Страница:
Стелла Камерон
Тот, кого ищут
Глава 1
Луна напоминала круглую белую вафлю, от которой откусили большой кусок. Бродить по тихим ночным безлюдным улицам в одиночестве – не самое лучшее занятие, даже если эти улицы залиты лунным светом. Но оставаться одной в пустой квартире, перемежая полусон с полуявью, обливаясь холодным потом и безуспешно пытаясь справиться с холодящим страхом, – пожалуй, еще хуже.
Энн Дьюгон медленно пересекала городскую площадь провинциального города Туссэна в штате Луизиана. Луна, выглядывающая из-за плотного серого облака, бледным светом освещала дорогу, вдоль которой росли сикоморы и возвышались городские здания.
Теплый бриз успокаивал. Накануне в городе состоялись праздничная распродажа и ярмарка. Между деревьями раскачивались светящиеся гирлянды, оставшиеся после Рождества.
Но все-таки надо было придумать что-нибудь получше, чем бродить по ночным улицам и разглядывать иллюминацию. Нужно вернуться домой и запереться в квартире, расположенной на втором этаже. На первом этаже этого же дома были книжный магазин и кафе «Голодный взгляд», принадлежащие Джо Гейблу, единственному юристу, практикующему в городе, и его жене. Им же принадлежала квартира, которую снимала Энн. Супруги Гейбл жили по соседству, и Энн всегда была у них желанной гостьей. При необходимости девушка могла обратиться к ним за помощью в любое время.
Конечно, Энн могла им все рассказать.
Помогите, меня снова посетило видение! Эти видения появились у меня две недели назад, они становятся страшнее и страшнее с каждым днем. В этих кошмарах гибнет человек. Женщина. Может быть, я.
Но что они могут сделать?
Потрепанный пикап с лязганьем проехал мимо и свернул влево. Энн видела, как он припарковался на площадке у бара Мерфи, сверкавшего неоновыми огнями. Подумать только, в этот предрассветный час кому-то хотелось повеселиться в компании других людей.
Энн жила в городе всего семь месяцев, и это были семь месяцев счастья, такого счастья, которого она не испытывала никогда раньше. Но последнее время ее стали преследовать страшные ночные видения, видения ужасного злодеяния, видения смерти. Они возвращались снова и снова, и Энн не могла с этим справиться.
Энн продолжала идти вперед. Минут за десять она добралась до светившейся в темноте церкви Святой Сесилии, за которой поблескивала гладь реки. На другой стороне улицы стоял дом священника.
Энн вышла к реке, слушала плеск воды и смотрела, как волны набегают на погруженный в темноту берег. Вокруг кипела ночная жизнь. Квакали лягушки, мелкие зверьки шуршали под кустами. Что-то большое медленно двигалось по воде – бревно или большая крыса – в темноте различить было невозможно. Мысль о крысах потянула за собой другие воспоминания – то, о чем Энн хотела забыть раз и навсегда.
Она резко повернулась и пошла обратно. Бриз перешел в сильный ветер, он гнал опавшие листья, и они прилипали к обнаженным ногам девушки. Громко крикнула птица, Энн вздрогнула и пошла быстрее.
Она снова оказалась около дома священника. Окно кухни в задней части дома светилось гостеприимным светом, но девушка знала, что хозяин дома скорее всего спит. Настоятель церкви отец Сайрус Пейн всегда оставлял свет на кухне, чтобы прохожий, нуждающийся в помощи, не побоялся за ней обратиться.
Отец Сайрус был человеком редких достоинств.
От быстрой ходьбы девушка разгорячилась, лицо ее покраснело. Энн ускорила шаги, но странный пугающий звук становился все сильнее. За витражными окнами церкви мерцал слабый свет. Девушка замерла, чтобы перевести дыхание и дать успокоиться сердцу, колотящемуся так сильно, будто вот-вот готово было выпрыгнуть из груди.
Энн тихонько открыла калитку в белой ограде, окружавшей церковный двор, вошла внутрь и двинулась по проходу между могилами к боковому входу в церковь.
Энн никак нельзя было назвать примерной прихожанкой. Последний раз она посещала службу еще подростком. Тогда церковь занимала важное место в ее жизни, но Энн оступилась, и община сочла это таким страшным грехом, что девушке запретили появляться в храме.
Для матери это стало потрясением, и она переживала беду дочери сильнее, чем сама Энн.
Сжав зубы, Энн поднялась по ступенькам, вошла в маленький вестибюль и взялась за ручку двери, ведущей непосредственно в храм, в полной уверенности, что дверь заперта. Но дверь открылась, и Энн вошла внутрь.
Чугунная витая решетка отделяла боковой придел церкви. Энн просунула ладонь между прутьями, отодвинула засов и вошла внутрь. На маленьком алтаре горели свечи. Расшитая золотом алтарная завеса поблескивала в их мерцающем свете. Запах ладана и увядающих роз, свисающих из стеклянной вазы, дурманил и успокаивал.
Розы напомнили Энн о цветах, которые приносят на похороны. Их всегда хранят слишком долго, потому что после того, как их выбросят, невосполнимость потери будет ощущаться еще сильнее. Смерть – окончательный приговор, но пока целы надгробные венки, пока праздник жизни не возобладал над горечью потери, пока не рассеялись сочувствующие, те, кто глубоко скорбит, еще не в полной мере чувствуют его неотвратимость.
По ночам, когда сон бежал от нее, ее часто посещали видения, которые казались почти реальностью. Она боялась их и тех мыслей, которые они вызывали.
Энн вошла в молельню, и чугунные решетчатые врата закрылись за ней. Она опустилась на скамью с высокой резной спинкой, которую украшали изображения зверей, птиц и растений, откинулась назад и закрыла лицо руками. Что она должна делать и что сможет сделать? Ночные видения посещали ее все чаще, эпизоды страшной драмы вставали перед ней во сне, а последнее время возвращались яркими вспышками и наяву. Энн поняла, что должна и может сделать, и прямо сейчас она будет молиться и просить Господа освободить ее от страшного груза.
Энн решила не возвращаться домой до утра. Церковь Святой Сесилии казалась ей более безопасным местом. Зло не посмеет войти в дом Бога.
Время шло, голова становилась все тяжелее, Энн клонило ко сну. Если подойти к дому священника и постучать, отец Сайрус откроет дверь, пригласит зайти, выслушает, успокоит и оставит переждать тревожную ночь.
