Канторович Лев. Кутан Торгоев

   Кутан молча кивнул. Он и виду не подал, до какой степени поразило его распоряжение коменданта. В самом деле, ему, бедному джигиту, бывшему басмачу, доверяют такое ответственное дело, как разведка. Правда, пограничники поедут с ним. Они, наверное, ни на шаг не будут отходить от него, будут следить за ним. Начальник ничего не сказал об этом, но это какая-то хитрость урусов...
   Кутан, ведя лошадь под уздцы, быстрым шагом, почти бегом, стал спускаться с перевала. Николаенко и Закс шли за ним. Остальной отряд отстал и скрылся из виду. Скалы заслонили перевал.
   Внизу Кутан сел на лошадь. Пограничники тоже вскочили в седла. Украдкой Кутан оглянулся на них. Они ехали молча, с серьезными, напряженными лицами.
   Кутану захотелось проверить, следят ли за ним. Он придержал лошадь, и когда пограничники поравнялись с ним, сказал нерешительно:
   - Один ту щель ехал, второй эту щель... Мало-мало ехал... Скоро обратно...
   Кзыл-аскеры поняли, молча повернули лошадей и галопом поскакали в ущелья, на которые показал Кутан. Он остался на тропинке. Его никто не стерег. Ему поверили! Кутан даже улыбнулся.
   Николаенко и Закс вернулись через несколько минут. Они не обнаружили ничего подозрительного. Кутан ждал на прежнем месте. Увидев их, он пустил лошадь рысью.
   Потом дозор переехал реку и шагом поднялся на невысокую сопку. За сопкой начинался подъем на перевал. На вершине лежало немного снега, но Кутан плеткой показал на серую тучу, медленно двигавшуюся по небу, и сказал:
   - Снег будет. Много снег будет.
   За перевалом была довольно большая равнина. Река текла по ней, описывая длинную дугу вокруг подножия горы. Равнина постепенно сужалась, переходила в ущелье. Дальше горы обрывались почти отвесно, сдавливая реку, заставляя ее крутиться и бурлить. Тропинка взбиралась на крутой склон. Слева высилась снежная вершина.
   Кутан ехал осторожно, сдерживая лошадь и внимательно глядя по сторонам. Он снял винтовку, и пограничники тоже держали винтовки наготове.
   Было очень тихо. Только река шумела внизу. Камень, огромный как дом, весь в трещинах, поросший мохнатым серым мхом, лежал поперек тропы. Кутан повернул, чтоб объехать его снизу, но вдруг рванул повод, осадил лошадь и спрыгнул на землю.
   - Басмач... - прошептал он, и в ту же секунду на другой стороне ущелья мелькнул белый дымок и сухо треснул выстрел. Пуля просвистела, ударила в камень и с коротким жужжанием пошла рикошетом.
   Пограничники соскочили с коней. Кутан тащил свою лошадь наверх, за камень. Лошадь скользила, мелкий щебень сыпался из-под ее ног.
   Николаенко с винтовкой наперевес, низко пригнувшись, бежал к Кутану. Закс повел лошадей ниже, в безопасное место за выступом скалы.
   - Лошадей сюда веди! - по-киргизски крикнул ему Кутан.
   Закс не понял. Он привязал лошадей к стволу низкорослой березы и напрямик, через кусты, пробрался за камень. Николаенко удобно лежал, просунув дуло винтовки в трещину, как в бойницу, сосредоточенно целился и редко стрелял. Кутан лежал рядом и стрелял часто, спешно перезаряжая. Повод своей лошади он привязал к левой руке. Лошадь стояла за камнем, переступая ногами и фыркая.
   Закс лег рядом с Кутаном.
   Басмачи перебегали в кустах по склону горы на другом берегу реки. Их было человек двадцать пять или тридцать. Они стреляли не переставая. Пули тоненько пели, щелкали по камням и срезали ветки на деревьях.
   Закс нацелился в одного из басмачей, заряжавшего ружье. Басмач был одет в черный халат и шапку, отороченную светлым мехом. Закс навел мушку чуть ниже шапки, затаил дыхание и дожал спуск. Когда рассеялся дым выстрела, басмача не было на прежнем месте. Ломая кусты, он скатился вниз под откос, упал к самой воде и лежал неподвижно, раскинув руки и неестественно подогнув голову.
