Велеречивый посол Иннокентия доказывал нашему Князю превосходство Закона Латинского; но, опровергаемый Романом, искусным в прениях богословских, сказал ему наконец, что Папа может его наделить городами и сделать Великим Королем посредством меча Петрова. Роман, обнажив собственный меч свой, с гордостию ответствовал: "Такой ли у Папы? Доколе ношу его при бедре, не имею нужды в ином и кровию покупаю города, следуя примеру наших дедов, возвеличивших землю Русскую". - [1205 г.] Сей Князь умный скоро погиб от неосторожности: снова объявив войну Ляхам, стоял на Висле; с малою дружиною отъехал от войска, встретил неприятелей и пал в неравной битве. Галичане нашли его уже мертвого.
   Роман, называемый в Волынской летописи Великим и Самодержцем всея Руси, надолго оставил память блестящих воинских дел своих, известных от Константинополя до Рима. Жестокий для Галичан, он был любим, по крайней мере отлично уважаем, в наследственном Уделе Владимирском, где народ славил в нем ум мудрости, дерзость льва, быстроту орлиную и ревность Мономахову в усмирении варваров, под щитом Героя не боясь ни хищных Ятвягов, диких обитателей Подляшья, ни свирепых Литовцев, коих Историк пишет, что сей Князь, одерживая над ними победы, впрягал несчастных пленников в соху для обработывания земли и что в отечестве их до самого XVI века говорили в пословицу: Романе! Худым живеши, Литвою ореши.
   Летописцы Византийские упоминают об нем с похвалою, именуя его мужем крепким, деятельным. Одним словом, ему принадлежит честь знаменитости между нашими древними Князьями. - Даниил и Василько, сыновья Романовы, второго брака, остались еще младенцами под надзиранием матери: Галичане волновались, однако ж присягнули в верности Даниилу, имевшему не более четырех лет от рождения.
   Постриженный Рюрик, услышав о смерти зятя и врага, ободрился: скинул одежду Инока и сел на престоле в Киеве; хотел расстричь и жену свою, которая вместо того немедленно приняла Схиму, осуждая его легкомыслие. Он возобновил союз с Князьями Черниговскими и спешил к Галичу в надежде, что младенец Даниил не в состоянии ему противиться и что тамошние Бояре не захотят лить крови своей за сына, терпев много от жестокости отца. Но мать Даниилова взяла меры. Андрей, Государь Венгерский, все еще именовался Королем Галиции, не спорил об ней с мужественным Романом и даже был его названным братом: однако ж не преставал жалеть о сем утраченном Королевстве и брал живейшее участие в происшествиях оного. Вдовствующая Княгиня виделась с Андреем в Саноке; напомнила ему дружбу Романову, представила Даниила, говорила с чувствительностию матери и сделала в нем, по-видимому, столь глубокое впечатление, что он искренно дал слово быть ее сыну вторым нежным отцом. Действия соответствовали обещаниям. Сильная дружина Венгерская окружила Дворец Княжеский, заняла крепости; повелевая именем малолетнего Даниила, грозила казнию внутренним изменникам и распорядила защиту от неприятелей внешних, так что Рюрик, вступив с Ольговичами в Галицкую землю, встретил войско благоустроенное, сражался без успеха, не мог взять ни одного укрепленного места и возвратился с Великим стыдом. Сын Рюриков, зять Великого Князя, выгнал только Ярослава Владимировича, свояка Всеволодова, из Вышегорода, и союзники распустили войско. Рюрик уступил Белгород своим друзьям Черниговским, которые отдали его Глебу Святославичу.
