Курсы мне ничего не дали. Но я познала пульт, научилась нажимать кнопки, освоила монтажный стол, работала режиссером детских сказок в Цветной редакции (была и такая), а по окончании ВГИКа сразу пошла в "Экран". Так, наверное, и проработала бы там до пенсии, если бы не авария...
   - В материалах уголовного дела сказано, что вам дали три года условно, и уже через полтора года освободили. А как произошла авария, как шел судебный процесс?
   - Эта мне авария...
   Женщина перебегала дорогу. Я ее не заметила. На перекрестке улиц Молодцова и Полярной я ее сбила. И поехала дальше, потому что ассистент и оператор, которые сидели в моей машине, закричали: "Не останавливайся!" Конечно, находясь в таком шоковом состоянии, я думать вообще не могла. Но тут же перегородил путь милицейский автомобиль. Потом мне говорили: "Хорошо, что ты не остановилась. Не нужно было смотреть на то, что ты сделала..."
   Был суд. От телевидения в мою защиту выступили оператор Медынский и сценарист Юрий Аграновский, который написал для меня "Мелодии универмага". Говорили очень хорошие слова. В итоге, после всех рассмотрений и заключений, дали мне условный срок и предписали выехать в Покров, во Владимирскую область. Я работала на железобетонном заводе, на точечном станке.
   - Судя по вашей фильмографии, которая фактически не прерывалась с 50-х годов, вы снимались и в этот период.
   - Да, я выезжала на съемки. Владимир Басов пригласил меня в "Нейлон 100%", а Юрий Григорьев - в картину "Письмо из юности". Никита Михалков снял в сюжете "Фитиля".
   В Покрове я нашла Дом культуры, познакомилась с одним человеком Василием Васильевичем, с которым решили снимать документальное кино. Военная часть заказала нам фильм о своей молодежи, а параллельно мы ездили по пушкинским местам, снимая дороги, избушки и станционные столбы. Правда, все эти рулоны пленки оказались невостребованными, так и валяются до сих пор в моей квартире.
   - Вас узнали? Как к вам отнеслись?
   - Нормально. Помогли даже сколотить труппу. Я поставила спектакль о войне "Трибунал" и играла в паре с местным актером-любителем Виктором Ивановичем Калиничевым. Мы изображали мужа и жену, у нас были дочки, потом пришли немцы, и мы кого-то от них прятали. Хороший получился спектакль, мы его раза четыре сыграли в Покровском клубе.
   Так что творческая жизнь била ключом. Я жила в вагончике, отмечалась раза два в неделю. На выходные приезжала в Москву. Дочери говорили, что я в командировке, ее воспитывала мама.
   - Здесь, в Москве, не было пересудов, подлостей по отношению к вам? Как вас встретили дома?
   - После судимости Союз кинематографистов меня из своих рядов исключил. Когда я вернулась, Алексей Баталов похлопотал, и меня восстановили сразу. А на телевидении - не помню - ходила я восстанавливаться или нет, но больше я там не работала. Зато оказалась в Экспериментальном театре Геннадия Юденича. И там "болтала ножками". Ввелась в спектакли "Оптимистическая трагедия" на роль матери, в "Вестсайдскую историю" - на роль какой-то бандерши. Юденич все переделал, переиначил: мы танцевали, бегали, крутились-вертелись, по четыре часа в день стояли у станка. Было безумно интересно. Я ему благодарна, ведь он "подтянул" меня после всех потрясений. Но он подолгу работал над каждой пьесой, по нескольку лет, и так измордовывал актеров, что им все надоедало. Это была настоящая дрессура. Но я бы, наверное, так и оставалась у Юденича до тех пор, пока театр не распался, если бы меня буквально не выкрал Вадим Глебович Псарев.
   - А кто такой Вадим Глебович Псарев?
   - Он был директором "Спортфильма". Еще до своего назначения на этот пост он говорил, что переманит меня в спортивное кино. Он все обо мне узнал: что у меня была авария, что я работала на заводе, а сейчас у Юденича. И нашел меня: "Ну что ты там до шестидесяти лет будешь дрыгать ногами? Приходи ко мне, и зарплата здесь лучше, и самостоятельности больше". И при этом напирал на то, что я прирожденный документалист.
   - Вам понравилось спортивное кино?
   - Очень. Там конкретные вещи. Берешь консультанта, он подробно рассказывает о своем виде спорта, ты его осваиваешь, снимаешь и затем сидишь за монтажным столом. Я снимала теннис, гимнастику, прыжки с трамплина, бокс. Запомнилась работа над фильмом "Бег ради жизни" о любительском беге. Мы объясняли, как надо бегать, как начинать в этом виде спорта, что нужно, чтобы не запороть ноги, какие дистанции полезны. Снимали марафон, который охватывал все Подмосковье. Ночевали с марафонцами в школах на матрасах. Интересно было: кто добежал, кто не добежал. Вот, например, запустили в марафон вегетарианцев, которых опекала знаменитая Стрельникова. Так они сошли с дистанции дня через два. Им надо было питаться мясом, чтобы силы укреплять, а они из-за этих экспериментов не выдержали нагрузки.
