Страница:
— На Соловках не купишь, мироед. Здесь всю деревню обокрал и ещё там кого-то обокрасть собираешься?! Не выйдет! — с этими словами из толпы вылетела женщина, одетая не по сезону и крикливо. Она подбежала к мальчику, подняла его с земли и подолом юбки вытерла его сопливый нос.
— Бесстыжая, разоделась в чужое, да ещё насмехается!
— Вороги! И греха не боятся!… — полетело из толпы. Нужда скривился, как от зубной боли, и крикнул:
— Антонина! Марш домой!
В эту минуту райкомовец махнул рукой красноармейцам, а те в свою очередь возницам, и подводы двинулись с места. Вслед им понеслись сочувственные возгласы: «Спаси вас Бог!». А некоторые женщины, не скрываясь, вытирали слезы.
— А я ведь её уже совсем старухой помню, — вдруг, повернувшись к зелёному, сказала Нюрка.
— Кого? — не поняв, спросил тот.
— Кого! Кого! — разозлилась Нюрка. — Тётю Тоню Моргушку, вот кого!
— А-а-а-а, — понимающе протянул зелёный.
— Она до старости пила. И схоронила её какая-то опекунша. Тоже пьяница. Не наша, приезжая. Как напьётся, так всех подряд ругает на чём свет стоит. Её в селе ненавидели и боялись. А Нужда, как мне мать рассказывала, видимо, за все измывательства над людьми, перед смертью так скособочился, что его кое-как в гроб втискали. Тоска, сынок их, тоже раньше времени умер, спился. А та девочка, у которой он сапожки снял, приезжала в наше село. Конечно, не девочкой, а уже зрелой женщиной. Красивая, разнаряженная да расфуфыренная, каких и в городе-то редко встретишь. Я тогда совсем маленькая была, но помню её…
Нюрка задумчиво посмотрела вниз и с удивлением спросила:
— А почему они в полях-то ничего не сеют? Кругом села черным-черно…
Зелёный заулыбался и ответил:
— Они инструкцию из райкома ждут. Без инструкции из райкома ни сеять, ни жать, ни пахать колхозникам не положено.
— И то правда, — и Нюрка вдруг весело рассмеялась.
— Ты чего это развеселилась? — спросил спутник.
— А хочешь, я тебе анекдот про это расскажу! Слушай! Когда кончилась гражданская война и уже колхозы организовали, нашему полководцу, герою гражданской войны Василию Ивановичу Чапаеву нечем стало заняться. Тогда он и решил настрочить заявление в ЦК партии с объяснениями о своём безделии. Там, в Кремле, подумали-подумали и решили отправить его председателем в самый отсталый колхоз, — может, и вывезет колхозец-то из отстающих в передовые на своём лихом коне!
Прошло некоторое время, и к нему в колхоз инструктора посылают, чтобы посмотреть да подсказать, что, где и как. Приезжает инструктор, заходит в правление колхоза, а там только бухгалтер со счетоводом сидят. Поздоровавшись и погрев у печки руки, инструктор спрашивает бухгалтера:
— А где же Василий Иванович?
— Сеет, — отвечает бухгалтер.
— Как это сеет?! — даже поперхнулся инструктор. — Февраль месяц, а он сеет! Да ещё без инструкции райкома! Опять самодеятельностью полководец занимается?!
Молчавший до этого счетовод показал пальцем на бухгалтера и сказал:
— Он букву «р» не выговаривает.
Инструктор, тут же поняв, где находится Василий Иванович, смягчился, довольно заулыбался и проворковал:
— Тогда другое дело. А я-то думал, что он без нашей инструкции сеять начал…
— Суть понял? — хлопнув по плечу инопланетянина, засмеялась Нюрка.
Глава 5
Глава 6
Глава 7
— Бесстыжая, разоделась в чужое, да ещё насмехается!
— Вороги! И греха не боятся!… — полетело из толпы. Нужда скривился, как от зубной боли, и крикнул:
— Антонина! Марш домой!
В эту минуту райкомовец махнул рукой красноармейцам, а те в свою очередь возницам, и подводы двинулись с места. Вслед им понеслись сочувственные возгласы: «Спаси вас Бог!». А некоторые женщины, не скрываясь, вытирали слезы.
— А я ведь её уже совсем старухой помню, — вдруг, повернувшись к зелёному, сказала Нюрка.
— Кого? — не поняв, спросил тот.
— Кого! Кого! — разозлилась Нюрка. — Тётю Тоню Моргушку, вот кого!
— А-а-а-а, — понимающе протянул зелёный.
— Она до старости пила. И схоронила её какая-то опекунша. Тоже пьяница. Не наша, приезжая. Как напьётся, так всех подряд ругает на чём свет стоит. Её в селе ненавидели и боялись. А Нужда, как мне мать рассказывала, видимо, за все измывательства над людьми, перед смертью так скособочился, что его кое-как в гроб втискали. Тоска, сынок их, тоже раньше времени умер, спился. А та девочка, у которой он сапожки снял, приезжала в наше село. Конечно, не девочкой, а уже зрелой женщиной. Красивая, разнаряженная да расфуфыренная, каких и в городе-то редко встретишь. Я тогда совсем маленькая была, но помню её…
Нюрка задумчиво посмотрела вниз и с удивлением спросила:
— А почему они в полях-то ничего не сеют? Кругом села черным-черно…
Зелёный заулыбался и ответил:
— Они инструкцию из райкома ждут. Без инструкции из райкома ни сеять, ни жать, ни пахать колхозникам не положено.
— И то правда, — и Нюрка вдруг весело рассмеялась.
— Ты чего это развеселилась? — спросил спутник.
— А хочешь, я тебе анекдот про это расскажу! Слушай! Когда кончилась гражданская война и уже колхозы организовали, нашему полководцу, герою гражданской войны Василию Ивановичу Чапаеву нечем стало заняться. Тогда он и решил настрочить заявление в ЦК партии с объяснениями о своём безделии. Там, в Кремле, подумали-подумали и решили отправить его председателем в самый отсталый колхоз, — может, и вывезет колхозец-то из отстающих в передовые на своём лихом коне!
Прошло некоторое время, и к нему в колхоз инструктора посылают, чтобы посмотреть да подсказать, что, где и как. Приезжает инструктор, заходит в правление колхоза, а там только бухгалтер со счетоводом сидят. Поздоровавшись и погрев у печки руки, инструктор спрашивает бухгалтера:
— А где же Василий Иванович?
— Сеет, — отвечает бухгалтер.
— Как это сеет?! — даже поперхнулся инструктор. — Февраль месяц, а он сеет! Да ещё без инструкции райкома! Опять самодеятельностью полководец занимается?!
Молчавший до этого счетовод показал пальцем на бухгалтера и сказал:
— Он букву «р» не выговаривает.
Инструктор, тут же поняв, где находится Василий Иванович, смягчился, довольно заулыбался и проворковал:
— Тогда другое дело. А я-то думал, что он без нашей инструкции сеять начал…
— Суть понял? — хлопнув по плечу инопланетянина, засмеялась Нюрка.
Глава 5
СЕКТОР СЛЕДСТВЕННЫХ ИЗОЛЯТОРОВ, ТЮРЕМ И ЛАГЕРЕЙ
Смотреть дальше колхозную жизнь Нюрка отказалась, объяснив зелёному, что и так все знает на эту тему лучше любого профессора.
— А тюрьмы ваши видела? Что в них творится, знаешь? — почему-то горел желанием продолжить экскурсию инопланетянин.
— Не видела и видеть не хочу! — запротестовала Нюрка. — И вообще назад лететь надо, Шурку время доить.
— Откуда ты знаешь, что пора? У нас нет с собой измерителя времени. Да и время здесь иное, чем на Земле.
— Знать не знаю, но нутром чувствую, что пора.
— Ишь ты?! — удивился зелёный. — Обещаю, что не опоздаем.
— Ну ладно, давай посмотрим твои тюрьмы, а потом уже и к Шурке полетим.
Во время их разговора «селёдочница» бесшумно двигалась. Наконец Нюрка почувствовала, что её больше не покачивает.
— Смотри вниз. Вот ваш следственный изолятор, — объявил зелёный.
Нюрка посмотрела вниз и увидела высокий забор с протянутой поверху в несколько рядов колючей проволокой. Вышки по углам с часовыми внутри. И серое, с отвалившейся кое-где штукатуркой длинное здание.
— Ну и что? У нас и в областном городе точно такая тюрьма есть. Дальше-то что?! — повысив голос, спросила она.
— Сейчас спустимся пониже и посмотрим, что там внутри происходит.
Нюрка тут же испуганно схватила его за руку:
— А может, не надо? Видишь, вон на той вышке, у ворот, как часовой насторожился?
— Он нас не видит и не слышит, я же говорил…
— Ладно, спускайся пониже. Ведь всё же интересно, что в тюрьме происходит. Я там ни разу не была. И только кое-что слышала от своих сельчан, бывших заключённых, которые кто за мешок посыпки, кто за полувозик травы сидели.
Площадка перед бараком была пуста. Из всего живого — только часовые на вышках.
— Вот те раз! — разочарованно вздохнула Нюрка. — Ни черта же не видать!
Зелёный что-то стал нажимать на панели. Загорелся экран небольшого телевизора.
— Смотри. Вот следственная камера, где проводят допросы, — слегка толкнув Нюрку в бок локтем, сказал зелёный.
Это был какой-то каменный мешок с единственной, обитой железом, дверью и без окон. За тяжёлым письменным столом сидел милиционер в чине капитана, а перед ним, на прикрученной к полу табуретке, подследственный, здоровенный парень в разорванной рубахе и с забинтованной головой.
— Ну что, Панин, опять будешь отрицать, что ты не убивал ту старушенцию? Как её, — и следователь, заглянув в дело, добавил: — Петрову Анастасию Павловну?
— Не убивал! — глухо, но твёрдо ответил Панин.
— Вторую неделю я с тобой вожусь! И улики, и свидетели — все против тебя. А ты запираешься. Не хочется тебе, значит, за чистосердечное признание десять лет получить, так получишь вышку! Расстрел получишь! Понял ты, осел упрямый, или нет?! — вышел из себя следователь.
Но Панин, дослушав его до конца, вновь пробубнил:
— Не убивал я, гражданин начальник, Петрову. Да и не знаю я её совсем.
— Сейчас узнаешь, — уже совершенно спокойно сказал следователь, выходя из-за стола.
— Опять будете бить? — спросил парень, опуская голову.
— Будем! И ещё как будем! — бросил через плечо капитан и вышел из камеры.
В камеру тут же вошли трое коренастых, крепко сложенных мужчин в милицейских форменных рубашках без погон. Они скрутили подследственному руки, вывернули их за спину, привычно стали валтузить парня, как боксёры валтузят на тренировке кожаную «грушу».
Вскоре Панин обвис у них в руках, и они бросили его на пол. Сами же, довольно улыбаясь, сели прямо на стол и закурили.
— После этого раза сознаётся, — сказал один. Панин застонал и зашевелился на полу.
Второй подмигнул напарникам и умышленно громко объявил:
— Если после этой «обмолотки» не сознаётся, к другому методу перейдём. К самому верному. Мужской прибор между косяком и дверью зажимать будем. Правда, от такой операции много воплей, но зато верняк.
— Это уж точно, — поддакнул третий и, чуть помолчав, добавил: — Хотя у него и так уже почки, наверное, на ниточках болтаются. Если ещё раз такую «обмолотку» сделаем, тогда уже точно недельки через полторы-две в ящик сыграет.
Тут Панин зашевелился, поднял голову и, окинув оперативников мутным взглядом, спросил:
— А где следователь?
— Зачем он тебе?
— Пусть даёт протокол. Все подпишу.
— Давно бы так, — нагнулся и похлопал его по спине один из палачей и, выпрямившись, сказал своим товарищам: — Пойдёмте отсюда. Дело сделано.
— Теперь Прошкину уже за пятое раскрытое убийство ещё одну звёздочку на погонах добавят. От нас одним коньяком не отделается! — и они гуськом вышли из камеры.
Экран погас. Нюра молчала несколько минут, потом нерешительно сказала:
— Но ведь ещё и суд есть. Он-то, может, разберётся и не осудит этого Панина?
— Держи карман шире! — русской поговоркой щегольнул инопланетянин и добавил: — Суду всё равно, лишь бы были правильно оформлены следователем документы.
— Но ведь там ещё адвокат должен подсудимого защищать, — не сдавалась Нюрка.
— Адвокат! — хмыкнул зелёный. — Это в других странах адвокат и на экспертизах, и на следствии, и на суде. В вашей же стране адвокат для проформы. Бывает, что приезжает он на суд, но и дела не знает, и подсудимого, которого должен защищать, впервые на заседании суда видит.
На что Нюрка только глубоко вздохнула и ничего не ответила.
Но тут зелёный слегка дотронулся до её плеча и спросил:
— Ну, так что дальше? Женскую зону смотреть будешь?
— И что это тебя туда тянет? — выйдя из оцепенения, спросила Нюрка. — Уж не любовница ли у тебя там какая-нибудь завелась?
— Нет, — улыбнулся зелёный. — Просто я хочу показать тебе то, о чём ты, как женщина из деревни, может быть, и не знаешь.
— Вези, показывай, только ненадолго, Шурку доить надо… Инопланетянин направил «селёдочницу» к женскому лагерю.
