Так вот, выслушав меня, Федор Семенович предложил собрать бывалых воинов и поставить перед ними задачу: помочь своим молодым товарищам поскорее овладеть вверенным им оружием, приемами боя, фронтовым опытом.
   Я согласился с ним. Из частей были вызваны ветераны. Всего их собралось 47 человек.
   Когда мы разъяснили им, что от них требуется, сержант Иван Петрович Башлаков от имени своих товарищей заверил нас, что старые солдаты помогут своим командирам в обучении новичков, морально подготовят их к предстоящим боям.
   Помимо этого мы с Федором Семеновичем Иголкиным, а также офицеры политотдела и штаба побывали во всех частях и провели несколько бесед с молодыми бойцами и их командирами.
   Одновременно мы проверили готовность обороны, знание воинами своих обязанностей, поставили задачи разведчикам.
   В течение мая - июня полки продолжали совершенствовать окопы, траншеи, рыли новые, устанавливали минные поля и различные заграждения. Дни стояли знойные, без дождей. Прокаленная земля стала как камень, и ее приходилось не копать, а долбить. Да и времени было мало: ночи летом короткие. А днем никакие работы не велись.
   Мы располагали информацией о том, что немецко-фашистское командование готовится к наступлению. У них появились новые танки "тигры", "пантеры" и самоходные орудия "фердинанды". Их тактико-технические данные нам были известны. Во все полки и батальоны мы разослали снимки этих машин с указанием уязвимых мест. Это помогало командирам конкретнее и целеустремленнее проводить занятия с бойцами.
   За противником мы следили очень внимательно. Наиболее удобно наблюдать за ним было с утра до полудня. В это время солнце ярко освещало немецкую оборону, что давало нам возможность засекать оптические приборы неприятеля, видеть малейшее передвижение.
   Со второй половины дня солнечные лучи падали на нашу сторону. На этот период мы оставляли на местах лишь несколько перископов и почти совсем прекращали езду и хождение.
   Чтобы проверить данные наблюдения, требовался "язык". Однако захватить его никак не удавалось. Местность впереди была открытая, незамеченными к вражеским окопам не подойти. Да и эсэсовцы, стоявшие против нас, ушами не хлопали. Пришлось принять решение провести разведку боем. К этому стали готовить усиленный стрелковый батальон. В глубине своей обороны выбрали участок местности, похожий на местность южнее села Белое, где намечалось нанести удар. С утра командиры тщательно изучали район предстоящих действий, а после полудня батальон выходил на учебное поле и отрабатывал атаку, захват "языка", выход из боя. Это же повторяли и ночью, так как разведку планировали на темное время.
   Как раз в эти дни ко мне приехал сын Юрий. Он, как и многие его сверстники, давно просился на фронт, И вот, кончив 8 классов, примчался под Ворошиловград из Кировской области, куда в 1941 году была эвакуирована семья. Попал Юрий в штаб несколько необычным образом. Я заслушивал доклады вызванных командиров, когда в комнату вошел мой адъютант младший лейтенант Георгий Прудников и доложил, что задержан подозрительный подросток, который добивается встречи со мной. Я ответил, что мне сейчас некогда, а если парень действительно подозрительный, то его надо отправить в соответствующие органы там разберутся. Прудников вышел, но через несколько минут вернулся с Юрием. Я сразу узнал его. Правда, за два года он заметно вырос, возмужал и в перешитом с моего плеча кителе и военных брюках выглядел почти солдатом. Мы обнялись, расцеловались. Я стал расспрашивать о семье, о том, как он нашел меня.
   Сидели допоздна, о многом переговорили. Юрия интересовало главное - как я отнесусь к его желанию воевать. Я не мог отказать ему в этом, но заметил, что врага надо бить умело. Поэтому я решил направить сына в учебную роту дивизии. На следующее утро его обмундировали, и я взял Юрия с собой на НП.
   По поведению немцев не было заметно, чтобы они что-либо подозревали. Мы ждали ночи. С наступлением темноты я выехал в район Белого. Со мной были Федор Семенович Иголкин и Юрий. Командир 613-го стрелкового полка подполковник И. Н. Дружинин доложил об обстановке на его участке и готовности бойцов к выполнению задачи. Федор Семенович побеседовал с коммунистами и комсомольцами, напомнил, что каждый из них должен делать в разведке, пожелал удачи. После этого батальон начал скрытно выдвигаться на исходную позицию. Я направился туда же, оставив в машине адъютанта и сына. Немцы вели методический минометный огонь, изредка постреливали из пулеметов, освещая местность ракетами. До назначенного срока оставалось 30-40 минут.
