Страница:
– Справлюсь! Тем более что у меня есть свои методы.
– Мы сейчас говорим о боевых единоборствах, а не о коварных ласках твоей второй хитрой ипостаси.
Столовая оказалась вполне приличная, если не сказать – шикарная, вкус и качество блюд – на высоком уровне, количество и выбор вообще не регламентировались. Словно в хорошем отеле, каждый подходил на раздачу и брал себе, что и сколько хотел. Ну а во время еды офицеры стали присматриваться и к тем, кто тоже пришел на ужин.
Стажеры знали заранее, что на Кафедре заканчивает стажировку еще одна группа. Совместно с ними придется заниматься целую неделю. Но кто конкретно будет среди них, понятное дело, не ведали. Поэтому и присматривались, вдруг кто из знакомых окажется?
Из военных – никого. А вот среди гражданских специалистов и преподавателей Клеопатра сразу выделила одного пожилого мужчину. А если рассматривать с позиции двадцатилетнего возраста, то почти старика. Мужчина с идеальной выправкой и воинственно задранной вверх короткой шкиперской бородкой сразу привлекал к себе внимание большими пытливыми глазами. Благородная седина на висках и бороде показывала, что ему не меньше шестидесяти.
– Боюсь ошибиться, но, кажется, это сам профессор Сартре! – Девушка старалась говорить тихо, чтобы слышал только Тантоитан. – Точно! Вон у него левое ухо повреждено.
– Хм! А кто он такой?
– О! Это, пожалуй, самый великий гений нашей империи по изучению физиологии человека. А также ведущий программы по созданию искусственного интеллекта. Если кто и знает что-то больше его о нашем мозге, то таких людей в Галактике можно пересчитать по пальцам одной руки. Надо с ним обязательно познакомиться.
Танти с нескрываемым удивлением взирал на подругу:
– С чего это ты взяла, что он нам нужен в кругу друзей?
– Сам увидишь и поймешь, лишь только один часик с ним пообщаешься.
– И откуда ты вообще про него узнала?
– Мне брат по краберу рассказывал. Описал внешность и даже примету не забыл – то самое слегка изуродованное левое ухо. Не знаю, как они познакомились, но он очень настаивал на моем с ним общении. Намекал, что Сартре сейчас находится на пути к каким-то величайшим открытиям и ему нужны крепкие добровольцы для первых испытаний.
– Ты о чем, Клео? – Теперь Парадорский посматривал на свою девушку с подозрением. – О каких добровольцах может идти речь? Мало того, ты, никак, была уверена, что мы этого профессора здесь встретим?
– Конечно! И не делай такие круглые глаза, мне страшно становится. Еще ослепнешь! И говори тише, я не хочу, чтобы мой брат пострадал за разглашение государственной тайны.
– Ой, как все запущено!..
– Не паясничай, тебе не идет. Знакомство в любом случае состоится даже и без твоего участия. Я и в самом деле мечтаю немножко усилить внутреннюю моторику моих мышц, укрепить кости и по возможности усовершенствовать некоторые иные части своего тела.
– Шутишь? Или мечтаешь стать андроидом?
– И ты меня тогда разлюбишь?
– Естественно! Не хватало мне только жены, могущей меня удавить в объятиях.
– Не удавлю! Я буду сдерживаться, – честно пообещала капитан Ланьо, чем еще больше рассердила ничего не понимающего майора.
– Заканчиваем беспредметный разговор. И я тебе запрещаю к этому профессору даже приближаться. Может, он и в самом деле к каким-то тайнам причастен, а мне потом вытягивай тебя из лап контрразведки!
Кажется, Клеопатра такого жесткого отпора не ожидала, потому что с нахмуренным видом умолкла и только после десерта обиженно прошипела:
– Странный ты стал! Я ведь тебя больше ни о чем особенном не просила. Только и всего, что подойти к этому Сартре и познакомиться. Передать привет от моего брата и поговорить о погоде. Как все порядочные люди.
На этот раз Парадорский сделал вид, что заинтересовался неимоверно:
– Как?! Неужели ты решилась хоть в одном приоткрыть великую тайну своей семьи?! Неужели мне повезет услышать имя твоего родного брата? Да только ради этого я готов немедленно срываться с места и бежать знакомиться с этим стариканом! Хочешь?
Подозревая какую-то пакость со стороны любимого, девушка осторожно кивнула и тут же услышала условие:
– Пока не скажешь полное имя своего отца, никакого знакомства с таинственными профессорами!
– Так нечестно! Опять крикдал затеваешь? Мы ведь с тобой уже обо всем договорились.
– Ага! Причем не раз! И каждый раз ты нарушаешь данное слово. После первого курса ты сослалась на запрет. После окончания училища ты мотивировала невозможность знакомства с твоими родственниками их чрезмерной занятостью. А когда мы после поступления в ВСК собрались жениться, ты слезно меня умоляла поверить, что разрешение на брак мы получим только после поступления на службу в Дивизион. И вот мы уже в Дивизионе…
– Неправда! – перебила она. – Вот когда мы вернемся на Оилтон после Кафедры…
– У-у-у-у… – Танти завыл настолько громко, что даже сидящие за соседними столиками друзья оглянулись на парочку с ухмылками и сочувствующими взглядами. После чего пришлось перейти на сердитый шепот: – У тебя совесть есть?! Сколько можно меня обманывать и связывать невыполнимыми условиями?
– Но я ведь не обманываю, что тебя люблю. Ты об этом знаешь. И осталось выполнить всего одно условие: стать воинами Дивизиона. И потом мы сразу…
– Придумаете новую отговорку? Знаю, проходили! Так что кроме имени брата ты мне еще говоришь и имя своего отца. Иначе никакого знакомства.
– С чего ты взял, что ты услышишь имя брата?
– Как?! Ты ведь собралась передавать этому профессору от брата привет?
– И передам, но не называя имени. Только определенный пароль. Так будет гораздо надежней. Все-таки тайна…
– Ага! Стало быть, тайна? Ну вот пусть она таковой и остается. Поела? Сыта? Значит, возвращаемся в нашу комнату.
Но Клеопатра вставать из-за стола не спешила. Складывалось впечатление, что ей хотелось если уж не с определенным человеком познакомиться, то хоть здание обойти и как следует рассмотреть:
– Как же местные достопримечательности?
