– Предпочел бы Рокслеев. Лучше подвести их, чем Лионеля или Ворона, хотя его мне раз восемь убить хотелось.
– Даже так? – брови Марселя подскочили вверх, и в глаз тут же попала вода. Мерзость! – Ты в своих желаниях не одинок.
– Представь себе, – подтвердил Давенпорт, понукая коня, – очень хотелось...
– В городе волнения, – объясняет теньент Давенпорт. Он командует ночным караулом и знает, что творится в столице, то есть ему кажется, что знает. – Они охватили Нижний город...
– Тогда почему вы в казармах?
Почему? Чарльз не знает ответа, но он слышал, как Джордж Ансел спорил с Мореном, а потом прошел к коменданту. Через десять минут полковник вернулся и скучным голосом отчитал сержанта за дурно вычищенные мушкеты. Ворота закрыли, солдат погнали на плац. Гарнизон Олларии под несмолкающие колокольные вопли отрабатывал парадные повороты. До одури, до полного отупения.
Из-за стены тянуло дымом, орали взбудораженные птицы, по синему небу ползли черные полосы. Кто-то колотил в ворота, громко и отчаянно. Колотил и кричал, а они маршировали. Потом трубачи заиграли отбой, настало время ужина, и они отправились ужинать... Килеан-ур-Ломбах аккуратно резал ножом жареное мясо и говорил о диспуте в Нохе и о новых мушкетах, Морен отвечал, Ансел хмуро слушал, что делал он сам, Чарльз не помнил. Может, даже ел...
«Почему вы в казармах?» Бесстрастное лицо, ровный голос, белые парадные перья, а перчатки черные, походные. Чарльз Давенпорт первый раз видит Кэналлийского Ворона так близко. На Первом маршале Талига парадный, с иголочки, мундир и белый плащ, из-за атласного плеча таращится встрепанный мальчишка в кирасе. Кирасы и на сопровождавших Ворона кэналлийцах, но сам герцог не унизился до забот о собственной шкуре.
– Господин комендант не счел нужным. – Килеан-ур-Ломбах – снулая рыбина, дурак, зануда, очень может быть, что подлец, но он старший. Старший, раздери его кошки! Что останется от армии, если наплевать на приказы? А что останется от совести, если выполнять все, что велят?
– Где он? – Небо за спиной Алвы отливает багровым, муторно и тревожно пахнет гарью.
– В своих апартаментах. – Господин комендант просил его не беспокоить, но говорить об этом нельзя. Это правда, но и правда бывает доносом.
– Прекрасно. – Равнодушный взгляд, ровный голос, и кто только сказал, что у южан все написано на лице? – Поднимайте людей, теньент. Приказ Первого маршала. Идемте, Ричард, поговорим с господином комендантом Олларии.
Ричард? Конечно же! Ворон взял в оруженосцы сына Эгмонта Окделла, а тот пошел. Год назад Дэвид Рокслей от этой новости чуть с моста не свалился, теперь все привыкли.
Сын мятежника растерянно вертит головой. Откуда ему знать, где комендантские апартаменты? Чарльз хочет показать, но герцог отмахивается от помощи, как от уличной собачонки.
– Я знаю дорогу, теньент. – Белые перья и черные, походные перчатки, безупречная вежливость. Крик или пощечина не унижают, унижает пренебрежение. Кто он такой, чтоб судить о других, судить и выносить приговоры?! Корнет Окделл тоже задирает голову и крутит носом. Куда ворон, туда и воробей.
– Через полчаса гарнизон должен быть готов, – велит Ворон. – Одежда – праздничная, кирасы и шлемы – боевые.
Хлопает дверь, это выскочили полковники. Оба! Кто им сказал? Караул вот он, здесь!
– Полковник Ансел, полковник Морен, прошу за мной, – Первому маршалу Талига не до младших офицеров, начальству тем более. Они уходят вчетвером, надо полагать, к Килеану.
Если б не Ансел с Мореном, Чарльз не удержался бы, ответил, и гори все закатным пламенем, но время упущено. Для слов, не для выстрела.
Давенпорт видит прямую спину маршала, захоти кто всадить в Ворона пулю, это труда не составит. Теньент трогает пистолет и думает – нет, не о том, чтоб выстрелить, а о том, что не следует поворачиваться спиной к тем, кого оскорбляешь...
– Утро, сударь, – голос Валме возвращает в дождь и дорогу. Все уже случилось и все еще случится. – Просыпайтесь, сейчас будет шадди.
– Простите, задумался. – Они с Марселем давно на «ты», но память не только будит прошлое, но и топчет настоящее.
– Думать вредно, – хмыкает недавний щеголь, придерживая коня, – здешние обитатели это, без сомнения, понимают и тратят время на более полезные вещи. Например, на беседы с мокрыми путниками.
– Закатные твари, ты о чем? – Чарльз никогда не был силен в светских беседах, а Марсель упорно изъяснялся, как салонный балбес.
– О том, что за теми ивами собралось премилое общество военного образца, – виконт Валме неторопливо расправил складки плаща, – а поскольку в здешних краях Раканов не наблюдается, остается предположить, что мы у цели.
– Капитан Валме, – представился Марсель, с явным одобрением разглядывая обветренную физиономию, – офицер для особых поручений при особе Первого маршала Талига Рокэ Алвы. С устным поручением к генералу Дьегаррону и Его Преосвященству Бонифацию. Мой спутник – теньент Чарльз Давенпорт. Вот наша подорожная.
Сержант честно подержал перед носом протянутые Валме бумаги, вернул владельцу и улыбнулся, обдав путников мощным чесночным духом.
– А мы вас третий день ждем. Хоть сейчас в седло.
– Ждете? – переспросил Марсель, убирая изготовленную им же подорожную в кожаный футляр. – Нас?
– Ну, кого соберано пошлет, – пояснил Пахарильо. – Только вы, правду сказать, всех обставили. Вас с севера ждали, а вы с юга заявились.
– Есть такое, – Валме многозначительно улыбнулся, как всегда, когда ничего не понимал. – И все бы ничего, да вымокли, как мыши...
