Калинина Дарья Александровна. Сваха для монаха

Глава 3

   Это ли стало причиной последующих событий, или события развивались сами по себе, стихийно и независимо от молитвы подруг, только около трех часов ночи девушки были разбужены громким стуком в дверь. Перепуганные, они скатились с кроватей, чуть не споткнувшись о крутящуюся под ногами Маруську.
   — Брысь! — ругнулась на нее Катя.
   И, закутавшись в одеяла, подруги распахнули дверь.
   Там толпилось несколько мужчин. Спросонья подруги даже не поняли, что двое из них одеты в милицейскую форму. И решили, что уже утро. Их автобус пришел. И их явились будить.
   — Сейчас, сейчас! — засуетилась Мариша, мельком удивляясь, какой сервис в этой захолустной гостинице и какие добросердечные люди явились их проводить. — Уже бежим! Скажите, чтобы он не уходил!
   Она имела в виду автобус. Но мужчина в милицейской, словно коровой пожеванной форме с погонами капитана на плечах тяжело шагнул через порог. И, очутившись в комнате, тут же опустился на единственный имеющийся в комнате стул. Мало того что стул был один-единственный, так он был еще и колченогий. Такое гостям не предлагают. Стул жалобно скрипнул под его грузным телом. Но все же устоял и не развалился.
   — Никуда он и не уйдет уже, — заявил подругам незваный ночной гость, раскладывая на столе бумаги и извлекая из кармана самую обычную шариковую ручку в прозрачном корпусе и с синим колпачком.
   Такие ручки продаются всюду в канцелярских магазинах по цене от пяти до десяти рублей, в зависимости от совестливости продавцов. Но почему-то подругам именно эта грошовая ручка внушила такое благоговейное почтение, что у них даже дух перехватило.
   — Никуда он не уйдет, — повторил капитан, окончательно устроившись и утвердившись за столом. — Не сможет уже.
   Мариша к этому моменту уже немного очухалась от сна. И понимала, что речь, вероятно, идет не про автобус. Для автобуса было еще слишком рано. Но тогда о чем? Или о ком? И почему этот деревенского вида милиционер явился среди ночи к ним в номер? Да еще и расположился тут с таким видом, словно до утра никуда не уйдет? Все это было очень странно. Мягко говоря, настораживало. И Мариша попыталась немного прояснить ситуацию.
   — У вас в деревне такие порядки? — поинтересовалась она. — Вламываться среди ночи к молодым одиноким девушкам?
   — Только не изображайте, будто бы вы ничего не понимаете.
   — Не понимаем. Почему вы тут?
   Мент тяжело заворочался на стуле, отчего бедолага жалобно заскрипел и задрожал всеми своими четырьмя рассохшимися ножками.
   — Значит, добровольно признаваться не желаете? — поинтересовался капитан у подруг.
   — В чем?
   — Вино сегодня пили?
   — А это что, противозаконно? У нас в стране объявлен сухой закон? Простите, не знали.
   — Не шутите такими вещами! Отвечайте, пили сегодня вино в компании Владимира Сухоручко и Евгения Завлекалова?
   — Владимира и Евгения? Художника и его друга? Ну да, пили. А в чем дело?
   Сначала подруги испугались, что кто-то из монастырской братии увидел это застолье и донес настоятелю. Но при чем тут милиция? Вряд ли монастырские старейшины обратились бы к мирским властям по столь ничтожному поводу. Да и не потащился бы капитан среди ночи, чтобы корить их за распитие слабоалкогольных напитков. Даже если это и произошло всего в ста метрах от монастырских стен.
   Нет, дело было не в застолье. А явно гораздо серьезнее. Об этом говорил вид капитана. И хмурое лицо его помощника с сержантскими погонами. Но этот молодой парень поглядывал на подруг с каким-то странным выражением. Мариша затруднялась точно его определить, но, пожалуй, это был ужас пополам с восхищением. Думается, именно так смотрели на леди Винтер четверо мушкетеров, когда палач отсекал голову бедной женщине.
   — Вы нам скажете, что случилось? — повторила свой вопрос Мариша, которую все это встревожило до крайности.
   — Скажем.
   И, откинувшись на спинку стула, капитан произнес:
   — Сегодня ровно час назад в своем номере скончался Владимир Сухоручко. По этому факту администрацией гостиницы была вызвана следственная группа. Местный врач зафиксировал факт смерти от отравления неизвестным веществом. А по словам Евгения Завлекалова — товарища погибшего гражданина, они с Владимиром этим вечером ужинали в монастырской столовой. А потом только пили вино.
