Буквально через четверть часа раздался звонок, и ввалилась Инка вместе со своей Люсей – рыжим сеттером с облезшим после зимы хвостом.
– Ехала к тебе на маршрутке, пришлось отдать последние пять рублей за себя, а Люсю пустили в долг. Обратно пойду пешком, если только ты мне не одолжишь пару десяток, – заявила она вместо приветствия.
– А зачем ты Люсю с собой потащила? – поинтересовалась я. – Оставила бы ее дома, сестре было бы не так одиноко после школы.
– Дома есть абсолютно нечего, – призналась Инна. – Сестру покормят в школе, а кто покормит Люсю?
Я поразмыслила и пришла к выводу: пожалуй, этим человеком окажусь я. Придя к такому выводу, я воодушевилась и выставила перед гостями полный обед, который венчал мой злосчастный пирог, не получивший в моей семье должного признания. Зато Люсе он пришелся по вкусу. Постный борщ она тоже умяла, даже не намекнув, что мяса в нем маловато. На второе, которое мы съели после торта, были котлеты и картофельный салат с майонезом – он в нас влезал уже с трудом.
– Ну, и что у тебя случилось? – поинтересовалась Инка, которой я уже успела по телефону пожаловаться, что у меня проблемы. – Парень бросил?
На ее физиономии появилась презрительная мина, и я с таким же презрением покачала головой. Подумаешь, парень бросил! Да об этом можно было бы только мечтать! От сердечных ран никто не умирает, а вот от пулевых ранений – еще как.
– Тогда что? – слопав какую-то витаминную капсулу (она всегда бережно относилась к своему здоровью), спросила Инна.
– Меня два раза пытались убить! – произнесла я свистящим шепотом, от которого в тревоге поднялись Люсины уши.
– Врешь! – Инка уронила на пол последний кусок пирога. Причем в ее голосе послышалось такое восхищение, что я поневоле загордилась. – Где?
– В детском садике, – сообщила я. – Вернее, не в самом садике, а на его территории. После того, как все разошлись по домам.
– А тебя туда зачем потянуло? – поинтересовалась Инка.
– Ну, ты же знаешь, что он стоит между остановкой автобуса и бабушкиным домом. Мы же с тобой сто раз ко мне после школы заходили, а потом я тебя до автобуса провожала, если ты хотела проехать пару остановок до Аньки. Помнишь, мы всегда шли через садик? Там даже специально дырка была сделана и тропинка протоптана.
– Так это случилось в том садике, в который ходил почти весь наш класс и вообще половина школы? – почему-то обрадовалась Инка. – И что же случилось?
Я подробно рассказала ей, что случилось, уделив особое внимание описанию убийцы.
– А я этого типа видела, – заявила Инка. – Он несколько дней назад возле моего дома проходил, когда я с собакой гуляла. Мы с ним даже немного поговорили. Он сказал, что работает в ресторане официантом. Знаешь этот грузинский ресторанчик, который через дорогу? Вот он там и работает. Меня приглашал зайти, зовут его Эдик. Это тот самый?
– Не знаю, он мне не представился, – съехидничала я, прикидывая про себя: как половчей и побыстрей натравить на этого Эдика милицию. – А ты могла бы мне его изобразить на бумаге?
Инка рисовала вполне прилично и, хотя нигде специально не училась, могла при желании изобразить на бумаге нечто, имеющее сходство с оригиналом. Я дала ей альбомный лист, несколько карандашей и приготовилась ждать. Через десять минут Инка выдохнула и протянула мне свое произведение.
– Вроде похож, – с некоторым сомнением признала я, не зная, чему приписать имеющиеся несоответствия.
– А можно пойти и посмотреть, чтобы знать точно, – предложила Инна.
– Я не могу выйти из дома, – призналась я. – И потом… Вдруг это не он? Или он, но сейчас как раз не в ресторане, а на своей основной работе… Что ему помешает в меня выстрелить, если я высунусь из дома?
– Тогда я могу пойти в ресторан и посмотреть, работает ли он. Если да, то я его сфотографирую, проявлю пленку, напечатаю фотографии и принесу тебе. Фотоаппарат у тебя есть?
– Есть, – ошеломленная ее натиском, призналась я. – «Кодак».
– Вот и отлично! – обрадовалась Инка. – А пленка в нем есть?
Я притащила фотоаппарат, и мы вместе выяснили, что пленка в нем есть и на ней осталось еще восемь кадров.
