Страница:
Картинка зарябила, и видеосфера запустила очередную серию исторической драмы «Зловещий оттенок», в которой герои мужественно боролись за чистоту природного окраса с внутренними и внешними врагами национального процветания.
Ан-Мари выключила видеосферу и, достав из шкафа котомку, заглянула в нее. Лилового шарика не было. Цилиндрики слегка поменяли цвет и были готовы выполнять свою нелегкую миссию.
3. РАЗВЛЕЧЕНИЯ В ВЫХОДНОЙ ДЕНЬ
4. ПОТЕРИ И ОБРЕТЕНИЯ
5. НОВАЯ ДОЛЖНОСТЬ
Ан-Мари выключила видеосферу и, достав из шкафа котомку, заглянула в нее. Лилового шарика не было. Цилиндрики слегка поменяли цвет и были готовы выполнять свою нелегкую миссию.
3. РАЗВЛЕЧЕНИЯ В ВЫХОДНОЙ ДЕНЬ
Проснувшись, Ан-Мари быстро убрала в комнате, несколько минут постояла под холодным душем, оделась и, прихватив с собой конусообразную сумку, на дне которой покоились цилиндрики, отправилась на прогулку.
В кафе напротив ее ждал обычный завтрак, предлагаемый по воскресным дням клиентам со средним достатком. Знакомый седоватый официант встретил ее традиционной фразой:
— Все в порядке, барышня?
— Абсолютно, — улыбнулась Ан-Мари, усаживаясь за столик.
Через десять минут она прошла в комнату для отдыха, заперла дверь и, открыв сумочку, достала тюбик с раствором сиринатовой жидкости. Несколько мазков кисточкой, и на лице не осталось и следа от пудры, помады и велиновой туши. Тонкой резинкой стянуты в пучок волосы на затылке. Юбку и блузку сменили узкие брюки и пестрая рубашка с засученными рукавами. Ан-Мари придирчиво осмотрела себя в зеркале: перед ней стояла девчонка-подросток четырнадцати-пятнадцати лет. Забавное существо с еще несложившимся характером и не представляющее особой опасности для окружающего общества. Теперь можно было приступать к главному.
Ан-Мари втиснула свои вещи в сумку, открыла запасной выход, исключающий лишних свидетелей, и оказалась на соседней улице. Забежав в ближайший подъезд, она поднялась на пятый этаж и, вынув из сумки цилиндрик, прикрепила его на стене, у самого края лестницы. Там он был менее заметен. Осталось только надавить на тыловую часть аппарата и быстро спуститься вниз.
Спустя пять минут видеожучок начинал работать. При сравнительно небольшом радиусе передачи он активно вторгался в программу видеосферы. Видовой фон резко менялся, цветовые гаммы отходили на задний план, и на картинке высвечивали слова: «Свобода, Равенство, Братство». Далее следовала сжатая информация о произволе в обществе, о преступлениях строевиков, о дискриминации по цветовым признакам, а также подлинная статистика по всем направлениям. К последнему Ан-Мари имела самое прямое отношение.
Сотни людей одновременно могли узнать неожиданные для себя новости. И хотя передвижные точки Службы Спокойствия сразу же выходили на передающее устройство, видеожучки успевали наделить зрителей большей частью своих знаний. Блоки питания, крошечные лиловые шарики, позволяли заряжать до сотни цилиндриков самыми новыми данными. Видеоборьба была одним из наиболее эффективных действий Сопротивления.
Ан-Мари умело расставляла видеожучки по ближайшему кварталу. Самые темные закоулки, самые невзрачные лестничные площадки, неказистые и грязные простенки привлекали ее внимание. Лучше внизу, чем вверху, лучше слева, чем справа, — эти немудреные правила верно служили ей уже не один месяц. Даже несколько лишних секунд трансляции имели большое значение.
Сегодня все шло благополучно. Выпустив на волю всех своих подопечных, Ан-Мари приладила последний видеожучок на чердаке огромного четырехэтажного особняка и быстро сбегала вниз по широким мраморным ступеням.
— Ты кто? — коренастый юнец в оранжевом комбинезоне преградил ей дорогу. — Что-то раньше я тебя у нас не видел?
— А тебе какое дело! — Ан-Мари закинула за плечо сумку. — Мешаю?
— Да нет! — слегка смутился паренек. — Ты в какую группу ходишь? В девятую?
— Положим, — ответила Ан-Мари.
— Смотаем в Желтый парк? Гонки на сквейболлерах!
Приняв молчание Ан-Мари за согласие, он забежал в ближайшую открытую дверь, предупредив:
— Минута! Переоденусь.
Столько же хватило Ан-Мари для того, чтобы на ходу принять свой прежний облик и спрятать брюки и рубашку в сумку.
Она вышла из подъезда и тут же, вслед за ней, выскочил запыхавшийся юнец в белоснежном полузастегнутом костюмчике. Он растерянно посмотрел по сторонам и заметил Ан-Мари.
— Синьорита! Мимо вас девочка не пробегала?
— Нет, — еле сдерживая смех, ответила Ан-Мари. — Я только что подошла.
Юнец вздохнул и вернулся в подъезд. Надо было спешить — с минуты на минуту мог появиться уловитель Службы Спокойствия. Ан-Мари торопливо зашагала по тротуару, но сзади прозвучал резкий, призывный гудок.
По сигналу «Внимание!» любой лояльный член общества обязан приостановить движение и обернуться в сторону подачи сигнала.
«Неужели конец?» — подумала Ан-Мари. И самый никудышный эксперт сумел бы найти на дне сумочки следы хранения цилиндриков.
Возле обочины замер черный пневмобиль. Из полураскрытой дверцы выглядывал Лякург.
— С утра катаюсь по городу, — сообщил он. — Могу подвезти…
Ан-Мари, немного помедлив, села на заднее сидение.
— Вперед! — сказал Лякург и надавил на клавиши дистанции. Пневмобиль, качнувшись, заскользил по улице. — Какие новости?
— Пока на свободе, — ответила Ан-Мари.
Инспектор поморщился и перевел движение на автономный режим.
— Знаешь, я никогда ничего не имел против рыжих… — Лякург уловил легкую гримасу Ан-Мари. — Ну если тебя это коробит, против светловолосых. Я очень добрый человек, и вообще во мне масса положительных качеств.
Ан-Мари засмеялась.
— Серьезно, — обиделся Лякург. Он поднял рычаг звукового канала и спросил: — Бен, как там бандиты? еще держитесь?
— Держимся, инспектор, — бодро ответил заглушаемый выстрелами голос. — Но они наседают.
— Продолжайте, — успокоил Лякург. — К вечеру, может быть, и я подъеду. Посражаемся вместе.