   Снимала фигуристов Пахомову с Горшковым - их произвольную программу, обязательную. Использовали растяжки, стоп-кадры, ставили на стоп-кадрах стрелочки - куда плечо, куда нога повернуты. Консультант диктовал, я записывала, делали мультипликацию. С нами работали отличные аниматоры, которые рисовали шикарно.
   А какие были операторы-моментальщики! Они четко схватывали каждое движение. Только крикнешь, они тут же нажимали на кнопку, и никаких провалов фокуса не было.
   - А я до сих пор помню ваш фильм "Обучение плаванию грудных детей". Его в начале 80-х показали в рамках телепрограммы "Здоровье", и я испытал колоссальное потрясение. Сам еще был ребенком, но когда я увидел малыша, ныряющего за игрушкой на дно бассейна, - эти кадры запомнил на всю жизнь.
   - Это мой любимый фильм. Я даже сделала дополнительную копию и сохранила у себя дома.
   - А куда эти фильмы девались?
   - Их покупали спортивные школы, различные общества. Заказов у нас очень много было, приезжали со всего Союза, покупали. Был создан огромный каталог нашей продукции.
   А в пятьдесят пять лет я ушла на пенсию. Мне хотели выбить звание "заслуженного работника культуры", ничего не получилось. Но главное - я устала, да и здоровье уже было не то.
   - Но сниматься тем не менее вы продолжали. За все годы работы кто из режиссеров или партнеров произвел на вас самые яркие впечатления?
   - Мне нравился Калатозов. Он был очень мягкий режиссер, никогда не давил на актера, не заставлял работать механически. Говорил только: "Здесь помягче, здесь полиричнее". И получалось все легко. Удивительно! Я только окончила студию, еще ничего особенно не умела, не было никаких актерских навыков, а чувствовала себя, как рыба в воде. Это особый талант Мастера. Потому и наш фильм "Летят журавли" имел такой грандиозный успех.
   А какая история у меня вышла с Пырьевым! Как говорят, "актер кладбище неиграных образов", так у меня это напрямую касается содружества с Пырьевым. И первая такая роль - Марютка в "Сорок первом". У меня было четыре кинопробы с Юрой Яковлевым, очень хорошие кинопробы. Григорий Чухрай очень хотел, чтобы играли именно мы. Он и Михаил Ильич Ромм отстаивали наши кандидатуры на большом совете "Мосфильма". А Пырьев был директором студии, и он стукнул кулаком по столу и воскликнул: "Будут играть Извицкая и Стриженов! И никаких разговоров больше!"
   Я жутко расстроилась. Набралась нахальства, пришла к Пырьеву. Он принял. "Иван Александрович, я хочу сыграть Марютку. Я ее очень люблю и очень ее чувствую!" Мне казалось, что Изольда очень рафинированная, а Марютка должна быть проще. И на этом контрасте деревенской девки и лощеного офицера может возникнуть интересный конфликт. А Пырьев мне говорит: "А я хочу играть Говоруху-Отрока". И я заткнулась.
   - И все же он вас запомнил и пригласил на одну из ролей в "Белые ночи".
   - Да, и там уж он меня дрессировал! Я играла неотесаную бабку горничную Феклу - и все басом говорила, как у Гарина в "Мандате".
   И все же с Пырьевым мне понравилось работать. Он очень своеобразный режиссер. И наш союз мог бы иметь продолжение. Он пригласил меня в картину "Братья Карамазовы", а я в то время ждала ребенка, и муж меня ни в какую не отпускал. Звонили и ассистенты, и сам Иван Александрович, но Сергей Павлович сказал, как отрезал. И все.
   - Кем был ваш третий муж?
   - Сергей Балатьев - режиссер, мы вместе закончили высшие режиссерские телекурсы, вместе попали на телевидение. Я пошла в "Экран", а он - в литературно-драматическую редакцию. Снимал спектакли, телефильмы.
   Наша дочь Ольга, спустя годы, повторила подвиг отца - категорически запретила мне сниматься в кино. В начале девяностых, когда сначала на экраны повалил поток всякой грязи, а затем настал кризис, она мне заявила: "Раз у нас больше нет кино, то и тебе нечего там делать". И стала пресекать любые попытки киношников связаться со мной.
