Страница:
Залиэль открыла Нэо то, о чем он почти догадался. Когда Герика и Рене Аррой обретут вечный покой, Ройгу вновь зашевелится. Его адепты найдут своему богу новую невесту и постараются избежать прежних ошибок. Нужно было отправить Герику за пределы Тарры. Даже если она там погибнет, Ройгу не сможет обрести новое воплощение, ведь тело его предыдущей избранницы упокоится за пределами породившего ее мира. Знала Залиэль и способ покинуть запечатанный Светозарными мир. Жестокий способ. Из двоих, подошедших к Вратам, один должен был умереть, открывая дорогу второму.
Рамиэрль согласился отдать свою жизнь, дело было за Герикой, которая вряд ли бы решилась пожертвовать своей любовью и жизнью друга. К тому же Эстель Оскора должна была исчезнуть бесследно, и следы волшбы Залиэли следовало укрыть в магической буре. Моя мать предложила план, построенный на двойном обмане, вернее, на двойной полуправде, и Нэо, хоть и скрепя сердце, его принял. Залиэль рассказала Рене о последнем походе Ларэна и о Зле, по мнению Лунного короля, скрывавшемся в Сером море. Она полагала, что можно попытаться его уничтожить, и объяснила как. Это не было ложью, Залиэль намеревалась сама принять участие в походе и дать бой обитателю Серого моря.
Герика, как и рассчитывала моя мать, услышала разговор и решила пожертвовать собой ради Рене. Рене решил пожертвовать собой ради будущего Тарры. Жертва же Нэо оказалась не нужна - его опередила рысь Герики. Нэо видел гибель рыси и уход Эстель Оскоры. Бессильный что-либо изменить, он смотрел, как мечется пламя Залиэли. Затем оно угасло, и разведчик понял, что бой закончен. Хозяин Серого моря победил.
"Осенний ветер" вернулся в Идакону с дурной вестью. Маринеры долго не хотели верить в смерть Счастливчика Рене, но годы унесли надежду. Сын императора принял корону и стал править Арцией. Люди считали эти годы золотым веком, и мало кто разглядел в зеленой листве желтые листья. Одним из таких был старый Эрик, некогда учивший Рене Арроя ходить под парусом. Он добровольно выпил агва закта, яд, наделяющий умирающего пророческим даром, и архипастырь Феликс записал его слова:
"Нужно ждать, ждать, даже когда это будет казаться безумием. Ждать и помнить. В землю упали зерна. Им нужно время. Придет год Трех Звезд, и поднимет меч Последний из Королей. Голубая Звезда канет в море, Алая вернется на небо, Темная не погаснет. Она зажжена Избранным, но озарит путь Последнему, предвещая победу. Не бойтесь Ночи, не бойтесь Дня. Тьма защитит от Тьмы, Свет от Света. Не плачьте об уходящих в бой. Созвездие Рыси... Темная Звезда... Им не сойтись, но сияние их вечно..."
Рене вернулся, когда его перестали ждать и оплакивать. Он был один его спутники обрели вечный покой, но адмирал вырвался из рук Той, что не отпускает никого.
Мы, Лебеди Тарры, к тому времени окончательно покинули Убежище. Некоторые, не желая иметь ничего общего с внешним миром, уплыли на Лунные острова. Оставшиеся сочли своим долгом встать на страже здесь, у Вархи, чтоб заключенное в цитадели Зло не вырвалось наружу. К нам присоединились несколько Лунных, вернувшихся из невольного изгнания. Я был рад им, особенно Норгэрелю, сердцем и лицом напоминавшим Астени. Вместе с ним и Рамиэрлем мы окружили Варху огненным Кольцом. Оно будет пылать, пока жив хотя бы один из Лебедей, - это наш долг перед Таррой, оставленной Светом без защиты.
Рядом с нами несут стражу орки и люди, стерегущие наши спины от мечей и копий ройгианцев. Бледное Зло вновь подняло голову на севере Корбута и в Тарске, но их страшный бог мертв и не вернется, пока Эстель Оскора жива и свободна. Южные орки хранят верность принесенной клятве, не забыли о прошлом и в Таяне. В здешних краях рождаются и умирают с мечом в руках. Здесь все просто - рядом плечо друга, а впереди - враг, которого нужно убить. Судьба стран, оставшихся за Гордой, была куда более печальной.
Арцию словно бы разъедает ржавчина. Люди перестали понимать друг друга, думая только о себе и сиюминутной выгоде. Каждый тянет драгоценную ткань на себя, и она не выдерживает. Уже сейчас вместо единой и сильной империи возникло несколько стран, стоящих на грани войны, но это еще не все. С памятью обитателей бывшей Арции творится что-то малопонятное. Они стремительно забывают правду и начинают верить лжи.
Зло крепнет и набирает силу, подтачивая мир изнутри. Все по отдельности можно было бы отнести за счет случайностей и совпадений, сведенное же воедино вызывает отчаяние. Можно бороться с самым страшным чудовищем, но не с приходящей осенью и не с чумой, а грозящая Тарре опасность неотвратима, как приближение холодов в месяце вереска, и безлика, отвратительна и тлетворна, как моровое поветрие.
Я убежден, что началом беды стал наш собственный обман. Нам показалось мудрым объяснить простонародью некоторые события Войны Оленя вмешательством божественных сил. Этим воспользовалась Церковь, постепенно присвоившая победу, одержанную другими. Более того, она обрела свою собственную магию, чем-то напоминавшую магию Ройгу, но питавшуюся из других источников. Церковные ордена, прежде всего антонианцы и циалианки, обрели или создали новые артефакты, направленные в первую очередь на подчинение чужой воли.
Потомки Рене и те восстали друг на друга. Арция оказалась под властью узурпаторов и временщиков, озабоченных лишь тем, как удержать власть. К счастью, даже самые темные времена порождают не только змей и крыс. Устоявших перед искушениями было мало, но каждое несвершенное предательство становилось победой.
Мы могли лишь следить за происходящим, иногда подставляя плечо, но сражались смертные - потомки тех, кто выстоял в Войну Оленя. Надеждой раздираемого смутой королевства стал дом Тагэре <О противостоянии Ларэнов и Тагэре подробно рассказано в третьей из хроник Арции.> ветви Арроев, ведущий начало от младшего сына короля Филиппа Третьего.
Именно в семье Тагэре, по мнению Рамиэрля, и должен был родиться Последний из Королей. Сначала мы решили, что избранником судьбы станет Шарль Тагэре. Я не знал этого человека, но Рамиэрль утверждает, что Шарль был достойным наследником Рене Арроя.
Известно, что чем выше дерево, тем чаще бьют по нему молнии. За Шарлем шла настоящая охота. Нэо, как мог, старался его защитить, но он не был всесилен, а в наводненной церковными прознатчиками стране приходилось соблюдать осторожность.
