Я в ужасе уставилась на черно-синее пятно, расплывавшееся на розовой ткани платья.
   Лилиан, мерзкая малявка! Смотри, что ты наделала!
   — Ты похожа на собаку миссис Джильберто, — хихикнула она. — Ну, ты видела этого пса, его зовут Пятныш. Он точно как ты, только не розовый.
   Кажется, до нее даже не доходило, какую ужасную вещь она сотворила! Я совершенно потеряла терпение:
   — Что ты за свинья такая?! Разве так уж трудно есть свой завтрак за столом, а не скакать с грязными лапами по всей квартире?! Ты мне платье испортила!
   — Я не свинья!
   — Ох, да неужели? Ты нарочно надо мной издеваешься?
   Нижняя губа Лилиан задрожала. Она что, собиралась заплакать? Обычно она почти не обращает внимания на те обидные словечки, которыми я ее обзываю. Но, пожалуй, сегодня я говорила резче, чем всегда.
   — Глупая Корнелия! — выкрикнула Лилиан, и слезы градом покатились по ее щекам. — Глупая Корнелия со своими дурацкими платьями и фотографиями! — она развернулась и побежала прочь. Секундой позже я услышала, как хлопнула дверь ее комнаты.
   Мама вошла в гостиную со стаканом апельсинового сока.
   — Корнелия! Что ты ей сказала?
   — Ничего особенного, — пробормотала я с пристыженным видом. — Ты лучше полюбуйся, во что она превратила мое платье!
   Вид у мамы был такой, будто она хотела бы прочитать мне и Лилиан целую лекцию о правильном поведении детей, но она сдержалась и только вздохнула.
   — Вижу — сказала она. — Придется тебе переодеться. И поторопись, папа уезжает через пять минут.
   — Отпусти подбородок, детка, и посмотри в камеру. Поверни голову, еще чуть-чуть поверни, еще капельку… Чудесно! Вот так и держи! Подними руку. Чуть повыше. Нот, правильно. Держи, держи, держи… — визажисты, сделайте что-нибудь, чтобы ее кожа не так блестела… Я сказал, выше руку!
   — Нет, не улыбайся, просто прими задумчивый вид.
   — Детка, это не задумчивое лицо, а нахмуреное!
   У меня болела рука. У меня болели щеки. У меня, болели ноги. И еще они намазали мои волосы какой-то гадостью, от которой кожа на голове противно зудела.
   — Не чешись! Кети, пожалуйста, закрепи ей причёску снова.
   Можно направить сюда побольше света? Это было вовсе не так весело и интересно, как я себе представляла. Казалось, вся королевская рать прыгала вокруг меня: кто-то возился с моим макияжем и прической, кто-то следил за тем, как свет падает на мое лицо, кто-то — за тем, как я держу руку… Они хотели проконтролировать миллион разных мелочей, чтобы «непревзойденные шедевры» мистера Закарино были сфотографированы наилучшим образом.
   И это действительно были «шедевры», правда, по большей части, шедевры глупости и порождёния больной фантазии. Как, например, алый шелковый плащ и платье, которые были на мне сейчас. Плащ смотрелся так, будто меня завернули в огромные лепестки розы. Красная Шапочка— так называлась модель. Не думаю, что Красная Шапочка ушла бы далеко в таком плаще — он просто-напросто запутался бы в кустах, как только девочка сошла бы с проторенной тропинки.
   — Детка, постарайся изобразить хоть какой-то испуг при виде Волка!
   — Простите, — сказала я, — но он… он совсем не кажется опасным.
   Эй Си Джонс, изображавший волка, несмотря на меховой наряд и темные очки, вовсе не был похож на голодного хищника. Он скорее напоминал крутого бизнесмена, который боится простудиться, и потому закутался в шубу. Может, конечно, я зря это сказала, вид у Эй Си и так уже был раздраженный.
   — Эй Си, ты не мог бы… ну, что ли, пугать ее поактивнее?
   Эй Си вздохнул, сдвинул брови и свирепо глянул на меня. Могу поспорить, злость в его взгляде была не наигранной.