– Еще успеют надоесть! – последовал вполне рассудительный ответ. – А вот свободного вечера у нас может долго не быть.
– Злой ты стал. Съеду я от тебя.
– Клео, кончай дурачиться, а то и в самом деле обижусь. Или все-таки решилась назвать имена?
– Танти, дорогой, ну не хочу я тебе врать. Поверь, мне самой жутко тошно, что приходится так себя вести, а если я еще своих близких назову чужими именами, это будет откровенным предательством по отношению к ним. Я так не могу…
Парадорский сочувственно вздохнул. Потом покивал головой, словно соглашаясь с внутренними рассуждениями, и коварно ухмыльнулся:
– Тогда тебе ничего больше не остается, как дисциплинированно вставать и идти за мной следом в нашу комнату. Причем обещаю: больно не будет. Тебе даже понравится. Не отставай! – Встал первым и пошел, не оглядываясь, к выходу из столовой.
– Вымогатель, – донеслось ему вслед.
Тем не менее молодая капитан безропотно встала и двинулась следом. Правда при этом почти никто не заметил, как она состроила гримасу в сторону внимательно на нее взглянувшего профессора. Вроде как пожаловалась. И в ответ получила успокоительный кивок – мол, все утрясется.
По крайней мере такое сложилось мнение у замерших во время своей беседы Гарольда и Малыша. Причем пилот первым толкнул десантника в бок:
– Мне показалось или они и в самом деле обменялись условными знаками?
– Показалось, – буркнул Гарольд, прищуриваясь. – Показалось и тут же навсегда забылось.
– Ну ладно, я уже и не помню, о чем речь шла, – улыбнулся Малыш. – Ну а ты тоже склерозом страдаешь?
– Я – нет. И принял во внимание. По ходу постараюсь разобраться в этих непонятках.
– Может, тебе помочь?
– В каком смысле? – Гарри нахмурился от такой настойчивости нового товарища.
– Да просто постараюсь узнать про этого старикана: кто он такой, чего здесь делает. А то и познакомиться, словно невзначай. Вдруг он всего лишь старый учитель Клеопатры?
Капитан Стенеси немного задумался, а потом согласно кивнул:
– Попробуй. В любом случае хуже не станет.
Заместитель командира Дивизиона по комплектации майор Хайнек был крайне обеспоен. После внимательного изучения личных дел вновь прибывших он чуть за голову не схватился: сразу восемь всемирно известных героев в одной группе! И как раз в тот момент, когда именно Хайнек прибыл на Нирвану в должности куратора группы. Создавалось впечатление, что это кто-то из недругов в штабе или из императорского окружения подложил Хайнеку натуральную свинью. Попробуй поработай с такой знаменитой молодежью, да еще имеющей такие же воинские звания! И то еще майор Парадорский казался вполне адекватным и толерантным. А вот что делать с этой Ланьо? Да и остальные наверняка не сахар.
Но больше всего обеспокоенности принесла сопроводительная записка, оформленная в виде директивной депеши непосредственно куратору группы от самого маркиза Винселио Грока. Можно сказать, третьего человека после правящего императора в иерархии влияния во всей Оилтонской империи. Ведь не секрет, что семидесятишестилетнего маркиза сам Павел Ремминг считает чуть ли не членом семьи и на семейных советах слово Винселио Грока часто имеет решающее значение.
И вот в депеше маркиз выдал некое двоякое распоряжение. С одной стороны, он настаивал на том, чтобы молодым героям ни в чем не делали поблажек, но, с другой стороны, несколько противоречиво приказывал бдеть за стажерами, как за детьми родными. Особенно опекать и ограждать от неприятностей девушек. Так как они, дескать, будущие матери, слабый пол, светлое будущее родного государства и вообще красавицы в любом смысле этого слова. И если хоть волосок упадет с их головы, то и голова самого куратора может закатиться куда-нибудь очень далеко на периферию. А о своей карьере в Дивизионе он тогда сразу может забыть, как о детском сне.
Такие вот пироги с мармеладом! И думай, как тут выкрутиться: вроде и гонять героев надо, как последних салаг, но и соломку стелить во всех местах, где те споткнуться могут. Абсурдней ситуации в жизни Минри Хайнека еще не встречалось.
Мало того, к этому всему еще и примешивалось странное чувство совершенно личного свойства. Еще только заметив Клеопатру Ланьо после выгрузки из транспорта, Хайнек сразу прикипел к ней взглядом, да так и не смог потом оторваться. В этом случае наслоилось сразу несколько личных эмоций, в которых достаточно опытный воин пытался разобраться. Ну во-первых, молодая леди-капитан обладала всеми признаками идеальной женщины. Именно о такой Минри всегда мечтал, именно такую искал, именно такой был готов при первой же встрече предложить руку и сердце. Причем желание иметь именно такую спутницу жизни только многократно усилилось после жесткой отповеди при личном общении во время расселения стажеров.
Во-вторых, Хайнек интуитивно чувствовал, что когда-то уже видел Клеопатру. Видел, любил и даже обожествлял. Так сказать, любовное дежавю. Если бы верил в повторное возрождение душ, то сейчас бы с уверенностью заявил, что любил, обожал и лелеял Клеопатру в своей прежней жизни.
Ну и, в-третьих, впервые в своей жизни ветеран тридцати двух лет от роду испытал такое неприятное чувство, как ревность. Причем ревность жуткую, почти непереносимую, весьма слабо контролируемую. И это было страшней всего. Вся его уверенность улетучилась, самообладание испарилось, когда он понял, что Клеопатра не просто находится в состоянии некоего флирта с молодым героем-майором, а и в самом деле ведет себя с ним как законная и любимая супруга. Причем еще и любящая. То есть шансов на какое-то сближение с ней в будущем у офицера-ветерана не было. Вернее, почти не было. Ведь чего только в жизни не случается, в том числе и трагического. Порой даже прославленные герои гибнут…
Хотя перипетии воинской карьеры что Парадорского с Ланьо, что их друзей поражали в любом случае. Судя по секретности сопроводительных документов, знать все биографические детали было дозволено только одному человеку на планете Нирвана, а именно Минри Хайнеку. И по ним выходило, что первый подвиг Тантоитан совершил еще в интернате, за что его не наградили, а только сделали амнистию за иной обман: подлог документов и неслыханное изменение даты своего рождения. То есть в данный момент хвату-майору было не двадцать два официальных года, как большинству его друзей, а только двадцать один. А в голове ветерана, только к тридцати двум годам получившего аналогичное звание, такой карьерный рост выглядел абсурдным. Судя по историческим ссылкам, подобного взлета не было даже у наследных принцев Оилтонской империи. Но, вчитываясь в перечень свершений этого парня, он понял: все внеочередные звания, все награды заслужены и получены справедливо.
