- А-а-ар-р-р-рха-ха-ха!!!
И Леша Кузов такой загорелый, что даже фиолетовый, звякает сеткой об стол и сокрушается:
- Ни на минуту нельзя одну из любимых женщин оставить! Сразу агрессивные типы вокруг начинают увиваться! И говорить, что они - муж! Ну-ка, Ашибаев, повейся, повейся вокруг нее! Ты же умеешь, мы знаем! А ты такой же муж, как я вождь племени хрумхрум! Значит, и правда муж!!! А-а-ар-р-р-рха-хаха!!! - и зубов у него во рту - не счесть! Хрум-хрум и есть!
А Светке страсть как не хочется быть несчастной и обманутой. И она предпочитает не верить в Лиду.
Хотя верит, конечно. Потому улыбается сквозьзубно и шутит. Она своеобразно шутит. Нацеливает на меня свои антилопьи сабли и сюсюкает:
- У-у-у! Идет коза рогатая, идет коза бодатая! Кто по девкам шляется! Кто дома не ночует! Забодаю, забодаю!
Действительно, это очень смешно и щекотно, когда пальцами забадывают. И то в определенном возрасте, из которого я определенно вышел - и давно. Но если собственная жена носится за тобой по комнате и делает вид, что ей весело, а сама норовит пришпилить мужа к стене, то начинаешь впадать в панику, бегать по малогабаритной комнате, сшибая стулья, перепрыгивая через поваленную посуду... И не сразу вспоминаешь, что бегать не обязательно, а можно и улететь запросто!
И наконец вспоминаешь, улетаешь к потолку. И на нем распластываешься. Закрыв глаза и голову накрыв руками, как после взрыва. И Целоватов садится рядом, небрежно Светкины рога отгоняет и увещевает:
- Уймись, Свет! До чего мужика довела! Проткнешь ведь! Потолок потом шпаклевать! Крепись, Ашибаев! Я тебя не оставлю!
Светка перестает подпрыгивать, отдувается и пыхтит:
- Я тебя, Витя, тоже не оставлю! Ишь придумал! И хоть бы словом! О таком промолчать!
Уже я, кажется, все понимаю. Но хватаюсь за соломинку - думаю: о чем таком, собственно, промолчать? О Лиде? Что мне - докладывать надо было?! Но соломинка обрывается.
- Первые! - продолжает голосить жена-Света.Самые первые! Ноль-транспортировка! Сенсация! А о жене ты подумал?! Ведь это же мой хлеб!!! Скажи спасибо Балясину! Он мне от журдома спецкомандировку оформил. А то убила бы! Я пока этот институт нашла, мозоль натерла! На ноге... Она даже про Лиду забывает. И резонно забывает. Ведь тоже на Луну летит. А там Лиды не будет. Так сказать, что было, того не было! А рога и не рога вовсе, а ее антенны знаменитые. И я ей об этом кричу с потолка, чтобы успокоилась: мол, доминанта это, а не то, что она подумала. Она тогда совсем про Лиду забывает и начинает своими рогатками даже гордиться.
И Целоватов говорит, что берет надо мной шефство.
А то я в облаках витаю. Еще на Луне глупостей наделаю. А дело здесь тонкое. Кто его знает, какая там на Луне обстановка? Но он, Целоватов, проследит и меня так не оставит. И хорошо, что у него, у Целоватова, книжка морская была. С которой везде без очереди.
А то бы он, Целоватов, точно без билета бы остался.
Операция "Луна"! Хр-хо! В железнодорожных кассах!
Знает Целоватов эти операции! Еще когда он с исчезателями сцепи...
И бородатый хрум-хрум, то бишь Кузов, говорит, что Мальвина эта в окошке - ничего себе! Но сначала упиралась: нет больше билетов, нет их! Но отразимость у Кузова очень маленькая, через час Мальвина растаяла. Жаль с ней расставаться, но он уже выяснил: на Луне такие девочки!!! Там притяжение меньше, и-ноги у них дли-и-инные! И загар там - во! Все - как мулатки!
Я думаю: какие там могут быть девочки?! На Луне?!
Но Кузов возражает, что если и нет, то он-то найдет!
И зубами многочисленными блещет! Красивый экземпляр, но дура-а-ак...
А Пирайнены таинственно молчат, ни гугу - где билеты откопали. Мол, места знать надо. А места они знают, это точно! И как же им такую роскошь упустить, как на Луну слетать?! Никто не летал, а они летят!
И адаптируются все очень логично. Целоватов наконец-то исчезателя на практике демонстрирует. Кузов со знанием дела вещает, что мулатки как раз предпочитают представителей хрум-хрум. Жена-Света антеннами по сторонам водит и уже что-то улавливает, глазами блестит. Пирайнены, не вставая, с самой верхней полки книги достают. И ручищи у них то вытягиваются, то сокращаются.
Нина Пирайнен хихикает и говорит:
-Я как Гелла! Помните "Мастера"?!
Кузов хихикает и говорит:
- Ага! Только та полегче одета была!
Нина Пирайнен говорит:
- В момент! - и хватается за пуговичку перешитого дивана.
И Вадя Пирайнен сжимает кулак и очень быстро проносит его через всю комнату к носу Кузова. И Кузов предвкушающе орет:
- Загрызу! А-а-ар-р-рха-ха-ха-ха!
Светка чует антеннами, что грядет мужской серьезный мордобой, и кричит: "Ведь весь аромат улетучится!" Это она кофе имеет в виду. Все хватаются за емкости, обжигаются, прихлюпывают и говорят, что у Светки прямо-таки талант! Что там... ну там... только Светку будут к кофе подпускать, а больше никого!
Я понимаю, что они уже крепко посидели, до кофе очередь дошла. А еще завтра они вместе со мной на Луну летят. И неспроста Лиды не было. И был "Брам и Трам". И корзина из рук валилась. Такие, значит, знаки...
И Пирайнены наперебой рассказывают, что кофе лучше всего в сауне пить. Они были как-то в одной такой. Кофе по черт знает каковски, а потом попариться. Тем более веники!!! Мечта! Импортные! Не березовые какие-нибудь. А японские! Бамбуковые! До костей пробирают. И кофе, и веник.