   Между тем Всеволод Георгиевич спокойно господствовал на Севере: отряды его войска тревожили Болгаров, Князья Рязанские отражали Донских хищников, а Новогородцы Литву. Жители Великих Лук с воеводою, именем Нездилою, ходили в Летгалию, или в южную часть нынешней Лифляндской губернии, и привели оттуда пленников. Новая ссора Россиян с Варягами - вероятно, по торговле - не имела никакого следствия: последние должны были на все согласиться, чтобы мирно купечествовать в наших северо-западных областях. Но Всеволод, будто бы желая защитить Новгород от внешних опасных неприятелей, велел объявить тамошним чиновникам, что он дает им старшего сына своего, Константина, ибо отрок Святослав еще не в силах быть их покровителем. Надобно думать, что Бояре Владимирские, пестуны юного Святослава, не могли обуздывать народного своевольства и что Великий Князь хотел сею переменою еще более утвердить власть свою над Новымгородом. Двадцатилетний Константин уже славился мудростию, Великодушием, Христианскими добродетелями: граждане Владимирские с печалию услышали, что сей любимый юноша, благотворитель бедных, должен их оставить. Отец вручил ему крест и меч. "Иди управлять народом, - сказал Всеволод: - будь его судиею и защитником. Новгород Великий есть древнейшее Княжение в нашем отечестве: Бог, Государь и родитель твой дают тебе старейшинство между всеми Князьями Русскими. Гряди с миром; помни славное имя свое и заслужи оное делами".
   Братья, Вельможи, купцы провожали Константина: толпы народные громогласно осыпали его благословениями. [20 марта 1206 г.] Новогородцы также встретили сего Князя с изъявлением усердия: Архиепископ, чиновники ввели в церковь Софийскую, и народ присягнул ему в верности. Угостив Бояр в доме своем, Константин ревностно начал заниматься правосудием; охраняя народ, охранял и власть Княжескую: хотел действительно господствовать в своей области. Мирные граждане засыпали спокойно:
   властолюбивые и мятежные могли быть недовольны.
   Всеволод не имел войны с Черниговскими Князьями, однако ж не дозволял друзьям своим искать их союза. Несмотря на то, сват его, Мстислав Смоленский, в угождение Рюрику вступил с ними в тесную связь, и хотя, боясь утратить приязнь Великого Князя, посылал к нему Епископа Смоленского, Игнатия, с дружескими уверениями, но не хотел отстать от Князей Черниговских. Главою их, по смерти Игоря и старшего брата, Олега, был тогда Всеволод Чермный, сын Святослава, подобный отцу в кознях, гордый, властолюбивый: наняв толпы Половцев, соединясь с Рюриком, Мстиславом Смоленским и с Берендеями, он вторично предпринял завоевать Галицкую область и для вернейшего успеха призвал Ляхов. Уведомленный о том Король Венгерский Андрей спешил защитить юных сыновей Романовых. Уже полки его спустились с гор Карпатских; но Даниил и Василько не дождались прибытия Андреева. Слыша, что с одной стороны идут Россияне, с другой ляхи; видя также страшное волнение в земле Галицкой, вдовствующая Княгиня бежала с детьми в наследственный Удел ее супруга, Владимир Волынский. Андрей не дал соединиться Полякам с Ольговичами: стал между ими близ Владимира и вступил с первыми в мирные переговоры, коих следствием было то, что Венгры, Ляхи, Россияне вышли из Галича; а жители, с согласия Андреева, послали в Переяславль за сыном Великого Князя, юным Ярославом, желая, чтобы он в их земле господствовал. Может быть, сама вдовствующая супруга Романова убедила Короля Венгерского согласиться на сие избрание, в надежде, что отец Ярославов сильный Всеволод Георгиевич, вообще уважаемый, обуздает там народ мятежный и со временем возвратит Даниилу достояние его родителя. Но Черниговские Князья имели в Галиче доброхотов, в особенности Владислава, знатного Вельможу, бывшего изгнанником в Романово время. Он вместе с другими единомышленниками представлял согражданам, что Ярослав слишком молод, а Великий Князь слишком удален от их земли; что им нужен защитник ближайший; что Ольговичи без сомнения не оставят Галицкой области в покое и что лучше добровольно поддаться одному из них. Галичане, тайно отправив Послов в стан Российский, предложили Владимиру Игоревичу Северскому быть их Государем.