Так что было бы наивно надеяться, что такой удалец где-нибудь споткнется и сам сломает себе голову. А послать парня в места, где его ждала стопроцентная гибель, Хайнеку не позволила бы его воинская совесть. Пусть бы он даже погибал от неразделенной любви к Клеопатре, пойти на служебное преступление он бы не смог при всей потере самоконтроля. Без вариантов. Да еще вдобавок эта депеша от Винселио Грока. В ней непосредственная ответственность именно куратора группы указывалась однозначно.
И как тут быть? Идеал любимой женщины впервые появился в пределах досягаемости, но от этого стал еще более химеричен и недосягаем.
Теперь следовало только выполнять свой долг и просто ждать.
Уже отправляясь в обход перед самым отбоем, майор Хайнек вспомнил и еще об одном нюансе отношений между близкими людьми. Ведь по статистике не менее шестидесяти процентов супружеских пар расходятся. Причем треть разводов этой группы приходится на шестой год совместной жизни, а еще четверть – на девятый.
«Если уж на то пошло, то я готов и три года подождать! – появилась первая оптимистическая мысль в голове Минри. – Это – раз! Ну и два, как непосредственный начальник я всегда могу подтолкнуть девушку в нужном направлении. Раскрыть ей в нужный момент глаза на плохое поведение… Ведь даже у героев бывает частенько не совсем геройское поведение. Хм! И потом, они так молоды!»
Вот с этими мыслями заместитель командира Дивизиона и наткнулся в зале для общего отдыха на странную парочку: благообразный профессор Сартре весьма оживленно дискутировал с одним из вновь прибывших стажеров. Причем этот офицер тоже числился среди героев, пусть и с иной стороны, и требовал к себе несколько странного обращения – Малыш – даже от старших командиров.
«Ха! Одни выскочки и оригиналы! Но, кажется, этого Малыша следует первого проверить на болтливость. Наверняка он уже что-то выведал о своих новых товарищах. Вон как умеет общий язык с людьми находить. Даже с этим таинственным профессором успел отыскать общие темы для разговоров…»
Глава седьмая
– Мы сейчас говорим о боевых единоборствах, а не о коварных ласках твоей второй хитрой ипостаси.
Столовая оказалась вполне приличная, если не сказать – шикарная, вкус и качество блюд – на высоком уровне, количество и выбор вообще не регламентировались. Словно в хорошем отеле, каждый подходил на раздачу и брал себе, что и сколько хотел. Ну а во время еды офицеры стали присматриваться и к тем, кто тоже пришел на ужин.
Стажеры знали заранее, что на Кафедре заканчивает стажировку еще одна группа. Совместно с ними придется заниматься целую неделю. Но кто конкретно будет среди них, понятное дело, не ведали. Поэтому и присматривались, вдруг кто из знакомых окажется?
Из военных – никого. А вот среди гражданских специалистов и преподавателей Клеопатра сразу выделила одного пожилого мужчину. А если рассматривать с позиции двадцатилетнего возраста, то почти старика. Мужчина с идеальной выправкой и воинственно задранной вверх короткой шкиперской бородкой сразу привлекал к себе внимание большими пытливыми глазами. Благородная седина на висках и бороде показывала, что ему не меньше шестидесяти.
– Боюсь ошибиться, но, кажется, это сам профессор Сартре! – Девушка старалась говорить тихо, чтобы слышал только Тантоитан. – Точно! Вон у него левое ухо повреждено.
– Хм! А кто он такой?
– О! Это, пожалуй, самый великий гений нашей империи по изучению физиологии человека. А также ведущий программы по созданию искусственного интеллекта. Если кто и знает что-то больше его о нашем мозге, то таких людей в Галактике можно пересчитать по пальцам одной руки. Надо с ним обязательно познакомиться.
Танти с нескрываемым удивлением взирал на подругу:
– С чего это ты взяла, что он нам нужен в кругу друзей?
– Сам увидишь и поймешь, лишь только один часик с ним пообщаешься.
– И откуда ты вообще про него узнала?
– Мне брат по краберу рассказывал. Описал внешность и даже примету не забыл – то самое слегка изуродованное левое ухо. Не знаю, как они познакомились, но он очень настаивал на моем с ним общении. Намекал, что Сартре сейчас находится на пути к каким-то величайшим открытиям и ему нужны крепкие добровольцы для первых испытаний.
– Ты о чем, Клео? – Теперь Парадорский посматривал на свою девушку с подозрением. – О каких добровольцах может идти речь? Мало того, ты, никак, была уверена, что мы этого профессора здесь встретим?
– Конечно! И не делай такие круглые глаза, мне страшно становится. Еще ослепнешь! И говори тише, я не хочу, чтобы мой брат пострадал за разглашение государственной тайны.
– Ой, как все запущено!..
– Не паясничай, тебе не идет. Знакомство в любом случае состоится даже и без твоего участия. Я и в самом деле мечтаю немножко усилить внутреннюю моторику моих мышц, укрепить кости и по возможности усовершенствовать некоторые иные части своего тела.
– Шутишь? Или мечтаешь стать андроидом?
– И ты меня тогда разлюбишь?
– Естественно! Не хватало мне только жены, могущей меня удавить в объятиях.
– Не удавлю! Я буду сдерживаться, – честно пообещала капитан Ланьо, чем еще больше рассердила ничего не понимающего майора.
– Заканчиваем беспредметный разговор. И я тебе запрещаю к этому профессору даже приближаться. Может, он и в самом деле к каким-то тайнам причастен, а мне потом вытягивай тебя из лап контрразведки!
Кажется, Клеопатра такого жесткого отпора не ожидала, потому что с нахмуренным видом умолкла и только после десерта обиженно прошипела:
– Странный ты стал! Я ведь тебя больше ни о чем особенном не просила. Только и всего, что подойти к этому Сартре и познакомиться. Передать привет от моего брата и поговорить о погоде. Как все порядочные люди.