– Больше и не требуется. Вряд ли мне удастся уговорить его позировать, скорее, придется фотографировать его тайком. Потом я пойду в проявку, а потом буду ждать, когда напечатают. Поэтому меньше чем за четыре часа вряд ли управлюсь. Люсю я оставляю тебе. Готовь ужин.
С этими словами Инка испарилась, я едва успела всучить ей деньги. Однако Инка вернулась значительно раньше, чем я успела приготовить ужин. Причем вернулась с видом триумфатора.
– Удалось! – проинформировала она меня. – Он как раз вышел на улицу, в ларек за сигаретами. Тут я его и щелкнула первые три раза. Потом поднялась за ним наверх и спряталась за стойкой. Дождалась, когда он подойдет к столику у окна, и щелкнула еще пару раз. А потом уже не стала дожидаться лучшего и сфотографировала его просто так, на авось.
– Где фотографии-то? – не выдержав, простонала я, так как поняла, что подруга еще долго намеревается рассказывать о своих подвигах.
– Вот они! – Инка извлекла из кармана фирменный кодаковский конверт. – Все, которые получились.
Из двенадцати кадров получились только шесть. Причем четыре из них относились к более ранним и к Эдику никакого отношения не имели. А из тех восьми снимков, которые сделала Инка, в дело годились только два. Но и их было достаточно. Парень, запечатленный на них, очень смахивал на моего узкоглазого знакомого. Только на фотографии он был в черном костюме с «бабочкой» и в белой рубашкой, а в руках держал не пистолет, а поднос с шампанским.
– Пойдешь в милицию? – спросила Инка. – Он в ресторане будет часов до одиннадцати вечера. Я с ним поговорила. Он сказал, что работает сегодня и завтра будет работать.
– А ты не могла бы сходить?
– Куда? В милицию? – поразилась Инка, словно я ей предложила невесть что. – Ты с ума сошла. Я туда ни ногой, они и так ко мне по всякому поводу заявляются. Как найдут в мусоропроводе чью-нибудь ногу или голову, сразу ко мне.
Я всерьез заинтересовалась причиной такой пристрастности милиции к Инне.
– Не представляю, – призналась Инка. – Только они повадились ко мне наведываться после того, как меня выпустили из психушки.
– ??
– Идиотский случай, – пояснила Инка. – Я была влюблена в одного парня, а у него из-за наркотиков крыша съехала, он мне позвонил посреди ночи и заявил, что если я к нему немедленно не приеду, то он покончит с собой. Я, понятное дело, спросонок сказала, что никуда не поеду, и он бросил трубку. Я ему перезвонила, а он не снимает, тогда я быстро оделась и помчалась к нему. Что я за эти полчаса передумала, страшно вспомнить. Приехала к нему, звоню, стучу, а он не открывает. Тогда я решила, что с ним все кончено, вернулась домой и приняла снотворное. А утром, как на грех, моя мама заявилась и полезла ко мне со скандалом, что я опять не работаю. У меня драма, а она с пустяками. Я схватила нож и говорю, чтобы она шла подобру-поздорову, что мы с ней больше не увидимся. А она заперлась в ванной и начала звонить в «Скорую». А в ванной этот придурок, в которого я была влюблена, забыл шприц с каким-то уксусом. Врачи приехали, маменька им шприц под нос сунула и говорит, что я пыталась с помощью уксуса покончить с собой. Я при этом орала, чтобы все убирались, а жить или умереть – это мое частное дело, их не касается. Но они почему-то меня не послушали и забрали с собой. Правда, быстро выписали, но милиция с тех пор сразу ко мне. Потом с учета меня сняли, а милиция все так и ходит, должно быть, по старой памяти.
– А твой парень умер?
– Да, размечталась! – ответила Инка. – Он мне не из дома звонил. Проспался и к утру был жив и бодр. А я из-за него несколько недель в больнице промаялась. С тех пор больше в то, что кто-то из-за любви может покончить с собой, не верю. Последний раз такое случилось в шестнадцатом веке и то лишь в голове старины Вилли.
– Значит, в милицию ты не пойдешь? – уточнила я.
– И не проси, – ответила Инка и поспешила сбежать, даже не дождавшись ужина.
Пришлось брать инициативу в свои руки, вернее, взять, а потом сразу же передать ее в руки бабушки. Она и отвезла фотографии в милицию и добилась своего – майору пришлось поехать со мной в ресторан, арестовывать Эдика. Тот как раз подавал горячее, когда к нему сзади подкрался майор.