И Целоватов сосредоточивает наше внимание на себе, сбегая по стенке. Говорит, что там, в жарких странах, кофе пьют с перцем. А он, Целоватов, привык - с сахаром. И в одномотеле просыпается. Кругом жалюзи, никелировка-полировка, кнопки. Сервис! Он, Целоватов, на кнопку нажимает, и девица появляется в наколке. Он, Целоватов, говорит совсем без акцента на жаркостранном диалекте, что ему кофе и, пожалуйста, без перца, но с сахаром. А девица по заказу сообразила, что он, Целоватов, иностранец. А там не любят иностранцев. Никаких. Не то что у нас. И она приходит, во-от такую чашку несет - дымится, только с плиты. И аромат! Девица спрашивает: "В постель?" Целоватов говорит: "Да!" Она тогда одеяло отгибает и всю чашку выплескивает прямо ему на ноги! Зараза реакционная!
И бородатый хрум-хрум, то бишь Кузов, говорит, что сидели один раз в кочегарке ночью. С одним кочегаром, кандидатом наук. И кандидат позвонил у него там не то сестра, не то медсестра. И две пришли и с собой банку растворимого принесли. И кочегар себе такую дозу отсыпал, что ночью надел черные очки и пошел в неосвещаемый подвал уголь разгружать...
И Светка вспоминает, как перевоспитывала методом от противного одного недоростка. И он от этого кофе плевался как верблюд. А потом очень полюбил.
В смысле, кофе...
В общем, обычная застольная беседа, которая уже идет на убыль. И мне становится нехорошо. То ли от болтовни, то ли от кофе хваленого (Светкиному кофе, между прочим, до Лидиного кофе - семь лет топором плыть...). А может быть, все от сознания, что лечу я на Луну не один, а со всей этой компанией. Я пытаюсь разобраться в своих впечатлениях. И вылетаю на свежий воздух. Никто не замечает. А я ложусь на спинку и гребу к Лиде. На ветерке я относительно прихожу в себя и из всех причин своего "нехорошо" выбираю групповой ноль-эксперимент...
Я начинаю маяться. Ведь на Луну хочется. Но со всеми этими - не хочется. Я решаю, что, конечно, не полечу. Но потом решаю, что ведь один раз в жизни бывает такое. И билет уже есть. И что полечу!.. Но потом представляю, что Луна Луной, но на Земле останутся Лида и друг Петя Зудиков. А на Луне - Светка, Кузов, Целоватов, Пирайнены. И со Светкой надо будет мириться. Ведь Лиды не будет и богадельни тоже. И мы со Светкой будем жить крепкой дружной семьей. По книжкам в космос только самых морально устойчивых посылают. Ну, про всех остальных тоже ясно. Мы должны будем стать сплоченным, нерушимым коллективом - метеоритами не разбить!
...А Лида на коммунальной кухне творит кофе. Не варит, не готовит, а творит. У Пирайненов помешательство на чае, а у Лиды - на кофе. И обычно она творит его, сначала спрашивая: на сколько чашек? И как раз по количеству чашек варит, то есть творит. И вот я смотрю теперь на нее сквозь окно. Она творит кофе на две чашки. Она всегда знает, когда я приду.
Я подлетаю вплотную к окну, стучу в стекло. Она оглядывается. А я начинаю руками размахивать как крылышками - вот, мол, летаю... Лида усмехается в нос, щелкает шпингалетами и впускает меня на кухню. И говорит, чтобы я ей минуточку не мешал,-кофе сбежит.
Я даже оскорбляюсь за свои летательные способности. Ну, ладно! У меня рефлекс неприятия глупых положений, у наших всех! Но у Лиды ведь его точно нет! И быть не может. Никогда она в глупые положения не попадает просто-напросто.
Она снова мои мысли прочитывает и говорит:
- Звонил перпетуум в кобеле. Сказал, что тебя надо ждать. И что я увижу тако-ое!.. Это и есть обещанное такое?
Я говорю: ага! И говорю, чтобы она не думала,-это завтра уже кончится. Она отвечает, что летай на здоровье! Только лампочку не разбей - соседи между собой передерутся. Дефицит.
Соседи уже дерутся. Их из разных комнат слышно.
Хотя стенки старые и толстые. И расстояние от кухни до комнат по коридору - стометровку можно отрабатывать. Просторная квартира. В ней раньше советник жил тайный. А теперь живут явные скандалисты. И мы с Лидой слышим: "Я тебе всю молодость отдала! А ты свет в туалете не гасишь!"
И еще много чего разного слышим.
Главное, я их всегда только слышу. И ни разу они мне на глаза не попадались. Только по Лидиным рассказам про ее соседей и знаю. Она их тоже никогда не видит. У нее способность какая-то не встречаться с соседями и меня с ними не встречать. Ничего особенного здесь нет. Бывает так часто.
Вот двое назначают свидание и точно в назначенное время в назначенное место приходят. И не встречаются.
А потом горячо доказывают друг другу, что они там были. И подробности совпадают. Если круг мелом обвести, где стояли, то и границы круга совпадут... Но каждый из них уверен, что другой врет. И этот феномен так и остается неразгаданным.
А Лида ставит кофе на поднос, еще много всяких бутербродов. Показывает глазами: пошли. И мы идем по кольцу Мёбиуса. Потому что никого не встречаем.
Хотя только что в коридоре стадионный шум был.
И соседи уже мирятся. Из-за одной двери слышно: "Ты не думай! Это я только снаружи такая твердая. А внутри я мягкая по натуре..."
Лида вполголоса говорит:
- Подушка в ящике...
И. коридор безмолвствует.
И сама Лида тихая сегодня. Она вообще тихая. Но сегодня особенно. Мы пьем кофе. Она не спрашивает про мои летания. Только усмехается. И я не рассказываю. Потому что надо было в железнодорожных кассах про нее подумать и ей тоже билет взять. Занять у того же Целоватова еще и взять. Сразу как понял, что это не розыгрыш. А то получилось, что я не только от этих всех сбегаю, но и от Лиды. А от нее я как раз сбегать не хочу. Но на Луну все-таки хочется. И сбегаю я туда с теми, от кого сбегаю. А Лида остается. И она говорит:
- Ну, не терзайся. Ты есть ты, и делаешь все так, как только ты и делаешь.
Я вздрагиваю. Чтениям мыслей тоже должен быть предел! Говорю ей, что не понимаю, о чем она?
Лида отвечает, что она про меня со Светкой. Что все еще войдет в свою колею. И ссориться мы со Светкой перестанем. И будет у нас с ней опять дружная, крепкая семья.
Я конечно кричу, что, ты ж понимаешь, только этого и жду! Только об этом и мечтаю!.. А сам размышляю, что Лида, конечно, не про наше со Светкой, а именно про мой завтрашний побег. Мучительно размышляю, как Лида обо всем догадывается? И размышления эти у меня на лбу написаны. Фиолетовыми несмываемыми чернилами. Я жду, чтобы Лида мне на помощь пришла.