Нам бы очень пригодилось Кольцо Эрасти, но его взяла Герика, которой Роман внушил, что талисман необходим ей для исполнения задуманного. Нэо надеялся, что рано или поздно Черное кольцо откроет Эстель Оскоре, обретшей в своих странствиях силу истинного мага, путь домой. Мой племянник оказался прав - Темная Звезда вернулась, но ее пребывание на таррской земле оказалось кратким. Нэо уверен, что именно Герика спасла от позора и смерти герцога Тагэре и разрушила два сильнейших артефакта, принадлежащих антонианскому ордену. Затем она отыскала Водяного Коня и отправилась на поиски Эрасти. Известно, что Эстель Оскора разрушила заклятие, делавшее Башню Адены недоступной, и вошла внутрь. С тех пор из обители Девы не выходил никто. Остается лишь гадать, нашла ли Темная Звезда Проклятого, поняли ли они друг друга и что с ними стало. Мы не обрели Герику и потеряли Нэо. Странная болезнь, поразившая Норгэреля, заставила предположить, что спасти его можно, лишь покинув Тарру, и Рамиэрль увел больного в Башню Ангеса. С тех пор о них ничего не известно, хотя мое сердце твердит, что оба живы.
Год Трех Звезд приближается, таящееся в Вархе Зло рвется наружу. Рене узнал в нем то, с чем столкнулся в Сером море, а я вижу, что оно черпает силу не только из странного радужного безумия, но и из Света. Не знаю, надолго ли хватит наших сил, но Лебеди будут сражаться до последнего. Мы в долгу перед Таррой, мы любим ее, но главная тяжесть войны вновь падет на плечи смертных.
У Шарля Тагэре было четверо сыновей. Эдмон Рунский погиб, не дожив до семнадцати. Старший, Филипп, был возведен друзьями Шарля на арцийский престол, но оказался заурядным правителем и слабым человеком. Средний, Жоффруа, герцог Ларэн, стал позором дома Тагэре и принял унизительную смерть от руки старшего брата. Младший, Александр Эстре, родился калекой, но в его груди билось сердце Арции, и он смог укротить судьбу и побороть свое несчастье. Именно Александр стал истинным наследником своего отца, помнящим, что не Арция для Тагэре, а Тагэре для Арции.
Младший из братьев Тагэре не искал ни богатства, ни славы, ни власти, но судьба увенчала его арцийской короной <О молодости Александра Тагэре подробно рассказано в четвертой из хроник Арции>. Круг замкнулся. Александр обещает стать лучшим из королей, которых знала Арция, но ему досталась худшая из эпох. Да смилуется Великий Лебедь над Таррой и над всеми нами..."
Книга первая
Черные маки
Это тоже образ мирозданья,
Организм, сплетенный из лучей,
Битвы неоконченной пыланье,
Полыханье поднятых мечей.
Это башня ярости и славы,
Где к копью приставлено копье,
Где пучки цветов, кровавоглавы,
Прямо в сердце врезаны мое.
Н. Заболоцкий
Снова нам жить, меж собою
Мучительно ссорясь,
Спорить о том, что такое свобода
И честь.
Мир поделен на подонков,
Утративших совесть,
И на людей, у которых она еще есть.
А. Городницкий
ПРОЛОГ
- Я не ожидал этого.
- Я тоже, но я рад ему. Хотя что нам остается делать.
- Еще бы, над ним сейчас не властно ничто.
- А вот здесь ты ошибаешься, брат. Над ним властен он сам. Ему решать, что избрать,
- Любой на его месте выбрал бы Силу, Власть, Вечность.
- Ты представляешь кого-то на его месте? Я - нет. Он стал тем, кем стал, и я рад, что мы помогли ему вернуться. Да, соблазн велик, но он не первый в его жизни.
- Но может стать последним.
- Может. Но есть еще и Она.
- Этого я и боюсь. Смогут ли они еще раз потерять друг друга?
- Время меняет не только миры, но и сердца. Те, кто вернулся, вернулись иными. Он это знает, она еще нет...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ANGUS IN HERBA
<Букв. "Змея в траве" (лат.) - скрытая, но смертельная опасность.>
Позже, друзья, позже,
Кончим навек с болью,
Пой же, труба, пой же,
Пой и зови к бою.
А. Галич
2895 год от В.И.
11-й день месяца Дракона
ОБИТЕЛЬ СВ. ЭРАСТИ ГИДАЛСКОГО
Случилось немыслимое! Настоятель обители Святого Великомученика Эрасти забыл молитву. И не какую-нибудь, а для обитателей гидалского монастыря самую важную. Ту, с которой вот уже шесть сотен лет иноки каждый вечер обращались к небесному покровителю. Конечно, владыка был немолод: с тех пор, как после смерти Никодима иеромонах Иоанн по завещанию усопшего и с согласия братии получил Вечноцветущий Посох, пустыня двадцать пять раз видела весну. Уже не первый год Иоанна по ночам мучили боли в сердце, случалось, проклятый шарк <Шарк - горячий ветер, дующий несколько дней.> укладывал его в постель на кварту, а то и на две, но памятью своей настоятель гордился по праву, а тут - такая беда! К счастью, до вечерней службы оставалось больше оры, и владыка поспешно уединился, дабы перечесть молитву и попросить Святого Эрасти сохранить ему память, пока он не передаст Посох, а с ним и власть своему преемнику, которого он никак не мог найти.
Старинный, переплетенный в тисненую кожу молитвенник, принадлежавший еще основателю монастыря святому Иоахиммиусу, сам открылся на нужном месте. Иоанн, дальнозорко откинувшись назад, вгляделся в четкие строки, и ему показалось, что он сходит с ума. Молитва исчезла, на пожелтевшей бумаге было начертано нечто совсем иное. Дрожа от волнения, держатель Вечноцветущего Посоха читал непонятные и пугающие слова...
"Ты, кто отдал жизнь свою Церкви Единой и Единственной, как отдает ручей воды свои реке, а река - океану, ты, кто зрит лишь раскаленный песок, хотя мог созерцать цветущие розы, ты, кто возносит молитвы Творцу нашему и мне, Его смиренному слуге, хотя мог шептать женщинам слова любви и поучать детей своих, слушай меня. Пришла пора отрешиться от неба и взглянуть на землю, ибо любовь к ближним угодна Творцу, создавшему сей мир и любящему его. Знай же, что пришло время служения вашего Тарре и что подвиг во имя ее в глазах небесных равен подвигу во имя Творца нашего.