   И посмотрев на онемевших подруг, капитан добавил:
   — С вами!
   Некоторое время подруги молчали. А потом Катька, с трудом разлепив губы, прошептала:
   — Отравлен?
   — Владимир?
   — Он что, умер?
   — Владимир умер?
   Капитан пристально посмотрел на подруг. И кивнул.
   — Умер. Так что? Признаете факт того, что вы его отравили?
   Подруги решительно замотали головами.
   — Нет! Не признаем! Это было самое обычное вино! Мы тоже его пили!
   — Тогда почему вы тоже не отравились? Наверное, подсыпали яд прямо в стакан Сухоручко?
   — А Евгений? Он же тоже не отравился! Мог и он подсыпать!
   Похоже, это было слабым местом в обвинительной версии капитана против подруг. Потому что он тяжело засопел носом. И ничего не ответил. Вместо этого он произнес:
   — Ясно, что яд мог попасть в организм Владимира только с вином.
   — Почему?
   — Потому что до этого он вкушал трапезу в монастыре, — неожиданно вмешался в разговор незнакомый подругам мужчина.
   Должно быть, его вызвали в качестве понятого или свидетеля. Или он просто явился сам в качестве любопытного зеваки.
   — И если бы Владимир отравился в монастырской трапезной, то отравились бы и другие люди.
   — Интересно рассуждаете! — разозлилась Катька. — Выходит, в монастыре в тарелку или чашку Владимиру никто ничего подсыпать не мог. А вот мы могли?
   — В монастыре у нас все живут в мире и согласии!
   — А мы?
   — А вы приехали из большого мира. И могли привезти с собой суету и грех.
   — Идите вы знаете куда?! — окончательно взбеленилась Катька. — Идите вы на… идите вы в… В общем, идите отсюда!
   И так как мужчина никуда не уходил, а даже, напротив, принялся укоризненно качать головой, то она вышла из берегов.
   — Вы кто такой? — закричала на него Катька. — Вы что, высший судия? Вы кем себя вообразили? Может быть, самим Господом Богом?
   Бородатый монастырский «поучалкин» открыл рот, вознамерившись что-то ответить Катьке. Но не успел.
   — Цыц!!!
   Капитан грохнул по столу рукой. И все послушно замолчали, испуганно глядя на вышедшего из себя представителя власти.
   — Вот что, — произнес капитан. — Умер человек! И мой долг — разобраться, почему и от чего он скончался.
   — Может быть, это был сердечный приступ? — робко предположила Мариша, которую тоже впечатлило выступление деревенского сыщика.
   Капитан только вздохнул. Он остывал так же быстро, как и вспыхивал.
   — Сразу ясно, что вы не видели пострадавшего, — сказал он. — Он весь в каких-то черных пятнах. И губы словно огнем обожжены.
   — На сердечный приступ это никак не похоже, — поддержал его сержант. — У меня бабка от инфаркта скончалась. Так что я знаю, как сердечники после смерти выглядят!
   — Вот, — кивнул капитан. — И врач говорит, что парня отравили. Так что, уважаемые гражданки женщины, попрошу вас предъявить ту бутылку, из которой вы поили пострадавшего.
   Подруги растерянно переглянулись.
   — Нет у нас такой привычки, чтобы пустые бутылки хранить! — произнесла Катька. — Мы допили то вино. Да и выкинули бутылку.
   — Куда?
   — В мусор!
   — Но где именно?
   — На заднем дворе мусорный бак стоит. Туда и кинули.
   Капитан повернулся к сержанту.
   — Николай, пойди глянь.
   — В мусоре копаться?
   Среди собравшихся пронесся тихий смешок.
   — Мусор не хочет в мусоре ковыряться! — произнес кто-то из задних рядов.
   Сержант Коля побагровел. Да и капитану явно пришлась не по душе эта реплика.
   — А ну! — рявкнул он, вглядываясь в лица людей. — Кто там такой веселый?
   Все поспешно замолчали и придали лицам самые серьезные, непроницаемые выражения. Некоторые из только что хихикающих даже начали неодобрительно цокать и качать головами. Лицемерие этих типов буквально не знало границ!
   Сержант Коля во время этой разборки тоскливо переминался с ноги на ногу. Идти ему явно не хотелось.
   — Так мне идти?
   — Иди!