– Молодой человек, пройдемте-ка на минутку! – гаркнул он над ухом бедного парня. Тот от неожиданности вздрогнул и выронил поднос, облив обедающих жирным, должно быть, супом-харчо.
– Милиция! – снова гаркнул майор, предотвратив тем самым грозивший разразиться тайфун.
Облитые граждане позакрывали рты, поспешно расплатились и ретировались, оставив суп дымиться на столе.
– Что вы делали вечером двенадцатого мая? – спросил майор у официанта.
– Это была среда, – подсказала я, выглядывая из-за спины майора и ломая голову, похож этот парень на моего убийцу или все же не очень? На фотографии он был точная копия, а вот живьем…
– В среду я работал и в четверг тоже, – ответил Эдик. – А в чем дело?
– Дело в том, что в среду было совершено нападение, и эта молодая дама уверяет, что это были вы, – заявил майор.
– Это не я, – тут же ответил Эдик. – У нас в среду работы было много, спросите у администратора. У меня не было времени даже покурить толком, а уж на кого-нибудь нападать… А где это случилось? Потому что я выходил несколько раз из ресторана, но только до ларька и обратно. На это у меня каждый раз уходило от пяти до пятнадцати минут.
Мы с майором переглянулись и одновременно подумали: за это время он, в принципе, мог добежать до садика и выстрелить в меня, но и только. Времени на то, чтобы вернуться обратно, не говоря уж о том, чтобы подкараулить меня, у него уже не оставалось. Пришлось предположить, что ему феноменально повезло: он прибежал, увидел меня, пострелял, потом увидел бедную Веру, выпустил в нее несколько пуль и вернулся в ресторан, успев еще по пути купить сигареты, за которыми, собственно, и ходил. Просто фантастическое везение.
– Кто может подтвердить ваши слова? – спросил майор, который – я чувствовала – уже успел возненавидеть меня.
– Да кто угодно! – обрадовался Эдик и поспешил надиктовать нам целый список имен, на проверку которого у майора ушло бы немало времени.
Я же прикидывала: каким образом мне лучше исчезнуть? Ничего толкового не придумав, я просто сбежала, когда майор отвернулся. Чувствовала я себя при этом последней гадиной и к тому же прекрасно понимала: после этого мне к майору нечего соваться за помощью.
Дома я забилась в ванную и начала дрожать там от ужаса. При этом думала: а вдруг сейчас позвонит майор и выскажет моим родителям все, что он хотел бы высказать мне? Так я и трепетала на табуретке, предварительно закрыв входные и прочие двери на все замки. И тут меня осенило: а почему бы не напустить в ванну горячей воды? Напустила – и сразу стало лучше, я даже удивилась, как это раньше не додумалась до такого простого стрессоудаляющего средства. Но только я погрузилась в пушистую пену, как мама постучала в дверь и сказала:
– Тебе звонит Инна. Будешь говорить?
Я вытерла руки и протянула их к трубке, возликовав в душе, – сейчас, мол, выскажу все этой особе, втравившей меня, дуру неразумную, в такую историю. Но Инка меня опередила.
– Слушай, – завопила она в трубку, – я уже все знаю про Эдика, заглянула к нему. Прости, ошибка вышла. Но зато я вспомнила, на кого похож этот Эдик из ресторана. – Не давая мне вставить ни словечка, она продолжала: – Около года назад Родионов пришел ко мне в гости на Новый год вместе со своим приятелем. Заявились они уже ближе к утру, поэтому я подробности плохо помню, но приятеля запомнила. Очень колоритная личность. То есть, может быть, где-нибудь на Филиппинах или островах Индонезии таких парней – пруд пруди, а у нас – редкость. Так мне Родионов тогда по пьяному делу шептал, что приятель его – крутой парень и чтобы я была с ним повежливей. А Родионов сам бандит, ты же знаешь. Поэтому если уж он говорит, то парень действительно крут.
– И что? – вяло разгоняя рукой пену, спросила я.
– А то, что этот парень очень похож на того Эдика из ресторана. Просто вылитый он, – с торжеством закончила Инка.
– Так ты теперь будешь среди своих знакомых подыскивать кандидатуру на роль моего убийцы? – заволновалась я.
Знакомых у Инки было много, не дай бог, кого-нибудь и в самом деле найдет, да только снова не того, а мне отдуваться.
– Тебя пытались убить или нет? – возмутилась Инка. – Я не слышу в твоем голосе желания вывести его на чистую воду. Если ты этим не займешься, то никто не займется.
– После сегодняшнего фиаско в ресторане милиция мне точно не помощник.