– А просушиться не желаете? – Пахарильо полез за пазуху. – Если не побрезгуете.
– Шутите, сержант, – развеселился Валме, принимая фляжку, – кто ж касерой брезгует? Разве что гайифцы, ну так они и девиц не жалуют. Так, говорите, третий день? Тогда надо спешить. Вы с нами?
– Вас капрал Азулес проводит, – кэналлиец привстал в стременах и заорал: – Бласко, веде аи[15]. А нам тут еще два дня крутиться, пока подменят. Мало ли кого принесет, а в Тронко кому попало делать нечего.
– А мы когда доберемся? – только оторвавшись от фляжки и передав ее Чарльзу, Марсель понял, как хочет выпить и увидеть наконец Дьегаррона.
– К вечеру, – обрадовал Пахарильо. – Только коней бы вам сменить. Езжайте на наших запасных, а ваших мы приведем.
– Не наши они, – Марсель погладил мокрую лоснящуюся шею, – сменные, на своих бы мы еще Леворукий знает где болтались, а у вас что слыхать?
– Тихо было, – свел брови кэналлиец, – потом про дурь в Эпинэ слушок пошел. Губернатор тамошний солдат требовал, только не наше дело – чужой навоз разгребать. Бонифаций, епископ наш, так гонцу ихнему и влепил. Дескать, сам обгадился, сам и прибирай. Но дороги мы перекрыли, мало ли... Так и жили, пока от соберано курьер не прискакал. Манрик-младший армию угробил, а мятежники обнаглели и на столицу рот разинули. Тут уж не до шуток, зима не зима, а драться придется. Бласко, давай сюда Бронку с Карбоном, проводишь рэев в Тронко.
Худой быстрый кэналлиец не терпел намеков и доносов, служить с ним было одно удовольствие. Тогда еще корнет Давенпорт дорого бы дал за то, чтоб остаться в Придде, но отец не счел возможным служить в одной армии с сыном. Пришлось возвращаться в столицу...
– Чарльз, – Валме придержал доставшегося ему рыжего Бронку, – кажется, мы никого не удивим, зато ты наконец узнаешь, что с Рокслеем.
– Они готовы выступить, – теньент глянул на ехавшего впереди капрала, – я иду с ними.
– И куда? – Марсель задрал голову к небу. – Я себя обманываю или облака стали пожиже?
Облака оставались прежними, и дождь никуда не делся, просто все гораздо лучше, чем казалось. Алва в Талиге и действует, так что Рокслеи с Раканами скоро будут завидовать Эгмонту, тот хотя бы удостоился дуэли.
– Вы становитесь все мечтательней, – Валме укоризненно покачал головой. – Что ж, попробую завести светскую беседу с капралом Бласко.
– Я задумался, – честно признался Чарльз. – Мой отец служил с Дьегарроном, я хотел определиться к нему, не вышло.
– Теперь выйдет, – жизнерадостно заверил Валме, – теперь у нас все выйдет.
– Ну а ты? – Давенпорт в упор взглянул на улыбающегося приятеля. – Ты куда?
– Как сказал бы милейший Пахарильо, к соберано, – наследник Валмонов церемонным жестом приподнял умученную дождями шляпу. – Я офицер для особых поручений при персоне Первого маршала, и ему от меня не отделаться.
Неунывающий виконт дал шпоры Бронке, жеребчик взвизгнул и прыгнул вперед, Давенпорт пожал плечами. «Соберано»... Всюду у них соберано, Монсеньор, маршал... Вот и он бросился не к отцу, не к старшему Савиньяку, а к Алве. Нет, обида и злость никуда не исчезли, просто стало не до них.
Накрытый по всем правилам стол, разлитое вино, круглые, удивленные глаза Фердинанда, женские вопли, торжествующие лица, такие знакомые....
– Сложите оружие, – шепчет тень короля. – Ваша присяга никому не нужна, как и ваша честь.
– Уберите шпагу и уходите, – приказывает маршал Рокслей, выигравший сражение с верившим ему сюзереном.
Подчиниться? Уйти? Остаться с победителями, друзьями, покровителями?
Теньент не может ослушаться. Теньент ничего не решает, да и решать уже нечего. Фердинанду конец, столица в руках Рокслеев. Все решено без тебя, ты ни в чем не виноват, ты ничего не изменишь...
– Именем Талига! – Чарльз спустил курок, почти не целясь, промахнуться было столь же невозможно, как и не стрелять.
Он вышел из своих казарм вопреки всем приказам мира, иначе было нельзя. Разве что застрелиться самому, но это было бы трусостью.
– Гуэн ва? – окликнул веселый голос. – Елес Бласко?
– Ектой, – откликнулся Азулес, – cон тос офисьялес. Хенераль?
– Экта айки, – из-за угла показался здоровенный нос, к которому было приделано достойное его тело. – Дор каворэ! Эктэра ун ворко
[16].
Обладатель носа исчез. Капрал завернул коня вправо.
– Генерал у себя, – пояснил он, – это близко.
– Прошу... Полагаю, вы голодны. – Выглядел кэналлиец неважно, говорили, он так до конца и не оправился от раны.
– Мы обедали, – заверил Марсель. Давенпорт молчал, надо полагать, сочинял рапорт о переводе в Южную армию.
– Значит, будете ужинать, – постановил генерал, – и я с вами, с утра ничего не ел. Виконт Валме, я третьего дня получил письмо от вашего батюшки, он о вашем приезде не упоминал.
– А он о нем и не знал, – признался Марсель, – я и сам-то не знал. Все случайно вышло. Рокэ уехал, я за ним, неподалеку от Шевр-Нуар налетел на Давенпорта, он ехал из Олларии. Мы обменялись новостями и свернули к вам.
– И правильно сделали. – Маркиз Дьегаррон откинулся на спинку кресла. Валме когда-то слышал, сколько ему лет, но как назло забыл. – Я слушаю.
– Чарльз, – встрял Марсель, – похоже, ваши новости важнее моих.