— Скажите, — спросила Ан-Мари, — вы слышали о том, что произошло с тетушкой Кюнце?
— Понимаю, что тебя волнует, — вздохнул Лякург. — Семибашье — мой район. Я был там с самого начала.
Он помолчал, всматриваясь в мелькавшие вдоль дороги контуры зданий.
— В руке у тетушки Кюнце был зажат клок рыжей шерсти…
— Шерсти? — переспросила Ан-Мари.
— Шерсти. Помнишь, несколько лет назад были в моде лигоневые пояса с собачьей шерстью наружу. Какие-то чудаки утверждали, что симбиоз лигони с собачьей шерстью позволяет уменьшить силу гравитации. Пустая затея. Сейчас лигоневый пояс носит только Зудер из банды Глеттера. Это их работа.
— Но как же тогда…
— Я подал рапорт, в котором описал все. Что было дальше, меня не касается. Я не могу указывать органам информации, как и что им сообщать. Дальнейший ход расследования взяла на себя Служба Спокойствия.
Пневмобиль остановился перед домом Ан-Мари.
— Поднимемся к тебе? — Инспектор положил на ее тонкие пальцы свою широкую ладонь. — Продолжим беседу.
Ан-Мари осторожно высвободила руку.
— Вы собираетесь меня шантажировать?
— Да!.. Вы ловко надеваете на меня ярмо подлеца. Разумеется… воспользоваться обстоятельствами… принудить… заставить… Скажите, может быть, вам просто доставляет удовольствие унижать окружающих?
— А вы не думаете, что это один из способов самозащиты? — нашлась Ан-Мари.
Лякург беспомощно развел руками.
Только Ан-Мари прикоснулась к двери подъезда, как ее окликнули.
— Эй — прозвучал сзади тоненький голосок.
В нескольких шагах от нее стоял парнишка с огромной кепкой, надвинутой на самые глаза.
— Ты живешь на двенадцатом этаже? — поинтересовался он.
— Да, — Ан-Мари удивленно посмотрела на мальчишку. — Я — Ан-Мари.
— Обманываешь? — кепка медленно съехала на затылок.
— А зачем? — спросила Ан-Мари.
Парнишка привстал на цыпочки и с подозрением заглянул ей в глаза.
— А кто из полицейской машины выходил?
— Я, — созналась Ан-Мари, — один знакомый подвез.
— Наши в таких машинах не ездят, — нравоучительно произнес мальчик.
— Ты от Барбары? — догадалась Ан-Мари.
Какая-то тень сомнения все еще блуждала по румяному личику, и наконец юный посланец решился.
— Она ждет тебя во второй день недели. Место прежнее. 9 часов.
— Спасибо, — Ан-Мари улыбнулась. — Буду.
— Смотри, не опаздывай, — строго предупредил парнишка, и Ан-Мари не удержалась от веселого смешка.
Посланец нахмурился и, с достоинством наклонив голову, поспешил прочь.
«Обо мне помнят, — подумала Ан-Мари. — Меня ждут. Я нужна для борьбы — что еще требуется человеку?»
В кафе напротив ее ждал обычный завтрак, предлагаемый по воскресным дням клиентам со средним достатком. Знакомый седоватый официант встретил ее традиционной фразой:
— Все в порядке, барышня?
— Абсолютно, — улыбнулась Ан-Мари, усаживаясь за столик.
Через десять минут она прошла в комнату для отдыха, заперла дверь и, открыв сумочку, достала тюбик с раствором сиринатовой жидкости. Несколько мазков кисточкой, и на лице не осталось и следа от пудры, помады и велиновой туши. Тонкой резинкой стянуты в пучок волосы на затылке. Юбку и блузку сменили узкие брюки и пестрая рубашка с засученными рукавами. Ан-Мари придирчиво осмотрела себя в зеркале: перед ней стояла девчонка-подросток четырнадцати-пятнадцати лет. Забавное существо с еще несложившимся характером и не представляющее особой опасности для окружающего общества. Теперь можно было приступать к главному.
Ан-Мари втиснула свои вещи в сумку, открыла запасной выход, исключающий лишних свидетелей, и оказалась на соседней улице. Забежав в ближайший подъезд, она поднялась на пятый этаж и, вынув из сумки цилиндрик, прикрепила его на стене, у самого края лестницы. Там он был менее заметен. Осталось только надавить на тыловую часть аппарата и быстро спуститься вниз.
Спустя пять минут видеожучок начинал работать. При сравнительно небольшом радиусе передачи он активно вторгался в программу видеосферы. Видовой фон резко менялся, цветовые гаммы отходили на задний план, и на картинке высвечивали слова: «Свобода, Равенство, Братство». Далее следовала сжатая информация о произволе в обществе, о преступлениях строевиков, о дискриминации по цветовым признакам, а также подлинная статистика по всем направлениям. К последнему Ан-Мари имела самое прямое отношение.
Сотни людей одновременно могли узнать неожиданные для себя новости. И хотя передвижные точки Службы Спокойствия сразу же выходили на передающее устройство, видеожучки успевали наделить зрителей большей частью своих знаний. Блоки питания, крошечные лиловые шарики, позволяли заряжать до сотни цилиндриков самыми новыми данными. Видеоборьба была одним из наиболее эффективных действий Сопротивления.
Ан-Мари умело расставляла видеожучки по ближайшему кварталу. Самые темные закоулки, самые невзрачные лестничные площадки, неказистые и грязные простенки привлекали ее внимание. Лучше внизу, чем вверху, лучше слева, чем справа, — эти немудреные правила верно служили ей уже не один месяц. Даже несколько лишних секунд трансляции имели большое значение.
Сегодня все шло благополучно. Выпустив на волю всех своих подопечных, Ан-Мари приладила последний видеожучок на чердаке огромного четырехэтажного особняка и быстро сбегала вниз по широким мраморным ступеням.
— Ты кто? — коренастый юнец в оранжевом комбинезоне преградил ей дорогу. — Что-то раньше я тебя у нас не видел?
— А тебе какое дело! — Ан-Мари закинула за плечо сумку. — Мешаю?
— Да нет! — слегка смутился паренек. — Ты в какую группу ходишь? В девятую?
— Положим, — ответила Ан-Мари.
— Смотаем в Желтый парк? Гонки на сквейболлерах!
Приняв молчание Ан-Мари за согласие, он забежал в ближайшую открытую дверь, предупредив:
— Минута! Переоденусь.
Столько же хватило Ан-Мари для того, чтобы на ходу принять свой прежний облик и спрятать брюки и рубашку в сумку.
Она вышла из подъезда и тут же, вслед за ней, выскочил запыхавшийся юнец в белоснежном полузастегнутом костюмчике. Он растерянно посмотрел по сторонам и заметил Ан-Мари.