   Закс долго смотрел на него. Меховая шапка, слетев с головы басмача, зацепилась за ветку и осталась висеть там.
   Мысль о том, что басмач убит, неожиданно поразила Закса. Уже несколько раз Закс участвовал в перестрелках и в стычках с басмачами, может быть ранил или убивал врагов, но никогда не знал наверное, попала ли именно его пуля. До сих пор ему всегда приходилось стрелять одновременно с другими бойцами, сразу отделением или взводом. Целясь несколько минут тому назад в маленькую, издали как игрушечную, фигурку басмача, он совершенно не думал, что, если выстрел будет удачным, басмач будет убит. И когда басмач упал, он не сразу понял, что произошло. Он не видел крови, не видел лица убитого, смерть не показалась ему страшной.
   Закс перезарядил винтовку и нацелился в другого басмача. Этот был одет в халат, распахнутый на груди и опоясанный яркой тряпкой.
   Закс выстрелил и промахнулся. Он снова нацелился и снова промазал. Привстав на колено и целясь в третий раз, он увидел, что басмач тоже поднял ружье. Раньше чем Закс успел выстрелить, сильная боль пронизала его левое плечо. Он удивленно вскрикнул и сел. Темное пятно проступило на гимнастерке и быстро растекалось неровной, расплывчатой кляксой. Закс очень испугался. Он подумал, что рука, наверное, погибла. Опасливо косясь на простреленное плечо, он осторожно пошевелил пальцами. Рука работала. Он сжал кулак и поднял руку. Даже больно было не очень сильно! Заксу стало стыдно своей слабости. Он с опаской оглянулся на товарищей, но ни Кутан, ни Николаенко ничего не видели.
   Николаенко все так же спокойно целился и стрелял. Лицо его было сосредоточенно, даже немного мрачно. Кутан торопился, стреляя, невнятно бормотал что-то и радостно вскрикивал, когда попадал.
   Трескотню выстрелов сотни раз повторяло и преувеличивало эхо, оглушительным грохотом раскатываясь в горах.
   Закс тихонько отполз пониже за камень, достал индивидуальный пакет и, положив на рану кусок марли, кое-как замотал плечо поверх гимнастерки. Когда он снова подполз на прежнее место, Николаенко обернулся.
   - Ты ранен? - испуганно крикнул он.
   Кутан перестал стрелять и тоже обернулся с испугом.
   - Так. Пустяки, - небрежно сказал Закс, целясь и не поворачивая головы.
   - Потерпи, Яшенька, ничего, - говорил Николаенко, не обращая внимания на ответ товарища. - Потерпи, милый! Наши сейчас здесь будут. Больно здорово?
   - Да нет же! Вот чудак! - усмехнулся Закс. - Ерунда сущая. Нашел, о чем говорить. - Он очень старался скрыть возбужденную дрожь в голосе, и ему казалось, что это удается.
   Кутан резко вскрикнул и пальцем указал в ту сторону, где Закс привязал лошадей. Пограничники обернулись и на секунду остолбенели от ужаса: пятеро басмачей скакали к берегу, таща в поводу их коней. Басмачи подкрались незаметно, очевидно где-то выше перейдя реку. Хуже всего было то, что на лошади Закса был привязанный к седлу мешок с патронами.
   Раньше чем пограничники успели опомниться, Кутан вскочил на свою лошадь и ринулся вниз. Он почти скатился по крутому спуску и, достигнув тропинки, отчаянным галопом поскакал к басмачам. Скорчившись на седле, в правой руке он держал винтовку и повод, а левой бил плетью лошадь.
   Басмачи достигли реки. Их лошади вошли в воду, но лошади пограничников заупрямились. Кутан догонял. Один из басмачей отстал и повернулся ему навстречу. Николаенко, стискивая зубы, с трудом сдерживая лихорадочную дрожь нацелился в него. Басмач поднял винтовку, но выстрелить не успел: пуля пробила ему грудь.
   Басмачи были на середине реки. На другом берегу из-за кустов появился басмач в распахнутом халате. Он скакал на вороном коне, размахивая маузером. Закс первым увидел его. Он выстрелил по лошади. На этот раз он не промахнулся: басмач вместе с конем рухнул на камни.
   Кутан вскинул винтовку. Его лошадь была уже в воде. Почти в упор он выстрелил в спину одному из басмачей и схватил повод лошади Закса. Басмачи удирали, бросив вторую лошадь. Кутан повернулся и погнал обратно. Он был у самого берега, когда из-за трупа вороного коня встал басмач в распахнутом халате.
   - Кутан! - крикнул он, подымая маузер.
   Пограничники видели, как Кутан обернулся и придержал лошадь.
   - Алы! - ответил он басмачу и схватился за затвор винтовки.
   Басмач выстрелил, и Кутан взмахнул рукой, как бы стараясь удержаться за что-то впереди себя. Закс охнул.
   Но лошадь вынесла Кутана. Он сидел в седле, неестественно вытянувшись, мертвенно-бледный, не выпуская из рук винтовки и поводьев. Лошади пограничников скакали за ним. Басмач в распахнутом халате целился ему вдогонку. Николаенко и Закс выстрелили одновременно.
   Басмач пошатнулся, выронил маузер, упал и пополз к кустам, волоча правую ногу.
   Кутан доскакал до камня.
   Он попытался сам слезть с лошади, но не смог и без сознания повалился на руки Заксу.
   Закс уложил его как можно удобнее внизу за камнем и осмотрел рану. Пуля навылет пробила грудь с левой стороны, чуть выше сердца.
   Закс, как умел, сделал перевязку. Николаенко один отстреливался от басмачей.
   Кутан пришел в себя. Он сказал какое-то киргизское слово и открыл глаза. Увидя Закса, наклонившегося над ним, он проговорил тихо, едва слышно:
   - Пить...
   - Яша, - крикнул Николаенко, - Закс, помоги. Они идут на наш берег, кажется.
   Закс вскочил, подполз к Николаенко и взял свою винтовку.
   Басмачи пели молитву. Они бежали к реке, некоторые ехали верхом.
   - Не стреляй, - сказал Закс, доставая гранату. - Подожди.
   - Вот теперь бы самолет, - вдруг сказал Николаенко.
   Басмачи вбежали в воду. Они тоже перестали стрелять. Верховые ехали впереди, пешие шли, держась за лошадей и высоко вверх подымая ружья.
   Закс первым кинул гранату. Она разорвалась в воде, подняв фонтан брызг. Граната Николаенко ударила в берег, и камни полетели в воздух. Потом оба схватились за винтовки и минуты три стреляли, целились, перезаряжали, снова стреляли и целились.
   Четверо басмачей, раненные или убитые, упали, и стремительное течение унесло их тела. Одной лошади осколком разорвало живот. Она сбросила всадника и поскакала назад. Вторая лошадь повалилась в воду, увлекая за собой людей, державшихся за нее.
   Басмачи повернули обратно, не пройдя и четверти реки.
   Пограничники перестали стрелять. Потные и усталые, они посмотрели друг на друга и засмеялись.
   - Живы? - спросил Николаенко.
   - Живы, я думаю, - отозвался Закс.
   - Пить... пить... - раздался глухой голос Кутана.
   - Вот что, - сказал Закс. - Я пойду за водой к речке. Только баклажку я разбил. У тебя нет? Ну, черт с ним: в шлеме ему принесу.
   Николаенко молча кивнул и начал стрелять. Басмачи ответили яростной пальбой.
   Закс соскользнул вниз и, цепляясь за кусты, быстро стал спускаться к реке. Он старался прятаться за камнями и выступами скал, но часто приходилось пробегать открытые пространства. Пули свистели у него над головой, он присаживался за каким-нибудь прикрытием и отдыхал минутку. Потом вскакивал и, не разбирая дороги, скользя и царапаясь о колючие ветки, мчался к реке.
   Добравшись до берега, он сорвал с головы шлем, зачерпнул холодную воду и бросился обратно. Наверх лезть было гораздо труднее. Он задыхался, сердце бешено колотилось, и темнело в глазах. Но он невредимым добрался до камня. Николаенко сидел в прежней позе и методически стрелял.
   Тут только Закс взглянул на шлем, который держал в левой руке, и вскрикнул: шлем был наполовину пуст; он протекал, на дне было совсем немного воды. Закс кинулся к раненому.
   - Пей, пей, джолдош... - сказал он.
   Кутан жадно прильнул к шлему. Закс смотрел, как быстро он пьет.
   - Рахмат...* Спасибо... товарищ, - прошептал Кутан и попробовал улыбнуться.
   _______________
   * Р а х м а т - спасибо.
   2
   Основной отряд остановился на получасовой привал, не доезжая маленькой сопки.
   Только когда пограничники были у подножия перевала, Андрей Андреевич услышал стрельбу. Гулкое эхо донесло грохот выстрелов. Было ясно, что бой идет по другую сторону горы, покрытой снегом. Андрей Андреевич пустил коня, пограничники понеслись за ним.
   Торопя лошадей, начали подниматься. Подъем оказался крутой. Лошади задыхались. На середине подъема Андрей Андреевич соскочил и, придерживая шашку, быстро пошел наверх. Бойцы шли за ним, тоже ведя лошадей в поводу. Пошел снег. Мокрые хлопья таяли на камнях. С каждой минутой снег шел все гуще. Поднялся ветер.
   Через сотню шагов Андрей Андреевич почувствовал, что голова начала слегка кружиться. Проклятая высота! Он обернулся назад. Никто из красноармейцев не отстал, но лица у всех были бледные и рты широко раскрыты.
   - Товарищи, стой! - крикнул Андрей Андреевич. - Сесть и отдохнуть.
   Он сел прямо на землю. Гнедой Васька мягкими, теплыми губами ткнулся ему в затылок. Бойцы тоже сели. Кони потоптались, крепче становясь на покатой горе, и опустили головы.
   За горой эхо выстрелов бахало, перекатывалось и грохотало в ущельях. Потом оглушительно ударило два взрыва. За горой шел бой.
   Один из красноармейцев, совсем молодой, вскочил.
   - Товарищ начальник!.. - тихо сказал он. - Товарищ командир!.. Не можем мы отдыхать!.. Прикажите идти!..
   - Я приказал отдыхать, и вы должны отдыхать, товарищи, - негромко ответил Андрей Андреевич. Он сидел выше всех, и бойцы снизу смотрели на него. - Вы должны отдыхать, - повторил он.
   Через несколько минут отряд двинулся дальше. Но, пока пограничники дошли до линии снега на вершине, пришлось отдыхать четыре раза.
   В снегу было еще хуже. Снегопад усилился, и снег стал таким рыхлым и глубоким, что лошади не могли идти. Сразу проваливаясь по горло, они буквально тонули в снегу.
   После нескольких попыток вытащить своего Ваську, бессильно бившего ногами и храпевшего от страха, Андрей Андреевич остановился в изнеможении. Пот градом струился по его лицу. Бойцы выбивались из сил. Густой пар поднимался над лошадьми и людьми.
   - Оставить коней! Копать снег! - крикнул Андрей Андреевич.
   Увязая в снегу, пограничники прошли вперед. Лопатками, шашками и просто руками начали рыть снег. Рыли, лихорадочно торопясь, сосредоточенно и молча.
   По узкой траншее вели коней. Андрей Андреевич шел впереди. Он работал лопаткой.
   Медленно продвигаясь, пограничники вгрызались в снег.
   Звуки выстрелов становились все громче и громче.
   3
   Трижды басмачи пытались перейти реку.
   Трижды Николаенко и Закс гранатами отгоняли их обратно. Но с каждым разом басмачи подходили все ближе и ближе. В последний раз им удалось дойти почти до берега. Они изменили тактику и в атаку шли не все. Человек десять бросились в реку, а остальные продолжали перестрелку.
   Молодой басмач в распахнутом халате, ранивший Закса и Кутана, очевидно был вожаком. Хромая, он перебегал за камнями, отдавал приказания и изредка сам стрелял.
   В короткие передышки между атаками басмачей Николаенко и Закс сидели молча, тяжело дыша и не глядя друг на друга. Они больше не смеялись. Лица их были черные от грязи и дыма, пот тонкими струйками стекал из-под взмокших шлемов.
   Пуля ободрала кожу на щеке Николаенко.
   У Закса все сильнее и сильнее болело плечо. Часто он, стиснув зубы, подавляя невольный стон, принуждал себя двигать немеющей рукой.
   Кутан начал бредить. Он метался на земле, рвал повязку и кричал что-то по-киргизски. Закс сполз с камня и подошел к нему. Кутан был страшно горячий, губы его запеклись, глаза подернулись пеленой. Ничего не видя, он смотрел прямо вверх, выкрикивал киргизские слова вперемежку с русскими ругательствами и скрипел зубами.
   Закс вытер ему лоб и рот своим мокрым шлемом.
   Кутан пришел в себя.
   - Пить... - попросил он.
   Закс приподнял его голову и поднес шлем к губам. Кутан стал сосать мокрую материю.
   - Скорее, скорее сюда!.. - крикнул Николаенко. От непомерной усталости он почти потерял голос. Хриплый крик прозвучал страшной тревогой.
   Закс подполз к нему. Басмачи все еще не стреляли, было все так же тихо. Где-то в кустах звонко чирикнула птица.
   Николаенко, протягивая руку, показывал в ту сторону, где извивалась тропинка. Закс посмотрел и вздрогнул: из-за поворота тропинки, пригибаясь за камнями, бежали басмачи. Они бежали один за другим молча, держа винтовки наготове. Они перешли реку за поворотом выше по течению и бежали к камню.
   Пограничники поняли, что это - конец. Басмачи готовились ударить одновременно с двух сторон.
   - Прощай, Яша, - прохрипел Николаенко.
   Они обнялись.
   - Ну, так уж недаром, - шепнул Закс, - подожди стрелять, пусть подойдут...
   Николаенко отполз, повернулся и готовился встретить басмачей с фланга. Закс лежал лицом к реке. Басмачи с того берега ползли к воде. Все еще было тихо.
   Первым выстрелил басмач в распахнутом халате. Он выстрелил в воздух и визгливо закричал, призывая аллаха. Крик подхватили остальные. Они стреляли на бегу, и снова ущелье наполнилось грохотом и шумом. Пограничники не отвечали.
   - Хоть бы одну гранату еще... - бормотал Николаенко, - хоть бы одну... - Гранат больше не было.
   Басмачи перешли реку. Только вожак в распахнутом халате остался на той стороне. Верхом, он кружился по берегу, кричал приказания и размахивал маузером. Басмачи лезли к камню, поднимаясь по тропинке и пробираясь через заросли кустарника.
   Пограничники не стреляли. Закс видел, как шевелятся, вздрагивают кусты. Басмачи поднимались все выше и выше.
   Слева, на тропинке, басмачи подошли совсем близко. На несколько минут они задержались, прячась за выступом скалы, потом закричали и побежали к камню.
   Николаенко выстрелил. Рослый рыжий киргиз в синем халате схватился за живот и рухнул под ноги бежавшим сзади.
   Закс тоже начал стрелять.
   Не видя друг друга, оба пограничника улыбнулись, ничего не сказав. Холодное спокойствие овладело ими. Каждый по-разному подумал об одном и том же: хорошо, что умирать приходится не в одиночку.
   К Николаенко бежало шестеро басмачей. Обойма кончилась, перезаряжать не было времени. Николаенко отбросил винтовку, вынул клинок и встал. Нетвердой походкой пешего кавалериста он пошел навстречу басмачам.
   - Ура!.. - крикнул он и в грохоте пальбы сам не услышал своего голоса.
   Но, как эхо, откуда-то сверху загремело "ура", и на склоне горы по ту сторону реки показалась цепь пограничников.
   Николаенко не видел их и не понял, в чем дело.
   Басмач, бежавший впереди всех, странно дернулся, споткнулся и сорвался в пропасть. Потом еще двое упало, убитые наповал.
   Николаенко остановился, подняв клинок и широко расставив ноги. Он никак не мог сообразить, что произошло. Басмачи бежали, стреляя куда-то в сторону. Потом Закс верхом проскакал мимо него, размахивая шашкой и крича, как безумный.
   Только тогда Николаенко увидел, как на том берегу реки, в дыму и грохоте, скакали пограничники, настигая басмачей. Впереди, на гнедом коне, несся комендант.
   Из всей шайки ушел только один басмач в распахнутом халате.
   4
   Кроме Кутана, в отряде не было проводников. Пришлось повернуть обратно.
   Из веток елей сделали носилки и прикрепили их к седлам. Кутан лежал на носилках. Он часто впадал в забытье, бредил и метался. Его приходилось привязывать. Не знали, чем кормить его, - ни мясные консервы, ни ржаные сухари, конечно, раненый есть не мог. Единственной более или менее пригодной пищей был шоколад. Шоколад растирали и смешивали с теплой водой. Весь шоколад отдали для Кутана.
   На перевалах лежало много снега, осенние ветры наметали высокие сугробы. Становилось все холоднее и холоднее. Бойцы укрывали Кутана своими тулупами и гнали лошадей. В самых трудных местах носилки снимали с седел и несли на руках. Шли целыми днями, ночевали где придется, и через шесть дней пришли в Каракол.
   Кутан умирал. Весь отряд прошел по городу и остановился у ворот больницы. Носилки сняли и пронесли в приемную. Закс, Николаенко и Андрей Андреевич шли за носилками.
   Седой старичок-врач, опасливо косясь на винтовки и шашки бойцов, на их похудевшие, обветренные лица, взволнованно протирал пенсне и слушал тихий, спокойный голос Андрея Андреевича.
   - ...Вот, доктор, я и прошу вас, - говорил комендант, - вылечить этого киргиза во что бы то ни стало. Понимаете? Но не то, чтоб он выжил, этого мало. Он мне нужен совершенно здоровым. Погодите. Я знаю очень хорошо все, что вы скажете, - вы ни за что не отвечаете, вы ни за что не ручаетесь. Но мне - поймите, доктор, - мне необходимо совершенно вылечить его. И вы добьетесь этого. Правда, доктор?
   - Хорошо, товарищ, он будет здоров, - неожиданно для самого себя, уверенно ответил врач.
   - Я так и знал, - сказал комендант, слабо улыбаясь. - Простите, доктор, мы наследили тут у вас. Если нужно что - позвоните. До свиданья.
   - Мне ничего не нужно, - буркнул доктор. - Прощайте.
   Комендант вышел, сутулясь и с трудом передвигая ноги. Бойцы пошли за ним. Проходя мимо доктора, Закс остановился и тронул старика за рукав.
   - Простите, гражданин врач, - сказал он шепотом. - Этот наш киргиз верно будет живой?
   - Я же сказал вам, милостивые государи! - сердито закричал доктор. Я же сказал вам, черт возьми совсем, что он будет жив. Понятно или нет? Я еще не видел его раны, я не знаю, может быть он ранен абсолютно смертельно, может быть он уже умер, - вам ведь все равно. Вам надо, чтоб он был живой, и больше вас ничего не интересует. Ну и оставьте меня в покое! Поняли? Оставьте меня в покое! И не шумите здесь! У меня больные! Вот-с!.. - и он с грохотом захлопнул дверь.
   Николаенко и Закс на цыпочках спускались с лестницы.
   Восемь суток старичок-доктор боролся за жизнь Кутана. Восемь суток Кутан не приходил в сознание. Но доктор победил, и на девятые сутки, поздно ночью, уходя из больницы, он сказал сиделке:
   - Ну, знаете ли, сударыня, и здоров же он. Не человек, а бык. Он будет жить...
   Через неделю Андрей Андреевич пришел навестить Кутана. Кутан хотел встать с постели. Доктор коршуном кинулся на него.
   - Лежать!.. - взвизгнул он. - Лежать, негодяй! Белесм? Понимаешь?..
   Кутан лег опять.
   - Здравствуй, товарищ комендант, - сказал он. - Старичок такой сердитый - никак вставать не дает, понимаешь.
   - Ты откуда это так по-русски выучился? - спросил Андрей Андреевич, пожимая доктору руку.
   - Старичок учил. Я мало-мало русский учил. Он мало-мало киргизча учил. Ничего старичок.
   - Ты доктору жизнью, Кутан, обязан, - сказал Андрей Андреевич.
   Доктор неопределенно хмыкнул и сердито рванул шнурок от пенсне.
   - Нет, - твердо и серьезно ответил Кутан. - Нет, товарищ. Старичок, верно, лечил азмас.* Хороший старичок. Только Кутан не потому живой.
   _______________
   * А з м а с - немного, чуть-чуть.
   - Что такое? Ничего не понимаю, - нахмурился Андрей Андреевич.
   Кутан хитро подмигнул.
   - Зачем не понимаешь, - сказал он, - хорошо понимаешь. Шоколад давал мне? Да? Шоколад очень лекарство крепкий. Шоколад Кутану жизнь давал. Шоколад Кутан ел, потому живой.
   5
   Андрей Андреевич и Амамбет наконец собрались на охоту. Но, как всегда бывает, когда собираются особенно долго, в самый последний момент, вечером, накануне дня охоты, выяснилось, что ничего не приготовлено. В час ночи сели заряжать патроны. Андрей Андреевич взвешивал и насыпал порох и дробь. Амамбет забивал пыжи.
   Джек, чувствуя близкую охоту, нервничал и не мог усидеть на месте. Пес бегал, высунув язык и виляя хвостом. То он обнюхивал ружейные чехлы, то свежесмазанные сапоги, то патронташи и прочую охотничью снасть, разбросанную по комнате. Часто он подбегал к хозяину и, тычась холодным, влажным носом, из-под руки засматривал на стол, заваленный гильзами, пыжами, дробью, будто хотел убедиться, все ли в порядке.
   За окном, в темноте, свистел ветер, и дождь барабанил в стекла.
   Андрей Андреевич молча пыхтел трубкой, и голубые клубы дыма плавали под абажуром.
   Амамбет тихонько напевал.
   - Ты знаешь, что пою, Андрей? - спросил он. - Замечательную вещь пою, понимаешь...
   Он снова начал петь. Андрей Андреевич перестал взвешивать порох и слушал, наклонив голову набок.
   - Что ж ты поешь, Амамбет?
   - "Манас" пою. Народный эпос киргизский. Слушай:
   Большой, горделивый Ургенч
   Несет валуны по теченью,
   Одетые пеной и паром,
   Грозящие тяжестью
   Мшистым ущельям,
   Могучим его берегам.
   Большой, горделивый Ургенч
   Человека любого пугает.
   Большой, горделивый Ургенч
   В ледниках бирюзовых начало берет.
   Большой, горделивый Ургенч
   Вырывает с кореньями
   Зеленые сосны и ели
   И рушит и рвет.
   Большой, горделивый Ургенч
   Все живое страшит.
   - Это очень хорошо, Амамбет, - сказал Андрей Андреевич.
   - Нет, я плохо пою. Старики поют хорошо, - с неожиданной грустью сказал Амамбет и замолчал.
   Андрей Андреевич выбил пепел из трубки и снова набил ее.
   - Слушай, Андрей, - заговорил Амамбет. - Кутан как? Поправляется?
   - Да.
   Несколько минут оба молчали.
   - Я много думал, комендант, об одном деле, - осторожно начал Амамбет, - что, если по-настоящему организовать бедняков-джигитов по аулам? Что, если вспомнить партизанское время, понимаешь? Добровольные отряды, понимаешь, как подсобную силу твоим кзыл-аскерам. Как думаешь? И пусть так и называются, - добровольные отряды...
   Андрей Андреевич встал и прошелся по комнате.
   - Ты молодец, секретарь, - сказал он весело.
   - Верно? Хорошее дело, понимаешь, - обрадовался Амамбет. - И знаешь, кому первый отряд поручить надо?
   - Знаю, - ответил Андрей Андреевич, - Кутану.
   6
   "...Таким образом, мир с Джантаем не получился. Ты уже знаешь об этом из моего донесения. Конечно, это неудача, и много труда пропало даром, но я еще не уверен, как было бы лучше.