– Благодарю, сударь. – Давенпорт встал и вылез на середину комнаты. С этими военными не соскучишься. – Правильно ли я понял, что вы ждете приказа Первого маршала?
– Жду, – кивнул курчавой головой Дьегаррон, – этот приказ у вас, не так ли?
– У меня нет никакого приказа, – отчеканил теньент, отчаянно напоминая Герарда, – я покинул столицу вместе с полковником Анселом, когда Рокслеи захватили короля.
– Что вы сказали? – генерал вскочил и болезненно сморщился. Бедняга! С больной головой и узнать такую пакость. – Постойте!
Дьегаррон распахнул дверь.
– Лиопес, – голос маркиза звучал почти весело, – разыщите епископа, да поживее!
– А губернатора? – спросили из-за двери.
– Успеется. Придет Бонифаций, накрывайте на четверых. – Кэналлиец вернулся к рабочему столу, но не сел, а как-то странно, одними плечами, прислонился к стене. – Подождем святого отца, он у нас умный. Ты когда выехал?
– Пятнадцатого Ветров, – начал Чарльз, его лицо стало жестким, – то есть шестнадцатого. Пятнадцатого я убил маршала Рокслея и пробрался к полковнику Анселу. Когда начался мятеж, он заперся в казармах с резервным полком из Дорака и третью гарнизона. Я рассказал о захвате Фердинанда и предательстве Морена и Рокслеев. Отбивать город и штурмовать дворец с нашими силами было бессмысленно. Ансел принял решение уйти в Ноймаринен. Мы выступили ранним утром, нас не задерживали, по крайней мере, до Корты. Оттуда я повернул на юг.
– И встретил виконта, – внимательные черные глаза уставились на Марселя. – Что ж, сударь, теперь ваш черед, расскажите про свои похождения. О фельпской кампании я в общих чертах осведомлен.
– Тогда не буду повторяться. – За какими-то кошками Валме тоже вскочил, вот уж с кем поведешься. – Маршал Алва получил приказ оставить армию на Эмиля Савиньяка и переехать в Урготеллу. Мы переехали.
– Кто «мы»?
– Сам герцог, его порученец, ваш покорный слуга и кэналлийская охрана. Да, с нами были еще фельпцы.
– А это что еще за птицы? – маркиз прищелкнул пальцами и смутился. Иногда он казался пожилым человеком, иногда чуть ли не мальчишкой, только виски были седыми. Славный человек, жаль, расхворался не ко времени.
– Сын адмирала Джильди, он капитан галеры и наш друг. Рокэ... Маршал Алва откупил на три года «Влюбленную акулу» у Фельпа.
– Что дальше?
– Дальше? – вздохнул Валме. – Дальше мы сидели, как куры в мешке, потому что письма, которые не крал Манрик, крал Фома. Мы не получали ничего, кроме королевских приказов, Алву это бесило... Мы понимали, что в Талиге что-то не так, и готовились к войне с Бордоном.
– Только с Бордоном? – Рокэ Дьегаррону родич или нет? Наверняка какой-нибудь троюродный кузен, но по виду не скажешь. – О Гайифе речь не шла?
– Маршал говорил, – припомнил виконт, – дожи – это закуска.
– Так и есть, – кивнул генерал, – «дельфины» – дорога к «павлину». Что было потом?
Потом были отравленные лилии, маэстро Гроссфихтенбаум с его скрипками, принцессы, дождь и последний вечер, когда и слепой бы сообразил... Валме прокашлялся, лилии и принцессы маркиза не интересовали, а последняя песня... Про нее не расскажешь даже кэналлийцу.
– Двенадцатого Осенних Ветров Алва что-то узнал... – И делал вид, что все в порядке, мерзавец. – Он исчез утром вместе с галерой Джильди, даже кэналлийцев бросил.
– И вы?
– Я поехал в Талиг. – Из Тронко все его эскапады казались смешным и нелепыми, каковыми и являлись. Виконт Валме бросается на помощь кэналлийскому Ворону! Изумительный сюжет...
– Понятно, – нарочито равнодушным голосом сказал Дьегаррон. – Дороги в это время года оставляют желать много лучшего.
– В этом мире многое оставляет желать лучшего, – заявил Марсель, понимая, что совершает очередную глупость. – Генерал, мы просим нас использовать соответственно нашим способностям и умению.
– Погодите, виконт, – махнул рукой кэналлиец, – что делать со способностями Валмонов, лучше всех знают Валмоны. Карло, ты давно видел отца?
– Весной в Давенпорте.
– Поедешь к нему, но не сразу, а через Надор. Армии Талига должны стать единым целым. – Генерал потянулся было к чернильнице, но передумал. – Ничего нет глупей приказа, написанного до ужина. Капитан, Алва вам этого не говорил?
– Нет, – передернул вдруг замерзшими плечами Марсель, – он говорил, что армия войны всегда бьет армию мира...
За стеной что-то хлопнуло, потом еще раз, уже ближе. Валме оглянулся и узрел внушительного олларианского епископа с богатым наперсным знаком, но в тяжелых стоптанных сапогах. У святого отца всего было много, но особенно – бровей и чрева.
– Хляби небесные разверзлись, – возвестил клирик, – «и не смогла принять земля в лоно свое всю воду, и вышли из берегов реки...», а все потому, что низверглась на землю вода, а воды много не выпьешь.
Дьегаррон молча подошел к бюро и вытащил оттуда бутыль и четыре стакана. Бонифаций, а бровеносец мог быть только им, хитро глянул на кэналлийца и поворотился к Марселю:
– Сказано: добродетель жены проступает в лицах детей ее, а стезя воинская есть удел храбрых и сильных духом. Вижу я, наследник Валмонов сменил багрец и парчу на доспехи, а злато – на сталь.
– Самому странно, – пробормотал виконт, оторопело глядя на святого отца, – вышло так.
– Нет пути, аще не от Создателя, – поднял толстый палец пастырь, – но выбор стези жизненной, равно как и выбор супруги, есть дело благое и непринужденное. Ты не перекати-поле, а человек, и не ветер тебя катит, а сам идешь. Потому и говорю, молодец. Что привез? Когда «павлина» щипать будем?
– До «павлина» далеко, – Дьегаррон плеснул в кубки какого-то подозрительного пойла, похожего и не похожего на касеру, запахло полынью, – и до Олларии тоже. Опоздали мы, и Ро́сио тоже опоздал.
Глава 6
Катарина не возражала. С приходом Ракана кошка сочла за благо превратиться в полудохлого ангела – если она не лежала в обмороке, то молилась или тряслась в лихорадке, Луиза никак не могла решить, поддельной или нет. Выглядела Катарина – краше в гроб кладут, но капитаншу не радовало даже это.
– Откуда они? – пролепетала королева, глядя на устрашающий букет.
– Из оранжерей Рокслеев. – Графский братец влюблен в тебя, как весенний заяц, и ты это прекрасно знаешь. И лилии эти знаешь, потому что Придд присылает хризантемы, а Окделл – цикламены и фуксии. Ослы!
– Я... Я благодарна. – Ее бывшее Величество соизволило коснуться пальчиком розового, как подштанники Манриков, лепестка, вздохнуть и прикрыть глазки. Приставленная к хворому агнцу Одетта Мэтьюс колыхнула ватной грудью и прогавкала:
– Какая роскошь!
– О да, – шепнула Катарина, – но мне ближе лесные и полевые цветы... От запаха лилий мне становится дурно. Милая Луиза, вас не затруднит их вынести?
Милую Луизу не затруднило. Какой бы Катарина ни была, от лилий ей и впрямь становилось худо. Можно лгать словами, глазами, губами, но зеленеть по собственному почину еще никто не выучился. Госпожа Арамона торопливо выволокла из спальни проклятущий букет, немного подумала, отправилась в небольшую комнату, превращенную в подобие приемной, и водрузила ношу на камин. Будь ее воля, женщина б шмякнула вазу с вонючками об пол, а еще лучше – об башку влюбленного капитана Личной тараканьей охраны или как его там, но приходилось брать пример с Катарины и сидеть тихо.
– Госпожа Арамона, – Луиза вздрогнула не хуже дражайшей Катари и столь же торопливо обернулась. Одетта Мэтьюс прижала палец к губам и прикрыла дверь, – госпожа Арамона, меня волнует здоровье Ее... госпожи Оллар. Она ничего не ест!
Не ест – и Леворукий с ней! Меньше, чем об аппетите Катарины Ариго, Луиза думала только о собственном. Нет, она понимала, что их с Селиной жизни зависят от того, насколько удачно немощное создание в гостиной заморочит голову нынешним хозяевам Олларии, но понимать – одно, а жалеть – другое.
Капитанша пару раз усиленно вздохнула.
– У госпожи такое слабое здоровье! Она всегда ела, как птичка.
Может, у кошки и вправду не было аппетита, но вернее всего несчастная боялась растолстеть. В страдания коровы никто не поверит, хотя коровы страдают не меньше, чем бабочки.
– Вы не знаете, – Одетта была собакой добродушной и изо всех сил опекала доверенную ей овцу, – такие приступы бывали и раньше?
Кто ж ее знает? Такой бледной Катари не была даже в Багерлее, но тогда дура еще не загнала в петлю человека, без которого умирала. И лучше б умерла! Если б не жена, Фердинанд был бы в Придде, а Рокэ – на свободе. Милой Катари не хотелось в тюрьму к Манрикам, и она удержала мужа в столице...
– В последние месяцы на долю госпожи Катарины выпало слишком много испытаний, – с достоинством произнесла Луиза, – ее разлучили с детьми, она перенесла заточение.
Как же, думает эта кукушка о детях! Ждите! Только о себе. Ну, может, еще о Рокэ, только что теперь думать? Свое дело она сделала!
– О да, – качнула щеками Одетта, – как я ее понимаю. Я и сама...
«Я и сама...» Луиза уже забыла, сколько раз слышала эту фразу. У Одетты была дочь, которую взял в жены родич Рокслеев. Теперь «малютка Джинни» была в деликатном положении, о чем мать трещала с утра до вечера. Немногочисленная свита бывшей королевы билась от Одетты в конвульсиях, но Луиза слушала безропотно. Хорошие отношения с надсмотрщиками еще никому не помешали, к тому же, пока Мэтьюс гудела об утренних рвотах, можно было думать о своем.
Будь здесь Аглая Кредон и догадайся она, что в голове у дочери, Луиза бы в очередной раз узнала, что она – вылитая мармалюка. К счастью, матери в Олларии не было. Папенька уволок любовницу и младших внуков прочь из города, так что за Жюля и Амалию капитанша не беспокоилась. Граф Креденьи был не из тех, кто попадает в ловушки и считает суаны. С Герардом тоже было все в порядке. Матери, даже самые мармалючные, всегда знают, что с их детьми. Когда семилетняя Селина по дурости Арнольда едва не утонула, Луиза это почувствовала. И когда Жюль сломал руку, а Герард провалился в колодец – тоже. Нет, Жюлю, Амалии и Герарду не грозит ничего, а Селина на глазах. Старое крыло дворца, куда поместили «госпожу Оллар», было одним из самых безопасных мест в загаженной Олларии. И самых тихих, потому что Катарина Ариго не желала никого видеть, Ракан не хотел видеть жену Оллара, а влюбленный Рокслей прятал свое сокровище от соперников.
– Даже так? – брови Марселя подскочили вверх, и в глаз тут же попала вода. Мерзость! – Ты в своих желаниях не одинок.
– Представь себе, – подтвердил Давенпорт, понукая коня, – очень хотелось...
2
– Что происходит в городе? – Первый маршал Талига смотрит на встречающего его теньента. Черный конь зло прижимает уши и долбит копытом плиты двора. Смуглые солдаты в беретах молчат и ждут. Чего?– В городе волнения, – объясняет теньент Давенпорт. Он командует ночным караулом и знает, что творится в столице, то есть ему кажется, что знает. – Они охватили Нижний город...
– Тогда почему вы в казармах?