   — Хорошо, а теперь подойди к ней чуть поближе…
   Он сделал шаг — и рухнул на колени прямо передо мной, его ноги были опутаны побегами ежевики, взявшимися неизвестно откуда.
   «О нет! — мелькнуло у меня в голове. — Неужели опять?»
   Как минимум четверо человек рванулось ему на помощь — все-таки личный ассистент великого мистера Закарино это вам не какая-нибудь уборщица Он оттолкнул протянутые ими руки и поднялся сам, рассерженный и сбитый с толку. Очки свалились на пол, а несколько веток ежевики намертво запутались в шерсти волчьей шубы.
   — Почему никто не срезал эти дурацкие ветки?! — прорычал Джонс. — Развели тут какие-то джунгли!
   Персонал озадаченно оглядывался по сторонам. Люди были уверены, что еще минуту назад это место не походило ни на какие джунгли. И они, конечно, были правы. В тот самый момент, когда Эй Си Джонс двинулся на меня, из земли появились побеги, они вытянулись почти на целый метр, выпустили колючки и обвили ноги злополучного ассистента. «Хватит! Хватит! Хватит! — шептала и про себя. — Не хочу я этого! Оставьте меня в покое!»
   «Червь. Червь приближается», — снова этот знакомый слабый голос раздался в моей голове.
   — Да, детка, примерно так, только не переигрывай. Ты должна изобразить легкий испуг, а не панику… Визажисты, почему она такая бледная? Извините, — сказала я, внезапно почувствовав головокружение, мне нужно присесть на Минутку…
   — Только не здесь! — страдальчески возопила стилист, но было слишком поздно. Мои колени подогнулись, и я словно куль с мукой опустилась на ежевичную поросль.
   — С тобой все в порядке, детка? — спросил фотограф. Только он один из всей этой команды относился ко мне по-человечески. Конечно, только в те моменты, когда не указывал мне, как стоять. — Тебя, наверное, не предупредили, что вредно весь день стоять на каблуках. В мозг поступает недостаточно крови, от этого недолго и в обморок упасть!
   — Извините, — повторила я, все еще чувствуя слабость, — я и правда этого не знала.
   Но на самом-то деле дело было не в каблуках. Меня охватил ужас, волна тошнотворного ужаса из-за этого тихого голоска. Голос был точно как в том сне, только сейчас-то я не спала!
   — Сделаем-ка перерыв на обед, — объявил фотограф. — А ты подкрепись хорошенько, и сразу почувствуешь себя гораздо лучше.
   Эй Си Джонс одарил меня испепеляющим взглядом и прошел мимо, бормоча что-то насчет «непрофессионалок и глупых девчонок». Та обаятельная улыбка, которой он меня покорил, когда предлагал поучаствовать в проекте мистера Закарино, исчезла без следа. Да, в последнее время я здорово в нём разочаровалась.
   Слабость потихоньку прошла, и я решила, что уже смогу подняться на ноги.
   — Подожди, осторожнее! — Стилист, конечно, беспокоилась не обо мне, а о плаще. Но ежевичные колючки, так крепко вцепившиеся в костюм Эй Си Джонса, опали с моего алого шелкового одеяния, не оставив ни следа.
   — Ну как, плащ в порядке? — спросила я у стилиста.
   Та внимательно оглядывала меня.
   — Да, вроде бы все нормально…
   — Ну, — Тарани явно ожидала подробного рассказа, — на что это было похоже? Ты чего такая мрачная? Что-то не получилось?
   — Эээ… — замялась я. — Мне кажется, я все делаю неправильно…
   Я хмуро покосилась на мини-сэндвичи с рыбным паштетом и кедровыми орешками, которые нам подали на обед. Мой желудок недовольно заурчал.
   «Голоден. Голоден. Червь голодён».
   — Корнелия! Ты дрожишь! — Вилл схватила меня за руку. Она, и Тарани, и Корнелия — они все приехали в Ледихолд после школы, чтобы (как они думали) разделить со мной радостное волнение от съемок. Теперь девочки озабоченно смотрели на меня.
