Калугин Алексей. Дело об архиве Уильяма Шекспира

   – Естественно, – тут же кивнул Хвостов. – Каким образом они могли поставить эту пьесу, если единственный ее экземпляр находился у меня? – Хвостов как бы в недоумении развел руками.
   Инспектор решил сделать вид, что принимает игру, которую предлагал ему гость.
   – Выходит, что рукопись пьесы попала к вам, – он направил на Вальдемара Хвостова два сложенных вместе пальца, указательный и средний, – прежде чем с нее была сделана хотя бы одна копия?
   – Именно так, – Хвостов коротким кивком подтвердил высказанное инспектором предположение.
   И улыбнулся, – похоже, он был рад, что инспектор наконец-то начал понимать, о чем идет речь.
   – А, простите, чего ради вы это сделали? – прищурившись, со скрытой насмешкой посмотрел на Хвостова инспектор. – Почему вы утаили единственную рукопись одной из последних пьес Шекспира от театральной общественности XVII века? Могли хотя бы копию им оставить. Если бы пьеса была поставлена на сцене, это только подняло бы стоимость имеющейся у вас оригинальной рукописи.
   – «Карденио» нет ни в одном из собраний сочинений Шекспира, – ответил гость.
   – И что с того? – не понял Шелуденко.
   Хвостов посмотрел на инспектора так, словно подозревал, что он над ним подтрунивает.
   – Вы представляете, какая началась бы неразбериха, если бы рукопись «Карденио» попала в руки к тем же Хеминджу и Конделлу?
   – Первое собрание сочинений Шекспира стало бы более полным, – усмехнулся Шелуденко. – Не вижу в этом ничего страшного.
   – И это говорит инспектор Департамента контроля за временем! – с праведным негодованием глянул на собеседника Хвостов. – Интересно, какова бы была реакция шекспироведа, живущего в любом из столетий, когда о путешествиях во времени можно было прочитать разве что в фантастическом романе, если бы вдруг однажды, взяв с полки последний том собрания сочинений Шекспира, он обнаружил в нем ранее неизвестную пьесу?
   Шелуденко не был расположен рассуждать о временных парадоксах и возможных последствиях изменений, привнесенных в прошлое гостями из будущего. До сих пор ни одного реального хроноклазма зафиксировано не было, в связи с чем данная область по сей день оставалась в ведении теоретиков, которые, как полагал Шелуденко, сами весьма смутно представляли, к чему может привести спонтанное наложение будущего на прошлое. Хотя, с другой стороны, если бы в прошлом что-то изменилось, то в настоящем этого, скорее всего, никто бы даже не заметил, – для людей XXII века все, что произошло до их появления на свет, являлось уже историей в законченном, определенном и строго систематизированном виде, а не субстратом для поливариантного будущего.
   – Какие у вас имеются доказательства того, что эта рукопись, – Шелуденко постучал пальцем по краю прошитой стопки бумаги, лежавшей перед ним на столе, – подлинная?
   На лице Хвостова отразилось истинное недоумение.
   – А какие вам еще требуются доказательства? – руки гостя плавно разошлись в стороны. – Я пришел к вам сам, чтобы сделать чистосердечное признание.
   Губы инспектора едва заметно изогнулись, наметив ироничную ухмылку.
   – Это я уже слышал.
   – Ну так в чем же дело? – еще шире развел руки в стороны Хвостов.
   – Простите, а каких действий вы от меня ожидаете?
   Вопрос инспектора озадачил Хвостова.
   – Но ведь вы инспектор Департамента контроля за временем, – он посмотрел на Шелуденко так, словно у него вдруг возникло сомнение в том, что он попал именно туда, куда ему было нужно. – Вы – представитель закона. Следовательно, вам должно быть известно, как поступать с такими, как я.
   – Если вы имеете в виду рукопись «Карденио», которую вы якобы выкрали у Шекспира, то для начала нужно убедиться в том, что она подлинная.
   – Во-первых, я не крал рукопись, а получил ее вполне законным путем.
   – Уточните, как именно.