Вы в пустыне своей в целости сохранили чистоту Церкви нашей Единой и Единственной, укрывшись от соблазнов и укрыв то, что должно явиться миру во время оно. Знай, что близится время сие, время подвига вашего, и вашими делами спасен будет мир сей или же погублен бездействием вашим. Знай, что вы должны вручить владыке земному Меч и Посох, вернуть Свет - Свету, а Тьму - Тьме и изгнать из Церкви не праведных, как изгоняет хозяин скотов, буде те заходят в незапертый дом и возлегают там, ибо недостойный пастырь в храме в глазах господних то же, что свинья в палатах в глазах человеческих.
Укрепись же сердцем, сын мой, и укрепи следующих за тобой, ибо грядут страшные времена. Не дели людей ни по вере их, ниже по лицу их, ниже по обычаям их - но сзывай почитающих долг свой превыше жизни своей и любовь к другим превыше благополучия своего. Не суди поднявших меч на Зло - но суди ушедших в заросли, когда рядом режут невинного. Не слушай клянущихся именем Творца нашего, если нет печати Его в сердцах их, но помогай тем, в ком горит любовь великая ко всему сущему, какие бы одежды ни носили они. В сердце своем обрети знание, что есть Зло и что есть Добро. Слушай сердца своего и иди вперед. Арде!"
- Арде! - прошептал потрясенный клирик, благоговейно закрыв книгу. Теперь оставалось как-то донести это до братии и, главное, понять, с чего начинать. Иоанн, как и его предшественники, вместе с Вечноцветущим Посохом получил и Напутствие Иоахиммиуса, остающееся тайной для остальных монахов. Настоятель знал, что рано или поздно пробьет час, когда гидалским отшельникам придется покинуть пустыню и вернуть в мир укрытые в монастыре реликвии, но владыка не думал, что это выпадет на его долю, хотя Никодим и предупреждал.
Иоанн попробовал молиться, но знакомые с ранней юности слова не успокаивали. Клирик вновь и вновь возвращался к возникшим из ничего буквам, накрепко впечатавшимся в душу. Нужно действовать, но как?! Отправиться в Арцию? Всем или ему одному? Явно или тайно? К кому? К Архипастырю? К кому-то из светских владык? Что есть Меч, а что Посох? Как бороться с недостойными пастырями, как их узнать? Тысячи вопросов тяжким молотом били по немолодому, больному сердцу. Иоанн, не колеблясь, выполнит свой долг, какими бы земными горестями и тяготами это ему ни грозило, - но в чем он, этот долг?
В дверь робко постучали. Настоятель хотел было отослать пришедшего, но передумал, поняв, что за оставшиеся до вечерней службы пол-оры ничего не решит. Клирик встал и отпер дверь. На пороге стоял худенький молодой инок с ласковыми глазами.
- Что тебе, сыне?
- Отче, - юноша был не на шутку взволнован, - мне было видение...
- Видение? - Если Николай до сего дня и выделялся среди монахов, то болезненностью и какой-то запредельной даже для инока кротостью и незлобием, но никак не склонностью к видениям. - Расскажи мне все без утайки.
- Ты знаешь, владыко, что Творцу было угодно сделать меня обузой для братии и я не всегда могу исполнять положенное.
- В том нет твоей вины. Что ты видел?
- Я сегодня работал вместе со старцами на поварне, и внезапно мне стало плохо. Такое со мной бывало, и брат Трифон и брат Емилиан уложили меня на скамью и пошли за братом Никандром. Не знаю, что со мной было, отче, но, клянусь вечным спасением, это не было сном. Мне почудилось, что я стою в храме и возношу молитву Святому Эрасти - и вдруг открывается дверь и входит тот язычник, которого мы приняли к себе. Я спрашиваю его, что ему нужно и не хочет ли он, наконец, принять нашу веру, а он мне отвечает, что можно служить Добру, будучи разной веры, и Злу, будучи одной. И тут я слышу голос, идущий словно бы и из глубин, и с небес, и изнутри меня самого. Я понимаю, что с нами - со мной и с атэвом говорит... Отче, прости мне кощунственные слова, не со зла это и не из гордыни...
- Кто с тобой говорил, сыне?
- Святой Эрасти... - инок наклонил голову.
- Что он тебе сказал? - подался вперед Иоанн.
- Что мы избраны, отче... На моих глазах Святой облекся плотью и вышел из оклада иконы. Он коснулся меня, и я понял, что превращен в посох, он коснулся атэва, и тот стал мечом. А потом Эрасти поднялся в воздух. Странным образом я видел все это со стороны.
Мы летели над желтой пустыней, над морем, над зеленой цветущей землей, которую начинал закрывать туман. Он сгущался все сильнее. Сверху по-прежнему сияло солнце, небо было синим и безоблачным, но внизу лежала серая мгла, и солнце было бессильно пред нею. Мы летели, пока не увидели холм, со всех сторон окруженный туманом, и на вершине его стоял человек в алом. Я не успел рассмотреть его лица, но заметил, что он горбат. Туман поднимался все выше и выше, готовясь поглотить стоящего на холме. И тут Эрасти опустился к нему и передал ему меч и посох... И я очнулся. Надо мной стоял брат Никандр. Отче, что это было?
- Хвала тебе, Заступник, - благоговейно произнес Иоанн, поднимая глаза на икону, - теперь я знаю, что мне делать.
2895 год от В.И.
11-й день месяца Дракона
АРЦИЯ. МУНТ
Армия шла через Мунт. От ратушной площади к Мясным воротам. Королевская гвардия, рыцари со своими сигурантами, наемники, обозы. Ржали и закидывали головы кони, скрипели телеги, смеялись и пели солдаты. Поход обещал быть не таким уж и тяжелым, но у Дариоло, смотревшей из окна роскошного особняка Бэрротов, сжималось сердце. Впрочем, смотреть вслед уходящим на войну всегда грустно, особенно женщине. Даро видела, как ехали герольды, заставляя торговцев и просто прохожих убираться с дороги, затем показались конные музыканты и первый королевский полк, синие плащи украшало изображение волка, кони ступали слаженно по четыре в ряд, блестели на солнце шлемы, топорщились копья, прыгали и кричали мальчишки... Прошла первая, головная сотня, и Даро увидела Александра, перед которым ехали два сигноносца: юный Жанно ре Фло с нежностью сжимал волчье знамя, а племянник Сезара Мальвани королевскую орифламму с серебряными нарциссами.
Король, по своему обыкновению, был без шлема, и летний ветер играл темными волосами. Когда Александр сидел на коне, увечье его было почти незаметным, поэтому он любил ездить верхом, и в этом искусстве потягаться с младшим Тагэре могли немногие. Белый черногривый жеребец - подарок калифа Усмана - гордо нес своего седока. Артур утверждал, что Садан умнее многих людей, и Даро готова была этому поверить - конь обожал хозяина и, кажется, понимал его раньше, чем тот успевал тронуть поводья.
