Каралис Дмитрий Николаевич. Катер

Каралис Дмитрий
Катер

   Дмитрий Каралис
   КАТЕР
   Я вернулся с практики, и отец меня обрадовал: они с дядей Жорой хотят купить большой катер, почти корабль. В субботу надо ехать смотреть -- всем вместе.
   -- Эти разъездные катера строились в Германии, и достались нам по репарации, -- сказал отец. -- Назначение их было вполне мирное, -- они служили для разъездов разного рода бригад по рекам и озерам. -- Отец стал растолковывать, что такое репарация и чем она отличается от контрибуции. Он словно читал лекцию в своем институте, и от катера мог спокойно вывернуть к русско-японской войне 1905 года.
   -- А сколько стоит катер? -- спросил я.
   -- Стоит он прилично -- три тысячи. Но поверь, сынок, он того стоит. -После двухмесячной разлуки отец почему-то стал называть меня сынком. -Дизельный движок, две каюты, ходовая рубка, отделка из ясеня и бука. Там даже душ есть! Корпус из текстолита, шпангоуты...
   -- Вы берете на двоих? По полторы тысячи?
   Отец замялся:
   -- Мать чего-то капризничает... Говорит, очередь на машину может подойти. А я говорю, что такой шанс упускать нельзя. Представляешь -- летом на Ладогу или по Свири: грибы, рыбалка, острова, шхеры, -- отец достал карту и стал прокладывать возможные маршруты. Таких сияющих глаз я у него давно не видел.
   Мама позвала нас обедать.
   -- Ну вот скажи, сынок, -- с оглядкой на мать отец налил мне "Вазисубани" не в фужер, а в рюмочку, -- ты бы хотел летом отправиться в путешествие по Свири?
   -- Не знаю, -- я сделал вид, что неравноправие в посуде меня устраивает; видели бы родители, как мы на практике пили портвейн стаканами. -- В принципе, хотел бы...
   -- Это тебя Жора подбивает, -- мать первая подняла свой фужер и чокнулась с нами. -- Ну давайте, с приездом!
   Катер стоял в яхт-клубе на Петровской косе. Дядя Жора прохаживался на ветру и, завидев нас, укоризненно посмотрел на часы.
   -- Хозяина не будет, -- сказал дядя Жора. -- Катер покажет его знакомый яхтсмен.
   -- Какая нам разница, -- сказал отец, поглубже насаживая шляпу, поднимая воротник пальто и доставая из карманов перчатки. -- Ну и ветерок тут. Он нас прокатит?
   -- Говорит, что прокатит.
   Мы постучали в запертый изнутри сарай, и дверь, лязгнув, приоткрылась.
   -- Мы пришли катер смотреть, -- сказал в полумрак дядя Жора. -- У вас найдется для нас время?
   -- Время есть понятие относительное, -- ответил из-за дверей не совсем трезвый мужской голос. -- И в тоже время категория вечная. Я доходчиво излагаю? -- за дверью загремело, словно уронили корыто.
   -- Вполне, -- сказал дядя Жора, дождавшись тишины. -- И я бы добавил: сугубо относительное!
   -- Буду готов через пять минут, -- пообещал голос.
   -- Пьяный! -- шепотом сказала мама.
   -- Что ты хочешь, тут такой колотун, -- сказал отец, отходя от сарая. -- Трезвенник и язвенник выпьет.
   -- Вот-вот, -- кивнула мама. -- Этого я и боюсь...
   Отец покрутил головой, давая понять, что не понимает, за кого она боится: уж не за него ли?
   Яхтсменом оказался прихрамывающий человек с неряшливой бородой, заплывшим глазом и истертой палкой с резиновым набалдашником. Он навесил скрюченными пальцами замок и, недовольно глянув на маму, буркнул: "Пошли..."
   Катер стоял в узкой протоке и напоминал крейсер на параде в окружениигрязноватых буксиров.
   -- Вот этот? -- восхищенно спросил отец.
   -- Это он и есть, что ли? -- скептически сказал дядя Жора. Я видел, что катер емунравится, но он старается не подавать виду. Возможно, хочет сбить цену.
   -- А как он называется? -- мать взяла отца под руку. -- Имя у него есть?