   Обрадованный Владимир ночью укрылся от своих родных, друзей, союзников, не сказав им ни слова, и прискакал в Галич тремя днями ранее Ярослава, который должен был с досадою ехать назад в Переяславль.
   Еще гонение на семейство Романова тем не кончилось. Владимир Игоревич, исполняя совет злопамятных Галицких Бояр, велел объявить гражданам Владимирским, чтобы они выдали ему младенцев, Даниила и Василька, приняли к себе княжить брата его, Святослава Игоревича, или готовились видеть разрушение их столицы. Усердный народ хотел убить сего посла, спасенного только заступлением некоторых Бояр; но вдовствующая Княгиня, опасаясь злобы Галичан, измены собственных Вельмож и легкомыслия народного, по совету Мирослава, пестуна Даниилова решилась удалиться и представила трогательное зрелище непостоянной судьбы в мире. Любимая супруга Князя сильного, союзника Императоров греческих, уважаемого Папою, Монархами соседственными, в темную ночь бежала из дворца как преступница, вместо сокровищ взяв с собою одних милых сыновей. Мирослав вел Даниила, Священник Юрий и кормилица несли Василька на руках; видя городские ворота уже запертые, они пролезли сквозь отверстие стены, шли во мраке, не зная куда; наконец достигли границ Польских и Кракова. Там Лешко Белый, умиленный несчастием сего знаменитого семейства, не мог удержаться от слез; осыпал ласками Княгиню и, послав Даниила в Венгрию с Вельможею Вячеславом Лысым, писал к Андрею: "Ты был другом его отца: я забыл вражду Романову. Вступимся за изгнанников; введем их с честию в области наследственные". Андрей также принял сего младенца со всеми знаками искренней любви, но более ничего не сделал, охлажденный, может быть, в своем великодушном покровительстве дарами Владимира Игоревича, коего Послы, не жалея ни золота, ни льстивых обещаний, усердно работали в Венгрии и в Польше.
   Сей бывший Князь Удела Северского, вдруг облагодетельствованный счастием, едва верил своему величию, опасному и ненадежному. Без сопротивления заняв всю область Владимирскую, он уступил ее Святославу Игоревичу, а Звенигород другому брату, именем Роману.
   Хитрый Всеволод Чермный, имев надежду сам господствовать на плодоносных берегах Днестра и Сана, без сомнения завидовал Игоревичам; однако ж скрыл неудовольствие, остался им другом и хотел иначе удовлетворить своему властолюбию. Все способы казались ему позволенными: быв союзником Рюрика и Мстислава, он стал их врагом; вооруженною рукою занял Киев и разослал своих наместников по всей области Днепровской. Рюрик ушел в Овруч; сын его, зять Великого Князя, в Вышегород, а Мстислав Смоленский заключился с дружиною в Белегороде. Они уже не имели права требовать защиты от Великого Князя; но Чермный сам дерзнул оскорбить его. "Иди к отцу, - велел он сказать юному Ярославу Всеволодовичу: - Переяславль да будет Княжением моего сына! Если не исполнишь сего повеления или будешь домогаться Галича, где властвует теперь род нашего славного предка, Олега: то я накажу дерзкого, слабого юношу". Ярослав выехал из Переяславля; а Всеволод Чермный скоро бежал из Киева, нечаянно увидев пред стенами оного знамена Рюрика и Мстислава Смоленского. Он нанял Половцев:
   Рюрик сперва отразил его; но Чермный призвал союзников, Владимира Игоревича Галицкого и Князей Туровских, потомков Святополка-Михаила, неблагодарно изменивших своему зятю. Ничто не могло им противиться. Рюрик вторично удалился в Овруч; Мстислав, осажденный в Белегороде, просил только свободы возвратиться в Смоленск. Триполь, Торческ сдалися, и Святославич сел опять на престоле Киевском. Половцы торжествовали счастливый успех союзника своего грабежом и злодействами в окрестностях Днепра: бедный народ, стеная, простирал руки к Великому Князю.