   — Красный такой пакет с одной оборванной ручкой! — крикнула ему вслед Катька. — А в нем, помимо винной бутылки, еще упаковка из-под сыра «Виола», пластиковая бутылка фанты и хлебные корочки.
   — А сам пакет с золотыми розочками.
   Снабженный такой подробной информацией, Николай быстро сбегал на помойку. И принес оттуда хорошо знакомый подругам красный пакет, который они купили у бабульки возле метро и который вопреки всем ее заверениям не выдержал долгого пути и порвался.
   — Ваш пакет?
   — Наш.
   — Точно уверены?
   — Конечно! Видите, розочки какие красивые на боку? Наш пакет.
   — Из-за цветочков мы его и купили, — добавила Катька.
   Капитан тяжело вздохнул и полез в пакет. Ковырялся он там недолго. И извлек винную бутылку. Резиновых или каких-либо других перчаток, как не преминули отметить про себя подруги, он при этом не надел. Что поделаешь, видимо, в эту глубинку еще не дошли последние веяния криминалистики.
   Тем временем капитан осторожно приблизил свой большой, покрытый расширенными порами нос к горлышку бутылки и понюхал его. Потом еще и еще раз. Замерев, все ожидали его решения.
   — Пахнет вином, — заявил капитан, отставляя бутылку в сторону.
   — Еще бы! — фыркнула Мариша. — Там и было вино!
   — Ничего, кроме вина!
   Но капитан не собирался пускать дело на самотек.
   — С этим разберется экспертиза, — уклончиво ответил он. — А мое дело — собрать улики. Девушки, скажите честно, у вас уже когда-нибудь снимали отпечатки пальцев?
   — Никогда! Мы порядочные девушки! — тут же возмутилась Катька.
   Мариша скромно промолчала. И лишь спросила:
   — Зачем вам наши отпечатки? Мы вам и так скажем, что на бутылке будут наши пальчики.
   — Будут? — оживился капитан.
   — Мы же ее покупали, несли из магазина, а потом разливали из нее вино.
   — По стаканчикам.
   Капитан снова оживился.
   — По стаканчикам! И где они? Где они, эти стаканчики?
   Увы, пустые пластиковые стаканчики подруги сполоснули и оставили у себя в комнате в качестве емкостей для питья. Капитан прямо даже расстроился.
   — Как же вы так неосторожно?! — воскликнул он с укором. — Они же теперь совершенно непригодны для экспертов! Ну да ладно! Все равно тащите их сюда!
   Вскоре на столе образовался натюрморт из пустой винной бутылки зеленого цвета с узким длинным горлышком, четырех белых пластиковых стаканчиков и одного красного рваного пакета с нарисованными на нем розочками, который никто не догадался убрать со стола.
   — Очень хорошо, — пробормотал капитан, явно не зная, что делать дальше.
   Пришлось подругам ему подсказать, чтобы он записал их имена, фамилии и прочие паспортные данные. А также составил бы с их слов первичный протокол, который бы и дал им на подпись. С горем пополам все было сделано. И капитан, вспомнив о своем официальном положении, запретил подругам до поры до времени покидать пределы Алёхина.
   — До какой поры?
   — До какого времени?
   — Три дня.
   — Но мы не можем! У нас дела!
   — Совершено убийство! — веско произнес капитан. — И вы находитесь под подозрением. Скажите еще спасибо, что я оставляю вас на свободе. Или вы предпочитаете провести это время за решеткой?
   Нет, ничего такого подруги не предпочитали. Они же не дурочки. Ясное дело, куда лучше сидеть в сельской гостинице, чем в районной тюрьме. И их комнатка вдруг стала казаться девушкам невозможно уютной. Как это они раньше не замечали, в какой тут славный темно-зеленый цвет выкрашены стены. А потолок в желтых разводах от протечек с крыши? Это же чудо какое-то, а не потолок. Смотришь и не можешь наглядеться. Да и меблировка вполне достаточная. Скромно, но со вкусом.
   В общем, под угрозой тюремного заключения подруги во многом пересмотрели свои прежние позиции. И поняли, что человеку для счастья нужно куда меньше, чем им представлялось всего несколькими часами раньше.
   — Ну так решили! — произнес капитан. — Вы остаетесь тут. А я ищу убийцу.
   И с этими словами он поднялся и вышел из комнаты, забыв винную бутылку и стаканчики и оставив подруг в состоянии, близком к шоковому. Улики забрал сержант Коля, вернувшись за ними через четверть часа. При этом он не скрывал от подруг, что пока, кроме них и Евгения, других подозреваемых на роль убийцы художника Владимира у капитана нету.
   — Вот мы влипли! — в сердцах воскликнула Катька, когда за Колей-Николаем закрылась дверь. — Влипли так уж влипли! Посадят нас с тобой!
   Маруська тоже почувствовала неладное. Она запрыгнула к хозяйке на колени и пытливо пыталась заглянуть ей в глаза. Но сегодня преданное внимание кошки Катьку не утешало. Нависшая над ней и Маришей беда была слишком велика, чтобы Маруська могла ее купировать своими скромными силами.
   — Думаешь, капитан не найдет настоящего преступника?
   — Этот деревенский чудак? Я тебя умоляю!
   — И что нам делать?
   У Катьки было несколько версий. Первая — это бежать. Но ее подруги отвергли сразу же. Вторая заключалась в том, чтобы просить приюта и убежища у настоятеля монастыря. Но это в том случае, если убитый, в убийстве которого подозревали теперь подруг, не был бы лично знаком с настоятелем. А так у настоятеля могло возникнуть вполне понятное желание наказать двух нахалок, лишивших его ценного работника. Так что этот путь спасения подругам после некоторого колебания также пришлось отвергнуть.
   — И последнее, что мы можем сделать, чтобы спастись, это самим найти преступника!
   Вот это понравилось Марише куда больше! Она вскинула голову и посмотрела на подругу.
   — И с чего мы начнем?
   Катька, которая, похоже, не ожидала такого быстрого согласия, слегка растерялась.
   — Ну-у-у, — протянула она, — мы можем поговорить с другими трудниками. Владимир прожил в монастыре все лето. Они должны его хорошо знать.
   — Точно! Вдруг у него тут были враги!
   — Конкуренты!
   — Другой художник, который тоже желал реставрировать Никольский скит.
   Какая-то мысль прокрутилась в голове Мариши. Но быстро ускользнула. А вот версия с конкурентом была отвергнута прежде всего потому, что Владимир сам рассказал подругам, что в монастыре он единственный профессиональный художник. И потому роспись Никольского скита поручили именно ему. Никакой конкуренции.
   Поэтому подруги сразу же принялись разрабатывать другую версию.
   — А что, если он приехал в монастырь, потому что ему необходимо было где-то спрятаться?!
   — Ага! Натворил чего-нибудь в большом мире. А тут решил пересидеть.
   — Но враги все равно его нашли.
   — И устранили!
   Эта версия была всем хороша. За исключением одного-единственного момента. Кто бы ни явился из большого мира в монастырскую обитель, чтобы устранить художника, его должны были здесь видеть. А никого из посторонних, кроме двух подруг, возле Владимира тем роковым вечером не было.
   — Так что эта версия опять же говорит не в нашу пользу.
   — Но преступник мог спрятаться!
   — Где?
   — В лесу! В деревне! В конце концов, он мог замаскироваться. Или выждать, а потом уж нанести свой удар.
   — С нами в автобусе приехала целая куча народу, — не согласилась Мариша. — И все они остались где-то в Алёхине.
   — Думаешь, преступник среди них?
   — Очень может быть.
   Но Катька размышляла уже о другом.
   — Нужно поговорить с Евгением, — сказала она. — Пусть постарается припомнить, с кем еще контактировал сегодня вечером Владимир.
   Дожидаться утра, чтобы побеседовать с Евгением, подруги не стали. И поплелись к нему. Жил он в том же здании и наверняка не спал. Какой сон, если его также обвиняли в убийстве Сухоручко? Так чего время терять?
   Евгений и Владимир жили в одной комнате. И подруги сильно сомневались, что сейчас она будет открыта. Так и оказалось, комната была опечатана. И им пришлось разыскивать Евгения, бродя по этажу. Но в конце концов им указали на дверь, за которой спрятался этот бедолага.
   При виде подруг, возникших на пороге номера, Евгений тут же воскликнул:
   — Честное слово, девчонки, я не хотел впутывать вас в это дело!
   — И все-таки впутал! — сердито сказала Мариша, пока Катька со странным выражением рассматривала Евгения.
   Мариша уже знала, что к чему. Сначала Катька именно с таким лицом глазела на Бороду, потом переключилась на Владимира, а теперь, когда тот умер и сошел со стартовой дорожки до ворот ЗАГСа, перенесла свое внимание на Евгения. Да уж, непостоянная девушка эта Катя. А Евгению точно не позавидуешь.
   — Не впутывал я вас! Менты уже и без меня знали, что мы с вами провели вечер вместе.
   — И кто же мог им сказать?
   — Не я! Честное слово, это был не я!
   Подруги переглянулись. Собственно говоря, какая разница, кто донес на них милиции? Они пришли к Евгению совсем не за этим.
   — А что же вы тогда хотите?
   — Прежде всего, войти. Не можем же мы разговаривать, стоя на пороге.
   Евгений посторонился. Подруги вошли. И стали задавать накопившиеся у них вопросы.
   — Кто мог желать зла Владимиру?
   — Не знаю. Никто.
   — А кто был его самым близким другом?
   — Не знаю.
   — Не знаешь?
   — Ну, наверное, я.
   Мариша кивнула.
   — Отлично! Мы продвигаемся к цели. А теперь ответь, как близкий друг, были у Владимира какие-то проблемы?
   — Не обязательно в монастыре! — поддержала ее Катька. — И за его стенами тоже.
   — Я не знаю, — окончательно растерялся Евгений. — Мы с Вовкой познакомились уже здесь. И ни про какие проблемы он мне не рассказывал.
   — Он был женат?
   — Вроде бы нет.
   — А с кем живет?
   — Кажется, он говорил, что с родителями, — неуверенно предположил Евгений, но тут же засомневался: — Или только с матерью. Или один? Нет, не знаю.
   — А чем занимался?
   — Он художник.
   — Да, это мы знаем. Но где он работал?
   — Работал?
   Евгений вытаращился на подруг, словно они сказали нечто поразительное.
   — Работал! — раздельно и внятно повторила Мариша на тот случай, если бедняга не понял этого слова или просто забыл, что оно означает.
   — Ну да, наверное, где-то он в самом деле работал, — пробормотал Евгений в конце концов в ответ. — Не знаю я.
   — Как это?
   — Лично я безработный, — откровенно признался Евгений. — Вольная птица. Наверное, и Владимир тоже нигде официально не числился. Иначе как бы он смог прожить в монастыре с мая по сентябрь?
   Подруг это тоже интересовало. А еще их интересовало, на какие же тогда шиши мог существовать Владимир. Монастырь вряд ли платил ему большие деньги, если вообще платил хоть что-то. А ведь, приехав обратно в город, Владимиру предстояло еще пережить зиму. И кто бы его содержал? Или он собирался остаться в монастыре до следующего года?
   — Ничего такого он мне о своих планах не говорил, — почему-то побледнел и встревожился Евгений. — Но и уезжать пока не собирался.
   Евгений даже вспотел. У него на лбу выступили крупные капли пота. И это тоже было странно и непонятно.
   — Во всяком случае, до холодов Вовка отсюда точно никуда не собирался.
   Это было тоже довольно странно. И наталкивало на мысль, что версия подруг о том, что Владимир попросту прятался в монастыре, была не так далека от истины. Но если Мариша была целиком сосредоточена на расследовании, то у Катьки был свой интерес. Она поумерила свою пылкость и теперь задумчиво смотрела на Евгения. Наконец тот заметил ее пристальный взгляд и спросил:
   — Что?
   — Как же так получилось?
   — Что?
   — Что ты безработный?
   — Вот так и получилось. У меня творческий кризис.
   — То есть раньше ты работал?
   Катькины настойчивые расспросы имели под собой самое простое основание. Она интересовалась, насколько перспективен Евгений. Можно ли его рассматривать в качестве потенциального жениха. Потому что, как ни озабочена была Катька проблемой замужества, выходить замуж за бездельника она не собиралась. Даже по большой любви. В этом смысле у нее были свои принципы.
   Но Евгений был всего лишь мужчиной. То есть существом в определенном плане наивным и к тому же не подозревающим, что за ним денно и нощно ведется охота, а сам он находится под постоянным прицелом алчущих женских глаз. Поэтому в Катькином вопросе он никакого подвоха не заметил. И просто ответил:
   — Ну, разумеется, я работал! Это я сейчас безработный. А раньше работал! Еще как работал!
   — И кем?
   — Я — модельер. Занимаюсь шитьем женской верхней одежды. Лучше всего у меня получаются пальто, плащи и накидки. Так что ими я и занимался до недавнего времени. Как говорится, от добра добра не ищут!
   — А потом что случилось?
   — Говорю же! Творческий кризис!
   — Попросту говоря, надоело?