Но Энн подумала, что нехорошо будить уставшего за день священника, который всегда был к ней так внимателен, и пересказывать ему свои фантастические ночные видения. А говорить о том, что произошло с ней в реальной жизни, не отпускало и тянулось шлейфом с давних времен, она была не готова. Ни с отцом Сайрусом, ни с кем-то другим. Никогда.
Энн приехала в Туссэн, потому что получила хорошую работу – должность управляющего рестораном и дансингом «У Паппи», на северной окраине города. Энн впервые побывала там, когда вернулась в школу, и ей сразу захотелось там работать, а может быть, со временем стать хозяйкой похожего ресторана. Она понимала, что это слишком смелые мечты, которые вряд ли когда-нибудь станут явью. И вот пришло время, они начинают сбываться.
И еще один сюрприз – Энн встретила доктора Макса Сэведжа. Он часто заходил в ресторан после того, как заканчивалась обеденная гонка. Пока Макс обедал, Энн сидела рядом с ним и они беседовали. Это стало привычным. И Энн ждала его прихода с нетерпением.
Макс вместе с братьями Роджером и Келли собирались открыть клинику пластической хирургии в окрестностях Туссэна. Роджер тоже был врачом, а Келли отвечал за организационные вопросы. Со временем братья планировали собрать в своей клинике штат опытных специалистов.
Пару раз Энн и Макс выходили вместе пройтись, и Макс просил считать его другом. Энн с радостью согласилась бы, но в прошлый раз, когда она приняла такое же предложение, все закончилось не очень хорошо. Печально закончилось, почти трагически.
И меньше всего Энн хотела, чтобы Макс узнал о ее прошлом, да и о теперешних трудностях она ему рассказывать не будет.
Трудно было найти двух человек, настолько непохожих друг на друга, как Энн и Макс. Он – известный врач, получивший прекрасное образование и успешно практикующий в области пластической хирургии. Из очень состоятельной семьи. Семью Энн состоятельной назвать было никак нельзя, и за каждый шаг вперед ей приходилось бороться. Энн получила высшее образование в области менеджмента, которое также нельзя было назвать отличным, но по большому счету она гордилась своими достижениями. Новая работа также была для нее шагом вперед.
Дело в том, что Энн планировала остаться в Туссэне, где она уже многого добилась. Ее усилиями ресторан «У Паппи» за несколько месяцев превратился в самое популярное место в городе. К ним приезжали со всей округи. Энн привыкла полагаться только на себя. Теперь, что бы ни случилось, она не вернется к семье в Пойнт-Юду, городок, расположенный недалеко от Туссэна. Она любила своих родных, но больше в них не нуждалась. Теперь она могла выжить без посторонней помощи.
Не отрывая взгляда от горящей свечи, Энн свернулась калачиком на мягком сиденье. Здесь можно остаться до рассвета. Девушка зевнула и задремала.
Мужчина держал перед собой фонарик, желтый луч света бил вперед, но лицо оставалось в тени, и Энн не могла его разглядеть. Луч света резко дергался из стороны в сторону. Энн чувствовала, как что-то тяжелое тащили по земле, по опавшим листьям и камням, по сучьям. Раздался клацающий звук, как будто металл ударялся о камень, этот звук она слышала каждый раз в своих кошмарных видениях. Энн слышала тяжелое прерывистое дыхание мужчины. Сама она от страха тоже тяжело дышала, рот и горло пересохли. Что, если он слышал ее? Энн знала, что он тащил за собой.
Ее взгляд пылал гневом. Каждый раз повторялось одно и то же. Слишком часто, слишком много раз.
Мужчина бросил свой груз и пошел вперед, освещая фонариком ковер из опавших листьев.
Начался дождь. Энн видела, как тяжелые струи сбивали листья с деревьев на землю. Она могла разглядеть каждый листок.
Над головой скрипели на ветру переплетенные тяжелые ветви деревьев.
Подними мужчина голову, он бы сразу увидел Энн. Она была совсем рядом.
Знакомый и страшный запах проникал в ноздри. Запах крови и обгоревших волос. Никакой ошибки быть не могло. Энн помнила его, но раньше он никогда не был таким отчетливым.
– Ну вот мы и пришли, – сказал мужчина спокойно и удовлетворенно. Так мог сказать отец, гуляющий с детьми, добравшись, наконец, до лотка с мороженым, который они долго искали.
Опять послышалось звяканье, блеснуло стальное полотно новой, ни разу не использованной лопаты.
Женщина лежала на земле рядом с ним. Пустые черные выгоревшие глазницы, остатки обгоревших волос.
– Ну вот мы и пришли, – повторил мужчина и остановился. Копать не понадобилось. Он разгреб листья, под которыми темнела яма, и удовлетворенно вздохнул.
Женщину он поднял с такой легкостью, будто она ничего не весила, и опустил ее головой вперед вниз, в яму, которая поглотила окостеневшее тело, покрытое остатками обгоревшей ткани.
Энн бросилась к нему с криком: «Верни ее! Отдай ее!» Но стоило ей приблизиться к нему, как он обратился в столб пламени и исчез. Энн почувствовала сильную боль и закричала.
Энн упала на колени, подняв руки, и ударилась лбом о край алтаря. В этот момент она услышала шорох пламени, бегущего по ткани.
С трудом открыв глаза, Энн заметила странное движение в дальнем приделе церкви. Мужская фигура в плаще с капюшоном. Фигура из снов. «Нет», – прошептала Энн, и фигура исчезла. Вокруг никого не было.
Энн окончательно пришла в себя. Она поправила горевшую свечу, которую задела рукой, и загасила рассыпавшиеся искры льняным покрывалом с шелковыми кистями, которое украшало алтарь. В ризнице девушка опустила руки под струю воды.
Боль стихала. В приделе церкви Энн нашла аптечку первой помощи, наложила повязку себе на лоб, перевязала обожженную руку, потом вернулась в молельню и сняла покрывало с алтаря – теперь можно было стереть черные пятна с мрамора.
Она, конечно, оплатит новое покрывало. Обязательно оплатит.
– Не бойся, Энни, – раздался у нее за спиной спокойный мужской голос.
Энн закричала от ужаса. Наступило прозрение. Та женщина, которая являлась ей в снах, та несчастная, чьи сдавленные крики она слышала в ночных кошмарах, – это была она, Энн. И теперь сны становились явью. Энн резко обернулась и бросилась на незнакомца.
– Энни, это я, отец Сайрус. Успокойся. Я пришел за тобой. Тебя повсюду ищут.