Но золотая рыбка так ни одного моего желания не исполняет и говорит:
- Поздно уже... Завтра ведь тебе чуть свет вставать. А мне еще рубашку твою гладить. Только сначала постирать.
Мне не хочется, чтобы она рубашку. Хочется, чтобы она меня погладила. По голове. Потому что плохо мне от всей получившейся ерунды. И я в этой ерунде не виноват вроде. А она все-таки получилась.
Лида гладит меня по голове и еще раз говорит:
- Поздно...
И я говорю:
- Ну, скажи! Скажи мне.
Она молчит.
И я говорю:
- Ну, пожалуйста!.. Ну, соври мне!
И она говорит:
- Я тебя люблю...
И потом уже, когда все кончается, я думаю, что никто никогда так и не напишет про это, чтобы не соврать. А может быть, все просто потому, что золотая рыбка Лида.
...Она уходит стирать мою рубашку. Я сплю.
...Лида сидит в кресле, подтянув ноги к подбородку.
Ждет, когда я проснусь. Я просыпаюсь, и уже утро. На спинку стула накинута моя рубашка. Чистая и выглаженная.
Я забываю себя контролировать и резво выпрыгиваю из одеяла. Инстинктивно накрываю голову руками, сразу вспомнив, что потолок в комнате у Лиды лепной.
И будет очень больно.
Я стою, зажмурив глаза. Жду, когда треснусь головой об потолок. Но потом открываю глаза и вижу: где стоял, там и стою. И не взлетел никуда!
Лида вздыхает и говорит:
- Нервотрепыш ты мой!.. Безвоздушный. Пей кофе и собирайся. Опоздаешь.
Я начинаю понимать, что адаптация кончилась.
А если кончилась, то, значит, все в полном порядке! Не подкачала доминанта! И с такой доминантой меня на Луну пустят! И я действительно опоздаю, если мне не поторопиться. Только Лиде-то откуда опять все известно?! И я спрашиваю:
- Куда опоздаю?
Лида отвечает:
- Как куда? На работу. Или ты хочешь такой случай упустить... как на работу сходить?.. Да и мне пора собираться.
Я снова спрашиваю:
- Куда собираться?
Лида снова отвечает, что на работу. Я думаю, что на работу - значит, она опять в рейс уходит. И могла бы хоть вчера сказать. Но я ведь сам ей ничего не сказал про Луну. А если бы она вчера и сказала, то что бы изменилось?
И я начинаю ей завидовать. Хотя я-на Луну, а она - если кусочек заграницы захватит, то в лучшем случае - на сутки. Ночь в порту, и снова вода.
А с другой стороны, что я на этой Луне не видел?!
Камни лунные видел. На выставке. Пейзажи лунные видел. По телевизору и в кинохронике. Светку, Кузова, Целоватова, Пирайненов тем более видел. Век бы их не видеть!
А с другой стороны, камней на память можно собрать. В кинохронике покажут. И по телевизору. Светка, Кузов, Целоватов, Пирайнены - рядом. Все-таки свои. Знакомые... А с другой стороны, здесь Лида и друг Петя Зудиков, а этих всех не будет. А с другой стороны, здесь Лида в рейс уходит и вернется бог знает когда. А друг Петя Зудиков ко мне до зимы не выберется...
И Лида говорит, что если еще десять минут буду раздумывать, то и на такси не успею.
Я смотрю в зеркало и говорю:
- Ну и физия!.. Там в пиджаке, в кармане. Достань гребешок.
Лида достает гребешок. А в нем между зубьями застрял мой билет. На Луну. Лида выпутывает билет из зубьев, смотрит:
- Три-два-три. Три-два-три.
Я говорю:
- Счастливый. Давай, съедим?
Я говорю как будто в шутку. А сам думаю, почему бы на самом деле не съесть? Что мы, счастливых билетов не ели? Счастья от них, правда, мало. Но тут билет особенный. Все-таки на Луну.
Лида усмехается. А я решаю окончательно. И говорю, что давай рви. Она снова усмехается. И медленно, аккуратно разрывает билет на две части. И мы осторожно жуем каждый свою половинку. И запиваем кофе. И я думаю, что все, все, все, все...
И на работу, так сказать, я опоздал уже бесповоротно. Поэтому помогаю Лиде собрать сумку.
Мы еще долго гуляем. Кормим голубей у Исаакиевского. И пешком идем до Гавани. Я все горжусь своим самоотверженным поступком. В смысле съедания уникального билета. И жду, когда Лида оценит. Но она молчит. И уже берет у меня сумку и поднимается на палубу. Только говорит: "СЧАСТЛИВО ОСТАВАТЬСЯ". И смотрит на меня с палубы, как первый раз у Целоватова.
А я все жду. И достаю носовой платок. И начинаю им махать. Шучу так. И сначала орет гудок. Потом мегафон. Потом я. Я ору:
- Скажи мне, ну?!!
И ничего мне золотая рыбка Лида не отвечает.
Только хвостом своим рыжим взмахивает. И уплывает в синее море.
И я еще стою на причале. И как принято - смотрю вслед. Но романтично не получается. Потому что меня облаивают портовые собаки. А я в сердцах облаиваю их. Тогда меня облаивают здоровенные портовые грузчики. Которые этих собак кормят и любят.
Я иду домой. Дома никого нет. Я звоню из дома Кузову, Целоватову, Пирайненам. И никого нет.
Я включаю радио.
-...ратура!.. работает!.. нормально!.. Впервые совершен беспримерный успешный эксперимент групповой ноль-транспортировки! Настроение хорошее! Аппетит отличный! Перспективы радужные! Через несколько минут - репортаж нашего специального корреспондента Светланы Ашибаевой с поверхности Луны!
И радио разражается маршами и джазовыми обработками "У нас еще до старта четырнадцать минут".
Я выключаю радио. Настроение у меня как на улице после духового оркестра. Который только что прошел, и все "ура!" кричали, в ногу пытались попасть, руками размахивали. А оркестр прошел, еще играет вдалеке - и на улице бумажки какие-то остались, букетики затоптанные, пусто, пыль...
И тут звонят. Бросаюсь к двери. А это пацанка Катя и пацан Григорий. Они решительно удаляют меня от дверей и энергично идут на кухню. Лезут в холодильник и начинают есть.
Я иду следом и между прочим говорю:
- Между прочим, добрый день.
И они говорят:
- Шветлана Аркадьжьевна шкоро вернетшя ш работы?