   Хвостов гордо вскинул острый подбородок, украшенный маленькой бородкой.
   – Шекспир подарил мне ее!
   – Шекспир?
   Хвостов уронил подбородок на грудь и озадаченно посмотрел на инспектора.
   Шелуденко показалось, что в этот момент он заметил в глазах визитера сомнение. И это был хороший признак.
   – Так, значит, рукопись «Карденио» вам подарил Шекспир? – поспешил закрепить свой успех Шелуденко. – Уильям Шекспир?
   – Ну, да, – как-то не очень уверенно кивнул Хвостов.
   – А как насчет остальных рукописей?
   – Я ведь уже говорил, что продал их!
   – Ну, да, конечно! – Шелуденко с досадой хлопнул себя по лбу.
   Хвостов чуть повернул голову. Во взгляде его явственно читалось сомнение. И теперь можно было понять, что это было сомнение по поводу умственных способностей инспектора, с которым ему приходилось вести диалог.
   Шелуденко этот взгляд не понравился.
   – Хорошо, – подавшись вперед, он положил руки на стол. – Давайте серьезно и начистоту. Чего вы хотите?
   Хвостов растерянно хлопнул глазами.
   – Я пришел, чтобы отдать себя в руки правосудия.
   – Отлично, – Шелуденко ладонью припечатал рукопись «Карденио» к столу. – В таком случае я передаю рукопись на экспертизу. Это займет несколько часов. За это время вы можете рассказать мне всю свою историю, с самого начала. Согласны?
   – Конечно, – Хвостов кивнул так поспешно, словно боялся, что инспектор внезапно изменит свое решение.
   Шелуденко щелкнул ногтем по пьезо-кнопке интеркома.
   – Слушаю! – в ту же секунду ответил ему низкий женский голос.
   – Элис, – произнес, глядя в потолок, Шелуденко. – У меня для тебя есть работа.
   – Серьезная? – поинтересовалась женщина.
   – Рукопись, предположительно относящаяся к началу XVII века.
   – Очередной автограф Шекспира? – в голосе женщины прозвучала откровенная насмешка.
   – Если ты убедишь меня в том, что это подделка, я буду тебе только благодарен, – ответил инспектор.
   – Хорошо, пришлю практиканта.
   – Спасибо, Элис, – инспектор нажал кнопку отбоя. – Может быть, у вас есть что-нибудь еще, что следовало бы передать на экспертизу? – обратился он к гостю.
   – У меня имеется первое издание поэмы «Венера и Адонис» с дарственной надписью Шекспира. Но я очень дорожу им, а потому оставил дома.
   – Жаль, – насмешливо улыбнулся инспектор.
   Хвостов посмотрел на стоявший рядом с креслом кейс.
   – С собой у меня первое издание сонетов «ин-кватро». Но вам, должно быть, известна эта книга.
   – Если это издание Джорджа Элда 1609 года, – усмехнулся Шелуденко, – то я могу подарить вам один из имеющихся у меня экземпляров.
   Хвостова задели не столько слова инспектора, сколько тон, каким они были произнесены.
   – В таком случае, – сказал он, – можете взять один из своих экземпляров и прочитать имеющееся в книге посвящение.
   – Я помню его наизусть, – все так же насмешливо ответил инспектор.
   – А я хочу, чтобы вы еще раз на него взглянули!
   Наклонившись, Хвостов быстро провел магнитным ключом по замку, открыл кейс и достал из него небольшую книжечку.
   – Вот! – торжественно возложил он книгу на стол.
   Как Шелуденко и ожидал, издание было ему знакомо. На титульном листе значилось:
   «Сонеты Шекспира. Никогда ранее не издававшиеся.
   В Лондоне. Д.Элд для Т.Т. Будут продаваться Уильямом Эспли. 1609».
 
   Книжка выглядела совсем как новая, но, судя по качеству бумаги и печати, она, скорее всего, действительно была отпечатана в 1609 году.
   – Это даже на контрабанду не тянет, – разочарованно покачал головой инспектор. – В свое время мы выдавали туристам разрешение на покупку в прошлом этого издания. Разумеется, в строго ограниченных количествах.