Энн Дьюгон медленно пересекала городскую площадь провинциального города Туссэна в штате Луизиана. Луна, выглядывающая из-за плотного серого облака, бледным светом освещала дорогу, вдоль которой росли сикоморы и возвышались городские здания.
Теплый бриз успокаивал. Накануне в городе состоялись праздничная распродажа и ярмарка. Между деревьями раскачивались светящиеся гирлянды, оставшиеся после Рождества.
Но все-таки надо было придумать что-нибудь получше, чем бродить по ночным улицам и разглядывать иллюминацию. Нужно вернуться домой и запереться в квартире, расположенной на втором этаже. На первом этаже этого же дома были книжный магазин и кафе «Голодный взгляд», принадлежащие Джо Гейблу, единственному юристу, практикующему в городе, и его жене. Им же принадлежала квартира, которую снимала Энн. Супруги Гейбл жили по соседству, и Энн всегда была у них желанной гостьей. При необходимости девушка могла обратиться к ним за помощью в любое время.
Конечно, Энн могла им все рассказать.
Помогите, меня снова посетило видение! Эти видения появились у меня две недели назад, они становятся страшнее и страшнее с каждым днем. В этих кошмарах гибнет человек. Женщина. Может быть, я.
Но что они могут сделать?
Потрепанный пикап с лязганьем проехал мимо и свернул влево. Энн видела, как он припарковался на площадке у бара Мерфи, сверкавшего неоновыми огнями. Подумать только, в этот предрассветный час кому-то хотелось повеселиться в компании других людей.
Энн жила в городе всего семь месяцев, и это были семь месяцев счастья, такого счастья, которого она не испытывала никогда раньше. Но последнее время ее стали преследовать страшные ночные видения, видения ужасного злодеяния, видения смерти. Они возвращались снова и снова, и Энн не могла с этим справиться.
Энн продолжала идти вперед. Минут за десять она добралась до светившейся в темноте церкви Святой Сесилии, за которой поблескивала гладь реки. На другой стороне улицы стоял дом священника.
Энн вышла к реке, слушала плеск воды и смотрела, как волны набегают на погруженный в темноту берег. Вокруг кипела ночная жизнь. Квакали лягушки, мелкие зверьки шуршали под кустами. Что-то большое медленно двигалось по воде – бревно или большая крыса – в темноте различить было невозможно. Мысль о крысах потянула за собой другие воспоминания – то, о чем Энн хотела забыть раз и навсегда.
Она резко повернулась и пошла обратно. Бриз перешел в сильный ветер, он гнал опавшие листья, и они прилипали к обнаженным ногам девушки. Громко крикнула птица, Энн вздрогнула и пошла быстрее.
Она снова оказалась около дома священника. Окно кухни в задней части дома светилось гостеприимным светом, но девушка знала, что хозяин дома скорее всего спит. Настоятель церкви отец Сайрус Пейн всегда оставлял свет на кухне, чтобы прохожий, нуждающийся в помощи, не побоялся за ней обратиться.
Отец Сайрус был человеком редких достоинств.
От быстрой ходьбы девушка разгорячилась, лицо ее покраснело. Энн ускорила шаги, но странный пугающий звук становился все сильнее. За витражными окнами церкви мерцал слабый свет. Девушка замерла, чтобы перевести дыхание и дать успокоиться сердцу, колотящемуся так сильно, будто вот-вот готово было выпрыгнуть из груди.
Энн тихонько открыла калитку в белой ограде, окружавшей церковный двор, вошла внутрь и двинулась по проходу между могилами к боковому входу в церковь.
Энн никак нельзя было назвать примерной прихожанкой. Последний раз она посещала службу еще подростком. Тогда церковь занимала важное место в ее жизни, но Энн оступилась, и община сочла это таким страшным грехом, что девушке запретили появляться в храме.
Для матери это стало потрясением, и она переживала беду дочери сильнее, чем сама Энн.
Сжав зубы, Энн поднялась по ступенькам, вошла в маленький вестибюль и взялась за ручку двери, ведущей непосредственно в храм, в полной уверенности, что дверь заперта. Но дверь открылась, и Энн вошла внутрь.
Чугунная витая решетка отделяла боковой придел церкви. Энн просунула ладонь между прутьями, отодвинула засов и вошла внутрь. На маленьком алтаре горели свечи. Расшитая золотом алтарная завеса поблескивала в их мерцающем свете. Запах ладана и увядающих роз, свисающих из стеклянной вазы, дурманил и успокаивал.
Розы напомнили Энн о цветах, которые приносят на похороны. Их всегда хранят слишком долго, потому что после того, как их выбросят, невосполнимость потери будет ощущаться еще сильнее. Смерть – окончательный приговор, но пока целы надгробные венки, пока праздник жизни не возобладал над горечью потери, пока не рассеялись сочувствующие, те, кто глубоко скорбит, еще не в полной мере чувствуют его неотвратимость.
По ночам, когда сон бежал от нее, ее часто посещали видения, которые казались почти реальностью. Она боялась их и тех мыслей, которые они вызывали.
Энн вошла в молельню, и чугунные решетчатые врата закрылись за ней. Она опустилась на скамью с высокой резной спинкой, которую украшали изображения зверей, птиц и растений, откинулась назад и закрыла лицо руками. Что она должна делать и что сможет сделать? Ночные видения посещали ее все чаще, эпизоды страшной драмы вставали перед ней во сне, а последнее время возвращались яркими вспышками и наяву. Энн поняла, что должна и может сделать, и прямо сейчас она будет молиться и просить Господа освободить ее от страшного груза.
Энн решила не возвращаться домой до утра. Церковь Святой Сесилии казалась ей более безопасным местом. Зло не посмеет войти в дом Бога.
Время шло, голова становилась все тяжелее, Энн клонило ко сну. Если подойти к дому священника и постучать, отец Сайрус откроет дверь, пригласит зайти, выслушает, успокоит и оставит переждать тревожную ночь.
Но Энн подумала, что нехорошо будить уставшего за день священника, который всегда был к ней так внимателен, и пересказывать ему свои фантастические ночные видения. А говорить о том, что произошло с ней в реальной жизни, не отпускало и тянулось шлейфом с давних времен, она была не готова. Ни с отцом Сайрусом, ни с кем-то другим. Никогда.
Энн приехала в Туссэн, потому что получила хорошую работу – должность управляющего рестораном и дансингом «У Паппи», на северной окраине города. Энн впервые побывала там, когда вернулась в школу, и ей сразу захотелось там работать, а может быть, со временем стать хозяйкой похожего ресторана. Она понимала, что это слишком смелые мечты, которые вряд ли когда-нибудь станут явью. И вот пришло время, они начинают сбываться.