На этот раз Парадорский сделал вид, что заинтересовался неимоверно:
– Как?! Неужели ты решилась хоть в одном приоткрыть великую тайну своей семьи?! Неужели мне повезет услышать имя твоего родного брата? Да только ради этого я готов немедленно срываться с места и бежать знакомиться с этим стариканом! Хочешь?
Подозревая какую-то пакость со стороны любимого, девушка осторожно кивнула и тут же услышала условие:
– Пока не скажешь полное имя своего отца, никакого знакомства с таинственными профессорами!
– Так нечестно! Опять крикдал затеваешь? Мы ведь с тобой уже обо всем договорились.
– Ага! Причем не раз! И каждый раз ты нарушаешь данное слово. После первого курса ты сослалась на запрет. После окончания училища ты мотивировала невозможность знакомства с твоими родственниками их чрезмерной занятостью. А когда мы после поступления в ВСК собрались жениться, ты слезно меня умоляла поверить, что разрешение на брак мы получим только после поступления на службу в Дивизион. И вот мы уже в Дивизионе…
– Неправда! – перебила она. – Вот когда мы вернемся на Оилтон после Кафедры…
– У-у-у-у… – Танти завыл настолько громко, что даже сидящие за соседними столиками друзья оглянулись на парочку с ухмылками и сочувствующими взглядами. После чего пришлось перейти на сердитый шепот: – У тебя совесть есть?! Сколько можно меня обманывать и связывать невыполнимыми условиями?
– Но я ведь не обманываю, что тебя люблю. Ты об этом знаешь. И осталось выполнить всего одно условие: стать воинами Дивизиона. И потом мы сразу…
– Придумаете новую отговорку? Знаю, проходили! Так что кроме имени брата ты мне еще говоришь и имя своего отца. Иначе никакого знакомства.
– С чего ты взял, что ты услышишь имя брата?
– Как?! Ты ведь собралась передавать этому профессору от брата привет?
– И передам, но не называя имени. Только определенный пароль. Так будет гораздо надежней. Все-таки тайна…
– Ага! Стало быть, тайна? Ну вот пусть она таковой и остается. Поела? Сыта? Значит, возвращаемся в нашу комнату.
Но Клеопатра вставать из-за стола не спешила. Складывалось впечатление, что ей хотелось если уж не с определенным человеком познакомиться, то хоть здание обойти и как следует рассмотреть:
– Как же местные достопримечательности?
– Еще успеют надоесть! – последовал вполне рассудительный ответ. – А вот свободного вечера у нас может долго не быть.
– Злой ты стал. Съеду я от тебя.
– Клео, кончай дурачиться, а то и в самом деле обижусь. Или все-таки решилась назвать имена?
– Танти, дорогой, ну не хочу я тебе врать. Поверь, мне самой жутко тошно, что приходится так себя вести, а если я еще своих близких назову чужими именами, это будет откровенным предательством по отношению к ним. Я так не могу…
Парадорский сочувственно вздохнул. Потом покивал головой, словно соглашаясь с внутренними рассуждениями, и коварно ухмыльнулся:
– Тогда тебе ничего больше не остается, как дисциплинированно вставать и идти за мной следом в нашу комнату. Причем обещаю: больно не будет. Тебе даже понравится. Не отставай! – Встал первым и пошел, не оглядываясь, к выходу из столовой.
– Вымогатель, – донеслось ему вслед.
Тем не менее молодая капитан безропотно встала и двинулась следом. Правда при этом почти никто не заметил, как она состроила гримасу в сторону внимательно на нее взглянувшего профессора. Вроде как пожаловалась. И в ответ получила успокоительный кивок – мол, все утрясется.
По крайней мере такое сложилось мнение у замерших во время своей беседы Гарольда и Малыша. Причем пилот первым толкнул десантника в бок:
– Мне показалось или они и в самом деле обменялись условными знаками?
– Показалось, – буркнул Гарольд, прищуриваясь. – Показалось и тут же навсегда забылось.
– Ну ладно, я уже и не помню, о чем речь шла, – улыбнулся Малыш. – Ну а ты тоже склерозом страдаешь?
– Я – нет. И принял во внимание. По ходу постараюсь разобраться в этих непонятках.
– Может, тебе помочь?
– В каком смысле? – Гарри нахмурился от такой настойчивости нового товарища.
– Да просто постараюсь узнать про этого старикана: кто он такой, чего здесь делает. А то и познакомиться, словно невзначай. Вдруг он всего лишь старый учитель Клеопатры?
Капитан Стенеси немного задумался, а потом согласно кивнул:
– Попробуй. В любом случае хуже не станет.
Заместитель командира Дивизиона по комплектации майор Хайнек был крайне обеспоен. После внимательного изучения личных дел вновь прибывших он чуть за голову не схватился: сразу восемь всемирно известных героев в одной группе! И как раз в тот момент, когда именно Хайнек прибыл на Нирвану в должности куратора группы. Создавалось впечатление, что это кто-то из недругов в штабе или из императорского окружения подложил Хайнеку натуральную свинью. Попробуй поработай с такой знаменитой молодежью, да еще имеющей такие же воинские звания! И то еще майор Парадорский казался вполне адекватным и толерантным. А вот что делать с этой Ланьо? Да и остальные наверняка не сахар.
Но больше всего обеспокоенности принесла сопроводительная записка, оформленная в виде директивной депеши непосредственно куратору группы от самого маркиза Винселио Грока. Можно сказать, третьего человека после правящего императора в иерархии влияния во всей Оилтонской империи. Ведь не секрет, что семидесятишестилетнего маркиза сам Павел Ремминг считает чуть ли не членом семьи и на семейных советах слово Винселио Грока часто имеет решающее значение.
И вот в депеше маркиз выдал некое двоякое распоряжение. С одной стороны, он настаивал на том, чтобы молодым героям ни в чем не делали поблажек, но, с другой стороны, несколько противоречиво приказывал бдеть за стажерами, как за детьми родными. Особенно опекать и ограждать от неприятностей девушек. Так как они, дескать, будущие матери, слабый пол, светлое будущее родного государства и вообще красавицы в любом смысле этого слова. И если хоть волосок упадет с их головы, то и голова самого куратора может закатиться куда-нибудь очень далеко на периферию. А о своей карьере в Дивизионе он тогда сразу может забыть, как о детском сне.
