Страница:
С этими мыслями Броди и сполз со своего временного насеста и поспешил прямиком к просеке. Пока до нее добрался, основательно исцарапался о стебли сам и даже в нескольких местах порвал рубашку на локтях. Одно дело – топтаться на месте, а совсем другое – продираться вперед сквозь сплошную стену одичавшей гигантской кукурузы. На проложенной просеке удалось вздохнуть полной грудью и значительно ускориться в продвижении. Хотелось как можно быстрее добраться под прикрытие развалин. Все-таки некоторая боязнь оставалась: вдруг животное вздумает вернуться по своим следам обратно? Бегемоты вроде как травоядные, но при удачной атаке перекусывают крокодила, а то и льва с одного раза.
Хорошо, что в быстром забеге отменные ботинки и прочные брюки позволяли двигаться без оглядки на торчащие из земли обломки кукурузных стволов.
А потом землянин вошел в город. Вернее, в руины. И поразился большому количеству выбеленных временем костей. Но зато стало понятно внушительное количество крупного воронья, которое довольно равнодушно взирало из своих гнезд на бредущего человека. Это и в самом деле оказались падальщики, которые много лет назад и выели все мясо с костей погибших здесь аборигенов. Опасности они вроде не представляли, но держать их всегда в поле зрения следовало. И только после принятия такого решения археолог приступил к более тщательному изучению попадавшихся скелетов.
Изначально стало понятно, что перед ним не люди, хотя и вполне себе человекообразные создания: череп с вполне привычными пропорциями, ноги, тазобедренные кости. Примерно одинаковый с землянами рост. А вот дальше и начинались основные различия.
У обитателей данного мира имелось четыре руки. Две вполне себе на вид стандартные и две тонкие и хрупкие, выходящие из-под мышек. На основных руках и правой вспомогательной было по четыре пальца, а на левой вспомогательной – только три. Итого – пятнадцать. Плечи и грудная клетка казались несколько расширенными, лишняя пара лопаток на спине могла показаться со стороны наросшим горбом.
Как располагались внутренние органы, утверждать было рановато, хотя, по знаниям археолога, вывод о вполне сходном внутреннем строении напрашивался сам собой. Скелетов виднелось много. Ну и их расположение давало возможность предположить, как здесь происходили события.
Похоже, при бомбардировке и артобстреле, а вернее, при взрывах бомб прямо в воздухе (потому что воронок не отмечалось) четырехрукие аборигены погибли в очень малом количестве, мизерный процент от всего населения города. Да и то вопрос-вывод спорный, ведь ни одного тела под руинами не виднелось, все поверху лежали. Остальные наверняка отсиделись в бомбоубежищах, а потом выбрались на поверхность и приступили то ли к захоронению павших, то ли к восстановлению своих обителей. У многих возле основных рук виднелись лопаты, кирки или ломы. Но вот именно тогда и явилась главная погибель для этого города. Скорее всего, здесь прошла волной некая жесткая радиация, свалившая существ там, где они в тот момент находились. Прямо во время работы. Некоторые скелеты были нанизаны на обхваченный собственными руками лом. А судя по тому, что нигде не виднелось маленьких скелетов, детей в городе либо не было изначально, либо все они в то время оставались в бомбоубежищах. И если волна их там всех и накрыла…
Кстати, женские скелеты весьма отличались от мужских, и их было неимоверно мало. А значит, по их поводу можно было думать то же самое, что и о детских скелетах.
«Если тут вообще имелись бомбоубежища, – кривился Броди, стараясь не наступать на раскиданные повсюду кости. – Но сейчас меня больше всего волнует радиация. Или что тут могло их всех уничтожить до единого? Если остаточное заражение держится здесь до сих пор, то долго я не побегаю. И как назло, никакого дозиметра при себе нет! Тот, что в виде термометра, тоже в куртке остался. Или следует брать пример с бегемота? Раз он ни о чем не печалится, то опасности не существует?
Кстати, а почему я вокруг костей не вижу даже маленького кусочка ткани? Неужели все истлело или сгнило? А может, тут в ходу недолговечные одежды из некоего подобия бумаги? Или опять-таки всему виной радиация?»
Также приходили мысли, что трагедия здесь имела место гораздо дальше по времени, чем два десятка лет. Особенно в том случае, если радиация была какой-то особенной, неся смерть или разложение выборочно. Могло даже такое случиться, что животные и птицы нисколечко от излучения не пострадали, а вот существа, имеющие разум, получили мгновенную смерть.
Причем последнее предположение вполне могло иметь место. Особенно если знать, что в невероятном количестве вселенных творится и сколько там накопленного оружия самого разнообразного толка вращается. Взять тех же цорков: что они только не создали для уничтожения неугодных им рас! Ну а краткие пересказы побывавших в путешествии разума древних землян вообще могли вызвать одну из фобий, при которых становилось страшно жить вообще.
Смотреть на погибший город было тяжко. Пытаться отыскать вход в подвалы – страшно. Хоть землянина никоим образом не касались местные военные распри, он все равно предчувствовал некую связь между массовой гибелью четырехруких обитателей этого мира и пустынными городами в мире адельванов. Ведь недаром между ними существовал и до сих пор продолжает функционировать портал мгновенной телепортации.
Тяжко не тяжко, а выживать следовало в любом случае.
Ну и Броди первым делом решил обеспокоиться наличием оружия. То, что валялось под ногами, считалось строительным инвентарем и не слишком подходило человеку. Древесные ручки лопат и кирок почти все сгнили, тяжеленные ржавые ломы скорее подходили для атаки на бегемота с площадки сохранившихся стен. Да и то следовало в бегемота попасть с одного броска, иначе он в свирепости завалит гарпунщика вместе со стеной. Это еще при условии, что стена сама не рухнет под тяжестью взбирающегося на него охотника. Ну а никакого иного стрелкового оружия или его подобия возле тел не наблюдалось. Также ничего не было и в покореженных взрывными волнами машинах. Что лишний раз доказывало: военных в городе не было в момент катастрофы, только гражданские лица.
Час ушел в бесполезном поиске на поверхности, а потом археологу таки пришлось спускаться в подвальные помещения. Тем более что открытые зевы ничем не маскировались, показывая своим видом, что спасшиеся от бомбардировок жители города выбрались на поверхность именно снизу. И внизу могло отыскаться очень много ценного и полезного. Начиная от оружия и кончая сохранившимися в целостности и приемлемом виде продуктами длительной консервации.
Правда, перед этим удалось отыскать наиболее сохранившуюся, довольно тяжелую лопату. Вот с ней Броди и отправился в зев наибольшего раскопа, расположенного под обломками приземистых зданий, напоминающих не то казармы, не то длинные конюшни. Увы, пройти далеко не удалось. Всего три лестничных пролета – и стало так темно, что без подручных осветительных средств можно и голову разбить, и ноги поломать.
Пришлось возвращаться наверх и думать: из чего соорудить факел, чем его пропитать и как его потом зажечь. Для опытного исследователя, не раз выживавшего даже в пустыне, – плевое дело. Тем более что на маленьких деревцах, которые так нравились бегемоту, во многих местах на коре виднелись капельки прозрачной смолы. Точно такие натеки бывают на сливовых породах, и подобная смола для медленно прогорающего факела – наилучшее топливо. А чтобы смолы стало больше, человек острым обломком арматуры быстренько сделал порезы на всех подобных поблизости деревцах. Мало того, во многих баках еще оставалось топливо, весьма по запаху похожее на солярку. Так что чему гореть – недостатка не было.
Но все-таки остальные здешние реалии сильно разнились от земных. Самое неприятное: камни при ударе друг от друга совсем не искрили. То же самое получалось и при ударе камнем по кончику лома. Дымок шел, паленым воняло, а вот искры высечь не удавалось. Аккумуляторы в сгнивших автомобилях, хоть и выглядевшие на удивление целыми, давно и навсегда умерли, надеяться на них тоже не стоило.
Тогда пришло решение обследовать со всем тщанием наиболее сохранившиеся этажи разрушенных зданий. Ведь не могли жители города пользоваться одним электричеством, никак не могли! Архитектурный стиль даже полной электрификации не соответствовал. А уж торчащие кое-где из развалин отрезки позеленевших медных трубок ясно говорили если не о тотальных газовых коммуникациях, то об индивидуальном подходе к каждой кухне.
Опять-таки, если тут кухни как таковые вообще существовали. Ведь, по рассказам древних землян, в большинстве миров не ели плоть животных, не варили растения и не подвергали термической обработке фрукты и овощи. То есть ни котлами не пользовались, ни сковородками, а газ применяли только для обогрева даже порой довольно примитивные в плане технического развития цивилизации.
«Но если так рассуждать, то ничего из консервов или герметично запакованных круп я у четырехруких не найду, – размышлял Броди, с опаской заглядывая в нечто, напоминающее узкий тоннель. – Уж не стоит ли мне спешить с найденной лопатой опять в поле, жевать на ходу кукурузу и пытаться расчистить площадку телепортации?.. Или сразу взбираться на холм, а потом, если увижу, спешить к реке? Вот уж напасть: у меня даже фляги с собой нет!..»
И с каждой минутой он все больше и больше переживал о Ларисе. Ведь одно дело – переместиться неизвестно куда, но без страха быть растоптанным ошалелым бегемотом, и совсем иное – оказаться в смертельно опасной ситуации. Ведь как-никак, но те же древние хардийцы, обладающие божественными умениями и доставившие их сюда, давали целую неделю для спокойной работы. Раньше они могут и не наведаться. Потом-то они нагрянут и, скорее всего, отыщут своих неосторожных потомков, но до этого времени еще надо прожить! А как это сделает одинокая, слабая и неопытная женщина?
Минут пять человек простоял перед тоннелем. Но не по причине боязни войти внутрь, а из-за терзающих его дум о доле любимой супруги. Затем еще с минуту он уговаривал себя настроиться на интенсивный поиск в данном городе. Ведь чем быстрее он тут «обживется», тем быстрее сможет расширить ареал своих исследований. А впоследствии и Ларису отыскать шансов станет значительно больше. О том, что ее забросило в совершенно иной мир, на другой край Вселенной, даже думать не хотелось.
Глава четвертая
Хорошо, что в быстром забеге отменные ботинки и прочные брюки позволяли двигаться без оглядки на торчащие из земли обломки кукурузных стволов.
А потом землянин вошел в город. Вернее, в руины. И поразился большому количеству выбеленных временем костей. Но зато стало понятно внушительное количество крупного воронья, которое довольно равнодушно взирало из своих гнезд на бредущего человека. Это и в самом деле оказались падальщики, которые много лет назад и выели все мясо с костей погибших здесь аборигенов. Опасности они вроде не представляли, но держать их всегда в поле зрения следовало. И только после принятия такого решения археолог приступил к более тщательному изучению попадавшихся скелетов.
Изначально стало понятно, что перед ним не люди, хотя и вполне себе человекообразные создания: череп с вполне привычными пропорциями, ноги, тазобедренные кости. Примерно одинаковый с землянами рост. А вот дальше и начинались основные различия.
У обитателей данного мира имелось четыре руки. Две вполне себе на вид стандартные и две тонкие и хрупкие, выходящие из-под мышек. На основных руках и правой вспомогательной было по четыре пальца, а на левой вспомогательной – только три. Итого – пятнадцать. Плечи и грудная клетка казались несколько расширенными, лишняя пара лопаток на спине могла показаться со стороны наросшим горбом.
Как располагались внутренние органы, утверждать было рановато, хотя, по знаниям археолога, вывод о вполне сходном внутреннем строении напрашивался сам собой. Скелетов виднелось много. Ну и их расположение давало возможность предположить, как здесь происходили события.
