Страница:
Мы не будем обсуждать древность этого верования. Как хорошо известно, в некоторых элементах малазийского шаманизма видны недавние влияния. Концепция Неба из семи стадий, например, – идея индийского происхождения. Тем не менее суть ритуала негритосского халака архаична. Ибо волшебные камни, упавшие с неба, играют важную роль в инициациях австралийских и южноамериканских целителей. И, как мы увидим позже, австралийские целители тоже рассказывают о волшебной веревке, которая позволяет им подняться в воздух и даже достичь Неба.
Владение веревкой предполагает у халака довольно широкий религиозный опыт. Этот опыт – результат "божественного избрания". Явление это слишком хорошо известно, чтобы нужно было останавливаться на нем. Всегда имеет место "призыв" со стороны сверхъестественных Существ, сопровождаемый рядом психопатологических симптомов. Для нашей темы важен тот факт, что в некоторых шаманских культах Божественное избрание открывается во сне, в котором "избранный" человек видит нить, спускающуюся с Неба. Один лепча из Мариа Баста рассказывает следующую историю: "Если во сне человек видит нить, падающую на него с Неба, он должен прочесть этот знак как приказ с Неба сделаться шаманом (Бонгтинг или Мун). Те, кто так избран, должны повиноваться и посвятить себя шаманской деятельности. Возможно, что человек увидит, как нить спускается на другого. В этом случае он должен рассказать свой сон тому человеку, который должен повиноваться призыву. Если, однако, кто-нибудь перережет нить, когда она падает на избранного человека, тот умрет внезапно".
Этот документ ясно показывает, что: (1) мистическое призвание – это результат Божественного выбора; (2) этот выбор доводится до шамана в виде нити, которая спускается с Неба и падает на его голову; (3) ниспослание нити – это перст судьбы, внезапно открывшаяся участь; (4) фактически избранный чувствует себя как бы потерявшим свою личную свободу, как заключенный, "связанный" волей другого, как человек в "оковах". Нить, падающая сверху, провозглашает, что призвание шамана решено Богами. И, как показывает вся история шаманизма, сопротивление этому Божественному решению означает смерть.
В индийских космологических и физиологических рассуждениях очень часто используются образы веревки и нити. Вкратце можно сказать, что их роль – обеспечивать единство всего живого, космического и человеческого. Эти первобытные образы одновременно помогают показать устройство Вселенной и описать особое положение человека. Образы веревки и нити – удачная догадка о том, что в дальнейшем прояснит философия: что все сущее по своей природе произведено, "спроектировано" или "соткано" высшим принципом и что все существование во времени предусматривает "соединение" или "переплетение". Однако важно провести различие между несколькими близкими темами:
1) Космические веревки (иначе говоря, ветры) соединяют Вселенную совершенно так, как дыхание соединяет и сочленяет тело человека. Тождество между дыханием (прана) и Ветрами уже указано в "Атхарваведе" (XI, 4,15). Эта нить (сутра) есть атман, и в "Брихадараньяка-упанишаде" (II, 7,1) ясно сформулирована доктрина Сутратман: "Знаешь ли ты, Капья, нить, которой этот мир и другой мир и все существа связаны вместе?.. Тот, кто знает эту нить, внутреннего правителя, тот знает Брахмана, он знает миры, он знает богов, он знает атмана, он знает все".
2) Когда в конце света веревки ветров будут перерезаны (врашчанам ватар-аджджунам), Вселенная распадется ("Майтри-упанишада", 1,4). И поскольку "воздухом, как нитью, этот мир и другой мир и все существа связаны вместе.., о мертвеце говорят, что его члены расшатаны (вьястрамсисатасьян гани), ибо именно воздух (дыхание) связывает их, как нить ("Брихадара-ньяка-упанишада", III, 7, 2).
Добавим, что подобные идеи обнаруживаются в Китае. Чжуан Цзы (III, 4) утверждает, что "древние описывают смерть как ослабление веревки, на которую Бог повесил жизнь".
3) Солнце привязывает к себе миры посредством нити. Как много раз повторяет "Шатапатха-брахмана", "Солнце связывает (самаваята) эти миры вместе нитью. Так вот, эта нить – то же самое, что ветер" (Ваю, VIII, 7, 3, 10; см, также: VII, 3, 2, 13). "Солнце – связующее звено, поскольку эти миры прикреплены к Солнцу четырьмя сторонами компаса" ("Шатапатха-брахмана ", VI, 7,11, 17). "Солнце "сетчатое", потому что сшивает вместе дни и ночи" ("Шатапатха-брахмана", IX, 4, 1, 8). Это упоминание о соединении дней и ночей тесно связано с ведическим образом двух сестер-Ночи и Зари, которые "подобно двум ткачам, трудящимся в счастливом согласии, вместе ткут тугую нить" ("Ригведа", II, 3, 6), ткут ткань Времени.
4) Солнце – Космический Ткач, коль скоро оно привязывает мир к себе нитью, и часто его сравнивают и с пауком. "Создавший эту ткань, конечно, он – сияющий над нами, ибо он движется по мирам, как по ткани" ("Шатапатха-брахмана", XIV, 2, 2, 22). Жертвенная гатха, цитируемая в "Каушитаки-брахмане" (XIX, 3), говорит о Солнце (= год) как о пауке. Несколько упанишад пользуются образом паука и его паутины, приспосабливая его в каждом случае к нужной им религиозной ориентации. Иногда с пауком сравнивают атмана, иногда – "нетленного" (акшара), иногда Бога. "Как паук выходит со своей нитью.., так из атмана исходят все дыхания, все миры, все боги, все существа ("Брихадараньяка-упанишада", II, 1, 20; ср. "Майтри-упанишида", VI, 32). "Как паук вытягивает лапки и втягивает их обратно (srjate grhnate, букв.: "вытекает и высыхает").., так все в этом мире рождается из нетленного (акшарат)" ("Мундака-упанишида", I, 1, 7). В теистической упанишаде подобной "Шветашватара", это "только Бог, который подобно пауку обвивает себя нитями, извлеченными из первобытной Материи" ("Прадхана", VI, 10).