Тут я распрягаюсь и внушительно произношу, воплотив мечту:
- В-вон-н отсюда! Очень вас об этом прошу. Чтобы духу вашего здесь не было никогда! Б-богадельня!..Я очень спокойно говорю. Даже ласково. Но вид у меня солидного мафиозо, за спиной которого ждет не дождется целый синдикат убийц, готовых за меня головы сложить. Тем более не свои, а чужие. И я могу позволить себе говорить ласково.
Пацанка Катя и пацан Григорий пропихивают внутрь прожеванный салат, потом полученную информацию. Встают и на цыпочках уходят.
А я начинаю чувствовать, что пусть даже духовой оркестр прошел - ну и что?! И начинаю мурлыкать и разгребать вчерашний мусор. И думаю, что наконецто буду писать кандидатскую, а не выслушивать исповеди недоростков. Что наконец-то буду в одиннадцать вечера выключать проигрыватель, а не включать. А то все эти раньше одиннадцати вечера в гости не приходили. А когда приходили, то еще нахально спрашивали:
"Мы не рано?" Что наконец-то верхний сосед перестанет капать, что мы ночью курим, а ему дым идет. А нижний сосед перестанет капать, что мы ночью громко смеемся, а у него штукатурка сыплется. Что наконец-то если друг Петя Зудиков приедет, то можно будет по душам поговорить.
А то народу по ночам много было. И никак по душам не поговорить. И в прошлый приезд друга Пети Зудикова мы с ним вышли на лестницу, забрались в лифт, чтобы никто не мешал. Только там и поговорили. Изредка на кнопки лифта нажимая. Только неловко получилось, когда я промахнулся и на первый этаж нажал. А там уже толпа небольшая собралась. И мы деловито с Петей Зудиковым из лифта вышли. И нет бы - для правдоподобия на улицу выскочить... Но мы все так же деловито обогнули толпу и по лестнице вверх пошли. Очень логично поступили, в общем...
Я довожу квартиру до паркетного блеска, до -музейной чистоты. Я покупаю "Вечерку" и читаю то, что по радио слышал. И еще читаю, как директор института такого-то интеллигентно, изящно закапывает скептиков из института сякого-то...
И у меня все есть. У меня есть пустая квартира, полный чайник, свежая газета, свежие впечатления.
И мне чего-то не хватает. Сначала совсем немного не хватает. А потом не хватает все больше и больше.
И у меня хватает ума проанализировать, чего же мне не хватает. И я прихожу к выводу, что мне просто не с кем поделиться впечатлениями...
Конечно, снова изобильно стало. Но зато снова плохо стало. И я на всякий случай выхожу на свежий воздух. И направляюсь в Парк культурного отдыха.
Все аттракционы на месте. Я иду дальше. Вижу, что будочка та - КПП, одним словом,- тоже на месте.
Я подхожу к окошку и вижу, что плаката над окошком про зону высокого перенапряжения уже нет.
И окошка нет. А есть дверь. Дверь как дверь. Закрытая.
Я еще дергаю эту самую дверь, но она не поддается.
Я понимаю, что на Луну мне теперь никак не улететь. Что с Кузовым теперь за дамами не поухаживать.
Что с Целоватовым за политику не поговорить. Что Пирайненов под их индийский индийский чай не попрезирать. Что с женой-Светой не поскандалить, чтобы потом помириться. И никакой радости от такой перспективы я не испытываю. А наоборот - понимаю, чего мне не хватает. Понимаю, что чацкизм мой - дело нужное, даже необходимое. Но внутри своей средыгруппы, где необходим кто-то витающий в облаках.
Понимаю, что всем этим будет чего-то не хватать на Луне. И это что-то - я... Но я - только часть от целого. А целое без части запросто обойдется. А часть без целого - никак.
И я очень даже радуюсь, когда еще встречающиеся в Парке культурного отдыха и вот встретившиеся хулиганы спрашивают у меня: есть ли мелочь? Я говорю, что есть. Достаю из кармана медяшки и откладываю их в одну сторону, а в другую - "белые" денежки, так сказать. Потом "белые" денежки кладу обратно в карман, а медяшки протягиваю хулиганам. И говорю, что вы же просили мелочь? Хулиганы оскорбляются и в свою очередь хотят нанести мне оскорбление действием. Я зажимаю мелочь в кулаке, вспоминаю Целоватова с его исчезателями и очень удачно начинаю своими кулаками махать.
Хулиганы кричат "Шухер!" и бегут от меня в разные стороны. А ко мне бегут два милиционера. Они прибегают и спрашивают, что это я здесь делаю. А я резонно им отвечаю, что культурно отдыхаю. Что еще можно делать в Парке культурного отдыха?!
Милиционеры на всякий случай просят предъявить документы. Я им отдаю паспорт. Они читают: "Виктор Ашибаев". И говорят, добрея на глазах: "А вы не родственник?"
Я говорю, что родственник. И даже муж. И в паспорте по этому поводу даже печать есть. Они сами могут посмотреть. Они смотрят. И говорят:
- Что же мы здесь стоим?! Может, вас до дома подвезти?
И мы едем до дома... Потом я им говорю, что особенного ничего предложить не могу, но чаем или кофе - могу. Они нехотя отнекиваются, хотя им очень хочется поглядеть, как это живут семьи, где жена аж на Луну укатала. Вот и спрашивают, как же это вот так - жена на Луну?
Я отвечаю, что так вот как-то получилось.
Они восхищаются. Говорят, что подвиг-то какой!
И я говорю, что да. Что она у меня на подвиги горазда.
И еще они спрашивают про Кузова, Целоватова, Пирайненов. Не знаю ли я?..
Я знаю. Рассказываю. Им интересно. Одно дело - по радио, в газете. Другое дело - живой очевидец, который вот буквально вчера вместе сидел, ел, спал.
А когда они наконец уходят, я думаю: "Да-а, подвиг!"
Только совершают его не эти все на Луне. А я один, оставшись тут без них. И с ужасом думаю: а что, если эта длительность будет год?! Или два?! А если этим всем там понравится и они вообще останутся. На Луне.
Я смотрю через форточку на Луну и начинаю тихонько на эту Луну выть. И она через секунду заслоняется лохматой образиной. Образина эта - забытый Трюльник. Он бросается мне на шею и облизывает.
И начинает меня наконец-то уважать. И мне очень жалко себя. А Трюльнику очень жалко себя.
И я говорю:
- Трюша, хочешь ням-ням?
Трюша не хочет ням-ням. И я не хочу. У нас аппетита нет.
Мы садимся рядышком перед форточкой и завываем на Луну.
Верхне-нижние соседи звучат чем-то по батареям парового отопления.
Но мы не обращаем внимания и под это звучание продолжаем наш вокализ.
И получается здорово! Как на одной пластинке.