И еще один сюрприз – Энн встретила доктора Макса Сэведжа. Он часто заходил в ресторан после того, как заканчивалась обеденная гонка. Пока Макс обедал, Энн сидела рядом с ним и они беседовали. Это стало привычным. И Энн ждала его прихода с нетерпением.
Макс вместе с братьями Роджером и Келли собирались открыть клинику пластической хирургии в окрестностях Туссэна. Роджер тоже был врачом, а Келли отвечал за организационные вопросы. Со временем братья планировали собрать в своей клинике штат опытных специалистов.
Пару раз Энн и Макс выходили вместе пройтись, и Макс просил считать его другом. Энн с радостью согласилась бы, но в прошлый раз, когда она приняла такое же предложение, все закончилось не очень хорошо. Печально закончилось, почти трагически.
И меньше всего Энн хотела, чтобы Макс узнал о ее прошлом, да и о теперешних трудностях она ему рассказывать не будет.
Трудно было найти двух человек, настолько непохожих друг на друга, как Энн и Макс. Он – известный врач, получивший прекрасное образование и успешно практикующий в области пластической хирургии. Из очень состоятельной семьи. Семью Энн состоятельной назвать было никак нельзя, и за каждый шаг вперед ей приходилось бороться. Энн получила высшее образование в области менеджмента, которое также нельзя было назвать отличным, но по большому счету она гордилась своими достижениями. Новая работа также была для нее шагом вперед.
Дело в том, что Энн планировала остаться в Туссэне, где она уже многого добилась. Ее усилиями ресторан «У Паппи» за несколько месяцев превратился в самое популярное место в городе. К ним приезжали со всей округи. Энн привыкла полагаться только на себя. Теперь, что бы ни случилось, она не вернется к семье в Пойнт-Юду, городок, расположенный недалеко от Туссэна. Она любила своих родных, но больше в них не нуждалась. Теперь она могла выжить без посторонней помощи.
Не отрывая взгляда от горящей свечи, Энн свернулась калачиком на мягком сиденье. Здесь можно остаться до рассвета. Девушка зевнула и задремала.
Мужчина держал перед собой фонарик, желтый луч света бил вперед, но лицо оставалось в тени, и Энн не могла его разглядеть. Луч света резко дергался из стороны в сторону. Энн чувствовала, как что-то тяжелое тащили по земле, по опавшим листьям и камням, по сучьям. Раздался клацающий звук, как будто металл ударялся о камень, этот звук она слышала каждый раз в своих кошмарных видениях. Энн слышала тяжелое прерывистое дыхание мужчины. Сама она от страха тоже тяжело дышала, рот и горло пересохли. Что, если он слышал ее? Энн знала, что он тащил за собой.
Ее взгляд пылал гневом. Каждый раз повторялось одно и то же. Слишком часто, слишком много раз.
Мужчина бросил свой груз и пошел вперед, освещая фонариком ковер из опавших листьев.
Начался дождь. Энн видела, как тяжелые струи сбивали листья с деревьев на землю. Она могла разглядеть каждый листок.
Над головой скрипели на ветру переплетенные тяжелые ветви деревьев.
Подними мужчина голову, он бы сразу увидел Энн. Она была совсем рядом.
Знакомый и страшный запах проникал в ноздри. Запах крови и обгоревших волос. Никакой ошибки быть не могло. Энн помнила его, но раньше он никогда не был таким отчетливым.
– Ну вот мы и пришли, – сказал мужчина спокойно и удовлетворенно. Так мог сказать отец, гуляющий с детьми, добравшись, наконец, до лотка с мороженым, который они долго искали.
Опять послышалось звяканье, блеснуло стальное полотно новой, ни разу не использованной лопаты.
Женщина лежала на земле рядом с ним. Пустые черные выгоревшие глазницы, остатки обгоревших волос.
– Ну вот мы и пришли, – повторил мужчина и остановился. Копать не понадобилось. Он разгреб листья, под которыми темнела яма, и удовлетворенно вздохнул.
Женщину он поднял с такой легкостью, будто она ничего не весила, и опустил ее головой вперед вниз, в яму, которая поглотила окостеневшее тело, покрытое остатками обгоревшей ткани.
Энн бросилась к нему с криком: «Верни ее! Отдай ее!» Но стоило ей приблизиться к нему, как он обратился в столб пламени и исчез. Энн почувствовала сильную боль и закричала.
Энн упала на колени, подняв руки, и ударилась лбом о край алтаря. В этот момент она услышала шорох пламени, бегущего по ткани.
С трудом открыв глаза, Энн заметила странное движение в дальнем приделе церкви. Мужская фигура в плаще с капюшоном. Фигура из снов. «Нет», – прошептала Энн, и фигура исчезла. Вокруг никого не было.
Энн окончательно пришла в себя. Она поправила горевшую свечу, которую задела рукой, и загасила рассыпавшиеся искры льняным покрывалом с шелковыми кистями, которое украшало алтарь. В ризнице девушка опустила руки под струю воды.
Боль стихала. В приделе церкви Энн нашла аптечку первой помощи, наложила повязку себе на лоб, перевязала обожженную руку, потом вернулась в молельню и сняла покрывало с алтаря – теперь можно было стереть черные пятна с мрамора.
Она, конечно, оплатит новое покрывало. Обязательно оплатит.
– Не бойся, Энни, – раздался у нее за спиной спокойный мужской голос.
Энн закричала от ужаса. Наступило прозрение. Та женщина, которая являлась ей в снах, та несчастная, чьи сдавленные крики она слышала в ночных кошмарах, – это была она, Энн. И теперь сны становились явью. Энн резко обернулась и бросилась на незнакомца.
– Энни, это я, отец Сайрус. Успокойся. Я пришел за тобой. Тебя повсюду ищут.
Глава 2
Привет, Макс!
Давненько я тебе не писал! Ты уж прости меня.
Ты уже подобрал себе следующую жертву?
Как тебе понравился Лондон? Разумный шаг с твоей стороны – уехать. Достаточно далеко, чтобы затеряться в британском медицинском братстве, но не слишком далеко, чтобы нельзя было наблюдать за тем, что делается здесь. Ты, я думаю, был приятно удивлен тем, как быстро в Штатах забыли и о тебе, и о твоих забавных привычках. Но для меня это не сюрприз.