Дариоло не отрываясь смотрела на всадника с королевской цепью на груди, медленно ехавшего мимо ее дома. Святая Циала, как же она его любила, а принесла ему только боль... С их последней встречи наедине прошло три года, а она помнит все, каждое слово, прикосновение, взгляд. Если б только она могла сказать правду, но правда, сказанная слишком поздно, страшнее лжи. Ей придется молчать и, сжав зубы, терпеть красавца-мужа, зависть придворных прелестниц и презрение брата, который, в отличие от Александра, не простил и не простит.
Рафаэль ехал рядом с другом, и Даро прекрасно видела его. Стройный, ясноглазый, порывистый маркиз Гаэтано был предметом тайных и явных воздыханий множества знатных девиц и дам, но не спешил связать с кем-то свою судьбу. Друг короля, он не искал для себя никаких выгод и сам не понял, как стал любимцем и нобилей, и армии, и простолюдинов. Впрочем, после стаи Вилльо окружение Александра казалось сборищем аскетов, занятых чем угодно, но не объеданием собственной страны. Их любили, Даро вновь убедилась в этом, глядя, как горожане радостно напутствуют уходящих, но мирийке почему-то было страшно.
Дрожа, дочь герцога Энрике смотрела в спину двум самым дорогим для нее людям, которые и не думали взглянуть на ее окна. Или все-таки думали? Она видела, как Александр повернулся к Рито и что-то сказал, брат ответил, и Дариоло показалось, что он пытается успокоить короля. Хотя что может с ними случиться? Поход как поход, младший из Тагэре видел и не такое, - так почему же сейчас у нее сжимается сердце? Пьер Тартю не соперник Александру, один раз он уже получил по носу, и сейчас его, без сомнения, ждет то же самое. Трус и ничтожество, он бы и не полез, если б не нужно было отрабатывать ифранские деньги. Арция любит своего Александра, ей не нужен никто другой...
Сандер и Рито давно скрылись из глаз, дарнийцы тоже прошли, и теперь внизу горланили разухабистую песню фронтерские то ли наемники, то ли данники, но Даро их не замечала. Она все еще видела тех двоих, которые для нее были дороже жизни и которые даже не глянули в ее сторону.
2895 год от В.И.
11-й день месяца Дракона
ЭР-АТЭВ. ЭР-ГИДАЛ
Яфе смотрел на небо, но даже небо нельзя рассматривать бесконечно. Жизнь была пустой и страшной в своей пустоте. Воины Наджеда караулили под стенами, но второй сын покойного калифа, не колеблясь, решился бы на побег, если бы не боязнь навлечь гнев брата на спасших его хансирских калксов <Калкс - дервиш.>. Нельзя платить за добро злом! Эту нехитрую истину Яфе усвоил еще в детстве и терпел вынужденное заточение, находя слабое утешение, упражняясь с саблей и конем и совершенствуясь в языке хансиров. Принц понимал, что зрелище бешено мчавшегося по кругу атэва вызывает в сердцах его спасителей смятение, но что еще оставалось в этой жизни? Третий год он был заперт в гидалской обители. Выхода не было, даже смерть и та его оттолкнула.
Если б истинная вера не почитала самоубийство трусостью, Яфе давно бы покончил с такой жизнью, но тот, кто позволил судьбе покорить себя, не достоин поцелуев райских серебрянокосых дев и обречен до конца времен питаться падалью и удовлетворять свои желания с самками шакала. И потому принц из рода Майхубитов вставал с рассветом и до одури наматывал круги вокруг внутренней стены, или посылал Дженнаха через натянутые веревки, или срубал на полном скаку специально расставленные вешки. Но конь, в отличие от хозяина, нуждался в отдыхе, и, когда солнце начинало палить особенно нещадно, Яфе возвращался в обитель и набрасывался на хансирские книги лишь бы хоть чем-нибудь себя занять. Вот и сегодня он одолевал жизнеописание странной и неприятной женщины. Хансиры же, да прояснит Баадук их разум, сочли уместным считать безумную святой и позволили ей править их церковью.
Яфе никогда не вникал в догматы собственной веры, но, занявшись по воле судьбы верой хансиров, пришел к выводу, что она путана, неумна и нелепа. История же равноапостольной Циалы казалась молодому атэву самой глупой из всего, что он прочел до сих пор. Яфе собрался отнести увесистый том в библиотеку и, благо дневная жара отступала, вернуться к Дженнаху, но не успел. Главный калкс призвал его к себе, и принц, в чьей душе подняла голову безумная надежда на избавление, поспешил на зов.
Старший хансир, седой, с отечным лицом, сидел за столом. Рядом застыл, опустив голову, какой-то молодой инок. Яфе до сих пор большинство монахов казались похожими друг на друга, как две пустынные ящерицы. Он узнавал тех, кто его лечил и с кем он так или иначе имел дело, но в целом насельники обители для него сливались в нечто невразумительное в неприличных воину женских балахонах. Не узнал он и этого худенького юношу с лихорадочно блестевшими глазами. Яфе в знак приветствия сложил руки на груди и наклонил голову.
- Ты звал меня, я пришел.
- Садись... - хансир явно замялся, не зная, как к нему обратиться, наш гость. Разговор будет долгим.
- Я сяду. - Атэв опустился на корточки у стены.
- Мы должны попросить тебя об услуге, но, согласившись, ты подвергнешь себя опасности.
- Я готов. - Он с трудом не выказал своей радости: неужели его попросят покинуть обитель?! Даже если его попробуют передать брату его отца - еще неизвестно, чья возьмет. Он или вырвется - или умрет, как мужчина.
- Я готов, - повторил Яфе.
- Знаешь ли ты о нашей вере, гость?
- Я читаю ваши книги. Многое мне непонятно, но я знаю, что вы думаете о том, что утекло.
- Это хорошо, - старший явно волновался и не знал, с чего начать, очень хорошо, что ты пытаешься понять. Ты помнишь, почему калиф Майхуб позволил нам построить обитель?
- В день, когда я взял первую женщину, мой отец, да будет он счастлив любовью звездных дев, рассказал мне о клятве Льва и Волка и о том, что вы храните великие Знания, которые в Год Беды укажут путь.
- Яфе, сын Усмана, - голос хансира дрогнул, - Год Беды скоро наступит.
- Во имя меча Баадука, - Яфе вскочил, - может ли быть такое?!
- Может. Нам явлены неопровержимые доказательства, что грядет битва Добра и Зла. Мы не вправе тебя ни о чем просить, но мне было откровение свыше, что я должен вручить меч и посох одному из земных владык. Я был слишком скуден умом, чтобы понять сказанное. И тогда Святой Эрасти послал видение иноку Николаю. В том видении Николай предстал Посохом, а ты Мечом, и вы пришли на помощь горбуну в красном одеянии Волингов.
Сейчас Арцией правит последний потомок Рене Арроя. Его имя Александр Тагэре, и он горбат. Согласен ли ты вместе с братом Николаем отправиться на помощь королю Александру? Мы можем тебя лишь просить...