   -- Стойте здесь, а еще лучше идите туда, -- сказал яхтсмен, не удоставивая маму ответом и показывая палкой за здание яхт-клуба. -- Второй причал. Я подойду туда.
   -- Может, вампомочь? -- спросил папа.
   -- Не надо. Спички лучше дайте.
   -- Там что, дрова? -- шепотом спросила мама. -- Это пароход?
   Я помотал головой: "Дизель! Мотор такой.Двигатель".
   Мы стояли на дощатом причале, под ногами задумчиво струилась Нева, и на правом берегу блестели на солнце прожекторные мачты Кировского стадиона и желтели деревья в Парке победы. За ними я разглядел мачту парашютной вышки с точками людей на верхней площадке. Вышка работала -- белый купол, натянутый на обруч, плавно скользил вверх за очередным счастливцем.
   Дядя Жора ходил по доскам и нервно курил папиросу. Отец держал мать под руку и советовал ей смотреть не в щели досок, а на невский простор, на чаек или на подъемный кран, который тянул на берег легкий катер явно с претензией на звание разъездного: маленькая рубка с ветровым стеклом, штурвал, мачта и бронзовая завитушка винта под кормой.
   Наш белый катер, вырезая пенистую дугу, с мягким урчанием подкрался к пирсу и дал задний ход.
   -- Обрати внимание, Жора, он прошел по траектории вопросительного знака, -- крикнул отец, оборачиваясь к брату. -- А, как тебе это нравится?
   -- Надо брать, -- кивнул дядя Жора. -- Какие, к черту, вопросы.
   Катер терся автомобильными покрышками о брус причала, удерживаясь против течения, и бородач, открыв дверь рубки, махнул нам рукой и показал на сходни, которые следовало положить, если мы побоимся шагнуть через расползающуюся щелку.
   Я скакнул на палубу и подал дяде Жоре крепкую доску с наколоченными планками. Взяв мать за руки, словно они водили хоровод, отец с дядей Жорой завели ее на борт. Мы поднялись в просторную рубку, и катер, взревев двигателем, упруго пошел против течения -- на этот раз плавной дугой, распрямляяпрежний вопросительный знак.
   -- Объясняю, -- сказал бородач-яхтсмен, накручивая маленькое симпатичное колесо штурвала. Он насупленно сидел в вертящемся кресле с низкой спинкой и подлокотниками. -- Длина пятнадцать метров, шесть спальных мест, дизель -- сто лошадей, топливные баки -- пятьсот литров, крейсерская скорость двенадцать узлов... Там есть откидное сидение -- посадите даму.
   -- Элечка, садись, -- дядя Жора откинул мягкоесидение на задней стенке рубки, и мать села, скинув с головы платок и расстегивая пальто.
   Катер плавно сменил курс, нас подхватило течение, и мы увидели распахнутую горловину залива.
   Яхтсмен приподнял деревянную лаковую крышку:
   -- Здесь ящики для лоций и навигационных карт. Здесь, -- его вытянутая рука указала на шкафчик, и я различил прячущуюся под рукавом татуировку: "Не забуду..." -- навигационные приборы -- компас, бинокль, секстант. Это приборы двигателя -- он пощелкал грязными ногтями по красивой панели. Сейчас выйдем в залив и спускайтесь вниз, смотрите...
   -- А какова осадка и дедвейт? -- спросил дядя Жора, стоя за спиной рулевого и подмигивая мне: мы, дескать, тоже, корабелы.
   -- Осадка в грузу около метра, -- проговорил рулевой, вглядываясь в серую даль. -- Дедвейт у грузовых, а у нас пассажирское. Правильнее говорить о водоизмещении. -- Он помолчал. -- Десять тонн... -- На его правой руке я разглядел еще одну татуировку,похожую на картинку с пачки папирос "Север" -восходящее солнце, которому не суждено взойти.
   -- Я это и имел в виду, -- согласился дядя Жора. -- Десять тонн это неплохо... -- Он повернулся к отцу: -- А, Сережа? Десять тонн, нормально?
   -- Вполне, -- сказал отец, оглядывая рубку и трогая зарешеченный плафончик над головой. -- Ну, что, можно спуститься в носовую каюту? -- он показал на сбегающие вниз ступеньки.
   -- Спускайтесь, -- разрешил хромоногий.