По пути им несколько раз попадались навстречу такие же летательные «тарелки». Нюрка вдруг, пряча хитрую улыбку, спросила:
— А где у вас «тарелки» стоят?
— Какие «тарелки»? — переспросил зелёный.
— Вот эту, — постучала она по бортику, — я «селёдочницей» окрестила, а которые круглые, у нас «тарелками» зовут, или НЛО по-научному. Так у них что, гараж, что ли, есть или депо какое?
Зелёный внимательно и с подозрением посмотрел на Нюрку:
— Это секрет. И секрет не только для тебя, землянки, но и для большинства обитателей нашей планеты.
— Вон оно как! Не знала, что это военная тайна! — воскликнула Нюрка, а про себя подумала: «Без хитрости у этого зеленопупика ничего не выведаешь. Нужно что-то предпринимать. Иначе так и останусь здесь, на Голубой планете, для эксперимента. А эта жаба, — и она повернулась с улыбкой к спутнику, — так уже опротивел, что сил моих больше нет!»
Они прибыли на место. Нюрка посмотрела вниз и увидела квадрат территории, окружённый высоким забором, внутри которого стояло несколько крытых неказистых деревянных бараков. Между ними взад-вперёд сновали люди, группами и поодиночке.
— А пониже спуститься не можешь?! — через плечо бросила Нюрка спутнику, не отрывая глаз от людей внизу.
Летательный аппарат опустился так низко, что едва не касался голов женщин, одетых в полосатые платья.
Среди них Нюрка вдруг заметила одетого в хлопчатобумажный костюм мужчину лет тридцати, с сигаретой, будто прилипшей в уголке губ, с тонкими, как у женщины, красивыми чертами лица, который лениво проходил между бараками, лишь изредка отвечая кивком на приветствия пробегавших мимо женщин.
— А это ещё что за гусь лапчатый? — спросила Нюрка.
— Это не гусь, — ответил зелёный, — это гусыня.
— То есть как гусыня? Ты хочешь сказать, что это не мужик, а баба?
Зелёный кивнул.
— Что-то ты мне мозги начал пудрить! Я не настолько дура, чтобы мужика от бабы не отличить!
— Но не отличила…
Нюрка ещё пристальней пригляделась к мужчине, который теперь стоял в проходе одного из бараков и все так же лениво курил сигарету.
— Вроде бы и есть в нём что-то женское? — вслух размышляла она. — Тонкие изогнутые брови, томные и длинные, загнутые кверху ресницы, да и на подбородке никакой растительности…
— Не мучайся и не отгадывай. Это «кобел».
— Что ещё за порода такая?
— Обыкновенная женщина, исполняющая в женской колонии роль мужчины.
— Тоже мне, Америку открыл на своей Голубой планете! — воскликнула Нюрка. — Да у нас теперь по телевизору лесбиянок почти каждый день показывают! Только смотри и ума-разума набирайся, как без мужика и его прибора жить! Перед тем как прилететь к вам на Голубую планету, — она сказала это так, будто по приглашению прилетела на какой-нибудь очередной слёт животноводов в соседнюю область, — по телевизору показывали шумный и весёлый карнавал, организованный лесбиянками и гомосексуалистами почти со всех стран мира в Австралии. Вот это было зрелище!… А ты меня хотел удивить!
— И всё же о лесбиянках ты неправильно думаешь, — прервал её восторги инопланетянин. — Здесь, в зоне, у них роль особая…
— Опять двадцать пять! Давай закончим разговор на эту тему. Все это противно.
— Это ты только сейчас о них с такой брезгливостью говоришь, — ткнув пальцем вниз, заговорил зелёный. — А вот посидишь здесь годика два-три, так за доставленное удовольствие…
— Ну гад, ну гнус зелёный!!! — Нюрка вцепилась в горло инопланетянина со всей ненавистью. — Так вот ты чего хочешь! Меня сюда засадить! Пока жива — не получится! Так и знай.
С большим трудом зелёный освободился от цепких рук доярки, изловчившись, достал свой излучатель и приставил к виску.
Нюрка покорно опустила руки, притихла.
Первым прервал затянувшееся молчание зелёный:
— Ну, что? Ещё чего-нибудь будем смотреть из моих экспериментов или назад полетим?
Но женщина, будто бы и не услышав его вопроса, вдруг сказала со слезами в голосе:
— Раньше, когда совсем молоденькая-то была, как приедем с Петром Савельевичем в область, так там все эти райкомовские и обкомовские инструктора откормленные, гладкие, всегда улыбающиеся, так и вьются, как кобели в феврале. Конечно, не только вокруг меня. Ведь в передовики-то в основном молоденьких да неопытных выдвигали. Ох и насмотрелась я всего… Да чего это я тебе рассказываю? Ты и сам поди все знаешь… У тебя здесь, наверное, даже такой сектор есть? Так ведь, зеленопупик? — неожиданно развеселилась Нюрка и слегка толкнула своего спутника в бок. Тот согласно закивал.
— Ну, что опять головой замотал, как лошадь в жаркий день от оводов? Или не веришь мне?
— Я думаю. Ведь то, что видишь в созданном тобой эксперименте, — это одно, а когда слышишь, что тебе рассказывает живая земная женщина, — совсем другое.
— А ты хоть раз живую, земную женщину пробовал? — неожиданно, с нагловатой своей откровенностью спросила Нюрка.
— Нет, не пробовал. У нас на планете контакта разнополых особей нет. Мы сначала в пробирку, а потом уже из этих пробирок осеменяют наших самок.
— А я-то считала вас умными! — ехидно рассмеялась Нюрка. — И женщины ваши, как ты их называешь, «особи», терпят такое? Да не на наших баб вы, зеленопупики, напали! Они бы вам такую пробирку показали, что сами бы осеменяться начали…
Нюрка долго и от души смеялась. Наконец сквозь смех выдохнула:
— Ну ладно, хватит! Нечего мне больше у вас разглядывать! Давай, разворачивай свою «селёдочницу» и полетим к Шурке. А то, пока я с тобой лясы точу, вы и корову-то мою испоганите!
— А тюрьмы ваши видела? Что в них творится, знаешь? — почему-то горел желанием продолжить экскурсию инопланетянин.
— Не видела и видеть не хочу! — запротестовала Нюрка. — И вообще назад лететь надо, Шурку время доить.
— Откуда ты знаешь, что пора? У нас нет с собой измерителя времени. Да и время здесь иное, чем на Земле.
— Знать не знаю, но нутром чувствую, что пора.
— Ишь ты?! — удивился зелёный. — Обещаю, что не опоздаем.
— Ну ладно, давай посмотрим твои тюрьмы, а потом уже и к Шурке полетим.
Во время их разговора «селёдочница» бесшумно двигалась. Наконец Нюрка почувствовала, что её больше не покачивает.
— Смотри вниз. Вот ваш следственный изолятор, — объявил зелёный.