Согласен ли он?! Вырваться из заточения, мчаться в бой, исполнить древнюю клятву, стать тем, к кому обращалось завещание великого Майхуба?!
Яфе коснулся глаз ладонью:
Рамиэрль согласился отдать свою жизнь, дело было за Герикой, которая вряд ли бы решилась пожертвовать своей любовью и жизнью друга. К тому же Эстель Оскора должна была исчезнуть бесследно, и следы волшбы Залиэли следовало укрыть в магической буре. Моя мать предложила план, построенный на двойном обмане, вернее, на двойной полуправде, и Нэо, хоть и скрепя сердце, его принял. Залиэль рассказала Рене о последнем походе Ларэна и о Зле, по мнению Лунного короля, скрывавшемся в Сером море. Она полагала, что можно попытаться его уничтожить, и объяснила как. Это не было ложью, Залиэль намеревалась сама принять участие в походе и дать бой обитателю Серого моря.
Герика, как и рассчитывала моя мать, услышала разговор и решила пожертвовать собой ради Рене. Рене решил пожертвовать собой ради будущего Тарры. Жертва же Нэо оказалась не нужна - его опередила рысь Герики. Нэо видел гибель рыси и уход Эстель Оскоры. Бессильный что-либо изменить, он смотрел, как мечется пламя Залиэли. Затем оно угасло, и разведчик понял, что бой закончен. Хозяин Серого моря победил.
"Осенний ветер" вернулся в Идакону с дурной вестью. Маринеры долго не хотели верить в смерть Счастливчика Рене, но годы унесли надежду. Сын императора принял корону и стал править Арцией. Люди считали эти годы золотым веком, и мало кто разглядел в зеленой листве желтые листья. Одним из таких был старый Эрик, некогда учивший Рене Арроя ходить под парусом. Он добровольно выпил агва закта, яд, наделяющий умирающего пророческим даром, и архипастырь Феликс записал его слова:
"Нужно ждать, ждать, даже когда это будет казаться безумием. Ждать и помнить. В землю упали зерна. Им нужно время. Придет год Трех Звезд, и поднимет меч Последний из Королей. Голубая Звезда канет в море, Алая вернется на небо, Темная не погаснет. Она зажжена Избранным, но озарит путь Последнему, предвещая победу. Не бойтесь Ночи, не бойтесь Дня. Тьма защитит от Тьмы, Свет от Света. Не плачьте об уходящих в бой. Созвездие Рыси... Темная Звезда... Им не сойтись, но сияние их вечно..."
Рене вернулся, когда его перестали ждать и оплакивать. Он был один его спутники обрели вечный покой, но адмирал вырвался из рук Той, что не отпускает никого.
Мы, Лебеди Тарры, к тому времени окончательно покинули Убежище. Некоторые, не желая иметь ничего общего с внешним миром, уплыли на Лунные острова. Оставшиеся сочли своим долгом встать на страже здесь, у Вархи, чтоб заключенное в цитадели Зло не вырвалось наружу. К нам присоединились несколько Лунных, вернувшихся из невольного изгнания. Я был рад им, особенно Норгэрелю, сердцем и лицом напоминавшим Астени. Вместе с ним и Рамиэрлем мы окружили Варху огненным Кольцом. Оно будет пылать, пока жив хотя бы один из Лебедей, - это наш долг перед Таррой, оставленной Светом без защиты.
Рядом с нами несут стражу орки и люди, стерегущие наши спины от мечей и копий ройгианцев. Бледное Зло вновь подняло голову на севере Корбута и в Тарске, но их страшный бог мертв и не вернется, пока Эстель Оскора жива и свободна. Южные орки хранят верность принесенной клятве, не забыли о прошлом и в Таяне. В здешних краях рождаются и умирают с мечом в руках. Здесь все просто - рядом плечо друга, а впереди - враг, которого нужно убить. Судьба стран, оставшихся за Гордой, была куда более печальной.
Арцию словно бы разъедает ржавчина. Люди перестали понимать друг друга, думая только о себе и сиюминутной выгоде. Каждый тянет драгоценную ткань на себя, и она не выдерживает. Уже сейчас вместо единой и сильной империи возникло несколько стран, стоящих на грани войны, но это еще не все. С памятью обитателей бывшей Арции творится что-то малопонятное. Они стремительно забывают правду и начинают верить лжи.
Зло крепнет и набирает силу, подтачивая мир изнутри. Все по отдельности можно было бы отнести за счет случайностей и совпадений, сведенное же воедино вызывает отчаяние. Можно бороться с самым страшным чудовищем, но не с приходящей осенью и не с чумой, а грозящая Тарре опасность неотвратима, как приближение холодов в месяце вереска, и безлика, отвратительна и тлетворна, как моровое поветрие.
Я убежден, что началом беды стал наш собственный обман. Нам показалось мудрым объяснить простонародью некоторые события Войны Оленя вмешательством божественных сил. Этим воспользовалась Церковь, постепенно присвоившая победу, одержанную другими. Более того, она обрела свою собственную магию, чем-то напоминавшую магию Ройгу, но питавшуюся из других источников. Церковные ордена, прежде всего антонианцы и циалианки, обрели или создали новые артефакты, направленные в первую очередь на подчинение чужой воли.
Потомки Рене и те восстали друг на друга. Арция оказалась под властью узурпаторов и временщиков, озабоченных лишь тем, как удержать власть. К счастью, даже самые темные времена порождают не только змей и крыс. Устоявших перед искушениями было мало, но каждое несвершенное предательство становилось победой.
Мы могли лишь следить за происходящим, иногда подставляя плечо, но сражались смертные - потомки тех, кто выстоял в Войну Оленя. Надеждой раздираемого смутой королевства стал дом Тагэре <О противостоянии Ларэнов и Тагэре подробно рассказано в третьей из хроник Арции.> ветви Арроев, ведущий начало от младшего сына короля Филиппа Третьего.
Именно в семье Тагэре, по мнению Рамиэрля, и должен был родиться Последний из Королей. Сначала мы решили, что избранником судьбы станет Шарль Тагэре. Я не знал этого человека, но Рамиэрль утверждает, что Шарль был достойным наследником Рене Арроя.
Известно, что чем выше дерево, тем чаще бьют по нему молнии. За Шарлем шла настоящая охота. Нэо, как мог, старался его защитить, но он не был всесилен, а в наводненной церковными прознатчиками стране приходилось соблюдать осторожность.