– Вот видишь, – неизвестно чему (должно быть, натура у нее такая пакостная, и как это я раньше не замечала) обрадовалась Инка. – Сегодня же мы к тебе с Родионовым заедем. Он должен помочь своим одноклассницам, не последняя же он все-таки сволочь.
– Да, – согласилась я, – внешность бывает обманчива. В детстве он был славным мальчиком и, конечно, не виноват, что вырос в такого… Кинг-Конга.
После этих слов я сообразила: пожалуй, не стоит приглашать Родионова к себе домой, когда тут родители. Они могут не поверить, что всего за несколько лет голубоглазый мальчуган с рыжими кудряшками – правда, с лексикой у него всегда было плоховато – умудрился превратиться в бритого типа с холодным взглядом, перебитым носом и шеей племенного быка. Поэтому я решила, что лучше уж мне самой отправиться к Инке. Убить меня, может быть, и не убьют, а вот если я представлю Родионова родителям, то в свете последних событий даже того подобия покоя, который я имела, мне в моей семье не видать.
– Лучше я сама к тебе заеду, – предложила я.
Инка спорить не стала, к моим опасениям отнеслась сочувственно и только внесла коррективы:
– У Родионова «бээмвуха», на которой прокатиться – сплошное удовольствие. Мы заедем, может быть, уже через два часа – это чтобы с тобой по дороге ничего не случилось. Поедем ко мне вырабатывать план действий.
И только я собралась умилиться тому, что существует и в наше время такая бескорыстная дружба, как Инка сказала:
– А ты должна испечь пирог, чтобы мы зубами весь вечер не щелкали. А то просить Родионова заехать еще и в магазин у меня язык не повернется.
Я быстренько перестала умиляться бескорыстию Инки, обнаружив, что его у нее и в помине нет. Потом вылезла из ванны, чтобы успеть к их приезду сварганить что-нибудь на скорую руку, а потом выдать за плод долгих усилий. Ничего лучшего мне в голову не пришло, как измельчить яблоки в миксере и приготовить тесто, как для шарлотки. Готовый корж я разрезала на две половины и смочила их папиным коньяком. Затем первый корж я проложила слоем грецких орехов и покупных безе, которые и должны были показать Родионову, как я для него расстаралась – даже безе умудрилась за несколько часов приготовить. Торт выглядел суховато. Пришлось пойти на жертвы, сбить сливки с сахарной пудрой и вывалить их на тот же корж. Потом со вздохом облегчения я прикрыла оставшейся половинкой свое изделие и все залила горячим шоколадом. Подтеки вышли очень красивые, а безе придали торту необходимую высоту. Торт был еще тепловатым, и, чтобы избавиться от этого недостатка, я затолкала его в морозилку и перевела дух.
Два часа спустя я начала беспокоиться. Инка с Родионовым явно задерживались. Даже если предположить, что с тортом я справилась за рекордное время, то все равно они явно опаздывали. Еще через час я начала волноваться, что, пожалуй, не успею вернуться домой до темноты. А еще через несколько часов я с грустью констатировала, что и уйти до темноты у меня тоже не получится – значит, придется объясняться с родителями. Когда часы пробили одиннадцать, меня охватила настоящая паника, нервы в последнее время стали совсем не те, и мне мерещились всякие ужасы, которые могли произойти с Инкой и Родионовым за это время. За Родионова я не очень беспокоилась, все-таки он сам выбрал себе профессию, а вот Инку было жалко. На мои звонки всякий раз к телефону подходила Наташа, Инкина сестра, и с грустью сообщала, что она одна и еще не обедала, даже не ужинала. Когда я совершенно уверилась, что с Инкой все плохо и скоро мне придется ехать опознавать еще один труп, мой телефон издал серию мелодичных звуков, и на другом конце провода объявилась живая и бодрая Инка.
– Мы к тебе едем, – сообщила она. – А угадай, где я сейчас?
– В машине, – вяло ответила я. – А разговариваешь по мобильнику, который тебе дал твой несчастный Родионов.
– Точно! – поразилась Инка. – А как ты догадалась?
– Номер высветился не целиком, а только первые три цифры, а так бывает, когда мне звонят по мобильнику. А Родионов наверняка за последние несколько лет пешком не прошел и сотни метров. Вот и вся дедукция.
– Да… – протянула Инка. – Сила! Мы будем у тебя через десять минут. Пирог испекла?
– Испекла, – ответила я и схватилась за голову, так как вспомнила, что вытащить из морозильника свое творение мне в голову не пришло: я, видимо, подсознательно полагала, что ему там самое место.
Бросив трубку и метнувшись к холодильнику, я извлекла из него совершенно окоченевший торт. Требовалась срочная реанимация. Не задумываясь особо о том, можно ли совать торты в микроволновку, я его в нее запихала и с интересом стала следить за преобразованиями за стеклом. На это у меня ушло как раз десять минут, так что до приезда Инки и Родионова я не скучала. Родителям я представила Инку, а Родионову мы всучили повеселевший торт и поручили прикрывать наш отход. Он что-то бормотал про то, что с тортом в руках – он плохой защитник, так как пистолет будет неудобно достать. Впрочем, возможно, мы его не поняли. Попрощавшись с родителями и клятвенно заверив их, что я от Инны ни ногой, пока за мной утром не зайдет папа, я наконец-то смогла уйти.
В подъезде нас поджидал мрачный Родионов, который настороженно озирался и даже делал попытки заглянуть в мусоропровод. При этом его ничуть не смущал тот факт, что у него в руках был торт, который мы собирались съесть сами, а вовсе не скормить какому-нибудь малоприятному типу.
– Он сбрендил! – возмутилась Инка и отняла у Родионова тарелку с тортом.
Родионов посветлел лицом и смог наконец-то заглянуть в мусоропровод. Лично я только с очень большим трудом могла представить себе человека, который согласился бы по доброй воле сидеть несколько часов в мусоропроводе, поджидая, когда я соблаговолю выйти из своей квартиры. Но у Родионова на этот счет имелось, видимо, собственное мнение, потому что, покончив с мусоропроводом, он повеселел и сказал, что мне ничего не грозит. Во всяком случае, я его фразу трактовала именно так, хотя могла и ошибаться. Я и в школе, бывало, с самыми лучшими побуждениями совала ему тетрадь с домашней работой по алгебре, в то время как ему срочно требовалась шпаргалка по физике. Как бы то ни было, из дома мы выбрались без приключений, и в «БМВ» Родионова тоже никто бомбу не подложил за это время.
Вскоре Инка вспомнила, что у нее дома целых два голодных существа, и начала волноваться. Раньше она о них не вспоминала, и поэтому они ее и не волновали, а тут она принялась психовать на полную катушку.
– Штош ты жа шеста? – спросил Родионов, когда ему надоели ее стенания.
Это означало: что же ты за сестра? Непосвященных обычно бросало в дрожь, когда он при них впервые раскрывал рот. Но мы-то знали: Родионов принципиально оберегает свой рот от посягательств врачей; он и в детстве отказывался ходить к дефектологу и теперь не ходил к зубному. Так что во рту у Родионова было полно зубов сомнительного качества, причем располагались они, как придется. В общем, завернул Родионов к маленькому супермаркету возле нашей бывшей школы и купил там несколько пачек пельменей и несколько коробок с апельсиновым соком.
– Идиот, – прошипела Инка, когда увидела, что он купил. – Не мог спросить, что нам нужно? У меня дома весь морозильник забит этими пельменями, я на них уже смотреть не могу. И куда я эти дену? Если скормить собаке, то она, чего доброго, и лапы отбросит.
– Ты же говорила, что у тебя дома шаром покати. И твоя Наташка жаловалась, что еще не обедала и не ужинала. Что, она не могла сварить себе пельмени? По-моему, вообще ничего легче не бывает.
– Только не у моей сестры, – с горечью ответила Инка. – Просто не представляю, как назвать то место, из которого у моей дорогой сестренки растут руки. Это не ребенок, а сплошной кошмар. Ей ничего нельзя поручить. Когда она еще только переехала жить ко мне, я попросила ее включить стиральную машину, а сама пошла по делам. И что ты думаешь? Она умудрилась выбрать такой режим работы, что машина работала около четырех часов. И представляешь, сколько мне пришлось заплатить потом за электричество? Но это еще простительно, я понимаю, машина – сложная вещь. Но телевизор! Как только Наташа к нему приближается – даже если просто хочет взять свою книжку, которая лежит рядом с ним, – так бедняга «Самсунг» начинает мигать всеми программами. А газовая колонка! – вошла в раж Инка. – Что сложного включить колонку? Надо зажечь спичку, открыть кран, а потом – воду. Всего три действия, но еще не было случая, чтобы Наташка все сделала правильно, поэтому мы постоянно жили под угрозой отравления газом. Мне это надоело, и я запретила ей даже приближаться к бытовым приборам в мое отсутствие. Пускай при мне тренируется, но пока у нее это плохо выходит.
Пока она мне это все рассказывала, Родионов успел купить упаковку пива, загрузить ее в багажник и сесть в машину. Молча. Дома у Инки он сразу же полез в холодильник и несколько изменился в лице, увидев, что холодильник до отказа забит теми же самыми пельменями. Однако, углядев у Инки среди прочей посуды огромную пятилитровую кастрюлю, он приободрился и достал ее с полки.
– Зачем она тебе? – поинтересовалась Инка. – Носки кипятить собрался?
Лично меня ее фраза насторожила, но Родионов к таким житейским мелочам с детства относился философски, поэтому ограничился тем, что сполоснул кастрюлю под струей холодной воды и поставил ее на огонь. Было похоже на то, что он собирается кормить нас ужином. Так и случилось, мы слопали все купленные им пельмени и добрались до запасов Инки.
– Ты уже вшла нату? – сказал Родионов, интересовавшийся, вышла ли Инка на работу.
Наташка, которая раньше Родионова не видела, выронила свою пельменину вместе с вилкой и тихо сползла под стол. Было от чего, к Родионову надо привыкать постепенно, а не вываливать его сразу на неокрепший детский организм. Итак, глотая половину звуков вместе с пельменями, Родионов все-таки вступил в беседу.
– Нет, собиралась сегодня, но Дашка позвонила, и я решила помочь ей.
Родионов оценивающе посмотрел на меня, и мне стало не по себе. Впрочем, я тут же напомнила себе: это всего лишь мой милый сосед по парте, которого до третьего класса можно было безнаказанно лупить по веснушчатой морде, такой он был маленький и щупленький.
– Бскай итт жа тобой, – предложил Родионов Инке взять меня на работу.
У той вытянулось лицо, и она вопросительно посмотрела на Родионова – мол, в своем ли ты уме.
– Но ты же знаешь, что у меня за работа, – с нажимом произнесла она.
Родионов кивнул и спросил:
– Ты помшь ей хошешь?
– Помочь хочу, – честно вскинулась Инка. – Но как я ее представлю девочкам?
– Моя забота, – неожиданно внятно произнес Родионов и приступил к торту, полагая, видимо, что он свое дело сделал. А уж дело Инки – довести до моего сведения, что именно он сделал.
– Помнишь, я говорила, что Родионов притащил ко мне в гости парня, который очень похож на того, который напал на тебя? – начала Инка издалека. – Вернее, не на того, который на тебя напал, а на того, который работает в ресторане, но так как они друг на друга тоже похожи, то получается, что первый похож на твоего.
Слушать Инку после того, как Родионов в клочья растерзал нам уши, было сущим удовольствием. Я даже не вдумывалась особо в смысл ее слов, просто наслаждалась их мелодичным звучанием, и мне этого было достаточно.
– Ты меня не слушаешь, – уличила меня Инка. – А я, между прочим, рискую, и очень сильно, только тем, что тащу тебя с собой. Если узнают, что ты не профессионалка, то мне придется не сладко. Даже Родионов не поможет.
– А зачем меня тащить с собой, если это так для тебя опасно, а мне никакой пользы не принесет? – удивилась я.
– Ну, ты даешь, – поразилась моей недогадливости Инка. – Ты же там сможешь разузнать про своего узкоглазого приятеля абсолютно все, на кого он работает – тоже. Если, конечно, сумеешь понравиться нужным людям.
После этого она замолчала, а я принялась обдумывать ее слова, а также тот факт, что мне придется понравиться каким-то загадочным личностям, которые знают все про наемного убийцу и могут этой информацией поделиться с первой же приглянувшейся им девушкой. Все это выглядело странно. Но еще большей загадкой представлялось следующее: что же нужно сделать, чтобы им все-таки понравиться? Сумею ли я? Ведь могу же и не понравиться, могу вызвать неприязнь. И как угадать, что именно я вызову у того человека, от которого будет зависеть моя судьба?
– А что же мне сделать для этого? – промямлила я, вопросительно уставившись на Инку.
– Во-первых, причесаться и надеть парик.
– Зачем же причесываться, если надевать потом парик? – заканючила я.
– А если придется его снять? – по-своему резонно заметила Инка. – Надо всегда быть в форме и при полном параде. Во-вторых, надо будет переодеться.
– Во что? – поинтересовалась я, имея весьма смутное представление о работе, на которую меня потащит Инка. – В спецовку?