Средства массовой информации непостоянны. Их внимание быстро переключается с одного факта на другой, но это означает, что они постоянно в поиске. Они охотятся за новыми историями – или за продолжением старых, таких, например, как твоя.
Кстати, ты потерял близкого друга в Лондоне? Ты знаешь, о каком друге я говорю. О женщине. Если потерял – то ты хорошо спрятал концы в воду. Мы ничего об этом не слышали.
Есть несколько вопросов, которые я хотел бы тебе задать, и, надеюсь, когда-нибудь я получу на них ответы. Почему ты уродуешь свои жертвы? Уж не потому ли, что ты – один из немногих, кто мог бы исправить любые уродства, если бы захотел? Неужели эта мысль посещает тебя?
Ты рассказываешь им о том, как они будут выглядеть после? Ты напоминаешь им, что сможешь залечить их раны, – а потом смеешься и говоришь, что мертвых женщин ты не лечишь?
Ты вернулся. Это плохо, очень плохо. Но мы извлечем из этого максимальную пользу. Ты выбрал тихий старомодный уголок – впрочем, это не самое лучшее место, чтобы спрятаться. Одно неосторожное слово – и весь город будет следить за тобой. Стоит тебе сбиться с пути – и вечно спящий Туссэн проснется, и все внимание будет приковано к тебе.
Будь очень осторожен, доктор, думай, с кем ты встречаешься. Держись подальше от шлюх. Ты же знаешь, как быстро и с каким удовольствием средства массовой информации разнесут новости о тебе по всей стране, – они уже сделали это однажды и с радостью распнут тебя в следующий раз – если этот следующий раз будет. Но это уж как ты захочешь. Постарайся контролировать себя.
Помнишь, в первом случае обвинение было снято за отсутствием улик. Бедная Изабель. Во втором случае – то же самое. Кэрол была так сексуальна, помнишь?
И как тебе удалось ждать так долго, прежде чем ты убил во второй раз? Или ты не ждал? Возможно, еще одна женщина умерла между этими двумя, но никто не связал этого преступления с тобой.
Третий случай, если его раскроют, радости тебе не доставит.
Не знаю, почему я теряю свое время, пытаясь помочь тебе. Убийца однажды – убийца навсегда. Ты сделаешь это снова – и, возможно, очень скоро, если мне не удастся тебя остановить.
Почему бы тебе не показать это письмо кому-нибудь? Тому, кто сможет тебе помочь? Конечно, не твоему брату Роджеру, не ему. Кажется, что семейные связи удобно использовать, но это всего лишь видимость. Роджер скажет тебе только то, что ты сам захочешь услышать. Келли тоже не годится. Он подумает в первую очередь о себе и запаникует. Лучше держись от него подальше.
Отдайся на милость закона. Скажи правду и покажи это письмо. Скажи, что оно от твоего лучшего друга, единственного искреннего и честного друга. Попроси их запереть тебя покрепче, пока ты не совершил снова чего-либо ужасного.
Желаю удачи.
Я не подписываю свои письма к нему. Зачем подписывать? Он должен знать, что я стараюсь вести себя разумно.
Сейчас он чувствует себя в безопасности, ему кажется, что, наконец, он скрылся от меня. Но этого не будет никогда.
Давненько я тебе не писал! Ты уж прости меня.
Ты уже подобрал себе следующую жертву?
Как тебе понравился Лондон? Разумный шаг с твоей стороны – уехать. Достаточно далеко, чтобы затеряться в британском медицинском братстве, но не слишком далеко, чтобы нельзя было наблюдать за тем, что делается здесь. Ты, я думаю, был приятно удивлен тем, как быстро в Штатах забыли и о тебе, и о твоих забавных привычках. Но для меня это не сюрприз.
Средства массовой информации непостоянны. Их внимание быстро переключается с одного факта на другой, но это означает, что они постоянно в поиске. Они охотятся за новыми историями – или за продолжением старых, таких, например, как твоя.
Кстати, ты потерял близкого друга в Лондоне? Ты знаешь, о каком друге я говорю. О женщине. Если потерял – то ты хорошо спрятал концы в воду. Мы ничего об этом не слышали.
Есть несколько вопросов, которые я хотел бы тебе задать, и, надеюсь, когда-нибудь я получу на них ответы. Почему ты уродуешь свои жертвы? Уж не потому ли, что ты – один из немногих, кто мог бы исправить любые уродства, если бы захотел? Неужели эта мысль посещает тебя?
Ты рассказываешь им о том, как они будут выглядеть после? Ты напоминаешь им, что сможешь залечить их раны, – а потом смеешься и говоришь, что мертвых женщин ты не лечишь?
Ты вернулся. Это плохо, очень плохо. Но мы извлечем из этого максимальную пользу. Ты выбрал тихий старомодный уголок – впрочем, это не самое лучшее место, чтобы спрятаться. Одно неосторожное слово – и весь город будет следить за тобой. Стоит тебе сбиться с пути – и вечно спящий Туссэн проснется, и все внимание будет приковано к тебе.
Будь очень осторожен, доктор, думай, с кем ты встречаешься. Держись подальше от шлюх. Ты же знаешь, как быстро и с каким удовольствием средства массовой информации разнесут новости о тебе по всей стране, – они уже сделали это однажды и с радостью распнут тебя в следующий раз – если этот следующий раз будет. Но это уж как ты захочешь. Постарайся контролировать себя.
Помнишь, в первом случае обвинение было снято за отсутствием улик. Бедная Изабель. Во втором случае – то же самое. Кэрол была так сексуальна, помнишь?
И как тебе удалось ждать так долго, прежде чем ты убил во второй раз? Или ты не ждал? Возможно, еще одна женщина умерла между этими двумя, но никто не связал этого преступления с тобой.
Третий случай, если его раскроют, радости тебе не доставит.
Не знаю, почему я теряю свое время, пытаясь помочь тебе. Убийца однажды – убийца навсегда. Ты сделаешь это снова – и, возможно, очень скоро, если мне не удастся тебя остановить.
Почему бы тебе не показать это письмо кому-нибудь? Тому, кто сможет тебе помочь? Конечно, не твоему брату Роджеру, не ему. Кажется, что семейные связи удобно использовать, но это всего лишь видимость. Роджер скажет тебе только то, что ты сам захочешь услышать. Келли тоже не годится. Он подумает в первую очередь о себе и запаникует. Лучше держись от него подальше.
Отдайся на милость закона. Скажи правду и покажи это письмо. Скажи, что оно от твоего лучшего друга, единственного искреннего и честного друга. Попроси их запереть тебя покрепче, пока ты не совершил снова чего-либо ужасного.