Нам бы очень пригодилось Кольцо Эрасти, но его взяла Герика, которой Роман внушил, что талисман необходим ей для исполнения задуманного. Нэо надеялся, что рано или поздно Черное кольцо откроет Эстель Оскоре, обретшей в своих странствиях силу истинного мага, путь домой. Мой племянник оказался прав - Темная Звезда вернулась, но ее пребывание на таррской земле оказалось кратким. Нэо уверен, что именно Герика спасла от позора и смерти герцога Тагэре и разрушила два сильнейших артефакта, принадлежащих антонианскому ордену. Затем она отыскала Водяного Коня и отправилась на поиски Эрасти. Известно, что Эстель Оскора разрушила заклятие, делавшее Башню Адены недоступной, и вошла внутрь. С тех пор из обители Девы не выходил никто. Остается лишь гадать, нашла ли Темная Звезда Проклятого, поняли ли они друг друга и что с ними стало. Мы не обрели Герику и потеряли Нэо. Странная болезнь, поразившая Норгэреля, заставила предположить, что спасти его можно, лишь покинув Тарру, и Рамиэрль увел больного в Башню Ангеса. С тех пор о них ничего не известно, хотя мое сердце твердит, что оба живы.
Год Трех Звезд приближается, таящееся в Вархе Зло рвется наружу. Рене узнал в нем то, с чем столкнулся в Сером море, а я вижу, что оно черпает силу не только из странного радужного безумия, но и из Света. Не знаю, надолго ли хватит наших сил, но Лебеди будут сражаться до последнего. Мы в долгу перед Таррой, мы любим ее, но главная тяжесть войны вновь падет на плечи смертных.
У Шарля Тагэре было четверо сыновей. Эдмон Рунский погиб, не дожив до семнадцати. Старший, Филипп, был возведен друзьями Шарля на арцийский престол, но оказался заурядным правителем и слабым человеком. Средний, Жоффруа, герцог Ларэн, стал позором дома Тагэре и принял унизительную смерть от руки старшего брата. Младший, Александр Эстре, родился калекой, но в его груди билось сердце Арции, и он смог укротить судьбу и побороть свое несчастье. Именно Александр стал истинным наследником своего отца, помнящим, что не Арция для Тагэре, а Тагэре для Арции.
Младший из братьев Тагэре не искал ни богатства, ни славы, ни власти, но судьба увенчала его арцийской короной <О молодости Александра Тагэре подробно рассказано в четвертой из хроник Арции>. Круг замкнулся. Александр обещает стать лучшим из королей, которых знала Арция, но ему досталась худшая из эпох. Да смилуется Великий Лебедь над Таррой и над всеми нами..."
Книга первая
Черные маки
Это тоже образ мирозданья,
Организм, сплетенный из лучей,
Битвы неоконченной пыланье,
Полыханье поднятых мечей.
Это башня ярости и славы,
Где к копью приставлено копье,
Где пучки цветов, кровавоглавы,
Прямо в сердце врезаны мое.
Н. Заболоцкий
Снова нам жить, меж собою
Мучительно ссорясь,
Спорить о том, что такое свобода
И честь.
Мир поделен на подонков,
Утративших совесть,
И на людей, у которых она еще есть.
А. Городницкий
ПРОЛОГ
- Я не ожидал этого.
- Я тоже, но я рад ему. Хотя что нам остается делать.
- Еще бы, над ним сейчас не властно ничто.
- А вот здесь ты ошибаешься, брат. Над ним властен он сам. Ему решать, что избрать,
- Любой на его месте выбрал бы Силу, Власть, Вечность.
- Ты представляешь кого-то на его месте? Я - нет. Он стал тем, кем стал, и я рад, что мы помогли ему вернуться. Да, соблазн велик, но он не первый в его жизни.
- Но может стать последним.
- Может. Но есть еще и Она.
- Этого я и боюсь. Смогут ли они еще раз потерять друг друга?
- Время меняет не только миры, но и сердца. Те, кто вернулся, вернулись иными. Он это знает, она еще нет...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ANGUS IN HERBA
<Букв. "Змея в траве" (лат.) - скрытая, но смертельная опасность.>
Позже, друзья, позже,
Кончим навек с болью,
Пой же, труба, пой же,
Пой и зови к бою.
А. Галич
2895 год от В.И.
11-й день месяца Дракона
ОБИТЕЛЬ СВ. ЭРАСТИ ГИДАЛСКОГО
Случилось немыслимое! Настоятель обители Святого Великомученика Эрасти забыл молитву. И не какую-нибудь, а для обитателей гидалского монастыря самую важную. Ту, с которой вот уже шесть сотен лет иноки каждый вечер обращались к небесному покровителю. Конечно, владыка был немолод: с тех пор, как после смерти Никодима иеромонах Иоанн по завещанию усопшего и с согласия братии получил Вечноцветущий Посох, пустыня двадцать пять раз видела весну. Уже не первый год Иоанна по ночам мучили боли в сердце, случалось, проклятый шарк <Шарк - горячий ветер, дующий несколько дней.> укладывал его в постель на кварту, а то и на две, но памятью своей настоятель гордился по праву, а тут - такая беда! К счастью, до вечерней службы оставалось больше оры, и владыка поспешно уединился, дабы перечесть молитву и попросить Святого Эрасти сохранить ему память, пока он не передаст Посох, а с ним и власть своему преемнику, которого он никак не мог найти.
Старинный, переплетенный в тисненую кожу молитвенник, принадлежавший еще основателю монастыря святому Иоахиммиусу, сам открылся на нужном месте. Иоанн, дальнозорко откинувшись назад, вгляделся в четкие строки, и ему показалось, что он сходит с ума. Молитва исчезла, на пожелтевшей бумаге было начертано нечто совсем иное. Дрожа от волнения, держатель Вечноцветущего Посоха читал непонятные и пугающие слова...
"Ты, кто отдал жизнь свою Церкви Единой и Единственной, как отдает ручей воды свои реке, а река - океану, ты, кто зрит лишь раскаленный песок, хотя мог созерцать цветущие розы, ты, кто возносит молитвы Творцу нашему и мне, Его смиренному слуге, хотя мог шептать женщинам слова любви и поучать детей своих, слушай меня. Пришла пора отрешиться от неба и взглянуть на землю, ибо любовь к ближним угодна Творцу, создавшему сей мир и любящему его. Знай же, что пришло время служения вашего Тарре и что подвиг во имя ее в глазах небесных равен подвигу во имя Творца нашего.
Вы в пустыне своей в целости сохранили чистоту Церкви нашей Единой и Единственной, укрывшись от соблазнов и укрыв то, что должно явиться миру во время оно. Знай, что близится время сие, время подвига вашего, и вашими делами спасен будет мир сей или же погублен бездействием вашим. Знай, что вы должны вручить владыке земному Меч и Посох, вернуть Свет - Свету, а Тьму - Тьме и изгнать из Церкви не праведных, как изгоняет хозяин скотов, буде те заходят в незапертый дом и возлегают там, ибо недостойный пастырь в храме в глазах господних то же, что свинья в палатах в глазах человеческих.