— Синьорита! Мимо вас девочка не пробегала?
— Нет, — еле сдерживая смех, ответила Ан-Мари. — Я только что подошла.
Юнец вздохнул и вернулся в подъезд. Надо было спешить — с минуты на минуту мог появиться уловитель Службы Спокойствия. Ан-Мари торопливо зашагала по тротуару, но сзади прозвучал резкий, призывный гудок.
По сигналу «Внимание!» любой лояльный член общества обязан приостановить движение и обернуться в сторону подачи сигнала.
«Неужели конец?» — подумала Ан-Мари. И самый никудышный эксперт сумел бы найти на дне сумочки следы хранения цилиндриков.
Возле обочины замер черный пневмобиль. Из полураскрытой дверцы выглядывал Лякург.
— С утра катаюсь по городу, — сообщил он. — Могу подвезти…
Ан-Мари, немного помедлив, села на заднее сидение.
— Вперед! — сказал Лякург и надавил на клавиши дистанции. Пневмобиль, качнувшись, заскользил по улице. — Какие новости?
— Пока на свободе, — ответила Ан-Мари.
Инспектор поморщился и перевел движение на автономный режим.
— Знаешь, я никогда ничего не имел против рыжих… — Лякург уловил легкую гримасу Ан-Мари. — Ну если тебя это коробит, против светловолосых. Я очень добрый человек, и вообще во мне масса положительных качеств.
Ан-Мари засмеялась.
— Серьезно, — обиделся Лякург. Он поднял рычаг звукового канала и спросил: — Бен, как там бандиты? еще держитесь?
— Держимся, инспектор, — бодро ответил заглушаемый выстрелами голос. — Но они наседают.
— Продолжайте, — успокоил Лякург. — К вечеру, может быть, и я подъеду. Посражаемся вместе.
— Скажите, — спросила Ан-Мари, — вы слышали о том, что произошло с тетушкой Кюнце?
— Понимаю, что тебя волнует, — вздохнул Лякург. — Семибашье — мой район. Я был там с самого начала.
Он помолчал, всматриваясь в мелькавшие вдоль дороги контуры зданий.
— В руке у тетушки Кюнце был зажат клок рыжей шерсти…
— Шерсти? — переспросила Ан-Мари.
— Шерсти. Помнишь, несколько лет назад были в моде лигоневые пояса с собачьей шерстью наружу. Какие-то чудаки утверждали, что симбиоз лигони с собачьей шерстью позволяет уменьшить силу гравитации. Пустая затея. Сейчас лигоневый пояс носит только Зудер из банды Глеттера. Это их работа.
— Но как же тогда…
— Я подал рапорт, в котором описал все. Что было дальше, меня не касается. Я не могу указывать органам информации, как и что им сообщать. Дальнейший ход расследования взяла на себя Служба Спокойствия.
Пневмобиль остановился перед домом Ан-Мари.
— Поднимемся к тебе? — Инспектор положил на ее тонкие пальцы свою широкую ладонь. — Продолжим беседу.
Ан-Мари осторожно высвободила руку.
— Вы собираетесь меня шантажировать?
— Да!.. Вы ловко надеваете на меня ярмо подлеца. Разумеется… воспользоваться обстоятельствами… принудить… заставить… Скажите, может быть, вам просто доставляет удовольствие унижать окружающих?
— А вы не думаете, что это один из способов самозащиты? — нашлась Ан-Мари.
Лякург беспомощно развел руками.
Только Ан-Мари прикоснулась к двери подъезда, как ее окликнули.
— Эй — прозвучал сзади тоненький голосок.
В нескольких шагах от нее стоял парнишка с огромной кепкой, надвинутой на самые глаза.
— Ты живешь на двенадцатом этаже? — поинтересовался он.
— Да, — Ан-Мари удивленно посмотрела на мальчишку. — Я — Ан-Мари.
— Обманываешь? — кепка медленно съехала на затылок.
— А зачем? — спросила Ан-Мари.
Парнишка привстал на цыпочки и с подозрением заглянул ей в глаза.
— А кто из полицейской машины выходил?
— Я, — созналась Ан-Мари, — один знакомый подвез.
— Наши в таких машинах не ездят, — нравоучительно произнес мальчик.
— Ты от Барбары? — догадалась Ан-Мари.
Какая-то тень сомнения все еще блуждала по румяному личику, и наконец юный посланец решился.
— Она ждет тебя во второй день недели. Место прежнее. 9 часов.
— Спасибо, — Ан-Мари улыбнулась. — Буду.
— Смотри, не опаздывай, — строго предупредил парнишка, и Ан-Мари не удержалась от веселого смешка.
Посланец нахмурился и, с достоинством наклонив голову, поспешил прочь.
«Обо мне помнят, — подумала Ан-Мари. — Меня ждут. Я нужна для борьбы — что еще требуется человеку?»
4. ПОТЕРИ И ОБРЕТЕНИЯ
Во вторник Ан-Мари никак не могла дождаться окончания рабочего дня. Она то и дело посматривала на квадратный циферблат контрольных часов, висящих над входом в отдел. Краузе недовольно хмурился, а Карина ехидно иронизировала;
— Ягодка начинает созревать. Куда торопиться одинокой девушке после службы?..
Ан-Мари молчала, в который раз укоряя себя за несдержанность. Уж очень хотелось поскорее увидеть Барбару.
Вечером заметно похолодало. Прохожие зябко кутались в однотонные плащи и куртки, не задерживаясь возле витрин магазинов и зазывающих вывесок ночных клубов.
Ан-Мари пришла к знакомому месту на 15 минут раньше назначенного времени. Следовало незаметно потратить эти лишние минуты. Ан-Мари спустилась по лестнице в маленький подвальчик, где за десятком столиков сидели, тихо переговариваясь, посетители. Она присела за самый ближний к выходу, рядом с мужчиной, безжизненно склонившим голову над пустой тарелкой. На освещенном пятачке в глубине подвальчика резвились жонглеры-акробаты. Невидимый пианист наигрывал печальную мелодию.
Мужчина поднял голову и непонимающе уставился на Ан-Мари.
— Ты?.. Пришла?.. Но я тебя не звал! Ты не можешь…
Его блеклое, обтянутое сморщенной кожей лицо со вздутыми синими подглазниками вызывало жалость и отвращение.
— Зачем ты здесь? Мне и так тошно…
Он отклонился назад, разглядывая Ан-Мари.
— Но ты здорово изменилась! Тебя все-таки выпустили?..
Ан-Мари попыталась встать. Ее явно принимали за другую.
— Сиди, — попросил мужчина. — Презирай, но сиди.
Он всхлипнул и судорожным движением провел рукой по щеке.