5) Наконец, ряд постведических текстов отождествляет Космического Ткача с атманом, или Брахманом, или даже с личным богом, подобным Кришне в "Бхагавадгите". Когда в знаменитом месте из "Брихадараньяка-упанишады" (III, 6,1) гарги задает вопрос: "Яджнявалкья, если Воды – ткань, из которой ткется все, то из какой ткани сотканы сами Воды?", Яджнявалкья отвечает: "Из воздуха". Воздух, в свою очередь, объясняет Яджнявалкья, соткан из миров Неба, а они сотканы из миров Гандхарвов, а те – из миров Солнца – и так далее до миров Брахмана. "А миры Брахмана, из какой ткани сотканы они?" Яджнявалкья отказывался отвечать. "Не спрашивай так много, гарги, или у тебя голова отвалится. Ты спрашиваешь слишком много о божестве, за которым уже нечего спрашивать". Но в следующих стихах Яджнявалкья заявляет, что "внутренний правитель" (антаръянинам) является подлинной Основой Вселенной. И этот внутренний правитель – сутратман, атман, представляется в образе нити.
В "Бхагавадгите" мир "ткет" Бог. Кришна провозглашает себе Верховным Лицом, которым соткана эта Вселенная (yena sarvam odat sarvam, VIII, 22). "Все это соткано Мною" (тауа tatam idam sarvam, IX, 4). А после ослепляющей теофании "Урока XI" Арджуна восклицает: "Все – Первобытный Бог, Древний Дух.., тобой все соткано" (tvaya tatam vishvam, XI, 38).
Как можно заметить, в случае Первобытного Ткача представлена та же ситуация, как в случае Космического Паука: он соответствует либо Солнцу, либо надличному главе (атман – Брахман), либо личному Богу. Но какова бы ни была природа или форма его проявления, Создатель во всех этих контекстах – "ткач"; а это значит, что он держит прикрепленными к себе невидимыми нитями или веревками Миры и существа, которые производит (точнее, которые "извергает" из себя).
Стать и существовать во Времени, длиться – значит быть задуманным Создателем и оставаться связанным с ним нитью. Даже когда – уже во время Брахман, но особенно в период упанишад – усиленно подчеркивается необходимость "объединения" и сочленения дыхания, чтобы образовать Бессмертное Лицо, атман, всегда есть "создание"; должны быть созданы средства доступа к состоянию Надличного существа; должно быть выковано орудие, которым человек добывает бессмертие. Достойно внимания, что даже в упанишадах (где проблема совершенно иная: как описать невыразимый опыт открытия и завоевания Самости?) образ нити используется по отношению к атману. Представляется поэтому, что главные течения архаической индийской духовности питались той мощной мыслью, что все живущее, действительное, существующее (либо во Времени, либо в Безвременье) – это, по существу, хорошо слаженное и сочлененное единство. До открытия, что бытие едино, индийское мышление уяснило, что разбросанность и несвязанность равноценны небытию; что для истинного существования нужны единство и цельность. И наиболее подходящими образами для выражения всего этого были нить, паук, ткань и ткачество. Паутина прекрасно показывала возможность "объединить" пространство из Центра, связывая вместе четыре главных пункта.
Эти образы и размышления – продукт глубокого опыта. Каждый раз, как человек осознает свою истинную, экзистенциальную ситуацию, т, е, свой особый образ существования в Космосе, и принимает этот способ существования, он выражает эти решающие ощущения образами и мифами, которые потом займут привилегированное положение в духовной традиции человечества. Тщательный анализ приведет к вторичному открытию тех экзистенциальных ситуаций, которые возбудили индийский символизм нити и ткани.
Космогоническое творчество, как и сам космос, символизируются актом ткачества. В брахманах Вселенная существует, потому что все ее части в порядке, потому что пространственно-временная структура растянута в результате жертвоприношения. Но эта идея тканья Вселенной и сочленения Праджапати тайной магией жертвоприношения не очень древняя. Праджапати, который истощает и ослабляет себя, создавая Мир, богов и всех живых существ, представляет исключительную для брахман идею. Но даже для брахман Вселенную создал именно Праджапати, и жертвоприношение только продлевает его существование. Экзальтация всемогущего жертвоприношения не должна заставить нас упустить из виду тот факт, что брахманы тоже считали Космос имеющим автора.
Солнце, Боги или Брахман "ткут" Мир. Ткань же зависит от ткача. Вселенная сделана кем-то другим, и, более того, она прикреплена веревками к своему творцу. Творение не абсолютно отделено от Творца: оно прикреплено к нему Пуповиной. Это важно, потому что в таком случае Миры и существа не "свободны" и не могут быть свободными ". Они не могут двигаться по собственной воле. Нить, связывающая их с Творцом, сохраняет им жизнь, но также приводит к зависимости. "Жизнь" эквивалентна либо "тканью" тайной Силой, ткущей Вселенную, Время и Жизнь, либо прикреплению невидимой нитью к Космократору (Солнце, Брахман или личный Бог). В обоих случаях "жить" – значит принимать условия, быть в зависимости от кого-то другого. Этот "кто-то другой" может быть Богом или безличным Началом, тайным и трудно определяемым, но его присутствие чувствуется во всем мирском существовании; действительно, каждое живое существо чувствует, что оно – результат собственных действий и чего-то другого, того факта, что оно "соткано", т, е, навсегда прикреплено к собственному прошлому. Оно чувствует, что составляет "ткань", а "ткань" в определенном пункте индийских размышлений начинает считаться нерушимой – в том смысле, что "тканье" больше не прекращается смертью данной личности, а продолжается от одного существования к другому, составляя фактически причину бесчисленных переселений душ.
Вероятно, один из корней идеи кармы следует искать в размышлениях о космической ткани и структуре, образуемой постоянным рядом жертвоприношений. Мы не будем здесь разбирать проблему происхождений этой идеи. Скажем только, что оформляется она не среди религиозных людей, которые ощущают себя прикрепленными как бы нитями к личному Богу; она влияет на мышление, только когда сделано открытие, что человек – результат собственных ритуальных действий, т, е, когда он чувствует себя связанным с самим собой и привязанным к себе. Настойчивость, с которой он размышляет о том факте, что у каждого человека есть свое место в ряду мирских событий, что он образует часть ткани, что он не может уйти от собственного прошлого, – доказывает, что перед ним идея, которой уже нельзя манипулировать при помощи ритуальных решений первобытных и архаических обществ, периодически возрождающих Время (возрождение подразумевает уничтожение прошлого).
Образы нити, веревки, обязательства и ткани двусмысленны; они выражают и привилегированное положение (быть прикрепленным к Богу, относиться к космической первопричине) и жалостную, даже трагическую ситуацию (быть обусловленным, закованным, предуказанным и т, д.). В обоих случаях человек не свободен. Но в первом он живет в постоянном общении со своим Создателем, с космической первопричиной; во втором он чувствует себя узником судьбы, связанным "магией" или собственным прошлым (совокупностью своих действий).