Почему? Чарльз не знает ответа, но он слышал, как Джордж Ансел спорил с Мореном, а потом прошел к коменданту. Через десять минут полковник вернулся и скучным голосом отчитал сержанта за дурно вычищенные мушкеты. Ворота закрыли, солдат погнали на плац. Гарнизон Олларии под несмолкающие колокольные вопли отрабатывал парадные повороты. До одури, до полного отупения.
Из-за стены тянуло дымом, орали взбудораженные птицы, по синему небу ползли черные полосы. Кто-то колотил в ворота, громко и отчаянно. Колотил и кричал, а они маршировали. Потом трубачи заиграли отбой, настало время ужина, и они отправились ужинать... Килеан-ур-Ломбах аккуратно резал ножом жареное мясо и говорил о диспуте в Нохе и о новых мушкетах, Морен отвечал, Ансел хмуро слушал, что делал он сам, Чарльз не помнил. Может, даже ел...
«Почему вы в казармах?» Бесстрастное лицо, ровный голос, белые парадные перья, а перчатки черные, походные. Чарльз Давенпорт первый раз видит Кэналлийского Ворона так близко. На Первом маршале Талига парадный, с иголочки, мундир и белый плащ, из-за атласного плеча таращится встрепанный мальчишка в кирасе. Кирасы и на сопровождавших Ворона кэналлийцах, но сам герцог не унизился до забот о собственной шкуре.
– Господин комендант не счел нужным. – Килеан-ур-Ломбах – снулая рыбина, дурак, зануда, очень может быть, что подлец, но он старший. Старший, раздери его кошки! Что останется от армии, если наплевать на приказы? А что останется от совести, если выполнять все, что велят?
– Где он? – Небо за спиной Алвы отливает багровым, муторно и тревожно пахнет гарью.
– В своих апартаментах. – Господин комендант просил его не беспокоить, но говорить об этом нельзя. Это правда, но и правда бывает доносом.
– Прекрасно. – Равнодушный взгляд, ровный голос, и кто только сказал, что у южан все написано на лице? – Поднимайте людей, теньент. Приказ Первого маршала. Идемте, Ричард, поговорим с господином комендантом Олларии.
Ричард? Конечно же! Ворон взял в оруженосцы сына Эгмонта Окделла, а тот пошел. Год назад Дэвид Рокслей от этой новости чуть с моста не свалился, теперь все привыкли.
Сын мятежника растерянно вертит головой. Откуда ему знать, где комендантские апартаменты? Чарльз хочет показать, но герцог отмахивается от помощи, как от уличной собачонки.
– Я знаю дорогу, теньент. – Белые перья и черные, походные перчатки, безупречная вежливость. Крик или пощечина не унижают, унижает пренебрежение. Кто он такой, чтоб судить о других, судить и выносить приговоры?! Корнет Окделл тоже задирает голову и крутит носом. Куда ворон, туда и воробей.
– Через полчаса гарнизон должен быть готов, – велит Ворон. – Одежда – праздничная, кирасы и шлемы – боевые.
Хлопает дверь, это выскочили полковники. Оба! Кто им сказал? Караул вот он, здесь!
– Полковник Ансел, полковник Морен, прошу за мной, – Первому маршалу Талига не до младших офицеров, начальству тем более. Они уходят вчетвером, надо полагать, к Килеану.
Если б не Ансел с Мореном, Чарльз не удержался бы, ответил, и гори все закатным пламенем, но время упущено. Для слов, не для выстрела.
Давенпорт видит прямую спину маршала, захоти кто всадить в Ворона пулю, это труда не составит. Теньент трогает пистолет и думает – нет, не о том, чтоб выстрелить, а о том, что не следует поворачиваться спиной к тем, кого оскорбляешь...
– Утро, сударь, – голос Валме возвращает в дождь и дорогу. Все уже случилось и все еще случится. – Просыпайтесь, сейчас будет шадди.
– Простите, задумался. – Они с Марселем давно на «ты», но память не только будит прошлое, но и топчет настоящее.
– Думать вредно, – хмыкает недавний щеголь, придерживая коня, – здешние обитатели это, без сомнения, понимают и тратят время на более полезные вещи. Например, на беседы с мокрыми путниками.
– Закатные твари, ты о чем? – Чарльз никогда не был силен в светских беседах, а Марсель упорно изъяснялся, как салонный балбес.
– О том, что за теми ивами собралось премилое общество военного образца, – виконт Валме неторопливо расправил складки плаща, – а поскольку в здешних краях Раканов не наблюдается, остается предположить, что мы у цели.
3
– День добрый, господа, – усатый кэналлиец откинул капюшон и приложил руку к начищенной каске, – сержант Пахарильо, Вторая Южная Армия, полк рэя Бадильо. Кто вы и куда едете?– Капитан Валме, – представился Марсель, с явным одобрением разглядывая обветренную физиономию, – офицер для особых поручений при особе Первого маршала Талига Рокэ Алвы. С устным поручением к генералу Дьегаррону и Его Преосвященству Бонифацию. Мой спутник – теньент Чарльз Давенпорт. Вот наша подорожная.
Сержант честно подержал перед носом протянутые Валме бумаги, вернул владельцу и улыбнулся, обдав путников мощным чесночным духом.
– А мы вас третий день ждем. Хоть сейчас в седло.
– Ждете? – переспросил Марсель, убирая изготовленную им же подорожную в кожаный футляр. – Нас?
– Ну, кого соберано пошлет, – пояснил Пахарильо. – Только вы, правду сказать, всех обставили. Вас с севера ждали, а вы с юга заявились.
– Есть такое, – Валме многозначительно улыбнулся, как всегда, когда ничего не понимал. – И все бы ничего, да вымокли, как мыши...
– А просушиться не желаете? – Пахарильо полез за пазуху. – Если не побрезгуете.
– Шутите, сержант, – развеселился Валме, принимая фляжку, – кто ж касерой брезгует? Разве что гайифцы, ну так они и девиц не жалуют. Так, говорите, третий день? Тогда надо спешить. Вы с нами?