   - Светлана Николаевна, осталось ли что-то несыгранное, недосказанное?
   - Думаю, что нет. Разве что Марютка. И еще одна роль была, которую мне хотелось сыграть. Андрей Александрович Гончаров хотел поставить в Театре сатиры пьесу О'Нила "Луна для пасынков судьбы". Там была главная героиня мощная деваха, которая вертела всей семьей. Я прочла пьесу, стала разминать роль, примерять под себя. Но Гончаров так и не поставил этот спектакль. До сих пор не знаю, почему. Вот если бы я эти две роли сыграла, вообще жалеть было бы не о чем.
   - Как я понял, вам нравились ваши героини - эти мощные девахи, мужественные тетки, никогда не обнажающие свои слабые стороны?
   - В общем, да, нравились. Самостоятельные, сильные, идущие по жизни не то чтобы напролом, но очень уверенно.
   - И тут мне вспоминается одна из последних ваших ролей - тетушка главного героя в картине "Похороны Сталина". Немолодая женщина в военной форме смело заявляет: "Надзиратель умер, и я пляшу на его могиле!"
   - В сценарии было написано: "...и она пошла в уклюжую присядку". Ольга до сих пор повторяет эту фразу в мой адрес. Она не любит автора и постановщика фильма Евгения Евтушенко, считает, что он поэт для всех эпох.
   Кстати, у меня с ним связана одна история. Давным-давно я сыграла в фильме "Неповторимая весна" про девушек, которые поехали осваивать целину. Евтушенко его посмотрел, и потом мы случайно встретились в поезде. Он пришел ко мне в купе и долго восхищался, как хорошо я там сыграла, как ему нравится моя роль, и он встречал таких девушек, на целине их полно, и я угадала их характер и т.д. Мы доехали до Москвы, где меня встречал Родя на машине, а его никто не встретил. И мы предложили довезти его до дома. Он пригласил нас домой, там нас встретила его жена Галя. Евтушенко показал свои картины, различные восточные или африканские штучки-дрючки из кости, из дерева. Подарил книжку с надписью: "Светлане и Роде на добрую память". Дал нам свой телефон и сказал: "Звоните в любое время".
   Как-то мы с мужем решили собрать компашку и позвонили ему. Мы только приехали с охоты из Астраханской области, приготовили дроф. Это была потрясающая пища - печеные в печке дрофы! Я их тушила часов шесть-семь. И вдруг слышу голос Евтушенко, который говорит, что не хочет со мной разговаривать. "И не звоните никогда больше!" Я была ошарашена. Было ужасно неприятно. И вдруг через лет двадцать он пригласил меня на роль. И мы с ним ни словом не обмолвились об этом инциденте. Что произошло? До сих пор не понимаю.
   - Вот вы говорите: "охота", "компашка"... Какой образ жизни вы вели? Какие интересы у вас были?
   - Когда мы жили с Родей Александровым, у нас было много друзей, мы часто ходили в гости, собирали вечеринки. У нас был замечательный семейный дом. И расстались мы как-то интересно. Прожили семь лет и вдруг устали друг от друга. Я говорю: "Родь, ну давай разойдемся. Если соскучимся - опять сойдемся. Когда захочется". А он отвечает: "Ну, я не знаю, захочется ли..." И спокойно разошлись. А потом и, правда, не захотелось.
   Он был очень хороший человек. Научил меня ходить на охоту, мы с ним ездили в Карелию, в Казахстан, в Волгоградскую область, ловили рыбу в Астрахани. Жизнь была насыщенная и увлекательная.
   А когда разошлись, я стала ходить в Дом кино, на фестивали, на просмотры. Одна.
   - Мне бы очень хотелось верить, что вы еще вернетесь в кино. Именно сейчас, после десяти лет кризиса, впервые со всей уверенностью заговорили, что российский кинематограф возрождается. Может, и Ольга услышит эти слова, и восстановятся ваши контакты с режиссерами.
   - Не знаю. Во всяком случае, я считаю, что свою нишу я заполнила. В звезды я никогда не рвалась. Моя ниша - эпизоды, и они мне удавались. И, действительно, простоев у меня не было. Пока Ольга не стала моим диктатором. Взяла меня за горло - и никаких съемок.
   Я безумно люблю свою дочь, и, конечно, не могу ее расстраивать. Я ей даже о наших с Вами встречах ничего не рассказываю, иначе будет жуткий скандал. А сейчас она много болеет, я за ней ухаживаю, хожу на рынки, в аптеки, выгуливаю собаку. По вечерам подрабатываю - продаю газеты. Выезжать куда-то все равно не смогла бы.
   Хотя сейчас я с удовольствием поснималась бы еще. В тех же эпизодиках. Мне кажется, я еще не потеряла навыков.