Подобная двусмысленность может быть обнаружена в других выражениях индийского символизма обязательства, что мы обсуждали в предшествующей работе. Варуна и Вритра, а также боги смерти – "хозяева обязательств"; они связывают и парализуют живые существа, они связывают мертвых, и Вритра "запирает" Воды. В этой индийской символике рабства господствуют магические элементы: подневольный человек парализован, предан смерти. Фактически те же образы и выражения порабощения обнаруживаются в волшебстве, демонологии и мифологии смерти. Тем не менее Варуна и Индратакже развязывают и "освобождают" человеческие существа (Индра "освободил" также воды, "запертые" Вритрой во впадине горы). Иными словами, боги имеют "власть связывать и отпускать" (Матф. XVI, 19 и др.).
Другой пример: Йога – наиболее совершенное средство освободиться от рабства, составляющего человеческую участь. Йогой человек достигает абсолютной свободы. А вот само слово йога до некоторой степени означает действие "связывания"; корень yui, "соединять", образует также латинские juengere ("соединять"), jugum ("ярмо") и французское joug – "ярмо". Это станет понятно, если вспомнить, что йога – прежде всего техника достижения совершенного господства над телом, "подчинения" органов и психоментальных способностей. Дело здесь в соединении, членении и объединении деятельности органов и психоментального потока. Юкта – это объединенный человек, но он также человек в союзе с Богом.
Все эти образы – Ветров как космических веревок, воздуха, ткущего телесные органы и соединяющего их, атмана как нити, Паука, Солнца и Ткущих Богов – тесно соотносятся с другими архаическими концепциями. Например, о нити жизни, о судьбе как ткани, о богинях или феях у ткацкого станка и проч. Этот сюжет слишком обширен для разбора здесь. Все-таки поговорим немного о роли веревки и нити в магии. Оказывается, маги не только заколдовывают свои жертвы при помощи веревок и узлов; существует также поверье, что они могут взлетать в воздух или исчезать в небе, используя веревку. Многие средневековые и более поздние европейские легенды рассказывают о колдунах или ведьмах, бежавших из тюрьмы или даже с костра при помощи нити или веревки, брошенной им кем-нибудь. Эта последняя фольклорная тема странным образом напоминает индийский трюк с веревкой.
Как мы только что видели, веревка – не только образцовое средство сообщения между Небом и Землей; она также ключевой образ, применяемый в размышлениях, касающихся Космической жизни, человеческого существования и судьбы, метафизического знания (сутратман) и, расширительно, оккультных наук и волшебных сил. На уровне архаической культуры оккультные науки и магические силы всегда считают само собой разумеющимся полеты в воздухе и подъем на небо. Шаман, взбирающийся на дерево, по существу, совершает обряд подъема на Небо. И важно, что в традиционной индийской образности залезать на дерево символизирует и владение магическими силами, и метафизический гностицизм. Мы видели, что волшебник из "Суручи-джатаки" взбирается на дерево с помощью волшебной веревки, потом исчезает в тучах. Это – фольклорная тема, которую можно также найти в ученых текстах. "Панчавимша-брахмана" (XIV, 1, 12-13), например, говоря о тех, кто взбирается на верхушку великого Дерева, заявляет, что тем, кто имеет крылья – т, е, тем, кто знает, – удается полететь, а невежественные, бескрылые, падают на землю. Здесь мы опять находим последовательность: влезание на дерево, эзотерическое знание, подъем на Небо – означают в контексте индийской идеологии превосходство этого мира и освобождение. Так вот, сейчас будет видно, что та же последовательность обнаруживается среди волшебников первобытных обществ.
Было бы полезно сравнить греческую и германскую символику связывания и ткачества с этими индийскими образами и размышлениями. Мы касались этой проблемы в предшествующей работе. "Происхождения европейской мысли" Энайенза тоже содержат множество фактов и убедительный анализ этой тематики среди символов и ритуалов – родственных, но различных – о связывании, ткачестве и прядении в Греции и среди древних народов Европы. Проблема эта огромна, и мы не претендуем на разрешение всех ее сложностей. Напомним только, что образ веревки, привязывающей Космос и человека к Верховному Богу (или к Солнцу), обнаруживается также в Греции. Платон употребляет этот образ, обсуждая состояние человека и средства его совершенствования. "Не следует из божеств, божественная Ночь, скажи мне, как установить мне гордое владычество над бессмертными? Как коими усилиями все будет одно, а части отличимы? Окружи все божественным эфиром, потом помести в центре небо, беспредельную землю и море и все соззездия, которыми увенчано небо. Но когда ты окружишь все прочными узами, привязав золотую цепь к Эфиру…" (Leveque, с. 14).
Это, конечно, архаическая идея, ибо Зевс приходит за советом к Ночи, космологическому божеству. "Духовно мы близки к Ночи, какой она является в песни XIV "Илиады", где она достаточно сильна, чтобы спасти Гипноса от гнева владыки богов.., также близки к первобытной ночи Гесиодовой "Теогонии" (стих. 116 и ел.). Нет основания сомневаться в том, что эта часть "Рапсодической Теогонии" относится, возможно, даже к VI веку до н, э, если не по формальным признакам, то по "реалиям", элементам, которые в ней задействованы. Поэтому, вероятно, в орфических кругах к концу архаической эры употреблялся гомеровский образ золотей цепи как объяснение космоса" (P. Leveque, с. 15).
Платон в своем "Теэтете" отождествляет золотую цепь с солнцем. Сократ говорит юному Теэтету: "И наилучший довод из всех, который я убедительно советую, – золотая цепь Гомера, под которой он подразумевает солнце, показывая этим, что, пока солнце и небеса вращаются в своих орбитах, все человеческое и божественное существует и сохраняется, но если бы они были закованы, а их движения прекратились, то все было бы уничтожено и, как говорит пословица, перевернуто" ("Theatetus", 153, с. d.).
В "Государстве" (X, 616, b, с.), хотя ни солнце, ни золотая цепь не упоминаются, Платон употребляет похожий образ. Объясняя строение Вселенной, он говорит о "свете, который простирается сверху по небу и земле, свете, прямом, как столб, и очень похожем на радугу, но ярче и чище. Они пришли к этому свету после дня пути; и там, посреди этого света, они увидели распростершиеся от этого пункта небес концы его пределов; ибо этот свет – связь, соединяющая небеса: таким образом он держал вместе все вращающиеся сферы". (См, также: Leveque, с. 20). Так, Платон дважды употребляет образ светящейся веревки, которая связывает Вселенную и держит ее различные части в единстве. Добавим, что другие греческие авторы видели в Золотой депи планеты четыре стихии, или Аристотелев "недвижный двигатель", или heimarmene ("судьбу").