Похоже, при бомбардировке и артобстреле, а вернее, при взрывах бомб прямо в воздухе (потому что воронок не отмечалось) четырехрукие аборигены погибли в очень малом количестве, мизерный процент от всего населения города. Да и то вопрос-вывод спорный, ведь ни одного тела под руинами не виднелось, все поверху лежали. Остальные наверняка отсиделись в бомбоубежищах, а потом выбрались на поверхность и приступили то ли к захоронению павших, то ли к восстановлению своих обителей. У многих возле основных рук виднелись лопаты, кирки или ломы. Но вот именно тогда и явилась главная погибель для этого города. Скорее всего, здесь прошла волной некая жесткая радиация, свалившая существ там, где они в тот момент находились. Прямо во время работы. Некоторые скелеты были нанизаны на обхваченный собственными руками лом. А судя по тому, что нигде не виднелось маленьких скелетов, детей в городе либо не было изначально, либо все они в то время оставались в бомбоубежищах. И если волна их там всех и накрыла…
Кстати, женские скелеты весьма отличались от мужских, и их было неимоверно мало. А значит, по их поводу можно было думать то же самое, что и о детских скелетах.
«Если тут вообще имелись бомбоубежища, – кривился Броди, стараясь не наступать на раскиданные повсюду кости. – Но сейчас меня больше всего волнует радиация. Или что тут могло их всех уничтожить до единого? Если остаточное заражение держится здесь до сих пор, то долго я не побегаю. И как назло, никакого дозиметра при себе нет! Тот, что в виде термометра, тоже в куртке остался. Или следует брать пример с бегемота? Раз он ни о чем не печалится, то опасности не существует?
Кстати, а почему я вокруг костей не вижу даже маленького кусочка ткани? Неужели все истлело или сгнило? А может, тут в ходу недолговечные одежды из некоего подобия бумаги? Или опять-таки всему виной радиация?»
Также приходили мысли, что трагедия здесь имела место гораздо дальше по времени, чем два десятка лет. Особенно в том случае, если радиация была какой-то особенной, неся смерть или разложение выборочно. Могло даже такое случиться, что животные и птицы нисколечко от излучения не пострадали, а вот существа, имеющие разум, получили мгновенную смерть.
Причем последнее предположение вполне могло иметь место. Особенно если знать, что в невероятном количестве вселенных творится и сколько там накопленного оружия самого разнообразного толка вращается. Взять тех же цорков: что они только не создали для уничтожения неугодных им рас! Ну а краткие пересказы побывавших в путешествии разума древних землян вообще могли вызвать одну из фобий, при которых становилось страшно жить вообще.
Смотреть на погибший город было тяжко. Пытаться отыскать вход в подвалы – страшно. Хоть землянина никоим образом не касались местные военные распри, он все равно предчувствовал некую связь между массовой гибелью четырехруких обитателей этого мира и пустынными городами в мире адельванов. Ведь недаром между ними существовал и до сих пор продолжает функционировать портал мгновенной телепортации.
Тяжко не тяжко, а выживать следовало в любом случае.
Ну и Броди первым делом решил обеспокоиться наличием оружия. То, что валялось под ногами, считалось строительным инвентарем и не слишком подходило человеку. Древесные ручки лопат и кирок почти все сгнили, тяжеленные ржавые ломы скорее подходили для атаки на бегемота с площадки сохранившихся стен. Да и то следовало в бегемота попасть с одного броска, иначе он в свирепости завалит гарпунщика вместе со стеной. Это еще при условии, что стена сама не рухнет под тяжестью взбирающегося на него охотника. Ну а никакого иного стрелкового оружия или его подобия возле тел не наблюдалось. Также ничего не было и в покореженных взрывными волнами машинах. Что лишний раз доказывало: военных в городе не было в момент катастрофы, только гражданские лица.
Час ушел в бесполезном поиске на поверхности, а потом археологу таки пришлось спускаться в подвальные помещения. Тем более что открытые зевы ничем не маскировались, показывая своим видом, что спасшиеся от бомбардировок жители города выбрались на поверхность именно снизу. И внизу могло отыскаться очень много ценного и полезного. Начиная от оружия и кончая сохранившимися в целостности и приемлемом виде продуктами длительной консервации.
Правда, перед этим удалось отыскать наиболее сохранившуюся, довольно тяжелую лопату. Вот с ней Броди и отправился в зев наибольшего раскопа, расположенного под обломками приземистых зданий, напоминающих не то казармы, не то длинные конюшни. Увы, пройти далеко не удалось. Всего три лестничных пролета – и стало так темно, что без подручных осветительных средств можно и голову разбить, и ноги поломать.
Пришлось возвращаться наверх и думать: из чего соорудить факел, чем его пропитать и как его потом зажечь. Для опытного исследователя, не раз выживавшего даже в пустыне, – плевое дело. Тем более что на маленьких деревцах, которые так нравились бегемоту, во многих местах на коре виднелись капельки прозрачной смолы. Точно такие натеки бывают на сливовых породах, и подобная смола для медленно прогорающего факела – наилучшее топливо. А чтобы смолы стало больше, человек острым обломком арматуры быстренько сделал порезы на всех подобных поблизости деревцах. Мало того, во многих баках еще оставалось топливо, весьма по запаху похожее на солярку. Так что чему гореть – недостатка не было.
Но все-таки остальные здешние реалии сильно разнились от земных. Самое неприятное: камни при ударе друг от друга совсем не искрили. То же самое получалось и при ударе камнем по кончику лома. Дымок шел, паленым воняло, а вот искры высечь не удавалось. Аккумуляторы в сгнивших автомобилях, хоть и выглядевшие на удивление целыми, давно и навсегда умерли, надеяться на них тоже не стоило.
Тогда пришло решение обследовать со всем тщанием наиболее сохранившиеся этажи разрушенных зданий. Ведь не могли жители города пользоваться одним электричеством, никак не могли! Архитектурный стиль даже полной электрификации не соответствовал. А уж торчащие кое-где из развалин отрезки позеленевших медных трубок ясно говорили если не о тотальных газовых коммуникациях, то об индивидуальном подходе к каждой кухне.
Опять-таки, если тут кухни как таковые вообще существовали. Ведь, по рассказам древних землян, в большинстве миров не ели плоть животных, не варили растения и не подвергали термической обработке фрукты и овощи. То есть ни котлами не пользовались, ни сковородками, а газ применяли только для обогрева даже порой довольно примитивные в плане технического развития цивилизации.
«Но если так рассуждать, то ничего из консервов или герметично запакованных круп я у четырехруких не найду, – размышлял Броди, с опаской заглядывая в нечто, напоминающее узкий тоннель. – Уж не стоит ли мне спешить с найденной лопатой опять в поле, жевать на ходу кукурузу и пытаться расчистить площадку телепортации?.. Или сразу взбираться на холм, а потом, если увижу, спешить к реке? Вот уж напасть: у меня даже фляги с собой нет!..»
И с каждой минутой он все больше и больше переживал о Ларисе. Ведь одно дело – переместиться неизвестно куда, но без страха быть растоптанным ошалелым бегемотом, и совсем иное – оказаться в смертельно опасной ситуации. Ведь как-никак, но те же древние хардийцы, обладающие божественными умениями и доставившие их сюда, давали целую неделю для спокойной работы. Раньше они могут и не наведаться. Потом-то они нагрянут и, скорее всего, отыщут своих неосторожных потомков, но до этого времени еще надо прожить! А как это сделает одинокая, слабая и неопытная женщина?
Минут пять человек простоял перед тоннелем. Но не по причине боязни войти внутрь, а из-за терзающих его дум о доле любимой супруги. Затем еще с минуту он уговаривал себя настроиться на интенсивный поиск в данном городе. Ведь чем быстрее он тут «обживется», тем быстрее сможет расширить ареал своих исследований. А впоследствии и Ларису отыскать шансов станет значительно больше. О том, что ее забросило в совершенно иной мир, на другой край Вселенной, даже думать не хотелось.
Глава четвертая
Акклиматизация
Держа лопату как короткое копье, Александр Константинович медленно двинулся в густой сумрак разрушенного здания. Здесь мизерное освещение все-таки присутствовало, многочисленные щели в своде и стенах давали приток дневного света, вполне достаточный для просмотра внутренней обстановки и понимания, что же тут произошло. Можно сказать, что первому этажу повезло остаться неразрушенным. Взрывная волна, похоже, снесла второй, а то и сразу два верхних этажа в сторону, оставив наверху совсем малую груду обломков, и те не провалились под собственной тяжестью вниз. Хотя герметичность потолка при этом нарушилась основательно и при выпадении осадков вода в данные помещения проливалась нещадно. Скорее всего, именно поэтому раскрытый зев, ведущий в подвал, чернел внизу застоявшейся гладью воды. При ее виде пить захотелось троекратно больше, но имелось и понимание, что такую жидкость употреблять без соответствующей обработки нельзя.
Наверняка в том же подвале обитатели этого здания и пережили первый этап бомбардировки города. Оттуда они и вышли, принявшись наводить порядок в полуразрушенной обители. Да так их смерть и застала при последних действиях. Двенадцать женщин и девять детей разного роста. Они так и замерли кто где, наверняка не осознав даже причины своей смерти.
Но, в отличие от их соседей, тела не были расклеваны воронами, а некое подобие одежды не растворилось окончательно под лучами местной звезды. Несмотря на повышенную влажность, трупы превратились в ссохшиеся мумии, пугающие своей уродливостью еще больше, чем голые белеющие скелеты. Разве что некоторые были искорежены, а то и уничтожены стекающими после дождей струями воды.
«Насколько же сильно было излучение, если погибли все без исключения и настолько моментально? – никак не укладывалось в голове у Броди осознание состоявшейся здесь трагедии. – Кто его применил? Зачем? Откуда взялись подобные враги данной цивилизации? Или это они так друг друга сами уничтожали? Какой смысл, если победителей не осталось?»
И желание наведаться в более глубокие бомбоубежища пропало полностью. Совершенно не хотелось рассматривать там сотни, а может, и тысячи иссушенных мумий женщин и детей. Хватало и этой картины.
Тем более что некие предметы, приспособления и средства, необходимые для временного выживания в этом мире, имелись и здесь. Ну и последняя сценка здешней жизни представала перед глазами во всей своей трагической полноте.
Бомбежка прошла. Объявили отбой воздушной тревоги. Обитатели дома, наивно радуясь, что все остались живы, выбрались наверх. Мужчины подались расчищать наружные завалы, тогда как женщины и дети принялись наводить порядки на первом этаже. На большой газовой плите стояло три внушительных казана. Сейчас они выглядели жутко почерневшими и потрескавшимися от долго накаляющего их пламени, а тогда наверняка были наполнены закипающей водой. На столах лежали разложенные для варки продукты, выглядящие сейчас в большинстве своем в виде трухи. Если присмотреться, то видно было, что приготовление пищи лежало на плечах четырех или пяти женщин.
Все остальные их товарки и дети занимались интенсивной уборкой помещения, перекладкой посуды и стекла, которого оставалось на удивление много в полной целости, да поправкой упавшей или покосившейся мебели. Последняя тоже не слишком отличалась внешним видом и функциональностью от подобной кухонной и бытовой мебели на Земле начала двадцатого века. Как ее ни повредила влага, а то и прямые потоки, некоторая красота, изящество и стиль все равно просматривались. На вздувшихся матрасах спать никто бы не рискнул, но сами железные кровати выглядели вполне надежно. А громоздкие шкафы в первую очередь отличались повышенной прочностью и толщиной дверок. Мысль, конечно, неуместная, но она в голове у землянина мелькнула:
«В таком шкафу женщины, героини из анекдотов, порой умудрялись по пять любовников одновременно прятать».
Как оно в этом мире бывало на самом деле, неизвестно, но вот некоторые припрятанные одежды сохранились если не превосходно, то во вполне нормальном для носки состоянии. Имелось несколько стопок одеял разной толщины и выделки. Вполне прилично сохранились льняные простыни. Даже обувь подходящего размера отыскалась. А уже некоему подобию плотной куртки, парочке свитеров и внушительной накидке с капюшоном пришелец из другого мира несказанно обрадовался.
Но больше всего его изначально интересовали две вещи: кухня и оружие.
С кухней дело обстояло проще. Прогоревшие кастрюли дали повод поискать газ, который и нашелся во вполне привычных и понятных на вид баллонах. Один баллон оказался пуст, выпустив весь газ после смерти обитателей дома. Оставалось только удивляться, почему ничего здесь не взорвалось. Наверняка газ горел до последнего момента. Еще два баллона оказались пусты и отключены. А вот два запасных приятно порадовали своей тяжестью и плеском внутри сжиженного голубого топлива.
На полках рядом с плитой оказались и приспособления для поджигания газа: спички и некие подобия пьезоэлемента. Спички потеряли годность давно, а вот простенькое устройство, коих оказалось аж пять штук, при нажатии на курок продолжало исправно искрить. Другой вопрос, что саму плиту сразу запустить в работу не удалось бы: смазка в регуляторах подачи газа настолько окаменела за длительное время, что ручки просто не вращались и газ из присоединенного баллона выходил сразу из трех конфорок с максимальной интенсивностью. Но главное, что человек добыл огонь, хотя варка той же кукурузы или простое кипячение воды было отложено на потом.
Кстати, некие специи и явная соль тоже на кухне имелись в достаточном ассортименте. Как и некоторые крупы, изделия, похожие на макаронные. Правда, большинство из-за негерметичной сохранности пришло в полную негодность. Подлежало варке лишь то, что хранилось в больших стеклянных банках и было плотно прикрыто сверху подобием тонкого целлофана. Странным серым куском в банке окаменел полуоплавившийся сахар. Не менее окаменевшим выглядело не то повидло, не то покрывшееся кристалликами сахара варенье. Отыскались и емкости, в которых виднелось нечто в виде растопленного жира. Видимо, семейство здесь обитало большое и запасливое.
А вот с водой, можно сказать, попаданцу повезло невероятно. Бывший здесь когда-то водопровод не содержал в себе даже капли ржавой жидкости, зато в ванных помещениях оказалось нечто в виде бойлера, который тоже работал на газу. И вот возле этого бойлера возвышался громадный бак, литров на пятьсот, в котором и находился резервный запас воды. Бак не был из нержавеющей стали, скорее всего, на его стенки шел неизвестный землянину сплав, но в любом случае запах ржавчины да и сама ржавчина в воде отсутствовали. Подозрительный запах тоже не ощущался. Набранная в высокий стакан вода и по цвету не вызывала малейших нареканий. Так что вначале было сделано несколько глотков. Потом выпит целый стакан. А еще через час Александр отвел душу, напившись столько, сколько в него влезло.
Это уже гораздо позже он обнаружил в баке промежуточную решеточку из серебра и понял, почему вода за такое длительное время не испортилась и не стухла. А тогда посчитал причиной такой удивительной сохранности неизвестный сплав, из которого сделали оболочку бака.
После насыщения водой с новой силой навалился голод. И чтобы себя даром не терзать неуместной диетой, землянин сбегал к полю, наломал кукурузы и сразу в трех кастрюлях поставил варить толстенные початки. Ну а пока они доходили до кондиции, продолжил интенсивно поиск оружия.
Ножей имелось в достатке. Даже пара больших, тяжеленных ножей отыскалась для рубки мяса и небольшой топорик. А вот даже подобия сабли, меча, копья и уж тем более какого огнестрела нигде отыскать не удалось.
«Никак тут обитали врожденные пацифисты, – размышлял археолог. – Потому и пали, что защититься нечем было. Но вот мои пистолетные патроны тут явно ни на что не сгодятся. А жаль. Неужели все-таки придется опускаться в бомбоубежище? По логике, если четырехрукие что и прятали ценное или опасное для врага, то только там».
На всякий случай он собрал в окрестностях самые тонкие и длинные ломы и снес их с десяток в свою временную обитель. Хоть подобные орудия труда и были слишком тяжелы в обращении, но как оружие могли быть более продуктивны в ближнем бою, чем лопата или кирка. Поговорку «против лома нет приема» еще никто не отменял.
Но уже когда ел кукурузу, обратив внимание на ее несколько странный вкус, решил, что поиски в бомбоубежищах, да с хорошим факелом, можно отложить и на темное время суток. Сейчас бы следовало поторопиться на холм и посмотреть, что там дальше на юг простирается. Вдруг там точно так же видны развалины города? И вдруг по тем развалинам уже давно бродят Лариса, Карл, Люссия и Михаил? Если вообще не отыскали возможности вернуться обратно в мир адельванов! Ведь другая часть города могла оказаться не тронутой ни катастрофами, ни временем.
«А я тут сижу, как неандерталец, и набиваю желудок вредной для организма кукурузой! Сразу надо было на холм подняться, сразу!»
И тем не менее съел еще одну солидную порцию, прежде чем увешаться разысканным холодным оружием в виде ножей, прихватить уже привычную лопату и отправиться в путь. С ломом решил не таскаться. Не забыл набрать с собой и вареных початков и несколько стеклянных емкостей, наполненных водой. Хорошо, если на каждой уцелевшей кухне имеется запас воды, а если нет?
До вершины правого холма, где обитали чайки, по прямой линии было километров пять. Но, преодолевая баррикады из руин и разбросанных скелетов, обходя ненадежные, осыпающиеся трещины, на прохождение такого короткого отрезка пришлось потратить не менее двух часов. Только тогда взору землянина открылся вид на юг. Да, кстати, и на север, где лучи светила порой уже пробивались сквозь облака; теперь можно было рассмотреть местность намного дальше. Там дикое поле простиралось морем на добрых пять километров, а потом переходило в густой смешанный лес. Деревья в нем различались по цвету листьев, внешнему виду и размеру. Никаких иных руин, озер или явных гор не просматривалось до самого горизонта.
Зато совсем иная картина открывалась с южной стороны холма.
Во-первых: сам разрушенный город оказался невероятно велик. Его руины возвышались впереди и левее на добрых десять километров, измельчаясь вдали и сливаясь с горизонтом. Причем останки в центре сохранились не в пример лучше, чем в южном пригороде. Во-вторых: половину правой части картины занимала широченная река, с многочисленными островками по всему плесу. Она доходила почти до самого холма, а затем резко поворачивала на запад, теряясь там в зеленом массиве зарослей. А еще правее, начиная почти от самого противоположного берега реки, вздымались довольно крутые и высокие горы. Даже было несколько удивительно, как такие вершины не просматривались непосредственно из зарослей кукурузы. Хотя окажись человек на несколько сот метров севернее, в любом случае увидел бы белеющие снегом пики.
Ну и в-третьих: на самой реке как раз лучше всего и сохранилось поголовье представителей местной фауны. Виднелись тучные стада бегемотов; копошились животные, очень напоминающие полутораметровых бобров; плавали какие-то нутрии-переростки; по мелководью вышагивали птицы, похожие на аистов, но достигающие в высоту до четырех метров; а на пределе видимости у берега, за окраиной города, мелькало стадо пришедших на водопой не то чрезмерно больших оленей, не то особо крупных лосей.
«О-о-о! Да здесь животные взрастают, роскошествуют не в пример вольготнее, чем разумные существа. И, судя по их необычно большим размерам, можно заподозрить, что смертельное для четырехруких людей излучение оказалось для некоторых представителей фауны скорее положительным фактором. Скорее всего, это дало им мутации, связанные с ростом. И тот первый бегемотик, которого я видел, – лишь молоденький и глупый подросток, который сбежал из своего стада куда глаза глядят. Не удивлюсь, если вон те круги по воде создают карпы ростом с человека. Только вот что меня поражает, так это отсутствие хищников. Неужели их здесь нет? Или они выполнили план по мясозаготовкам еще вчера и теперь банально отсыпаются?»
Ну и продолжало беспокоить явное нежелание тех же животных заходить на территорию разрушенного города. Вороны и чайки, а также глупый бегемотик – не в счет. Неужели инстинкт самосохранения не разрешает прогуливаться по руинам?
Хотя сразу всплывал самый очевидный вопрос: а что те же бегемоты в городе забыли? А тем более нутрии с журавлями? Лягушек здесь нет, растительности – тоже. Тины и водорослей – тем более. Ну а поле с кукурузой… Что-то оно не слишком привлекает прожорливых местных гиппопотамов, а журавли могут ждать, когда зерна в початках созреют окончательно и наберут должный вкус. Возможно, тогда к полю и нутрии с барсуками на заготовки подтянутся. Большие копытные животные здесь наверняка пасутся на молодой поросли, весной или в начале лета. Сейчас же пору года можно было определить примерно как конец лета – начало осени.
Засмотревшегося на реку археолога спасли выглянувшие из облаков лучи местного светила и пригревшие в спину. Машинально оглянувшись назад, Броди успел заметить, что на него падает что-то огромное и темное. Инстинкты сработали на отлично: лопата взлетела вверх, тело присело, завалилось на бок и перекатом ушло в сторону.
Скрежет когтей по железу, возмущенный клекот, и недовольная птица, с размахом крыльев не менее десяти метров, пролетела дальше. Затем вновь перешла на планирование и на протяжении нескольких секунд достигла берега. Вот там уже пернатому охотнику подфартило: вверх он взмывал, держа в каждой лапе по отчаянно извивающейся нутрии. Не повезло грызунам. А охотник так и подался прямо к горам.
«А мне повезло! Придурку рассеянному! – Теперь уже землянин крутил головой во все стороны и, подобрав лопату, постарался встать спиной к участку возвышающейся стены. – Залюбовался просторами! А тут и хищники нарисовались. Хорошо бы, хоть иные не нагрянули, а то как представлю себе льва размером с земного слона, коленки трястись начинают. Как же этого “птица” подлого назвать? Ни на орла не похож, ни на ястреба, но все равно кого-то напоминает… Ну да! Точно! Если бы его поставить на подворье в окружении кур – то вылитый петух получится! Разве что у этого крылья раза в три больше относительно тела. Да и само тело – как три моих. Петух гамбургский! Тьфу!»
И только после этого почувствовал, что одна штанина у него мокрая. Хорошо, что не кровь, и благо, что не оконфузился: разбилась одна из стеклянных посудин с водой. Только и оставалось, что сожалеть об отсутствии рюкзака с запасной одеждой, в данной обстановке раздеться и подсушиться нереально. Да и других, более насущных проблем хватало. Достав очередной кус рубленого початка и начав жевать его сперва с некоторой отстраненностью, позже Броди сообразил главное: сколько вот он ни набивает желудок разваренной кукурузой, насыщения так и не наступает. Живот выпирает, а голод так и достает, противный.
Наверняка в том же подвале обитатели этого здания и пережили первый этап бомбардировки города. Оттуда они и вышли, принявшись наводить порядок в полуразрушенной обители. Да так их смерть и застала при последних действиях. Двенадцать женщин и девять детей разного роста. Они так и замерли кто где, наверняка не осознав даже причины своей смерти.
Но, в отличие от их соседей, тела не были расклеваны воронами, а некое подобие одежды не растворилось окончательно под лучами местной звезды. Несмотря на повышенную влажность, трупы превратились в ссохшиеся мумии, пугающие своей уродливостью еще больше, чем голые белеющие скелеты. Разве что некоторые были искорежены, а то и уничтожены стекающими после дождей струями воды.
«Насколько же сильно было излучение, если погибли все без исключения и настолько моментально? – никак не укладывалось в голове у Броди осознание состоявшейся здесь трагедии. – Кто его применил? Зачем? Откуда взялись подобные враги данной цивилизации? Или это они так друг друга сами уничтожали? Какой смысл, если победителей не осталось?»
И желание наведаться в более глубокие бомбоубежища пропало полностью. Совершенно не хотелось рассматривать там сотни, а может, и тысячи иссушенных мумий женщин и детей. Хватало и этой картины.
Тем более что некие предметы, приспособления и средства, необходимые для временного выживания в этом мире, имелись и здесь. Ну и последняя сценка здешней жизни представала перед глазами во всей своей трагической полноте.
Бомбежка прошла. Объявили отбой воздушной тревоги. Обитатели дома, наивно радуясь, что все остались живы, выбрались наверх. Мужчины подались расчищать наружные завалы, тогда как женщины и дети принялись наводить порядки на первом этаже. На большой газовой плите стояло три внушительных казана. Сейчас они выглядели жутко почерневшими и потрескавшимися от долго накаляющего их пламени, а тогда наверняка были наполнены закипающей водой. На столах лежали разложенные для варки продукты, выглядящие сейчас в большинстве своем в виде трухи. Если присмотреться, то видно было, что приготовление пищи лежало на плечах четырех или пяти женщин.
Все остальные их товарки и дети занимались интенсивной уборкой помещения, перекладкой посуды и стекла, которого оставалось на удивление много в полной целости, да поправкой упавшей или покосившейся мебели. Последняя тоже не слишком отличалась внешним видом и функциональностью от подобной кухонной и бытовой мебели на Земле начала двадцатого века. Как ее ни повредила влага, а то и прямые потоки, некоторая красота, изящество и стиль все равно просматривались. На вздувшихся матрасах спать никто бы не рискнул, но сами железные кровати выглядели вполне надежно. А громоздкие шкафы в первую очередь отличались повышенной прочностью и толщиной дверок. Мысль, конечно, неуместная, но она в голове у землянина мелькнула:
«В таком шкафу женщины, героини из анекдотов, порой умудрялись по пять любовников одновременно прятать».
Как оно в этом мире бывало на самом деле, неизвестно, но вот некоторые припрятанные одежды сохранились если не превосходно, то во вполне нормальном для носки состоянии. Имелось несколько стопок одеял разной толщины и выделки. Вполне прилично сохранились льняные простыни. Даже обувь подходящего размера отыскалась. А уже некоему подобию плотной куртки, парочке свитеров и внушительной накидке с капюшоном пришелец из другого мира несказанно обрадовался.
Но больше всего его изначально интересовали две вещи: кухня и оружие.
С кухней дело обстояло проще. Прогоревшие кастрюли дали повод поискать газ, который и нашелся во вполне привычных и понятных на вид баллонах. Один баллон оказался пуст, выпустив весь газ после смерти обитателей дома. Оставалось только удивляться, почему ничего здесь не взорвалось. Наверняка газ горел до последнего момента. Еще два баллона оказались пусты и отключены. А вот два запасных приятно порадовали своей тяжестью и плеском внутри сжиженного голубого топлива.
На полках рядом с плитой оказались и приспособления для поджигания газа: спички и некие подобия пьезоэлемента. Спички потеряли годность давно, а вот простенькое устройство, коих оказалось аж пять штук, при нажатии на курок продолжало исправно искрить. Другой вопрос, что саму плиту сразу запустить в работу не удалось бы: смазка в регуляторах подачи газа настолько окаменела за длительное время, что ручки просто не вращались и газ из присоединенного баллона выходил сразу из трех конфорок с максимальной интенсивностью. Но главное, что человек добыл огонь, хотя варка той же кукурузы или простое кипячение воды было отложено на потом.
Кстати, некие специи и явная соль тоже на кухне имелись в достаточном ассортименте. Как и некоторые крупы, изделия, похожие на макаронные. Правда, большинство из-за негерметичной сохранности пришло в полную негодность. Подлежало варке лишь то, что хранилось в больших стеклянных банках и было плотно прикрыто сверху подобием тонкого целлофана. Странным серым куском в банке окаменел полуоплавившийся сахар. Не менее окаменевшим выглядело не то повидло, не то покрывшееся кристалликами сахара варенье. Отыскались и емкости, в которых виднелось нечто в виде растопленного жира. Видимо, семейство здесь обитало большое и запасливое.
А вот с водой, можно сказать, попаданцу повезло невероятно. Бывший здесь когда-то водопровод не содержал в себе даже капли ржавой жидкости, зато в ванных помещениях оказалось нечто в виде бойлера, который тоже работал на газу. И вот возле этого бойлера возвышался громадный бак, литров на пятьсот, в котором и находился резервный запас воды. Бак не был из нержавеющей стали, скорее всего, на его стенки шел неизвестный землянину сплав, но в любом случае запах ржавчины да и сама ржавчина в воде отсутствовали. Подозрительный запах тоже не ощущался. Набранная в высокий стакан вода и по цвету не вызывала малейших нареканий. Так что вначале было сделано несколько глотков. Потом выпит целый стакан. А еще через час Александр отвел душу, напившись столько, сколько в него влезло.
Это уже гораздо позже он обнаружил в баке промежуточную решеточку из серебра и понял, почему вода за такое длительное время не испортилась и не стухла. А тогда посчитал причиной такой удивительной сохранности неизвестный сплав, из которого сделали оболочку бака.
После насыщения водой с новой силой навалился голод. И чтобы себя даром не терзать неуместной диетой, землянин сбегал к полю, наломал кукурузы и сразу в трех кастрюлях поставил варить толстенные початки. Ну а пока они доходили до кондиции, продолжил интенсивно поиск оружия.
Ножей имелось в достатке. Даже пара больших, тяжеленных ножей отыскалась для рубки мяса и небольшой топорик. А вот даже подобия сабли, меча, копья и уж тем более какого огнестрела нигде отыскать не удалось.
«Никак тут обитали врожденные пацифисты, – размышлял археолог. – Потому и пали, что защититься нечем было. Но вот мои пистолетные патроны тут явно ни на что не сгодятся. А жаль. Неужели все-таки придется опускаться в бомбоубежище? По логике, если четырехрукие что и прятали ценное или опасное для врага, то только там».
На всякий случай он собрал в окрестностях самые тонкие и длинные ломы и снес их с десяток в свою временную обитель. Хоть подобные орудия труда и были слишком тяжелы в обращении, но как оружие могли быть более продуктивны в ближнем бою, чем лопата или кирка. Поговорку «против лома нет приема» еще никто не отменял.
Но уже когда ел кукурузу, обратив внимание на ее несколько странный вкус, решил, что поиски в бомбоубежищах, да с хорошим факелом, можно отложить и на темное время суток. Сейчас бы следовало поторопиться на холм и посмотреть, что там дальше на юг простирается. Вдруг там точно так же видны развалины города? И вдруг по тем развалинам уже давно бродят Лариса, Карл, Люссия и Михаил? Если вообще не отыскали возможности вернуться обратно в мир адельванов! Ведь другая часть города могла оказаться не тронутой ни катастрофами, ни временем.