Такие вот пироги с мармеладом! И думай, как тут выкрутиться: вроде и гонять героев надо, как последних салаг, но и соломку стелить во всех местах, где те споткнуться могут. Абсурдней ситуации в жизни Минри Хайнека еще не встречалось.
Мало того, к этому всему еще и примешивалось странное чувство совершенно личного свойства. Еще только заметив Клеопатру Ланьо после выгрузки из транспорта, Хайнек сразу прикипел к ней взглядом, да так и не смог потом оторваться. В этом случае наслоилось сразу несколько личных эмоций, в которых достаточно опытный воин пытался разобраться. Ну во-первых, молодая леди-капитан обладала всеми признаками идеальной женщины. Именно о такой Минри всегда мечтал, именно такую искал, именно такой был готов при первой же встрече предложить руку и сердце. Причем желание иметь именно такую спутницу жизни только многократно усилилось после жесткой отповеди при личном общении во время расселения стажеров.
Во-вторых, Хайнек интуитивно чувствовал, что когда-то уже видел Клеопатру. Видел, любил и даже обожествлял. Так сказать, любовное дежавю. Если бы верил в повторное возрождение душ, то сейчас бы с уверенностью заявил, что любил, обожал и лелеял Клеопатру в своей прежней жизни.
Ну и, в-третьих, впервые в своей жизни ветеран тридцати двух лет от роду испытал такое неприятное чувство, как ревность. Причем ревность жуткую, почти непереносимую, весьма слабо контролируемую. И это было страшней всего. Вся его уверенность улетучилась, самообладание испарилось, когда он понял, что Клеопатра не просто находится в состоянии некоего флирта с молодым героем-майором, а и в самом деле ведет себя с ним как законная и любимая супруга. Причем еще и любящая. То есть шансов на какое-то сближение с ней в будущем у офицера-ветерана не было. Вернее, почти не было. Ведь чего только в жизни не случается, в том числе и трагического. Порой даже прославленные герои гибнут…
Хотя перипетии воинской карьеры что Парадорского с Ланьо, что их друзей поражали в любом случае. Судя по секретности сопроводительных документов, знать все биографические детали было дозволено только одному человеку на планете Нирвана, а именно Минри Хайнеку. И по ним выходило, что первый подвиг Тантоитан совершил еще в интернате, за что его не наградили, а только сделали амнистию за иной обман: подлог документов и неслыханное изменение даты своего рождения. То есть в данный момент хвату-майору было не двадцать два официальных года, как большинству его друзей, а только двадцать один. А в голове ветерана, только к тридцати двум годам получившего аналогичное звание, такой карьерный рост выглядел абсурдным. Судя по историческим ссылкам, подобного взлета не было даже у наследных принцев Оилтонской империи. Но, вчитываясь в перечень свершений этого парня, он понял: все внеочередные звания, все награды заслужены и получены справедливо.
Так что было бы наивно надеяться, что такой удалец где-нибудь споткнется и сам сломает себе голову. А послать парня в места, где его ждала стопроцентная гибель, Хайнеку не позволила бы его воинская совесть. Пусть бы он даже погибал от неразделенной любви к Клеопатре, пойти на служебное преступление он бы не смог при всей потере самоконтроля. Без вариантов. Да еще вдобавок эта депеша от Винселио Грока. В ней непосредственная ответственность именно куратора группы указывалась однозначно.
И как тут быть? Идеал любимой женщины впервые появился в пределах досягаемости, но от этого стал еще более химеричен и недосягаем.
Теперь следовало только выполнять свой долг и просто ждать.
Уже отправляясь в обход перед самым отбоем, майор Хайнек вспомнил и еще об одном нюансе отношений между близкими людьми. Ведь по статистике не менее шестидесяти процентов супружеских пар расходятся. Причем треть разводов этой группы приходится на шестой год совместной жизни, а еще четверть – на девятый.
«Если уж на то пошло, то я готов и три года подождать! – появилась первая оптимистическая мысль в голове Минри. – Это – раз! Ну и два, как непосредственный начальник я всегда могу подтолкнуть девушку в нужном направлении. Раскрыть ей в нужный момент глаза на плохое поведение… Ведь даже у героев бывает частенько не совсем геройское поведение. Хм! И потом, они так молоды!»
Вот с этими мыслями заместитель командира Дивизиона и наткнулся в зале для общего отдыха на странную парочку: благообразный профессор Сартре весьма оживленно дискутировал с одним из вновь прибывших стажеров. Причем этот офицер тоже числился среди героев, пусть и с иной стороны, и требовал к себе несколько странного обращения – Малыш – даже от старших командиров.
«Ха! Одни выскочки и оригиналы! Но, кажется, этого Малыша следует первого проверить на болтливость. Наверняка он уже что-то выведал о своих новых товарищах. Вон как умеет общий язык с людьми находить. Даже с этим таинственным профессором успел отыскать общие темы для разговоров…»
Глава седьмая
3594 г., середина осени, Нирвана
Профессор Сартре тоже оказался для командования Кафедры Интеллектуальной Стажировки, да и для самого куратора, словно кость в горле. Казалось бы, совершенно никому не известный человек, сугубо гражданский и весьма далекий от воинской службы, на планете Нирвана совершенно не нужен. Нет, конечно же на Кафедре преподавали и люди с чисто гражданскими специальностями, ведь любой воин Дивизиона приравнивался к выпускникам сразу двух высших учебных заведений. Но те люди хоть находились среди военных давно, притерлись, освоились, и некоторые даже имели за плечами при определенной выслуге лет довольно высокие воинские звания. А вот кто такой профессор Сартре – никто не знал. Хотя общее мнение о нем было противоречивым, неоднозначным: «Какой-то уникальный гений по секретным разработкам в области физиологии. Сам император для реализации его проектов, изысканий и экспериментов дал зеленый свет!»
А чтобы у декана и куратора не возникло каких-либо недоразумений по поводу полномочий уникального ученого, все от того же вездесущего Винселио Грока пришла еще одна депеша. И там черным по белому маркиз указывал, что «следует оказывать любую помощь и максимальное содействие профессору Сартре во всех его деяниях и начинаниях».
То есть он сразу как бы становился по должности выше и ректора института, при котором находится Кафедра Интеллектуальной Стажировки, и военного куратора, а те переходили в его временное подчинение. Нонсенс, казус и парадокс в одном флаконе!
К счастью, прибывший три дня назад профессор только и удосужился изначально, что представиться ректору, куратору да нескольким коллегам. А все остальное время проводил в выделенной для него лаборатории. Ни с кем не общался, ни с кем не разговаривал и только настоятельно попросил его не беспокоить. То есть хлопот он вроде не создавал, но ведь какого дьявола, спрашивается, он тогда на Нирвану приперся? Еще и без всяких объяснений?
И вот теперь он сидит в удобном, огромном, но тем не менее очень уютном зале отдыха и запросто, можно сказать, панибратски беседует с Малышом! К чему бы это?
И о чем они могут вот так по-родственному беседовать?
«Может, и в самом деле родственники? – мелькнула догадка в мыслях Хайнека. – Или давно знакомы?» – И, подойдя ближе, он не нашел ничего лучшего, как спросить:
– Никак, вы старые друзья?
– Нет, – с честными глазами повернулся к нему Малыш. – Только что познакомились.
– А не поздно ли для посиделок, господин капитан? – перешел куратор на командный тон. – Завтра вам предстоит весьма тяжелый день.
– Мне не привыкать, господин майор, – последовал не совсем уважительный ответ.
Но только Хайнек попытался надавить своими полномочиями, как раздраженным скрипучим голосом отозвался Сартре:
– Мы здесь по делу. И если понадобится, я освобожу завтра капитана от любых занятий или прочей муштры.
Еще и жест при этом сделал этакий нетерпеливый ладошкой. Мол, не мешай и сваливай отсюда. То есть научный гений нисколько не забыл, кто здесь главный, деликатничать не собирался и был готов сразу указать куратору его место. Поэтому майору ничего больше не оставалось, как подавить свой гнев и, не роняя достоинства, оставить за собой хотя бы последнее слово:
– Тогда вся ответственность за усвоение учебной программы ложится на вас, господин профессор. График довольно жесткий и внеплановых выходных не предусматривает.
Он развернулся и двинулся дальше по залу, стараясь не реагировать на донесшееся ему в спину бормотание Сартре:
– Хорошо, хорошо, мы тут сами разберемся… – и уже почти заглушенные расстоянием слова, обращенные к Малышу при возобновившемся разговоре: – Но откуда у тебя уверенность, что Танти может победить такого воина, как Гарольд? Все-таки там даже весовые категории не…
Дураком куратор не был. Поэтому сразу сложил два и два: легко догадаться, что уникальный ученый находится на Нирване только в связи с присутствием здесь молодых героев. Наверняка собирается провести какие-то особые исследования, написать по их результатам эпохальную статью, а то и совершить громкое научное открытие. Естественно, что в таком случае и премия не задержится. Если уж не галактическая, то имперская – вполне реально. Подобных ученых Хайнек на своем веку повидать успел: как правило, те стремились отыскать какого-нибудь мутанта с патологическими изменениями в организме, исследовать эти изменения, а потом и воспроизвести искусственным путем на других добровольцах. Так что последующие действия профессора Сартре предсказать было нетрудно, раз он так заинтересовался юным носителем ордена «Изумрудный Листок». А то и всем составом отважных космодесантников, так отличившихся на Хаитане. Недаром они прибыли сюда почти полным составом.
Делая обход жилой части Кафедры, куратор от Дивизиона непроизвольно и несколько злорадно улыбнулся. Уж он знал, что могут вытворять зацикленные на своих идеях ученые с подопытным материалом. И отныне ни Тантоитану Парадорскому, ни его друзьям не завидовал. В любом случае для них начнутся невероятно тяжкие дни. И при этом никто из командования не имеет права давать им поблажек в прохождении непосредственной стажировки. А если кто из молодых офицеров не справится или не уложится в заданные нормы и параметры программ, то будет безжалостно вычеркнут из окончательного списка входящих в состав Дивизиона. Вычеркнут и отправлен для прохождения дальнейшей службы к черту на кулички, невзирая на все прежние заслуги, награды и звания. А при этом можно постараться устроить так, чтобы та же, к примеру, Клеопатра Ланьо отбор прошла, экзамен сдала и отправилась на почетное место службы в Дивизион. Пусть даже вместе со своей подругой Лидией Шелди. А там увидим. В жизни по-всякому бывает: сегодня женщина считает себя невестой одного мужчины, а уже через неделю все свое внимание и ласку отдает другому. Образцов подобного непостоянства – хоть отбавляй.
От таких оптимистических мыслей майор Хайнек вновь вернулся в нормальное настроение и завершил обход коридоров и кают-компаний с вполне мирным, можно сказать, отеческим выражением на лице. Никого не ругал за праздное шатание или поздние посиделки, ни перед кем не выделывался своим старшинством по должности или званию. Потому что вполне справедливо полагал, что на всех нерасторопных или недисциплинированных офицерах с лихвой отыграется завтра с самого утра. Вернее, даже не он лично, а боевые инструктора-преподаватели.
Только и старался запомнить в лицо тех, кто еще не спал, громко разговаривал или бродил по коридорам.
Разве что одного встречного стажера не удержался – остановил и попытался разговорить:
– Кажется, старший лейтенант Алоис Полсат?
– Так точно, господин майор.
– Вольно, вольно, мы сейчас не на занятиях. Просто хотел поинтересоваться мнением, как вообще здание, нравится?
– О! Замечательно! Я даже не ожидал, что здесь окажется настолько стильно, современно и уникально по внутреннему оформлению.
– Ну а что показалось наиболее интересным?
– Информаторий. Там такие базы данных и возможности для их обработки! – не скрывал своих эмоций чернокожий пилот. – Я в восторге!
– Да, мне тоже информаторий пришелся по вкусу, – закивал Хайнек. – Прямо истинное удовольствие для аналитика или составителя прогнозируемых явлений. Тебе тоже нравится аналитическая работа?
– Конечно. Люблю собирать разрозненные сведения и создавать из них цельную картинку.
– Какое совпадение! – не совсем искренне улыбался куратор. – Мне тут как раз кое-какой информации не хватает. Так что подскажи, будь добр, какая существовала причина для драки на доставившем вас сюда транспорте?
Вид у Алоиса сразу стал отмороженным:
– Не пойму, о чем речь…
– Я о том инциденте, который произошел с безразмерным толстяком-дальником.
– А что, разве он не с трапа упал? – уже совсем иным тоном спросил старший лейтенант.
Из чего стало понятно, что правды от него не дождаться.
– Зря простаком притворяешься, – нахмурился Хайнек со всей доступной ему строгостью. – Как военный куратор имею право заглянуть в протокол. Завтра утром мне передадут с транспорта полную запись событий в кубрике, и я все равно отыщу виноватых.
И опять чернокожий пилот показал, что может смело выступать на подмостках любого театра. Потому что искренне испугался, приложил руку к сердцу и чистосердечно пробормотал:
– Честное слово, я безразмерного коллегу не бил!
– В этом я не сомневался. – Презрительным взглядом майор прошелся по сравнительно тщедушной фигуре негра. – Зато уверен, что неприятностей отныне у тебя будет – только успевай отскакивать. Думаю, с твоей субтильностью будет трудно завершить стажировку на Кафедре и остаться в группе кандидатов. Обязательно попадешь в обычные тридцать процентов отсева.
Алоис на это довольно потешно скривился, показывая полное недоумение:
– А чего я еще успел натворить плохого?
– В данный момент ты пытаешься уйти от прямых ответов на вопросы твоего непосредственного начальства. В Дивизионе такие не нужны. Ну разве что ты одумаешься…
– Да я уже одумался, – с готовностью затараторил старший лейтенант. – Поэтому готов к сотрудничеству и… всему остальному. И как только вы мне покажете запись всего инцидента, я сразу же постараюсь назвать по именам всех тех, кого опознаю среди коллег.
И глаза такие честные-честные, что и не понять: издевается или и впрямь дурак? А может, и действительно не в курсе драки? Или что там произошло на самом деле?
Как бы там ни было, но давить на стажера дальше смысла не было. Поэтому куратор зловещим тоном пожелал строптивому негру спокойной ночи, развернулся и отправился в свою комнату. Поэтому не мог заметить ехидной улыбки, брошенной ему вслед. Уж такой дока в поиске информации, как Алоис Полсат, прекрасно знал, в каких случаях с транспорта могли выдать ведущиеся там круглосуточно записи. Война, крушение или личное письменное разрешение командующего данным сектором Оилтонской империи. В таких случаях даже требования губернаторов планет, а то и всей системы оставались безответными, чего уж там говорить о каком-то майоре? Пусть даже он заместитель командира всемирно известного Дивизиона!
Но вот сама попытка давления на него старшему лейтенанту очень не понравилась. Поэтому, вернувшись в комнату, которую он делил с Николя, Алоис без стеснения вырвал своего товарища из полудремы:
Профессор Сартре тоже оказался для командования Кафедры Интеллектуальной Стажировки, да и для самого куратора, словно кость в горле. Казалось бы, совершенно никому не известный человек, сугубо гражданский и весьма далекий от воинской службы, на планете Нирвана совершенно не нужен. Нет, конечно же на Кафедре преподавали и люди с чисто гражданскими специальностями, ведь любой воин Дивизиона приравнивался к выпускникам сразу двух высших учебных заведений. Но те люди хоть находились среди военных давно, притерлись, освоились, и некоторые даже имели за плечами при определенной выслуге лет довольно высокие воинские звания. А вот кто такой профессор Сартре – никто не знал. Хотя общее мнение о нем было противоречивым, неоднозначным: «Какой-то уникальный гений по секретным разработкам в области физиологии. Сам император для реализации его проектов, изысканий и экспериментов дал зеленый свет!»
А чтобы у декана и куратора не возникло каких-либо недоразумений по поводу полномочий уникального ученого, все от того же вездесущего Винселио Грока пришла еще одна депеша. И там черным по белому маркиз указывал, что «следует оказывать любую помощь и максимальное содействие профессору Сартре во всех его деяниях и начинаниях».
То есть он сразу как бы становился по должности выше и ректора института, при котором находится Кафедра Интеллектуальной Стажировки, и военного куратора, а те переходили в его временное подчинение. Нонсенс, казус и парадокс в одном флаконе!
К счастью, прибывший три дня назад профессор только и удосужился изначально, что представиться ректору, куратору да нескольким коллегам. А все остальное время проводил в выделенной для него лаборатории. Ни с кем не общался, ни с кем не разговаривал и только настоятельно попросил его не беспокоить. То есть хлопот он вроде не создавал, но ведь какого дьявола, спрашивается, он тогда на Нирвану приперся? Еще и без всяких объяснений?
И вот теперь он сидит в удобном, огромном, но тем не менее очень уютном зале отдыха и запросто, можно сказать, панибратски беседует с Малышом! К чему бы это?
И о чем они могут вот так по-родственному беседовать?
«Может, и в самом деле родственники? – мелькнула догадка в мыслях Хайнека. – Или давно знакомы?» – И, подойдя ближе, он не нашел ничего лучшего, как спросить:
– Никак, вы старые друзья?
– Нет, – с честными глазами повернулся к нему Малыш. – Только что познакомились.
– А не поздно ли для посиделок, господин капитан? – перешел куратор на командный тон. – Завтра вам предстоит весьма тяжелый день.
– Мне не привыкать, господин майор, – последовал не совсем уважительный ответ.
Но только Хайнек попытался надавить своими полномочиями, как раздраженным скрипучим голосом отозвался Сартре:
– Мы здесь по делу. И если понадобится, я освобожу завтра капитана от любых занятий или прочей муштры.
Еще и жест при этом сделал этакий нетерпеливый ладошкой. Мол, не мешай и сваливай отсюда. То есть научный гений нисколько не забыл, кто здесь главный, деликатничать не собирался и был готов сразу указать куратору его место. Поэтому майору ничего больше не оставалось, как подавить свой гнев и, не роняя достоинства, оставить за собой хотя бы последнее слово:
– Тогда вся ответственность за усвоение учебной программы ложится на вас, господин профессор. График довольно жесткий и внеплановых выходных не предусматривает.