Другое толкование Золотой цепи, а именно, когда ее трактуют как духовное звено между Землей и Небом, между человеком и высшими силами, расширяет и завершает космологический символизм. Макробий в своем "Комментарии к "Сну Сципиона"" полагает, что "раз все идет в непрерывной последовательности и ухудшается, ступень за ступенью, от первой до последней степени, мудрый и думающий наблюдатель должен заключить, что от верховного божества до низшей ступени жизни все соединено и связано взаимными и навсегда нерасторжимыми узами, – такова чудесная золотая цепь, которую Гомер показывает нам в руке Бога, спускающейся на Землю со свода небесного" (1,14,15; см, также: Leveque, с. 46). Та же мысль встречается в "Комментарии" Олимпиодора к "Горгию" и в "Комментарии" Прокла к "Тимею" (Leveque, с. 47-48). В добавление не лишено интереса отметить, что для Псевдо-Дионисия Ареопагита образ Золотой цепи служил символом для молитвы. Вот что он пишет в "Божественных именах": "Поэтому постараемся подняться своими молитвами до высоты этих божественных и благодетельных лучей. Как будто бы нам предстояло ухватить бесконечно яркую цепь, висящую с середины неба и спускающуюся к нам, – постоянно стремясь стявуть ее ввиз, к себе, попеременно обеими руками. У нас создавалось бы впечатление, что мы стягиваем ее вниз, но в действительности наши усилия не могли бы сдвинуть ее, ибо она – одно целое сверху донизу, и это мы поднимались бы к высшему великолепию яркого и сияющего совершенства. Точно так же, будь мы в лодке, а нам бросили бы для спасения веревки, привязанные другим концом к скале, мы не тянули бы скалу к себе, а скорее тянули бы себя и лодку к скале" ("Божественные имена", 3,1).
Заметим, что равно как индийское философское размышление постоянно пользовалось архаическими образами веревки, нити и ткани, так теософы и греческие мыслители издавна толковали древний миф о Гомеровой золотой цепи подобным же образом. Как в Индии, хотя в другой перспективе, образ золотой веревки служил отправным пунктом и для космологических теорий, и для описания человеческого состояния. Добавим, что aurea catena Homeri продолжала питать философское размышление уже в XVIII столетии. Маленькая книжка в духе розенкрейцеров, "Aurea catena Homeri, или описание происхождения природы и природных вещей", сыграла важную роль в формировании мышления юного Гете.
Образ веревки иногда применяется для обозначения связи между духом (nous) и душой (psyche). В своем сочинении "О демоне Сократа" (22) Плутарх заявляет, что часть, "погруженная в тело, называется psyche, а неиспорченная часть называется помз"; и продолжает: nоus качается над головой, касаясь верхушки черепа; она подобна веревке, которую нужно держать и с помощью которой следует направлять низшую часть духа до тех пор, пока она повинуется и не преодолевается страстями плоти". Весьма вероятно, концепция nоus в форме веревки была развита неоплатониками из платонова описания людей как кукол богов и веревки разума. Но даже если так, то этот образ может также представлять некоторую парапсихологическую практику. В самом деле, согласно опытам д-ра X. Каррингтона и Силвана Дж. Малдуна, обсуждавшимся недавно Рэйнором С. Джонсоном, казалось бы, что некоторые человеческие существа способны чувствовать и в то же время видеть что-то вроде веревки или нити, привязывающей физическое тело к таинственному телу (называемому на псевдо-оккультном жаргоне "астральным телом"). Как излагает Рэйнор Джонсон, "Он (С. Дж. Малдун) говорит, что существует астральный кабель или веревка, связывающая головы физического и астрального тела – очень эластичная… Она осуществляет значительное натяжение или контроль до предела, колеблющегося примерно от восьми до пятнадцати футов. За этим пределом наступает чувство свободы, но веревка всегда присутствует, хотя и очень тонкая, но при этом сохраняющая прочность… Как только астральное тело сдвинулось за пределы действенности веревки.., кабель уменьшается до тонкой, нитеобразной структуры и, как можно было ожидать, поток энергии от астрального к физическому телу сильно уменьшается… Смерть физического тела, вероятно, причиняется разрывом астральной веревки". Нам нет надобности обсуждать достоверность подобных опытов. Заметим только, что, по утверждениям некоторых из наших западных современников, они чувствуют и видят эту тонкую веревку. Мир воображения и промежуточный мир сверхчувственных ощущений не менее реален, чем физический мир. Можно, конечно, возразить, что авторы, которых мы только что приводили, сознательно или бессознательно "вообразили" свои ощущения в результате чтения Плутарха или других подобных трудов.
Но это не обесценивает достоверность таких парапсихологических опытов. Ибо австралийские целители тоже говорят о веревке, чудесным образом привязанной к их телам. Со времен работ Хоуитта известно, что целители обладают волшебной веревкой, с помощью которой они, по их утверждениям, взбираются на Небо. Недавние исследования Роналда Берндта и профессора А. П. Элкина открыли сенсационные детали относительно этой волшебной веревки. Вот описание Элкина: "Во время инициации целителей в Юго-Восточной Австралии посредством заклинаний извлекают веревку из целителя. Эта веревка дает ему возможность совершать удивительные подвиги, например, испускать огонь из желудка, словно по электрической проволоке. А еще интереснее использование веревки, чтобы подниматься к небу, или на вершины деревьев, или в пространство. Во время инициационного парада, в момент подъема церемониального энтузиазма, волшебник ложится на спину под деревом, поднимает свою веревку и взбирается по ней наверх до гнезда на верхушке дерева; затем он передвигается на другие деревья и на закате солнца слезает вниз по стволу. Только мужчины видят этот подвиг, которому предшествуют и за которым следуют вращение трещотки и другие выражения эмоционального возбуждения. В описаниях этих подвигов, отмеченных Бердтом и мною, можно найти имена целителей и подробности вроде следующих: Джо Дейган, вонгейбонский волшебник, лежа на спине у подножия дерева, заставил свою веревку подняться и взобрался по ней, причем голова его была откинута назад, тело двигалось свободно, ноги были расставлены, а руки – по бокам. Достигнув цели, сорока футов вверх, он помахал руками стоявшим внизу. Вниз он спустился таким же образом, и, когда он спокойно лежал на спине, веревка вернулась в его тело".