   – Посмотрите на посвящение!
   Возмущенный медлительностью инспектора, Хвостов сам перевернул страницу и ткнул пальцем в нужную строку.
   – «Единственному вдохновителю следующих сонетов, мистеру Дабл-ю Эйч, всех благ, – вслух прочитал Шелуденко. – Все счастье и саму вечность, предсказанную нашим бессмертным поэтом, – благосклонному искателю приключений в момент отбытия. Т.Т.» – Закончив читать, он перевел взгляд со страницы книги на Хвостова. – Вы хотите сказать, что вам известно, кто такой этот таинственный «мистер Дабл-ю Эйч»?
   – Во-первых, вы не совсем точно перевели текст со староанглийского, – тяжело и как-то даже обреченно вздохнул гость. – Следует читать не «единственному вдохновителю», а «исключительному подателю следующих сонетов». Ну а что касается инициалов, то «Дабл-ю Эйч» означает «Вальдемар Хвостов».
   Шелуденко не успел никак отреагировать на сделанное замечание. Дверь кабинета без стука отворилась, и в помещение вошел присланный за рукописью практикант.
   – А стучаться вас не учили? – недовольно глянул на парня с всклокоченной рыжей шевелюрой Шелуденко.
   Парень словно и не услышал заданный ему вопрос.
   – Я за рукописью, – с мрачным видом буркнул он. – Для экспертизы.
   – А где контейнер? – поинтересовался инспектор.
   – Да я так донесу, – махнул рукой практикант.
   – Так донесу, – передразнил его инспектор. – А что, если это бесценнейшая рукопись?
   Практикант скривил недовольную гримасу.
   – Можно подумать, что вам ее доставили в стерильном контейнере.
   Не вступая в дальнейшие дебаты, инспектор протянул практиканту рукопись. Парень взял стопку бумаг, прошитую дратвой, сунул ее под мышку и, не проронив ни слова, вышел за дверь.
   Посмотрев на Хвостова, инспектор извиняющеся развел руками.
   – Молодежь…
   Хвостов с пониманием кивнул.
   Шелуденко еще раз взглянул на страницу с посвящением лежавшей перед ним книги сонетов и решительно закрыл ее.
   – Вот что, мистер Дабл-ю Эйч, рассказывайте-ка свою историю с самого начала.

Глава 5

   Все началось очень давно, без малого двадцать восемь лет назад. Если вас интересует точная дата, то это было 27 апреля. Почему я так точно запомнил этот день? Да потому что это день моего рождения. В тот день мне исполнилось тридцать пять лет.
   К своему тридцатипятилетию я подошел с весьма неплохим, как самому мне тогда казалось, заделом на дальнейшую жизнь. Я являлся научным сотрудником Академии литературоведения, специализирующимся в области литературы эпохи Ренессанса. У меня имелось около тридцати статей, опубликованных в сетевых журналах, и три монографии, также размещенных в инфо-сети. У специалистов мои работы вызывали интерес. Среди отзывов, естественно, встречались и критические, но, в процентном отношении, их было абсолютное меньшинство, появление которого вполне можно объяснить личной неприязнью. В довершение всего у меня была почти готова книга объемом в тридцать девять авторских листов с условным названием «Становление классической драматургии на рубеже XVI и XVII веков», которую планировалось издать в печатном варианте. Я заключил договор с издательством «Три Слона», которое, как вам должно быть известно, специализируется в области интеллектуальной литературы.
   В личной жизни у меня тоже как будто все было в порядке. Я не был женат, но у меня имелась хорошая знакомая, с которой мы регулярно встречались. Это были ни к чему не обязывающие встречи, но, поскольку продолжались они на протяжении нескольких лет, мы уже начинали подумывать о том, чтобы начать совместную жизнь. Тем более что никаких серьезных препятствий к тому не было.
   Я рассказываю все это, чтобы вам стало ясно: не существовало никаких объективных предпосылок к желанию радикально изменить мою жизнь. Я сам не могу найти никаких разумных объяснений тому, что произошло со мной. Должно быть, в какой-то момент между мной и человеком, встреча с которым вовлекла меня в бесконечную цепь событий, противоречащих не только привычному для меня образу жизни, но и всем моим представлениям о том, что следует и чего не следует делать разумному индивиду, возникла необъяснимая, мистическая связь, разорвать которую мы оба оказались не в силах. Конец всему положила лишь смерть одного из нас.
   Но ведь это нельзя считать разумным объяснением?
   Впрочем, вы сможете судить об этом только после того, как услышите всю историю.
   Итак, в день своего тридцатипятилетия я получил подарок, о котором может только мечтать литературовед. Моя знакомая купила для меня место в туристической группе, отправляющейся на однодневную экскурсию в Лондон XVI века. Тот год, о котором идет речь, был сопряжен с 1589 годом. Следовательно, я имел реальную возможность своими глазами увидеть Уильяма Шекспира, который в то время перебрался из Стратфорда в Лондон, присоединился к театральной труппе «Комедианты Пембрука» и даже, возможно, уже пробовал себя как драматург, занимаясь переложением чужих пьес.
   Конечно, я мог и сам купить для себя экскурсию в прошлое, но не делал это по одной простой причине – мне было страшно прикоснуться к объекту собственных исследований. Я ужасно хотел увидеть живых Марло, Нэша, Грина, Джонсона и, конечно же, самого Шекспира, но при этом боялся, что реальные образы окажутся несоответствующими тем представлениям, которые сложились у меня об этих людях в результате изучения их творчества. Именно поэтому я постоянно откладывал экскурсию в прошлое.
   Теперь же, когда мне в руки был торжественно вручен билет с датой и временем отправления, у меня не оставалось иного выбора, как только подчиниться судьбе. Что я и сделал, следует признаться, не без радости.
   Вместе с остальными членами экскурсионной группы я прослушал трехчасовую лекцию о правилах поведения во время путешествия в прошлое, после чего все мы дали подписку об ответственности за нарушение требований, с которыми нас ознакомили. На другой день каждому участнику предстоящей экскурсии была введена универсальная вакцина, которая должна была защитить нас от инфекционных болезней, свирепствовавших на территории Европы в Средние века. Еще один день ушел на то, чтобы с помощью ускоренного психотехнического курса усвоить староанглийский язык и кое-что из обычаев и манер поведения, свойственных тому времени. А в довершение всего – имплантат под кожу левого плеча был введен с персональным кодом, позволявшим оператору, наблюдающему за группой, безошибочно определить местонахождение каждого туриста. Сам же турист, в случае необходимости, мог с помощью этого устройства подать сигнал бедствия.
   Последнее мне особенно не понравилось. Я не могу сказать точно, в чем тут было дело, но мне казалось, что тот мир, то время, которое я собирался покинуть, хотело поставить на мне свое клеймо, привязать меня к себе, чтобы я, не приведи господи, вдруг не исчез навсегда. Почему-то сразу пришли на память эпизоды исторических фильмов о странах с тоталитарным режимом, где каждый гражданин в той или иной форме получал свой идентификационный номер, чтобы идти с ним по жизни, словно маркированная деталь механизма, которую, в случае надобности, не составляло труда заменить на аналогичную.
   Впрочем, подобные ассоциации приходили на ум только мне одному. Остальные члены группы относились ко всем предварительным процедурам как к должному и с нетерпением ждали назначенного дня, когда нам предстояло с головой окунуться в прошлое, чтобы, что называется, на собственной шкуре почувствовать, как жили наши далекие предки. Почему-то все, с кем мне предстояло провести вместе всего один день, только и говорили о том, как это удивительно, как необычно, как щекочет нервы, – как будто путешествие в прошлое в сопровождении опытных гидов и в самом деле казалось им опасным, но одновременно и захватывающим приключением.
   Когда я спросил о потенциальной опасности у одного из инструкторов, занимавшихся с нашей группой, тот в ответ сначала рассмеялся, а затем ответил мне, что за двенадцать лет существования службы путешествий в прошлое не было ни одного случая, чтобы с туристом что-то случилось.