   Я была готова расплакаться.
   — Сама не знаю, что со мной происходит! — прошептала я и неуклюже схватила пластиковый стаканчик. Тепловатая апельсиновая газировка выплеснулась и потекла по моей ладони. Я поставила стакан обратно и принялась вытирать ладонь и запястье салфеткой. Руки при этом тряслись.
   Тарани внимательно взглянула мне в глаза.
   — Ты нервничаешь из-за съемок?
   — Нет. То есть да. Но дело не в этом, — я засомневалась, а потом решила, что должна рассказать им все. — У меня были странные сны… даже не просто сны, а кошмары. — Я попыталась описать свои ощущения, но это оказалось нелегко, именно потому, что это были одни лишь ощущения, ничего конкретного. — В общем, теперь я стала видеть их и днем тоже… Может, у меня крыша поехала?
   Ирма оценивающе посмотрела на меня.
   — Может быть, — изрекла она задумчиво, — по-моему, это вполне вероятно.
   — Ирма! — Вилл возмущенно пихнула ее локтем.
   — Ой! Ты чего? Я ведь только подразнить ее хотела…
   — Она не в том настроении, чтобы ее дразнили…
   Но как ни странно, мне это помогло. Слова Ирмы каким-то образом придали мне бодрости и уверенности в себе. Если бы Ирма и в правду подумала, что у меня не все в порядке с головой, она никогда не сказала бы об этом вслух.
   — Корнелия, ты одна из самых нормальных девчонок, которых я знаю, — заявила Тарани.
   — Ну ладно, если я не свихнулась, то кто мне тогда растолкует, что происходит?!
   — Может, это что-то вроде знамения, — предложила Ирма. Только еще больше туману напустила.
   — Мы ведь должны советоваться с Оракулом по поводу знамений, разве нет? — Вилл обвела нас всех взглядом.
   — Ну, не знаю… — я пожала плечами. — Все так туманно… Я хочу сказать, не можем же мы тревожить Оракула из-за каждого плохого сна…
   — Но это ведь больше чем плохой сон!
   — Ну, все равно…
   Какое-то время мы сидели молча, обдумывая разные варианты.
   — Хмм, Корнелия? — подала голос Хай Лин.
   — Что?
   — Отпусти тарелку. Кедровые орешки прорастают…
   Я отдернула руку, словно тарелка была раскаленной.
   — Это должно, наконец, прекратиться! — выкрикнула я, неизвестно к кому обращаясь.
   Вдруг в центр столика шлепнулась пачка глянцевых фотографий.
   — Мисс Хэйл, — ледяным тоном произнес Эй Си Джонс, — вы можете это объяснить?
   Я взглянула на снимки. О чем это он? Это были фотографии, сделанные сегодня утром в зале поместья Ледихолд: на некоторых я была в длинном голубом платье вроде тех, в каких изображают принцесс; на других — в наряде Красной Шапочки, который не сняла до сих пор.
   — А что, отличные снимки! — с энтузиазмом воскликнула Тарани.
   Эй Си Джонс странно покосился на нее. Затем обошел вокруг стола и достал из кучи одну фотку, четкую, ясную, хорошо напечатанную.
   — Отличные?! Да они все испорчены! Посмотрите на это!
   На портрете вокруг моего лица плясали маленькие зеленые искорки. Эй Си вытащил еще одну фотографию.
   — И на это!
   То же самое.
   — И вот на это! И на это! Везде одно и то же!
   Джонс был прав. Они были там, на каждом снимке, крохотные изумрудно-зеленые вспышки света. Они были в моих волосах, вокруг лица, обрамляли края моих нарядов.
   — Мы проверили эти чёртовы пленки. Мы проверили линзы объективов. Мы проверили освещение и сами фотоаппараты. Мы все проверили. И ничего не нашли. И ни с одной другой моделью нет подобных проблем. Ответ может быть только один: с фотографами и техникой все в порядке дело в вас!
   — Простите, но я правда не понимаю, почему…
   — Целый день съемок пропал впустую, мисс Хейл, и все из-за вас. Вы представляете себе, сколько денег мы потеряли?
   — Но я не…
   — Не знаю, что там с вами происходит. И не уверен, что хотел бы это знать. Мы ошиблись, когда решили пригласить не профессиональную модель, а смазливую лупоглазую девчонку. Вы уволены, мисс Хейл.

Глава 4. Пятнышко

   — Вы не можете меня уволить! Я сама ухожу. А что до вас, мистер Джонс, то я никогда в жизни не видела более самовлюбленного, наглого и глупого человека! Вам даже Волка изобразить слабо!
   Я была горда свой маленькой речью. Я вложила в нее всю свою обиду, и каждое слово в ней было правдой. Если честно, у этой речи был только один недостаток.
   Я так и не произнесла ее ему в лицо.
   Все, что я сделала, — это встала и смерила его ледяным взглядом. Я понимала, что если задержусь в этом помещении еще хоть на минуту, то обязательно разревусь. А такого удовольствия я ему доставить не желала. И я вихрем вылетела из здания.
   — Корнелия! — это Вилл пыталась меня догнать.
   — Оставьте меня в покое, вы все! — крикнула я между всхлипываниями. — Просто оставьте меня в покое!
   Я бросилась бежать по дорожке через парк, окружавший особняк Ледихолд, и, наконец, достигла ворот. Но и там я не замедлила темпа. Дыхание мое было неровным, воздух с шумом выходил из легких — отчасти от долгого бега, отчасти из-за рыданий. Ноги сами несли меня прочь, и я никак не могла остановиться. Бурые прошлогодние листья прилипли к дурацким алым туфлям, которые я так и не сняла после съемок. Черные голые деревья, четко выделявшиеся на фоне бледного весеннего неба, проносились мимо со скоростью света.
   Наконец я почувствовала, что не могу больше сделать ни шагу. Я остановилась и так и стояла, пошатываясь, почти ничего не видя из-за слез.
   Дело было не только в этом тупом Джонсе. Просто все как-то разом навалилось — все эти странные происшествия и ощущения, которых я совершенно не понимала. Вы, наверное, думаете, что кто-то вроде меня, привыкший к магии, должен легко справляться с подобными вещами. Ну, а я не могла.
   Иногда мне кажется, что магия не приносит ничего, кроме боли. Из-за нее я потеряла свою лучшую подругу Элион — теперь она королева в другом мире и никогда больше не сядет в классе рядышком со мной и не прошепчет мне на ухо свои смешные секреты. Она никогда больше не будет рисовать свои чудесные картинки, пока мы сидим у меня поздно вечером, пьем чай и болтаем… И еще… Нет, я не должна даже думать о Калебе, Калебе из мира Элион. Ну почему я не могу например, как Вилл влюбляться в кого-то вроде Мэта.
   В кого-то обычного и близкого; кого-то, с кем можно видеться каждый день; кого-то из реального мира. Так нет же, угораздило меня втюриться в того, кто живет где-то в другом измерении; сказочного героя, с которым нельзя сходить в пиццерию или потанцевать на школьной дискотеке. И даже если бы он мог… Нет, нет, надо выкинуть из головы все мысли о Калебе. Лучше сорву свою ярость на Эй Си Джонсе, вот уж в ком нет ничего сказочного… Тщеславный, эгоистичный, надутый идиот — вот кто он такой.
   «Грустно. Так грустно. Прости».
   Тихий слабый голосок. Скорее ощущения, чем слова, которые можно расслышать. Чувство печали и сожаления.
   Я стерла краем ладони последние злые слезы.
   Прямо перед моим лицом, сантиметрах в двадцати от носа, проплыла зеленая искорка. Малюсенький мигающий зеленый огонек, у которого неизвестно откуда взялся голос. И чувства… Интересно, было ли у него лицо, тело? Мне не удалось этого разглядеть…
   — Кто ты?… — прошептала я.