   — Да! Каждый день одно и то же. Три года я работал без передышки! Копил на квартиру. Скопил, купил, мы с женой переехали в новый дом, а через неделю она мне заявила, что не любит меня, давно имеет любовника и теперь уходит от меня, естественно, с разделом имущества.
   — Какая подлая женщина! — совершенно искренне возмутилась Катька, при этом в глубине души сожалея, что ей такую аферу прокрутить в жизни пока не удалось.
   Женское коварство поистине не знает пределов! Но что у Кати в душе творилось, Евгений ведь не знал. А вот Катино возмущение пролилось ему целительным бальзамом на свежие раны. Он кинул на Катьку благодарный взгляд, кивнул и продолжал:
   — Все эти годы моя жена только вела домашнее хозяйство. То есть только так говорилось. А на самом деле она целыми днями валялась на диване перед телевизором, пила пиво, лопала чипсы и при том пичкала меня полуфабрикатами.
   — Какая лентяйка!
   — А потом взяла и при разводе потребовала половину того имущества, которое было приобретено исключительно на мои деньги.
   Чувствовалось, что тема Евгения затронула до глубины души. И он заговорил с большим чувством:
   — И ладно бы она захотела взять с собой свои побрякушки или одежду. Я бы это понял. Я и машину бы ей оставил, потому что это был подарок лично от меня. Но квартира!
   — И что? Вы ее поделили?
   — Делим, — угрюмо отозвался Евгений.
   — И ты ей ее отдашь?
   — А какие у меня варианты? Квартира приобретена в браке. И не важно, что последние годы моя жена жила со мной исключительно потому, что дожидалась, когда квартира будет куплена, чтобы наложить на нее свои жадные пальчики. Адвокаты мне прямо заявили, что я лопух и недотепа.
   И Евгений поник. А Катьке стало совершенно ясно, что мужчина удрал в монастырь вовсе не из-за творческого кризиса, а потому что его больно ранил поступок любимой женщины. И он хотел пожить в тишине и покое, чтобы разобраться в своих чувствах и понять, как ему жить дальше. Как и с кем ему жить. Что же, на такие шансы Катька готова была ловить. И потому привычно заулыбалась и даже подмигнула Евгению.
   — Все будет хорошо! — оптимистично сказала она ему. — Вот увидишь!
   — Не уверен. С женой мы разводимся. И кому я теперь буду нужен?
   Да это же был просто подарок, а не мужчина! Он еще сомневается, что будет кому-то нужен? Лично сама Катька не сомневалась, что даже в мужском монастыре на него найдется по крайней мере одна претендентка. Например, она сама. А чем плох муж портной? По крайней мере, всегда будешь одета и сыта.
   Пока Катька разрабатывала очередного золотоносного жениха, Мариша размышляла. Мысли ее неслись стремительно и сумбурно. Ни на мгновение не останавливаясь. Но все же кое-что из этих мыслей отложилось у Мариши в голове надолго.
   — Не может быть, чтобы вас приняли в монастырь, даже не спросив документы, — сказала она.
   — Почему же? — пожал плечами Евгений. — У отца настоятеля они лежат. И мои, и Владимира.
   Это во многом меняло дело. Имея паспортные данные Владимира, милиция должна была разыскать его родных и сообщить им о случившемся. И, следовательно, эти родные вскоре пожалуют в Алёхино за телом дорогого родича. И тогда с ними можно будет поговорить о том, что за личность был Владимир в миру.
   На самом деле Мариша и сама не знала, что ей делать с этой мыслью. Ведь они с Катькой сегодня уже должны уехать. Или нет?
   — Боже! — прошептала Мариша, покрывшись холодным потом. — Милиция! Мы обещали капитану! Мы же теперь не можем уехать!
   — И что?
   — Тетя меня точно убьет!
   Но Катька считала, что тапочку и платок можно передать с кем-то из отъезжающих в город паломников. Там они созвонятся с Маришиной тетей. И передадут той дары от любящей племянницы для болящего дядюшки.
   — Это как раз не проблема, — заявила она, не делая попыток покинуть Евгения.
   Марише стоило больших трудов оторвать Катьку от облюбованной ею жертвы. Сам Евгений, кажется, еще не понимал, что за него плотно взялась охотница на женихов. И Мариша молилась в душе, чтобы он оставался в неведении как можно дольше. А то знает она этих мужиков! Не любят их, жалуются, плохо им! Но если увидят, что в них вцепились и хотят за них замуж, вообще сбегут!