Владение веревкой предполагает у халака довольно широкий религиозный опыт. Этот опыт – результат "божественного избрания". Явление это слишком хорошо известно, чтобы нужно было останавливаться на нем. Всегда имеет место "призыв" со стороны сверхъестественных Существ, сопровождаемый рядом психопатологических симптомов. Для нашей темы важен тот факт, что в некоторых шаманских культах Божественное избрание открывается во сне, в котором "избранный" человек видит нить, спускающуюся с Неба. Один лепча из Мариа Баста рассказывает следующую историю: "Если во сне человек видит нить, падающую на него с Неба, он должен прочесть этот знак как приказ с Неба сделаться шаманом (Бонгтинг или Мун). Те, кто так избран, должны повиноваться и посвятить себя шаманской деятельности. Возможно, что человек увидит, как нить спускается на другого. В этом случае он должен рассказать свой сон тому человеку, который должен повиноваться призыву. Если, однако, кто-нибудь перережет нить, когда она падает на избранного человека, тот умрет внезапно".
Этот документ ясно показывает, что: (1) мистическое призвание – это результат Божественного выбора; (2) этот выбор доводится до шамана в виде нити, которая спускается с Неба и падает на его голову; (3) ниспослание нити – это перст судьбы, внезапно открывшаяся участь; (4) фактически избранный чувствует себя как бы потерявшим свою личную свободу, как заключенный, "связанный" волей другого, как человек в "оковах". Нить, падающая сверху, провозглашает, что призвание шамана решено Богами. И, как показывает вся история шаманизма, сопротивление этому Божественному решению означает смерть.
В индийских космологических и физиологических рассуждениях очень часто используются образы веревки и нити. Вкратце можно сказать, что их роль – обеспечивать единство всего живого, космического и человеческого. Эти первобытные образы одновременно помогают показать устройство Вселенной и описать особое положение человека. Образы веревки и нити – удачная догадка о том, что в дальнейшем прояснит философия: что все сущее по своей природе произведено, "спроектировано" или "соткано" высшим принципом и что все существование во времени предусматривает "соединение" или "переплетение". Однако важно провести различие между несколькими близкими темами:
1) Космические веревки (иначе говоря, ветры) соединяют Вселенную совершенно так, как дыхание соединяет и сочленяет тело человека. Тождество между дыханием (прана) и Ветрами уже указано в "Атхарваведе" (XI, 4,15). Эта нить (сутра) есть атман, и в "Брихадараньяка-упанишаде" (II, 7,1) ясно сформулирована доктрина Сутратман: "Знаешь ли ты, Капья, нить, которой этот мир и другой мир и все существа связаны вместе?.. Тот, кто знает эту нить, внутреннего правителя, тот знает Брахмана, он знает миры, он знает богов, он знает атмана, он знает все".
2) Когда в конце света веревки ветров будут перерезаны (врашчанам ватар-аджджунам), Вселенная распадется ("Майтри-упанишада", 1,4). И поскольку "воздухом, как нитью, этот мир и другой мир и все существа связаны вместе.., о мертвеце говорят, что его члены расшатаны (вьястрамсисатасьян гани), ибо именно воздух (дыхание) связывает их, как нить ("Брихадара-ньяка-упанишада", III, 7, 2).
Добавим, что подобные идеи обнаруживаются в Китае. Чжуан Цзы (III, 4) утверждает, что "древние описывают смерть как ослабление веревки, на которую Бог повесил жизнь".
3) Солнце привязывает к себе миры посредством нити. Как много раз повторяет "Шатапатха-брахмана", "Солнце связывает (самаваята) эти миры вместе нитью. Так вот, эта нить – то же самое, что ветер" (Ваю, VIII, 7, 3, 10; см, также: VII, 3, 2, 13). "Солнце – связующее звено, поскольку эти миры прикреплены к Солнцу четырьмя сторонами компаса" ("Шатапатха-брахмана ", VI, 7,11, 17). "Солнце "сетчатое", потому что сшивает вместе дни и ночи" ("Шатапатха-брахмана", IX, 4, 1, 8). Это упоминание о соединении дней и ночей тесно связано с ведическим образом двух сестер-Ночи и Зари, которые "подобно двум ткачам, трудящимся в счастливом согласии, вместе ткут тугую нить" ("Ригведа", II, 3, 6), ткут ткань Времени.
4) Солнце – Космический Ткач, коль скоро оно привязывает мир к себе нитью, и часто его сравнивают и с пауком. "Создавший эту ткань, конечно, он – сияющий над нами, ибо он движется по мирам, как по ткани" ("Шатапатха-брахмана", XIV, 2, 2, 22). Жертвенная гатха, цитируемая в "Каушитаки-брахмане" (XIX, 3), говорит о Солнце (= год) как о пауке. Несколько упанишад пользуются образом паука и его паутины, приспосабливая его в каждом случае к нужной им религиозной ориентации. Иногда с пауком сравнивают атмана, иногда – "нетленного" (акшара), иногда Бога. "Как паук выходит со своей нитью.., так из атмана исходят все дыхания, все миры, все боги, все существа ("Брихадараньяка-упанишада", II, 1, 20; ср. "Майтри-упанишида", VI, 32). "Как паук вытягивает лапки и втягивает их обратно (srjate grhnate, букв.: "вытекает и высыхает").., так все в этом мире рождается из нетленного (акшарат)" ("Мундака-упанишида", I, 1, 7). В теистической упанишаде подобной "Шветашватара", это "только Бог, который подобно пауку обвивает себя нитями, извлеченными из первобытной Материи" ("Прадхана", VI, 10).
5) Наконец, ряд постведических текстов отождествляет Космического Ткача с атманом, или Брахманом, или даже с личным богом, подобным Кришне в "Бхагавадгите". Когда в знаменитом месте из "Брихадараньяка-упанишады" (III, 6,1) гарги задает вопрос: "Яджнявалкья, если Воды – ткань, из которой ткется все, то из какой ткани сотканы сами Воды?", Яджнявалкья отвечает: "Из воздуха". Воздух, в свою очередь, объясняет Яджнявалкья, соткан из миров Неба, а они сотканы из миров Гандхарвов, а те – из миров Солнца – и так далее до миров Брахмана. "А миры Брахмана, из какой ткани сотканы они?" Яджнявалкья отказывался отвечать. "Не спрашивай так много, гарги, или у тебя голова отвалится. Ты спрашиваешь слишком много о божестве, за которым уже нечего спрашивать". Но в следующих стихах Яджнявалкья заявляет, что "внутренний правитель" (антаръянинам) является подлинной Основой Вселенной. И этот внутренний правитель – сутратман, атман, представляется в образе нити.
В "Бхагавадгите" мир "ткет" Бог. Кришна провозглашает себе Верховным Лицом, которым соткана эта Вселенная (yena sarvam odat sarvam, VIII, 22). "Все это соткано Мною" (тауа tatam idam sarvam, IX, 4). А после ослепляющей теофании "Урока XI" Арджуна восклицает: "Все – Первобытный Бог, Древний Дух.., тобой все соткано" (tvaya tatam vishvam, XI, 38).
Как можно заметить, в случае Первобытного Ткача представлена та же ситуация, как в случае Космического Паука: он соответствует либо Солнцу, либо надличному главе (атман – Брахман), либо личному Богу. Но какова бы ни была природа или форма его проявления, Создатель во всех этих контекстах – "ткач"; а это значит, что он держит прикрепленными к себе невидимыми нитями или веревками Миры и существа, которые производит (точнее, которые "извергает" из себя).
Стать и существовать во Времени, длиться – значит быть задуманным Создателем и оставаться связанным с ним нитью. Даже когда – уже во время Брахман, но особенно в период упанишад – усиленно подчеркивается необходимость "объединения" и сочленения дыхания, чтобы образовать Бессмертное Лицо, атман, всегда есть "создание"; должны быть созданы средства доступа к состоянию Надличного существа; должно быть выковано орудие, которым человек добывает бессмертие. Достойно внимания, что даже в упанишадах (где проблема совершенно иная: как описать невыразимый опыт открытия и завоевания Самости?) образ нити используется по отношению к атману. Представляется поэтому, что главные течения архаической индийской духовности питались той мощной мыслью, что все живущее, действительное, существующее (либо во Времени, либо в Безвременье) – это, по существу, хорошо слаженное и сочлененное единство. До открытия, что бытие едино, индийское мышление уяснило, что разбросанность и несвязанность равноценны небытию; что для истинного существования нужны единство и цельность. И наиболее подходящими образами для выражения всего этого были нить, паук, ткань и ткачество. Паутина прекрасно показывала возможность "объединить" пространство из Центра, связывая вместе четыре главных пункта.
Эти образы и размышления – продукт глубокого опыта. Каждый раз, как человек осознает свою истинную, экзистенциальную ситуацию, т, е, свой особый образ существования в Космосе, и принимает этот способ существования, он выражает эти решающие ощущения образами и мифами, которые потом займут привилегированное положение в духовной традиции человечества. Тщательный анализ приведет к вторичному открытию тех экзистенциальных ситуаций, которые возбудили индийский символизм нити и ткани.
Космогоническое творчество, как и сам космос, символизируются актом ткачества. В брахманах Вселенная существует, потому что все ее части в порядке, потому что пространственно-временная структура растянута в результате жертвоприношения. Но эта идея тканья Вселенной и сочленения Праджапати тайной магией жертвоприношения не очень древняя. Праджапати, который истощает и ослабляет себя, создавая Мир, богов и всех живых существ, представляет исключительную для брахман идею. Но даже для брахман Вселенную создал именно Праджапати, и жертвоприношение только продлевает его существование. Экзальтация всемогущего жертвоприношения не должна заставить нас упустить из виду тот факт, что брахманы тоже считали Космос имеющим автора.
Солнце, Боги или Брахман "ткут" Мир. Ткань же зависит от ткача. Вселенная сделана кем-то другим, и, более того, она прикреплена веревками к своему творцу. Творение не абсолютно отделено от Творца: оно прикреплено к нему Пуповиной. Это важно, потому что в таком случае Миры и существа не "свободны" и не могут быть свободными ". Они не могут двигаться по собственной воле. Нить, связывающая их с Творцом, сохраняет им жизнь, но также приводит к зависимости. "Жизнь" эквивалентна либо "тканью" тайной Силой, ткущей Вселенную, Время и Жизнь, либо прикреплению невидимой нитью к Космократору (Солнце, Брахман или личный Бог). В обоих случаях "жить" – значит принимать условия, быть в зависимости от кого-то другого. Этот "кто-то другой" может быть Богом или безличным Началом, тайным и трудно определяемым, но его присутствие чувствуется во всем мирском существовании; действительно, каждое живое существо чувствует, что оно – результат собственных действий и чего-то другого, того факта, что оно "соткано", т, е, навсегда прикреплено к собственному прошлому. Оно чувствует, что составляет "ткань", а "ткань" в определенном пункте индийских размышлений начинает считаться нерушимой – в том смысле, что "тканье" больше не прекращается смертью данной личности, а продолжается от одного существования к другому, составляя фактически причину бесчисленных переселений душ.
Вероятно, один из корней идеи кармы следует искать в размышлениях о космической ткани и структуре, образуемой постоянным рядом жертвоприношений. Мы не будем здесь разбирать проблему происхождений этой идеи. Скажем только, что оформляется она не среди религиозных людей, которые ощущают себя прикрепленными как бы нитями к личному Богу; она влияет на мышление, только когда сделано открытие, что человек – результат собственных ритуальных действий, т, е, когда он чувствует себя связанным с самим собой и привязанным к себе. Настойчивость, с которой он размышляет о том факте, что у каждого человека есть свое место в ряду мирских событий, что он образует часть ткани, что он не может уйти от собственного прошлого, – доказывает, что перед ним идея, которой уже нельзя манипулировать при помощи ритуальных решений первобытных и архаических обществ, периодически возрождающих Время (возрождение подразумевает уничтожение прошлого).
Образы нити, веревки, обязательства и ткани двусмысленны; они выражают и привилегированное положение (быть прикрепленным к Богу, относиться к космической первопричине) и жалостную, даже трагическую ситуацию (быть обусловленным, закованным, предуказанным и т, д.). В обоих случаях человек не свободен. Но в первом он живет в постоянном общении со своим Создателем, с космической первопричиной; во втором он чувствует себя узником судьбы, связанным "магией" или собственным прошлым (совокупностью своих действий).