– Вас капрал Азулес проводит, – кэналлиец привстал в стременах и заорал: – Бласко, веде аи[15]. А нам тут еще два дня крутиться, пока подменят. Мало ли кого принесет, а в Тронко кому попало делать нечего.
– А мы когда доберемся? – только оторвавшись от фляжки и передав ее Чарльзу, Марсель понял, как хочет выпить и увидеть наконец Дьегаррона.
– К вечеру, – обрадовал Пахарильо. – Только коней бы вам сменить. Езжайте на наших запасных, а ваших мы приведем.
– Не наши они, – Марсель погладил мокрую лоснящуюся шею, – сменные, на своих бы мы еще Леворукий знает где болтались, а у вас что слыхать?
– Тихо было, – свел брови кэналлиец, – потом про дурь в Эпинэ слушок пошел. Губернатор тамошний солдат требовал, только не наше дело – чужой навоз разгребать. Бонифаций, епископ наш, так гонцу ихнему и влепил. Дескать, сам обгадился, сам и прибирай. Но дороги мы перекрыли, мало ли... Так и жили, пока от соберано курьер не прискакал. Манрик-младший армию угробил, а мятежники обнаглели и на столицу рот разинули. Тут уж не до шуток, зима не зима, а драться придется. Бласко, давай сюда Бронку с Карбоном, проводишь рэев в Тронко.
4
Снова чужие лошади, не поймешь, какие по счету, но дорога кончается. Еще немного, и они будут у Дьегаррона. В последний раз Чарльз видел кэналлийского маркиза в Гельбе. Энтони Давенпорт командовал пешими мушкетерами, Хорхе Дьегаррон – конными стрелками.Худой быстрый кэналлиец не терпел намеков и доносов, служить с ним было одно удовольствие. Тогда еще корнет Давенпорт дорого бы дал за то, чтоб остаться в Придде, но отец не счел возможным служить в одной армии с сыном. Пришлось возвращаться в столицу...
– Чарльз, – Валме придержал доставшегося ему рыжего Бронку, – кажется, мы никого не удивим, зато ты наконец узнаешь, что с Рокслеем.
– Они готовы выступить, – теньент глянул на ехавшего впереди капрала, – я иду с ними.
– И куда? – Марсель задрал голову к небу. – Я себя обманываю или облака стали пожиже?
Облака оставались прежними, и дождь никуда не делся, просто все гораздо лучше, чем казалось. Алва в Талиге и действует, так что Рокслеи с Раканами скоро будут завидовать Эгмонту, тот хотя бы удостоился дуэли.
– Вы становитесь все мечтательней, – Валме укоризненно покачал головой. – Что ж, попробую завести светскую беседу с капралом Бласко.
– Я задумался, – честно признался Чарльз. – Мой отец служил с Дьегарроном, я хотел определиться к нему, не вышло.
– Теперь выйдет, – жизнерадостно заверил Валме, – теперь у нас все выйдет.
– Ну а ты? – Давенпорт в упор взглянул на улыбающегося приятеля. – Ты куда?
– Как сказал бы милейший Пахарильо, к соберано, – наследник Валмонов церемонным жестом приподнял умученную дождями шляпу. – Я офицер для особых поручений при персоне Первого маршала, и ему от меня не отделаться.
Неунывающий виконт дал шпоры Бронке, жеребчик взвизгнул и прыгнул вперед, Давенпорт пожал плечами. «Соберано»... Всюду у них соберано, Монсеньор, маршал... Вот и он бросился не к отцу, не к старшему Савиньяку, а к Алве. Нет, обида и злость никуда не исчезли, просто стало не до них.
Накрытый по всем правилам стол, разлитое вино, круглые, удивленные глаза Фердинанда, женские вопли, торжествующие лица, такие знакомые....
– Сложите оружие, – шепчет тень короля. – Ваша присяга никому не нужна, как и ваша честь.
– Уберите шпагу и уходите, – приказывает маршал Рокслей, выигравший сражение с верившим ему сюзереном.
Подчиниться? Уйти? Остаться с победителями, друзьями, покровителями?
Теньент не может ослушаться. Теньент ничего не решает, да и решать уже нечего. Фердинанду конец, столица в руках Рокслеев. Все решено без тебя, ты ни в чем не виноват, ты ничего не изменишь...
– Именем Талига! – Чарльз спустил курок, почти не целясь, промахнуться было столь же невозможно, как и не стрелять.
Он вышел из своих казарм вопреки всем приказам мира, иначе было нельзя. Разве что застрелиться самому, но это было бы трусостью.
– Гуэн ва? – окликнул веселый голос. – Елес Бласко?
– Ектой, – откликнулся Азулес, – cон тос офисьялес. Хенераль?
– Экта айки, – из-за угла показался здоровенный нос, к которому было приделано достойное его тело. – Дор каворэ! Эктэра ун ворко
[16].
Обладатель носа исчез. Капрал завернул коня вправо.
– Генерал у себя, – пояснил он, – это близко.
5
Хорхе Дьегаррона Марсель в лицо не знал. Генерал был не из тех, кто торчит в столицах, а Валме до недавнего времени принадлежал к столь нелюбимому вояками племени придворных шаркунов. Тем не менее маркиз указал на обитые рыжим атласом кресла.– Прошу... Полагаю, вы голодны. – Выглядел кэналлиец неважно, говорили, он так до конца и не оправился от раны.
– Мы обедали, – заверил Марсель. Давенпорт молчал, надо полагать, сочинял рапорт о переводе в Южную армию.
– Значит, будете ужинать, – постановил генерал, – и я с вами, с утра ничего не ел. Виконт Валме, я третьего дня получил письмо от вашего батюшки, он о вашем приезде не упоминал.
– А он о нем и не знал, – признался Марсель, – я и сам-то не знал. Все случайно вышло. Рокэ уехал, я за ним, неподалеку от Шевр-Нуар налетел на Давенпорта, он ехал из Олларии. Мы обменялись новостями и свернули к вам.
– И правильно сделали. – Маркиз Дьегаррон откинулся на спинку кресла. Валме когда-то слышал, сколько ему лет, но как назло забыл. – Я слушаю.