Укрепись же сердцем, сын мой, и укрепи следующих за тобой, ибо грядут страшные времена. Не дели людей ни по вере их, ниже по лицу их, ниже по обычаям их - но сзывай почитающих долг свой превыше жизни своей и любовь к другим превыше благополучия своего. Не суди поднявших меч на Зло - но суди ушедших в заросли, когда рядом режут невинного. Не слушай клянущихся именем Творца нашего, если нет печати Его в сердцах их, но помогай тем, в ком горит любовь великая ко всему сущему, какие бы одежды ни носили они. В сердце своем обрети знание, что есть Зло и что есть Добро. Слушай сердца своего и иди вперед. Арде!"
- Арде! - прошептал потрясенный клирик, благоговейно закрыв книгу. Теперь оставалось как-то донести это до братии и, главное, понять, с чего начинать. Иоанн, как и его предшественники, вместе с Вечноцветущим Посохом получил и Напутствие Иоахиммиуса, остающееся тайной для остальных монахов. Настоятель знал, что рано или поздно пробьет час, когда гидалским отшельникам придется покинуть пустыню и вернуть в мир укрытые в монастыре реликвии, но владыка не думал, что это выпадет на его долю, хотя Никодим и предупреждал.
Иоанн попробовал молиться, но знакомые с ранней юности слова не успокаивали. Клирик вновь и вновь возвращался к возникшим из ничего буквам, накрепко впечатавшимся в душу. Нужно действовать, но как?! Отправиться в Арцию? Всем или ему одному? Явно или тайно? К кому? К Архипастырю? К кому-то из светских владык? Что есть Меч, а что Посох? Как бороться с недостойными пастырями, как их узнать? Тысячи вопросов тяжким молотом били по немолодому, больному сердцу. Иоанн, не колеблясь, выполнит свой долг, какими бы земными горестями и тяготами это ему ни грозило, - но в чем он, этот долг?
В дверь робко постучали. Настоятель хотел было отослать пришедшего, но передумал, поняв, что за оставшиеся до вечерней службы пол-оры ничего не решит. Клирик встал и отпер дверь. На пороге стоял худенький молодой инок с ласковыми глазами.
- Что тебе, сыне?
- Отче, - юноша был не на шутку взволнован, - мне было видение...
- Видение? - Если Николай до сего дня и выделялся среди монахов, то болезненностью и какой-то запредельной даже для инока кротостью и незлобием, но никак не склонностью к видениям. - Расскажи мне все без утайки.
- Ты знаешь, владыко, что Творцу было угодно сделать меня обузой для братии и я не всегда могу исполнять положенное.
- В том нет твоей вины. Что ты видел?
- Я сегодня работал вместе со старцами на поварне, и внезапно мне стало плохо. Такое со мной бывало, и брат Трифон и брат Емилиан уложили меня на скамью и пошли за братом Никандром. Не знаю, что со мной было, отче, но, клянусь вечным спасением, это не было сном. Мне почудилось, что я стою в храме и возношу молитву Святому Эрасти - и вдруг открывается дверь и входит тот язычник, которого мы приняли к себе. Я спрашиваю его, что ему нужно и не хочет ли он, наконец, принять нашу веру, а он мне отвечает, что можно служить Добру, будучи разной веры, и Злу, будучи одной. И тут я слышу голос, идущий словно бы и из глубин, и с небес, и изнутри меня самого. Я понимаю, что с нами - со мной и с атэвом говорит... Отче, прости мне кощунственные слова, не со зла это и не из гордыни...
- Кто с тобой говорил, сыне?
- Святой Эрасти... - инок наклонил голову.
- Что он тебе сказал? - подался вперед Иоанн.
- Что мы избраны, отче... На моих глазах Святой облекся плотью и вышел из оклада иконы. Он коснулся меня, и я понял, что превращен в посох, он коснулся атэва, и тот стал мечом. А потом Эрасти поднялся в воздух. Странным образом я видел все это со стороны.
Мы летели над желтой пустыней, над морем, над зеленой цветущей землей, которую начинал закрывать туман. Он сгущался все сильнее. Сверху по-прежнему сияло солнце, небо было синим и безоблачным, но внизу лежала серая мгла, и солнце было бессильно пред нею. Мы летели, пока не увидели холм, со всех сторон окруженный туманом, и на вершине его стоял человек в алом. Я не успел рассмотреть его лица, но заметил, что он горбат. Туман поднимался все выше и выше, готовясь поглотить стоящего на холме. И тут Эрасти опустился к нему и передал ему меч и посох... И я очнулся. Надо мной стоял брат Никандр. Отче, что это было?
- Хвала тебе, Заступник, - благоговейно произнес Иоанн, поднимая глаза на икону, - теперь я знаю, что мне делать.
2895 год от В.И.
11-й день месяца Дракона
АРЦИЯ. МУНТ
Армия шла через Мунт. От ратушной площади к Мясным воротам. Королевская гвардия, рыцари со своими сигурантами, наемники, обозы. Ржали и закидывали головы кони, скрипели телеги, смеялись и пели солдаты. Поход обещал быть не таким уж и тяжелым, но у Дариоло, смотревшей из окна роскошного особняка Бэрротов, сжималось сердце. Впрочем, смотреть вслед уходящим на войну всегда грустно, особенно женщине. Даро видела, как ехали герольды, заставляя торговцев и просто прохожих убираться с дороги, затем показались конные музыканты и первый королевский полк, синие плащи украшало изображение волка, кони ступали слаженно по четыре в ряд, блестели на солнце шлемы, топорщились копья, прыгали и кричали мальчишки... Прошла первая, головная сотня, и Даро увидела Александра, перед которым ехали два сигноносца: юный Жанно ре Фло с нежностью сжимал волчье знамя, а племянник Сезара Мальвани королевскую орифламму с серебряными нарциссами.
Король, по своему обыкновению, был без шлема, и летний ветер играл темными волосами. Когда Александр сидел на коне, увечье его было почти незаметным, поэтому он любил ездить верхом, и в этом искусстве потягаться с младшим Тагэре могли немногие. Белый черногривый жеребец - подарок калифа Усмана - гордо нес своего седока. Артур утверждал, что Садан умнее многих людей, и Даро готова была этому поверить - конь обожал хозяина и, кажется, понимал его раньше, чем тот успевал тронуть поводья.
Дариоло не отрываясь смотрела на всадника с королевской цепью на груди, медленно ехавшего мимо ее дома. Святая Циала, как же она его любила, а принесла ему только боль... С их последней встречи наедине прошло три года, а она помнит все, каждое слово, прикосновение, взгляд. Если б только она могла сказать правду, но правда, сказанная слишком поздно, страшнее лжи. Ей придется молчать и, сжав зубы, терпеть красавца-мужа, зависть придворных прелестниц и презрение брата, который, в отличие от Александра, не простил и не простит.