Подобная двусмысленность может быть обнаружена в других выражениях индийского символизма обязательства, что мы обсуждали в предшествующей работе. Варуна и Вритра, а также боги смерти – "хозяева обязательств"; они связывают и парализуют живые существа, они связывают мертвых, и Вритра "запирает" Воды. В этой индийской символике рабства господствуют магические элементы: подневольный человек парализован, предан смерти. Фактически те же образы и выражения порабощения обнаруживаются в волшебстве, демонологии и мифологии смерти. Тем не менее Варуна и Индратакже развязывают и "освобождают" человеческие существа (Индра "освободил" также воды, "запертые" Вритрой во впадине горы). Иными словами, боги имеют "власть связывать и отпускать" (Матф. XVI, 19 и др.).
Другой пример: Йога – наиболее совершенное средство освободиться от рабства, составляющего человеческую участь. Йогой человек достигает абсолютной свободы. А вот само слово йога до некоторой степени означает действие "связывания"; корень yui, "соединять", образует также латинские juengere ("соединять"), jugum ("ярмо") и французское joug – "ярмо". Это станет понятно, если вспомнить, что йога – прежде всего техника достижения совершенного господства над телом, "подчинения" органов и психоментальных способностей. Дело здесь в соединении, членении и объединении деятельности органов и психоментального потока. Юкта – это объединенный человек, но он также человек в союзе с Богом.
Все эти образы – Ветров как космических веревок, воздуха, ткущего телесные органы и соединяющего их, атмана как нити, Паука, Солнца и Ткущих Богов – тесно соотносятся с другими архаическими концепциями. Например, о нити жизни, о судьбе как ткани, о богинях или феях у ткацкого станка и проч. Этот сюжет слишком обширен для разбора здесь. Все-таки поговорим немного о роли веревки и нити в магии. Оказывается, маги не только заколдовывают свои жертвы при помощи веревок и узлов; существует также поверье, что они могут взлетать в воздух или исчезать в небе, используя веревку. Многие средневековые и более поздние европейские легенды рассказывают о колдунах или ведьмах, бежавших из тюрьмы или даже с костра при помощи нити или веревки, брошенной им кем-нибудь. Эта последняя фольклорная тема странным образом напоминает индийский трюк с веревкой.
Как мы только что видели, веревка – не только образцовое средство сообщения между Небом и Землей; она также ключевой образ, применяемый в размышлениях, касающихся Космической жизни, человеческого существования и судьбы, метафизического знания (сутратман) и, расширительно, оккультных наук и волшебных сил. На уровне архаической культуры оккультные науки и магические силы всегда считают само собой разумеющимся полеты в воздухе и подъем на небо. Шаман, взбирающийся на дерево, по существу, совершает обряд подъема на Небо. И важно, что в традиционной индийской образности залезать на дерево символизирует и владение магическими силами, и метафизический гностицизм. Мы видели, что волшебник из "Суручи-джатаки" взбирается на дерево с помощью волшебной веревки, потом исчезает в тучах. Это – фольклорная тема, которую можно также найти в ученых текстах. "Панчавимша-брахмана" (XIV, 1, 12-13), например, говоря о тех, кто взбирается на верхушку великого Дерева, заявляет, что тем, кто имеет крылья – т, е, тем, кто знает, – удается полететь, а невежественные, бескрылые, падают на землю. Здесь мы опять находим последовательность: влезание на дерево, эзотерическое знание, подъем на Небо – означают в контексте индийской идеологии превосходство этого мира и освобождение. Так вот, сейчас будет видно, что та же последовательность обнаруживается среди волшебников первобытных обществ.
Было бы полезно сравнить греческую и германскую символику связывания и ткачества с этими индийскими образами и размышлениями. Мы касались этой проблемы в предшествующей работе. "Происхождения европейской мысли" Энайенза тоже содержат множество фактов и убедительный анализ этой тематики среди символов и ритуалов – родственных, но различных – о связывании, ткачестве и прядении в Греции и среди древних народов Европы. Проблема эта огромна, и мы не претендуем на разрешение всех ее сложностей. Напомним только, что образ веревки, привязывающей Космос и человека к Верховному Богу (или к Солнцу), обнаруживается также в Греции. Платон употребляет этот образ, обсуждая состояние человека и средства его совершенствования. "Не следует из божеств, божественная Ночь, скажи мне, как установить мне гордое владычество над бессмертными? Как коими усилиями все будет одно, а части отличимы? Окружи все божественным эфиром, потом помести в центре небо, беспредельную землю и море и все соззездия, которыми увенчано небо. Но когда ты окружишь все прочными узами, привязав золотую цепь к Эфиру…" (Leveque, с. 14).
Это, конечно, архаическая идея, ибо Зевс приходит за советом к Ночи, космологическому божеству. "Духовно мы близки к Ночи, какой она является в песни XIV "Илиады", где она достаточно сильна, чтобы спасти Гипноса от гнева владыки богов.., также близки к первобытной ночи Гесиодовой "Теогонии" (стих. 116 и ел.). Нет основания сомневаться в том, что эта часть "Рапсодической Теогонии" относится, возможно, даже к VI веку до н, э, если не по формальным признакам, то по "реалиям", элементам, которые в ней задействованы. Поэтому, вероятно, в орфических кругах к концу архаической эры употреблялся гомеровский образ золотей цепи как объяснение космоса" (P. Leveque, с. 15).
Платон в своем "Теэтете" отождествляет золотую цепь с солнцем. Сократ говорит юному Теэтету: "И наилучший довод из всех, который я убедительно советую, – золотая цепь Гомера, под которой он подразумевает солнце, показывая этим, что, пока солнце и небеса вращаются в своих орбитах, все человеческое и божественное существует и сохраняется, но если бы они были закованы, а их движения прекратились, то все было бы уничтожено и, как говорит пословица, перевернуто" ("Theatetus", 153, с. d.).
В "Государстве" (X, 616, b, с.), хотя ни солнце, ни золотая цепь не упоминаются, Платон употребляет похожий образ. Объясняя строение Вселенной, он говорит о "свете, который простирается сверху по небу и земле, свете, прямом, как столб, и очень похожем на радугу, но ярче и чище. Они пришли к этому свету после дня пути; и там, посреди этого света, они увидели распростершиеся от этого пункта небес концы его пределов; ибо этот свет – связь, соединяющая небеса: таким образом он держал вместе все вращающиеся сферы". (См, также: Leveque, с. 20). Так, Платон дважды употребляет образ светящейся веревки, которая связывает Вселенную и держит ее различные части в единстве. Добавим, что другие греческие авторы видели в Золотой депи планеты четыре стихии, или Аристотелев "недвижный двигатель", или heimarmene ("судьбу").