Нюрка посмотрела вниз и увидела высокий забор с протянутой поверху в несколько рядов колючей проволокой. Вышки по углам с часовыми внутри. И серое, с отвалившейся кое-где штукатуркой длинное здание.
— Ну и что? У нас и в областном городе точно такая тюрьма есть. Дальше-то что?! — повысив голос, спросила она.
— Сейчас спустимся пониже и посмотрим, что там внутри происходит.
Нюрка тут же испуганно схватила его за руку:
— А может, не надо? Видишь, вон на той вышке, у ворот, как часовой насторожился?
— Он нас не видит и не слышит, я же говорил…
— Ладно, спускайся пониже. Ведь всё же интересно, что в тюрьме происходит. Я там ни разу не была. И только кое-что слышала от своих сельчан, бывших заключённых, которые кто за мешок посыпки, кто за полувозик травы сидели.
Площадка перед бараком была пуста. Из всего живого — только часовые на вышках.
— Вот те раз! — разочарованно вздохнула Нюрка. — Ни черта же не видать!
Зелёный что-то стал нажимать на панели. Загорелся экран небольшого телевизора.
— Смотри. Вот следственная камера, где проводят допросы, — слегка толкнув Нюрку в бок локтем, сказал зелёный.
Это был какой-то каменный мешок с единственной, обитой железом, дверью и без окон. За тяжёлым письменным столом сидел милиционер в чине капитана, а перед ним, на прикрученной к полу табуретке, подследственный, здоровенный парень в разорванной рубахе и с забинтованной головой.
— Ну что, Панин, опять будешь отрицать, что ты не убивал ту старушенцию? Как её, — и следователь, заглянув в дело, добавил: — Петрову Анастасию Павловну?
— Не убивал! — глухо, но твёрдо ответил Панин.
— Вторую неделю я с тобой вожусь! И улики, и свидетели — все против тебя. А ты запираешься. Не хочется тебе, значит, за чистосердечное признание десять лет получить, так получишь вышку! Расстрел получишь! Понял ты, осел упрямый, или нет?! — вышел из себя следователь.
Но Панин, дослушав его до конца, вновь пробубнил:
— Не убивал я, гражданин начальник, Петрову. Да и не знаю я её совсем.
— Сейчас узнаешь, — уже совершенно спокойно сказал следователь, выходя из-за стола.
— Опять будете бить? — спросил парень, опуская голову.
— Будем! И ещё как будем! — бросил через плечо капитан и вышел из камеры.
В камеру тут же вошли трое коренастых, крепко сложенных мужчин в милицейских форменных рубашках без погон. Они скрутили подследственному руки, вывернули их за спину, привычно стали валтузить парня, как боксёры валтузят на тренировке кожаную «грушу».
Вскоре Панин обвис у них в руках, и они бросили его на пол. Сами же, довольно улыбаясь, сели прямо на стол и закурили.
— После этого раза сознаётся, — сказал один. Панин застонал и зашевелился на полу.
Второй подмигнул напарникам и умышленно громко объявил:
— Если после этой «обмолотки» не сознаётся, к другому методу перейдём. К самому верному. Мужской прибор между косяком и дверью зажимать будем. Правда, от такой операции много воплей, но зато верняк.
— Это уж точно, — поддакнул третий и, чуть помолчав, добавил: — Хотя у него и так уже почки, наверное, на ниточках болтаются. Если ещё раз такую «обмолотку» сделаем, тогда уже точно недельки через полторы-две в ящик сыграет.
Тут Панин зашевелился, поднял голову и, окинув оперативников мутным взглядом, спросил:
— А где следователь?
— Зачем он тебе?
— Пусть даёт протокол. Все подпишу.
— Давно бы так, — нагнулся и похлопал его по спине один из палачей и, выпрямившись, сказал своим товарищам: — Пойдёмте отсюда. Дело сделано.
— Теперь Прошкину уже за пятое раскрытое убийство ещё одну звёздочку на погонах добавят. От нас одним коньяком не отделается! — и они гуськом вышли из камеры.
Экран погас. Нюра молчала несколько минут, потом нерешительно сказала:
— Но ведь ещё и суд есть. Он-то, может, разберётся и не осудит этого Панина?
— Держи карман шире! — русской поговоркой щегольнул инопланетянин и добавил: — Суду всё равно, лишь бы были правильно оформлены следователем документы.
— Но ведь там ещё адвокат должен подсудимого защищать, — не сдавалась Нюрка.
— Адвокат! — хмыкнул зелёный. — Это в других странах адвокат и на экспертизах, и на следствии, и на суде. В вашей же стране адвокат для проформы. Бывает, что приезжает он на суд, но и дела не знает, и подсудимого, которого должен защищать, впервые на заседании суда видит.
На что Нюрка только глубоко вздохнула и ничего не ответила.
Но тут зелёный слегка дотронулся до её плеча и спросил:
— Ну, так что дальше? Женскую зону смотреть будешь?
— И что это тебя туда тянет? — выйдя из оцепенения, спросила Нюрка. — Уж не любовница ли у тебя там какая-нибудь завелась?
— Нет, — улыбнулся зелёный. — Просто я хочу показать тебе то, о чём ты, как женщина из деревни, может быть, и не знаешь.
— Вези, показывай, только ненадолго, Шурку доить надо… Инопланетянин направил «селёдочницу» к женскому лагерю.
По пути им несколько раз попадались навстречу такие же летательные «тарелки». Нюрка вдруг, пряча хитрую улыбку, спросила:
— А где у вас «тарелки» стоят?
— Какие «тарелки»? — переспросил зелёный.
— Вот эту, — постучала она по бортику, — я «селёдочницей» окрестила, а которые круглые, у нас «тарелками» зовут, или НЛО по-научному. Так у них что, гараж, что ли, есть или депо какое?
Зелёный внимательно и с подозрением посмотрел на Нюрку:
— Это секрет. И секрет не только для тебя, землянки, но и для большинства обитателей нашей планеты.
— Вон оно как! Не знала, что это военная тайна! — воскликнула Нюрка, а про себя подумала: «Без хитрости у этого зеленопупика ничего не выведаешь. Нужно что-то предпринимать. Иначе так и останусь здесь, на Голубой планете, для эксперимента. А эта жаба, — и она повернулась с улыбкой к спутнику, — так уже опротивел, что сил моих больше нет!»
Они прибыли на место. Нюрка посмотрела вниз и увидела квадрат территории, окружённый высоким забором, внутри которого стояло несколько крытых неказистых деревянных бараков. Между ними взад-вперёд сновали люди, группами и поодиночке.
— А пониже спуститься не можешь?! — через плечо бросила Нюрка спутнику, не отрывая глаз от людей внизу.
Летательный аппарат опустился так низко, что едва не касался голов женщин, одетых в полосатые платья.