– Чарльз, – встрял Марсель, – похоже, ваши новости важнее моих.
– Благодарю, сударь. – Давенпорт встал и вылез на середину комнаты. С этими военными не соскучишься. – Правильно ли я понял, что вы ждете приказа Первого маршала?
– Жду, – кивнул курчавой головой Дьегаррон, – этот приказ у вас, не так ли?
– У меня нет никакого приказа, – отчеканил теньент, отчаянно напоминая Герарда, – я покинул столицу вместе с полковником Анселом, когда Рокслеи захватили короля.
– Что вы сказали? – генерал вскочил и болезненно сморщился. Бедняга! С больной головой и узнать такую пакость. – Постойте!
Дьегаррон распахнул дверь.
– Лиопес, – голос маркиза звучал почти весело, – разыщите епископа, да поживее!
– А губернатора? – спросили из-за двери.
– Успеется. Придет Бонифаций, накрывайте на четверых. – Кэналлиец вернулся к рабочему столу, но не сел, а как-то странно, одними плечами, прислонился к стене. – Подождем святого отца, он у нас умный. Ты когда выехал?
– Пятнадцатого Ветров, – начал Чарльз, его лицо стало жестким, – то есть шестнадцатого. Пятнадцатого я убил маршала Рокслея и пробрался к полковнику Анселу. Когда начался мятеж, он заперся в казармах с резервным полком из Дорака и третью гарнизона. Я рассказал о захвате Фердинанда и предательстве Морена и Рокслеев. Отбивать город и штурмовать дворец с нашими силами было бессмысленно. Ансел принял решение уйти в Ноймаринен. Мы выступили ранним утром, нас не задерживали, по крайней мере, до Корты. Оттуда я повернул на юг.
– И встретил виконта, – внимательные черные глаза уставились на Марселя. – Что ж, сударь, теперь ваш черед, расскажите про свои похождения. О фельпской кампании я в общих чертах осведомлен.
– Тогда не буду повторяться. – За какими-то кошками Валме тоже вскочил, вот уж с кем поведешься. – Маршал Алва получил приказ оставить армию на Эмиля Савиньяка и переехать в Урготеллу. Мы переехали.
– Кто «мы»?
– Сам герцог, его порученец, ваш покорный слуга и кэналлийская охрана. Да, с нами были еще фельпцы.
– А это что еще за птицы? – маркиз прищелкнул пальцами и смутился. Иногда он казался пожилым человеком, иногда чуть ли не мальчишкой, только виски были седыми. Славный человек, жаль, расхворался не ко времени.
– Сын адмирала Джильди, он капитан галеры и наш друг. Рокэ... Маршал Алва откупил на три года «Влюбленную акулу» у Фельпа.
– Что дальше?
– Дальше? – вздохнул Валме. – Дальше мы сидели, как куры в мешке, потому что письма, которые не крал Манрик, крал Фома. Мы не получали ничего, кроме королевских приказов, Алву это бесило... Мы понимали, что в Талиге что-то не так, и готовились к войне с Бордоном.
– Только с Бордоном? – Рокэ Дьегаррону родич или нет? Наверняка какой-нибудь троюродный кузен, но по виду не скажешь. – О Гайифе речь не шла?
– Маршал говорил, – припомнил виконт, – дожи – это закуска.
– Так и есть, – кивнул генерал, – «дельфины» – дорога к «павлину». Что было потом?
Потом были отравленные лилии, маэстро Гроссфихтенбаум с его скрипками, принцессы, дождь и последний вечер, когда и слепой бы сообразил... Валме прокашлялся, лилии и принцессы маркиза не интересовали, а последняя песня... Про нее не расскажешь даже кэналлийцу.
– Двенадцатого Осенних Ветров Алва что-то узнал... – И делал вид, что все в порядке, мерзавец. – Он исчез утром вместе с галерой Джильди, даже кэналлийцев бросил.
– И вы?
– Я поехал в Талиг. – Из Тронко все его эскапады казались смешным и нелепыми, каковыми и являлись. Виконт Валме бросается на помощь кэналлийскому Ворону! Изумительный сюжет...
– Понятно, – нарочито равнодушным голосом сказал Дьегаррон. – Дороги в это время года оставляют желать много лучшего.
– В этом мире многое оставляет желать лучшего, – заявил Марсель, понимая, что совершает очередную глупость. – Генерал, мы просим нас использовать соответственно нашим способностям и умению.
– Погодите, виконт, – махнул рукой кэналлиец, – что делать со способностями Валмонов, лучше всех знают Валмоны. Карло, ты давно видел отца?
– Весной в Давенпорте.
– Поедешь к нему, но не сразу, а через Надор. Армии Талига должны стать единым целым. – Генерал потянулся было к чернильнице, но передумал. – Ничего нет глупей приказа, написанного до ужина. Капитан, Алва вам этого не говорил?
– Нет, – передернул вдруг замерзшими плечами Марсель, – он говорил, что армия войны всегда бьет армию мира...
За стеной что-то хлопнуло, потом еще раз, уже ближе. Валме оглянулся и узрел внушительного олларианского епископа с богатым наперсным знаком, но в тяжелых стоптанных сапогах. У святого отца всего было много, но особенно – бровей и чрева.
– Хляби небесные разверзлись, – возвестил клирик, – «и не смогла принять земля в лоно свое всю воду, и вышли из берегов реки...», а все потому, что низверглась на землю вода, а воды много не выпьешь.
Дьегаррон молча подошел к бюро и вытащил оттуда бутыль и четыре стакана. Бонифаций, а бровеносец мог быть только им, хитро глянул на кэналлийца и поворотился к Марселю:
– Сказано: добродетель жены проступает в лицах детей ее, а стезя воинская есть удел храбрых и сильных духом. Вижу я, наследник Валмонов сменил багрец и парчу на доспехи, а злато – на сталь.
– Самому странно, – пробормотал виконт, оторопело глядя на святого отца, – вышло так.