"Обратная сторона Луны"...
И Леша Кузов такой загорелый, что даже фиолетовый, звякает сеткой об стол и сокрушается:
- Ни на минуту нельзя одну из любимых женщин оставить! Сразу агрессивные типы вокруг начинают увиваться! И говорить, что они - муж! Ну-ка, Ашибаев, повейся, повейся вокруг нее! Ты же умеешь, мы знаем! А ты такой же муж, как я вождь племени хрумхрум! Значит, и правда муж!!! А-а-ар-р-р-рха-хаха!!! - и зубов у него во рту - не счесть! Хрум-хрум и есть!
А Светке страсть как не хочется быть несчастной и обманутой. И она предпочитает не верить в Лиду.
Хотя верит, конечно. Потому улыбается сквозьзубно и шутит. Она своеобразно шутит. Нацеливает на меня свои антилопьи сабли и сюсюкает:
- У-у-у! Идет коза рогатая, идет коза бодатая! Кто по девкам шляется! Кто дома не ночует! Забодаю, забодаю!
Действительно, это очень смешно и щекотно, когда пальцами забадывают. И то в определенном возрасте, из которого я определенно вышел - и давно. Но если собственная жена носится за тобой по комнате и делает вид, что ей весело, а сама норовит пришпилить мужа к стене, то начинаешь впадать в панику, бегать по малогабаритной комнате, сшибая стулья, перепрыгивая через поваленную посуду... И не сразу вспоминаешь, что бегать не обязательно, а можно и улететь запросто!
И наконец вспоминаешь, улетаешь к потолку. И на нем распластываешься. Закрыв глаза и голову накрыв руками, как после взрыва. И Целоватов садится рядом, небрежно Светкины рога отгоняет и увещевает:
- Уймись, Свет! До чего мужика довела! Проткнешь ведь! Потолок потом шпаклевать! Крепись, Ашибаев! Я тебя не оставлю!
Светка перестает подпрыгивать, отдувается и пыхтит:
- Я тебя, Витя, тоже не оставлю! Ишь придумал! И хоть бы словом! О таком промолчать!
Уже я, кажется, все понимаю. Но хватаюсь за соломинку - думаю: о чем таком, собственно, промолчать? О Лиде? Что мне - докладывать надо было?! Но соломинка обрывается.
- Первые! - продолжает голосить жена-Света.Самые первые! Ноль-транспортировка! Сенсация! А о жене ты подумал?! Ведь это же мой хлеб!!! Скажи спасибо Балясину! Он мне от журдома спецкомандировку оформил. А то убила бы! Я пока этот институт нашла, мозоль натерла! На ноге... Она даже про Лиду забывает. И резонно забывает. Ведь тоже на Луну летит. А там Лиды не будет. Так сказать, что было, того не было! А рога и не рога вовсе, а ее антенны знаменитые. И я ей об этом кричу с потолка, чтобы успокоилась: мол, доминанта это, а не то, что она подумала. Она тогда совсем про Лиду забывает и начинает своими рогатками даже гордиться.
И Целоватов говорит, что берет надо мной шефство.
А то я в облаках витаю. Еще на Луне глупостей наделаю. А дело здесь тонкое. Кто его знает, какая там на Луне обстановка? Но он, Целоватов, проследит и меня так не оставит. И хорошо, что у него, у Целоватова, книжка морская была. С которой везде без очереди.
А то бы он, Целоватов, точно без билета бы остался.
Операция "Луна"! Хр-хо! В железнодорожных кассах!
Знает Целоватов эти операции! Еще когда он с исчезателями сцепи...
И бородатый хрум-хрум, то бишь Кузов, говорит, что Мальвина эта в окошке - ничего себе! Но сначала упиралась: нет больше билетов, нет их! Но отразимость у Кузова очень маленькая, через час Мальвина растаяла. Жаль с ней расставаться, но он уже выяснил: на Луне такие девочки!!! Там притяжение меньше, и-ноги у них дли-и-инные! И загар там - во! Все - как мулатки!
Я думаю: какие там могут быть девочки?! На Луне?!
Но Кузов возражает, что если и нет, то он-то найдет!
И зубами многочисленными блещет! Красивый экземпляр, но дура-а-ак...
А Пирайнены таинственно молчат, ни гугу - где билеты откопали. Мол, места знать надо. А места они знают, это точно! И как же им такую роскошь упустить, как на Луну слетать?! Никто не летал, а они летят!
И адаптируются все очень логично. Целоватов наконец-то исчезателя на практике демонстрирует. Кузов со знанием дела вещает, что мулатки как раз предпочитают представителей хрум-хрум. Жена-Света антеннами по сторонам водит и уже что-то улавливает, глазами блестит. Пирайнены, не вставая, с самой верхней полки книги достают. И ручищи у них то вытягиваются, то сокращаются.
Нина Пирайнен хихикает и говорит:
-Я как Гелла! Помните "Мастера"?!
Кузов хихикает и говорит:
- Ага! Только та полегче одета была!
Нина Пирайнен говорит:
- В момент! - и хватается за пуговичку перешитого дивана.
И Вадя Пирайнен сжимает кулак и очень быстро проносит его через всю комнату к носу Кузова. И Кузов предвкушающе орет:
- Загрызу! А-а-ар-р-рха-ха-ха-ха!
Светка чует антеннами, что грядет мужской серьезный мордобой, и кричит: "Ведь весь аромат улетучится!" Это она кофе имеет в виду. Все хватаются за емкости, обжигаются, прихлюпывают и говорят, что у Светки прямо-таки талант! Что там... ну там... только Светку будут к кофе подпускать, а больше никого!
Я понимаю, что они уже крепко посидели, до кофе очередь дошла. А еще завтра они вместе со мной на Луну летят. И неспроста Лиды не было. И был "Брам и Трам". И корзина из рук валилась. Такие, значит, знаки...
И Пирайнены наперебой рассказывают, что кофе лучше всего в сауне пить. Они были как-то в одной такой. Кофе по черт знает каковски, а потом попариться. Тем более веники!!! Мечта! Импортные! Не березовые какие-нибудь. А японские! Бамбуковые! До костей пробирают. И кофе, и веник.
И Целоватов сосредоточивает наше внимание на себе, сбегая по стенке. Говорит, что там, в жарких странах, кофе пьют с перцем. А он, Целоватов, привык - с сахаром. И в одномотеле просыпается. Кругом жалюзи, никелировка-полировка, кнопки. Сервис! Он, Целоватов, на кнопку нажимает, и девица появляется в наколке. Он, Целоватов, говорит совсем без акцента на жаркостранном диалекте, что ему кофе и, пожалуйста, без перца, но с сахаром. А девица по заказу сообразила, что он, Целоватов, иностранец. А там не любят иностранцев. Никаких. Не то что у нас. И она приходит, во-от такую чашку несет - дымится, только с плиты. И аромат! Девица спрашивает: "В постель?" Целоватов говорит: "Да!" Она тогда одеяло отгибает и всю чашку выплескивает прямо ему на ноги! Зараза реакционная!
И бородатый хрум-хрум, то бишь Кузов, говорит, что сидели один раз в кочегарке ночью. С одним кочегаром, кандидатом наук. И кандидат позвонил у него там не то сестра, не то медсестра. И две пришли и с собой банку растворимого принесли. И кочегар себе такую дозу отсыпал, что ночью надел черные очки и пошел в неосвещаемый подвал уголь разгружать...
И Светка вспоминает, как перевоспитывала методом от противного одного недоростка. И он от этого кофе плевался как верблюд. А потом очень полюбил.
В смысле, кофе...
В общем, обычная застольная беседа, которая уже идет на убыль. И мне становится нехорошо. То ли от болтовни, то ли от кофе хваленого (Светкиному кофе, между прочим, до Лидиного кофе - семь лет топором плыть...). А может быть, все от сознания, что лечу я на Луну не один, а со всей этой компанией. Я пытаюсь разобраться в своих впечатлениях. И вылетаю на свежий воздух. Никто не замечает. А я ложусь на спинку и гребу к Лиде. На ветерке я относительно прихожу в себя и из всех причин своего "нехорошо" выбираю групповой ноль-эксперимент...
Я начинаю маяться. Ведь на Луну хочется. Но со всеми этими - не хочется. Я решаю, что, конечно, не полечу. Но потом решаю, что ведь один раз в жизни бывает такое. И билет уже есть. И что полечу!.. Но потом представляю, что Луна Луной, но на Земле останутся Лида и друг Петя Зудиков. А на Луне - Светка, Кузов, Целоватов, Пирайнены. И со Светкой надо будет мириться. Ведь Лиды не будет и богадельни тоже. И мы со Светкой будем жить крепкой дружной семьей. По книжкам в космос только самых морально устойчивых посылают. Ну, про всех остальных тоже ясно. Мы должны будем стать сплоченным, нерушимым коллективом - метеоритами не разбить!
...А Лида на коммунальной кухне творит кофе. Не варит, не готовит, а творит. У Пирайненов помешательство на чае, а у Лиды - на кофе. И обычно она творит его, сначала спрашивая: на сколько чашек? И как раз по количеству чашек варит, то есть творит. И вот я смотрю теперь на нее сквозь окно. Она творит кофе на две чашки. Она всегда знает, когда я приду.
Я подлетаю вплотную к окну, стучу в стекло. Она оглядывается. А я начинаю руками размахивать как крылышками - вот, мол, летаю... Лида усмехается в нос, щелкает шпингалетами и впускает меня на кухню. И говорит, чтобы я ей минуточку не мешал,-кофе сбежит.
Я даже оскорбляюсь за свои летательные способности. Ну, ладно! У меня рефлекс неприятия глупых положений, у наших всех! Но у Лиды ведь его точно нет! И быть не может. Никогда она в глупые положения не попадает просто-напросто.
Она снова мои мысли прочитывает и говорит:
- Звонил перпетуум в кобеле. Сказал, что тебя надо ждать. И что я увижу тако-ое!.. Это и есть обещанное такое?
Я говорю: ага! И говорю, чтобы она не думала,-это завтра уже кончится. Она отвечает, что летай на здоровье! Только лампочку не разбей - соседи между собой передерутся. Дефицит.
Соседи уже дерутся. Их из разных комнат слышно.
Хотя стенки старые и толстые. И расстояние от кухни до комнат по коридору - стометровку можно отрабатывать. Просторная квартира. В ней раньше советник жил тайный. А теперь живут явные скандалисты. И мы с Лидой слышим: "Я тебе всю молодость отдала! А ты свет в туалете не гасишь!"
И еще много чего разного слышим.
Главное, я их всегда только слышу. И ни разу они мне на глаза не попадались. Только по Лидиным рассказам про ее соседей и знаю. Она их тоже никогда не видит. У нее способность какая-то не встречаться с соседями и меня с ними не встречать. Ничего особенного здесь нет. Бывает так часто.
Вот двое назначают свидание и точно в назначенное время в назначенное место приходят. И не встречаются.
А потом горячо доказывают друг другу, что они там были. И подробности совпадают. Если круг мелом обвести, где стояли, то и границы круга совпадут... Но каждый из них уверен, что другой врет. И этот феномен так и остается неразгаданным.
А Лида ставит кофе на поднос, еще много всяких бутербродов. Показывает глазами: пошли. И мы идем по кольцу Мёбиуса. Потому что никого не встречаем.
Хотя только что в коридоре стадионный шум был.
И соседи уже мирятся. Из-за одной двери слышно: "Ты не думай! Это я только снаружи такая твердая. А внутри я мягкая по натуре..."
Лида вполголоса говорит:
- Подушка в ящике...
И. коридор безмолвствует.
И сама Лида тихая сегодня. Она вообще тихая. Но сегодня особенно. Мы пьем кофе. Она не спрашивает про мои летания. Только усмехается. И я не рассказываю. Потому что надо было в железнодорожных кассах про нее подумать и ей тоже билет взять. Занять у того же Целоватова еще и взять. Сразу как понял, что это не розыгрыш. А то получилось, что я не только от этих всех сбегаю, но и от Лиды. А от нее я как раз сбегать не хочу. Но на Луну все-таки хочется. И сбегаю я туда с теми, от кого сбегаю. А Лида остается. И она говорит:
- Ну, не терзайся. Ты есть ты, и делаешь все так, как только ты и делаешь.
Я вздрагиваю. Чтениям мыслей тоже должен быть предел! Говорю ей, что не понимаю, о чем она?
Лида отвечает, что она про меня со Светкой. Что все еще войдет в свою колею. И ссориться мы со Светкой перестанем. И будет у нас с ней опять дружная, крепкая семья.
Я конечно кричу, что, ты ж понимаешь, только этого и жду! Только об этом и мечтаю!.. А сам размышляю, что Лида, конечно, не про наше со Светкой, а именно про мой завтрашний побег. Мучительно размышляю, как Лида обо всем догадывается? И размышления эти у меня на лбу написаны. Фиолетовыми несмываемыми чернилами. Я жду, чтобы Лида мне на помощь пришла.