Среди них Нюрка вдруг заметила одетого в хлопчатобумажный костюм мужчину лет тридцати, с сигаретой, будто прилипшей в уголке губ, с тонкими, как у женщины, красивыми чертами лица, который лениво проходил между бараками, лишь изредка отвечая кивком на приветствия пробегавших мимо женщин.
— А это ещё что за гусь лапчатый? — спросила Нюрка.
— Это не гусь, — ответил зелёный, — это гусыня.
— То есть как гусыня? Ты хочешь сказать, что это не мужик, а баба?
Зелёный кивнул.
— Что-то ты мне мозги начал пудрить! Я не настолько дура, чтобы мужика от бабы не отличить!
— Но не отличила…
Нюрка ещё пристальней пригляделась к мужчине, который теперь стоял в проходе одного из бараков и все так же лениво курил сигарету.
— Вроде бы и есть в нём что-то женское? — вслух размышляла она. — Тонкие изогнутые брови, томные и длинные, загнутые кверху ресницы, да и на подбородке никакой растительности…
— Не мучайся и не отгадывай. Это «кобел».
— Что ещё за порода такая?
— Обыкновенная женщина, исполняющая в женской колонии роль мужчины.
— Тоже мне, Америку открыл на своей Голубой планете! — воскликнула Нюрка. — Да у нас теперь по телевизору лесбиянок почти каждый день показывают! Только смотри и ума-разума набирайся, как без мужика и его прибора жить! Перед тем как прилететь к вам на Голубую планету, — она сказала это так, будто по приглашению прилетела на какой-нибудь очередной слёт животноводов в соседнюю область, — по телевизору показывали шумный и весёлый карнавал, организованный лесбиянками и гомосексуалистами почти со всех стран мира в Австралии. Вот это было зрелище!… А ты меня хотел удивить!
— И всё же о лесбиянках ты неправильно думаешь, — прервал её восторги инопланетянин. — Здесь, в зоне, у них роль особая…
— Опять двадцать пять! Давай закончим разговор на эту тему. Все это противно.
— Это ты только сейчас о них с такой брезгливостью говоришь, — ткнув пальцем вниз, заговорил зелёный. — А вот посидишь здесь годика два-три, так за доставленное удовольствие…
— Ну гад, ну гнус зелёный!!! — Нюрка вцепилась в горло инопланетянина со всей ненавистью. — Так вот ты чего хочешь! Меня сюда засадить! Пока жива — не получится! Так и знай.
С большим трудом зелёный освободился от цепких рук доярки, изловчившись, достал свой излучатель и приставил к виску.
Нюрка покорно опустила руки, притихла.
Первым прервал затянувшееся молчание зелёный:
— Ну, что? Ещё чего-нибудь будем смотреть из моих экспериментов или назад полетим?
Но женщина, будто бы и не услышав его вопроса, вдруг сказала со слезами в голосе:
— Раньше, когда совсем молоденькая-то была, как приедем с Петром Савельевичем в область, так там все эти райкомовские и обкомовские инструктора откормленные, гладкие, всегда улыбающиеся, так и вьются, как кобели в феврале. Конечно, не только вокруг меня. Ведь в передовики-то в основном молоденьких да неопытных выдвигали. Ох и насмотрелась я всего… Да чего это я тебе рассказываю? Ты и сам поди все знаешь… У тебя здесь, наверное, даже такой сектор есть? Так ведь, зеленопупик? — неожиданно развеселилась Нюрка и слегка толкнула своего спутника в бок. Тот согласно закивал.
— Ну, что опять головой замотал, как лошадь в жаркий день от оводов? Или не веришь мне?
— Я думаю. Ведь то, что видишь в созданном тобой эксперименте, — это одно, а когда слышишь, что тебе рассказывает живая земная женщина, — совсем другое.
— А ты хоть раз живую, земную женщину пробовал? — неожиданно, с нагловатой своей откровенностью спросила Нюрка.
— Нет, не пробовал. У нас на планете контакта разнополых особей нет. Мы сначала в пробирку, а потом уже из этих пробирок осеменяют наших самок.
— А я-то считала вас умными! — ехидно рассмеялась Нюрка. — И женщины ваши, как ты их называешь, «особи», терпят такое? Да не на наших баб вы, зеленопупики, напали! Они бы вам такую пробирку показали, что сами бы осеменяться начали…
Нюрка долго и от души смеялась. Наконец сквозь смех выдохнула:
— Ну ладно, хватит! Нечего мне больше у вас разглядывать! Давай, разворачивай свою «селёдочницу» и полетим к Шурке. А то, пока я с тобой лясы точу, вы и корову-то мою испоганите!
Глава 6
НЮРКИНЫ ПЛАНЫ О ВОЗВРАЩЕНИИ НА ЗЕМЛЮ
«Селёдочница» подлетела к зданию, у которого рядом с кучей травы осталась Шурка. Там было пустынно и тихо. И как Нюрка ни напрягала зрение, нигде не могла разглядеть ни траву, ни корову.
— Так и знала! Вот дура, вот идиотка! И как я могла согласиться, оставить Шурку одну и поверить этой жабе?! Куда Шурку умыкнули? А ну, отвечай! — Нюрка коршуном набросилась на инопланетянина.
Но зелёный, никак не отреагировав на её вспышку, потому что уже знал частые перемены в её поведении, спокойно ответил:
— Её осеменяют. Нам нужно свою породу коров для Голубой планеты развести. Земные коровы у нас не приживаются, сколько ни привозили. Да и травы им с земли надо много доставлять. А трава и другая зелёная масса нам самим нужна для выработки хлорофилла.
— Что ты этим хочешь сказать?! — прервала его объяснения доярка. — Вы её осемените, она вам приплод даст, а сама после этого на кочкарник?! Не выйдет! — и она покачала указательным пальцем перед крючковатым длинным носом зелёного.
— Почему же не выйдет? Выйдет. Сама же видела, на какие эксперименты мы способны.
— Но с моей Шуркой не получится. Она только после Калистрата хороших и здоровых телят приносит! Только он один её потребности удовлетворяет. — И, уже совсем разозлившись, крикнула:— А ну, опускай свою «селёдочницу»! Если что-то случится с моей рекордисткой после ваших экспериментов, я тебя в вашу Голубую планету вместо кола вобью, чтобы было потом где Шурку привязывать! — и Нюрка подняла над головой инопланетянина крепкий кулак.
Зелёный вжался в сиденье и молча посадил аппарат.
— Так-то лучше, — перешагнув через борт «селёдочницы», сказала Нюрка и, не оглядываясь, пошла к зданию.
За углом, на полянке с голубой травкой лежала Шурка, лениво пережёвывая серку. Рядом, на примятой траве, Нюрка заметила несколько пробирок, какие-то ампулы и остатки пластиковых пакетов. Нюрка подошла поближе и нечаянно на что-то наступила, поскользнулась и выругалась:
— Экспериментаторы, мать вашу!!!
Нагнувшись, подняла какой-то голубоватый предмет, похожий на маленький рог.
— Что это? — спросила стоявшего за её спиной зелёного. Когда тот увидел Нюркину находку, глаза его быстро забегали и он взволнованно сказал:
— Скоро вернусь!
Нюрка пожала плечами и, почувствовав усталость, пошла через стену к кушетке. Села на край, повертела в руках найденный предмет и отбросила в сторону. Потом потянулась всем телом, легла и, запрокинув руки за голову, устало закрыла глаза.
— Быка-а-а хочу-у-у! Калистрата-а-а! — вдруг послышалось где-то рядом, и Нюрка, словно подброшенная пружиной, вскочила на ноги, бросилась на поляну.
Шурка как ни в чём не бывало пережёвывала свою нескончаемую жвачку и большими выразительными глазами смотрела на всполошившуюся хозяйку.
Нюрка огляделась по сторонам, обалдело помотала головой и вслух проворчала:
— Пора возвращаться домой, на Землю. Иначе здесь свихнёшься. Какой-то уже голос мерещиться начал.
Корова, перестав жевать, грустно посмотрела на хозяйку и, зашевелив влажными, большими губами, заговорила человеческим голосом:
— Калистрата-а-а хочу-у-у! Веди меня к Калистрату-у-у! И Нюрка, сама ещё не понимая, что отвечает заговорившей вдруг человеческим языком корове, возмутилась:
— Так тебя же к нему скотник Гришка водил десять дней тому назад. Или мало показалось? Ведь вам, коровам, только один раз в год полагается.
— Полагается-то полагается, — выдохнула на это корова, — но я в этот раз не обошлась. Значит, меня ещё к Калистрату вести нужно.
— Как это так, не обошлась?! — удивилась доярка. — Всегда с одного раза обходилась, а тут вдруг не обошлась.
— Потому что в этот день я у Калистрата седьмой была. А он ведь не машина… Вот яловой и осталась… Никаких рекордов нынче не получишь!…
— А что здесь с тобой без меня делали? — спросила Нюрка, не обратив внимания на упрёк коровы, снова внимательно разглядывая на траве мусор.
— Привели сюда голубенькие очкарики какого-то голубенького бычка малохольного. Ну, походил он вокруг, походил и, видимо, живое почуяв, решил запрыгнуть на меня. Да только, когда он сзади подошёл, я ему так врезала копытом, что у него рог отлетел. А самого его, почти бездыханного, очкарики унесли.
— А это ещё что за пробирки здесь валяются?
— Из этих штуковин они в меня хотели что-то влить. Да не на такую напали. А прежде мне из пакетика что-то лизнуть дали, сладкое такое. Может, от этого я и разговаривать по-человечески стала? — Вытянув морду, Шурка под конец жалобно промычала: — На ферму-у-у хочу-у-у! К Калистрату-у-у!
— Я тоже к Костику хочу, — погладив по лбу Шурку, ответила Нюрка и добавила: — Но как нам попасть домой к своим мужикам, ума не приложу? Летала я, летала с зеленопупиком, а тайны, как и откуда их «тарелки» на нашу землю улетают, так и не выведала. Он только кажется, этот зеленопупик, простоватым, как наш Гришка-скотник, а на самом деле очень даже хитрющий.
И тут, вспомнив про Гришку-скотника, она вскочила на ноги и, хлопнув себя ладонью по лбу, воскликнула:
— Есть выход! Придумала! Этот зелёный мужичишка перед горячей бабой не устоит!
— Может, и устоит! — в раздумье промычала корова.
— Молчи лучше, я все должна хорошенько обмозговать, — закричала Нюрка на корову.
— Молчу-у, — вздохнула корова, — десять лет молчала. Могу столько же ещё помолчать, — и отвернулась от доярки.
— Сразу и обиделась, — ласково заговорила Нюрка. — Я ведь за двоих думаю. У тебя хоть голова и большая, да мозгов в ней мало, как у некоторых наших руководителей.
— Не меньше, чем у тебя, — съязвила на это Шурка и показала жёлтые широкие зубы.
— Ещё улыбается! — рассердилась доярка. — Тогда и оставайся здесь с голубым бычком!
— Я-то останусь! Мне и травы принесут, я им нужна для разведения стада. Это тебя они по ошибке с собой забрали. Ты им здесь не нужна. Вот и думай, как отсюда ноги унести…
— А я уже придумала. Нужно зелёного закадрить так, чтобы он память потерял, а потом все тайны из него и вытянуть.
— Правильно решила, — кивнула головой корова, — но для этого тебе надо расстараться. Всю себя выложить.
— В городе-то больше голяком любят любовью заниматься. Может быть, до гола раздеться? Или потом, по обстоятельствам дела?
— Потом, — тоном знатока ответила ей корова.
— Потом так потом, — согласилась Нюрка и чуть слышно добавила: — Лишь бы его до такого экстаза довести, чтобы он память свою зелёную потерял.
— Так и знала! Вот дура, вот идиотка! И как я могла согласиться, оставить Шурку одну и поверить этой жабе?! Куда Шурку умыкнули? А ну, отвечай! — Нюрка коршуном набросилась на инопланетянина.
Но зелёный, никак не отреагировав на её вспышку, потому что уже знал частые перемены в её поведении, спокойно ответил:
— Её осеменяют. Нам нужно свою породу коров для Голубой планеты развести. Земные коровы у нас не приживаются, сколько ни привозили. Да и травы им с земли надо много доставлять. А трава и другая зелёная масса нам самим нужна для выработки хлорофилла.
— Что ты этим хочешь сказать?! — прервала его объяснения доярка. — Вы её осемените, она вам приплод даст, а сама после этого на кочкарник?! Не выйдет! — и она покачала указательным пальцем перед крючковатым длинным носом зелёного.
— Почему же не выйдет? Выйдет. Сама же видела, на какие эксперименты мы способны.
— Но с моей Шуркой не получится. Она только после Калистрата хороших и здоровых телят приносит! Только он один её потребности удовлетворяет. — И, уже совсем разозлившись, крикнула:— А ну, опускай свою «селёдочницу»! Если что-то случится с моей рекордисткой после ваших экспериментов, я тебя в вашу Голубую планету вместо кола вобью, чтобы было потом где Шурку привязывать! — и Нюрка подняла над головой инопланетянина крепкий кулак.
Зелёный вжался в сиденье и молча посадил аппарат.
— Так-то лучше, — перешагнув через борт «селёдочницы», сказала Нюрка и, не оглядываясь, пошла к зданию.
За углом, на полянке с голубой травкой лежала Шурка, лениво пережёвывая серку. Рядом, на примятой траве, Нюрка заметила несколько пробирок, какие-то ампулы и остатки пластиковых пакетов. Нюрка подошла поближе и нечаянно на что-то наступила, поскользнулась и выругалась:
— Экспериментаторы, мать вашу!!!