   Я послал ординарца за своим адъютантом. Вдруг через несколько минут слышу: по дороге движется машина. Приказываю немедленно ее остановить. Оказалось, что это подъехали Прудников, Юрий и ординарец, решившие для экономии времени воспользоваться машиной. Пришлось отчитать их за такое легкомыслие, ведь они могли привлечь внимание врага.
   Вскоре наши артиллеристы и минометчики совершили десятиминутный огневой налет. Саперы проделали в минных полях проходы. Батальон пошел в атаку. Минут через десять начальник разведки дивизии майор В. В. Артамонов доложил, что захвачена первая траншея, есть убитые эсэсовцы, а пленных пока нет. Идет бой за вторую траншею. Еще через 20 минут поступило сообщение, что подразделение захватило вторую траншею и пленного. Неприятель открыл сильный заградительный огонь из орудий и минометов, одновременно усилил обстрел нашего переднего края, затем предпринял контратаку пехотой и танками. Почти во всей полосе дивизии завязался огневой бой. Это было нам на руку. Командиры всех степеней и специально выделенные наблюдатели фиксировали систему огня противника. Задача разведки в основном была выполнена, и я дал команду на отход. Артиллерии поставил задачу подавить выявленные огневые позиции.
   Батальон благополучно вышел из боя, захватив пленных, документы и оружие фашистов. Гитлеровцы подтвердили, что с их стороны готовится наступление.
   О результатах разведки боем я тотчас же доложил командиру 3-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майору А. И. Белову. Он приказал прислать об этом письменное донесение, а пленных немедленно направить в штаб 51-й армии.
   4 июля 1943 года, воскресенье... Ясный солнечный день. В Екатериновке, где размещался штаб 91-й стрелковой дивизии, шла подготовка к торжеству: участникам битвы на Волге предстояло вручить медаль "За оборону Сталинграда". Настроение у всех было праздничное.
   К двенадцати часам в Екатериновку прибыл член Военного совета 51-й армии генерал-майор А. Е. Халезов. Вручив награды, он тепло поздравил нас и выразил уверенность, что мы и на украинской земле будем громить врага по-сталинградски.
   Вскоре после отъезда генерала Халезова мне позвонили из штаба корпуса и пригласили на совещание. Выехал я туда пораньше, чтобы по пути заскочить в район расположения дивизионных тылов. Там я попал под артиллерийский обстрел. Мой адъютант младший лейтенант Георгий Прудников предложил мне спуститься в блиндаж.
   - Не стоит время терять, - возразил я, - лучше двинемся дальше.
   Юрий, приехавший ко мне из учебной роты на воскресный день, направился к машине, чтобы подогнать ее к нам. Но только успел он сделать несколько шагов, как совсем рядом упал снаряд. Взрывная волна сбила меня с ног, и я потерял сознание.
   Когда очнулся, увидел склонившегося над собой сына. Разорвав свою нижнюю рубашку на ленты, он перевязывал меня. Потом подоспели врач и санинструктор. Она усадили меня в автомобиль и повезли в медсанбат.
   Обстрел продолжался...
   По дороге я спросил у Юрия, что с Прудниковым.
   - Беда, - вздохнул он. - Убит...
   У меня сжалось сердце. С Георгием я прошел путь от Краснодара до Волги. И вот в Донбассе его жизнь оборвалась...
   В медсанбате меня навестил командир корпуса Александр Иванович Белов. Он сообщил, что меня отправят в тыловой госпиталь. Уже прощаясь, спросил:
   - Как считаешь, кого лучше временно поставить на дивизию?
   Я посоветовал назначить полковника Иголкина.
   - Пожалуй, - согласился Белов. - Ну, желаю поскорее выздороветь.
   Меня погрузили в самолет. В городе Шахты, во фронтовом госпитале, профессор Гуревич сделал мне операцию. На следующий день мы с врачом, который меня сопровождал, полетели в Махачкалу. В пути я потерял сознание.
   В столицу Дагестана мы прибыли 17 июня. И вот у меня снова началась госпитальная жизнь. Я ловил каждую весточку с фронтов. Особенно интересовала меня, конечно, 91-я стрелковая дивизия. Прорвав оборону противника под Ворошиловградом, она затем вела бои за Мелитополь и заслужила название Мелитопольской. После этого пошла на Перекоп. Я очень сожалел, что не мог вместе с нею еще раз пройти по памятным для меня местам.
   Летом 1944 года мелитопольцы участвовали в изгнании немецко-фашистских войск из Прибалтики. За смелые и решительные действия правительство наградило 91-ю стрелковую дивизию орденом Красного Знамени.
   Я от души радовался ее успехам.
   Слава тебе, родная!
    
   Здравствуй, граница!
   В летопись Великой Отечественной войны 1944 год вошел как год решающих побед Красной Армии над немецко-фашистскими захватчиками. Мне тогда выпала честь воевать в составе войск 3-го Белорусского фронта. Прибыл я туда 14 июня 1944 года. Командующий фронтом генерал И. Д. Черняховский принял меня в своем блиндаже под Смоленском. Молодой, стройный, высокого роста, он встал и, пожав руку, без предисловий начал вводить меня в обстановку.
   Когда речь зашла о моем назначении, Иван Данилович сказал:
   - Тут у нас вот какая неожиданность случилась... Командир одной из дивизий 5-й армии ранен, его заместитель убит. Придется вам принять это соединение. Откровенно предупреждаю: дивизия пока ничем особенно не отличилась. Так что присмотритесь к людям, подумайте, как кого лучше использовать. Командарм во всем пойдет навстречу. Но сделать это надо быстро. Предстоит большое наступление. Дивизия может и должна быть хорошей. Народ в ней боевой, обстрелянный. Все дело сейчас в руководстве.
   - Понятно, товарищ командующий. Постараюсь.
   - Ну, желаю успеха.
   Получив направление, я немедленно отбыл в штаб 5-й армии. Командарма нашел в землянке. Генерал-лейтенант Николай Иванович Крылов встретил меня любезно, пригласил сесть на походную табуретку и стал расспрашивать о прошлой службе, об участии в Великой Отечественной войне, о семейном положении. Лишь после этого ознакомил меня с задачами, стоявшими перед 5-й армией и дивизией, которой мне предстояло командовать, представил находившимся у него командирам корпусов, начальнику штаба армии генерал-майору Н. Я. Прихитько.
   Николай Яковлевич подробно рассказал мне о готовящейся Витебской операции. Начал он с того, что к лету 1944 года линия фронта в Белоруссии образовала выступ, вдававшийся в нашу сторону. Он создавал устойчивое положение для немецких войск в Прибалтике и на Украине, прикрывал подступы к Восточной Пруссии и Польше.
   Учитывая важное стратегическое значение "белорусского балкона", германское командование в течение длительного времени создавало сильную глубоко эшелонированную оборону. Тактическая зона противника включала две полосы. Первая из них состояла из двух-трех позиций, в каждой из которых имелось по две-три сплошные траншеи, соединенные ходами сообщения. Глубина каждой позиции достигала трех-семи километров. Наиболее сильно гитлеровцы укрепили фланги в районах Витебска и Бобруйска. Мощная оборона у них была также на оршанском участке фронта, где проходила автомагистраль Москва-Минск.
   Для обороны Белоруссии неприятель сосредоточил сильную группировку в составе трех полевых и одной танковой армий. На рубеже Сиротино - Богушевск оборонялись части его 3-й танковой армии, главные силы которой находились под Витебском и прикрывали Вильнюс. Войска 3-го Белорусского фронта сосредоточивались южнее Витебска.
   159-й стрелковой дивизии, командиром которой я назначался, предстояло действовать на богушевском направлении.
   После беседы Николай Иванович Крылов тепло попрощался со мной и пожелал успехов в предстоящих боях.
   Утром 16 июня вместе с офицером связи мы отправились в 45-й стрелковый корпус. Получив там соответствующие распоряжения и советы, сразу же отбыл в Суходровку, где располагался штаб 159-й стрелковой дивизии. В действительности села этого не было. От него остались одни обгорелые бревна и каменные развалины.
   Встретил меня начальник штаба подполковник Г. X. Акбердинов. Я попросил его подробнее рассказать о боевом пути 159-й стрелковой дивизии, о ее людях. Мы просидели довольно долго. Вот что я узнал от Галима Ханфиевича. Формирование соединения началось 23 мая 1943 года. Основу его составили 20-я курсантская и 132-я Чкаловская, отдельные стрелковые бригады, прошедшие суровую школу двухлетних боев.
   В это время дивизия насчитывала 7721 человека, в том числе 835 средних и старших командиров. Под ее знамя встали воины тридцати двух национальностей, населяющих Советский Союз. Многие из них уже были отмечены высокими правительственными наградами: 99 человек - орденами, 446 - медалями.
   Более трети личного состава являлись коммунистами и комсомольцами. Командовал соединением в 1943 году полковник Демьян Иосифович Богайчук кадровый командир Красной Армии. Начальником политотдела дивизии был подполковник Василий Павлович Кузьмин, бывший секретарь районного комитета партии.
   15 июля 1943 года дивизию направили на фронт. Боевое крещение она получила на Смоленщине.
   9 августа ночью 631-й стрелковый полк скрытно вышел на исходный рубеж для наступления, а утром 10 августа стремительным ударом освободил Дворище. Деревня представляла собой сильно укрепленный пункт. Ее прикрывали минные поля, проволочные заграждения, противотанковые рвы, траншеи с разветвленными ходами сообщения. Но бойцы нового формирования в тесном взаимодействии со 120-й танковой бригадой овладели Городищем с ходу. Преследуя неприятеля и не давая ему опомниться, воины вскоре заняли Бол. Тесное.
   Гитлеровцы яростно сопротивлялись. Стремясь затормозить наше наступление, они предприняли серию контратак, вызвали авиацию. Однако бойцы 159-й проявили завидное упорство. Отразив многочисленные наскоки врага, части и подразделения продолжали теснить немцев, очищая от них один населенный пункт за другим.
   К утру 13 августа дивизия овладела селениями Александровка, Носищево, Мал. Тесное, Истопки, форсировала реку Демина.
   24 дня 159-я стрелковая дивизия вела непрерывное наступление. За это время прошла 65 километров, отбила у захватчиков 67 населенных пунктов, освободила из фашистской неволи тысячи советских людей.
   20 сентября после кратковременного отдыха, который был использован для боевой учебы, соединение приступило к выполнению нового боевого задания. В условиях дождливой погоды и бездорожья оно совершило длительный марш к новому месту сосредоточения.
   4 сентября 631-й стрелковый полк вступил в бой с противником, занимавшим лес, южнее Дрожжино. Немцы оказали здесь упорное сопротивление, и прорвать их оборону сразу не удалось. Тогда подразделения полка и разведрота дивизии ночью обошли Дрожжино и овладели вражескими позициями южнее совхоза Талашкино. Боясь оказаться отрезанным, неприятель начал поспешно отходить, уничтожая боевую технику, разрушая населенные пункты. 631-й полк неотступно преследовал его. Соседние части также успешно продвигались на запад.
   Пасмурным осенним утром 631-й стрелковый полк прошел через юго-западную окраину Смоленска. На крыше одного из зданий уже развевалось красное знамя. Население встречало своих освободителей со слезами радости и с чувством огромной благодарности. И это было высшей наградой воинам за их ратный подвиг.
   Гитлеровцы поспешно откатывались, прикрываясь небольшими заслонами. Но подразделения дивизии быстро сбивали их. 28 сентября в районе деревень Редьки и Клеменки соединение вышло к границе Белорусской ССР. В жестоких схватках с фашистами бойцы, сержанты и офицеры проявили отвагу, мужество, готовность пожертвовать собой во имя свободы и независимости Родины.
   Так, в одном из боев взводный 631-го стрелкового полка младший лейтенант Жуков был ранен в голову и руку. Однако он продолжал вести своих бойцов вперед. В него попала третья пуля. Сержант Мухаметдинов подбежал к командиру, чтобы оказать ему помощь. Жуков тихо промолвил: "Не надо, родной, я умираю. Идите дальше, вас там ждут..." Бойцы отомстили за смерть боевого товарища. В рукопашной схватке они истребили несколько десятков неприятельских солдат и офицеров.
   Пример стойкости и мужества показали также комсомольцы Лебединский, Уваженкр, Селезнев и Пустовалов. Они занимали высоту, которая прикрывала фланг нашего подразделения. Перед вечером на них пошло до 30 немцев. Лебединский, Уваженко, Селезнев и Пустовалов не дрогнули. Они встретили противника дружным огнем и отбили его атаку. Гитлеровцы три раза пытались овладеть этой позицией, но она осталась неприступной.
   Дерзкий налет на оккупантов совершили 10 разведчиков 558-го стрелкового полка во главе с коммунистом Морозом. Они ворвались в населенный пункт и решительными действиями вынудили находившихся там фашистов сложить оружие. Советские бойцы доставили в штаб части 12 пленных, в их числе 2 офицера.
   В дни боев заметно выросло число коммунистов. Только за первый месяц в партию вступило свыше 400 бойцов, сержантов и офицеров, доказавших в боях свою преданность Родине.
   Рассказывая о людях дивизии, Галим Ханфиевич Акбердинов вспомнил о Федоре Саютине. На фронт он приехал из Сибири. До войны мечтал стать инженером-механиком, но с заветной мечтой пришлось временно расстаться и взяться за оружие.
   Через несколько дней, не успев истребить ни одного фашиста, Федор был ранен. Молодой воин понял, что воевать - не дичь на заре стрелять. Он настоял, чтобы из госпиталя его выписали досрочно - уж очень велика была его ненависть к врагу. С настойчивостью, достойной похвалы, Федор начал постигать солдатскую науку. Особенно хорошую боевую школу прошел он под Ржевом во время нашего первого наступления. Саютин участвовал во многих боях и уложил немало гитлеровцев. Но и сам опять попал под пулю.
   Оправившись от второго ранения, Саютин получил назначение в 20-ю отдельную стрелковую бригаду. Когда атаковали деревню Ольховец, Федор отличился как решительный и меткий автоматчик.
   Вскоре командир батальона капитан Андреев взял Саютина к себе связным. Подразделение глубоко вклинилось в неприятельскую оборону, и его сообщение со штабом бригады было затруднено. Единственная дорога протяжением в полтора-два километра беспрерывно обстреливалась. По этому "коридору смерти" связному доводилось ходить несколько раз в день.
   Однажды Саютина вызвал комбат и вручил ему пакет с донесением в штаб бригады.
   - Надо доставить во что бы то ни стало, - сказал капитан Андреев.
   - Есть! - ответил Саютин.
   Заправив шинель и взяв автомат, он четко повернулся и вышел из блиндажа.
   В эту ночь тучи заволокли все небо. Но на дороге по светло как днем. Противник беспрерывно освещал ракетами, обстреливал из автоматов и пулеметов. Пришлось пробираться по-пластунски. Саютин передвигался быстро, уверенно.
   На командный пункт соединения прибыл благополучно. Сдав донесение и получив пакет для комбата, Саютин направился в обратный путь. На полдороге он был оглушен разрывом мины. Сколько пролежал контуженный, не помнит, в сознание привела острая боль. Саютин первым делом проверил, цел ли конверт. Он был на месте. Саютин поднялся на ноги, прошел несколько шагов, снова упал. Отдышавшись, пополз.
   Перед входом в блиндаж Андреева Федор оправил шинель, густо вымазанную в грязи, потом вошел в помещение и доложил:
   - Товарищ капитан, ваше приказание выполнил. И от комбрига есть...
   Саютин расстегнул гимнастерку, полез за пазуху.
   - Ты ранен, Саютин? - спросил Андреев, указав на руку, по которой струйкой стекала кровь.
   Только теперь Саютин почувствовал боль пониже плеча. Он закрыл глаза и пошатнулся.
   - Чуть царапнуло... На обратном пути... Разрешите быть свободным?..
   Это было третье ранение Саютина, да еще с контузией. Но солдат не ушел в санроту, остался в батальоне, который продолжал наступать. Его наградили медалью "3а отвагу".
   Таких, как Саютин, в дивизии было немало. Взять хотя бы сапера Виктора Ступина. О нем я тоже услышал очень подробный рассказ.
   Близилась полночь. В гильзе из-под снаряда тускло горел огонек, бросая слабый свет на стены и потолок жарко натопленной землянки. В углу на нарах дремали четыре минера. Один из них - Виктор Ступин - то и дело вскакивал, смотрел на часы. Он боялся проспать. С 11 часов вечера до 5 часов утра им надо сделать проходы в проволочных заграждениях, разминировать лощину, по которой пойдут в наступление пехотинцы. Старший сержант Ступин был уверен, что со своими боевыми товарищами Шумейко, Никишевым и Крючковым с заданием справится. Не было еще такого случая, чтобы по их вине что-то срывалось. И все же его одолевало беспокойство. Но вот ровно в 11 вечера из землянки вышли четыре человека в белых маскировочных халатах. Глубокий мартовский снег был рыхлым, и ноги проваливались выше колен. Несмотря на кромешную тьму, минеры быстро отыскали заграждение. Вынув ножницы, Ступин начал разрезать проволоку, а Шумейко, Никишев и Крючков принялись растаскивать ее по сторонам.
   Через некоторое время немцы заметили наших бойцов и открыли по ним огонь. Но они продолжали работу.
   Проходы сделаны. Теперь надо найти и обезвредить мины.
   Ступин пополз вперед, прощупывая снег. Обстрел усиливался. Мины падали очень близко. Однако воины упорно двигались дальше. Наконец щуп коснулся чего-то твердого. Смертоносные "сюрпризы" врага обнаружены. С великой осторожностью Ступин стал голыми руками разгребать снег. Пальцы стыли, коченели. Он согревал их дыханием и снова работал, работал.
   Вскоре Ступин нащупал крышку на верхнем взрывателе, снял ее, а затем вынул взрыватель. После этого начал обводить пальцами холодные бока мины. Едва прикоснувшись к тонкой проволоке, Виктор замер, свободной рукой достал из кармана ножницы и плавно перекусил металлический волосок, тянувшийся к боковому взрывателю. Затем Ступин тихонько запустил руку под дно мины и там обнаружил еще один взрыватель. Обезвредил и его.
   Теперь круглая, как сковорода, мина была не опасна, и Ступин изо всех сил швырнул ее в сторону.
   В ту ночь он обнаружил и обезвредил около двухсот мин.
   К пяти утра путь для пехоты был очищен.
   Старший сержант Виктор Прокофьевич Ступин не только сам обезопасил множество вражеских мин. Он обучил этому трудному и тонкому искусству 50 молодых воинов.
   Бои за освобождение Смоленщины и Белоруссии были упорными.
   На заранее подготовленном рубеже по правому берегу Мереи противник сопротивлялся особенно яростно. В отдельные дни он предпринимал по пять - семь контратак. Но наши бойцы отбивали их.
   В ночь на 5 октября подразделения 491-го стрелкового полка овладели деревней Кринки, а 631-й полк достиг западной окраины деревни Редьки.
   Дивизия наконец вступила на белорусскую землю и очистила от оккупантов ряд населенных пунктов. В этих боях многие воины заслужили славу героев.
   Бессмертный подвиг совершил в те дни старший лейтенант Михаил Веселов. Во время одной вражеской контратаки вышел из строя весь расчет противотанковой душки. Но она не замолчала. Оставшись один, раненый Веселов продолжал вести огонь, расстреливая в упор неприятельскую пехоту, уже в четвертый раз подымавшуюся в контратаку. Немцам удалось ворваться на наши позиции. Они попытались живьем захватить отважного офицера. К Веселову подскочил здоровенный фашист, и, сцепившись, они повалились на землю. В это время другой гитлеровец ударил Веселова ножом в спину. Смертельно раненный, старший лейтенант собрал последние силы и зубами впился в горло фашиста. Умирая, Михаил Веселов уничтожил еще одного гитлеровского выродка.
   В дивизии было широко известно имя молодого коммуниста, кавалера двух орденов Славы Василия Малышева. Только в одном бою на Белорусской земле он уничтожил пятнадцать фашистов. Когда командир подразделения выбыл из строя, Малышев взял командование на себя. Бойцы, возглавляемые им, отбросили противника.
   Во время освобождения родной Белоруссии прославился снайпер коммунист Митрофанов. Он истребил 98 гитлеровцев.
   В наступлении воины соединения проявляли массовый героизм. Только правительственных наград были удостоены 5520 рядовых, сержантов и офицеров. Среди них павшие смертью храбрых старший лейтенант Поддубов и лейтенант Филимонов, награжденные орденом Александра Невского. Два ордена Славы заслужил коммунист Наргуж Кутайбергенов. Эти люди - гордость и слава дивизии.
   За год вновь сформированное соединение приобрело немалый боевой опыт.
   В состав дивизии входили полки: 631-й стрелковый, которым командовал подполковник К. Д. Дмитриев, 491-й стрелковый во главе с майором Г. Н. Петиным, 558-й стрелковый под командованием подполковника М. Е. Волкова, 597-й артиллерийский - командир полковник С. В. Кунцевич, 136-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион, 185-й саперный батальон и другие специальные части и подразделения. Моим заместителем по строевой части являлся полковник Михаил Дмитриевич Горылев, начальником политотдела был подполковник Дмитрий Михайлович Костюк и артиллерией командовал подполковник Александр Андреевич Гоша.