Он развернулся и двинулся дальше по залу, стараясь не реагировать на донесшееся ему в спину бормотание Сартре:
– Хорошо, хорошо, мы тут сами разберемся… – и уже почти заглушенные расстоянием слова, обращенные к Малышу при возобновившемся разговоре: – Но откуда у тебя уверенность, что Танти может победить такого воина, как Гарольд? Все-таки там даже весовые категории не…
Дураком куратор не был. Поэтому сразу сложил два и два: легко догадаться, что уникальный ученый находится на Нирване только в связи с присутствием здесь молодых героев. Наверняка собирается провести какие-то особые исследования, написать по их результатам эпохальную статью, а то и совершить громкое научное открытие. Естественно, что в таком случае и премия не задержится. Если уж не галактическая, то имперская – вполне реально. Подобных ученых Хайнек на своем веку повидать успел: как правило, те стремились отыскать какого-нибудь мутанта с патологическими изменениями в организме, исследовать эти изменения, а потом и воспроизвести искусственным путем на других добровольцах. Так что последующие действия профессора Сартре предсказать было нетрудно, раз он так заинтересовался юным носителем ордена «Изумрудный Листок». А то и всем составом отважных космодесантников, так отличившихся на Хаитане. Недаром они прибыли сюда почти полным составом.
Делая обход жилой части Кафедры, куратор от Дивизиона непроизвольно и несколько злорадно улыбнулся. Уж он знал, что могут вытворять зацикленные на своих идеях ученые с подопытным материалом. И отныне ни Тантоитану Парадорскому, ни его друзьям не завидовал. В любом случае для них начнутся невероятно тяжкие дни. И при этом никто из командования не имеет права давать им поблажек в прохождении непосредственной стажировки. А если кто из молодых офицеров не справится или не уложится в заданные нормы и параметры программ, то будет безжалостно вычеркнут из окончательного списка входящих в состав Дивизиона. Вычеркнут и отправлен для прохождения дальнейшей службы к черту на кулички, невзирая на все прежние заслуги, награды и звания. А при этом можно постараться устроить так, чтобы та же, к примеру, Клеопатра Ланьо отбор прошла, экзамен сдала и отправилась на почетное место службы в Дивизион. Пусть даже вместе со своей подругой Лидией Шелди. А там увидим. В жизни по-всякому бывает: сегодня женщина считает себя невестой одного мужчины, а уже через неделю все свое внимание и ласку отдает другому. Образцов подобного непостоянства – хоть отбавляй.
От таких оптимистических мыслей майор Хайнек вновь вернулся в нормальное настроение и завершил обход коридоров и кают-компаний с вполне мирным, можно сказать, отеческим выражением на лице. Никого не ругал за праздное шатание или поздние посиделки, ни перед кем не выделывался своим старшинством по должности или званию. Потому что вполне справедливо полагал, что на всех нерасторопных или недисциплинированных офицерах с лихвой отыграется завтра с самого утра. Вернее, даже не он лично, а боевые инструктора-преподаватели.
Только и старался запомнить в лицо тех, кто еще не спал, громко разговаривал или бродил по коридорам.
Разве что одного встречного стажера не удержался – остановил и попытался разговорить:
– Кажется, старший лейтенант Алоис Полсат?
– Так точно, господин майор.
– Вольно, вольно, мы сейчас не на занятиях. Просто хотел поинтересоваться мнением, как вообще здание, нравится?
– О! Замечательно! Я даже не ожидал, что здесь окажется настолько стильно, современно и уникально по внутреннему оформлению.
– Ну а что показалось наиболее интересным?
– Информаторий. Там такие базы данных и возможности для их обработки! – не скрывал своих эмоций чернокожий пилот. – Я в восторге!
– Да, мне тоже информаторий пришелся по вкусу, – закивал Хайнек. – Прямо истинное удовольствие для аналитика или составителя прогнозируемых явлений. Тебе тоже нравится аналитическая работа?
– Конечно. Люблю собирать разрозненные сведения и создавать из них цельную картинку.
– Какое совпадение! – не совсем искренне улыбался куратор. – Мне тут как раз кое-какой информации не хватает. Так что подскажи, будь добр, какая существовала причина для драки на доставившем вас сюда транспорте?
Вид у Алоиса сразу стал отмороженным:
– Не пойму, о чем речь…
– Я о том инциденте, который произошел с безразмерным толстяком-дальником.
– А что, разве он не с трапа упал? – уже совсем иным тоном спросил старший лейтенант.
Из чего стало понятно, что правды от него не дождаться.
– Зря простаком притворяешься, – нахмурился Хайнек со всей доступной ему строгостью. – Как военный куратор имею право заглянуть в протокол. Завтра утром мне передадут с транспорта полную запись событий в кубрике, и я все равно отыщу виноватых.
И опять чернокожий пилот показал, что может смело выступать на подмостках любого театра. Потому что искренне испугался, приложил руку к сердцу и чистосердечно пробормотал:
– Честное слово, я безразмерного коллегу не бил!
– В этом я не сомневался. – Презрительным взглядом майор прошелся по сравнительно тщедушной фигуре негра. – Зато уверен, что неприятностей отныне у тебя будет – только успевай отскакивать. Думаю, с твоей субтильностью будет трудно завершить стажировку на Кафедре и остаться в группе кандидатов. Обязательно попадешь в обычные тридцать процентов отсева.
Алоис на это довольно потешно скривился, показывая полное недоумение:
– А чего я еще успел натворить плохого?
– В данный момент ты пытаешься уйти от прямых ответов на вопросы твоего непосредственного начальства. В Дивизионе такие не нужны. Ну разве что ты одумаешься…
– Да я уже одумался, – с готовностью затараторил старший лейтенант. – Поэтому готов к сотрудничеству и… всему остальному. И как только вы мне покажете запись всего инцидента, я сразу же постараюсь назвать по именам всех тех, кого опознаю среди коллег.
И глаза такие честные-честные, что и не понять: издевается или и впрямь дурак? А может, и действительно не в курсе драки? Или что там произошло на самом деле?
Как бы там ни было, но давить на стажера дальше смысла не было. Поэтому куратор зловещим тоном пожелал строптивому негру спокойной ночи, развернулся и отправился в свою комнату. Поэтому не мог заметить ехидной улыбки, брошенной ему вслед. Уж такой дока в поиске информации, как Алоис Полсат, прекрасно знал, в каких случаях с транспорта могли выдать ведущиеся там круглосуточно записи. Война, крушение или личное письменное разрешение командующего данным сектором Оилтонской империи. В таких случаях даже требования губернаторов планет, а то и всей системы оставались безответными, чего уж там говорить о каком-то майоре? Пусть даже он заместитель командира всемирно известного Дивизиона!
Но вот сама попытка давления на него старшему лейтенанту очень не понравилась. Поэтому, вернувшись в комнату, которую он делил с Николя, Алоис без стеснения вырвал своего товарища из полудремы: