Каннингем Элейн. Хелен

   - Двести долларов - фантастическое жалованье для зазывалы.
   - Да, но платил-то я ей сам, из своего собственного кармана. Я и Каттлеру с Бергером это объяснил. Какая разница? Куда мне девать такую уйму денег, Блейк? Моя святая мамаша - мир её праху - корячилась по пятнадцать часов в день, стряпая, моя, да ещё и убирая по ночам - чтобы её сынок превратился в игрального туза. На кой черт мне столько денег? На женщин? Это не по мне. Выпивка у меня за счет фирмы. В день я выкуриваю пять-шесть сигар. На друзей? Нет их у меня. Да и желаний-то никаких не было - пока я не встретил Хелен Пиласки.
   - Она согласилась на эту работу?
   - Да, ты сам знаешь. Проработала два месяца.
   - Коль скоро мы играем начистоту, Джо, - сказал я, - ты с ней спал? Она была твоей девушкой?
   - Ну и вопросик, Блейк!
   - Я вовсе не развлекаюсь, Джо. Я пытаюсь кое-что понять.
   - А я пытаюсь понять, как тебе ответить. Нет, она не была моей девушкой. Нет. Когда я ей был нужен, я становился её собакой, её рабом кем хочешь. Не знаю, как это объяснить. По-моему, мужчина ей вообще не был нужен, но меня она порой хотела.
   - Хочешь, я пойду с тобой? - спросила она в ту ночь. Сам бы он предлагать ей это не решился. Не то, чтобы Джо было страшно; однако позднее он вполне понимал, почему Истукан боится её. Но тогда он сказал, что да, мол, хочет.
   И они отправились в его апартаменты. По дороге не обменялись ни единым словом. Хелен сразу прошла в его спальню, задумчиво посмотрела на огромную кровать, скинула сандалии и - стянула платье. Под ним не было ничего. Как была, голая, прошагала к огромному, в полный рост, зеркалу и посмотрелась.
   Затем вынула заколки и волосы рассыпались золотым каскадом по плечам.
   - Тебе нравятся мои волосы, - просто сказала она.
   И распростерлась на постели.
   Глава шестая
   Было довольно поздно. Клэр нацепила наглазники, я же лежал без сна, наблюдая, как бледно-серые пальцы рассвета царапаются в жалюзи. Клэр лежала напряженная и неподвижная, как бревно. Наконец это настолько мне надоело, что я не выдержал и взорвался.
   - Хорошо, ты меня ненавидишь. Теперь можешь спать.
   - Я не могу спать.
   - Ты слишком много пьешь. Некоторые люди, напившись, засыпают. Тебя же спиртное бодрит.
   - Иди к черту, - сказала Клэр.
   - Очень мило с твоей стороны.
   - Ты мне осточертел, - призналась Клэр. - С тех пор, как ты связался с этой дрянью, тебя не узнать. Ты просто озверел.
   - Я вовсе с ней не связался. Мне поручили её защищать.
   - Ах, какой подвиг! Может, наградить тебя за отвагу?
   - Слушай, не приставай ко мне. Поспи лучше.
   - Боже, как мне с тобой трудно, - прошептала Клэр. - То же мне, Перри Мейсон выискался. Ты же дальше собственного носа не видишь. Все в городе знают про эту сучонку - третьеразрядную шлюху...
   - Замолчи, Клэр. Враждебность из тебя так и прет.
   - И убийцу. Судья Ноутон...
   - Господи, Клэр, неужели ты будешь оплакивать судью Ноутона? Пожалуйста - рви на себе одежды и посыпай волосы пеплом. К твоему сведению, ничего у меня с Хелен Пиласки нет. Я должен защищать её на суде и согласился взяться за её дело лишь по настоянию Чарли Андерсона и Джо Апполони. Как, по-твоему, мне себя вести?
   - Брось это дело! Выйди из игры. Пусть она сдохнет. Есть ведь, кроме тебя, и другие адвокаты. - Клэр сорвала наглазники и уселась лицом ко мне. - Умоляю тебя, Блейк, сделай это ради меня.
   - Почему? - захотелось мне знать. - Почему?
   В ответ Клэр только затрясла головой и расплакалась. Я закрыл глаза. Пора и мне было поспать. Мне предстоял сложный день.
   * * *
   Я мерил шагами комнату для свиданий, нетерпеливо дожидаясь появления Хелен; когда же её привели, мои досаду и раздражение вмиг как рукой сняло. Хелен выглядела такой свеженькой и прелестной, что от одной мысли о том, что её неминуемо ждет смерть через повешение, у меня в душе заскребли кошки.
   Я должно быть, переменился в лице, потому что Хелен спросила:
   - У вас все в порядке, Блейк?
   - Наверно.
   В её голосе послышались участливые, даже заботливые нотки.
   - Не волнуйтесь из-за меня, Блейк.
   - Легко сказать, - фыркнул я. - У меня нет ни защиты, ни даже мало-мальски надежной точки опоры - ровным счетом ничего, что я мог бы противопоставить обвинению, а она говорит, чтобы я не волновался. Неужели тебе не страшно?
   - Нет.
   - Тебе безразлично, что тебя ждет смерть?
   - Ну... пожалуй, да.
   - Чушь собачья! Кто-то вбил тебе в голову, что тебя спасут от петли. Так вот, заверяю тебя...
   Мои слова умерли у меня на губах. Я уселся за стол, а Хелен села напротив, внимательно глядя на меня.
   - Что вы хотели сказать, Блейк?
   - Тебе не отвертеться, - беспомощно выдавил я. - Если ты только не одумаешься и не начнешь говорить. Дай мне хоть что-нибудь. Любую зацепку. Господи, как мне не хватает хоть какой-то зацепки.
   - Блейк, мне это безразлично.
   - Но мне не безразлично! - заорал я. - Неужели тебе это не понятно?
   Надзирательница просунула голову в дверь.
   - Что-нибудь случилось, мистер Эддиман? Вы так кричали.
   - Нет, нет. У нас все в порядке.
   - Я буду снаружи, мистер Эддиман.
   - Я знаю, спасибо. Если понадобится, я вас позову.
   Хелен встала.
   - Поговорим в другой раз, Блейк. Когда вы не будете так нервничать.
   Я молча поднялся, проводив её до двери, но в последнюю секунду спохватился.
   - Хелен?
   - Что, Блейк? - спокойно спросила она, поворачиваясь ко мне лицом.
   - Бергер сказал, что ты говорила с ним по-немецки... и очень хорошо.
   Она вскинула брови.
   - Какой Бергер?
   - Новоорлеанский головорез из "Пустынного рая".
   - Ах, да. Разумеется. Да, я что-то ему сказала.
   - Откуда ты знаешь немецкий, Хелен?
   - От дедушки. Он ведь у меня был немец.
   Она подошла к надзирательнице, и они зашагали прочь по коридору.
   * * *
   Мэри Пиласки, мать Хелен, выглядела усталой, растрепанной и неряшливой. У неё были жиденькие седые волосы и унылые голубые глаза, утопавшие в морщинках. Кожа на шее висела складками, а ноги были сплошь испещрены варикозными венами. Я бы ей дал сколько угодно лет - от пятидесяти до шестидесяти пяти. Она была из тех женщин, что к пожилому возрасту бесследно утрачивают все, чем гордились в юности. В Чикаго она служила домработницей и хозяева отпустили её на два дня. Самолетом она никогда прежде не летала.
   Первым делом, едва я её встретил, Мэри Пиласки пожаловалась:
   - Ноги у меня, знаете ли, болят. Да и в самолете я едва не умерла от страха.
   Я спросил, не хочет ли она перекусить или выпить кофе. Она согласилась, присовокупив, что не отказалась бы пропустить стаканчик. Я отвел её в бар.
   - Что вам заказать, миссис Пиласки? - спросил я, когда мы уселись за столик.
   - А вы часто летаете самолетами? - полюбопытствовала она.
   - Да.
   - Ох, и натерпелась же я, - пожаловалась она. - По-моему, Господь не зря противился тому, чтобы люди летали. Я ведь женщина набожная. Не судите обо мне по моей дочери. Мне, пожалуйста, виски с имбирной шипучкой. Только виски двойное, хорошо? Я вообще-то не пью, но очень что-то разнервничалась из-за полета.
   - Двойное виски с имбирным лимонадом, - сказал я официанту. - И бурбон со льдом.
   Она опорожнила свой стакан в два глотка, пояснив, что страшно хочет пить. Я заказал вторую порцию.
   - Вы очень добры, мистер Индимен...
   - Эддиман.
   - Да, я так и хотела сказать. А за мою обратную дорогу вы тоже заплатите?
   Я кивнул.
   - Сколько вам лет, мистер Иддимен?
   - Эддиман, - машинально поправил я. И ответил: - Тридцать семь.
   - Извините, что я спрашиваю, но я гораздо старше. В том смысле, что имею право спросить...
   - Да, разумеется, - отмахнулся я. - Можете задавать мне любые вопросы.
   - Знаете, мистер Идни.. Энди... Моей дочери следовало бы выйти замуж за вас. Может, тогда в её жизни все вышло бы иначе. Но вы уже женаты. Я это вижу.
   - Да, я женат.
   - Так я и знала. Самые лучшие, они почему-то всегда женаты.
   Допив вторую двойную порцию виски, которое мгновенно возымело на неё свое действие, миссис Пиласки расслабилась. в конце концов, не так уж часто ей выпадало сидеть в баре аэропорта города Сан-Вердо с молодым человеком, который платил за её выпивку.
   - Знаете, мистер Аддиван, - заговорила она, доверительно наклоняясь ко мне, - я бы с удовольствием заглянула в одно из этих знаменитых казино. Я, правда, никогда в азартные игры не играла, но вот посмотреть бы хотелось... Что там у них внутри. Вы не думайте, я ни о чем не прошу. Деньги у меня есть. - Она раскрыла сумочку и извлекла из неё ветхий бумажник. - Вот, здесь пятьдесят девять долларов. Я не нищенка. А, знаете, бывают ведь люди, которым ничего не стоит за один вечер просадить в казино двадцать, а то и тридцать баксов!
   Я кивнул и перешел к делу.
   - А меня, миссис Пиласки, больше всего волнует судьба вашей дочери. Вы знаете, что ей грозит?
   - Ее посадят в тюрьму?
   - Она уже в тюрьме. Ее хотят отправить на эшафот.
   - Что? - У неё отвисла челюсть.
   - Ей грозит смертная казнь, - пояснил я. - Через повешение.
   - Нет.. - миссис Пиласки криво усмехнулась, обнажив ряд неровных желтых зубов с зияющими между ними дырами. - Так только в кино бывает.
   - И в нашем штате. Вам известно, миссис Пиласки, что ваша дочь застрелила человека?
   - Я не желаю иметь с ней ничего общего! - вскричала вдруг её мать. Она проститутка!
   - Нельзя так говорить. Вы нужны вашей дочери.
   - А не кажется ли вам, что мне стоит выпить еще?
   - Может быть, после ужина?
   - Одну порцию.
   Я заказал ей виски.
   - Как, говорите, вас зовут-то? - вдруг спросила она.
   - Эддиман.
   - Ваше здоровье, мистер Эддиман.
   - Ваша дочь хорошо успевала в школе? - спросил я.
   - А?
   - В школе. Она хорошо училась?
   - Кто?
   - Ваша дочь, - терпеливо повторил я.
   - А почему, по-вашему, её оттуда выгнали, сучку эту?
   - Я имею в виду её успеваемость, - сказал я. - Оценки по разным предметам.
   - Она была безнадежна, - сказала миссис Пиласки. - Тупа, как пробка.
   - Может быть, все-таки не совсем тупа? - пытался настаивать я.
   - Сучонка бесстыжая... Послушайте, что я вам скажу, мистер Иддивен. Я это не каждому говорю, я - женщина гордая. Сейчас гордых людей мало, а я вот как раз такой человек. Но вы... вы ведь вроде врача, да?
   - Ну, не совсем...
   - В том смысле, что от вас дальше это никуда не пойдет.
   - Да, можете мне доверять, - заявил я.
   - Так вот, я не хочу, чтобы моя дочь, какой бы она ни была, оказалась на электрическом стуле. Зла я ей не желаю, нет, сэр. Но что еще? Ей было всего двенадцать, когда она позволяла парням щупать себя во всех местах за десять центов. И сама их щупала. Эх и драла же я ее! Кровища так и хлестала! Я ей говорила: прекрати, ты вырастешь дешевой блядью. И - вот видите, так и случилось! Она и стала дешевой блядью! Что делать-то?
   - Расскажите про её отца.
   - Мерзавец! Он бросил меня двадцать лет назад. Думаете, легко было растить её в одиночку? Нет, сэр. Жизнь - сложная штука, мистер Айзерман...
   Она залпом осушила очередную рюмку и, громко икнув, спросила, не закажу ли я ей пива.
   - От этой имбирной шипучки у меня жажда разыгрывается. А жажду лучше всего утолять хорошим светлым пивом, мистер Зандиберг...
   Я заказал официанту стакан пива и спросил миссис Пиласки про книги.
   - Она, должно быть, много читала? Брала в библиотеке книги...
   - Читала, как же. Одни комиксы. Журналы ещё музыкальные листала. Много читала, ха! Говорят же вам - одни комиксы. Чего от неё было ещё ожидать.
   - А ваш отец был немец? Или, может быть - отец вашего мужа?
   - Что?
   Я повторил вопрос.
   - Слушайте, дорогуша, отца своего мужа я никогда в глаза не видела. Может, у него вообще отца не было. А мой папаша был украинец, который всю жизнь покорячился на сталелитейном заводе и отдал Богу душу ещё до того, как Хелен появилась на свет.
   - Но ведь она говорит по-немецки?
   - Она-то? Гы-ы! Я лучше говорю по-китайски, чем она по-немецки. Вы что, издеваетесь надо мной? Ни хрена она по-немецки не знает. Во, врунья!
   Я встал.
   - Я хочу, чтобы вы с ней встретились, миссис Пиласки, - твердо сказал я.
   - Встречусь, - вздохнула она. - В конце концов, мать я ей или нет?
   * * *
   Я позвонил Джо Апполони и рассказал ему про Мэри Пиласки. Он взмолился, чтобы я не приводил её к нему. Он сказал, что с радостью даст ей на расходы пятьсот долларов, лишь бы только я сводил её в "Последний шанс" или в "Бриллиант".
   - Да, она, конечно, старая развалюха, - сказал я, - но ведь все-таки она - мать. Где твои сыновние чувства? Что она скажет, если узнает, что Джо Апполони наплевать на мать Хелен Пиласки?
   - Не мучай меня, Блейк. Любая мать достойна уважения.
   - Разумеется.
   - Ее наверняка окружат уважением - в тех домах, что я тебе назвал.
   - Послушай, - сказал я. - Она алкоголичка, это верно. Но она нуждается в защите. Господи, есть у тебя сердце или нет? А ещё говоришь, что любишь её дочь.
   - Ладно, пес с тобой, - вздохнул Джо Апполони. - Приводи её сюда.
   Вот так случилось, что я привез её в "Пустынный рай". Джо, оглядев её снизу вверх, недоверчиво покачал головой.
   - Ты уверен, что она - мать Хелен? - спросил он.
   - Библия порой ставит под сомнение факт отцовства, - сказал я, материнству же никто ещё вызова не бросал.
   - Ладно, не фига кичиться передо мной своим высшим образованием.
   - Это её мать.
   У матери уже давно пересохло во рту и она осведомилась, нельзя ли промочить горло. Ноги у неё болели, поэтому она уселась за стойку бара в казино. Выпила три порции виски с имбирным лимонадом, а потом попросила пива, так как во рту стало сладко. Джо вручил ей фишек на пятьсот долларов и она отправилась играть в кости, но почти сразу же поцапалась с крупье. Тогда мы отвели её за стол для игры в "блэк-джек", где Мэри Пиласки и спустила все, до последнего цента. Она выпила ещё несколько порций виски и отрубилась. Джо пришлось устраивать её на ночь в одной из своих комнат.
   - Вот, значит, какая у неё мать, - сказал он.
   - Да, - кивнул я.
   - Просто не верится.
   - Мне тоже, но она и впрямь её мать.
   * * *
   Я позволил Мэри Пиласки вволю выспаться и заехал за ней после полудня. Заказал ей обед, который она благодарно уплела. Выглядела она довольно помято, вся тряслась, глаза налились кровью.
   - Мне здесь не нравится, - пожаловалась она. - Я домой хочу.
   - Разве с вами дурно обращались?
   - Нет, все было хорошо, но просто мне здесь как-то не по себе. Все смотрят. Может, я не очень хорошо одета, но ведь я гордая. Мне не нравится, когда на меня пялятся, как на кошачьи объедки.
   - Прошу прощения, - извинился я. - Я надеялся, что вам здесь будет уютно.
   - А мне обязательно встречаться с Хелен?
   - Прошу вас.
   - Что ей от меня толку? Да и мне что от этого будет? Только вспомню, как любила её когда-то, когда она была крошкой. А потом вдруг все пошло наперекосяк. Вот у вас, мистер Индимен, есть все: молодость, работа, богатство, положение. А у меня что? Ни черта у меня нет.
   Не в силах слушать этот вздор, я поспешно расплатился, усадил её в свою машину и повез в тюрьму. По дороге меня стала бить нервная дрожь, а вот миссис Пиласки, напротив, сумела взять себя в руки, осознав, что встречи с дочерью избежать уже не удастся.
   Сидя в комнате для свиданий, мы дожидались, пока надзирательница приведет Хелен. Когда Хелен вошла, мы с её матерью поднялись ей навстречу. Хелен смотрела на нас холодно и с некоторым вызовом.
   Я переводил взгляд с неё на её мать, тщетно пытаясь следить за двумя женщинами сразу. Они не делали ни шага по направлению друг к дружке; просто стояли и смотрели.
   Мне показалось, что лицо миссис Пиласки прояснилось. Посмотрев на меня, она кинула взгляд на свою дочь, потом снова повернулась ко мне.
   - Это не моя дочь, - сказала она.
   Мое сердце екнуло.
   - Вы ошибаетесь, - сказал я.
   - В своей плоти и крови, мистер Зайденберг? Держите карман шире. Вы бы узнали свою мать? Вот я узнала бы свою дочь. Нет, молодой человек, я не ошибаюсь.
   - Посмотрите на нее! - рявкнул я. - Перед вами - Хелен Пиласки!
   - Возможно, вы и правы, но это не моя Хелен Пиласки. Я же не говорила, что моя Хелен - святая, но она никогда не пошла бы на убийство. Нет, сэр. Нет. Да, эта девушка похожа на мою дочь, но она не моя дочь.
   - Это твоя мать, Хелен? - спросил я.
   - Вы же слышали, что она сказала.
   - Она - твоя мать? - завопил я. - Да или нет?
   - Господи, Блейк, не будьте же таким занудой. Чего вы добиваетесь?
   - Ладно, - сказал я надзирательнице. - Хватит. Отведите её в камеру.
   Хелен увели, а я остался наедине с миссис Пиласки, которая выглядела очень довольной и буквально пыжилась от гордости.
   - Так я и знала. Мое материнское сердце чуяло, что Хелен - моя Хелен не способна на убийство.
   - Но эта женщина и в самом деле похожа на вашу дочь, миссис Пиласки?
   - Да, но это ничего не значит. Допустим, она похожа - и что из этого? Что это доказывает? Сотни женщин похожи на мою Хелен. Да моя Хелен скорее умерла бы, чем соорудила такую прическу, как эта лахудра. Моя Хелен и говорит иначе, и голос у неё другой, у моей Хелен. Да, сэр.
   Я повез миссис Пиласки к Чарли Андерсону. О встрече мы с ним заранее не договаривались, поэтому нам пришлось проторчать в его приемной добрых сорок минут, после чего я заставил миссис Пиласки в его присутствии повторить то, что она сказала мне.
   - Когда родилась ваша дочь, миссис Пиласки? - спросил он, глядя на копию анкеты Хелен, которую вытащил из ящика своего стола.
   - Шестнадцатого сентября 1940 года.
   - Где?
   - В Чикаго, в больнице Святого креста.
   - Есть ли у неё какие-нибудь особые приметы? Родинка, например?
   - Да, на спине такая штуковина - в виде полумесяца...
   Чарли Андерсон посмотрел на меня и задумчиво спросил:
   - Ты купил миссис Пиласки обратный билет?
   Я кивнул.
   - Вот и прекрасно. Рад был с вами познакомиться, миссис Пиласки, сказал он, учтиво улыбаясь, как истый политик. - Мистер Эддиман отвезет вас в аэропорт.
   Проводив миссис Пиласки, я вернулся к себе в контору. Поездка к Чарли Андерсону ничего не изменила. Я знал, что он скажет; знал я также и то, что встал на тропу саморазрушения - медленного, но неотвратимого, если у меня не хватит силы духа сойти с нее.
   То, что влюбился я ни в кого-то, а в Хелен Пиласки, меня тревожило, но изменить хоть что-либо я был уже не в состоянии.
   Глава седьмая
   Сидя за туалетным столиком, Клэр разглядывала меня в зеркало. Я терпеть не могу, когда она это делает, и Клэр это отлично знает, ведь у меня возникает чувство раздвоения личности, такое ощущение, будто меня рассекли на две части, ни одна из которых точно не знает - что происходит с другой. Я знал, что в эту минуту Клэр разговаривает сама с собой, репетируя слова, с которыми вот-вот обратится ко мне. Я прошел в ванную, разделся там, вернулся в спальню и уже ложился в постель, когда Клэр наконец собралась с духом.
   - Если бы ты только знал, как ты смешон, - начала она.
   - Прекрати! - оборвал я. Все, что последует за этими словами, я уже знал наизусть. - У меня нет ни малейшего желания это обсуждать.
   - Разумеется! - В следующую секунду её голос смягчился и в нем зазвучали молящие нотки. - Неужели ты не понимаешь, что у меня хватило бы мозгов понять, как ты... если бы ты просто, как и следовало от тебя ожидать, связался с нормальной женщиной?
   - Что значит - нормальной? - не выдержал я.
   - Блейк, ты сам отлично знаешь. Тебе тридцать семь лет. Половину своей жизни ты женат на мне. У тебя есть право взбрыкнуть, посмотреть на сторону. Неужто я слепая и не вижу, сколько хорошеньких женщин шныряют по Сан-Вердо? Здесь ошиваются толпы красоток, по сравнению с которыми я выгляжу дурнушкой. Я прекрасно понимаю, что и ноги у меня тонкие, и грудь слишком мала, да и веснушки по всему телу рассеяны. Что, по-твоему, я в зеркало никогда не смотрюсь? Поэтому я не стала бы тебя винить...
   - Замолчи! - поморщился я. - Нечего мне объяснять, за что ты стала или не стала бы меня обвинять. И не занимайся кишкоедством. Я тоже тебя знаю и видел тебя голой не раз и не два. Ты красивая и умная женщина...
   - Но не такая красивая и умная, как она.
   - Кто?
   - Все тебе надо разжевывать. Эта... Хелен Пиласки!
   - Господи, Клэр, ну что ты несешь? Женщина сидит в тюрьме, в ожидании суда за убийство. За убийство - понимаешь? Неужели ты не можешь вбить это в свою... башку?
   - Ты хотел сказать - в тупую башку? Скажи уж, не бойся.
   - Не кричи - детей разбудишь.
   - Ну и черт с ними!
   - Успокойся, Клэр, - взмолился я. - Возьми себя в руки.
   Несколько раз сглотнув, она медленно, с расстановкой произнесла:
   - Я ведь не одна это знаю, Блейк. Весь город только это и смакует: как Блейк Эддиман влюбился в дешевую потаскуху, развлекающуюся убийствами.
   - Не говори так!
   - Ага, проняло, - торжествующе улыбнулась Клэр, упиваясь своим достижением. - Не по нутру тебе, когда её называют дешевой потаскухой. Может, назвать её тогда - дорогой потаскухой? Как-никак, сам Джо Апполони её обхаживал. А потом - Фрэнк Каттлер. Она соблазнила его в бассейне и отымела прямо там, в раздевалке...
   - Это ложь!
   - Да, разумеется. Бессовестная ложь. Только, кроме тебя, все об этом знают.
   - А тебе кто сказал?
   - Сам Фрэнк и сказал. Время джентльменов и отважных рыцарей, защищающих дамскую честь, прошло, мой дорогой. Если, конечно, вообще было когда-нибудь. Похоже, теперь вы одерживаете победы лишь для того, чтобы похвастать о них другим женщинам. Да, это так?
   - Мне не нравится, что ты говоришь!
   - Разумеется. Я твоя жена, Блейк. Мне-то хвастать нечем. Но ты посмотри на себя. Помнишь, как старый Бриско, аризонский миллионер, скончался от сердечного приступа? Он ведь тоже тогда влюбился в эту проститутку... Спроси кого хочешь, если не веришь.
   Вот именно тогда мне и пришло в голову, что я больше не способен жить с Клэр, что нашему браку, да и в какой-то мере нам самим - настал конец.
   * * *
   Когда Хелен вошла в комнату для свиданий, я встал; я всегда вставал при её появлении. И, опять же как всегда, надзирательница поинтересовалась, не стоит ли ей остаться при нашем разговоре.