   Всеволод Георгиевич наконец вооружился. "Южная Россия есть также мое отечество", - сказал он и выступил к Москве, где ожидал его Константин с войском Новогородским. На берегу Оки соединились с ним Князья Муромский и Рязанские. Все думали, что целию сего ополчения будет Киев: случилось, чего никто не ожидал.
   Великому Князю донесли, что Рязанские Владетели суть изменники и тайно держат сторону Черниговских: он поверил и сказав словами Давида: ядый хлеб мой возвеличил есть на мя препинание, решился наказать их строго. Не предвидя своего бедствия, они собрались [22 сентября 1207 г.] в ставке у Всеволода, чтобы веселиться за Княжеским столом его. Всеволод, в знак дружбы обняв несчастных, удалился: тогда Боярин его и Давид Муромский явились уличать действительных или мнимых изменников, которые тщетно именем Бога клялися в своей невинности: двое из Князей же Рязанских, Олег и Глеб Владимировичи, пристали к обвинителям, или клеветникам, по выражению Новогородского Летописца, и Всеволод осудил Романа Глебовича, Святослава (брата его) с двумя сыновьями и племянниками (детьми Игоря), также некоторых Бояр; велел отвезти их в Владимир, окованных тяжкими цепями, и вступил с войском в область Рязанскую. Жители Пронска, усердные к своим Государям, отвергнули мирные его предложения. Юный Князь их, Михаил, бежал к тестю, Всеволоду Чермному: но граждане, призвав к себе другого Князя Рязанского, Изяслава Владимировича, брата Олегова и Глебова, оборонялись мужественно. Неприятель стоял на берегу реки: не имея колодезей, изнемогая от жажды, они ночью выходили из города и в тишине наполняли сосуды водою: узнав о том, Великий Князь поставил стражу пред городскими воротами. Кровь лилася ежедневно в течение трех недель. Остервенение граждан уступило наконец крайности, ибо многие люди умирали от жажды. Пронск сдался: Всеволод наградил им Олега Владимировича, может быть, за гнусную клевету его; взял множество добычи и пленил жену Михаилову. Во время сей осады Рязанцы нападали на суда Всеволодовы, подвозившие Окою съестные припасы войску; но быв отражены, изъявили покорность.
   Епископ их, Арсений, встретил Великого Князя с молением. "Государь! сказал он:
   - удержи руку мести; пощади храмы Всевышнего, где народ приносит жертвы Небу и где мы за тебя молимся. Верховная воля твоя будет нам законом". Не имея надежды с успехом противиться Всеволоду, народ Рязанский прислал к нему остальных Князей своих, с их детьми и женами, в Владимир, куда сей Государь возвратился, сведав, что Рюрик опять выгнал Чермного из Киева.
   Всеволод Георгиевич уже не хотел расстаться с Константином; довольный Новогородцами, милостиво одарил их в Коломне и велел им идти с миром в свою отчизну, сказав торжественно: "Исполняю желание народа доброго; возвращаю вам все права людей свободных, все уставы Князей древних. Отныне управляйте сами собою: любите своих благодетелей и казните злодеев!" Сия удивительная речь Князя властолюбивого была хитростию: он знал неудовольствие граждан, которые жаловались на отяготительные подати и разные действия Княжеского самовластия.
