Карамзин Николай Михайлович. История государства Российского (Том 1-12)

   Тамерлан, пленив Владетеля Елецкого со всеми его Боярами, двинулся к верховью Дона и шел берегами сей реки, опустошая селения. Знаменитый Персидский Историк сего времени, Шерефеддин, любя хвалить добродетели своего Героя, признается, что Тамерлан, подобно Батыю, усыпал трупами поля в России, убивая не воинов, а только людей безоружных. Казалось, что он хотел идти к Москве; но вдруг остановился и, целые две недели быв неподвижен, обратил свои знамена к югу и вышел [26 августа] из Российских владений. Без сомнения, не одно смелое, великодушное ополчение Князя Московского произвело сие удивительное для современников действие: надлежит искать и других причин вероятных. Хотя историки восточные повествуют, что Моголы Чагатайские обогатились у нас несметною добычею и навьючили вельблюдов слитками золота, серебра, мехами драгоценными, кусками тонкого полотна Антиохийского и Русского; однако ж вероятнее, что сокровища, найденные ими в Ельце и в некоторых городках Рязанских, не удовлетворяли их корыстолюбию и не могли наградить за труды похода в земле северной, большею частию лесистой, скудной паствами и в особенности теми изящными произведениями человеческого ремесла, коих употребление и цену сведали Татары в образованных странах Азии. Наступала дождливая осень: с людьми, обыкшими кочевать в местах плодоносных и теплых, благоразумно ли было идти далее к Северу, чтобы встретить зиму со всеми ее жестокостями? Но путь к Москве надлежало еще открыть битвою с войском довольно многочисленным, которое умело победить Мамая. Завоевание Индии, Сирии, Египта, богатых природою и торговлею, славных в Истории мира, пленяло воображение Тамерлана: Россия, к счастию, не имела для него сей прелести. Он спешил удалиться от непогод осенних и по течению Дона спустился к его устью.
   Сия весть радостно изумила наше войско. Никто не думал гнаться за врагом, который, еще не видав знамен Великого Князя, не слыхав звука воинских труб его, как бы в смятении бежал к Азову. Юный Государь мог бы приписать спасение отечества великодушной своей твердости, но вместе с народом приписал оное силе сверхъестественной и, возвратясь в Москву, соорудил каменный храм Богоматери с монастырем на древнем Кучкове поле: ибо, как пишут современники, Тамерлан отступил в самый тот день и час, когда жители Московские на сем месте встретили Владимирскую икону. Оттоле церковь наша торжествует праздник Сретения Богоматери 26 августа, в память векам, что единственно особенная милость Небесная спасла тогда Россию от ужаснейшего из всех завоевателей.
   Что Тамерлан готовил Москве, то испытал несчастный Азов, богатый товарами Востока и Запада. Многочисленное Посольство, составленное из купцов Египетских, Венециянских, Генуэзских, Каталонских и Бискайских, встретило Монарха Чагатайского на берегу Дона с дарами и ласками. Он успокоил их на словах и, в то же время велев одному из Эмиров осмотреть городские укрепления, внезапно приступил к оным. Азов и богатства его исчезли. Ограбив лавки и домы, умертвив или оковав цепями всех тамошних Христиан, которые не успели спастися бегством на суда, Моголы обратили город в пепел. - Завоевав землю Черкесскую и Ясскую, взяв самые неприступные крепости в Грузии, Тамерлан у подошвы Кавказа дал праздник войску. В огромном шатре, окруженном блестящими столпами, среди Вельмож и Полководцев, он сидел на золотом троне, украшенном драгоценными каменьями, и при звуке шумных мусикийских орудий пил Грузинское вино, желая здравия и дальнейших побед своим неутомимым сподвижникам. Уведомленный о непокорстве жителей Астраханских, Тамерлан, презирая холод зимний и глубокий снег, пошел к сему городу, укрепленному, сверх каменных, ледяными стенами, срыл его до основания; разрушил огнем и столицу Ханскую, Сарай; наконец удалился к границам своей Империи, предав, как он сказал, Державу Батыеву губительному ветру истребления. Орда Капчакская находилась тогда в жалостном состоянии: утратив бесчисленное множество людей в битвах с Моголами Чагатайскими, она была еще феатром кровопролитных междоусобий. Три Хана спорили о господстве над нею: Тохтамыш, Койричак и Тимур Кутлук. Сей последний, будучи также рода Батыева и служив Тамерлану, в противность его воле остался в степях Капчакских, набирал войско и величал себя истинным Царем Ординским.