   - Нет, спасибо, - отказался я. - Я позову вас, если понадобится.
   - Она - образцовая узница, мистер Эддиман, - сказала Красотка. - И замечательная женщина.
   Она оставила нас вдвоем, и Хелен приблизилась ко мне. Она не шла, а словно парила. Свободно, легко, раскрепощенно. Лицо её светилось здоровым румянцем, словно она и не сидела взаперти в тюремной келье. Зачесанные назад волосы матово сияли. Я, должно быть, выглядел не столь бодрым и здоровым, потому что Хелен, смерив меня несколько встревоженным взглядом, спросила, спал ли я ночью.
   - Нет, в последнее время я почти лишился сна, - брякнул я, взволнованный этим мимолетным проявлением сочувствия. Ведь прежде она в лучшем случае встречала меня с холодным безразличием.
   - Зачем вы ввязались в эту историю, Блейк?
   - Я не хочу это обсуждать.
   - А теперь вам кажется, что вы меня любите.
   - Я этого не говорил.
   - Да... но это бросается в глаза. Вы изголодались по любви.
   - Я не хочу это обсуждать, Хелен, - сказал я. - Но, если вы мне и вправду хоть чуточку небезразличны, то я тем более обязан вам помочь. Допустим, что будучи закоренелым эгоистом, я думаю только о себе. Тогда с вашей смертью мир для меня перестанет существовать.
   - Блейк... О, бедный Блейк.
   - Не смей меня жалеть, черт возьми! - взорвался я. - Себя лучше пожалей. Но что мне делать? Что мне говорить в суде? Чем больше я брыкаюсь, тем быстрее иду ко дну. Я поговорил с Джо Апполони..
   - Занятная личность, - кивнула Хелен.
   - Это все, что ты можешь сказать?
   - А что мне говорить, Блейк?
   - Откройся мне! - вскричал я. - Хоть что-то расскажи. Должен же я знать, на чем стою - на зыбучих песках или в трясине? Дай мне хоть какую-то зацепку!
   - Какую, Блейк? - спокойно спросила она.
   - Взять, к примеру, твою мать. Ведь за этой жалкой и тщедушной оболочкой таятся горести и беды всего человечества...
   - Откуда вы это знаете, Блейк?
   - Что именно?
   - Что в ней таятся горести и беды всего человечества? Ведь даже участь её бедной и заброшенной дочки была этой женщине безразлична.
   - И поэтому ты от неё отказалась?
   - Блейк, выражайтесь корректнее. Я от неё вовсе не отказывалась. Вы спросили, её ли дочь перед ней стоит. Она это отрицала.
   - Но она - твоя мать?
   - Нет.
   - Нет - и все, - вздохнул я. - Только у тебя такие же отпечатки пальцев и такое же родимое пятно, как у её дочери. Но она - не твоя мать. Теперь тебе понятно, почему у меня крыша поехала? Ведь только полный безумец способен не спать ночами, думая о тебе. Вместо того, чтобы твердо сказать себе: да, это не простая проститутка, это шлюха высшего класса, которая подбирает миллионеров и вертит ими, как ей заблагорассудится.
   - Скверные слова, Блейк, - произнесла она, без особого, впрочем, гнева или упрека. - В сердце каждого мужчины есть уголок, которым он втайне ненавидит женщин. Какие же вы все лицемеры! Рассуждаете о добре и зле, правых и виноватых, хотя ровным счетом ничего не понимаете.
   - Кто ты? - гневно спросил я.
   - Хелен Пиласки.
   - Это ложь! Ты же сама это только что отрицала.
   Она пожала плечами.
   - Не знаю, как ещё вам ответить, Блейк.
   - Ты была знакома с Лемом Бриско, миллионером из Аризоны?
   - Разумеется.
   - Разумеется, - передразнил я. - Хелен, ну почему ты не хочешь рассказать мне о себе? Зачем играть в эти идиотские шарады?
   - А почему вы считаете, что я должна вам о чем-либо рассказывать, Блейк?
   - Потому что в противном случае я не смогу тебя защитить. Ты появилась в Сан-Вердо, как гром среди ясного неба. Вскружила голову куче мужчин, использовала их, а потом вышвыривала прочь, как ненужный хлам. Не считая судьи Ноутона, которого ты убила. Для разнообразия.