   Современный Летописец сказывает одно из оных: Всеволод, обманутый ложным доносом, за несколько времени до Рязанского похода прислал в Новгород Боярина своего и велел, без всякого исследования, умертвить знатного гражданина, Алексея Сбыславича, торжественно, на Вече двора Ярославова. Сие насилие произвело всеобщее негодование: сожалели о невинной жертве; видели, что Константин есть только орудие самовластного отца и что истинный Государь Новагорода живет в Владимире. Опасаясь следствий такого впечатления, Великий Князь хотел польстить народу мнимым восстановлением прежней свободы; хотел казаться единственно великодушным его покровителем, а в самом деле остаться Государем Новогородцев; отпустил их войско, но удержал в Владимире Посадника Димитрия (раненного в битве) и семь знаменитейших граждан в залог верности. Между тем народ спешил воспользоваться древнею вольностию, ему объявленною, и на шумном Вече осудил Димитрия, доказывая, что он и братья его были виновниками многих беззаконных налогов. Судьи обратились в мятежников, разграбили, сожгли домы обвиняемых; продали их рабов, села; разделили деньги: каждому гражданину пришлось по нескольку гривен; а Князю оставили право взыскивать платеж с должников Димитрия по счетам и письменным обязательствам. Многие чиновники разбогатели, тайно присвоив себе большую часть взятого имения. Еще волнение не утихло, когда привезли из Владимира в Новгород тело умершего Димитрия Посадника: озлобленный народ хотел бросить его с моста; но Архиепископ Митрофан удержал неистовых и велел предать оное земле в Георгиевском монастыре, подле могилы отца Димитриева.
   [1208 г.] Сын Великого Князя, Святослав, вторично приехал управлять Новогородскою областию; взял оставленную ему часть из имения осужденных и согласился довершить народную месть ссылкою их детей и родственников в Суздаль.
   Не достигнув еще и юношеского возраста, он повелевал только именем и не мог предводительствовать войском, которое сражалось тогда с Литвою под начальством Владимира Мстиславича: сей юный Князь, сын Мстислава Храброго, господствовал во Пскове с согласия Новогородцев или Князя их.
   Поручив область Рязанскую Наместникам и Тиунам, Всеволод скоро отправил туда княжить сына своего, Ярослава-Феодора. Народ повиновался ему неохотно, жалея о собственных Князьях, заключенных в Владимире. Летописец Суздальский обвиняет Рязанцев даже в явном бунте, сказывая, что они уморили в темнице многих Бояр Владимирских: сею ли дерзостию или чем другим оскорбленный, Всеволод пришел с войском к Рязани. Ярослав выехал к нему навстречу вместе с послами, которые именем народа предложили свои оправдания или требования, но столь нескромно, что Великий Князь, еще более разгневанный, явил пример излишней строгости: велел жителям выйти с детьми из города и зажечь его. Напрасно хотели они молением смягчить грозного судию: сия столица Удела знаменитого обратилась в кучу пепла, и бедные граждане, лишенные отечества, были расселены по отдаленным местам Суздальского Княжения. Ту же участь имел и Белгород Рязанский. Самый Епископ Арсений как пленник был привезен в Владимир. - Князь Изяслав Владимирович, который спасся от неволи, и Михаил, зять Чермного, мстили Всеволоду опустошением Московских окрестностей; но сын Великого Князя, Георгий, разбил их наголову.
   [1209 г.] В сие время дерзнул Владетель ничтожного Удела объявить себя врагом Государя, страшного для иных, сильнейших Князей. Мстислав, старший сын Мстислава Храброго, племянник Рюрика, служил ему усердно, прославил себя мужественною, упорною защитою Торческа и, принужденный выехать оттуда, получил от Смоленского Князя Удел Торопецкий. Зная, сколь память отца его любезна Новугороду; зная, что многие чиновники и самый народ не любят там опеки Всеволодовой, он смело предпринял воспользоваться их тайным расположением; вступил с дружиною в Торжок, пленил дворян Святославовых, оковал цепями Наместника его, взял их имение. Посол Мстиславов явился в Новегороде и сказал народу следующие слова от имени Князя:
   "Кланяюся Святой Софии, гробу отца моего и всем добрым гражданам. Я сведал, что Князья угнетают вас и что насилие их заступило место прежней вольности. Новгород есть моя отчина: я пришел восстановить древние права любезного мне народа". Сия речь пленила Новогородцев: они прославили великодушие Мстислава, единогласно объявили его своим Князем и заключили Святослав с Боярами Владимирскими в доме Архиерейском. Мстислав, встреченный с громкими восклицаниями радости, немедленно собрал войско, желая предупредить Великого Князя; но сей Государь, или опасаясь, чтобы Новогородцы в озлоблении не умертвили Святослава, или зная их легкомыслие и надеясь управиться с ними без кровопролития, не хотел битвы; предложил мир, назвался отцем Мстислава и, довольный освобождением сына, отпустил всех купцов Новогородских, задержанных в Суздальской области. Обе рати возвратились, не обнажив меча, и Константин, начальник полков Владимирских, привез Святослава к родителю.
   [1210 г.] Великий Князь, завоевав берега Пры, где еще держались Изяслав и Михаил Рязанский, доказал любовь свою к общему спокойствию миром с Ольговичами. Глава Духовенства, Митрополит Матфей, был посредником и сам приехал в Владимир, к удовольствию народа; угощенный, обласканный всем Княжеским домом, склонил Всеволода предать забвению наглое, обидное изгнание сына его из Переяславля.
   Новые клятвы утвердили союз. Всеволод Чермный столь любил Киев, что согласился отдать за него древнюю столицу своей наследственной области: Рюрик взял Чернигов, а южный Переяславль, где злодействовали тогда Половцы, остался Уделом Великого Княжения. Митрополит исходатайствовал свободу Княгиням Рязанским, но не мог избавить Князей от неволи. Все были довольны, и Чермный в залог верности прислал в Владимир дочь свою, которая совокупилась браком с Георгием, вторым сыном Великого Князя [10 апреля 1211 г.].
   В сии дни общего мира земля Галицкая была позорищем неустройства, жертвою коварных иноплеменников и собственных врагов спокойствия. Несмотря на внешние и внутренние опасности, на угрозы Венгров и Ляхов, на строптивость народа и мятежный дух Бояр, безрассудные Игоревичи искали неприятелей друг в друге. Роман Звенигородский, озлобленный старшим братом, ушел в Венгрию и, с помощию Короля Андрея изгнав Владимира Игоревича, сел на престоле Галицком, к изумлению Данииловой матери, которая надеялась, что Андрей отдаст сие Княжение сыну ее.
   Другой покровитель Даниилов также изменил своему обету. Видя междоусобие Игоревичей, Лешко Белый соединился с Александром Бельзским, сыном умершего Всеволода Мстиславича, и приступил к городу Владимиру. Жители не хотели обороняться, отворили ворота и сказали Полякам: "Вы друзья наши; с вами племянник Великого Романа". Сии мнимые друзья ограбили домы, церкви; пленили Святослава Игоревича; отдали Владимир Александру. Лешко женился на его дочери, Гремиславе; и чтобы не оставить сыновей Романовых совершенно без Удела, отпустил малолетнего Василька княжить в Брест, исполняя требование тамошних граждан:
   Александр уступил ему после и Бельз.
   Таким образом ясно обнаружилось намерение Венгров и Ляхов: они имели случай и не захотели восстановить сильного дому Романова, опасаясь его могущества; разделение областей Галицкой и Владимирской (в самое сие время опустошаемой Ятвягами и Литвою) казалось благоприятным для политики Андрея и Лешка. Вероятно также, что самый Роман Игоревич и не менее слабый Александр, обязанные милостию сих Монархов, долженствовали господствовать только в качестве их данников, или подручников. Первый не сдержал, кажется, слова: для того Андрей прислал войско в Галич с Вельможею Бенедиктом, который, схватив Романа (беспечно мывшегося в бане), отправил в Венгрию, а сам начал свирепствовать как антихрист, по выражению Летописца, удовлетворяя гнуснейшим вожделениям своего развратного сердца, тесня чиновников и граждан. Кто имел богатство или прекрасную жену, не мог быть спокоен; кто обличал тиранство, подвергался казни или заточению. В числе смелых Бояр находился Тимофей Книжник, родом Киевлянин: он дерзнул укорять злого властелина и едва мог спастися бегством. Так и во время Андреева правления в Галиче насильствовали Венгры: по крайней мере Андрей имел право Государя; сей же Бенедикт не имел никакого законного. Народ и Вельможи искали способа избавиться от иноплеменного злодея. Первый опыт был неудачен. Мстислав, прозванием Немой, сын Ярослава Луцкого, господствуя в Пересопнице, взял на себя изгнать Бенедикта: он приехал с дружиною к Галичу; но Венгры остереглися: стражи их стояли у ворот; тишина царствовала в городе, и Мстислав, боясь участи Берладникова сына, удалился. Здесь летописец прибавляет, что близ Днестра находилась древняя могила, именуемая Галичиною, от коей произошло имя Галиции, что один Боярин, смеясь Мстиславу, возвел его на сию могилу и сказал: "Князь!
   Теперь без стыда можешь ехать назад: ты был на Галичине".
   В сие время Роман Игоревич бежал из Венгрии и примирился с братом Владимиром: к ним обратился несчастный народ Галицкий, обвиняя себя в том, что не умел прежде ценить благословенного их княжения. Они собрали войско и заставили Бенедикта уйти в Карпатские горы. Спокойствие восстановилось. Роман удовольствовался Звенигородом; Святослав Игоревич, освобожденный Поляками, взял себе Перемышль; Владимир, как старший, остался княжить в столице, отдав сыну Теребовль, а другого сына послав с дарами к Королю Венгерскому, чтобы обезоружить его и властвовать безопасно.
   Говорят, что бедствие есть учитель: оно имеет сию выгоду только для умов основательных; другие, испытав несчастие, хотят руководствоваться в делах новыми правилами и впадают в новые заблуждения. Желая утвердиться на шатком троне Галицком, обвиняя прежнюю слабость свою в излишнем самовольстве тамошних Вельмож и приписывая блестящее государствование Романа Мстиславича одной его строгости, Игоревичи вздумали казнию первостепенных Бояр обуздать народ и погубили себя невозвратно: без явной, особенной вины, без улики, без суда исполнители Княжеской воли хватали знатнейших людей, убивали и произвели всеобщий ужас. Но многие из обреченных на смерть имели время спастися, и в том числе Боярин Владислав, которому Игоревичи обязаны были престолом Галицким. Сей Вельможа, вместе с другими бежав в Венгрию, молил Андрея, чтобы он дал им отрока Даниила и войско для изгнания жестоких Игоревичей, неблагодарных забывших милость Королевскую. Непрестанно лаская Даниила - обещая то усыновить, то женить его на своей дочери, - Андрей до сего времени благодетельствовал ему одними словами.
   Тогда еще не имея сыновей, по крайней мере взрослых; рассудив, что гораздо надежнее управлять Галициею именем ее законного Князя, нежели собственным, чрез Венгерских Баронов, ненавистных Россиянам; думая, что юный Даниил, отчасти им воспитанный, охотнее Игоревичей может быть его подручником, Андрей исполнил требование Галицких Бояр, и Владислав, окруженный полками Венгров, вступил с Князем-отроком в пределы отечества. Города сдавались. "За кого вам сражаться? - говорил одушевленный местию Владислав: - за убийц ли, которые злодейски умертвили ваших отцев и братьев, похитили их имение, женили рабов на дочерях Боярских?" Граждане Перемышля выдали ему Святослава Игоревича. Роман в Звенигороде оборонялся, призвав Половцев. Но все соседственные Князья восстали на Игоревичей: Александр Владимирский, Ярославичи, - Ингварь Луцкий и Мстислав Немой; малолетний Василько прислал из Бельза к брату Даниилу свою дружину; самые Ляхи соединились с Венграми, чтобы участвовать в выгодах сего ополчения. Романа Звенигородского пленили в бегстве: Владимир ушел. Юному Даниилу вручили державу Княжескую. Родительница спешила обнять его: он не узнал матери, быв долго в разлуке с нею; но тем более изъявил чувствительности, услышав от нее имя сына и видя ее радостные слезы. Среди Вельмож и народа сей величественный отрок уже казался повелителем, благородною наружностию предвещая свою будущую знаменитость.