Нагнувшись, подняла какой-то голубоватый предмет, похожий на маленький рог.
— Что это? — спросила стоявшего за её спиной зелёного. Когда тот увидел Нюркину находку, глаза его быстро забегали и он взволнованно сказал:
— Скоро вернусь!
Нюрка пожала плечами и, почувствовав усталость, пошла через стену к кушетке. Села на край, повертела в руках найденный предмет и отбросила в сторону. Потом потянулась всем телом, легла и, запрокинув руки за голову, устало закрыла глаза.
— Быка-а-а хочу-у-у! Калистрата-а-а! — вдруг послышалось где-то рядом, и Нюрка, словно подброшенная пружиной, вскочила на ноги, бросилась на поляну.
Шурка как ни в чём не бывало пережёвывала свою нескончаемую жвачку и большими выразительными глазами смотрела на всполошившуюся хозяйку.
Нюрка огляделась по сторонам, обалдело помотала головой и вслух проворчала:
— Пора возвращаться домой, на Землю. Иначе здесь свихнёшься. Какой-то уже голос мерещиться начал.
Корова, перестав жевать, грустно посмотрела на хозяйку и, зашевелив влажными, большими губами, заговорила человеческим голосом:
— Калистрата-а-а хочу-у-у! Веди меня к Калистрату-у-у! И Нюрка, сама ещё не понимая, что отвечает заговорившей вдруг человеческим языком корове, возмутилась:
— Так тебя же к нему скотник Гришка водил десять дней тому назад. Или мало показалось? Ведь вам, коровам, только один раз в год полагается.
— Полагается-то полагается, — выдохнула на это корова, — но я в этот раз не обошлась. Значит, меня ещё к Калистрату вести нужно.
— Как это так, не обошлась?! — удивилась доярка. — Всегда с одного раза обходилась, а тут вдруг не обошлась.
— Потому что в этот день я у Калистрата седьмой была. А он ведь не машина… Вот яловой и осталась… Никаких рекордов нынче не получишь!…
— А что здесь с тобой без меня делали? — спросила Нюрка, не обратив внимания на упрёк коровы, снова внимательно разглядывая на траве мусор.
— Привели сюда голубенькие очкарики какого-то голубенького бычка малохольного. Ну, походил он вокруг, походил и, видимо, живое почуяв, решил запрыгнуть на меня. Да только, когда он сзади подошёл, я ему так врезала копытом, что у него рог отлетел. А самого его, почти бездыханного, очкарики унесли.
— А это ещё что за пробирки здесь валяются?
— Из этих штуковин они в меня хотели что-то влить. Да не на такую напали. А прежде мне из пакетика что-то лизнуть дали, сладкое такое. Может, от этого я и разговаривать по-человечески стала? — Вытянув морду, Шурка под конец жалобно промычала: — На ферму-у-у хочу-у-у! К Калистрату-у-у!
— Я тоже к Костику хочу, — погладив по лбу Шурку, ответила Нюрка и добавила: — Но как нам попасть домой к своим мужикам, ума не приложу? Летала я, летала с зеленопупиком, а тайны, как и откуда их «тарелки» на нашу землю улетают, так и не выведала. Он только кажется, этот зеленопупик, простоватым, как наш Гришка-скотник, а на самом деле очень даже хитрющий.
И тут, вспомнив про Гришку-скотника, она вскочила на ноги и, хлопнув себя ладонью по лбу, воскликнула:
— Есть выход! Придумала! Этот зелёный мужичишка перед горячей бабой не устоит!
— Может, и устоит! — в раздумье промычала корова.
— Молчи лучше, я все должна хорошенько обмозговать, — закричала Нюрка на корову.
— Молчу-у, — вздохнула корова, — десять лет молчала. Могу столько же ещё помолчать, — и отвернулась от доярки.
— Сразу и обиделась, — ласково заговорила Нюрка. — Я ведь за двоих думаю. У тебя хоть голова и большая, да мозгов в ней мало, как у некоторых наших руководителей.
— Не меньше, чем у тебя, — съязвила на это Шурка и показала жёлтые широкие зубы.
— Ещё улыбается! — рассердилась доярка. — Тогда и оставайся здесь с голубым бычком!
— Я-то останусь! Мне и травы принесут, я им нужна для разведения стада. Это тебя они по ошибке с собой забрали. Ты им здесь не нужна. Вот и думай, как отсюда ноги унести…
— А я уже придумала. Нужно зелёного закадрить так, чтобы он память потерял, а потом все тайны из него и вытянуть.
— Правильно решила, — кивнула головой корова, — но для этого тебе надо расстараться. Всю себя выложить.
— В городе-то больше голяком любят любовью заниматься. Может быть, до гола раздеться? Или потом, по обстоятельствам дела?
— Потом, — тоном знатока ответила ей корова.
— Потом так потом, — согласилась Нюрка и чуть слышно добавила: — Лишь бы его до такого экстаза довести, чтобы он память свою зелёную потерял.
Глава 7
СЕКС С ИНОПЛАНЕТЯНИНОМ
Нюрка легла на тахту и уже было задремала, когда сквозь стену бесшумно вошёл инопланетянин.
Шурка коротким мычанием предупредила о его появлении хозяйку.
Нюрка открыла глаза, но вставать не стала, а, приняв соблазнительную позу, томным жестом поправила волосы.
«Чем-то расстроен, — сразу же определила она. Зелёные пальцы инопланетянина нервно вздрагивали. — И не вооружён, „сигару“ свою где-то оставил. А может, спрятал? Эх, жаль! Нужно во что бы то ни стало изъять у него эту штуку, а там посмотрим по ходу дела, как ей распорядиться».
Нюрка приняла решение и успокоилась. Ласково сказала зелёному:
— Ну чего ты у порога встал? Боишься подойти? Не укушу. Я, пока тебя не было, уже заскучала совсем.
Зелёный внимательно поглядел на неё, будто прощупывая и выискивая что-то в ней, но увидел только добродушную улыбку, голубые глубокие глаза-озерца и вспыхивающие в них огоньки. С грустью в голосе коротко сказал:
— Плохо.
— Что плохо? — участливо переспросила его Нюрка.
— Искусственное осеменение не провели. И вдобавок при эксперименте самого хорошего бычка твоя корова погубила. За это на совете четырех верховный мне высказал своё недоверие.
— Не беда. Успокойся. Уговорю я свою рекордистку, — начала ласково Нюрка, — и осемените вы её. И приплод она вам хороший даст. И опять ты в доверие к своему верховному войдёшь. У нас, на Земле, такое тоже случается. Подойди и присядь рядом со мной. Вдвоём легче всякие трудные вопросы решить, чем одному, — и она ещё ласковее заулыбалась собеседнику.
Шурка же на ласковые слова хозяйки только показала широкие жёлтые зубы и отвернулась.
Зелёный, поддавшись обаянию земной женщины, быстро прошёл расстояние, разделявшее их, и сел на тахту рядом с Нюркой, плечом касаясь её плеча, как на «селёдочнице», когда они летали смотреть его экспериментальные сектора.
Как только зелёный сел рядом, Нюрка, не задумываясь, продолжила начатую ею игру. Она как бы невзначай вскинула левую руку и, опустив её на худенькие плечи инопланетянина, легко притянула его к себе. А когда она обняла его, он почти полностью утонул в её пышном и теплом, пахнущем землёй и чем-то ещё неведомым ему до этого, теле. Как только он оказался в обволакивающих теплотой объятьях, его затрясло, будто от тока высокого напряжения, а потом, часто задышав, он дёрнулся и обмяк.
— Что это с тобой? — спросила Нюрка, встряхнув зелёного за плечи. — Не успела баба как следует обнять, а он уже в обморок упал.
Но тут, вспомнив, для чего была затеяна вся эта игра, принялась ощупывать комбинезон зелёного. «Сигары» нигде не было.
«Так где же она? Не в ширинке же он её носит?» — И Нюрка, не задумываясь, принялась расстёгивать низ комбинезона. «Молния» наконец поддалась, осталось только запустить внутрь руку, чтобы проверить, не там ли зелёный предмет.
— Ты что делаешь?! — завизжал пришедший в себя инопланетянин.
— Как что? Мы с тобой любовью будем заниматься или в обмороки только падать? — с наигранным возмущением спросила Нюрка.
— Никакой любовью мы с тобой заниматься не будем! — окончательно очухавшись, заявил зелёный.
— Что ты сказал?! — сведя стрелки бровей к переносице, строго спросила Нюрка и, таким же тоном, продолжила: — Сам себя удовлетворил, а я как будто уже не живая?! Нет уж! Играть, так играть до конца! Чтобы и я при интересе осталась! Теперь ты навеки мой, зеленопупик! Как заложник. — И Нюрка, недолго думая, опрокинула его на спину и, нажав левой рукой на впалую грудь, правой принялась стаскивать с него комбинезон.
Зелёный брыкался. Но справиться с Нюркой не мог. Ей удалось раздеть инопланетянина. Несколько мгновений она с интересом разглядывала его оголённое тело, зелёную кожу и предмет мужской гордости, похожий на недозревший гороховый стручок. Она сплюнула от досады и с чувством выругалась, как Гришка-скотник, когда жена Валентина отнимала у него поллитру.
Шурка коротким мычанием предупредила о его появлении хозяйку.
Нюрка открыла глаза, но вставать не стала, а, приняв соблазнительную позу, томным жестом поправила волосы.
«Чем-то расстроен, — сразу же определила она. Зелёные пальцы инопланетянина нервно вздрагивали. — И не вооружён, „сигару“ свою где-то оставил. А может, спрятал? Эх, жаль! Нужно во что бы то ни стало изъять у него эту штуку, а там посмотрим по ходу дела, как ей распорядиться».
Нюрка приняла решение и успокоилась. Ласково сказала зелёному:
— Ну чего ты у порога встал? Боишься подойти? Не укушу. Я, пока тебя не было, уже заскучала совсем.
Зелёный внимательно поглядел на неё, будто прощупывая и выискивая что-то в ней, но увидел только добродушную улыбку, голубые глубокие глаза-озерца и вспыхивающие в них огоньки. С грустью в голосе коротко сказал:
— Плохо.
— Что плохо? — участливо переспросила его Нюрка.
— Искусственное осеменение не провели. И вдобавок при эксперименте самого хорошего бычка твоя корова погубила. За это на совете четырех верховный мне высказал своё недоверие.
— Не беда. Успокойся. Уговорю я свою рекордистку, — начала ласково Нюрка, — и осемените вы её. И приплод она вам хороший даст. И опять ты в доверие к своему верховному войдёшь. У нас, на Земле, такое тоже случается. Подойди и присядь рядом со мной. Вдвоём легче всякие трудные вопросы решить, чем одному, — и она ещё ласковее заулыбалась собеседнику.
Шурка же на ласковые слова хозяйки только показала широкие жёлтые зубы и отвернулась.
Зелёный, поддавшись обаянию земной женщины, быстро прошёл расстояние, разделявшее их, и сел на тахту рядом с Нюркой, плечом касаясь её плеча, как на «селёдочнице», когда они летали смотреть его экспериментальные сектора.
Как только зелёный сел рядом, Нюрка, не задумываясь, продолжила начатую ею игру. Она как бы невзначай вскинула левую руку и, опустив её на худенькие плечи инопланетянина, легко притянула его к себе. А когда она обняла его, он почти полностью утонул в её пышном и теплом, пахнущем землёй и чем-то ещё неведомым ему до этого, теле. Как только он оказался в обволакивающих теплотой объятьях, его затрясло, будто от тока высокого напряжения, а потом, часто задышав, он дёрнулся и обмяк.
— Что это с тобой? — спросила Нюрка, встряхнув зелёного за плечи. — Не успела баба как следует обнять, а он уже в обморок упал.
Но тут, вспомнив, для чего была затеяна вся эта игра, принялась ощупывать комбинезон зелёного. «Сигары» нигде не было.
«Так где же она? Не в ширинке же он её носит?» — И Нюрка, не задумываясь, принялась расстёгивать низ комбинезона. «Молния» наконец поддалась, осталось только запустить внутрь руку, чтобы проверить, не там ли зелёный предмет.
— Ты что делаешь?! — завизжал пришедший в себя инопланетянин.
— Как что? Мы с тобой любовью будем заниматься или в обмороки только падать? — с наигранным возмущением спросила Нюрка.
— Никакой любовью мы с тобой заниматься не будем! — окончательно очухавшись, заявил зелёный.
— Что ты сказал?! — сведя стрелки бровей к переносице, строго спросила Нюрка и, таким же тоном, продолжила: — Сам себя удовлетворил, а я как будто уже не живая?! Нет уж! Играть, так играть до конца! Чтобы и я при интересе осталась! Теперь ты навеки мой, зеленопупик! Как заложник. — И Нюрка, недолго думая, опрокинула его на спину и, нажав левой рукой на впалую грудь, правой принялась стаскивать с него комбинезон.
Зелёный брыкался. Но справиться с Нюркой не мог. Ей удалось раздеть инопланетянина. Несколько мгновений она с интересом разглядывала его оголённое тело, зелёную кожу и предмет мужской гордости, похожий на недозревший гороховый стручок. Она сплюнула от досады и с чувством выругалась, как Гришка-скотник, когда жена Валентина отнимала у него поллитру.