   Обычного ответа не было. Просто мне передалось ощущение привязанности и заботы, к которому как нельзя лучше подходило слово «друг».
   Тут я заметила, что этих огоньков было больше чем один. Гораздо больше.
   Сотни крохотных искорок парили вокруг меня, образуя что-то вроде фейерверка и обдавая меня теплом и зеленоватым светом. Но тот, первый, огонек возле моего носа был самым большим. Больше чем искорка, целое пятнышко. Маленькое сверкающее зеленое дружелюбное пятнышко. Поляна вокруг меня, еще не очнувшаяся после зимнего сна, вдруг покрылась золотисто-желтым ковром цветущих лютиков. Облетевшие деревья, конечно, оставались голыми недолго. На каждой веточке из почек прямо на глазах пробивались свежие листочки.
   — Это все ты, — наконец дошло до меня. — Все эти странные штуки происходили из-за тебя. Ну, я имею в виду, когда все росло и зеленело…
   — Корнелия? Корнелия, с тобой все в порядке?
   Я резко обернулась на звук. Оказалось, что меня звала Вилл. Я была так зачарована волшебными огоньками, что не заметила приближения подруг— Да, все нормально, — отозвалась я. — Как вы нашли меня?
   Четверо моих подружек-чародеек были уже совсем рядом.
   — Это не трудно — нужно только идти там, где все зеленеет, — сказала Хай Лии. — Корнелия, может быть, твой дар действительно вышел из под контроля… — она махнула рукой в сторону лютиков и юных листьев на деревьях.
   — Нет, мои способности тут ни при чем. — Меня немного успокаивала мысль, что это действительно так, и в происходящем появилась хоть какая— то ясность. — Это все Пятнышко и его приятели. Вот, взгляните…
   Но зеленые искорки неожиданно исчезли.
   — Ах вы, робкие малютки, — пробормотала я, — ну давайте, покажитесь моим подругам!
   Никакой реакции. Зато Тарани посмотрела на меня встревожено — кажется, теперь она и вправду засомневалась, что я в своем уме.
   — Наверное, они вас боятся, — сказала я девочкам. — Вилл, не могла бы ты показать им Сердце Кондракара? Тогда они поймут, что могут вам доверять.
   — Ты о ком? — недоуменно спросила Вилл.
   — Это такие маленькие… ну, как бы зеленые огоньки. Я хочу чтобы вы тоже сними познакомились. Крошечные вспышки света, они каким-то образом связаны со всем этим буйным ростом и цветением.
   — Звучит загадочно, но попробовать-то мы можем…
   Вилл достала Сердце Кондракара. Она держала талисман за веревочку, а сам волшебный кристалл плавно покачивался, распространяя вокруг жемчужный свет. В Сердце сливались воедино все природные Стихии, и мне казалось, что Пятнышку и его приятелям понравится создаваемая этим камнем атмосфера, ведь зеленые огоньки тоже были частью сил природы.
   Послышался какой-то странный звук, что-то вроде удивленного писка. У меня было чувство, что искорки внимательно наблюдают за происходящим. И тут Пятнышко вернулось, и не одно, а с тысячей собратьев. Огоньки начали диковинный танец вокруг Сердца. Они вертелись, подпрыгивали, выделывали в воздухе разные фигуры и весело подмигивали. Я не смогла сдержаться и рассмеялась. Не потому, что в этом зрелище было что-то смешное, а просто от охватившей меня радости.
   — Ух ты! — воскликнула Хай Лии. — Круто!
   Ирма смотрела на хоровод искорок раскрыв рот.
   — Если считать, что ты сошла с ума, то значит, и я тоже, — наконец вымолвила она. — Я вижу маленьких зеленых человечков!
   — Они не человечки, — поправила ее Тарани. — Они… они просто огоньки.
   — И все-таки они люди, или когда-то были ими…
   — Да, они похожи на людей, — подтвердила я. — У них есть мысли и чувства, как и у нас. — Я протянула руку. — Пятнышко? Пятнышко, не могло бы ты ненадолго остановиться? Мы хотим рассмотреть тебя.
   Сразу после этих слов Пятнышко опустилось ко мне на руку. Теплый маленький огонек доверчиво замер на ладони. И я ощутила прикосновение дружелюбного, доброго, любящего разума, как чувствуешь тепло солнечных лучей на своей коже.
   — Это Пятнышко? — спросила Вилл.
   — да. Это я его так назвала, потому что он больше остальных, — объяснила я. По особым излучаемым им волнам благодарности я поняла, что ему понравилось быть Пятнышком. Огонек был горд, что у него появилось свое собственное имя.
   — Откуда ты, Пятнышко? — обратилась к нему Хай Лин.
   Внезапно огонек задергался и побледнел. Приятные эмоции улетучились, и меня, словно ток, пронзил страх.
   Червь. Червь идет.
   — Ох, — слабо всхлипнула я, опускаясь на землю. Влажная почва испачкала мое одеяние, словно сшитое из розовых лепестков, но я была слишком поглощена жуткими мыслями, чтобы обратить на это внимание.
   — Они исчезли! — воскликнула Ирма. — Куда они делись?
   Зеленые вспышки снова пропали — все, кроме Пятнышка, которое, как пришитое, все еще сидело на моей ладони.
   «Помоги… Пожалуйста, помоги!»
   — Сны, — наконец произнесла я, — кошмары… Они тоже появились из-за огоньков. Похоже, в том мире, где живут эти существа, происходит нечто ужасное. — Я будто бы разделила их страх быть схваченными, проглоченными, переваренными, уничтоженными. Пятнышко и его друзья явились сюда, бежав от жуткого врага. И теперь они просили моей помощи.
   — Похоже, настала пора отправиться к Оракулу, — сказала я.
   Пять ладоней легли на талисман. Пять подруг, близких, как сестры, — вот что такое W.I.Т.С.Н.
   — Сердце Кондракара, услышь нас, — ровным голосом произнесла Вилл. Отнеси нас к Оракулу.
   Зеленая поляна, золотистые лютики, молодые листочки па деревьях — весь пейзаж разом расплылся в Тумане. Вместо неба над головой появился сводчатый розовый потолок, нас окружили Мощные колонны высотой с вековые деревья.
   «Добро пожаловать, Стражницы.»
   Оракул почти всегда приветствовал нас одними и теми же словами. Но мне они никогда не надоедали, потому что это были больше чем слова. Приглашение было по-настоящему теплым, сразу чувствовалось, что тебе рады, что ты — часть этого загадочного и интересного мира. То же впечатление создавалось, и когда ты прикасалась к Сердцу.
   — Пятнышко и его собраться в беде, — начала я без всяких объяснений.
   «Ты назвала его Пятнышком?» — слова сопровождало ироничное любопытство, похожее на мысленную усмешку.
   — А что, это неправильно? Я, конечно, знаю, что это не его настоящее имя, но…
   «Он принял его, пусть будет Пятнышко».
   — Я хочу ему помочь. Но мне не известно, откуда он явился. Я даже не знаю, что он такое…
   — Он прибыл из Филии. Цветущего зеленого мира, где все растет и плодоносит. По крайней мере, этот мир был таким, пока Пятнышко и его народец не покинули его. Теперь он может превратиться в пустыню. Пятнышко и его племя составляют самую суть роста и цветения. Без них не распустятся бутоны, не вызреют фрукты.
   — Я почти… догадалась об этом. Но как он нашел меня?
   — Без сомнения, его притянуло к тебе, потому что ты тоже связана с природой, с силами Земли.
   — В его мире есть что-то такое, чего Пятнышко и его собраться боятся. У них есть грозный враг…
   Я подождала, но Оракул так ничего и не рассказал о том, что это за враг.
   — Не можем ли мы отправиться в Филию и помочь огонькам сражаться с их противником?
   «Если вы этого хотите».
   — Да, мы хотим. Ведь, правда?
   Мы действительно все этого хотели. Я чувствовала молчаливую поддержку подруг.
   «Вряд ли многие зеленые огоньки будут столь смелы, что последуют за вами. Возможно, только Пятнышко, потому что ты назвала его и тем самым выделила среди остальных».
   — Выделила? — встревожилась я. — Но я не навредила ему этим?
   «Вредно ли для семени то, что оно прорастает? Всякое изменение в определенных условиях может обернуться вредом, но кто хочет оставаться неизменным всегда?… Ты изменила его тем, что выделила его из массы остальных. Огонек принял это изменение и гордится им. Он сделал решительный шаг; став Пятнышком и твоим другом. Ты должна оценить его смелость и быть ему благодарна. А теперь еще раз подумай, ты уверена, что поступаешь правильно? Ты действительно хочешь попасть в Филию и встретиться лицом к лицу с тем, кто внушает народу Пятнышка такой ужас?»
   Последние слова прозвучали настолько устрашающе, что решимости у меня сразу поубавилось. Но если Пятнышко отважилось разыскать меня и стать моим другом, как я могла предать его?
   — Да, — ответила я.
   «Что ж, быть по сему. Удачи вам, Стражницы!»
   И мир вокруг нас снова стал меняться…

Глава 5. Город под названием голод

   Земля была серой, как грязный школьный мел. Ветер шелестел высохшими стеблями. И где-то вдалеке раздавался звук, который словно проникал тебе под кожу, — тонкий безутешный плач голодного ребенка.
   Откуда я узнала, что ребенок плачет именно от голода? Да ниоткуда, я знала это, и все тут.
   — Унылая картина, — поежилась Вилл.
   Вообще-то нельзя было сказать, что мы оказались в голой пустыне. Вдоль дороги высились деревья, крепко вцепившиеся в землю своими корнями. Хотя листьев на этих деревьях не было. Ячмень и пшеница в полях по обе стороны от дороги засохли на корню, оставив только тонкие шуршащие стебли, выгоревшие на солнце и ветру до белизны. Из серой почвы не пробивалось ни единой травинки.
   — Сдается мне, надо было взять с собой в дорогу какой-нибудь провизии, — пробормотала Ирма.
   Она всего лишь хотела пошутить, но фраза прозвучала как-то плоско и неуместно. Никто даже не улыбнулся.
   — Давайте найдем этого ребенка, — решительно сказала Вилл. — Не знаю, как вы, а я не могу стоять столбом и слушать, как кто-то надрывается.
   В давние времена это был уютный зажиточный городок. Признаки этого все еще можно было найти на улицах, но ярко расписанные ставни теперь высохли и потрескались. Пустые рыночные прилавки, верно, когда-то ломились от товаров; огромные голые деревья в сквере в былые дни укрывали в своей тени усталых путников.
   В городе по-прежнему жили люди, они работали, волочили куда-то тележки, торговали утварью, например, деревянными мисками и глиняными горшками, но, похоже, никто не горел желанием их покупать. Эти люди казались такими же серыми как высохшая почва, и такими же выгоревшими, как белесые стебли в полях. В них не осталось красок, да и жизнь-то едва теплилась.
   Мы различили какой-то новый шум, не похожий на хлопанье старых ставней на ветру. На площади у фонтана несколько женщин были заняты стиркой, они сосредоточились на своём деле, не разговаривали, не пели, не смеялись, как это обычно делают прачки. Мы подошли поближе. Хоть мы явно были для них чужеземками, наряженными в странные одеяния, они только окинули нас пустыми взглядами и угрюмо вернулись к работе. Они лишились даже любопытства.
   Один из торговцев, продававший деревянные миски и шкатулки, закричал погромче, чтобы привлечь покупателей:
   — Отличные миски, лучшее качество, две штуки на пенни.
   Но в голосе его не слышалось никакого воодушевления, никакой надежды. Он понимал, что ничего не продаст. Он просто пришел сюда по привычке.
   И когда на площади на несколько мгновений установилась унылая гнетущая тишина, мы снова услышали плач голодного малыша.