   Я успел юркнуть по трапу первым и нажал никелированную ручку двери.
   Новый плащ, костюм и водолазка, которые я собирался купить с заработков на практике, стали казаться мне ничтожным пустяком, пустым переводом денег. Если нужно, я отдам все, только бы отец с дядей Жорой купили этот замечательный катер. Где они такой откопали? Это же сказка! Сужающееся к носу купе с четырьмя полками, световой люк над головой, зеркала!
   -- Пожалуйста, -- открыв еще одну дверцу, гордо сказал дядя Жора, -камбуз! Плитка с баллонами! Шкафчики для провианта!
   -- Почему так чесноком пахнет? -- спросила мама.
   -- Это черемша, -- сказал отец, вглядываясь в открытую стеклянную банку на столике в камбузе. -- Помнишь, в Сибири сколько ее собирали? Особенно в последней экспедиции...
   -- Да, -- весело сказала мама. -- Надо же, и окошко на кухне есть.
   -- Люк! -- поправил дядя Жора. -- На камбузе! Привыкай к морской терминологии!
   -- А где же э... гальюн? -- спросил отец. -- И обещанный душ?
   -- Наверное, в корме, -- дядя Жора быстро поднимался по трапу, придерживаясь за никелированный поручень.
   Мы спустились из рубки в шум машинного отделения. Катер стало слегка покачивать, и двигатель прибавил обороты. Мама поморщилась.
   Туалет и душ находились за полиэтиленовой шторкой.
   -- Это несолидно, -- крикнула мама, поворачиваясь к отцу. -- Надо что-то непрозрачное повесить.
   -- Повесим! -- покивал отец, сдерживая восхищенную улыбку.-- Жора, верстачок с тисочками! А? Как тебе это нравится?
   -- Немцы есть немцы, -- крикнул дядя Жора, открывая следующую дверь в корме. -- Идите сюда! Еще одна каюта!
   То, что дядя Жора назвал каютой, напоминало скорее проходной отсек с двумя мягкими кожаными лежанками по бортам. Но уютно. Здесь, наверное, в долгих походах спали механик и матрос.Аккуратная дверь с иллюминатором выходила на кормовую палубу. Я заметил два встроенных шкафчика и откидные угловые столики с матовыми плафонами на стене. Можно положить книжку, поставить чашку с крепким чаем... В отсеке было тепло, значительно тише, и линолеумный пол слегка подрагивал под ногами. Я подумал, что неплохо бы мне иметь здесь свой уголок. Могу матросом. А если подучиться, то и механиком.
   -- Это ют! -- дядя Жора открыл дверцу на палубу, и мы увидели пенистую шумящую воду за кормой.
   -- Ой, чайка! -- сказала мама, высовываясь в дверцу. -- Летит прямо за нами. Вон еще одна! И еще!
   -- Настоящий пароход! -- отец приобнял мать за талию и тоже высунулся. -- Это наши чайки, они всегда летят за кораблями... -- Они заслонили собой проход, но я успел схватить глазами и чайку, и удалявшиеся постройки яхт-клуба, и отблеск солнца на серой воде и подумать, что в мое отсутствие между родителями произошла серьезная размолвка, но сейчас трещина сужается, и катер должен помирить их.
   На обратном пути мы по очереди постояли за штурвалом,а маме даже разрешили включить тумблер сирены --катер требовательно аукнул встречной моторной лодке, и там случилась легкая паника: два мужика пожимали плечами и разводили руками, давая понять, что они ни в чем не провинились, а если и провинились, то больше не будут.
   Мама засмеялась и поправила растрепанные ветром волосы.
   -- Джонки тут какие-то болтаются, -- провожая взглядом моторку, сказал дядя Жора.
   Хромоногий,так и не представившись, хрустнул защелкой окна и зевнул: "Ну что, на базу?"
   -- А вы еще кому-нибудь показывали? -- равнодушным голосом спросил отец.
   -- Смотрел тут один... Вроде, брать собирается, -- сказал яхтсмен. -Сказал, будет деньги искать.
   -- Давно? -- напрягся отец.
   -- Вчера....
   Отец с дядей Жорой переглянулись и одновременно вскинули брови. Они стояли рядом, плечом к плечу, и со стороны могло показаться, что отец посмотрелся в зеркало и вскинул брови. Зеркало в точностиотразило его лицо, но одело по-другому -- на дяде Жоре была синяя куртка с капюшоном.