Желаю удачи.
Я не подписываю свои письма к нему. Зачем подписывать? Он должен знать, что я стараюсь вести себя разумно.
Сейчас он чувствует себя в безопасности, ему кажется, что, наконец, он скрылся от меня. Но этого не будет никогда.
Глава 3
– Ремонт нужно было закончить несколько месяцев тому назад, до того, как погода испортится, – заявил Келли Сэведж, указывая сэндвичем в сторону окна, за которым серо-зеленое небо набухало дождем, нависая над кронами деревьев. Келли настоял на том, чтобы он и двое его братьев встретились на ланче здесь, в ресторане «У Паппи», который по вечерам превращался в дансинг. Макс неохотно согласился на встречу именно в этом месте. Если бы он отказался и даже привел убедительные причины своего отказа, то вызвал бы совершенно ненужное любопытство братьев. Макс часто бывал у «Паппи», но хотел, чтобы об этом его пристрастии никто не догадывался.
Огибая огромного голубого аллигатора, установленного у входа, в зале ресторана появился Роджер, брат-близнец Макса. Он махнул братьям рукой и подошел к музыкальному автомату, который, казалось, интересовал его гораздо больше, чем Макс и Келли. Роджер склонился над сверкающей неоном машиной и начал рыться в карманах в поисках мелочи.
Глядя на брата, Келли сокрушенно покачал головой.
– Не знаю, откуда взялся этот парень, но мы с тобой уж точно из другого теста, – раздраженно заметил он.
– Говори о себе, – рассмеялся Макс.
Келли был братом Макса и Роджера только по отцу, сыном от его первого, непродолжительного брака, но обычно все трое об этом просто забывали.
Макс пришел самым первым – хотел предупредить Энн о том, что будет не один и им не удастся, как обычно, поболтать за обедом. Они с Энн решили не предавать гласности свои дружеские отношения. У Макса для этого были серьезные основания, но почему она этого хотела, он не мог понять до сих пор. Эта тема не обсуждалась. Они были знакомы уже семь месяцев, и каждый день, заглянув в зал ресторана, он встречал Энн, но сегодня ее почему-то не оказалось на месте, и это беспокоило Макса.
По залу разнесся «Тюремный рок» Элвиса Пресли, вытеснив мелодию «Доктора джаза» Джелли Ролла Мортона. Только Элвис мог захватить внимание всех присутствующих. Многие уже прихлопывали ладонями в такт песне.
Макс улыбнулся и с аппетитом принялся за креветки. Обычно Роджера называли легкомысленным, и, пожалуй, это было правдой, но Макс любил брата таким, каким он был.
– Черт побери, это бесит! Что там за суета? И что это за странный тип – ты только посмотри, вырядился под Элвиса. Черный парик, белый пиджак, может, он еще и голубые ботинки надел? Они тут застряли в прошлом веке. На кого они рассчитывают? На всякую шелупонь? – Келли не скрывал своего раздражения, глядя на странно одетого мужчину, вошедшего в зал из служебного помещения.
– Уймись, наконец. – Макс терял терпение. – Этот тип – Кармен. Он работает здесь много лет, и он – часть здешней атмосферы. Его задача – выдворять клиентов, которые забыли о правилах приличия, – и он отлично с ней справляется. Как только подойдет Роджер, ты скажешь все, что собирался, и мы сразу уйдем. В конце концов, ты сам нас сюда пригласил. С таким же успехом мы могли поговорить в клинике или дома.
Макс снова посмотрел в сторону кабинета Энн, но дверь по-прежнему была закрыта. Это было странно – Энн любила свою работу, она вела дела в ресторане с такой тщательностью, будто он принадлежал ей самой, и никогда не пропускала работу без серьезной причины. Если бы она собиралась сегодня отсутствовать, она предупредила бы Макса, он был уверен, ведь они виделись вчера.
– Макс, послушай, ты не боишься за свои сосуды? – спросил Келли, продолжая жевать свой сэндвич с сыром. – Ты ешь столько жареного.
«Похоже, вкусы братца не изменились со школьных времен», – подумал Макс.
– Ну конечно я думаю о своих сосудах, – произнес он вслух, – но кто тебе сказал, что желтое месиво в твоем сэндвиче полезнее моих жареных креветок?
Макс с нетерпением ждал Роджера, и тот, наконец, оторвался от музыкального автомата и направился в сторону братьев через танцпол. Он шел спокойно и расслабленно, отвечая на приветствия посетителей, которых знал только в лицо. Он и не стремился их запомнить, редко улыбался, но его обаяние было непобедимо – люди тянулись к нему.
Роджер сел за столик рядом с Келли, напротив Макса.
– Вы видели этот музыкальный автомат? – весело спросил Роджер, он был в прекрасном настроении, все его радовало. – Вы видели игральный автомат? Это Wurlitzer 1015. Не понимаю, как им удалось сохранить его в рабочем состоянии! Это же настоящий антиквариат.
– Или новодел, – возразил Келли.
– Да ты подойди поближе и посмотри, – предложил Роджер. – Он сделан в начале сороковых. Это одна из первых моделей. В этом заведении вообще нет ничего нового – тут все с доисторических времен. Ну хорошо, хорошо, я опоздал, простите меня великодушно.
– Да ты и не старался прийти вовремя! – раздраженно ответил Келли.
Макс внимательно посмотрел на старшего брата и заметил, что тот непривычно бледен, а под глазами у него темные круги, чего обычно не было.
– Я заехал в Роузбэнк за почтой, – примирительно ответил Роджер, – ничего, кроме счетов.
Братья снимали три небольшие квартиры в Роузбэнке, в пансионе, который принадлежал местному шерифу Спайку Тревору, его жене Вивиан и теще Шарлотте. Роузбэнк примыкал к Грин-Вейл, довоенному зданию, в котором братья собирались открыть новую клинику пластической хирургии. Несколько лет тому назад прежние хозяева уже переделали этот дом под клинику, и Макс решил этим воспользоваться – помещения были именно такими, как надо, требовался только ремонт. Однако ремонт, как это обычно бывает, отнял гораздо больше времени и сил, чем можно было предположить в начале работ. Макса это не пугало, он надеялся открыть клинику через пару месяцев. Уже была подобрана группа врачей различных специальностей, которые готовы были приехать в Грин-Вейл на постоянную работу. Паника Келли казалась Максу совершенно безосновательной.