   Сии происшествия, благоприятные для России, успокоив Великого Князя в рассуждении Моголов, позволили ему обратить внимание на Литву, которою несколько лет управлял Скиригайло, Наместник своего брата, Короля Польского. Но с 1392 года там уже властвовал независимо тесть Василиев, Витовт Александр, вследствие мира и договора с Королем Ягайлом, уступившим ему и Волынию с Брестом. Одаренный от природы умом хитрым, Витовт пылал властолюбием и, приняв от Немцев Веру Христианскую, сохранил в душе всю жестокость язычника; не только, подобно другим завоевателям, равнодушно жертвовал в битвах бесчисленным множеством людей для приобретения новых земель, но смело нарушал и все святейшие уставы нравственности: играл клятвами, изменял; безжалостно лил кровь своих ближних; умертвил трех сыновей Ольгердовых: Вигунта Кревского отравил ядом; Нариманта повесил на дереве и расстрелял; Коригайлу отсек голову. В Новегороде Северском господствовал их брат, Корибут: Витовт пленил его и, выгнав Владимира Ольгердовича из Киева, отдал нашу древнюю столицу Скиригайлу, который, подобно Владмиру, исповедывал Веру Греческую, был щедр к народу, но свиреп нравом, любил вино до крайности и жил недолго. Единственно ли по личной ненависти или чтобы угодить коварному Витовту, желавшему взять себе Киев, Архимандрит монастыря Печерского зазвал Свиригайла в гости, напоил и дал ему отраву столь явно, что весь город знал причину его смерти. Народ жалел об нем: следственно, не имел участия в злодействе; а Витовт, прислав туда Князя Иоанна Ольшанского в качестве своего Наместника, не думал о наказании сего злодейства и тем как бы объявил себя тайным совиновником оного. Скоро присоединил он к Литовской Державе и всю Подолию, где княжил внук Феодора Кориятовича, именем также Феодор, присяжник Ягайлов. Слабый Король Польский не дерзал ни в чем противиться мужественному, решительному сыну Кестутиеву и даже предавал ему единокровных братьев. Вдовствующая супруга Ольгердова, Иулиания, скончала дни свои в Витебске, и меньший сын ее, Свидригайло, заняв сей город силою, велел тамошнего Наместника Королевского сбросить с высокой стены: оскорбленный тем Ягайло молил Витовта о мести. Она совершилась, но только в пользу Государя Литовского, который, завоевав Друцк, Оршу и Витебск с помощью огнестрельного снаряда, отправил к Королю плененного им Свидригайла, а владение его взял себе. Кроме Литвы, господствуя в лучших областях древней России, Витовт хотел похитить и самый остаток ее достояния.
   Князь Смоленский, Юрий Святославич, шурин сего Князя, служил ему при осаде Витебска как данник Литвы; но Витовт, желая совершенно покорить сие Княжение, собрал войско многочисленное и, распустив слух, что идет на Тамерлана, вдруг явился под стенами Смоленска, где Юриевы братья ссорились друг с другом об Уделах; сам Юрий находился тогда в Рязани у тестя своего, Олега. Глеб Святославич, старший из братьев, приехал с Боярами в стан Литовский: Витовт, обласкав его как друга, сказал, что слыша о раздоре Князей Смоленских, желает быть посредником между ими и за каждым утвердить наследственную собственность. Легковерные Святославичи спешили к нему с дарами, провождаемые всеми знатнейшими Боярами, так что в крепости не оставалось ни одного Воеводы, ни стражи. Ворота городские были отворены; народ, вслед за Князьями, стремился толпами видеть героя Литовского, готового бороться с великим Тамерланом. Но как скоро несчастные Князья вступили в шатер Витовтов, сей коварный объявил их своими пленниками; велел зажечь предместие и в ту же минуту устремился на город. Никто не противился: Литовцы грабили, пленяли жителей и, взяв крепость, провозгласили Витовта Государем сей области Российской. Народ был в изумлении. Отправив Князей Смоленских в Литву, а Глебу Святославичу дав в Удел местечко Полонное, Витовт старался утвердить за собою столь важное приобретение: жил несколько месяцев в Смоленске; поручил его Наместнику, Князю Литовскому Ямонту, и чиновнику Василью Борейкову; тревожил легкими отрядами землю Рязанскую и дружески пересылался с Великим Князем.
   [1396 г.] Нет сомнения, что Василий Димитриевич с прискорбием видел сие новое похищение Российского достояния и не мог быть ослеплен ласками тестя; но ему казалось благоразумнее соблюсти до времени приязнь его и целость хотя Московского Княжества, нежели подвергнуть гибели сию единственную надежду отечества войною с Государем сильным, мужественным, алчным ко славе и к приобретениям. Василий, осторожный, рассмотрительный, имел отважность, но только в случае необходимости, когда слабость и нерешительность ведут к явному бедствию; он сразился бы с Тамерланом, сокрушителем Империй: но с Витовтом еще можно было хитрить, и великий Князь сам поехал к нему в Смоленск, где, среди веселых пиров наружного дружелюбия, они утвердили границы своих владений. В сие время уже почти вся древняя земля Вятичей (нынешняя Орловская Губерния с частию Калужской и Тульской) принадлежала Литве: Карачев, Мценск, Белев с другими Удельными городами Князей Черниговских, потомков Святого Михаила, которые волею и неволею поддалися Витовту. Захватив Ржев и Великие Луки, властвуя от границ Псковских с одной стороны до Галиции и Молдавии, а с другой до берегов Оки, до Курска, Сулы и Днепра, сын Кестутиев был Монархом всей южной России, оставляя Василию бедный Север, так что Можайск, Боровск, Калуга, Алексин уже граничили с Литовским владением. - Дела Ординские были также предметом совещания сих двух Государей, из коих один мыслил только избавиться от ига, а другой возложить оное на самих Ханов или столь обессилить их, чтобы они ни в коем случае не могли быть опасны для его областей полуденных. - Вместе с Великим Князем находился в Смоленске Митрополит Киприан, ходатайствуя за пользу нашей церкви или собственную. Дав слово не притеснять Веры Греческой, Витовт оставил Киприана Главою Духовенства в подвластной ему России; и Митрополит, поехав в Киев, жил там 18 месяцев.
   Вероятно, что Великий Князь взял обещание с тестя своего не беспокоить и пределов Рязанских; по крайней мере, сведав, что Олег сам вошел в Литовские границы и начал осаду Любутска (близ Калуги), Василий послал туда Боярина представить ему, сколь безрассудно оскорблять сильного. Олег возвратился; но Витовт уже хотел мести: вступил в его землю; истребил множество людей; заставив Олега укрыться в лесах, вышел с добычею и пленом. Сие действие не нарушило доброго согласия между им и Василием Димитриевичем. Обагренный кровию бедных Рязанцев, он заехал в Коломну видеться с Великим Князем и весело праздновал там несколько дней, осыпаемый ласками и дарами. Непосредственным, явным следствием сего вторичного свидания было общее их Посольство к Новогородцам с требованием, чтобы они прервали дружескую связь с Немцами, врагами Литвы. Витовт с неудовольствием видел также, что сын убитого им Нариманта Ольгердовича, Патрикий, и Князь Смоленский, Василий Иоаннович, нашли в Новегороде убежище от его насилия; а Великий Князь мог досадовать на чиновников Новогородских за то, что они, в противность договору, опять не хотели зависеть в судных делах от Митрополита. Киприан, вторично быв у них в 1395 году вместе с Послом Константинопольского Патриарха, бесполезно доказывал им, сколь такое нарушение обета несогласно с доброю совестию и с честию. Впрочем, смягченный дарами жителей, выехал оттуда мирно, благословив Архиепископа и народ. Имел ли Василий Димитриевич какую-нибудь досаду на Ливонских Немцев, требуя от Новагорода разрыва с ними, или желал сего единственно в угодность тестю, неизвестно: вероятнее, что он только искал предлога для исполнения своих замыслов, которые обнаружились впоследствии. Новогородцы с удивлением выслушали Посольство Московское и Витовтово. Быв семь лет в вражде с Немцами по делам купеческим, они в 1391 году примирились торжественно на общем съезде в Изборске, где находились депутаты Любека, Готландии, Риги, Дерпта, Ревеля; обоюдно чувствуя нужду в свободной торговле, условились предать вечному забвению взаимные обиды, и Немцы, приехав в Новгород, восстановили там свою контору, церковь и дворы. Сия торговля процветала тогда более, нежели когда-нибудь; из самых отдаленных мест Германии купцы ежегодно являлись на берегах Волхова со всеми ремесленными произведениями Европы; и Новогородцы, нимало не расположенные исполнить волю Государя Московского, еще менее Витовтову, ответствовали: "Господин Князь Великий! У нас с тобою мир, с Витовтом мир и с Немцами мир"; не хотели слушать угроз, но с честию отпустили Послов назад.
   Великий Князь - чаятельно, предвидев сей отказ - немедленно объявил гнев, то есть войну Новугороду, и спешил воспользоваться ее правом. Земля Двинская издавна имела богатую торговлю, получая так называемое серебро Закамское и лучшие меха с границ Сибири; славилась и другими выгодными промыслами, в особенности птицеловством, для коего великие Князья, в силу договоров с Новымгородом, ежегодно отправляли туда сокольников, предписывая в грамотах земскому начальству давать им подводы и корм. Еще Иоанн Калита замышлял овладеть совершенно Двинскою землею: правнук его желал исполнить сие намерение и сделал то без всякого кровопролития. Нередко утесняемые Новогородским корыстолюбивым Правительством, Двиняне дружелюбно [в 1397 г.] встретили рать Московскую, охотно поддалися Василию Димитриевичу и приняли от него Наместника, Князя Феодора Ростовского. Самые Воеводы Новогородские, там бывшие, вследствие тайных сношений с Москвою объявили себя верными слугами Великого Князя, который в сие время занял Торжок, Волок Ламский, Бежецкий Верх и Вологду. Новогородцы ужаснулись: вместе с Заволочьем они лишались способа не только иметь из первых рук важные произведения климатов Сибирских, но и выгодно торговать с Немцами, которые всего более искали у них мехов драгоценных. Архиепископ Новогородский Иоанн, Посадник Богдан и знаменитейшие чиновники спешили в Москву; но Великий Князь, лично оказав им ласку, не хотел слышать о возвращении Двинской земли.
   [1398 г.] Тогда отчаяние пробудило воинственный дух в Новогородцах. Они собралися на Вече и требовали благословения от Архиепископа, сказав ему: "Когда Великий Князь изменою и насилием берет достояние Святой Софии и Великого Новагорода, мы готовы умереть за правду и за нашего Господина, за Великий Новгород". Архиепископ благословил их, и все граждане дали клятву быть единодушными. Посадник Тимофей Юрьевич, предводительствуя осьмью тысячами воинов, обратил в пепел старый Белозерск, а жители нового откупились шестидесятые рублями. Князья Белозерские и Воеводы Московские, там бывшие, приехали в стан Новогородский с изъявлением покорности. Разорив богатые волости Кубенские близ Вологды, Новогородцы три недели без успеха осаждали Гледен, сожгли посады Устюга, даже Соборную в нем церковь, и, взяв там славную чудотворную икону Богоматери, в насмешку именовали ее своею пленницею. Войско их разделилось: 3000 пошли к Галичу грабить и пленять людей; 5000, вступив в Двинскую землю, осадили крепость Орлец, где заключился Наместник Великокняжеский с Двинскими Новогородскими Воеводами, которые передались к Государю Московскому. Нападали и оборонялись с равным усилием близ месяца; наконец осажденные принуждены были сдаться: чем решилась судьба всех Двинских областей. Посадник Тимофей Юрьевич в одной руке держал меч казни для изменников, в другой милостивую грамоту для жителей, готовых раскаяться в вине своей: толпами стекаясь к его знаменам, они смиренно били челом, в надежде на милосердие Великого Новагорода. Посадник оковал цепями главного Двинского Воеводу, Новогородского Боярина Иоанна с братьями, Айфалом, Герасимом и Родионом; Великокняжеского Наместника, Феодора Ростовского, отняв у него казну, отпустил к Государю со всеми людьми воинскими; обложил Московских купцев тремя стами рублей, а Двинских жителей двумя тысячами; взял у них еще 3000 коней и возвратился с торжеством с Новгород. Окованные изменники были представлены народу: Иоанна скинули с моста в Волхов; братья его, Герасим и Родион, постриглись в Монахи, с дозволения Архиепископа и граждан; Айфал ушел с дороги. - Зная меру сил своих и нимало не ослепленные удачею мести, Новогородцы предложили мир Великому Князю. Посадник Иосиф и Тысячский явились во дворце его с дарами и с видом хитрого смирения; не могли обольстить Государя проницательного, но успели во всем: ибо Василий знал, что Новогородцы в то же время имели сношения с Витовтом, предлагая ему на некоторых условиях быть их главою и покровителем. Великий Князь не сомневался, что они могли действительно, в случае крайности, приступить к Литве и, скрыв внутреннюю досаду, отказался от Двинской земли, Вологды и других владений Новогородских; дал им мир и послал брата своего, Андрея, для исполнения всех условий оного. Тогда Витовт, считая себя осмеянным, немедленно отослал к Новогородцам мирный договор, заключенный с ними в самый первый год восшествия его на престол Литовский. Они также возвратили ему дружественную грамоту: что было объявлением войны и называлось посылкою разметных грамот. Но Витовт отсрочил сию войну, занимаясь приготовлениями к другой, важнейшей.
   [ 1399 г.] Тохтамыш, по отшествии Тамерлана, собрал новые силы: еще большая часть Орды признавала его своим Ханом. Он вступил в Сарай, отправил Посольства к Державам соседственным и называл себя единственным повелителем Батыевых Улусов. Но Тимур Кутлук - или, по нашим летописям, Темир Кутлуй напал на него внезапно, победил и взял Сарай. Тохтамыш с своими Царицами, с двумя сыновьями, с казною и с двором многочисленным бежал в Киев искать защиты сильного Витовта, который с удовольствием объявил себя покровителем столь знаменитого изгнанника, гордо обещая возвратить ему Царство. Уже Витовт отведал счастия против Моголов и, в окрестностях Азова пленив целый Улус, населил ими разные деревни близ Вильны, где потомство их живет и доныне. Он утешался мыслию слыть победителем народа, коего ужасалась Азия и Европа, - располагать троном Батыевым, открыть себе путь на Восток и сокрушить самого Тамерлана. Готовя удар решительный, Герой Литовский желал, как вероятно, склонить и Великого Князя к содействию: по крайней мере в сие время приезжал от него Посол в Москву, Князь Ямонт, Наместник Смоленский. Ничто не могло быть для России благоприятнее войны между двумя народами, ей равно ненавистными: надлежало ли способствовать перевесу того или другого? Ханы Ординские требовали от нас дани: Литовцы совершенного подданства. Великое Княжество Московское, отсылая серебро в Улусы, еще гордилось независимостию в сравнении с бывшими Княжествами Днепровскими, и благоразумный Василий Димитриевич, несмотря на мнимую дружбу тестя, знал, что он, захватив Смоленскую область, готов взять и Москву. И так, вместо полков Великий Князь отправил в Смоленск, где находился Витовт, супругу свою с Боярами и приветливыми словами. Лукавый отец ее не уступал в ласках зятю; великолепно угостил дочь, наших Бояр и в знак родительской нежности дал ей множество икон с памятниками страстей Господних, выписанными из Греции одним Князем Смоленским.
   Не хотев участвовать в замышляемой борьбе Литвы с Моголами, Василий в то же время не устрашился сам поднять на них меч, чтобы отмстить им за разорение Нижнего Новагорода, о коем мы выше упоминали. Он послал брата своего, Князя Юрия Димитриевича, в Казанскую Болгарию с сильным войском, которое взяло ее столицу (и ныне известную под именем Болгаров), Жукотин, Казань, Кременчуг; три месяца опустошало сию торговую землю и возвратилось с богатою добычею. Летописцы говорят, что никогда еще полки Российские не ходили столь далеко в Ханские владения, и Василий Димитриевич слыл с того времени завоевателем Болгарии, но время истинных, прочных завоеваний для России еще не наступило. Может быть, хитрый Великий Князь в дружелюбных сношениях с Витовтом представлял ему сей счастливый поход как действие союза, заключенного ими против Моголов; но Государь Литовский, не менее хитрый, видел в зяте тайного, опасного врага, который только до случая оставлял его спокойно владеть наследием Ярославова потомства. Безопасность Литовских приобретений в России требовала гибели Княжения Московского, уже сильного; и Витовт, обещаясь восстановить власть Тохтамыша над Золотою Ордою, Заяицкою, Болгариею, Тавридою и Азовом, именно поставил в условие, как уверяют наши Летописцы, чтобы сей Хан отдал Москву Литве. Долго Витовт готовился к важному походу, собирая войско в Киеве. Тщетно Польская Королева Ядвига, хваляся проницанием будущего, предсказывала ему бедствие: слабый Ягайло дал брату знатнейших Воевод своих: Спитка Краковского, Сандивогия Остророгского, Доброгостия Самотульского, Иоанна Мазовского и других с отборными ратниками. Знамена Литовские развевались пред самыми стенами Киева, украшенные трофеями побед Гедимина, Ольгерда и Кестутия. Дружины наших Князей, данников Витовта, стояли в рядах с Литовцами, Жмудью, Волохами, а Моголы Тохтамышевы полком особенным, равно как и 500 богато вооруженных Немцев, присланных Великим Магистром Прусского Ордена. Пятьдесят Князей, Российских и Литовских, под верховным начальством Витовта предводительствовали ратию, многочисленною и бодрою.
   В сие время явился ПосолТимура Кутлука. Именем своего Хана. он говорил Князю Литовскому: "Выдай мне Тохтамыша, врага моего, некогда Царя великого, ныне беглеца презренного: так непостоянна судьба жизни!" Витовт сказал: "иду видеться с Тимуром" - и пошел к Югу тем самым путем, коим некогда ходил Мономах разить диких Половцев. За реками Сулою и Хоролем, на берегах Ворсклы стоял Тимур Кутлук с Моголами, более желая мира, нежели битвы. "Почто идешь на меня? - велел он сказать Витовту: - я не вступал никогда в землю твою с оружием". Князь Литовский ответствовал: "Бог готовит мне владычество над всеми землями. Будь моим сыном и данником, или будешь рабом". Тимур неотступно предлагал мир; признавал Витовта старейшим, соглашался даже, по словам наших Летописцев, платить ему ежегодно некоторое количество серебра. Гордый Князь Литовский, подражая хвастовству Восточному, хотел еще, чтобы Моголы изображали на своих деньгах знамение, или печать его: в таком случае обещал не помогать Тохтамышу. Хан требовал срока на три дня и между тем дарил, чествовал, ласкал Витовта Посольствами. Сие удивительное смирение было, кажется, одною хитростию, чтобы продлить время и соединиться с остальными полками Татарскими.
   Все переменилось, когда пришел в стан к Моголам седой Князь. Эдигей, славный умом и мужеством. Он был вторым Мамаем в Орде и повелевал Ханом; некогда служил Тамерлану и носил на себе знаки его милостей. Сведав от Тимура о мирных условиях, предложенных Витовтом, Эдигей сказал: "Лучше умереть", и требовал свидания с Князем Литовским. Они съехались на берегу Ворсклы. "Князь храбрый! - говорил Вождь Татарский: - Царь наш справедливо мог признать тебя отцом: ты его старее летами, но моложе меня: и так изъяви мне покорность, плати дань и на деньгах Литовских изобрази печать мою". Сия насмешка привела Витовта в ярость: он громогласно возвестил битву и привел полки в движение. Благоразумнейший из Воевод его, Спитко Краковский, видя множество Татар, еще советовал искать мира на условиях честных для обеих сторон; но юные витязи Литовские кричали: "сокрушим неверных!", и знаменитый Пан Щуковский, гордый сердцем, дерзкий языком, сказал ему: "Если по любви к жене прекрасной и к наслаждениям роскоши ты боишься смерти, то не охлаждай других, готовых отдать жизнь за славу". Великодушный Спитко ответствовал: "Несчастный! Я паду в битве, а ты обратишь тыл". Войско Литовское перешло за Ворсклу и сразилось [12 Августа 1399 г.].
   Рать Ханская была многочисленнее. Витовт надеялся на свои пушки и пищали; но сии орудия, как говорят Летописцы, действовали слабо в открытом поле, где Татары, рассыпаясь, могли нападать на ряды Литовские сбоку: скажем лучше, то искусство огнестрельное находилось тогда во младенчестве; не умели заряжать скоро, ни с легкостью обращать пушку во все стороны. Однако ж Литовцы привели в смятение толпы Эдигеевы и считали себя уже победителями, когда Тимур Кутлук, ученик Тамерланов, зашел им в тыл и стремительным ударом сломил полки их. Тохтамыш прежде всех оставил место сражения; за ним Витовт и надменный Пан Щуковский; а великодушный Спитко умер героем. Ужасное кровопролитие продолжалось до самой глубокой ночи: Моголы резали, топтали неприятелей или брали в плен, кого хотели. Ни Чингисхан, ни Батый не одерживали победы совершеннейшей. Едва ли третия часть войска Литовского спаслася. Множество Князей легло на месте, и в том числе Глеб Святославич Смоленский, Михаил и Димитрий Данииловичи Волынские, потомки славного Даниила, Короля Галицкого - сподвижник Димитрия Донского, Андрей Ольгердович, который, бежав от Ягайла, несколько времени жил во Пскове и возвратился служить Витовту - Димитрий Брянский, также сын Ольгердов и также верный союзник Донского - Князь Михайло Евнутиевич, внук Гедиминов - Иоанн Борисович Киевский - Ямонт, Наместник Смоленский, и другие. Хан Тимур Кутлук гнал остатки неприятельского войска к Днепру, взял с Киева 3000 рублей серебра Литовского в окуп, а с монастыря Печерского особенно 30 рублей; оставил там своих Баскаков и, погромив Витовтовы области до самого Луцка, возвратился в Улусы. - Так Литовский Герой, хотев удивить мир великим подвигом, снискал один стыд, лишился войска, открыл Моголам путь в свои владения и должен был опасаться еще дальнейших худых следствий.