Но золотая рыбка так ни одного моего желания не исполняет и говорит:
- Поздно уже... Завтра ведь тебе чуть свет вставать. А мне еще рубашку твою гладить. Только сначала постирать.
Мне не хочется, чтобы она рубашку. Хочется, чтобы она меня погладила. По голове. Потому что плохо мне от всей получившейся ерунды. И я в этой ерунде не виноват вроде. А она все-таки получилась.
Лида гладит меня по голове и еще раз говорит:
- Поздно...
И я говорю:
- Ну, скажи! Скажи мне.
Она молчит.
И я говорю:
- Ну, пожалуйста!.. Ну, соври мне!
И она говорит:
- Я тебя люблю...
И потом уже, когда все кончается, я думаю, что никто никогда так и не напишет про это, чтобы не соврать. А может быть, все просто потому, что золотая рыбка Лида.
...Она уходит стирать мою рубашку. Я сплю.
...Лида сидит в кресле, подтянув ноги к подбородку.
Ждет, когда я проснусь. Я просыпаюсь, и уже утро. На спинку стула накинута моя рубашка. Чистая и выглаженная.
Я забываю себя контролировать и резво выпрыгиваю из одеяла. Инстинктивно накрываю голову руками, сразу вспомнив, что потолок в комнате у Лиды лепной.
И будет очень больно.
Я стою, зажмурив глаза. Жду, когда треснусь головой об потолок. Но потом открываю глаза и вижу: где стоял, там и стою. И не взлетел никуда!
Лида вздыхает и говорит:
- Нервотрепыш ты мой!.. Безвоздушный. Пей кофе и собирайся. Опоздаешь.
Я начинаю понимать, что адаптация кончилась.
А если кончилась, то, значит, все в полном порядке! Не подкачала доминанта! И с такой доминантой меня на Луну пустят! И я действительно опоздаю, если мне не поторопиться. Только Лиде-то откуда опять все известно?! И я спрашиваю:
- Куда опоздаю?
Лида отвечает:
- Как куда? На работу. Или ты хочешь такой случай упустить... как на работу сходить?.. Да и мне пора собираться.
Я снова спрашиваю:
- Куда собираться?
Лида снова отвечает, что на работу. Я думаю, что на работу - значит, она опять в рейс уходит. И могла бы хоть вчера сказать. Но я ведь сам ей ничего не сказал про Луну. А если бы она вчера и сказала, то что бы изменилось?
И я начинаю ей завидовать. Хотя я-на Луну, а она - если кусочек заграницы захватит, то в лучшем случае - на сутки. Ночь в порту, и снова вода.
А с другой стороны, что я на этой Луне не видел?!
Камни лунные видел. На выставке. Пейзажи лунные видел. По телевизору и в кинохронике. Светку, Кузова, Целоватова, Пирайненов тем более видел. Век бы их не видеть!
А с другой стороны, камней на память можно собрать. В кинохронике покажут. И по телевизору. Светка, Кузов, Целоватов, Пирайнены - рядом. Все-таки свои. Знакомые... А с другой стороны, здесь Лида и друг Петя Зудиков, а этих всех не будет. А с другой стороны, здесь Лида в рейс уходит и вернется бог знает когда. А друг Петя Зудиков ко мне до зимы не выберется...
И Лида говорит, что если еще десять минут буду раздумывать, то и на такси не успею.
Я смотрю в зеркало и говорю:
- Ну и физия!.. Там в пиджаке, в кармане. Достань гребешок.
Лида достает гребешок. А в нем между зубьями застрял мой билет. На Луну. Лида выпутывает билет из зубьев, смотрит:
- Три-два-три. Три-два-три.
Я говорю:
- Счастливый. Давай, съедим?
Я говорю как будто в шутку. А сам думаю, почему бы на самом деле не съесть? Что мы, счастливых билетов не ели? Счастья от них, правда, мало. Но тут билет особенный. Все-таки на Луну.
Лида усмехается. А я решаю окончательно. И говорю, что давай рви. Она снова усмехается. И медленно, аккуратно разрывает билет на две части. И мы осторожно жуем каждый свою половинку. И запиваем кофе. И я думаю, что все, все, все, все...
И на работу, так сказать, я опоздал уже бесповоротно. Поэтому помогаю Лиде собрать сумку.
Мы еще долго гуляем. Кормим голубей у Исаакиевского. И пешком идем до Гавани. Я все горжусь своим самоотверженным поступком. В смысле съедания уникального билета. И жду, когда Лида оценит. Но она молчит. И уже берет у меня сумку и поднимается на палубу. Только говорит: "СЧАСТЛИВО ОСТАВАТЬСЯ". И смотрит на меня с палубы, как первый раз у Целоватова.
А я все жду. И достаю носовой платок. И начинаю им махать. Шучу так. И сначала орет гудок. Потом мегафон. Потом я. Я ору:
- Скажи мне, ну?!!
И ничего мне золотая рыбка Лида не отвечает.
Только хвостом своим рыжим взмахивает. И уплывает в синее море.
И я еще стою на причале. И как принято - смотрю вслед. Но романтично не получается. Потому что меня облаивают портовые собаки. А я в сердцах облаиваю их. Тогда меня облаивают здоровенные портовые грузчики. Которые этих собак кормят и любят.
Я иду домой. Дома никого нет. Я звоню из дома Кузову, Целоватову, Пирайненам. И никого нет.
Я включаю радио.
-...ратура!.. работает!.. нормально!.. Впервые совершен беспримерный успешный эксперимент групповой ноль-транспортировки! Настроение хорошее! Аппетит отличный! Перспективы радужные! Через несколько минут - репортаж нашего специального корреспондента Светланы Ашибаевой с поверхности Луны!
И радио разражается маршами и джазовыми обработками "У нас еще до старта четырнадцать минут".
Я выключаю радио. Настроение у меня как на улице после духового оркестра. Который только что прошел, и все "ура!" кричали, в ногу пытались попасть, руками размахивали. А оркестр прошел, еще играет вдалеке - и на улице бумажки какие-то остались, букетики затоптанные, пусто, пыль...
И тут звонят. Бросаюсь к двери. А это пацанка Катя и пацан Григорий. Они решительно удаляют меня от дверей и энергично идут на кухню. Лезут в холодильник и начинают есть.
Я иду следом и между прочим говорю:
- Между прочим, добрый день.
И они говорят:
- Шветлана Аркадьжьевна шкоро вернетшя ш работы?