Рафаэль ехал рядом с другом, и Даро прекрасно видела его. Стройный, ясноглазый, порывистый маркиз Гаэтано был предметом тайных и явных воздыханий множества знатных девиц и дам, но не спешил связать с кем-то свою судьбу. Друг короля, он не искал для себя никаких выгод и сам не понял, как стал любимцем и нобилей, и армии, и простолюдинов. Впрочем, после стаи Вилльо окружение Александра казалось сборищем аскетов, занятых чем угодно, но не объеданием собственной страны. Их любили, Даро вновь убедилась в этом, глядя, как горожане радостно напутствуют уходящих, но мирийке почему-то было страшно.
Дрожа, дочь герцога Энрике смотрела в спину двум самым дорогим для нее людям, которые и не думали взглянуть на ее окна. Или все-таки думали? Она видела, как Александр повернулся к Рито и что-то сказал, брат ответил, и Дариоло показалось, что он пытается успокоить короля. Хотя что может с ними случиться? Поход как поход, младший из Тагэре видел и не такое, - так почему же сейчас у нее сжимается сердце? Пьер Тартю не соперник Александру, один раз он уже получил по носу, и сейчас его, без сомнения, ждет то же самое. Трус и ничтожество, он бы и не полез, если б не нужно было отрабатывать ифранские деньги. Арция любит своего Александра, ей не нужен никто другой...
Сандер и Рито давно скрылись из глаз, дарнийцы тоже прошли, и теперь внизу горланили разухабистую песню фронтерские то ли наемники, то ли данники, но Даро их не замечала. Она все еще видела тех двоих, которые для нее были дороже жизни и которые даже не глянули в ее сторону.
2895 год от В.И.
11-й день месяца Дракона
ЭР-АТЭВ. ЭР-ГИДАЛ
Яфе смотрел на небо, но даже небо нельзя рассматривать бесконечно. Жизнь была пустой и страшной в своей пустоте. Воины Наджеда караулили под стенами, но второй сын покойного калифа, не колеблясь, решился бы на побег, если бы не боязнь навлечь гнев брата на спасших его хансирских калксов <Калкс - дервиш.>. Нельзя платить за добро злом! Эту нехитрую истину Яфе усвоил еще в детстве и терпел вынужденное заточение, находя слабое утешение, упражняясь с саблей и конем и совершенствуясь в языке хансиров. Принц понимал, что зрелище бешено мчавшегося по кругу атэва вызывает в сердцах его спасителей смятение, но что еще оставалось в этой жизни? Третий год он был заперт в гидалской обители. Выхода не было, даже смерть и та его оттолкнула.
Если б истинная вера не почитала самоубийство трусостью, Яфе давно бы покончил с такой жизнью, но тот, кто позволил судьбе покорить себя, не достоин поцелуев райских серебрянокосых дев и обречен до конца времен питаться падалью и удовлетворять свои желания с самками шакала. И потому принц из рода Майхубитов вставал с рассветом и до одури наматывал круги вокруг внутренней стены, или посылал Дженнаха через натянутые веревки, или срубал на полном скаку специально расставленные вешки. Но конь, в отличие от хозяина, нуждался в отдыхе, и, когда солнце начинало палить особенно нещадно, Яфе возвращался в обитель и набрасывался на хансирские книги лишь бы хоть чем-нибудь себя занять. Вот и сегодня он одолевал жизнеописание странной и неприятной женщины. Хансиры же, да прояснит Баадук их разум, сочли уместным считать безумную святой и позволили ей править их церковью.
Яфе никогда не вникал в догматы собственной веры, но, занявшись по воле судьбы верой хансиров, пришел к выводу, что она путана, неумна и нелепа. История же равноапостольной Циалы казалась молодому атэву самой глупой из всего, что он прочел до сих пор. Яфе собрался отнести увесистый том в библиотеку и, благо дневная жара отступала, вернуться к Дженнаху, но не успел. Главный калкс призвал его к себе, и принц, в чьей душе подняла голову безумная надежда на избавление, поспешил на зов.
Старший хансир, седой, с отечным лицом, сидел за столом. Рядом застыл, опустив голову, какой-то молодой инок. Яфе до сих пор большинство монахов казались похожими друг на друга, как две пустынные ящерицы. Он узнавал тех, кто его лечил и с кем он так или иначе имел дело, но в целом насельники обители для него сливались в нечто невразумительное в неприличных воину женских балахонах. Не узнал он и этого худенького юношу с лихорадочно блестевшими глазами. Яфе в знак приветствия сложил руки на груди и наклонил голову.
- Ты звал меня, я пришел.
- Садись... - хансир явно замялся, не зная, как к нему обратиться, наш гость. Разговор будет долгим.
- Я сяду. - Атэв опустился на корточки у стены.
- Мы должны попросить тебя об услуге, но, согласившись, ты подвергнешь себя опасности.
- Я готов. - Он с трудом не выказал своей радости: неужели его попросят покинуть обитель?! Даже если его попробуют передать брату его отца - еще неизвестно, чья возьмет. Он или вырвется - или умрет, как мужчина.
- Я готов, - повторил Яфе.
- Знаешь ли ты о нашей вере, гость?
- Я читаю ваши книги. Многое мне непонятно, но я знаю, что вы думаете о том, что утекло.
- Это хорошо, - старший явно волновался и не знал, с чего начать, очень хорошо, что ты пытаешься понять. Ты помнишь, почему калиф Майхуб позволил нам построить обитель?
- В день, когда я взял первую женщину, мой отец, да будет он счастлив любовью звездных дев, рассказал мне о клятве Льва и Волка и о том, что вы храните великие Знания, которые в Год Беды укажут путь.
- Яфе, сын Усмана, - голос хансира дрогнул, - Год Беды скоро наступит.
- Во имя меча Баадука, - Яфе вскочил, - может ли быть такое?!
- Может. Нам явлены неопровержимые доказательства, что грядет битва Добра и Зла. Мы не вправе тебя ни о чем просить, но мне было откровение свыше, что я должен вручить меч и посох одному из земных владык. Я был слишком скуден умом, чтобы понять сказанное. И тогда Святой Эрасти послал видение иноку Николаю. В том видении Николай предстал Посохом, а ты Мечом, и вы пришли на помощь горбуну в красном одеянии Волингов.
Сейчас Арцией правит последний потомок Рене Арроя. Его имя Александр Тагэре, и он горбат. Согласен ли ты вместе с братом Николаем отправиться на помощь королю Александру? Мы можем тебя лишь просить...
Согласен ли он?! Вырваться из заточения, мчаться в бой, исполнить древнюю клятву, стать тем, к кому обращалось завещание великого Майхуба?!
Яфе коснулся глаз ладонью: