Страница:
Сей юноша незадолго до того времени гостил у Всеволода и женился на его племяннице, дочери Михаиловой. Святослав имел случай оказывать услуги Великому Князю, когда он жил в южной России, не имея Удела и не дерзая требовать оного от брата, Андрея Боголюбского, своего бывшего гонителя. Между тем как Михаил и Всеволод с помощию Святослава искали престола Владимирского, супруги их оставались в Чернигове. Сия дружба, основанная на одолжениях, благодарности и свойстве, не устояла против обоюдного властолюбия. Святослав, охотно пославший сына господствовать в Новегороде, мог предвидеть, что Всеволод тем оскорбится, считая сию область законным достоянием Мономахова рода. Новые неудовольствия ускорили явное начало вражды. Меньшие сыновья умершего Глеба Рязанского жаловались Всеволоду на старшего брата, Романа, Святославова зятя: говорили, что он, следуя внушению тестя, отнимает их Уделы и презирает Великого Князя. Всеволод, уже не доброхотствуя Князю Черниговскому, вступился за них, встреченный ими в Коломне, пленил там Святославова сына, Глеба; разбил передовой отряд Романов на берегах Оки, взял город Борисов, осадил Рязань и заключил мир. Роман и братья его признали Всеволода общим их покровителем, довольные Уделами, которые он назначил для каждого из них по верховной воле своей.
Князь Черниговский, раздраженный пленением сына, хотел не только отмстить за то, но и присвоить себе, счастливым успехом оружия, лестное первенство между Князьями Российскими. Еще Всеволод не имел прав Андреевых, утвержденных долговременною славою; не имел и силы Боголюбского: ибо Смоленск, область Кривская и Новгород не помогали ему. Святослав надеялся смирить его, но желал прежде вытеснить Рюрика и Давида из области Киевской, чтобы господствовать в ней единовластно. Смерть Мстислава Храброго и Олега Северского, их зятя, казалась ему случаем благоприятным: уверенный в дружелюбии Олеговых братьев, Игоря и Всеволода; выдав племянницу за Князя Переяславского, Владимира Глебовича, и называясь покровителем сего юноши, он дерзнул на гнусное коварство, рассуждая, что все способы вредить Мономаховым потомкам согласны с уставом праведной мести и что ближайшие из них должны быть ее первым предметом. Не имея в самом деле никаких причин жаловаться на Ростиславичей - которые жили с ним мирно и вместе отразили набег Хана Половецкого, Кончака - Святослав вздумал схватить Давида на звериной ловле в окрестностях Днепра; сказал о том единственно жене и главному из любимцев, именем Кочкарю; тайно собрал воинов и нечаянно ударил на стан Давидов. Сей Князь, изумленный злодейством, бросился в лодку с супругою и едва мог спастися, осыпаемый с берега стрелами. Он ушел в Белгород к Рюрику; а Святослав, неудачно обнаружив свой умысел, призвал всех родственников на совет в Чернигов. "Вижу теперь горестную необходимость войны, - сказал ему Игорь Северский: - но ты мог бы прежде сохранить мир. Впрочем, мы готовы повиноваться тебе, как нашему отцу, желая усердно твоего блага". Между тем Рюрик, слыша, что Святослава нет в Киеве, занял сию столицу, требовал помощи от Князей Волынских и велел Давиду ехать в Смоленск к Роману, чтобы вместе с ним взять нужные меры для безопасности сего Княжения. Но Давид уже не застал брата живого. Роман скончался, известный более мирными, кроткими свойствами, нежели воинским духом. Летописцы сказывают, что он имел наружность величественную и редкое милосердие; терпел от граждан Смоленских многие досады и мстил им только благодеяниями; не обманывал Князей, нежно любил братьев, славился набожностию: соорудил Великолепную церковь Св. Иоанна, украсил оную золотом и финифтью. Давид наследовал престол Смоленский.
[1181 г.] В надежде управиться и с Ростиславичами и с Великим Князем Святослав, наняв множество Половцев, оставил часть войска с братом своим Ярославом в Чернигове, чтобы действовать против Рюрика и Давида; а сам с главною силою вступил в область Суздальскую, соединился с Новогородцами на устье Тверцы, опустошил берега Волги и шел к Переяславлю. За 40 верст от сего города стоял Всеволод с полками Суздальскими, Рязанскими, Муромскими в стане, укрепленном природою: между крутоберегою Вленою, ущельями и горами. Неприятели видели друг друга и пускали чрез реку стрелы. Воины Святославовы желали битвы, Суздальские также: последние были удерживаемы Великим Князем, а первые неприступностию места. Прошло более двух недель. Чтобы сделать тревогу в стане Черниговцев, Всеволод послал Князей Рязанских ударить на них сбоку. Внезапность нападения имела успех только мгновенный: брат Игоря Северского принудил Рязанцев бежать и взял у них немалое число пленников. Напрасно ожидав нового нападения, Святослав отправил к Великому Князю своего Духовника с такими словами: "Брат и сын мой! Имев искреннее удовольствие служить тебе советом и делом, мог ли я ожидать столь жестокой неблагодарности? В возмездие за сии услуги ты не устыдился злодействовать мне и схватил моего сына. Для чего же медлишь? Я близ тебя: решим дело судом Божиим. Выступи в поле, и сразимся на той или другой стороне реки". Всеволод не ответствовал, задержал Послов и велел отвезти их в Владимир, желая, чтобы Князь Черниговский в досаде своей отважился на битву, для себя невыгодную, и перешел за реку. Святослав не трогался с места. Весна наступила: боясь распутья, он решился оставить часть обоза и стан в добычу неприятелю, впрочем, не хотевшему за ним гнаться; сжег Дмитров, место Всеволодова рождения, и прибыл весновать в Новгород, где жители встретили его как победителя, называя именем Великого. Ярополк, прежде изгнанный ими в удовольствие Всеволоду, находился с Черниговским Князем: они вторично приняли его к себе и дали ему в Удел Торжок, чтобы охранять их восточные области.
Святослав, изведав воинскую осторожность Всеволода, уже не хотел возобновить неприятельских действий в Великом Княжении Суздальском: он велел брату, Ярославу, выступить из Чернигова и соединился с ним в областях Кривских, где Васильковичи, Всеслав Полоцкий и Брячислав Витебский вместе с другими Князьями волею или неволею объявили себя друзьями Святослава; каждый привел к нему свою дружину, а Всеслав Литву и Ливонцев. Ростиславичи и Киев были предметом сего ополчения. Один Князь Друцкий, Глеб, сын умершего Рогволода, не изменил Давиду Смоленскому, который думал защитить его, но, видя превосходную силу врагов, удалился от битвы. Святослав обратил в пепел внешние укрепления Друцка и, не теряя времени, шел к Киеву, сопровождаемый толпами Половцев. Сие-то гибельное обыкновение, в войнах междоусобных дружиться с иноплеменными хищниками и призывать их для ужасных злодейств в недра государства, всего более обесславило Князей Черниговских в нашей древней истории и было одною из причин народной любви к Мономаховым потомкам, которые дотоле гнушались оным (если исключим Георгия Долгорукого) и, следуя наследственным правилам, отличались Великодушием. Так поступил и Рюрик. Не имея способов защитить Киев, он выехал в Белгород, умел внезапно разбить Половцев, предводимых Игорем Северским, и воспользовался робостию Святослава для заключения мира: признал его старейшим; отказался от Киева, удержав за собою все другие города Днепровские, и клялся искренно быть верным другом Черниговских Князей с условием, чтобы они, подобно ему, служили щитом для южной России и не давали варварам пленять Христиан.
Вероятно, что Рюрик старался примирить Святослава с Великим Князем: Новгород, быв основанием их вражды, подал им и способ прекратить оную. Ярополк, ненавидя Всеволода, не мог жить спокойно в Торжке и беспрестанно тревожил границы Суздальские. Всеволод осадил его. Предвидя свою участь, граждане оборонялись мужественно долее месяца; не имея хлеба, питались кониною: наконец голод заставил их сдаться. Ярополк, раненный стрелою во время осады, был заключен в цепи, а город сожжен вторично; жителей отвели пленниками в Владимир. Войско Новогородское находилось тогда с Святославом в земле Кривской: оно спешило назад защитить собственную. Но чиновники и граждане, переменив мысли, уже хотели искать милости Всеволодовой. Рассуждая, что дружба Государя соседственного, юного, могущественного, твердого душою, выгоднее дружбы Черниговского Князя, слабодушного, легкомысленного и притом удаленного от пределов Новогородских, они выслали Святославова сына и требовали, чтобы Всеволод, оставив вражду, дал им правителя. Он немедленно возвратил свободу пленным жителям Торжка, и свояк его, Ярослав Владимирович, внук Мстислава Великого, приехал из Суздаля Княжить в Новгород. Достигнув, таким образом, цели своей - то есть присоединив область Новогородскую ко владениям Мономахова дома - Всеволод с честию отпустил Глеба Святославича к отцу, не мешал последнему господствовать в Киеве и, возобновив старую с ним дружбу, выдал своячину, Княжну Ясскую, за его меньшего сына; а Глеб Святославич женился на дочери Рюриковой. Внутреннее междоусобие прекратилось: начались войны внешние. Подобно Андрею смотря с завистию на цветущую художествами и торговлею Болгарию, Всеволод желал овладеть ею и звал других Князей к содействию. Война с неверными казалась тогда во всяком случае справедливою: Святослав прислал сына своего, Владимира, к Великому Князю, радуясь, что он замыслил дело столь благоприятное для чести Российского оружия. Князья Рязанские, Муромский и сын Давида Смоленского также участвовали в сем походе. Рать союзников плыла Волгою до Казанской Губернии, оставила ладии близ устья Цывили, под стражею Белозерских воинов, и шла далее сухим путем. Передовой отряд, увидев вдали конницу, готовился к битве; но мнимые неприятели оказались Половцами, которые также воевали Болгарию и хотели служить Всеволоду. Вместе с ними Россияне осадили так называемый Великий город в земле Серебряных Болгаров, как сказано в летописи. Юный племянник Всеволодов, Изяслав Глебович, брат Князя Переяславского, не хотел ждать общего приступа и между тем, как Бояре советовались в шатре у Великого Князя, один с своею дружиною ударил на Болгарскую пехоту, стоявшую в укреплении пред городом; пробился до ворот, но, уязвленный стрелою в сердце, пал на землю. Воины принесли его в стан едва живого. Сей случай спас город: ибо Великий Князь, видя страдание любимого, мужественного племянника, не мог ревностно заниматься осадою и в десятый день, заключив мир с жителями, отступил к ладиям, где Белозерцы до его прибытия одержали победу над соединенными жителями трех городов Болгарских, хотевших истребить суда Россиян. Там Изяслав скончался, и Всеволод с горестию возвратился в столицу, отправив конницу в Владимир чрез землю Мордвы (нынешнюю Симбирскую и Нижегородскую губернии).
В сие время Россия западная узнала новых врагов, опасных и жестоких. Народ Литовский, в течение ста пятидесяти лет подвластный ее Князьям, дикий, бедный, платил им дань шкурами, даже лыками и вениками. Непрестанные наши междоусобия, разделение земли Кривской и слабость каждого Удела в особенности дали способ Литовцам не только освободиться от зависимости, но и тревожить набегами области Российские. Трубя в длинные свои трубы, они садились на борзых лесных коней и, как лютые звери, стремились на добычу: жгли селения, пленяли жителей и, настигаемые отрядами воинскими, не хотели биться стеною: рассыпаясь во все стороны, пускали стрелы издали, метали дротики, исчезали и снова являлись. Так сии грабители, несмотря на зимний холод, ужасно опустошили Псковскую область. Новогородцы, не успев защитить ее, винили в том своего Князя, Ярослава Владимировича, и на его место - кажется, с согласия Всеволодова - призвали к себе из Смоленска Давидова сына, Мстислава.
В России южной Князья соединили силы, чтобы смирить Половцев: Святослав Киевский, Рюрик с двумя племянниками, Владимир Нереяславский (внук Долгорукого), Глеб Юрьевич Туровский (правнук Святополка-Михаила) с братом Ярославом Пинским, Всеволод и Мстислав, сыновья Ярослава Луцкого, Мстислав Всеволодкович Городненский и дружина Галицкого. Они пять дней искали варваров за Днепром. Князь Владимир, начальник передового отряда, вступил в битву с Половцами. "Мне должно наказать их за разорение моей Переяславской области", - сказал он старейшему из Князей, Святославу Киевскому, и смело устремился на многочисленные толпы неприятелей, которые заранее объявили его и всех наших Воевод своими пленниками; но, устрашенные одним грозным видом полку Владимирова, бежали в степи. Россияне на берегах Угла или Орели взяли 7000 пленных (в том числе 417 Князьков), множество коней Азиатских и всякого оружия. Славный свирепостию Хан Половецкий, Кончак, был также разбит ими близ Хороля, несмотря на его самострельные, необыкновенной величины луки (едва натягиваемые пятьюдесятью воинами) и на искусство бывшего с ним бессерменина, или Харасского Турка, стрелявшего живым огнем, как сказано в летописи; вероятно, Греческим, а может быть, и порохом. Киевляне догнали сего хитреца в бегстве и представили Святославу со всеми его снарядами, но, кажется, не воспользовались оными.
[1185 г.] Чрез несколько месяцев торжество Россиян обратилось в горесть. Князья Северские, Игорь Новогородский, брат его Всеволод Трубчевский и племянник их, не имев участия в победах Святослава, завидовали им и хотели еще важнейших; взяли у Ярослава Всеволодовича Черниговского так называемых Ковуев - единоплеменных, как вероятно, с Черными Клобуками - и пошли к Дону. Случившееся тогда затмение солнца казалось их Боярам предзнаменованием несчастным. "Друзья и братья! - сказал Игорь: - Тайны Божественные никому не сведомы, а нам не миновать своего рока". Он переправился за Донец. Всеволод, брат Игорев, шел из Курска иным путем: соединясь на берегах Оскола, войско обратилось к югу, к рекам Дону и Салу, феатру блестящих побед Мономаховых. Кочующие там варвары известили своих единоплеменников о сей новой грозе, представляя им, что Россияне, дерзнув зайти столь далеко, без сомнения хотят совершенно истребить весь род их. Половцы ужаснулись и бесчисленными толпами двинулись от самых дальних берегов Дона навстречу смелым Князьям. Люди благоразумные говорили Игорю: "Князь! Неприятели многочисленны; удалимся; теперь не наше время". Игорь ответствовал: "Мы будем осмеяны, когда, не обнажив меча, возвратимся; а стыд ужаснее смерти". В первой битве Россияне остались победителями, взяли стан неприятелей, их семейства; ликовали в завоеванных вежах и говорили друг другу: "Что скажут теперь наши братья и Святослав Киевский? Они сражались с Половцами еще смотря на Переяславль и не смели идти в их землю; а мы уже в ней, скоро будем за Доном, и далее в странах приморских, где никогда не бывали отцы наши; истребим варваров и приобретем славу вечную". Сия гордость витязей мужественных, но малоопытных и неосторожных, имела для них самые гибельные следствия. Разбитые Половцы соединились с новыми толпами, отрезали Россиян от воды и в ожидании еще большей помощи не хотели сразиться копьями, три дня действуя одними стрелами. Число варваров беспрестанно умножалось. Наконец войско наших Князей открыло себе путь к воде: там Половцы со всех сторон окружили его. Оно билось храбро, отчаянно. Изнуренные кони худо служили всадникам: предводители спешились вместе с воинами. Один раненый Игорь ездил на коне, ободряя их и сняв с себя шлем, чтобы они видели его лицо и тем Великодушнее умирали. Всеволод, брат Игорев, оказал редкое мужество и наконец остался без оружия, изломив свое копие и меч. Почти никто не мог спастися: все легли на месте или с Князьями были отведены в неволю. В России узнали о сем бедствии, случившемся на берегах Каялы (ныне Кагальника), от некоторых купцов, там бывших. "Скажите в Киеве (говорили им Половцы), что мы теперь можем обменяться пленниками". Князья, Вельможи, народ оплакивали несчастных; многие лишились братьев, отцов, ближних сродников. Святослав Киевский ездил тогда в Карачев: на возвратном пути услышав печальную весть, залился слезами и сказал: "Я жаловался на легкомыслие Игоря: теперь еще более жалуюсь на его злосчастие". Он собрал Князей под Каневом, но распустил их, когда Половцы, боясь сего ополчения, удалились от границ России. Не хотев идти по следам Владетелей Северских, чтобы не иметь той же участи, Святослав был причиною новых бедствий: ибо варвары, успокоенные его робостию, снова явились, взяли несколько городов на берегах Сулы, осадили Переяславль. Мужественный Владимир Глебович встретил их под стенами и бился как Герой; кровь текла из ран его; дружина ослабевала. Видя опасность Князя любимого, все граждане вооружились и едва спасли Владимира, уязвленного тремя копьями. Половцы, взяв город Рим, или нынешний Ромен, опустошив множество сел близ Путивля и напомнив Россиянам бедственные времена Всеволода I или Святополка-Михаила, ушли, обремененные пленниками, в свои вежи. Но к утешению Северян, Игорь Святославич возвратился. Он жил в неволе под надзиранием благосклонного к нему Хана Кончака; имел при себе слуг, Священника и мог забавляться ястребиною охотою. Один из Половцев, именем Лавер, вызвался бежать с ним в Россию. Князь Игорь ответствовал: "Я мог уйти во время битвы, но не хотел обесславить себя бегством; не хочу и теперь". Однако ж, убежденный советом верного своего Конюшего, Игорь воспользовался темнотою ночи и сном варваров, упоенных крепким кумысом; сел на коня и в 11 дней приехал благополучно в город Донец. Сын его Владимир, оставленный им в плену, женился там на дочери Хана Кончака и возвратился к отцу через два года вместе с дядею Всеволодом (коего называют Летописцы Героем, или, по их словам, удалейшим из всех Ольговичей, величественным наружностию, любезным душою). Сия гибель дружины Северской, плен Князей и спасение Игоря описаны со многими обстоятельствами в особенной древней, исторической повести, украшенной цветами воображения и языком стихотворства.
В течение следующих осьми лет Половцы то мирились, то воевали с Россиянами, имея успех и неудачи. Сии маловажные сшибки не представляют ничего достопамятного для истории. Один сын Рюриков, юный Ростислав, отличался в оных мужеством и был грозою варваров, предводительствуя Торками и Берендеями, иногда верными стражами областей Киевских, иногда изменниками: так их знаменитый чиновник, или Князек, именем Кунтувдей, оскорбленный Святославом, ушел к Половцам и долго грабил с ними села днепровские. Чтобы обезоружить сего храброго наездника, Рюрик дал ему городок Дверен на берегах Роси. Народ благословлял согласие Рюрика с Святославом, которые единодушно действовали для его внешней безопасности. Первый, женатый на сестре Князей Пинских, или Туровских, правнуке Святополка-Михаила, старался быть защитником и сего края: он ходил с войском на Литву, как бы предвидя, что она будет для нашего отечества еще опаснее Половцев.
[1186-1187 гг.] Междоусобие Князей Рязанских нарушило внутренний мир и спокойствие в России восточной. Глебовичи Роман, Игорь, Владимир умышляли на жизнь меньших братьев, Всеволода и Святослава, сперва тайно, а наконец осадили их в Пронске. Великий Князь был занят тогда новым походом рати своей на Болгаров; когда же Воеводы его возвратились оттуда с добычею и с пленниками, он решился прекратить вражду злобных братьев. Напрасно Послы его благоразумно представляли им, что добрые Россияне и единокровные должны извлекать меч только на врагов иноплеменных. Роман, Игорь, Владимир ответствовали гордо, что они не имеют нужды в советах и хотят быть независимы. Обольщенный ими, Святослав изменил меньшему брату, Всеволоду, бывшему у Великого Князя, и сдал им Пронск, где находилось 300 человек дружины Владимирской. Роман взял их в плен вместе с женою, детьми, Боярами Всеволода Глебовича. Сии безрассудные мятежники скоро увидели опасность и старались умилостивить Великого Князя. Они склонили Черниговского Епископа Порфирия (коего Епархия заключала в себе и Рязанскую область) быть их ходатаем; Послы Святослава Киевского и брата его также находились в Владимире для сего дела. Но Порфирий худо исполнил священную обязанность миротворца; действовал как переветник, раздражил Всеволода Георгиевича коварством своим и тем умножил зло: ибо Великий Князь огнем и мечом опустошил землю Рязанскую, держась правила, как говорят Летописцы, что "война славная лучше мира постыдного".
Сей год [1187] достопамятен кончиною Ярослава Владимирковича Галицкого и важными ее следствиями. Подобно отцу господствуя от гор Карпатских по устья Серета и Прута, он имел истинные государственные добродетели, редкие в тогдашние времена: не искал завоеваний, но, довольствуясь Своею немалою областию, пекся о благоденствии народа, о цветущем состоянии городов, земледелия; для того любил тишину, вооружался единственно на обидящих и посылал рать с Боярами, думая, что дела гражданские еще важнее воинских для Государя; нанимал полки иноплеменников и, спасая тем подданных от кровопролития, не жалел казны. В 1173 году он нанял у Поляков войско за 3000 гривен серебра: успехи торговли и мирной промышленности доставляли ему способ быть щедрым в таких случаях. Союзник Греческого Императора Мануила, покровитель изгнанного Андроника, Ярослав считался одним из знаменитейших Государей своего времени, хвалимый в летописях вообще за мудрость и сильное, убедительное красноречие в советах, по коему Россияне прозвали его Осьмомыслом. Сей миролюбивый Князь не находил мира только в недрах семейства и не мог жить в согласии ни с супругою, ни с сыном: первая решилась навсегда с ним расстаться и (в 1181 году) скончалась Монахинею в Владимире Суздальском у Всеволода, ее брата; а сын Ярославов, в третий раз изгнанный отцом, напрасно искав пристанища у Князей Волынских, Смоленского, даже у Великого Князя, жил два года в Путивле у своего зятя, Игоря Северского, и хотя наконец, посредством Игорева старания, примирился с отцом, но, имея склонности развратные, непрестанно огорчал его. Тем более Ярослав любил меньшего, побочного сына, именем Олега, прижитого им с несчастною Анастасиею. Готовясь к смерти, он три дня прощался со всеми: Бояре, Духовные, граждане, самые нищие теснились во Дворце к одру умирающего. Изъявив чувства набожные и Христианские, смирение пред Богом и людьми; назначив богатые вклады в церкви, в монастыри и велев раздать часть казны бедным, Ярослав объявил своим наследником Олега: Владимира же наградил только Перемышлем, взяв с него и с Бояр клятву исполнить сие завещание. Но Бояре, едва предав земле тело Государя, изгнали Олега (ушедшего к Рюрику в Овруч) и возвели Владимира на престол.
Они раскаялись: ибо новый Государь, имея отвращение от дел, пил день и ночь, презирал уставы Церкви и нравственности, женился вторым браком на Попадье; сверх того, удовлетворяя гнусному любострастию, бесчестил девиц и супруг Боярских. Негодование сделалось общим; в домах, на улицах и площадях народ жаловался громогласно. В соседственной области Владимирской господствовал тогда Князь, известный мужеством, умом, деятельностию, Роман Мстиславич, который еще в летах нежной юности, под стенами Новагорода, смирив гордость Андрея Боголюбского, заслужил тем внимание Россиян. Многими блестящими свойствами достойный своего предка, Мономаха, он, к несчастию, жертвовал властолюбию правилами добродетели и, будучи сватом Владимиру, веселился его распутством и народным озлоблением, ибо думал воспользоваться следствиями оного. Имея тайную связь с Галицкими Вельможами, Роман хотел открыть себе путь к тамошнему престолу и советовал им свергнуть Князя, столь порочного. Сии внушения не остались без действия. Волнение и шум в столице пробудили усыпленного негою Владимира. Двор Княжеский наполнился людьми; но заговорщики, не уверенные в согласии добрых, терпеливых граждан, опасались возложить руку на Государя и, зная его малодушие, послали сказать ему, чтобы он избрал супругу достойнейшую, выдал им Попадью для казни, правительствовал как должно или готовился к следствиям весьма несчастным. Их желание исполнилось: то есть устрашенный Владимир бежал в Венгрию с женою, двумя сыновьями и наследственными сокровищами. Бояре призвали Романа Княжить в Галиче.
Плоды льстивых внушений и коварства оказались непрочными для сего властолюбивого Князя. Бела, Король Венгерский, не уступая ему в коварстве, осыпал Владимира ласками, дружескими уверениями и немедленно выступил к Галичу со всеми силами, чтобы смирить мятежных подданных, как говорил он, и возвратить престол изгнаннику. Давно Короли Венгерские, быв и друзьями и неприятелями мужественных, умных Князей Галицких, от Василька до Ярослава, завидовали их стране плодоносной, богатой также минералами и в особенности солью, которая издревле шла в южную Россию и в соседственные земли. Бела обрадовался случаю присоединить такую важную область к Венгрии. Еще Роман не утвердился на новом престоле; многие граждане и Вельможи ему не доброхотствовали, ибо опасались его крутого нрава и гордого самовластия. Сведав, что Венгры сходят с гор Карпатских, он успел только захватить казну и выехал из Галича с Боярами, ему преданными. Король без сопротивления вошел в столицу. Уже Владимир, изъявляя благодарность добрым союзникам, думал, что они могут идти обратно; но вероломный Бела вдруг объявил своего сына, Андрея Королем Галицким, с согласия лекгомысленных Бояр, обольщенных его уверениями, что Андрей будет царствовать по их уставам и воле. Сего не довольно: Бела, отняв у Владимира и сокровища и свободу, возвратился с ним в Венгрию как с пленником.
Князь Черниговский, раздраженный пленением сына, хотел не только отмстить за то, но и присвоить себе, счастливым успехом оружия, лестное первенство между Князьями Российскими. Еще Всеволод не имел прав Андреевых, утвержденных долговременною славою; не имел и силы Боголюбского: ибо Смоленск, область Кривская и Новгород не помогали ему. Святослав надеялся смирить его, но желал прежде вытеснить Рюрика и Давида из области Киевской, чтобы господствовать в ней единовластно. Смерть Мстислава Храброго и Олега Северского, их зятя, казалась ему случаем благоприятным: уверенный в дружелюбии Олеговых братьев, Игоря и Всеволода; выдав племянницу за Князя Переяславского, Владимира Глебовича, и называясь покровителем сего юноши, он дерзнул на гнусное коварство, рассуждая, что все способы вредить Мономаховым потомкам согласны с уставом праведной мести и что ближайшие из них должны быть ее первым предметом. Не имея в самом деле никаких причин жаловаться на Ростиславичей - которые жили с ним мирно и вместе отразили набег Хана Половецкого, Кончака - Святослав вздумал схватить Давида на звериной ловле в окрестностях Днепра; сказал о том единственно жене и главному из любимцев, именем Кочкарю; тайно собрал воинов и нечаянно ударил на стан Давидов. Сей Князь, изумленный злодейством, бросился в лодку с супругою и едва мог спастися, осыпаемый с берега стрелами. Он ушел в Белгород к Рюрику; а Святослав, неудачно обнаружив свой умысел, призвал всех родственников на совет в Чернигов. "Вижу теперь горестную необходимость войны, - сказал ему Игорь Северский: - но ты мог бы прежде сохранить мир. Впрочем, мы готовы повиноваться тебе, как нашему отцу, желая усердно твоего блага". Между тем Рюрик, слыша, что Святослава нет в Киеве, занял сию столицу, требовал помощи от Князей Волынских и велел Давиду ехать в Смоленск к Роману, чтобы вместе с ним взять нужные меры для безопасности сего Княжения. Но Давид уже не застал брата живого. Роман скончался, известный более мирными, кроткими свойствами, нежели воинским духом. Летописцы сказывают, что он имел наружность величественную и редкое милосердие; терпел от граждан Смоленских многие досады и мстил им только благодеяниями; не обманывал Князей, нежно любил братьев, славился набожностию: соорудил Великолепную церковь Св. Иоанна, украсил оную золотом и финифтью. Давид наследовал престол Смоленский.
[1181 г.] В надежде управиться и с Ростиславичами и с Великим Князем Святослав, наняв множество Половцев, оставил часть войска с братом своим Ярославом в Чернигове, чтобы действовать против Рюрика и Давида; а сам с главною силою вступил в область Суздальскую, соединился с Новогородцами на устье Тверцы, опустошил берега Волги и шел к Переяславлю. За 40 верст от сего города стоял Всеволод с полками Суздальскими, Рязанскими, Муромскими в стане, укрепленном природою: между крутоберегою Вленою, ущельями и горами. Неприятели видели друг друга и пускали чрез реку стрелы. Воины Святославовы желали битвы, Суздальские также: последние были удерживаемы Великим Князем, а первые неприступностию места. Прошло более двух недель. Чтобы сделать тревогу в стане Черниговцев, Всеволод послал Князей Рязанских ударить на них сбоку. Внезапность нападения имела успех только мгновенный: брат Игоря Северского принудил Рязанцев бежать и взял у них немалое число пленников. Напрасно ожидав нового нападения, Святослав отправил к Великому Князю своего Духовника с такими словами: "Брат и сын мой! Имев искреннее удовольствие служить тебе советом и делом, мог ли я ожидать столь жестокой неблагодарности? В возмездие за сии услуги ты не устыдился злодействовать мне и схватил моего сына. Для чего же медлишь? Я близ тебя: решим дело судом Божиим. Выступи в поле, и сразимся на той или другой стороне реки". Всеволод не ответствовал, задержал Послов и велел отвезти их в Владимир, желая, чтобы Князь Черниговский в досаде своей отважился на битву, для себя невыгодную, и перешел за реку. Святослав не трогался с места. Весна наступила: боясь распутья, он решился оставить часть обоза и стан в добычу неприятелю, впрочем, не хотевшему за ним гнаться; сжег Дмитров, место Всеволодова рождения, и прибыл весновать в Новгород, где жители встретили его как победителя, называя именем Великого. Ярополк, прежде изгнанный ими в удовольствие Всеволоду, находился с Черниговским Князем: они вторично приняли его к себе и дали ему в Удел Торжок, чтобы охранять их восточные области.
Святослав, изведав воинскую осторожность Всеволода, уже не хотел возобновить неприятельских действий в Великом Княжении Суздальском: он велел брату, Ярославу, выступить из Чернигова и соединился с ним в областях Кривских, где Васильковичи, Всеслав Полоцкий и Брячислав Витебский вместе с другими Князьями волею или неволею объявили себя друзьями Святослава; каждый привел к нему свою дружину, а Всеслав Литву и Ливонцев. Ростиславичи и Киев были предметом сего ополчения. Один Князь Друцкий, Глеб, сын умершего Рогволода, не изменил Давиду Смоленскому, который думал защитить его, но, видя превосходную силу врагов, удалился от битвы. Святослав обратил в пепел внешние укрепления Друцка и, не теряя времени, шел к Киеву, сопровождаемый толпами Половцев. Сие-то гибельное обыкновение, в войнах междоусобных дружиться с иноплеменными хищниками и призывать их для ужасных злодейств в недра государства, всего более обесславило Князей Черниговских в нашей древней истории и было одною из причин народной любви к Мономаховым потомкам, которые дотоле гнушались оным (если исключим Георгия Долгорукого) и, следуя наследственным правилам, отличались Великодушием. Так поступил и Рюрик. Не имея способов защитить Киев, он выехал в Белгород, умел внезапно разбить Половцев, предводимых Игорем Северским, и воспользовался робостию Святослава для заключения мира: признал его старейшим; отказался от Киева, удержав за собою все другие города Днепровские, и клялся искренно быть верным другом Черниговских Князей с условием, чтобы они, подобно ему, служили щитом для южной России и не давали варварам пленять Христиан.
Вероятно, что Рюрик старался примирить Святослава с Великим Князем: Новгород, быв основанием их вражды, подал им и способ прекратить оную. Ярополк, ненавидя Всеволода, не мог жить спокойно в Торжке и беспрестанно тревожил границы Суздальские. Всеволод осадил его. Предвидя свою участь, граждане оборонялись мужественно долее месяца; не имея хлеба, питались кониною: наконец голод заставил их сдаться. Ярополк, раненный стрелою во время осады, был заключен в цепи, а город сожжен вторично; жителей отвели пленниками в Владимир. Войско Новогородское находилось тогда с Святославом в земле Кривской: оно спешило назад защитить собственную. Но чиновники и граждане, переменив мысли, уже хотели искать милости Всеволодовой. Рассуждая, что дружба Государя соседственного, юного, могущественного, твердого душою, выгоднее дружбы Черниговского Князя, слабодушного, легкомысленного и притом удаленного от пределов Новогородских, они выслали Святославова сына и требовали, чтобы Всеволод, оставив вражду, дал им правителя. Он немедленно возвратил свободу пленным жителям Торжка, и свояк его, Ярослав Владимирович, внук Мстислава Великого, приехал из Суздаля Княжить в Новгород. Достигнув, таким образом, цели своей - то есть присоединив область Новогородскую ко владениям Мономахова дома - Всеволод с честию отпустил Глеба Святославича к отцу, не мешал последнему господствовать в Киеве и, возобновив старую с ним дружбу, выдал своячину, Княжну Ясскую, за его меньшего сына; а Глеб Святославич женился на дочери Рюриковой. Внутреннее междоусобие прекратилось: начались войны внешние. Подобно Андрею смотря с завистию на цветущую художествами и торговлею Болгарию, Всеволод желал овладеть ею и звал других Князей к содействию. Война с неверными казалась тогда во всяком случае справедливою: Святослав прислал сына своего, Владимира, к Великому Князю, радуясь, что он замыслил дело столь благоприятное для чести Российского оружия. Князья Рязанские, Муромский и сын Давида Смоленского также участвовали в сем походе. Рать союзников плыла Волгою до Казанской Губернии, оставила ладии близ устья Цывили, под стражею Белозерских воинов, и шла далее сухим путем. Передовой отряд, увидев вдали конницу, готовился к битве; но мнимые неприятели оказались Половцами, которые также воевали Болгарию и хотели служить Всеволоду. Вместе с ними Россияне осадили так называемый Великий город в земле Серебряных Болгаров, как сказано в летописи. Юный племянник Всеволодов, Изяслав Глебович, брат Князя Переяславского, не хотел ждать общего приступа и между тем, как Бояре советовались в шатре у Великого Князя, один с своею дружиною ударил на Болгарскую пехоту, стоявшую в укреплении пред городом; пробился до ворот, но, уязвленный стрелою в сердце, пал на землю. Воины принесли его в стан едва живого. Сей случай спас город: ибо Великий Князь, видя страдание любимого, мужественного племянника, не мог ревностно заниматься осадою и в десятый день, заключив мир с жителями, отступил к ладиям, где Белозерцы до его прибытия одержали победу над соединенными жителями трех городов Болгарских, хотевших истребить суда Россиян. Там Изяслав скончался, и Всеволод с горестию возвратился в столицу, отправив конницу в Владимир чрез землю Мордвы (нынешнюю Симбирскую и Нижегородскую губернии).
В сие время Россия западная узнала новых врагов, опасных и жестоких. Народ Литовский, в течение ста пятидесяти лет подвластный ее Князьям, дикий, бедный, платил им дань шкурами, даже лыками и вениками. Непрестанные наши междоусобия, разделение земли Кривской и слабость каждого Удела в особенности дали способ Литовцам не только освободиться от зависимости, но и тревожить набегами области Российские. Трубя в длинные свои трубы, они садились на борзых лесных коней и, как лютые звери, стремились на добычу: жгли селения, пленяли жителей и, настигаемые отрядами воинскими, не хотели биться стеною: рассыпаясь во все стороны, пускали стрелы издали, метали дротики, исчезали и снова являлись. Так сии грабители, несмотря на зимний холод, ужасно опустошили Псковскую область. Новогородцы, не успев защитить ее, винили в том своего Князя, Ярослава Владимировича, и на его место - кажется, с согласия Всеволодова - призвали к себе из Смоленска Давидова сына, Мстислава.
В России южной Князья соединили силы, чтобы смирить Половцев: Святослав Киевский, Рюрик с двумя племянниками, Владимир Нереяславский (внук Долгорукого), Глеб Юрьевич Туровский (правнук Святополка-Михаила) с братом Ярославом Пинским, Всеволод и Мстислав, сыновья Ярослава Луцкого, Мстислав Всеволодкович Городненский и дружина Галицкого. Они пять дней искали варваров за Днепром. Князь Владимир, начальник передового отряда, вступил в битву с Половцами. "Мне должно наказать их за разорение моей Переяславской области", - сказал он старейшему из Князей, Святославу Киевскому, и смело устремился на многочисленные толпы неприятелей, которые заранее объявили его и всех наших Воевод своими пленниками; но, устрашенные одним грозным видом полку Владимирова, бежали в степи. Россияне на берегах Угла или Орели взяли 7000 пленных (в том числе 417 Князьков), множество коней Азиатских и всякого оружия. Славный свирепостию Хан Половецкий, Кончак, был также разбит ими близ Хороля, несмотря на его самострельные, необыкновенной величины луки (едва натягиваемые пятьюдесятью воинами) и на искусство бывшего с ним бессерменина, или Харасского Турка, стрелявшего живым огнем, как сказано в летописи; вероятно, Греческим, а может быть, и порохом. Киевляне догнали сего хитреца в бегстве и представили Святославу со всеми его снарядами, но, кажется, не воспользовались оными.
[1185 г.] Чрез несколько месяцев торжество Россиян обратилось в горесть. Князья Северские, Игорь Новогородский, брат его Всеволод Трубчевский и племянник их, не имев участия в победах Святослава, завидовали им и хотели еще важнейших; взяли у Ярослава Всеволодовича Черниговского так называемых Ковуев - единоплеменных, как вероятно, с Черными Клобуками - и пошли к Дону. Случившееся тогда затмение солнца казалось их Боярам предзнаменованием несчастным. "Друзья и братья! - сказал Игорь: - Тайны Божественные никому не сведомы, а нам не миновать своего рока". Он переправился за Донец. Всеволод, брат Игорев, шел из Курска иным путем: соединясь на берегах Оскола, войско обратилось к югу, к рекам Дону и Салу, феатру блестящих побед Мономаховых. Кочующие там варвары известили своих единоплеменников о сей новой грозе, представляя им, что Россияне, дерзнув зайти столь далеко, без сомнения хотят совершенно истребить весь род их. Половцы ужаснулись и бесчисленными толпами двинулись от самых дальних берегов Дона навстречу смелым Князьям. Люди благоразумные говорили Игорю: "Князь! Неприятели многочисленны; удалимся; теперь не наше время". Игорь ответствовал: "Мы будем осмеяны, когда, не обнажив меча, возвратимся; а стыд ужаснее смерти". В первой битве Россияне остались победителями, взяли стан неприятелей, их семейства; ликовали в завоеванных вежах и говорили друг другу: "Что скажут теперь наши братья и Святослав Киевский? Они сражались с Половцами еще смотря на Переяславль и не смели идти в их землю; а мы уже в ней, скоро будем за Доном, и далее в странах приморских, где никогда не бывали отцы наши; истребим варваров и приобретем славу вечную". Сия гордость витязей мужественных, но малоопытных и неосторожных, имела для них самые гибельные следствия. Разбитые Половцы соединились с новыми толпами, отрезали Россиян от воды и в ожидании еще большей помощи не хотели сразиться копьями, три дня действуя одними стрелами. Число варваров беспрестанно умножалось. Наконец войско наших Князей открыло себе путь к воде: там Половцы со всех сторон окружили его. Оно билось храбро, отчаянно. Изнуренные кони худо служили всадникам: предводители спешились вместе с воинами. Один раненый Игорь ездил на коне, ободряя их и сняв с себя шлем, чтобы они видели его лицо и тем Великодушнее умирали. Всеволод, брат Игорев, оказал редкое мужество и наконец остался без оружия, изломив свое копие и меч. Почти никто не мог спастися: все легли на месте или с Князьями были отведены в неволю. В России узнали о сем бедствии, случившемся на берегах Каялы (ныне Кагальника), от некоторых купцов, там бывших. "Скажите в Киеве (говорили им Половцы), что мы теперь можем обменяться пленниками". Князья, Вельможи, народ оплакивали несчастных; многие лишились братьев, отцов, ближних сродников. Святослав Киевский ездил тогда в Карачев: на возвратном пути услышав печальную весть, залился слезами и сказал: "Я жаловался на легкомыслие Игоря: теперь еще более жалуюсь на его злосчастие". Он собрал Князей под Каневом, но распустил их, когда Половцы, боясь сего ополчения, удалились от границ России. Не хотев идти по следам Владетелей Северских, чтобы не иметь той же участи, Святослав был причиною новых бедствий: ибо варвары, успокоенные его робостию, снова явились, взяли несколько городов на берегах Сулы, осадили Переяславль. Мужественный Владимир Глебович встретил их под стенами и бился как Герой; кровь текла из ран его; дружина ослабевала. Видя опасность Князя любимого, все граждане вооружились и едва спасли Владимира, уязвленного тремя копьями. Половцы, взяв город Рим, или нынешний Ромен, опустошив множество сел близ Путивля и напомнив Россиянам бедственные времена Всеволода I или Святополка-Михаила, ушли, обремененные пленниками, в свои вежи. Но к утешению Северян, Игорь Святославич возвратился. Он жил в неволе под надзиранием благосклонного к нему Хана Кончака; имел при себе слуг, Священника и мог забавляться ястребиною охотою. Один из Половцев, именем Лавер, вызвался бежать с ним в Россию. Князь Игорь ответствовал: "Я мог уйти во время битвы, но не хотел обесславить себя бегством; не хочу и теперь". Однако ж, убежденный советом верного своего Конюшего, Игорь воспользовался темнотою ночи и сном варваров, упоенных крепким кумысом; сел на коня и в 11 дней приехал благополучно в город Донец. Сын его Владимир, оставленный им в плену, женился там на дочери Хана Кончака и возвратился к отцу через два года вместе с дядею Всеволодом (коего называют Летописцы Героем, или, по их словам, удалейшим из всех Ольговичей, величественным наружностию, любезным душою). Сия гибель дружины Северской, плен Князей и спасение Игоря описаны со многими обстоятельствами в особенной древней, исторической повести, украшенной цветами воображения и языком стихотворства.
В течение следующих осьми лет Половцы то мирились, то воевали с Россиянами, имея успех и неудачи. Сии маловажные сшибки не представляют ничего достопамятного для истории. Один сын Рюриков, юный Ростислав, отличался в оных мужеством и был грозою варваров, предводительствуя Торками и Берендеями, иногда верными стражами областей Киевских, иногда изменниками: так их знаменитый чиновник, или Князек, именем Кунтувдей, оскорбленный Святославом, ушел к Половцам и долго грабил с ними села днепровские. Чтобы обезоружить сего храброго наездника, Рюрик дал ему городок Дверен на берегах Роси. Народ благословлял согласие Рюрика с Святославом, которые единодушно действовали для его внешней безопасности. Первый, женатый на сестре Князей Пинских, или Туровских, правнуке Святополка-Михаила, старался быть защитником и сего края: он ходил с войском на Литву, как бы предвидя, что она будет для нашего отечества еще опаснее Половцев.
[1186-1187 гг.] Междоусобие Князей Рязанских нарушило внутренний мир и спокойствие в России восточной. Глебовичи Роман, Игорь, Владимир умышляли на жизнь меньших братьев, Всеволода и Святослава, сперва тайно, а наконец осадили их в Пронске. Великий Князь был занят тогда новым походом рати своей на Болгаров; когда же Воеводы его возвратились оттуда с добычею и с пленниками, он решился прекратить вражду злобных братьев. Напрасно Послы его благоразумно представляли им, что добрые Россияне и единокровные должны извлекать меч только на врагов иноплеменных. Роман, Игорь, Владимир ответствовали гордо, что они не имеют нужды в советах и хотят быть независимы. Обольщенный ими, Святослав изменил меньшему брату, Всеволоду, бывшему у Великого Князя, и сдал им Пронск, где находилось 300 человек дружины Владимирской. Роман взял их в плен вместе с женою, детьми, Боярами Всеволода Глебовича. Сии безрассудные мятежники скоро увидели опасность и старались умилостивить Великого Князя. Они склонили Черниговского Епископа Порфирия (коего Епархия заключала в себе и Рязанскую область) быть их ходатаем; Послы Святослава Киевского и брата его также находились в Владимире для сего дела. Но Порфирий худо исполнил священную обязанность миротворца; действовал как переветник, раздражил Всеволода Георгиевича коварством своим и тем умножил зло: ибо Великий Князь огнем и мечом опустошил землю Рязанскую, держась правила, как говорят Летописцы, что "война славная лучше мира постыдного".
Сей год [1187] достопамятен кончиною Ярослава Владимирковича Галицкого и важными ее следствиями. Подобно отцу господствуя от гор Карпатских по устья Серета и Прута, он имел истинные государственные добродетели, редкие в тогдашние времена: не искал завоеваний, но, довольствуясь Своею немалою областию, пекся о благоденствии народа, о цветущем состоянии городов, земледелия; для того любил тишину, вооружался единственно на обидящих и посылал рать с Боярами, думая, что дела гражданские еще важнее воинских для Государя; нанимал полки иноплеменников и, спасая тем подданных от кровопролития, не жалел казны. В 1173 году он нанял у Поляков войско за 3000 гривен серебра: успехи торговли и мирной промышленности доставляли ему способ быть щедрым в таких случаях. Союзник Греческого Императора Мануила, покровитель изгнанного Андроника, Ярослав считался одним из знаменитейших Государей своего времени, хвалимый в летописях вообще за мудрость и сильное, убедительное красноречие в советах, по коему Россияне прозвали его Осьмомыслом. Сей миролюбивый Князь не находил мира только в недрах семейства и не мог жить в согласии ни с супругою, ни с сыном: первая решилась навсегда с ним расстаться и (в 1181 году) скончалась Монахинею в Владимире Суздальском у Всеволода, ее брата; а сын Ярославов, в третий раз изгнанный отцом, напрасно искав пристанища у Князей Волынских, Смоленского, даже у Великого Князя, жил два года в Путивле у своего зятя, Игоря Северского, и хотя наконец, посредством Игорева старания, примирился с отцом, но, имея склонности развратные, непрестанно огорчал его. Тем более Ярослав любил меньшего, побочного сына, именем Олега, прижитого им с несчастною Анастасиею. Готовясь к смерти, он три дня прощался со всеми: Бояре, Духовные, граждане, самые нищие теснились во Дворце к одру умирающего. Изъявив чувства набожные и Христианские, смирение пред Богом и людьми; назначив богатые вклады в церкви, в монастыри и велев раздать часть казны бедным, Ярослав объявил своим наследником Олега: Владимира же наградил только Перемышлем, взяв с него и с Бояр клятву исполнить сие завещание. Но Бояре, едва предав земле тело Государя, изгнали Олега (ушедшего к Рюрику в Овруч) и возвели Владимира на престол.
Они раскаялись: ибо новый Государь, имея отвращение от дел, пил день и ночь, презирал уставы Церкви и нравственности, женился вторым браком на Попадье; сверх того, удовлетворяя гнусному любострастию, бесчестил девиц и супруг Боярских. Негодование сделалось общим; в домах, на улицах и площадях народ жаловался громогласно. В соседственной области Владимирской господствовал тогда Князь, известный мужеством, умом, деятельностию, Роман Мстиславич, который еще в летах нежной юности, под стенами Новагорода, смирив гордость Андрея Боголюбского, заслужил тем внимание Россиян. Многими блестящими свойствами достойный своего предка, Мономаха, он, к несчастию, жертвовал властолюбию правилами добродетели и, будучи сватом Владимиру, веселился его распутством и народным озлоблением, ибо думал воспользоваться следствиями оного. Имея тайную связь с Галицкими Вельможами, Роман хотел открыть себе путь к тамошнему престолу и советовал им свергнуть Князя, столь порочного. Сии внушения не остались без действия. Волнение и шум в столице пробудили усыпленного негою Владимира. Двор Княжеский наполнился людьми; но заговорщики, не уверенные в согласии добрых, терпеливых граждан, опасались возложить руку на Государя и, зная его малодушие, послали сказать ему, чтобы он избрал супругу достойнейшую, выдал им Попадью для казни, правительствовал как должно или готовился к следствиям весьма несчастным. Их желание исполнилось: то есть устрашенный Владимир бежал в Венгрию с женою, двумя сыновьями и наследственными сокровищами. Бояре призвали Романа Княжить в Галиче.
Плоды льстивых внушений и коварства оказались непрочными для сего властолюбивого Князя. Бела, Король Венгерский, не уступая ему в коварстве, осыпал Владимира ласками, дружескими уверениями и немедленно выступил к Галичу со всеми силами, чтобы смирить мятежных подданных, как говорил он, и возвратить престол изгнаннику. Давно Короли Венгерские, быв и друзьями и неприятелями мужественных, умных Князей Галицких, от Василька до Ярослава, завидовали их стране плодоносной, богатой также минералами и в особенности солью, которая издревле шла в южную Россию и в соседственные земли. Бела обрадовался случаю присоединить такую важную область к Венгрии. Еще Роман не утвердился на новом престоле; многие граждане и Вельможи ему не доброхотствовали, ибо опасались его крутого нрава и гордого самовластия. Сведав, что Венгры сходят с гор Карпатских, он успел только захватить казну и выехал из Галича с Боярами, ему преданными. Король без сопротивления вошел в столицу. Уже Владимир, изъявляя благодарность добрым союзникам, думал, что они могут идти обратно; но вероломный Бела вдруг объявил своего сына, Андрея Королем Галицким, с согласия лекгомысленных Бояр, обольщенных его уверениями, что Андрей будет царствовать по их уставам и воле. Сего не довольно: Бела, отняв у Владимира и сокровища и свободу, возвратился с ним в Венгрию как с пленником.