Тут я распрягаюсь и внушительно произношу, воплотив мечту:
- В-вон-н отсюда! Очень вас об этом прошу. Чтобы духу вашего здесь не было никогда! Б-богадельня!..Я очень спокойно говорю. Даже ласково. Но вид у меня солидного мафиозо, за спиной которого ждет не дождется целый синдикат убийц, готовых за меня головы сложить. Тем более не свои, а чужие. И я могу позволить себе говорить ласково.
Пацанка Катя и пацан Григорий пропихивают внутрь прожеванный салат, потом полученную информацию. Встают и на цыпочках уходят.
А я начинаю чувствовать, что пусть даже духовой оркестр прошел - ну и что?! И начинаю мурлыкать и разгребать вчерашний мусор. И думаю, что наконецто буду писать кандидатскую, а не выслушивать исповеди недоростков. Что наконец-то буду в одиннадцать вечера выключать проигрыватель, а не включать. А то все эти раньше одиннадцати вечера в гости не приходили. А когда приходили, то еще нахально спрашивали:
"Мы не рано?" Что наконец-то верхний сосед перестанет капать, что мы ночью курим, а ему дым идет. А нижний сосед перестанет капать, что мы ночью громко смеемся, а у него штукатурка сыплется. Что наконец-то если друг Петя Зудиков приедет, то можно будет по душам поговорить.
А то народу по ночам много было. И никак по душам не поговорить. И в прошлый приезд друга Пети Зудикова мы с ним вышли на лестницу, забрались в лифт, чтобы никто не мешал. Только там и поговорили. Изредка на кнопки лифта нажимая. Только неловко получилось, когда я промахнулся и на первый этаж нажал. А там уже толпа небольшая собралась. И мы деловито с Петей Зудиковым из лифта вышли. И нет бы - для правдоподобия на улицу выскочить... Но мы все так же деловито обогнули толпу и по лестнице вверх пошли. Очень логично поступили, в общем...
Я довожу квартиру до паркетного блеска, до -музейной чистоты. Я покупаю "Вечерку" и читаю то, что по радио слышал. И еще читаю, как директор института такого-то интеллигентно, изящно закапывает скептиков из института сякого-то...
И у меня все есть. У меня есть пустая квартира, полный чайник, свежая газета, свежие впечатления.
И мне чего-то не хватает. Сначала совсем немного не хватает. А потом не хватает все больше и больше.
И у меня хватает ума проанализировать, чего же мне не хватает. И я прихожу к выводу, что мне просто не с кем поделиться впечатлениями...
Конечно, снова изобильно стало. Но зато снова плохо стало. И я на всякий случай выхожу на свежий воздух. И направляюсь в Парк культурного отдыха.
Все аттракционы на месте. Я иду дальше. Вижу, что будочка та - КПП, одним словом,- тоже на месте.
Я подхожу к окошку и вижу, что плаката над окошком про зону высокого перенапряжения уже нет.
И окошка нет. А есть дверь. Дверь как дверь. Закрытая.
Я еще дергаю эту самую дверь, но она не поддается.
Я понимаю, что на Луну мне теперь никак не улететь. Что с Кузовым теперь за дамами не поухаживать.
Что с Целоватовым за политику не поговорить. Что Пирайненов под их индийский индийский чай не попрезирать. Что с женой-Светой не поскандалить, чтобы потом помириться. И никакой радости от такой перспективы я не испытываю. А наоборот - понимаю, чего мне не хватает. Понимаю, что чацкизм мой - дело нужное, даже необходимое. Но внутри своей средыгруппы, где необходим кто-то витающий в облаках.
Понимаю, что всем этим будет чего-то не хватать на Луне. И это что-то - я... Но я - только часть от целого. А целое без части запросто обойдется. А часть без целого - никак.
И я очень даже радуюсь, когда еще встречающиеся в Парке культурного отдыха и вот встретившиеся хулиганы спрашивают у меня: есть ли мелочь? Я говорю, что есть. Достаю из кармана медяшки и откладываю их в одну сторону, а в другую - "белые" денежки, так сказать. Потом "белые" денежки кладу обратно в карман, а медяшки протягиваю хулиганам. И говорю, что вы же просили мелочь? Хулиганы оскорбляются и в свою очередь хотят нанести мне оскорбление действием. Я зажимаю мелочь в кулаке, вспоминаю Целоватова с его исчезателями и очень удачно начинаю своими кулаками махать.
Хулиганы кричат "Шухер!" и бегут от меня в разные стороны. А ко мне бегут два милиционера. Они прибегают и спрашивают, что это я здесь делаю. А я резонно им отвечаю, что культурно отдыхаю. Что еще можно делать в Парке культурного отдыха?!
Милиционеры на всякий случай просят предъявить документы. Я им отдаю паспорт. Они читают: "Виктор Ашибаев". И говорят, добрея на глазах: "А вы не родственник?"
Я говорю, что родственник. И даже муж. И в паспорте по этому поводу даже печать есть. Они сами могут посмотреть. Они смотрят. И говорят:
- Что же мы здесь стоим?! Может, вас до дома подвезти?
И мы едем до дома... Потом я им говорю, что особенного ничего предложить не могу, но чаем или кофе - могу. Они нехотя отнекиваются, хотя им очень хочется поглядеть, как это живут семьи, где жена аж на Луну укатала. Вот и спрашивают, как же это вот так - жена на Луну?
Я отвечаю, что так вот как-то получилось.
Они восхищаются. Говорят, что подвиг-то какой!
И я говорю, что да. Что она у меня на подвиги горазда.
И еще они спрашивают про Кузова, Целоватова, Пирайненов. Не знаю ли я?..
Я знаю. Рассказываю. Им интересно. Одно дело - по радио, в газете. Другое дело - живой очевидец, который вот буквально вчера вместе сидел, ел, спал.
А когда они наконец уходят, я думаю: "Да-а, подвиг!"
Только совершают его не эти все на Луне. А я один, оставшись тут без них. И с ужасом думаю: а что, если эта длительность будет год?! Или два?! А если этим всем там понравится и они вообще останутся. На Луне.
Я смотрю через форточку на Луну и начинаю тихонько на эту Луну выть. И она через секунду заслоняется лохматой образиной. Образина эта - забытый Трюльник. Он бросается мне на шею и облизывает.
И начинает меня наконец-то уважать. И мне очень жалко себя. А Трюльнику очень жалко себя.
И я говорю:
- Трюша, хочешь ням-ням?
Трюша не хочет ням-ням. И я не хочу. У нас аппетита нет.
Мы садимся рядышком перед форточкой и завываем на Луну.
Верхне-нижние соседи звучат чем-то по батареям парового отопления.
Но мы не обращаем внимания и под это звучание продолжаем наш вокализ.
И получается здорово! Как на одной пластинке.
"Обратная сторона Луны"...