Другое толкование Золотой цепи, а именно, когда ее трактуют как духовное звено между Землей и Небом, между человеком и высшими силами, расширяет и завершает космологический символизм. Макробий в своем "Комментарии к "Сну Сципиона"" полагает, что "раз все идет в непрерывной последовательности и ухудшается, ступень за ступенью, от первой до последней степени, мудрый и думающий наблюдатель должен заключить, что от верховного божества до низшей ступени жизни все соединено и связано взаимными и навсегда нерасторжимыми узами, – такова чудесная золотая цепь, которую Гомер показывает нам в руке Бога, спускающейся на Землю со свода небесного" (1,14,15; см, также: Leveque, с. 46). Та же мысль встречается в "Комментарии" Олимпиодора к "Горгию" и в "Комментарии" Прокла к "Тимею" (Leveque, с. 47-48). В добавление не лишено интереса отметить, что для Псевдо-Дионисия Ареопагита образ Золотой цепи служил символом для молитвы. Вот что он пишет в "Божественных именах": "Поэтому постараемся подняться своими молитвами до высоты этих божественных и благодетельных лучей. Как будто бы нам предстояло ухватить бесконечно яркую цепь, висящую с середины неба и спускающуюся к нам, – постоянно стремясь стявуть ее ввиз, к себе, попеременно обеими руками. У нас создавалось бы впечатление, что мы стягиваем ее вниз, но в действительности наши усилия не могли бы сдвинуть ее, ибо она – одно целое сверху донизу, и это мы поднимались бы к высшему великолепию яркого и сияющего совершенства. Точно так же, будь мы в лодке, а нам бросили бы для спасения веревки, привязанные другим концом к скале, мы не тянули бы скалу к себе, а скорее тянули бы себя и лодку к скале" ("Божественные имена", 3,1).
Заметим, что равно как индийское философское размышление постоянно пользовалось архаическими образами веревки, нити и ткани, так теософы и греческие мыслители издавна толковали древний миф о Гомеровой золотой цепи подобным же образом. Как в Индии, хотя в другой перспективе, образ золотой веревки служил отправным пунктом и для космологических теорий, и для описания человеческого состояния. Добавим, что aurea catena Homeri продолжала питать философское размышление уже в XVIII столетии. Маленькая книжка в духе розенкрейцеров, "Aurea catena Homeri, или описание происхождения природы и природных вещей", сыграла важную роль в формировании мышления юного Гете.
Образ веревки иногда применяется для обозначения связи между духом (nous) и душой (psyche). В своем сочинении "О демоне Сократа" (22) Плутарх заявляет, что часть, "погруженная в тело, называется psyche, а неиспорченная часть называется помз"; и продолжает: nоus качается над головой, касаясь верхушки черепа; она подобна веревке, которую нужно держать и с помощью которой следует направлять низшую часть духа до тех пор, пока она повинуется и не преодолевается страстями плоти". Весьма вероятно, концепция nоus в форме веревки была развита неоплатониками из платонова описания людей как кукол богов и веревки разума. Но даже если так, то этот образ может также представлять некоторую парапсихологическую практику. В самом деле, согласно опытам д-ра X. Каррингтона и Силвана Дж. Малдуна, обсуждавшимся недавно Рэйнором С. Джонсоном, казалось бы, что некоторые человеческие существа способны чувствовать и в то же время видеть что-то вроде веревки или нити, привязывающей физическое тело к таинственному телу (называемому на псевдо-оккультном жаргоне "астральным телом"). Как излагает Рэйнор Джонсон, "Он (С. Дж. Малдун) говорит, что существует астральный кабель или веревка, связывающая головы физического и астрального тела – очень эластичная… Она осуществляет значительное натяжение или контроль до предела, колеблющегося примерно от восьми до пятнадцати футов. За этим пределом наступает чувство свободы, но веревка всегда присутствует, хотя и очень тонкая, но при этом сохраняющая прочность… Как только астральное тело сдвинулось за пределы действенности веревки.., кабель уменьшается до тонкой, нитеобразной структуры и, как можно было ожидать, поток энергии от астрального к физическому телу сильно уменьшается… Смерть физического тела, вероятно, причиняется разрывом астральной веревки". Нам нет надобности обсуждать достоверность подобных опытов. Заметим только, что, по утверждениям некоторых из наших западных современников, они чувствуют и видят эту тонкую веревку. Мир воображения и промежуточный мир сверхчувственных ощущений не менее реален, чем физический мир. Можно, конечно, возразить, что авторы, которых мы только что приводили, сознательно или бессознательно "вообразили" свои ощущения в результате чтения Плутарха или других подобных трудов.
Но это не обесценивает достоверность таких парапсихологических опытов. Ибо австралийские целители тоже говорят о веревке, чудесным образом привязанной к их телам. Со времен работ Хоуитта известно, что целители обладают волшебной веревкой, с помощью которой они, по их утверждениям, взбираются на Небо. Недавние исследования Роналда Берндта и профессора А. П. Элкина открыли сенсационные детали относительно этой волшебной веревки. Вот описание Элкина: "Во время инициации целителей в Юго-Восточной Австралии посредством заклинаний извлекают веревку из целителя. Эта веревка дает ему возможность совершать удивительные подвиги, например, испускать огонь из желудка, словно по электрической проволоке. А еще интереснее использование веревки, чтобы подниматься к небу, или на вершины деревьев, или в пространство. Во время инициационного парада, в момент подъема церемониального энтузиазма, волшебник ложится на спину под деревом, поднимает свою веревку и взбирается по ней наверх до гнезда на верхушке дерева; затем он передвигается на другие деревья и на закате солнца слезает вниз по стволу. Только мужчины видят этот подвиг, которому предшествуют и за которым следуют вращение трещотки и другие выражения эмоционального возбуждения. В описаниях этих подвигов, отмеченных Бердтом и мною, можно найти имена целителей и подробности вроде следующих: Джо Дейган, вонгейбонский волшебник, лежа на спине у подножия дерева, заставил свою веревку подняться и взобрался по ней, причем голова его была откинута назад, тело двигалось свободно, ноги были расставлены, а руки – по бокам. Достигнув цели, сорока футов вверх, он помахал руками стоявшим внизу. Вниз он спустился таким же образом, и, когда он спокойно лежал на спине, веревка вернулась в его тело".