– Нет пути, аще не от Создателя, – поднял толстый палец пастырь, – но выбор стези жизненной, равно как и выбор супруги, есть дело благое и непринужденное. Ты не перекати-поле, а человек, и не ветер тебя катит, а сам идешь. Потому и говорю, молодец. Что привез? Когда «павлина» щипать будем?
– До «павлина» далеко, – Дьегаррон плеснул в кубки какого-то подозрительного пойла, похожего и не похожего на касеру, запахло полынью, – и до Олларии тоже. Опоздали мы, и Ро́сио тоже опоздал.
Глава 6
Ракана (б. Оллария)
399 года К.С. 20-й день Осенних Волн
1
Розовые зимние лилии пахли парфюмерной лавкой и осыпа́ли неосторожных липкой красно-коричневой пыльцой. Мерзкие цветы и утро мерзкое! Луиза Арамона с ненавистью ткнула воняющий духами веник в пузатую нухутскую вазу и, держа ее на вытянутых руках, чтоб не щеголять пятнистым носом, предстала перед утонувшей в креслах королевой, которую велено было называть «госпожой Оллар».Катарина не возражала. С приходом Ракана кошка сочла за благо превратиться в полудохлого ангела – если она не лежала в обмороке, то молилась или тряслась в лихорадке, Луиза никак не могла решить, поддельной или нет. Выглядела Катарина – краше в гроб кладут, но капитаншу не радовало даже это.
– Откуда они? – пролепетала королева, глядя на устрашающий букет.
– Из оранжерей Рокслеев. – Графский братец влюблен в тебя, как весенний заяц, и ты это прекрасно знаешь. И лилии эти знаешь, потому что Придд присылает хризантемы, а Окделл – цикламены и фуксии. Ослы!
– Я... Я благодарна. – Ее бывшее Величество соизволило коснуться пальчиком розового, как подштанники Манриков, лепестка, вздохнуть и прикрыть глазки. Приставленная к хворому агнцу Одетта Мэтьюс колыхнула ватной грудью и прогавкала:
– Какая роскошь!
– О да, – шепнула Катарина, – но мне ближе лесные и полевые цветы... От запаха лилий мне становится дурно. Милая Луиза, вас не затруднит их вынести?
Милую Луизу не затруднило. Какой бы Катарина ни была, от лилий ей и впрямь становилось худо. Можно лгать словами, глазами, губами, но зеленеть по собственному почину еще никто не выучился. Госпожа Арамона торопливо выволокла из спальни проклятущий букет, немного подумала, отправилась в небольшую комнату, превращенную в подобие приемной, и водрузила ношу на камин. Будь ее воля, женщина б шмякнула вазу с вонючками об пол, а еще лучше – об башку влюбленного капитана Личной тараканьей охраны или как его там, но приходилось брать пример с Катарины и сидеть тихо.
– Госпожа Арамона, – Луиза вздрогнула не хуже дражайшей Катари и столь же торопливо обернулась. Одетта Мэтьюс прижала палец к губам и прикрыла дверь, – госпожа Арамона, меня волнует здоровье Ее... госпожи Оллар. Она ничего не ест!
Не ест – и Леворукий с ней! Меньше, чем об аппетите Катарины Ариго, Луиза думала только о собственном. Нет, она понимала, что их с Селиной жизни зависят от того, насколько удачно немощное создание в гостиной заморочит голову нынешним хозяевам Олларии, но понимать – одно, а жалеть – другое.
Капитанша пару раз усиленно вздохнула.
– У госпожи такое слабое здоровье! Она всегда ела, как птичка.
Может, у кошки и вправду не было аппетита, но вернее всего несчастная боялась растолстеть. В страдания коровы никто не поверит, хотя коровы страдают не меньше, чем бабочки.
– Вы не знаете, – Одетта была собакой добродушной и изо всех сил опекала доверенную ей овцу, – такие приступы бывали и раньше?
Кто ж ее знает? Такой бледной Катари не была даже в Багерлее, но тогда дура еще не загнала в петлю человека, без которого умирала. И лучше б умерла! Если б не жена, Фердинанд был бы в Придде, а Рокэ – на свободе. Милой Катари не хотелось в тюрьму к Манрикам, и она удержала мужа в столице...
– В последние месяцы на долю госпожи Катарины выпало слишком много испытаний, – с достоинством произнесла Луиза, – ее разлучили с детьми, она перенесла заточение.
Как же, думает эта кукушка о детях! Ждите! Только о себе. Ну, может, еще о Рокэ, только что теперь думать? Свое дело она сделала!
– О да, – качнула щеками Одетта, – как я ее понимаю. Я и сама...
«Я и сама...» Луиза уже забыла, сколько раз слышала эту фразу. У Одетты была дочь, которую взял в жены родич Рокслеев. Теперь «малютка Джинни» была в деликатном положении, о чем мать трещала с утра до вечера. Немногочисленная свита бывшей королевы билась от Одетты в конвульсиях, но Луиза слушала безропотно. Хорошие отношения с надсмотрщиками еще никому не помешали, к тому же, пока Мэтьюс гудела об утренних рвотах, можно было думать о своем.
Будь здесь Аглая Кредон и догадайся она, что в голове у дочери, Луиза бы в очередной раз узнала, что она – вылитая мармалюка. К счастью, матери в Олларии не было. Папенька уволок любовницу и младших внуков прочь из города, так что за Жюля и Амалию капитанша не беспокоилась. Граф Креденьи был не из тех, кто попадает в ловушки и считает суаны. С Герардом тоже было все в порядке. Матери, даже самые мармалючные, всегда знают, что с их детьми. Когда семилетняя Селина по дурости Арнольда едва не утонула, Луиза это почувствовала. И когда Жюль сломал руку, а Герард провалился в колодец – тоже. Нет, Жюлю, Амалии и Герарду не грозит ничего, а Селина на глазах. Старое крыло дворца, куда поместили «госпожу Оллар», было одним из самых безопасных мест в загаженной Олларии. И самых тихих, потому что Катарина Ариго не желала никого видеть, Ракан не хотел видеть жену Оллара, а влюбленный Рокслей прятал свое сокровище от соперников.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента