен.
– О да! По части выгод ты у нас большой знаток! Куда уж мне, недалекому!
– Я всегда поражался тому, как странно в тебе уживаются самомнение и неверие в собственные силы. Ты уж остановись на чем-то одном, будь любезен!
Вваливаюсь в предпоследнюю комнату. Ну, где же ты, Привидение мое горемычное?
Еле слышный кашель из дальнего угла. Нет, чтобы окно раскрыть, забилась туда, где дым погуще! Старики, как дети: соображения никакого. На ощупь добираюсь до маленькой фигурки, скорчившейся у стены. На слова силы и дыхалку не трачу – хватило бы довести бедняжку до выхода. Приступ кашля сотрясает костлявое тело. Э, да так она совсем задохнется… Стягиваю с лица повязку и прижимаю изрядно уже подсохшую ткань к лицу старушки. Ну же, милая! Держись! Кажется, помогает: кашель становится мягче. Осторожно, но настойчиво подталкиваю дурку к пути на свежий воздух. Можно, конечно, и из окна ее спустить, но Олли ловить не будет, а значит, старушка переломает себе все кости.
До лестницы моих сил хватает, но, ступив на нее, понимаю: если доберусь вниз без потерь, это будет чудом. Самым настоящим.
Правая нога подкашивается. Ой. Чуда не будет. Падаю вперед, уже мысленно пересчитывая носом ступеньки, однако мой полет прерывают. Довольно грубо, но я не против. Даже не обижаюсь на крепкую ладонь, вдавившую в мое лицо мокрую ткань…
Квартал Линт, королевский Приют Немощных Духом,
четверть часа спустя после тушения пожара
Уныло рассматриваю загадочно подмигивающие отблесками факелов кровяные сгустки на траве. Результат моего откашливания и отхаркивания. Печальный, надо признать. Ну да, ничего, дело поправимое. А вот другие неприятности…
Их три. И все они сейчас стоят передо мной, приняв совершенно одинаковые позы: скрестив руки на груди и укоризненно глядя исподлобья. Лишь тяжелые взгляды, направленные на виновника обращения к служебным обязанностям в свободный вроде бы от таковых день, исполнены разных чувств и хорошо читаемы, благо неприметно-серые тона одежды позволяют уделять основное внимание только выражению лиц.
Худощавый брюнет с бледными щеками смотрит на меня устало и чуть удивленно: мол, кто бы мог подумать, что ты отважишься еще и на такую глупость.
Смуглая женщина, смоляная коса которой объевшейся змеей спускается на пышную грудь, разгневана, и в блеске расширенных зрачков можно прочитать: опять ты, вечно ты, все из-за тебя.
И лишь во взгляде высокого, кажущегося тяжеловесным мужчины с аккуратно постриженной короткой бородой я вижу то, что не хотел бы видеть. Тревогу и заботу. Так мать смотрит на непослушное, но любимое дитя, или учитель на нерадивого, но многообещающего ученика. Именно этот взгляд заставляет меня сплюнуть на траву очередной сгусток крови вместе с тихой руганью и начать привычную игру, за которую кое-кто Рэйдена Ра-Гро смертельно ненавидит:
– И по какому поводу нахохлились, почтенные? – Улыбаюсь во весь рот, довольный, как кошак, дорвавшийся до крынки с только что снятыми сливками.
Впрочем, мой вопрос адресован лишь тому, кто обязан на него отвечать. Поэтому женщина кривится, не стараясь спрятать презрительную гримасу от моего взгляда, и делает шаг назад и в сторону, за спину великана, ухитряясь при этом слегка задеть его бедро своим, на миг показавшимся из складок плаща. Остается ли игривый маневр незамеченным или нет, неважно: и я, и русоволосый Баллиг, которого Кириан удостоила своей страсти, прекрасно знаем, что к чему. Но в этот самый момент любовные игры отошли на второй план, предоставляя право вершиться делам иным.
– Вы по-прежнему не желаете взрослеть, светлый dan, – спокойно, но с большой долей сожаления сообщает мне «панцирь» отряда моей личной охраны.
– Есть ли в мире что-либо, более ценное, чем постоянство? – Глубокомысленно замечаю я. – Недаром верность женщины разбивается вдребезги о привычку мужчины.
Камень брошен неизвестно в чей огород, но чернокосая Кириан принимает его на свою… м-м-м-м, грудь. И когда она успела так округлиться? Еще год назад… А, не до девичьих тайн мне сегодня. Успеется выпытать.
Баллиг печально улыбается уголками губ:
– Вы, несомненно, правы, светлый dan, но из года в год совершать одни и те же ошибки – свидетельство не постоянства, а заблудившегося в упрямстве разума.
Фыркаю. На сей раз удар предназначен одному мне и без труда проходит все защиты, который я мог бы поставить на его пути. Обозвали дураком. И кто, спрашивается? Страж, которому дозволено лишь хранить от опасностей мое бренное тело. Но сердиться не стану. На этого добродушного медведя вообще невозможно сердиться. Наверное, именно своим мягким нравом (в свободное от службы время, разумеется) он и разжег в сердце бывшей воровки нежную страсть. После того, как основательно погонял по плацу и установил ее пригодность для занятия почетного, но обременительного заботами места «правой клешни» при моей скромной особе. Наверное. Подробностей я никогда не пытался узнавать – ни своими методами, ни копанием в досье, пылящемся в кабинете у Вига. Зачем? Если смуглянка не вызывает у меня теплых чувств (а должна бы: по меньшей мере, десяток офицеров в порту пытается за ней увиваться), буду держать свое неудовольствие при себе, потому что не хочу доставлять неприятности Баллигу.
Сколько лет он уже со мной? Девять? Нет, почти десять: с того самого дня, как случилось мое окончательное переселение в город. И за все это время я ни разу не слышал от своего телохранителя ни грубого слова (хотя нарывался, неоднократно и с упорством, достойным лучшего применения), ни ощутил тяжести его руки (хотя заслуживал порки, самое малое, дважды в месяц). Как у совершенно обычного человека могло выработаться почти божественное терпение? Уму непостижимо. А впрочем, самым худшим наказанием для меня был и остается его взгляд, такой, как сейчас: чуть укоризненный, чуть сожалеющий и удивительно теплый. Если бы я не видел великана в действии, ни за что не поверил бы, что он способен убивать. А он способен. И еще как! «Клешням» до него далеко. Кириан – потому что она и занимаясь воровским ремеслом никогда не пятнала руки кровью. Хонку – «левой клешне» потому, что он считает доведение поединка до смерти противника ниже своего достоинства. Имеет на это право, кстати: некогда считался одним из лучших мечей в Горькой Земле. А потом соотечественники за какие-то провинности его прогнали, и бывший лэрр оказался в Антрее, быстро прибившись к нашей маленькой, но очень горячей компании.
– В чем же заключается моя сегодняшняя ошибка?
Подначиваю Баллига на беспредметный спор. Просто из вредности. Но великан все так же спокойно и мягко начинает объяснять:
– Вы знаете не хуже здесь присутствующих, светлый dan, что ваша жизнь стоит больше, чем все обитатели этого дома, вместе взятые.
– Вот как?
Суживаю глаза. Конечно, при дневном свете моя гримаса смотрелась бы куда как грознее, но недостающие краски я добавляю шипением в голосе:
– А по мне, жизнь любого человека, даже кого-то из этих несчастных, равна по цене моей. Для него самого. И для меня.
– Как вам будет угодно, – русая голова совершает легкое движение, могущее при изрядной наивности наблюдателя, сойти за поклон.
– Я говорю совершенно серьезно, Баллиг. Ты можешь не соглашаться с моим мнением, но оно от этого не изменится.
– Я знаю, светлый dan, – еще один кивок.
– Так что, не куксись! Ничего же не случилось, верно?
– Потому что мы были рядом, – добавляет великан.
– ТЫ был рядом, – поправляю, ехидно косясь на Кириан. – Спорим, ни один из них не полез бы за мной в огонь?
Теперь Баллиг качает головой:
– Сегодня вечер ошибок, светлый dan.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Есть разум. Есть чувства. И есть долг, который сильнее и первого, и вторых. Любой из нас отдаст свою жизнь, если понадобится выкупить у Серой Госпожи вашу.
Великан говорит так торжественно и проникновенно, что хочется всплакнуть. Непосвященным зрителям.
Отдаст, как же! В памяти еще свежо воспоминание о том, как вся троица с интересом таращилась на меня, упавшего с причала (ну, поскользнулся на мокрых после дождя сходнях, бывает), в ожидании: выплывет – не выплывет. Кириан и Хонк даже ставки делали, на каком гребке я уйду под воду с головой. Баллиг в этой азартной игре не участвовал, но и спасать тонущего не торопился. Честно говоря, напугался я тогда изрядно, и морской воды нахлебался по самое «не могу» прежде, чем меня все-таки вытащили. Но с тех пор на службе застежки плаща и перевязи постоянно держу полурасстегнутыми, чтобы в схожем случае успеть избавиться хотя бы от груза стали и бестолкового вороха ткани, норовящего спеленать руки и ноги.
– И ты тоже, Кири-giiry[11]? Тоже отдашь за меня жизнь?
Подскакиваю вплотную к чернокосой и с наслаждением втягиваю ноздрями терпкий аромат смуглой кожи. Кириан отшатывается назад, возмущенно вскидывая подбородок.
– Не бойся, – слышу из-за спины голос Олдена. – Он сейчас не способен даже в шаге от себя что-то унюхать.
– И ты туда же! – Горестно всплескиваю руками. – Предатель! А ведь я тебе верил, как… как… как себе самому!
– Значит, я ничего не потерял, – меланхолично замечает рыжик. – Потому что себе ты не веришь ни капельки.
– Все против бедного больного человека! У, злыдни! – Показываю кулак.
Баллиг тихо усмехается в усы. Кажется, мне удалось прогнать печаль из его светлых глаз. Ну и славно: хоть что-то хорошего сделал за сегодняшний день. Помимо того, что продлил на неопределенное время жизнь одной из старейших обитательниц Приюта. Но в случае с Привидением мои действия – не подвиг и не каприз. Просто обязанность. Жаль, что никто этого не понимает. И тут мне плевать на этих троих, плевать на Олли, даже мнение Вига могу отставить в сторону, но Наис… Почему она не хочет понять? Почему?..
– Вам нужна наша помощь, светлый dan? – Баллиг касается моего плеча.
– А? Помощь? Нет, можете отдыхать. На сегодня я закончил с шалостями.
– Не перетрудитесь завтра, – по-дружески советует великан, и троица, шагнув за пределы освещенного факелами участка сада, растворяется в темноте.
Можно подумать, они ушли. Ххага с два! Тенями будут следовать за мной от Приюта до самого дома, по всем улочкам и питейным заведениям, которые я вознамерюсь посетить. Или не вознамерюсь? Пожалуй, отправлюсь прямиком в постельку. Устал что-то. Да и мало толку от выпивки, когда во рту заняла оборону дымная горечь, забивающая все мыслимые и немыслимые ощущения.
Ну не мог я позволить Олли сделать его любимую «вытяжку», пока в доме оставался хоть кто-то живой. Не мог. Потому что никому не пожелаю такой страшной смерти, как высушивание. Действенное заклинание, ничего не могу сказать против: извлекает из всего, что находится в определенном периметре, воду. Из ВСЕГО. А если воды, как таковой, нет, но есть необходимые для ее появления компоненты, то занимается еще и созданием этой благословенной жидкости. При большом желании и напряжении сил и я могу сотворить «вытяжку» и кое-что еще, но предпочитаю отнимать жизни старым проверенным способом – прибегая к услугам звонкой стали.
Да-да, если нужно, могу мечом помахать, и довольно успешно. Правда, учили меня вовсе не придворным танцам, результатом которых может стать разве что тоненькая царапина на подбородке. Учили меня другому: как остаться в живых с минимальными усилиями. А чтобы жить самому, что потребно? Смерть противника и, желательно, скоропостижная. Для чего приходится постараться… Нет, охрана у меня есть, и неплохая. Более того, на удивление незаметная и надежная. Настолько незаметная, что я привык к ней, как привыкают к воздуху, которым дышат. Привык. Но беспечным не стал, потому что когда дело дойдет до прямого столкновения, мне никакие телохранители не помогут. Разве что, спину прикроют. А с фронта – это я сам буду стараться. Лично.
Все надо делать самому. В идеальном случае. Но сейчас отдам дела на откуп Олдену: все равно, дознаватели прибудут на место несостоявшегося пожара только поутру, потому что никто посреди ночи не пожелает выползать из постельки, чтобы дышать дымом в Приюте Немощных Духом. Ничего, завтра Олли разберется. Если будет, с чем. Скорее всего, дурки поджог и устроили. Сколько раз просил их бережно с огнем обращаться… Не помогает. Но в этот раз следует прочитать им нотацию, и суровую. Да еще ведь придется пострадавшее имущество описывать… Ххаг! Уж с этим Олли не справится: ему Старый флигель всегда был неинтересен, и сколько там обуглилось стульев и столов, рыжик и смотреть не будет. Ладушки. Сам посчитаю и опишу. Когда время выдастся.
А-а-а-а-а…
Ну вот, уже зеваю. Пора отправляться домой.
Шестой день месяца Первых Гроз
Ка-Йи в созвездии Ма-Кейин, два румба от Солнца.
Правило лунного дня: «Разговаривая с человеком, помни, что ты разговариваешь и с самим собой, а потому, если судьба держит тебя в строгости, не кляни ее: это она от отчаяния».
«Лоция звездных рек» сообщает:
Одна из трудных стоянок звезд, требующая умения отвечать за поступки, желания понимать своих собеседников, способности смириться с заслуженной карой, таланта делать правильные выводы из лежащих грабель. День, наилучшим образом подходящий для благоговейного внимания, уделенного небесам и их знамениям. Позвольте себе мечтать, слушать и отдыхать от дел… Поделившись трудами с тем, кто находится рядом».
Антреа, Остров, штаб-квартира Городской стражи,
утренняя вахта
Скучающий взгляд ре-амитера проводил долговязую фигуру до выхода из кабинета, подождал, пока тяжелая дверь, натужно поскрипывая петлями, закроется за секретарем, и вернулся к просмотру моих каракулей. Спустя полминуты я услышал горестный вздох и поднял глаза от листков бумаги, на которых старательно выводил строки протокола.
Виг еще раз вчитался, помолчал и снова вздохнул.
– Что-то не так?
– Ты о чем думал, когда писал?
– Вообще-то, ни о чем, – честно признался я.
А о чем можно думать, встав ни свет, ни заря и проплюхав через полгорода в сыром утреннем тумане, зевая так, что в отдельные моменты кажется: еще чуть-чуть, и челюсть вывихнется из сустава?..
Что такое остров? Суша, окруженная со всех сторон водой. А наш местный Остров – крепость на клочке земли посреди Лавуолы. Точнее, крепостью это мрачное сооружение было раньше, во времена дикие и суматошные, а сейчас приобрело вид вполне светский. Виг даже заказал (в соответствии с желанием верховного амитера, разумеется, хотя злые языки утверждают, что это Ее Величеству не пришлись по нраву унылые, поросшие мхом стены) новую облицовку, из бледно-розового гранита. Смотрится живенько. И служит поводом для насмешек, конечно же. Но только у тех, кто на Остров ни разу не попадал. Ни в качестве подследственного, ни в качестве свидетеля. Что же до меня, то я ухитрился испробовать все возможные роли. А сегодня явился для заполнения официальных бумаг. Как можно раньше явился, кстати. А меня за это еще и ругают… Точнее, не за это, а за то, что я «плохо думаю»…
– Оно и видно, – мрачно подытожил Вигер Ра-Кен.
– Да в чем дело-то?
Начинаю нервничать, и мои опасения полностью оправдываются, когда в ответ звучит:
– Почему ты каждый раз пишешь установленные фразы по-разному? Неужели нельзя выучить? Вроде, у тебя в юности не было проблем с памятью.
Делаю вид, будто не понимаю, о чем речь:
– Что значит, «по-разному»?
– Ну вот, например… – Виг пробегает взглядом сначала по одному листку, потом по второму. – Здесь: «подросток женского пола», а там: «отрок женского пола».
– И?
– Почему бы не использовать одно и то же слово?
– Хорошо, буду внимательнее, – соглашаюсь, только бы поскорее расправиться с делами. Но старого друга так просто не проведешь: серые глаза наполняются укором.
– Будешь, конечно. Когда заново напишешь вторую копию.
– Что?! Виг, ты издеваешься?
– Ничуть, – ре-амитер, с лицом приговоренного к пожизненной каторге, разваливается в кресле за своим рабочим столом, с другой стороны которого я пачкаю чернилами бумагу.
– Но это мне еще полчаса работы…
– Знаю. И поверь: я от этого не в восторге, потому что все это время буду сидеть рядом.
– Вовсе незачем тебе тут сидеть, – начинаю обход противника с фланга. – Лучше иди домой, к Лелии: она, наверное, заждалась! Ей так одиноко одной…
– Рэй, не пытайся казаться лучше, чем ты есть на самом деле, – строго осаживают меня. Но поединок еще не закончен:
– А я хороший, ты считаешь? Такой хороший, что лучше просто некуда быть?
– Рэй… – тонкие губы Вига скорбно поджимаются. – Не придирайся к словам.
Обиженно хмурюсь:
– Ты же придираешься! А мне нельзя?
– Можно. Но только когда переделаешь вторую копию протокола и напишешь – надеюсь, без помарок! – третью.
– Целых три копии?
Ужасаюсь. Наигранно, конечно, поскольку правила мне очень хорошо известны. И установил их еще мой прадед, Леннар Ра-Гро, за что сограждане были ему благодарны, а прямые потомки поносили, на чем свет стоит.
Впрочем, не могу не признать: идея была и остается здравой. Протокол выявления хэса состоит из ответов на набор никогда не меняющихся вопросов. Конечно, проще всего было бы отвечать один раз, а требуемое количество копий создавать магическим способом, но… Прадедуля (по свидетельствам современников и близких родственников, страдавший рассеянностью более, нежели другими допустимыми пороками, вместе взятыми) очень часто упускал важные детали, что приводило к печальным последствиям. И в один прекрасный день Леннар придумал следующий фокус: а буду-ка я заполнять бланки не один раз, а несколько, и каждый раз – как в первый. Глядишь, вспомнится что-нибудь, не попавшее в начальный протокол… Говорят, ему такая практика помогала. Что ж, это радует: хоть кому-то была польза. Касаемо же потомков в целом и меня в частности, от чудачеств старика мы только страдали. Убиением несметного количества времени на пережевывание одной и той же каши в несколько заходов. Вот и сейчас, только-только справился со вторым экземпляром отчета о своей прогулке на рыбный рынок, а Виг уже нашел ошибку. Так я до вечера на Острове просижу. И мой друг – со мной. А у него дома дочка больная…
– Слу-у-у-у-ушай… – заговорщицки щурюсь. – Скажи мне сразу, в каких местах я допустил ляпы, и третий протокол точно будет похож на первый! Да и второй – тоже.
Ре-амитер потер щеку и злорадно усмехнулся:
– Нет уж. Не дождешься.
– Я из благих побуждений, ты не думай!
– Знаю, что из благих. Но правила есть правила, и они действуют для всех, а для тебя – в первую очередь.
Расплываюсь в улыбке:
– Потому что я – надежда и опора?
– Потому что ты – оболтус, – поправляет Виг.
Возмущенно засопев, снова принимаюсь за работу. Но ненадолго:
– Скажи хоть, много промахов?
Серые глаза смеются.
– Ну, скажи! Что тебе стоит? И правила ты этим не нарушишь.
– Немного.
– А точнее?
– Очень немного, – Виг отводит взгляд, но напрасно: я уже понял, что стал жертвой шутки.
– Ну, сколько?
– Собственно, всего одна ошибка. Та, о которой я и сказал.
– Ага!
Торжествующе подбрасываю перо к потолку. Хоть и легонькое, оно все же падает обратно, пятная россыпью чернильных капель сукно столешницы.
Виг морщится:
– Опять нагадил! Я с тобой скоро совсем разорюсь.
– Не переживайте, dan ре-амитер! – успокаивающе звучит из дверного проема. – По первому же требованию вам будет доставлена новая мебель. За счет присутствующего здесь молодого человека, разумеется!
Зажмуриваюсь в надежде, что мне померещилось. Снова открываю глаза. Нет, призраков сегодня не наблюдается. Для призраков сегодня погода не подходящая. Зато персона, которую я меньше всего желал бы видеть в столь ранний час, пренебрегла заботой о собственном здоровье и предприняла путешествие из торговых кварталов прямиком на Остров – в святая святых Городской стражи Антреи.
Лысеющий, с заметным животиком, завидно ясноглазый и улыбчивый, Каллас Ра-Дьен старше меня и Вига всего на четыре года, но выглядит нашим отцом или, по меньшей мере, дядюшкой. Очень добрым и всепрощающим дядюшкой, что совершенно не соответствует действительности. Потому что духовно слабый человек не смог бы держать в своих руках все товарно-денежные потоки Антреи, да и близлежащих провинций, если не больше. А вот в отношении здоровья телесного Калласу завидовать не в чем: ни стрелок, ни мечник. То ли болел в детстве, то ли предки где-то что-то не доделали, но глава заведения под названием: «Ведение дел без убытков. Советы и наставления» предпочитает проводить свои дни с наиболее возможным удобством. И то, что он самолично явился в этот кабинет, говорит о многом. Но не в мою пользу.
Вигер поспешил встать, коротко, но уважительно, поклонившись. Каллас махнул рукой:
– Да бросьте, dan ре-амитер! Какие между нами могут быть церемонии? Вон, некоторые даже задницу от стула не оторвут, чтобы поздороваться со старым больным человеком…
– Старым… Кто бы говорил!
Бурчу, но, тем не менее, поднимаюсь на ноги. Хотя бы потому, что в числе всего прочего Ра-Дьен выступает основным жертвователем средств на содержание Приюта Немощных Духом, и моим работодателем, как это ни печально.
– Что за неотложные дела привели вас к нам, dan Каллас?
Вежливость в голосе Вига так плотно переплетается с любопытством, что впору посмеяться над ребенком, до сих пор живущим в душе сурового офицера Городской стражи. Но лично я смеяться не буду. Ни сейчас, ни потом. Во-первых, потому, что и сам не могу считать себя взрослым. А во-вторых: больше похоже, что мне предстоит плакать, и горько.
– Всего одно дело, любезный dan, всего одно! И оно уже больше часа тратит ваше драгоценное время из-за своей прискорбной невнимательности!
Взгляд Ра-Дьена остается таким же проникновенно-добрым, но обманываться не стоит: dan Советник взбешен, и основательно.
– А, вы об этом! – понимающе кивает Виг. – Собственно, ничего серьезного не произошло и…
– Позвольте мне самому судить о том, что серьезно, а что – пустяк.
Голос Калласа сладок, как медовый сироп, но ре-амитер осекается, будто ему сделала строгий выговор сама Ее Величество.
– Разумеется, dan, – еще один короткий кивок.
– Я могу перекинуться несколькими словами с этим… молодым человеком? – вопрос задан не потому, что спрашивающему необходимо разрешение, а для того, чтобы дать понять: пошел вон из кабинета. Конечно, не так грубо, но ведь суть от этого не меняется, верно?
Вигер никогда не слыл тугодумом и, чеканя шаг, направился к дверям, а с порога обернулся и сочувственно подмигнул мне, подозревая, по какому руслу потечет дальнейшая беседа в самом защищенном от подслушивания и подглядывания помещении Главного поста Городской Стражи.
Ра-Дьен выждал четверть минуты – как раз, пока все звуки в коридоре стихнут – и обессилено оперся ладонями о стол. Три долгих, размеренных вдоха, призванных восстановить дыхание и вернуть спокойствие разуму, и в мою сторону летит властное и жесткое:
– Подвинь стул!
Выполняю повеление. Dan Советник садится, осторожно, словно боясь расплескать содержимое своего тела, и слегка оттягивает пальцами тесный воротник.
– Ненавижу эти парадные одеяния!
Я стою, скрестив руки на груди и слушаю, как следующие пару минут Каллас жалуется на все, что приходит ему в голову: на фасоны одежды, на погоду, на королевского повара, не доварившего креветки, на рост цен на строевой лес и прочие подобные неурядицы, занимающие делового человека с раннего утра и до позднего вечера. Да и ночью – тоже. Посвятив обстановку кабинета во все возможные причины своего плохого настроения, Ра-Дьен возвращается к первой и самой главной. Ко мне, то есть.
Взгляд, золотистый, как весеннее солнышко, цепляется за мое лицо:
– Ваше поведение, dan Рэйден, переходит все границы.
– Что именно вас не устраивает, dan Каллас?
– Что вы творили прошлым вечером?
– То, что считал нужным.
– Вы умеете считать? – светлые брови чуть приподнимаются. – Не знал, не знал… А если отбросить шутки в сторону, Рэйден, я не просто недоволен. Я разъярен.
– Вижу.
– Ты подверг свою жизнь ненужной опасности. Рисковал, не думая о последствиях.
– Но ничего же не случилось!
– В этот раз, да. А в следующий? Баллиг не сможет вытаскивать тебя из всех ям, в которые ты пытаешься упасть.
– Я не пытаюсь!
Бессмысленно оправдываться, когда сознаешь вину. Но можно попробовать огрызнуться. Так, на всякий случай. Чтобы не потерять навык.
Каллас качает головой:
– Да, уже не пытаешься, а просто падаешь! Ты давно вырос, Рэйден, а до сих пор ведешь себя, как беспечный мальчишка… Так нельзя. Ты облечен слишком большим могуществом.
– Могуществом ли? – негодующе раздуваю ноздри. – Докучливым даром, от которого больше неудобств, чем всего прочего!
– Если он неудобен лично для тебя, это вовсе не значит, что все остальные не могут извлечь из него выгоду, – сухо замечает Ра-Дьен.
– О да! По части выгод ты у нас большой знаток! Куда уж мне, недалекому!
– Я всегда поражался тому, как странно в тебе уживаются самомнение и неверие в собственные силы. Ты уж остановись на чем-то одном, будь любезен!