   -- Вы тут живете? --отец показал пальцем на каюту.
   Бородач кивнул:"Охраняю".
   -- И не холодно?
   -- Холодно в открытом космосе и в могиле, -- усмехнулся яхтсмен. -- А у живого человека кровь в жилах. Надо только ее согревать и разгонять...
   -- Намек понял, -- сказал отец.
   Мама строго взглянула на него и что-то шепнула на ухо. Отец кивнул.
   -- Вы и в походах с Семен Семенычем бывали? --льстиво спросил дядя Жора, демонстрируя проницательность.
   -- Бывал, -- хромоногий вел катер прямиком к причалу. -- Всю Ладогу обошли, в Онегу этим летом собирались...
   -- И что же помешало?
   -- Здоровье... Инфаркт у Семеныча случился. Что характерно -- на берегу. На воде ему сам черт не брат!
   Мама покачала головой по поводу инфаркта, а отец поднял палец, обращая ее внимание на целительные свойства водных прогулок.
   -- Мы сегодня позвоним Семен Семенычу и дадим ответ -- сказал дядя Жора, садясь на откидной стульчик и задумчиво закуривая. -- Сколько вам Семен Семеныч платит за охрану? Если не секрет.
   -- Нанять, что ли, хотите? -- помолчав, спросил бородач.
   -- Да так просто. Интересно...
   Я ждал ответа. Охранять по ночам такой катер взялся бы и я с друзьями. Мне платить не надо, но ребята бесплатно не возмутся.
   -- За охрану я с него денег не беру, -- помолчав, сказал сторож-капитан.
   -- Во, как здорово! -- поспешно сказал отец. -- Это что, принцип такой?
   -- Принцип, -- кивнул рулевой с усмешкой. -- Он же с меня не брал, когда охранял...
   Отец с дядей Жорой переглянулись.
   -- Понятно, -- сказал дядя Жора.
   Бородач крутанул колесо штурвала вправо, и катер, накренившись и сбавив ход, стал подбираться к причалу.
   Отец ходил по комнатам, повторял, что деньги -- ерунда, не на те казак пьет, что есть, а на те, что будут, и не купить такой замечательный катер -головотяпство. Убрав звук в телевизоре, он нервно щелкал ручкой переключения каналов. Ни одна из трех программ не могла снять его возбуждения, и он выключил "Горизонт" и сел рассматривать карты.
   "Вот посмотри, Элечка! -- восклицал отец, разглаживая бумагу. -- Какой прекрасный маршрут я вижу!" -- "Меня не надо уговаривать, -- напоминала мама. -- Я согласна! Мне нравится! Но ты же знаешь Зину..." -- "Поговори с ней еще раз! -- настаивал отец. -- Ты ей про иллюминатор в камбузе сказала?" -- "Сказала!" -- "И что она?" -- "Сказала, что хочет сама посмотреть. Я ее понимаю." -- "Но это же безумие, катер может уплыть в другие руки! -нервничал отец. -- Жора сегодня обещал дать ответ! Почему он не звонит?"
   Я тоже переживал. Время шло к девяти вечера, а телефон молчал. Да, тетя Зина есть тетя Зина. Ее с наскоку не возьмешь.
   Я решил воспользоваться своими каналами. Потихоньку взял несколько двушек из старой чернильцы в прихожей и сказал, что пойду немного прогуляюсь. Автомат на углу 5-й линии и Малого был свободен. Я набрал дядижорин номер. Трубку, как и следовало ожидать, сняла его дочка Катька.
   -- Привет, -- сказал я. -- Это Кирилл. Только не говори, что ты со мной разговаривала.
   Я расписал ей катер в лучших красках, как он того и заслуживал.
   Катька была существом капризным и весьма влиятельным: родители стелились перед ее капризами, словно пытаясь загладить свою вину за метр восемьдесят ее роста. Когда мои родители были молодыми и ездили в экспедиции, я жил в семье дяди Жоры и Катькин характер познал досконально.
   -- А какие там яхтсмены ходят! -- приврал я. -- Широкоплечие, мускулистые! Не то, что ваши медики в очках и шапочках.
   -- Ты говоришь прямо, как мой папочка, -- сказала кузина. --Он только что рассказывал про широкоплечих мускулистыхяхтсменов. Они с мамой до сих пор этот катер обсуждают. Уже два раза валерьянку пили. А если честно, катер мне до лампочки. За мной сейчас фехтовальщик ухаживает и аспирант. Из вашего, кстати, института. Ты такого Славу Груздева не знаешь?
   -- Нет.
   -- А можешь узнать?
   -- Если ты надавишь на родичей, чтобы они купили катер, я тебе узнаю и про Славу, и про кого хочешь
   -- Как я могу надавить? -- закапризничала Катька.
   -- Очень просто! Скажи, катер хочу. Просто мечтаю! Без катера меня никто замуж не возьмет!
   -- А я и не стремлюсь замуж!
   -- Потом застремишься, да поздно будет. Мужчины, кстати, любят знакомиться на воде. В общем, меняю Славу Груздева на твой капризный обморок!
   -- А что ты про него можешь узнать? -- стала торговаться Катька.
   -- Все! -- соврал я. -- У меня знакомаядевушка в отделе кадров машинисткой работает. Ну, ичерез ребят наведу справки...
   -- Узнай, почему он бороду носит. Шрам скрывает, или обет кому-то дал?
   -- Какой обед? -- не расслышал я окончания. -- В смысле, с кем он пообедал?
   -- Балда, -- сказала Катька. -- Обет -- в смысле обещания. Может, он кому-то обещал не бриться до возвращения в свою Караганду? Усек? А мне мозги пудрит, что шрам на шее.
   Я пообещал разобраться в запутаном личном деле Славы Груздева, аспиранта из Караганды, в ближайшее же время. Катька сказала, что в принципе, она не против катера как такового, и сейчас попробует воздействовать на родителей.
   Когда я вернулся домой, отец торжествующе ходил по комнате. Глаза мамы сияли радостью.
   -- Согласилась! -- хлопнул в ладоши отец. -- Зинаида Михайловна согласилась! Сейчас Жора звонит Семен Семенычу. Потом перезвонит нам.
   Мы стали ждать звонка дяди Жоры. Отца было не узнать. Он разве что не плясалматросский танец. Мама, сдерживая улыбку, накрывала на стол, и батя мешал ей -- напевал и пытался вовлечь в вальсирование. Я радостно кувыркал по дивану кошку Сильву и обещал прокатить ее на пароходе.
   Дядя Жора позвонил скоро и сказал, что завтра с утра нужно внести задаток в пятьсот рублей и потом спокойно оформлять. Но именно с утра!
   Отец записал адрес и телефон Семена Семеновича.
   -- Ну что? Снимаем с книжки пятьсот? -- спросил отец.
   -- Почему пятьсот? -- Мама стояла в халатике и с полотенцем на плече. -- Разве не пополам?
   -- Ну не встречаться же мне из-за этого специально с Жорой! -- отец смотрел чуть виновато.
   -- Хорошо, -- сказала мама. Она собиралась идти в ванную. -- Только будь осторожен, деньги немалые. И возьми какую-нибудь расписку.
   -- С Жоры? -- дурачась, спросил отец.
   -- С Жоры, с Жоры, -- покивала с улыбкой мама. -- С хозяина катера возьми !
   Я сказал, что завтра у меня свободный день и могу составить отцу компанию.
   -- Правильно, -- сказала мама, --составь. Так будет спокойней.
   Утром отец долго брился, причесывался, надел костюм с галстуком, новое пальто,и придирчиво осмотрел себя в зеркало, словно мы шли не в сберкассу, а собирались в гости.
   -- Сынок, -- поправляя галстук, сказал отец, -- сегодня очень важный день. Теперь наша жизнь переменится, вот увидишь! Ты приобщишься к великой культуре мореплавания, я рад за тебя...
   Я сказал, что тоже рад.
   -- Море развивает самодисциплину, выдержку, хладнокровие, -- продолжал отец, по разному примеряя шляпу. -- И другие полезные качества! Ты знаешь, например, сколько морских узлов придумало человечество?
   -- Даже не догадываюсь, -- сказал я, мягко тесня отца к двери. -- Кроме одного, что у вас с братом на пупках, никогда в жизни не видел.
   Батя рассмеялся, и мы стали спускаться по лестнице.
   Отец с дядей Жорой родились в Кронштадте, и пупки им завязали специальным, как они уверяли, морским узлом.
   Если у большинства людей пупок живет в углублении живота, то эти, кронштадтские пупки, напоминали выпуклую металлическую пуговицу, пришитую к брюху так, что не подковырнешь.
   Отец сидел со своим пупком тихо, но дядя Жора все время хвасталсяпуговицей в центре живота и время от времени предъявлял ее, как доказательство кронштадсткого упрямства.
   Однажды дядька приехал в Москву выбивать штатное расписание и в кабинете замминистра обмолвился, что не двинется с места, пока ему не подпишут нужную бумагу. Мы, дескать, из Кронштадта, -- сверкал он глазами. Замминистра запер дверь на ключ и попросил показать пупок. Дядька скинул пиджак и гордо расстегнул рубашку.Удовлетворенно хмыкнув, начальникрасстегнул ременьи с улыбкой выставил на обозрение свой упитанный животик: "А теперь ты глянь! И кто из нас упрямее?" Дядя Жора говорил, что он подвел замминистра поближе к окну, попросил его надуть живот и одобрительно поцокал языком, давая понять, что пупок всамделишно кронштадтский.
   По словам дяди Жоры, после таких смотрин замминистра радостно подписал бумагу, и они даже выпили на почве пупков и повспоминали родной остров.
   В сберкассе было душно, и очередь стояла приличная, человек десять. Батя заполнил требование на пятьсот рублей, мужественно встал в конец очереди и развернул "Ленинградскую правду". Я хотел выйти на улицу, но старушка с палочкой попросила меня заполнить квитанцию на квартиру. Ручка писала плохо, чернильница стояла только на другом столе, и мне приходилось ходить к ней и пробираться сквозь толпу, неся вставочку пером вверх. Трещали кассовые автоматы. Люди занимали очередь и уходили стоять в соседние магазины за продуктами. Возвращаясь, начинали искать свое место и спорили, кто за кем стоял, а кто не стоял. В уголку состредоточено проверяли по газете лотерейные билеты и облигации...
   Я заполнил еще несколько квартплат и требований на деньги. Отец почти не приближался к окошечку и нервно вглядывал на часы. Я с извинениями протиснулся к нему. Он пожал плечами -- будем стоять, а что сделаешь? Теперь он читал "Призывы ЦК КПСС к 61-й годовщине Великой Октябрьской Социалистической Революции" на первой полосе газеты.
   Когда подошла его очередь, кассирша сказала, что такую крупную сумму надо было заказывать заранее. Мы простояли в сберкассе уже почти час.
   -- Как это заказывать? -- возмутился отец. -- Где это написано? Позовитезаведующую!
   -- Заведующая в отпуске! -- нервно сказала кассир. -- Не шумите, гражданин!
   -- Должность в отпуск не уходит, -- веско сказал отец. -- Кто за нее? Позовите!
   -- Следующий! -- сказала кассир.
   Очередь нетерпеливо заворчала, выдавливая отца от окошечка.
   Наш катер мог накрыться медным тазом.
   Я кусал ногти, но отец, уцепившись руками за прилавок, шикнул на очередь: "Имейте совесть!" и, сняв шляпу, по плечи просунул голову в стеклянное окошко. Не знаю, что он там говорил, но кассирша покрылась румянцем, обменялась репликами с сидевшей в соседнем окошечке толстой тетей, и батя, зажав аллюминиевый жетон в руке, встал с повеселевшим лицом в короткую очередь -- уже за деньгами. Он подмигнул мне и надел шляпу. "Вот прощелыга, -- прокоментировала бабулька,сидевшаяна мягкойлавочке у стены. -Пролез таки!.. Я рубль по лотерееполучить второй час стою, а он влез! Тьфу!"
   Мы вышли из сберкассы, и батя стал ловить такси на Петроградскую. Семен Семенович жил на Кронверской улице. Это не меньше рубля, а то и полтора. Но мы спешили -- неизвестно, чем может кончиться наша задержка: Семен Семенович мог подумать, что мы передумали, и продать катер тому, кто раньше внесет залог. Притормозили две машины с пассажирами на переднем сиденье, но все не по пути. Третья шла с поломкой в парк. Наконец мы подсели в такси, везущее двух женщин на Комендатский аэродром. Водитель сказал, что поедет через Кировский.
   -- Как там Комендатский? -- Батя снял шляпу, чтобы не мешать водителю смотреть в зеркальце. -- Строится?
   -- Строится, -- гордо сказала одна из женщин.
   -- Что там, "корабли"? -- Отец поерзал, устраиваясь поудобнее. -Никогда не был.
   -- "Корабли", -- кивнула тетенька. -- Вот, трехкомнатную квартиру получили, шестнадцать лет стояли.
   -- И на сколько человек дали?
   -- На пятерых, -- сказала женщина. -- Мы с мужем, двое детей и бабушка.
   -- Разнополые? -- вмешался в разговор таксист и посмотрел на пассажирку в зеркальце. -- Дети разнополые?
   -- Ну да, -- сказала женщина, -- сын и дочка. Сыну скоро в армию.
   -- Не имели права так давать, -- угрюмо сказал таксист. -- Разнополым положено по комнате. Плюс вы с мужем и бабушка, отдельный член семьи. Должны были дать четырехкомнатную.
   -- Да что вы! -- махнула рукой женщина. -- Хорошо, что трехкомнатную дали. И то, потому что свекровь старый большевик. Она с Лениным на съезде комсомола встречалась. Он ей руку пожал.
   -- Вот это и надо было использовать! -- крякнул таксист. -- У моего сменщика похожая ситуация была, только его дед на одном заводе с Калининым работал. Написали письмо Брежневу, дали им двухкомнатную вместе с дедом! Дед через год и помер. Сейчас живут припеваючи на правом берегу Невы, возле "Ярославны".
   Они стали обсуждать, какой мусор оставляют за собой строители, и сколько за ними недоделок.
   -- Вот здесь остановите, пожалуйста! -- сказал отец, вытаскивая из кармана рубль.
   Мы вышли.
   ...Семен Семенович, не моргая, смотрел на отца:
   -- Вы что, передумали?
   -- Ни в коем случае! -- сказал отец, входя в полутемный коридор коммуналки, и понизил голос: -- Принесли задаток, как договаривались... -Отец быстро снял шляпу и приложил ее к груди, словно пришел с соболезнованием, а не с задатком.
   Пожилой мужчина в темно-синих галифе и майке поскреб лысину и быстро оглянулся. На близкой кухне шкворчала сковородка, и вкусно пахло жареным салом.
   -- Молодой человек с вами? -- подозрительно спросил мужчина и снова оглянулся.
   -- Мой сын, Кирилл! -- представил меня отец. Я поклонился и закрыл за собой дверь. Щелкнул замок. -- Студент, -- зачем-то уточнил отец. -- Вчера вместе ходили на вашем катере. Очень понравилось!
   -- Так-так, -- мужчина скрестил на груди руки и протяжно крикнул через плечо: -- Дуся! Иди сюда! -- Нас определенно не спешили вести в комнату.
   На крик бесшумно приоткрылась ближняя дверь, впуская на паркет холодную полоску дневного света от далекого окна, и мелькнула голова длинноволосого парня. "Я тебя засек! -- резко обернулся Семен Семенович. -- Не хочешь работать -- завтра пойдешь к участковому!"Дверь мгновенно закрылась, и мы разглядели полную пожилую женщину, шаркающую тапками из дальнего конца коридора.
   -- Чего это он? -- она нацепила очки, болтавшиеся на резиночке, и удивленно посмотрела на отца. -- Нет-нет, задаток не возвращается. Мы уже двоим отказали, что ж нам теперь, убыток терпеть! Задаток есть задаток...
   -- Пап, может, дядя Жора приезжал? -- предположил я. -- Спроси!
   -- Видите ли, в чем дело... -- начал отец.
   -- Ничего не знаем! -- махнула рукой женщина. -- Если отказываетесь, сто рублейнеустойка!
   Размытая женская фигура босиком прошлепала на кухню и запричитала над сковородкой. В коридор с паровозным плачем выскочил ребенок и побежал, топая ногами по натертому паркету. За ним молча погналась женщина в халатике и вернула в комнату.Дверь за ними захлопнулась, и сквозь вой было слышно, как упал, дилинькнув звонком, велосипед.