– Я столкнулся с отцом Сайрусом и Вивиан в Роузбэнке, – сказал Роджер, оглядываясь вокруг в поисках официантки, – они уединились и что-то обсуждали – причем, похоже, что-то совсем не радостное.
– Непонятно, что они могли обсуждать, – заметил Келли, – они мало общаются, что у них может быть общего?
– Не знаю, – пожал плечами Роджер и заказал таких же креветок, как у Макса, подошедшей официантке в туфлях на высокой платформе. – Чудесное место. – Роджер явно наслаждался моментом. – Тут своя неповторимая атмосфера, посмотрите на это, – он указал на пожелтевшие от времени визитки посетителей, закрепленные на низком потолке, – надо прийти сюда, когда играет оркестр. А этого крокодила вы видели, у входа, огромный, блестящий, голубой?
– Голубой – ты о чем? Об этом болване, изображающем Элвиса? Ботинки у него и вправду голубые? Боже правый!
– Роджер говорит о крокодиле. Который у входа. Я тебе говорил – его называют «Голубой крокодил», – пояснил Макс.
– Послушай, Келли, я немного пошутил. И если бы не мое хорошее настроение, я давно бы послал тебя ко всем чертям со всеми твоими шуточками! – Роджер говорил спокойно и сдержанно.
Макс решил, что пора менять тему, и заговорил о Мишель Рейли, которая приехала к ним вчера на собеседование. Мишель была молодым, но уже опытным врачом-физиотерапевтом, а Макс и Роджер хорошо знали ее по работе. Мишель осмотрела клинику, пришла в восторг и согласилась возглавить отделение физиотерапии – она давно мечтала работать самостоятельно. Жених Мишель, санитар, также планировал поступить на работу в клинику.
– Очень рад, что повидал вчера Мишель, поначалу я боялся, что она приехала просто из вежливости, – сказал Макс.
– Я тоже рад, – удовлетворенно ответил Роджер.
– Так что, Мишель ты тоже очаровал? Не стоит упражняться на ее счет. Нам очень повезло, что она согласилась работать. И для меня это – огромное облегчение, ведь она все обо мне знает.
– В самом деле? – Роджер скрестил руки на груди, глядя вдаль.
– Да, ты ведь знаешь, о чем я говорю…
– Ее согласие – хороший знак. И она очень позитивна. Вслед за ней придут другие специалисты, первый – ее жених, – продолжил Роджер.
– Так что не забудь – теперь Мишель наш сотрудник, – сказал Макс и улыбнулся Роджеру, – это начало, нам давно следовало двинуть такой проект. И место прекрасное для восстановления пациентов после операций.
– Мерзкая погода, – пробормотал Келли, как будто не слышавший ни слова из разговора братьев, – ты же знаешь, Макс, – прихлебывая пиво, добавил он, – тебе не удастся прятаться всю жизнь.
– Знаю, хотя очень хотел бы не знать. Почему ты об этом вспомнил? – ответил Макс. Старший брат любил вставить в разговор что-нибудь очевидное.
– Кто-то должен напоминать вам о том, с чем мы имеем дело. Вы все время пытаетесь выкинуть это из головы.
– Прекрати, Келли, – проговорил Роджер сквозь зубы. – Мы здесь уже довольно давно, но проблем не возникло.
– Конечно-конечно, – резко ответил Келли, – вы здесь давно, делаете все, что душе угодно, а я при этом должен работать – вдали отсюда.
– О чем ты говоришь. Ты бы не проводил столько времени в Нью-Йорке, если бы тебе это не нравилось, – возразил Макс. – Мы все любили Нью-Йорк, если ты еще помнишь. Это наш дом – или он был нашим домом. Ты в дурном настроении – а это не способствует успешной работе. Дождь ни при чем, здесь всегда дожди – это не мешает работе. Она не прекращается.
Огибая огромного голубого аллигатора, установленного у входа, в зале ресторана появился Роджер, брат-близнец Макса. Он махнул братьям рукой и подошел к музыкальному автомату, который, казалось, интересовал его гораздо больше, чем Макс и Келли. Роджер склонился над сверкающей неоном машиной и начал рыться в карманах в поисках мелочи.
Глядя на брата, Келли сокрушенно покачал головой.
– Не знаю, откуда взялся этот парень, но мы с тобой уж точно из другого теста, – раздраженно заметил он.
– Говори о себе, – рассмеялся Макс.
Келли был братом Макса и Роджера только по отцу, сыном от его первого, непродолжительного брака, но обычно все трое об этом просто забывали.
Макс пришел самым первым – хотел предупредить Энн о том, что будет не один и им не удастся, как обычно, поболтать за обедом. Они с Энн решили не предавать гласности свои дружеские отношения. У Макса для этого были серьезные основания, но почему она этого хотела, он не мог понять до сих пор. Эта тема не обсуждалась. Они были знакомы уже семь месяцев, и каждый день, заглянув в зал ресторана, он встречал Энн, но сегодня ее почему-то не оказалось на месте, и это беспокоило Макса.
По залу разнесся «Тюремный рок» Элвиса Пресли, вытеснив мелодию «Доктора джаза» Джелли Ролла Мортона. Только Элвис мог захватить внимание всех присутствующих. Многие уже прихлопывали ладонями в такт песне.
Макс улыбнулся и с аппетитом принялся за креветки. Обычно Роджера называли легкомысленным, и, пожалуй, это было правдой, но Макс любил брата таким, каким он был.
– Черт побери, это бесит! Что там за суета? И что это за странный тип – ты только посмотри, вырядился под Элвиса. Черный парик, белый пиджак, может, он еще и голубые ботинки надел? Они тут застряли в прошлом веке. На кого они рассчитывают? На всякую шелупонь? – Келли не скрывал своего раздражения, глядя на странно одетого мужчину, вошедшего в зал из служебного помещения.
– Уймись, наконец. – Макс терял терпение. – Этот тип – Кармен. Он работает здесь много лет, и он – часть здешней атмосферы. Его задача – выдворять клиентов, которые забыли о правилах приличия, – и он отлично с ней справляется. Как только подойдет Роджер, ты скажешь все, что собирался, и мы сразу уйдем. В конце концов, ты сам нас сюда пригласил. С таким же успехом мы могли поговорить в клинике или дома.
Макс снова посмотрел в сторону кабинета Энн, но дверь по-прежнему была закрыта. Это было странно – Энн любила свою работу, она вела дела в ресторане с такой тщательностью, будто он принадлежал ей самой, и никогда не пропускала работу без серьезной причины. Если бы она собиралась сегодня отсутствовать, она предупредила бы Макса, он был уверен, ведь они виделись вчера.
– Макс, послушай, ты не боишься за свои сосуды? – спросил Келли, продолжая жевать свой сэндвич с сыром. – Ты ешь столько жареного.
«Похоже, вкусы братца не изменились со школьных времен», – подумал Макс.
– Ну конечно я думаю о своих сосудах, – произнес он вслух, – но кто тебе сказал, что желтое месиво в твоем сэндвиче полезнее моих жареных креветок?
Макс с нетерпением ждал Роджера, и тот, наконец, оторвался от музыкального автомата и направился в сторону братьев через танцпол. Он шел спокойно и расслабленно, отвечая на приветствия посетителей, которых знал только в лицо. Он и не стремился их запомнить, редко улыбался, но его обаяние было непобедимо – люди тянулись к нему.
Роджер сел за столик рядом с Келли, напротив Макса.
– Вы видели этот музыкальный автомат? – весело спросил Роджер, он был в прекрасном настроении, все его радовало. – Вы видели игральный автомат? Это Wurlitzer 1015. Не понимаю, как им удалось сохранить его в рабочем состоянии! Это же настоящий антиквариат.
– Или новодел, – возразил Келли.
– Да ты подойди поближе и посмотри, – предложил Роджер. – Он сделан в начале сороковых. Это одна из первых моделей. В этом заведении вообще нет ничего нового – тут все с доисторических времен. Ну хорошо, хорошо, я опоздал, простите меня великодушно.
– Да ты и не старался прийти вовремя! – раздраженно ответил Келли.
Макс внимательно посмотрел на старшего брата и заметил, что тот непривычно бледен, а под глазами у него темные круги, чего обычно не было.
– Я заехал в Роузбэнк за почтой, – примирительно ответил Роджер, – ничего, кроме счетов.
Братья снимали три небольшие квартиры в Роузбэнке, в пансионе, который принадлежал местному шерифу Спайку Тревору, его жене Вивиан и теще Шарлотте. Роузбэнк примыкал к Грин-Вейл, довоенному зданию, в котором братья собирались открыть новую клинику пластической хирургии. Несколько лет тому назад прежние хозяева уже переделали этот дом под клинику, и Макс решил этим воспользоваться – помещения были именно такими, как надо, требовался только ремонт. Однако ремонт, как это обычно бывает, отнял гораздо больше времени и сил, чем можно было предположить в начале работ. Макса это не пугало, он надеялся открыть клинику через пару месяцев. Уже была подобрана группа врачей различных специальностей, которые готовы были приехать в Грин-Вейл на постоянную работу. Паника Келли казалась Максу совершенно безосновательной.
– Я столкнулся с отцом Сайрусом и Вивиан в Роузбэнке, – сказал Роджер, оглядываясь вокруг в поисках официантки, – они уединились и что-то обсуждали – причем, похоже, что-то совсем не радостное.
– Непонятно, что они могли обсуждать, – заметил Келли, – они мало общаются, что у них может быть общего?
– Не знаю, – пожал плечами Роджер и заказал таких же креветок, как у Макса, подошедшей официантке в туфлях на высокой платформе. – Чудесное место. – Роджер явно наслаждался моментом. – Тут своя неповторимая атмосфера, посмотрите на это, – он указал на пожелтевшие от времени визитки посетителей, закрепленные на низком потолке, – надо прийти сюда, когда играет оркестр. А этого крокодила вы видели, у входа, огромный, блестящий, голубой?
– Голубой – ты о чем? Об этом болване, изображающем Элвиса? Ботинки у него и вправду голубые? Боже правый!
– Роджер говорит о крокодиле. Который у входа. Я тебе говорил – его называют «Голубой крокодил», – пояснил Макс.
– Послушай, Келли, я немного пошутил. И если бы не мое хорошее настроение, я давно бы послал тебя ко всем чертям со всеми твоими шуточками! – Роджер говорил спокойно и сдержанно.
Макс решил, что пора менять тему, и заговорил о Мишель Рейли, которая приехала к ним вчера на собеседование. Мишель была молодым, но уже опытным врачом-физиотерапевтом, а Макс и Роджер хорошо знали ее по работе. Мишель осмотрела клинику, пришла в восторг и согласилась возглавить отделение физиотерапии – она давно мечтала работать самостоятельно. Жених Мишель, санитар, также планировал поступить на работу в клинику.
– Очень рад, что повидал вчера Мишель, поначалу я боялся, что она приехала просто из вежливости, – сказал Макс.
– Я тоже рад, – удовлетворенно ответил Роджер.
– Так что, Мишель ты тоже очаровал? Не стоит упражняться на ее счет. Нам очень повезло, что она согласилась работать. И для меня это – огромное облегчение, ведь она все обо мне знает.
– В самом деле? – Роджер скрестил руки на груди, глядя вдаль.
– Да, ты ведь знаешь, о чем я говорю…
– Ее согласие – хороший знак. И она очень позитивна. Вслед за ней придут другие специалисты, первый – ее жених, – продолжил Роджер.
– Так что не забудь – теперь Мишель наш сотрудник, – сказал Макс и улыбнулся Роджеру, – это начало, нам давно следовало двинуть такой проект. И место прекрасное для восстановления пациентов после операций.
– Мерзкая погода, – пробормотал Келли, как будто не слышавший ни слова из разговора братьев, – ты же знаешь, Макс, – прихлебывая пиво, добавил он, – тебе не удастся прятаться всю жизнь.
– Знаю, хотя очень хотел бы не знать. Почему ты об этом вспомнил? – ответил Макс. Старший брат любил вставить в разговор что-нибудь очевидное.
– Кто-то должен напоминать вам о том, с чем мы имеем дело. Вы все время пытаетесь выкинуть это из головы.
– Прекрати, Келли, – проговорил Роджер сквозь зубы. – Мы здесь уже довольно давно, но проблем не возникло.
– Конечно-конечно, – резко ответил Келли, – вы здесь давно, делаете все, что душе угодно, а я при этом должен работать – вдали отсюда.
– О чем ты говоришь. Ты бы не проводил столько времени в Нью-Йорке, если бы тебе это не нравилось, – возразил Макс. – Мы все любили Нью-Йорк, если ты еще помнишь. Это наш дом – или он был нашим домом. Ты в дурном настроении – а это не способствует успешной работе. Дождь ни при чем, здесь всегда дожди – это не мешает работе. Она не прекращается.