— Щетина. Я стал редко бриться… Но я не мог не сообщить! Такой важный факт! Государственный интерес! Апостолы…
Мужчина поперхнулся и прижал ладони к вискам.
— Они приехали и почти сразу же все нашли. А если бы сообщил кто-то другой? Ты только представь: с кем бы остались тогда наши крохи? Ты не подумала о них! Ты жаждала справедливости! Ты… А я не мог! Обязанность патриота! Долг!
Он наклонился к Ан-Мари и зашептал.
— Или страх. Самый обыкновенный страх. Ты никогда не знала, что такое настоящий страх, как он умеет обволакивать сердце, как проникает в самые укромные уголки тела, как жжет и режет тебя на части. Ты была другой… гордой. А я маленький и слабый, я боюсь, и мне страшно. Мне очень страшно!
Мужчина затрясся, заплакал и бессильно опустил голову на тарелку. Ан-Мари вскочила и выбежала из подвальчика. На противоположной стороне красные огоньки «Ганвея» излучали привычный свет. Оставалось только перейти улицу.
И как раз в это мгновение створы «Ганвея» распахнулись и из клуба вышли двое широкоплечих парней в длиннополых серых плащах. По зеленоватому отсвету их туфель Ан-Мари поняла, что видит офицеров Службы Спокойствия. Один встал у самого выхода, другой, отойдя в сторону, лениво разглядывал прохожих. Следом за ними появилась Барбара. Вытянутая, точно струна, фигура, спрятанные в карманах плаща руки, бледное бескровное лицо. Ее невидящий бессмысленный взгляд скользнул по Ан-Мари и ушел в темное мрачное небо. Ан-Мари прислонилась к стене и до боли прикусила губы.
Грохоча сиреной, к клубу подъехал пневмовагон. Его задняя дверца широко распахнулась, и из нее вышли строевики. Они выстроились в шеренгу, ожидая команды. Один из офицеров что-то крикнул и взмахнул рукой. Строевики схватили Барбару, подняли ее, швырнули в чрево вагона и кричаще-свистящей гурьбой полезли следом. Дверца тяжело клацкнула, и пневмовагон зигзагами покатил по улице.
Офицеры пересекли дорогу и прошли рядом с Ан-Мари.
— Уж очень грубы эти строевики, — донеслось до нее.
— Звери! — сплюнул другой.
— А как они начинали? Как смешно и нелепо выглядели их митинги в Приморском парке…
Ан-Мари осталась стоять у стены. Сильный озноб терзал ее хрупкое тело, иногда ей казалось, что это апрельский град молотит по ее обнаженным плечам и спине. Словно не Барбара, а она оказалась в лапах строевиков.
«Кто же они — строевики? — лихорадочно думала Ан-Мари. — Яростные, ненавидящие, жестокие до умопомрачения?.. Какой страшной силе удалось собрать все самое худшее, что есть в человеке, и выплеснуть наружу? Мерзкие сволочи!»
Пальцы невольно сжались в маленькие, но твердые кулачки.
«Синие рубашки всегда ходят группами, их не увидишь вдвоем или поодиночке. Когда заканчиваются марши и акции, они переодеваются в самую незаметную одежду и скрываются в толпе. Или просто они боятся? Может быть, их собирает под одни знамена не столько дикая ненависть, сколько дикий страх?»
Голова жарила и горела, Ан-Мари с трудом добралась до квартиры. Пришедший по вызову врач определил болезнь 3-й степени и оставил плоские розовые таблетки с едким запахом.
Только через несколько дней Ан-Мари смогла выйти на службу. Теперь она была одна, но в котомке, лежащей в правом углу стенного шкафа, еще оставалось несколько цилиндриков, и они упрямо ждали своего часа.
Очередные воскресные дни девочка с длинным пучком волос на затылке провела в интенсивных прогулках по самым различным районам города. Ей несколько раз удавалось ускользнуть от передвижных патрулей Службы Спокойствия, оставляя неутомимые выдеожучки в труднодоступных местах на всей жилой территории Большого центра.
«Это вам за Барбару! — неслышно шептали потрескавшиеся губы. — Это вам за всех нас!»
Вскоре у Ан-Мари остался только один цилиндрик. Не случайно целую неделю она ездила по окружному маршруту, проверяя подходы к дому на чужой стоянке. Именно там и жили офицеры Службы Спокойствия. После детальной разведки закрепить в парадном одного из подъездов видеожучок не составляло особой сложности.
«Пусть смотрят, — решила Ан-Мари. — У них тоже есть дети».
Обратно она шла пешком. Сумка с рубашкой и брюками была оставлена в мусорном контейнере — больше она ей не понадобится. Одновременно два чувства, облегчения и печали, соседствовали в душе Ан-Мари. Она выполнила свои обязанности, но что дальше?..
Возле афишного столба грелся на солнышке знакомый парнишка.
— Привет! — сказал он из-под кепки. — Торопишься?
— Не очень, — Ан-Мари замерла, ожидая последующих слов.
— Тебя ждут. Вон в том сквере, вторая аллея, третья скамейка справа. — И он невозмутимо посмотрел в противоположную сторону.
— Спасибо, — шепнула Ан-Мари.
— Топай! — буркнул мальчишка. — Мы тебя с утра караулим.
Ан-Мари свернула к небольшой зеленой рощице, окруженной серыми громадинами зданий, и прошла по дорожке, выложенной крупными красными плитками.
На широкой, приземистой скамейке сидел старик. Легкий ветерок трепал его редкие белоснежные кудри. Исчерченное морщинами лицо важно и доброжелательно созерцало окружающее пространство.
— Можно сесть рядом с вами? — спросила Ан-Мари.
— Кто же откажется от такого удовольствия, — улыбнулся старик. — Я не знаю таких смельчаков.
Ан-Мари села, поправила юбку и приготовилась слушать. Старик не торопился, он явно наслаждался состоянием тишины и покоя, и щелочки его глаз тускло мерцали.
— Давно, лет десять назад, на небольшой ферме жила одна синеглазая рыжеволосая девочка. Это была смелая девочка. Она никого не боялась и всегда говорила все, что думала. Девочка хорошо училась, пела в церковном хоре и любила вышивать солнечные рисунки на своих полотнах. Но однажды по дороге в город прошла колонна строевиков. Они разорили ферму, убили родителей и родственников, а рыжеволосая девочка пропала. Мне кажется, я помню ее…
— За десять лет девочка могла измениться, — вздохнула Ан-Мари.
— Но глаза не меняют свой цвет, — заметил старик.
Они помолчали, размышляя каждый о своем.
— Барбара, — сказала Ан-Мари.
— Я знаю, — помрачнел старик и добавил: — Мы знаем.
— А как же я…
— Об этом и пойдет речь. — Он повернулся к ней лицом, и Ан-Мари заметила еще десяток мелких морщинок, опоясывающих его худую тонкую шею.
— Стало известно, что в аналоцентре имеется вакансия. Ты представляешь, как нам важно нащупать подход к главному анализатору системы. Там ключ ко многим загадкам…
— Будет конкурс?
— Негласный. Документы принимают в 180-й комнате Комплекса информации.
— Хорошо. Завтра я подготовлю бумаги.
— Только осторожнее… — старик выдержал небольшую паузу, — несколько сторонников равноправия уже провалились при подходе к этой системе, хотя у них и были волосы самого черного цвета…
— Да! — вспомнила Ан-Мари. — Дело тетушки Кюнце.
И она рассказала все, что узнала от Лякурга. Старик выслушал ее сообщение на редкость равнодушно.
— Каждый день совершаются преступления, — сказал он, — не одно, так другое. При желании любое из них можно представить в определенном виде. Это не столь сложно…
Старик долго смотрел на Ан-Мари, а потом, словно извиняясь, сказал:
— Рядом никого не будет. Мы вынуждены действовать поодиночке. Ты же слышала о Подвале. Там говорят все.
— А Барбара? Если бы она сказала все, то я…
— Барбару не довезли до Подвала, — глухо прошептал старик. — Она погибла в дороге.
Старик наощупь нашел пальцы Ан-Мари и легко пожал их.
— Когда будет надо — тебя найдут, — вздохнул он. — Не приду я, придет кто-нибудь другой.
— Я сделаю все, — заверила Ан-Мари. — Мы — рыжие!
В глазах у старика засияли добрые огоньки.
— Девочка, ты думаешь я был когда-то рыжим? Нет, я черный, самый чистый черный, такой, что по цветовым критериям всегда проходил по 1-му индексу. Но мы должны бороться за вас… Мы думаем, что защищаем вас, а на самом деле боремся за самих себя. Ведь дело совсем не в цвете волос. Ты же понимаешь!..
Старик встал, вынул из кармана складную трость, раздвинул ее и медленно побрел по аллее. Сутуловатая спина в черной накидке еще долго маячила, удаляясь в конец парка. Редкие прохожие почтительно уступали ему дорогу.
— Ягодка начинает созревать. Куда торопиться одинокой девушке после службы?..
Ан-Мари молчала, в который раз укоряя себя за несдержанность. Уж очень хотелось поскорее увидеть Барбару.
Вечером заметно похолодало. Прохожие зябко кутались в однотонные плащи и куртки, не задерживаясь возле витрин магазинов и зазывающих вывесок ночных клубов.
Ан-Мари пришла к знакомому месту на 15 минут раньше назначенного времени. Следовало незаметно потратить эти лишние минуты. Ан-Мари спустилась по лестнице в маленький подвальчик, где за десятком столиков сидели, тихо переговариваясь, посетители. Она присела за самый ближний к выходу, рядом с мужчиной, безжизненно склонившим голову над пустой тарелкой. На освещенном пятачке в глубине подвальчика резвились жонглеры-акробаты. Невидимый пианист наигрывал печальную мелодию.
Мужчина поднял голову и непонимающе уставился на Ан-Мари.
— Ты?.. Пришла?.. Но я тебя не звал! Ты не можешь…
Его блеклое, обтянутое сморщенной кожей лицо со вздутыми синими подглазниками вызывало жалость и отвращение.
— Зачем ты здесь? Мне и так тошно…
Он отклонился назад, разглядывая Ан-Мари.
— Но ты здорово изменилась! Тебя все-таки выпустили?..
Ан-Мари попыталась встать. Ее явно принимали за другую.
— Сиди, — попросил мужчина. — Презирай, но сиди.
Он всхлипнул и судорожным движением провел рукой по щеке.
— Щетина. Я стал редко бриться… Но я не мог не сообщить! Такой важный факт! Государственный интерес! Апостолы…
Мужчина поперхнулся и прижал ладони к вискам.
— Они приехали и почти сразу же все нашли. А если бы сообщил кто-то другой? Ты только представь: с кем бы остались тогда наши крохи? Ты не подумала о них! Ты жаждала справедливости! Ты… А я не мог! Обязанность патриота! Долг!
Он наклонился к Ан-Мари и зашептал.
— Или страх. Самый обыкновенный страх. Ты никогда не знала, что такое настоящий страх, как он умеет обволакивать сердце, как проникает в самые укромные уголки тела, как жжет и режет тебя на части. Ты была другой… гордой. А я маленький и слабый, я боюсь, и мне страшно. Мне очень страшно!
Мужчина затрясся, заплакал и бессильно опустил голову на тарелку. Ан-Мари вскочила и выбежала из подвальчика. На противоположной стороне красные огоньки «Ганвея» излучали привычный свет. Оставалось только перейти улицу.
И как раз в это мгновение створы «Ганвея» распахнулись и из клуба вышли двое широкоплечих парней в длиннополых серых плащах. По зеленоватому отсвету их туфель Ан-Мари поняла, что видит офицеров Службы Спокойствия. Один встал у самого выхода, другой, отойдя в сторону, лениво разглядывал прохожих. Следом за ними появилась Барбара. Вытянутая, точно струна, фигура, спрятанные в карманах плаща руки, бледное бескровное лицо. Ее невидящий бессмысленный взгляд скользнул по Ан-Мари и ушел в темное мрачное небо. Ан-Мари прислонилась к стене и до боли прикусила губы.
Грохоча сиреной, к клубу подъехал пневмовагон. Его задняя дверца широко распахнулась, и из нее вышли строевики. Они выстроились в шеренгу, ожидая команды. Один из офицеров что-то крикнул и взмахнул рукой. Строевики схватили Барбару, подняли ее, швырнули в чрево вагона и кричаще-свистящей гурьбой полезли следом. Дверца тяжело клацкнула, и пневмовагон зигзагами покатил по улице.
Офицеры пересекли дорогу и прошли рядом с Ан-Мари.
— Уж очень грубы эти строевики, — донеслось до нее.
— Звери! — сплюнул другой.
— А как они начинали? Как смешно и нелепо выглядели их митинги в Приморском парке…
Ан-Мари осталась стоять у стены. Сильный озноб терзал ее хрупкое тело, иногда ей казалось, что это апрельский град молотит по ее обнаженным плечам и спине. Словно не Барбара, а она оказалась в лапах строевиков.
«Кто же они — строевики? — лихорадочно думала Ан-Мари. — Яростные, ненавидящие, жестокие до умопомрачения?.. Какой страшной силе удалось собрать все самое худшее, что есть в человеке, и выплеснуть наружу? Мерзкие сволочи!»
Пальцы невольно сжались в маленькие, но твердые кулачки.
«Синие рубашки всегда ходят группами, их не увидишь вдвоем или поодиночке. Когда заканчиваются марши и акции, они переодеваются в самую незаметную одежду и скрываются в толпе. Или просто они боятся? Может быть, их собирает под одни знамена не столько дикая ненависть, сколько дикий страх?»
Голова жарила и горела, Ан-Мари с трудом добралась до квартиры. Пришедший по вызову врач определил болезнь 3-й степени и оставил плоские розовые таблетки с едким запахом.
Только через несколько дней Ан-Мари смогла выйти на службу. Теперь она была одна, но в котомке, лежащей в правом углу стенного шкафа, еще оставалось несколько цилиндриков, и они упрямо ждали своего часа.
Очередные воскресные дни девочка с длинным пучком волос на затылке провела в интенсивных прогулках по самым различным районам города. Ей несколько раз удавалось ускользнуть от передвижных патрулей Службы Спокойствия, оставляя неутомимые выдеожучки в труднодоступных местах на всей жилой территории Большого центра.
«Это вам за Барбару! — неслышно шептали потрескавшиеся губы. — Это вам за всех нас!»
Вскоре у Ан-Мари остался только один цилиндрик. Не случайно целую неделю она ездила по окружному маршруту, проверяя подходы к дому на чужой стоянке. Именно там и жили офицеры Службы Спокойствия. После детальной разведки закрепить в парадном одного из подъездов видеожучок не составляло особой сложности.
«Пусть смотрят, — решила Ан-Мари. — У них тоже есть дети».
Обратно она шла пешком. Сумка с рубашкой и брюками была оставлена в мусорном контейнере — больше она ей не понадобится. Одновременно два чувства, облегчения и печали, соседствовали в душе Ан-Мари. Она выполнила свои обязанности, но что дальше?..
Возле афишного столба грелся на солнышке знакомый парнишка.
— Привет! — сказал он из-под кепки. — Торопишься?
— Не очень, — Ан-Мари замерла, ожидая последующих слов.
— Тебя ждут. Вон в том сквере, вторая аллея, третья скамейка справа. — И он невозмутимо посмотрел в противоположную сторону.
— Спасибо, — шепнула Ан-Мари.
— Топай! — буркнул мальчишка. — Мы тебя с утра караулим.
Ан-Мари свернула к небольшой зеленой рощице, окруженной серыми громадинами зданий, и прошла по дорожке, выложенной крупными красными плитками.
На широкой, приземистой скамейке сидел старик. Легкий ветерок трепал его редкие белоснежные кудри. Исчерченное морщинами лицо важно и доброжелательно созерцало окружающее пространство.
— Можно сесть рядом с вами? — спросила Ан-Мари.
— Кто же откажется от такого удовольствия, — улыбнулся старик. — Я не знаю таких смельчаков.
Ан-Мари села, поправила юбку и приготовилась слушать. Старик не торопился, он явно наслаждался состоянием тишины и покоя, и щелочки его глаз тускло мерцали.
— Давно, лет десять назад, на небольшой ферме жила одна синеглазая рыжеволосая девочка. Это была смелая девочка. Она никого не боялась и всегда говорила все, что думала. Девочка хорошо училась, пела в церковном хоре и любила вышивать солнечные рисунки на своих полотнах. Но однажды по дороге в город прошла колонна строевиков. Они разорили ферму, убили родителей и родственников, а рыжеволосая девочка пропала. Мне кажется, я помню ее…
— За десять лет девочка могла измениться, — вздохнула Ан-Мари.
— Но глаза не меняют свой цвет, — заметил старик.
Они помолчали, размышляя каждый о своем.
— Барбара, — сказала Ан-Мари.
— Я знаю, — помрачнел старик и добавил: — Мы знаем.
— А как же я…
— Об этом и пойдет речь. — Он повернулся к ней лицом, и Ан-Мари заметила еще десяток мелких морщинок, опоясывающих его худую тонкую шею.
— Стало известно, что в аналоцентре имеется вакансия. Ты представляешь, как нам важно нащупать подход к главному анализатору системы. Там ключ ко многим загадкам…
— Будет конкурс?
— Негласный. Документы принимают в 180-й комнате Комплекса информации.
— Хорошо. Завтра я подготовлю бумаги.
— Только осторожнее… — старик выдержал небольшую паузу, — несколько сторонников равноправия уже провалились при подходе к этой системе, хотя у них и были волосы самого черного цвета…
— Да! — вспомнила Ан-Мари. — Дело тетушки Кюнце.
И она рассказала все, что узнала от Лякурга. Старик выслушал ее сообщение на редкость равнодушно.
— Каждый день совершаются преступления, — сказал он, — не одно, так другое. При желании любое из них можно представить в определенном виде. Это не столь сложно…
Старик долго смотрел на Ан-Мари, а потом, словно извиняясь, сказал:
— Рядом никого не будет. Мы вынуждены действовать поодиночке. Ты же слышала о Подвале. Там говорят все.
— А Барбара? Если бы она сказала все, то я…
— Барбару не довезли до Подвала, — глухо прошептал старик. — Она погибла в дороге.
Старик наощупь нашел пальцы Ан-Мари и легко пожал их.
— Когда будет надо — тебя найдут, — вздохнул он. — Не приду я, придет кто-нибудь другой.
— Я сделаю все, — заверила Ан-Мари. — Мы — рыжие!
В глазах у старика засияли добрые огоньки.
— Девочка, ты думаешь я был когда-то рыжим? Нет, я черный, самый чистый черный, такой, что по цветовым критериям всегда проходил по 1-му индексу. Но мы должны бороться за вас… Мы думаем, что защищаем вас, а на самом деле боремся за самих себя. Ведь дело совсем не в цвете волос. Ты же понимаешь!..
Старик встал, вынул из кармана складную трость, раздвинул ее и медленно побрел по аллее. Сутуловатая спина в черной накидке еще долго маячила, удаляясь в конец парка. Редкие прохожие почтительно уступали ему дорогу.
5. НОВАЯ ДОЛЖНОСТЬ
Собрать все необходимые документы удалось за три дня. Ан-Мари стояла в узком коридорчике Комплекса информации, зажав в руке большой коричневый конверт, заполненный схемами личностных показателей. Перед ней были крупная дородная девица с лохматой, набухшей прической и нескладный мужчина в очках, постоянно оглядывающийся по сторонам. Посетителей долго не задерживали, и вскоре подошла очередь Ан-Мари.
В прямоугольном кабинете, за длинным массивным столом, сидел паренек в форме строевика. Он указал Ан-Мари на круглое мягкое кресло и, раскрыв конверт, начал копаться в бумагах. Из боковой двери вышел высокий стройный мужчина с красивым волевым лицом и обаятельной улыбкой.
— Как идет набор? — поинтересовался он, дружески кивнув Ан-Мари.
— Все в порядке, коллега Бошан, — вскочил щупленький строевик, неумело вытягивая руки по швам. — Двадцать кандидатур — пять с перспективой.
— Нормально. — Мужчина подошел к столу и взглянул на бумаги. — Работайте тщательно. Не каждый достоин заслужить доверие Апостолов.
— Очередная кандидатура, — отрапортовал строевик. — Происходит прием документов.
— Ну-ну, — Бошан присел в кресло у стены и с интересом посмотрел на Ан-Мари. — Найдите самое главное.
Строевик стал ожесточенно перебирать бумаги и с облегчением выхватил голубоватый квадратный листок.
— Вот! — воскликнул он, торжественно подняв его над головой.
— Зачитывайте вслух, — предложил Бошан, слегка полузакрыв веки.
Строевик вытянулся, его руки затряслись от напряжения, и тонкий ломающийся голосок произнес:
— Выписка из аттестационной анкеты младшего статистика Ан-Мари Розенфельд.
Разум: быстро схватывает существенные моменты ситуации.
Рассудительность: надежна в смысле принятия должных решений.
Инициатива: способна самостоятельно ставить и выполнять задачи.
Характер: средний, динамический.
Организационные способности: хороший исполнитель.
Преданность: непреклонная.
Настойчивость: решительна, тверда.
Реагирование в критических ситуациях: действует спокойно и логично.
Выносливость: тщательна и энергична, может нести службу в весьма трудных условиях.
— Прекрасные данные, — улыбнулся Бошан. — А скажите, милая девушка, вы знаете, как охотятся на пятнистых лемуров?
— Нет, — пожала плечами Ан-Мари.
— Ничего, — успокоил Бошан, — при определенном стечении обстоятельств я поведаю вам эту занимательную историю.
Он поднялся и скрылся за внутренней, потайной дверью.
— Вам повезло, — вздохнул строевик, — начальник аналоцентра обратил на вас внимание.
— Когда я узнаю решение?
— Вас известят, — строевик встал, давая понять, что аудиенция окончена.
Ждать пришлось недолго. На следующий день прямо в отделе курьер Комплекса информации в черной форме с золотыми блестящими бляшками вручил Ан-Мари маленький белый конверт с красными печатями по бокам.
Краузе и Карина с удивлением наблюдали за происходящим. Ан-Мари достала из конверта картонный листок с розовыми впечатанными буквами.
— Меня приняли, — сказала Ан-Мари. — Завтра в 9.00 я должна явиться в Комплекс информации.
— Поздравляю! — всплакнула Карина. — Я всегда знала, что из тебя выйдет толк.
Она обняла Ан-Мари и прижала ее лицо к своей груди.
— Когда будешь карабкаться наверх, — шептала она, — не забывай о своей старой подружке. Я всегда хорошо относилась к тебе.
Старый Краузе тоже был взволнован и растроган.
— Я чувствовал, что это должно произойти. Я предвидел это… Но в такие короткие сроки! Есть кому продолжить наше дело. Мы, ветераны, можем уходить спокойно…
— Ну что вы, коллега, — ужаснулась Карина, — вас не назовешь молодым, но записывать себя в старики, фи, это даже не посмел бы мой любящий муж…
— Да? — спросил Краузе. — В самом деле?
— Конечно, — улыбнулась Ан-Мари. — Вы в хорошей форме.
— Тогда!.. — стукнул кулаком по столу Краузе. — Тогда я скажу вот что: вопреки всем инструкциям вы, Ан-Мари, можете сегодня уйти с работы на час раньше положенного срока… Нет! Можете уйти прямо сейчас. Слышите: прямо сейчас!
— Спасибо! — Ан-Мари взяла сумочку, сделала несколько шагов к двери и обернулась. Краузе и Карина, привстав за своими столами, провожали ее уход добрыми улыбками. Она успела полюбить этих странных, так непохожих на нее людей, и расставаться с ними было тоскливо и тягостно.
Надо было лечь спать пораньше. Новая служба требовала напряжения всех сил и внимания. Ан-Мари сняла парик, отключила энергоблок и, раздевшись, вытянулась на кровати. Несколько плавных движений руками, и наступило полное расслабление всего организма.
Какой-то скрежет послышался со стороны окна, и рама резко отошла в сторону. Ан-Мари обернулась, и нажала на рычаг аварийного освещения. В оконном проеме стоял Лякург. Правой рукой он держался за выдвинутую раму, а левой отодвигал в сторону прозрачные гардины. Ан-Мари вскрикнула и прикрыла грудь руками.
— В подобных случаях следует закрывать волосы, — заметил инспектор, усаживаясь на подоконник.
— Волосы вы уже видели, — не замедлила с ответом Ан-Мари.
— Можно изменить цвет, — сказал Лякург, глядя в окно и дав возможность Ан-Мари закутаться в простыню. — Сколько вокруг перекрашенных!
— Зачем?! — Она гордо вскинула голову. — Я знаю девушку, специально превратившую свои волосы в огненно-светлый цвет, чтобы встать в ряды преследуемого и гонимого меньшинства. А вы предлагаете предательство?
— Я ничего не предлагаю, — пояснил инспектор. — Просто зашел в гости. Все-таки обещал появляться.
— В решающие минуты? — сыронизировала Ан-Мари. — Когда я снимаю платье?
— Я думаю, что для некоторых молодых особ этот момент решающий, — вздохнул Лякург.
— Вам не к лицу пошлости, — вывела Ан-Мари и повернулась к нему спиной.
Лякург слез с подоконника и сел на стул рядом с кроватью.
— Можно было удивиться, как ловко я влез на двенадцатый этаж, какой я храбрый и сильный… А между прочим, у меня это с детства. Мы жили на маленькой ферме в Восьмиречье. По вечерам семейство любило собираться на втором этаже, в небольшой, но уютной комнате. Все рассаживались вокруг громоздкого стола с толстыми, вырезанными из векового дерева ножками, пили чай с вишневым вареньем и говорили всякие глупости. Однажды вечером я пробрался на соседний балкончик, прошел по узкому карнизу и постучал костяшками пальцев в окно. Пожалуй, это была самая удачная операция в моей жизни. Правда, мне здорово влетело, но с тех пор я могу залезть в любое окно. Люди склонны забывать, что есть этажи сверху и снизу, не говоря уже о водосточных трубах несколько натренированных движений позволят оказаться в любой точке дома, в любой комнате.
В прямоугольном кабинете, за длинным массивным столом, сидел паренек в форме строевика. Он указал Ан-Мари на круглое мягкое кресло и, раскрыв конверт, начал копаться в бумагах. Из боковой двери вышел высокий стройный мужчина с красивым волевым лицом и обаятельной улыбкой.
— Как идет набор? — поинтересовался он, дружески кивнув Ан-Мари.
— Все в порядке, коллега Бошан, — вскочил щупленький строевик, неумело вытягивая руки по швам. — Двадцать кандидатур — пять с перспективой.
— Нормально. — Мужчина подошел к столу и взглянул на бумаги. — Работайте тщательно. Не каждый достоин заслужить доверие Апостолов.
— Очередная кандидатура, — отрапортовал строевик. — Происходит прием документов.
— Ну-ну, — Бошан присел в кресло у стены и с интересом посмотрел на Ан-Мари. — Найдите самое главное.
Строевик стал ожесточенно перебирать бумаги и с облегчением выхватил голубоватый квадратный листок.
— Вот! — воскликнул он, торжественно подняв его над головой.
— Зачитывайте вслух, — предложил Бошан, слегка полузакрыв веки.
Строевик вытянулся, его руки затряслись от напряжения, и тонкий ломающийся голосок произнес:
— Выписка из аттестационной анкеты младшего статистика Ан-Мари Розенфельд.
Разум: быстро схватывает существенные моменты ситуации.
Рассудительность: надежна в смысле принятия должных решений.
Инициатива: способна самостоятельно ставить и выполнять задачи.
Характер: средний, динамический.
Организационные способности: хороший исполнитель.
Преданность: непреклонная.
Настойчивость: решительна, тверда.
Реагирование в критических ситуациях: действует спокойно и логично.
Выносливость: тщательна и энергична, может нести службу в весьма трудных условиях.
— Прекрасные данные, — улыбнулся Бошан. — А скажите, милая девушка, вы знаете, как охотятся на пятнистых лемуров?
— Нет, — пожала плечами Ан-Мари.
— Ничего, — успокоил Бошан, — при определенном стечении обстоятельств я поведаю вам эту занимательную историю.
Он поднялся и скрылся за внутренней, потайной дверью.
— Вам повезло, — вздохнул строевик, — начальник аналоцентра обратил на вас внимание.
— Когда я узнаю решение?
— Вас известят, — строевик встал, давая понять, что аудиенция окончена.
Ждать пришлось недолго. На следующий день прямо в отделе курьер Комплекса информации в черной форме с золотыми блестящими бляшками вручил Ан-Мари маленький белый конверт с красными печатями по бокам.
Краузе и Карина с удивлением наблюдали за происходящим. Ан-Мари достала из конверта картонный листок с розовыми впечатанными буквами.
— Меня приняли, — сказала Ан-Мари. — Завтра в 9.00 я должна явиться в Комплекс информации.
— Поздравляю! — всплакнула Карина. — Я всегда знала, что из тебя выйдет толк.
Она обняла Ан-Мари и прижала ее лицо к своей груди.
— Когда будешь карабкаться наверх, — шептала она, — не забывай о своей старой подружке. Я всегда хорошо относилась к тебе.
Старый Краузе тоже был взволнован и растроган.
— Я чувствовал, что это должно произойти. Я предвидел это… Но в такие короткие сроки! Есть кому продолжить наше дело. Мы, ветераны, можем уходить спокойно…
— Ну что вы, коллега, — ужаснулась Карина, — вас не назовешь молодым, но записывать себя в старики, фи, это даже не посмел бы мой любящий муж…
— Да? — спросил Краузе. — В самом деле?
— Конечно, — улыбнулась Ан-Мари. — Вы в хорошей форме.
— Тогда!.. — стукнул кулаком по столу Краузе. — Тогда я скажу вот что: вопреки всем инструкциям вы, Ан-Мари, можете сегодня уйти с работы на час раньше положенного срока… Нет! Можете уйти прямо сейчас. Слышите: прямо сейчас!
— Спасибо! — Ан-Мари взяла сумочку, сделала несколько шагов к двери и обернулась. Краузе и Карина, привстав за своими столами, провожали ее уход добрыми улыбками. Она успела полюбить этих странных, так непохожих на нее людей, и расставаться с ними было тоскливо и тягостно.
Надо было лечь спать пораньше. Новая служба требовала напряжения всех сил и внимания. Ан-Мари сняла парик, отключила энергоблок и, раздевшись, вытянулась на кровати. Несколько плавных движений руками, и наступило полное расслабление всего организма.
Какой-то скрежет послышался со стороны окна, и рама резко отошла в сторону. Ан-Мари обернулась, и нажала на рычаг аварийного освещения. В оконном проеме стоял Лякург. Правой рукой он держался за выдвинутую раму, а левой отодвигал в сторону прозрачные гардины. Ан-Мари вскрикнула и прикрыла грудь руками.
— В подобных случаях следует закрывать волосы, — заметил инспектор, усаживаясь на подоконник.
— Волосы вы уже видели, — не замедлила с ответом Ан-Мари.
— Можно изменить цвет, — сказал Лякург, глядя в окно и дав возможность Ан-Мари закутаться в простыню. — Сколько вокруг перекрашенных!
— Зачем?! — Она гордо вскинула голову. — Я знаю девушку, специально превратившую свои волосы в огненно-светлый цвет, чтобы встать в ряды преследуемого и гонимого меньшинства. А вы предлагаете предательство?
— Я ничего не предлагаю, — пояснил инспектор. — Просто зашел в гости. Все-таки обещал появляться.
— В решающие минуты? — сыронизировала Ан-Мари. — Когда я снимаю платье?
— Я думаю, что для некоторых молодых особ этот момент решающий, — вздохнул Лякург.
— Вам не к лицу пошлости, — вывела Ан-Мари и повернулась к нему спиной.
Лякург слез с подоконника и сел на стул рядом с кроватью.
— Можно было удивиться, как ловко я влез на двенадцатый этаж, какой я храбрый и сильный… А между прочим, у меня это с детства. Мы жили на маленькой ферме в Восьмиречье. По вечерам семейство любило собираться на втором этаже, в небольшой, но уютной комнате. Все рассаживались вокруг громоздкого стола с толстыми, вырезанными из векового дерева ножками, пили чай с вишневым вареньем и говорили всякие глупости. Однажды вечером я пробрался на соседний балкончик, прошел по узкому карнизу и постучал костяшками пальцев в окно. Пожалуй, это была самая удачная операция в моей жизни. Правда, мне здорово влетело, но с тех пор я могу залезть в любое окно. Люди склонны забывать, что есть этажи сверху и снизу, не говоря уже о водосточных трубах несколько натренированных движений позволят оказаться в любой точке дома, в любой комнате.