«А я тут сижу, как неандерталец, и набиваю желудок вредной для организма кукурузой! Сразу надо было на холм подняться, сразу!»
И тем не менее съел еще одну солидную порцию, прежде чем увешаться разысканным холодным оружием в виде ножей, прихватить уже привычную лопату и отправиться в путь. С ломом решил не таскаться. Не забыл набрать с собой и вареных початков и несколько стеклянных емкостей, наполненных водой. Хорошо, если на каждой уцелевшей кухне имеется запас воды, а если нет?
До вершины правого холма, где обитали чайки, по прямой линии было километров пять. Но, преодолевая баррикады из руин и разбросанных скелетов, обходя ненадежные, осыпающиеся трещины, на прохождение такого короткого отрезка пришлось потратить не менее двух часов. Только тогда взору землянина открылся вид на юг. Да, кстати, и на север, где лучи светила порой уже пробивались сквозь облака; теперь можно было рассмотреть местность намного дальше. Там дикое поле простиралось морем на добрых пять километров, а потом переходило в густой смешанный лес. Деревья в нем различались по цвету листьев, внешнему виду и размеру. Никаких иных руин, озер или явных гор не просматривалось до самого горизонта.
Зато совсем иная картина открывалась с южной стороны холма.
Во-первых: сам разрушенный город оказался невероятно велик. Его руины возвышались впереди и левее на добрых десять километров, измельчаясь вдали и сливаясь с горизонтом. Причем останки в центре сохранились не в пример лучше, чем в южном пригороде. Во-вторых: половину правой части картины занимала широченная река, с многочисленными островками по всему плесу. Она доходила почти до самого холма, а затем резко поворачивала на запад, теряясь там в зеленом массиве зарослей. А еще правее, начиная почти от самого противоположного берега реки, вздымались довольно крутые и высокие горы. Даже было несколько удивительно, как такие вершины не просматривались непосредственно из зарослей кукурузы. Хотя окажись человек на несколько сот метров севернее, в любом случае увидел бы белеющие снегом пики.
Ну и в-третьих: на самой реке как раз лучше всего и сохранилось поголовье представителей местной фауны. Виднелись тучные стада бегемотов; копошились животные, очень напоминающие полутораметровых бобров; плавали какие-то нутрии-переростки; по мелководью вышагивали птицы, похожие на аистов, но достигающие в высоту до четырех метров; а на пределе видимости у берега, за окраиной города, мелькало стадо пришедших на водопой не то чрезмерно больших оленей, не то особо крупных лосей.
«О-о-о! Да здесь животные взрастают, роскошествуют не в пример вольготнее, чем разумные существа. И, судя по их необычно большим размерам, можно заподозрить, что смертельное для четырехруких людей излучение оказалось для некоторых представителей фауны скорее положительным фактором. Скорее всего, это дало им мутации, связанные с ростом. И тот первый бегемотик, которого я видел, – лишь молоденький и глупый подросток, который сбежал из своего стада куда глаза глядят. Не удивлюсь, если вон те круги по воде создают карпы ростом с человека. Только вот что меня поражает, так это отсутствие хищников. Неужели их здесь нет? Или они выполнили план по мясозаготовкам еще вчера и теперь банально отсыпаются?»
Ну и продолжало беспокоить явное нежелание тех же животных заходить на территорию разрушенного города. Вороны и чайки, а также глупый бегемотик – не в счет. Неужели инстинкт самосохранения не разрешает прогуливаться по руинам?
Хотя сразу всплывал самый очевидный вопрос: а что те же бегемоты в городе забыли? А тем более нутрии с журавлями? Лягушек здесь нет, растительности – тоже. Тины и водорослей – тем более. Ну а поле с кукурузой… Что-то оно не слишком привлекает прожорливых местных гиппопотамов, а журавли могут ждать, когда зерна в початках созреют окончательно и наберут должный вкус. Возможно, тогда к полю и нутрии с барсуками на заготовки подтянутся. Большие копытные животные здесь наверняка пасутся на молодой поросли, весной или в начале лета. Сейчас же пору года можно было определить примерно как конец лета – начало осени.
Засмотревшегося на реку археолога спасли выглянувшие из облаков лучи местного светила и пригревшие в спину. Машинально оглянувшись назад, Броди успел заметить, что на него падает что-то огромное и темное. Инстинкты сработали на отлично: лопата взлетела вверх, тело присело, завалилось на бок и перекатом ушло в сторону.
Скрежет когтей по железу, возмущенный клекот, и недовольная птица, с размахом крыльев не менее десяти метров, пролетела дальше. Затем вновь перешла на планирование и на протяжении нескольких секунд достигла берега. Вот там уже пернатому охотнику подфартило: вверх он взмывал, держа в каждой лапе по отчаянно извивающейся нутрии. Не повезло грызунам. А охотник так и подался прямо к горам.
«А мне повезло! Придурку рассеянному! – Теперь уже землянин крутил головой во все стороны и, подобрав лопату, постарался встать спиной к участку возвышающейся стены. – Залюбовался просторами! А тут и хищники нарисовались. Хорошо бы, хоть иные не нагрянули, а то как представлю себе льва размером с земного слона, коленки трястись начинают. Как же этого “птица” подлого назвать? Ни на орла не похож, ни на ястреба, но все равно кого-то напоминает… Ну да! Точно! Если бы его поставить на подворье в окружении кур – то вылитый петух получится! Разве что у этого крылья раза в три больше относительно тела. Да и само тело – как три моих. Петух гамбургский! Тьфу!»
И только после этого почувствовал, что одна штанина у него мокрая. Хорошо, что не кровь, и благо, что не оконфузился: разбилась одна из стеклянных посудин с водой. Только и оставалось, что сожалеть об отсутствии рюкзака с запасной одеждой, в данной обстановке раздеться и подсушиться нереально. Да и других, более насущных проблем хватало. Достав очередной кус рубленого початка и начав жевать его сперва с некоторой отстраненностью, позже Броди сообразил главное: сколько вот он ни набивает желудок разваренной кукурузой, насыщения так и не наступает. Живот выпирает, а голод так и достает, противный.