Аркадий Карасик
Сексот поневоле
ГЛАВА 1
1
Прослуживший полтора отведенных жизнью срока военно-строительный «зилок» одышливо плелся по пыльной дороге. Простужено кашляя и отчаянно скрипя разболтанной ходовой частью, он карабкался на перевалы, облегченно дышал, скатываясь в долины. Нередко я удивлялся живучести машины. Давно пора в металлолом, а она все еще бегает.
Водитель в застиранной гимнастерке и грязных шароварах мурлыкал себе под нос, невесть, какую песню. Я размышлял.
Признаться, люблю ездить на дальние расстояния. И не только из-за общения с природой. Нет нужды мучиться с надоевшими чертежами, материться с бригадирами, общаться с то и дело наезжающим начальством. Все это остается позади. Появляется возможность поразмыслить о личных проблемах, припомнить редкие приятные времена, про себя посмеяться и погоревать.
Сейчас минуем последний перевал и откроется панорама гарнизона, расположенного на окраине таежного поселка.
Несколько трехэтажных зданий окольцованы железобетонным забором с металлическими, решетчатыми воротами и кирпичной проходной. Территория подметена, вылизана, вычищена. Комендант штаба не жалеет сил… не собственных, конечно, а солдатских… для поддержания армейского порядка. Гарнизон не обычный — штаб армии!
Кстати говоря, построен он нами, военными строителями.
К задней стороне мощного забора прилепился потемневший от дождей и ветров щитовой барак. Над ним — вылинявший трёхцветный флаг. Управление начальника работ. Сокращенно — УНР. То есть штаб тех, кто построил соседнее великолепие.
Здесь — не чищено и не вылизано. Скорее, наоборот.
Перед штабом армии — стоянка служебных машин. Горделиво красуются блестящие, натертые до зеркального блеска «волги», чистенькие «газики». Выстроились по ранжиру, строго в пределах разметки, нанесенной белой эмалью на бетонной площадке.
Возле входа в УНР, на обсыпанной щебнем территории, — обшарпанный командирский «газик» и пара заплеванных раствором самосвалов. Отмывать и полировать их некому и некогда. К тому же — зряшный труд: выедут на строительные площадки, окунутся в грязную колею, побудут под бункерами бетонорастворных узлов — все возвратится на круги своя.
Посетители и обитатели штабных корпусов — начищенные и наглаженные офицеры, и сверхсрочники, наманикюренные машинисточки, лощеные делопроизводители и прочий обслуживающий персонал. Включая официанток и поварих штабной столовой. Не говоря уже о приезжающих с проверками генералах и полковниках.
Возле военно-строительного «штаба» — инженеры в офицерских званиях. Мятые, перемятые, зачастую не стриженные и небритые, они буквально замотаны невероятно трудной работой. Вольнонаемные прорабы и мастера щеголяют в грязных порванных комбинезонах. Солдаты — в рабочем обмундировании, заляпанном все тем же вездесущим раствором…
Белые и черные. Господа и работники.
Я горестно завздыхал. Водитель перестал мурлыкать и насторожился. Что не нравится «шефу»? Пришлось успокоительно отмахнуться. Все в порядке, дескать, мои вздохи и переживания к тебе и твоей «тачке» не относятся. Солируй дальше…
В штаб армии военных строителей пускают неохотно. То ли по причине нашего внешнего вида, то ли опасаясь, как бы мы не вытоптали газоны, не наследили в коридорах, не поотрывали позолоченные ручки дверей кабинетов. Пропуск имеет один начальник УНР, который питается в великолепной штабной столовой и ежедневно получает нагоняй от командарма либо Члена Военного Совета.
Единственное, что привлекает нас в армейском великолепии — возможность вкусно поесть, отовариться шикарными сигаретами. Поэтому злимся и ворчим. Будто привязанный пес, тщетно пытающийся дотянуться до аппетитной косточки, лежащей рядом.
При посещении родного управления меня тоже охватывает обида пополам со злостью. Ах, вы отгораживаетесь заборами и проходными от «черных плебеев»? А кто, построил все это великолепие? Кто возвел штабные здания? На чьем поту замешан бетон площадок и дорожек? Это сейчас вас не интересует? Ну, погодите же!
Ко мне приходило нестерпимое желание чем-то унизить штабных «вельмож», тем самым как бы поднять «имидж» военных строителей. К примеру, приказать водителю с шиком пересечь вечную лужу возле въезда на территорию штаба, окатив грязной водой штабную красоту.
Да, да, лужа существует столько же времени, сколько существует штаб. Сначала с ней боролись строители — засыпали щебнем и песком, асфальтировали, отводили в кювет скопившуюся воду. Лужа боролась за свою жизнь, как могла. При первом же дожде размывала песок и щебень, переваливая их в кюветы, отступала и занимала запасную позицию неподалеку.
После сдачи штабного комплекса в эксплуатацию к борьбе подключился комендант штаба. Но с тем же успехом. В конце концов, и он отступил.
Устроил по краям дощатые мостки, позволяющие пройти к проходной, не замочив блестящих сапог и лакированных туфелек. Повесил знак ограничения скорости автотранспортом.
Строители, проезжая к своему бараку, наоборот, ее увеличивали.
Вообще-то посещать управление приходилось редко. Строительное начальство, как и штабное, терпеть не могло, когда нарушается их покой. Руководители строительных подразделений, в основном, съезжались в конце месяца с отчетами.
Я тихо засмеялся, вспомнив этот сладко-горький отчетный период. Водитель снова бросил в мою сторону вопросительный взгляд. Тоже заулыбался.
Сдавали мы наряды, отчеты по ГСМ, технике безопасности, материальные отчеты и прочую бумажную дребедень. Канючили перед начальником производственного отдела, плакали в комнате плановиков, били себя в грудь кулаками возле столов отдела снабжения, показывали горлышко заветной бутылки главному механику.
Только после получения всех виз вползали в кабинет главного инженера, выпрашивая утверждающую закорючку.
Завершение отчётного процесса — главный бухгалтер.
Обычно утро назначенного для отчетов дня начиналось торжественно и парадно.
С шиком, обязательно на вымытом «зиле», к бараку подкатывал начальник Славянского участка капитан Рубен Арамян по прозвищу Вах. Именно этот возглас — обычная его реакция на любой вопрос или ответ.
В сопровождении двух прорабов — молодые лейтенанты выглядывают из кузова, будто цыплята из клетки — паркуется возле входа в управление начальник Раздольнинского участка майор Анатолий Семыкин. Прозвище — Дятел. Ибо имеет привычку долбить начальство до тех пор, пока не выбьет просимого.
Раньше всех занимает очередь возле двери производственного отдела глава Школьнинского участка вертлявый и хитрый старший лейтенант Родилов, больше известный по прозвищу Сиюминуткин. Я стараюсь с ним не общаться — не люблю подхалимства и сладеньких улыбочек…
Вообще, у нас любят придумывать клички. Строевик Анохин именовался «Кругомаршем». Дотошливый Семыкин стал «Дятлом». Хитрый, изворотливый Родилов — Сиюминуткиным. Заместитель по снабжению, украинец, туповатый украинец получил кличку «Хиба». Начальника планового отдела втихомолку нарекли «Итогом». Главный бухгалтер, любящий выступать на собраниях по любому вопросу превратился в «Звонаря». Мне, по неизвестной причине, приклеили кличку «Баба-Катя». Меланхоличного, вечно дремлющего главного инженера все любили, поэтому присвоили ему ласково-насмешливое прозвище «Дедок».
Господи, сколько же у нас строительных участков и прорабских пунктов! Больше десятка. Плюс — мастерские, склады, бетонорастворные узлы. Как умудряется подполковник Анохин командовать разнокалиберной военно-строительной братией? Вернее, как ухитряется не командовать? По моему мнению, значительно легче руководить домом терпимости, нежели нашей вольницей.
Особенно в дни сдачи отчетов.
Главное для Анохина — информация. Без нее он беззащитен. Ибо приходится изворачиваться перед армейским начальством и начальством собственным. Не зная положения дел на многочисленных объектах, легко попасть впросак и не успеть увернуться от очередной зуботычины.
Поэтому начальник УНР в отчетные дни выдергивает из очередей то одного, то другого начальника либо прораба, вызывает к себе в кабинет и с пристрастием допрашивает. В каком состоянии жилой дом артиллеристов в Медвежьей Пади? Когда предъявят к сдаче канализацию учебного центра? До какого пикета доведена бетонная дорога в гарнизоне мотострелковой дивизии?
По-моему, намного проще проехать по участкам и самому все осмотреть. Но Анохин — домосед, его не выманить из кабинета. Поэтому он и собирает информацию испытанным дедовским методом.
Главное — успеть расспросить линейный персонал. Когда отчеты сданы, офицеров не найти. Начальников участков и прорабских пунктов, прихватив главного бухгалтера и начальника производственного отдела, направляются в ближайшую «чайнуху».
Во главе процессии — признанный тамада Толька Семыкин. Почему он завоевал такой авторитет, неизвестно. Молчаливый и серьезный майор не подходит на роль лидера застолья, скорее тамадой должен быть Вах. Но зачастую в жизни получается все не так, как должно быть по логике. И Арамян мирится с примитивными тостами, провозглашаемыми Дятлом, только огорченно вздыхает и шепчет известное свое — «вах»…
Кафе на территории гарнизона нашей популярностью не пользовалось. Военторг — не то место, где можно организовать дружеские посиделки, расслабиться, забыть о плановых показателях и отчетных неприятностях. К тому же — комендантский патруль бдительно охранял офицерскую нравственность.
Другое дело — чайная в поселке Лосинка. Подобных злачных заведений здесь — больше пятнадцати, но вблизи от гарнизона — одна. Командарм не раз пытался прикрыть место отдыха военных строителей. Безуспешно. «Пригарнизонная» чайная в дни сдачи отчетов выполняла месячный план за все пятнадцать других заведений общепита.
До чего же весело и приятно отдохнуть здесь от сумасшедших будней!
Но сегодня праздника не предвиделось, ибо до отчетного периода оставалось еще целых пятнадцать дней. Непонятно, зачем подполковник побеспокоил дежурную службу штаба армии, послав через нее приказание старшему лейтенанту Василькову, то есть мне, срочно прибыть в управление?
В моем прорабстве, слава Богу, никто не разбился, не отрубил конечности, не напился и не дезертировал. План, хоть и на костылях, ковыляет на уровне девяноста процентов. Лично я в пьянстве не замечен, а что касается женского пола — судить холостяка не принято.
Зачем же я понадобился Анохину?
В гарнизон вползли со скоростью тридцать километров в час. Водитель перестал мурлыкать и бросил в мою сторону вопрошающий взгляд.
— Проскочи по луже, — не забыл я напомнить ему святую обязанность. — С виражем…
Водитель ухмыльнулся, нажал на газ. Перед проходной — пусто: ни офицеров, ни машинисток, можно безнаказанно порезвиться. Машина распластала грязь, резко крутанула в центре лужи — вираж! — и помчалась к управлению. Я с наслаждением окинул взглядом мокрые мостки, дежурного офицера, яростно грозящего нам вслед кулаком. Жаль не слышно крепких выражений, вылетающих из его раскрытого рта.
Очередная «вздрайка» Анохину обеспечена, но меня сейчас интересует один вопрос: «Записал ли дежурный офицер номер машины?»
Водитель в застиранной гимнастерке и грязных шароварах мурлыкал себе под нос, невесть, какую песню. Я размышлял.
Признаться, люблю ездить на дальние расстояния. И не только из-за общения с природой. Нет нужды мучиться с надоевшими чертежами, материться с бригадирами, общаться с то и дело наезжающим начальством. Все это остается позади. Появляется возможность поразмыслить о личных проблемах, припомнить редкие приятные времена, про себя посмеяться и погоревать.
Сейчас минуем последний перевал и откроется панорама гарнизона, расположенного на окраине таежного поселка.
Несколько трехэтажных зданий окольцованы железобетонным забором с металлическими, решетчатыми воротами и кирпичной проходной. Территория подметена, вылизана, вычищена. Комендант штаба не жалеет сил… не собственных, конечно, а солдатских… для поддержания армейского порядка. Гарнизон не обычный — штаб армии!
Кстати говоря, построен он нами, военными строителями.
К задней стороне мощного забора прилепился потемневший от дождей и ветров щитовой барак. Над ним — вылинявший трёхцветный флаг. Управление начальника работ. Сокращенно — УНР. То есть штаб тех, кто построил соседнее великолепие.
Здесь — не чищено и не вылизано. Скорее, наоборот.
Перед штабом армии — стоянка служебных машин. Горделиво красуются блестящие, натертые до зеркального блеска «волги», чистенькие «газики». Выстроились по ранжиру, строго в пределах разметки, нанесенной белой эмалью на бетонной площадке.
Возле входа в УНР, на обсыпанной щебнем территории, — обшарпанный командирский «газик» и пара заплеванных раствором самосвалов. Отмывать и полировать их некому и некогда. К тому же — зряшный труд: выедут на строительные площадки, окунутся в грязную колею, побудут под бункерами бетонорастворных узлов — все возвратится на круги своя.
Посетители и обитатели штабных корпусов — начищенные и наглаженные офицеры, и сверхсрочники, наманикюренные машинисточки, лощеные делопроизводители и прочий обслуживающий персонал. Включая официанток и поварих штабной столовой. Не говоря уже о приезжающих с проверками генералах и полковниках.
Возле военно-строительного «штаба» — инженеры в офицерских званиях. Мятые, перемятые, зачастую не стриженные и небритые, они буквально замотаны невероятно трудной работой. Вольнонаемные прорабы и мастера щеголяют в грязных порванных комбинезонах. Солдаты — в рабочем обмундировании, заляпанном все тем же вездесущим раствором…
Белые и черные. Господа и работники.
Я горестно завздыхал. Водитель перестал мурлыкать и насторожился. Что не нравится «шефу»? Пришлось успокоительно отмахнуться. Все в порядке, дескать, мои вздохи и переживания к тебе и твоей «тачке» не относятся. Солируй дальше…
В штаб армии военных строителей пускают неохотно. То ли по причине нашего внешнего вида, то ли опасаясь, как бы мы не вытоптали газоны, не наследили в коридорах, не поотрывали позолоченные ручки дверей кабинетов. Пропуск имеет один начальник УНР, который питается в великолепной штабной столовой и ежедневно получает нагоняй от командарма либо Члена Военного Совета.
Единственное, что привлекает нас в армейском великолепии — возможность вкусно поесть, отовариться шикарными сигаретами. Поэтому злимся и ворчим. Будто привязанный пес, тщетно пытающийся дотянуться до аппетитной косточки, лежащей рядом.
При посещении родного управления меня тоже охватывает обида пополам со злостью. Ах, вы отгораживаетесь заборами и проходными от «черных плебеев»? А кто, построил все это великолепие? Кто возвел штабные здания? На чьем поту замешан бетон площадок и дорожек? Это сейчас вас не интересует? Ну, погодите же!
Ко мне приходило нестерпимое желание чем-то унизить штабных «вельмож», тем самым как бы поднять «имидж» военных строителей. К примеру, приказать водителю с шиком пересечь вечную лужу возле въезда на территорию штаба, окатив грязной водой штабную красоту.
Да, да, лужа существует столько же времени, сколько существует штаб. Сначала с ней боролись строители — засыпали щебнем и песком, асфальтировали, отводили в кювет скопившуюся воду. Лужа боролась за свою жизнь, как могла. При первом же дожде размывала песок и щебень, переваливая их в кюветы, отступала и занимала запасную позицию неподалеку.
После сдачи штабного комплекса в эксплуатацию к борьбе подключился комендант штаба. Но с тем же успехом. В конце концов, и он отступил.
Устроил по краям дощатые мостки, позволяющие пройти к проходной, не замочив блестящих сапог и лакированных туфелек. Повесил знак ограничения скорости автотранспортом.
Строители, проезжая к своему бараку, наоборот, ее увеличивали.
Вообще-то посещать управление приходилось редко. Строительное начальство, как и штабное, терпеть не могло, когда нарушается их покой. Руководители строительных подразделений, в основном, съезжались в конце месяца с отчетами.
Я тихо засмеялся, вспомнив этот сладко-горький отчетный период. Водитель снова бросил в мою сторону вопросительный взгляд. Тоже заулыбался.
Сдавали мы наряды, отчеты по ГСМ, технике безопасности, материальные отчеты и прочую бумажную дребедень. Канючили перед начальником производственного отдела, плакали в комнате плановиков, били себя в грудь кулаками возле столов отдела снабжения, показывали горлышко заветной бутылки главному механику.
Только после получения всех виз вползали в кабинет главного инженера, выпрашивая утверждающую закорючку.
Завершение отчётного процесса — главный бухгалтер.
Обычно утро назначенного для отчетов дня начиналось торжественно и парадно.
С шиком, обязательно на вымытом «зиле», к бараку подкатывал начальник Славянского участка капитан Рубен Арамян по прозвищу Вах. Именно этот возглас — обычная его реакция на любой вопрос или ответ.
В сопровождении двух прорабов — молодые лейтенанты выглядывают из кузова, будто цыплята из клетки — паркуется возле входа в управление начальник Раздольнинского участка майор Анатолий Семыкин. Прозвище — Дятел. Ибо имеет привычку долбить начальство до тех пор, пока не выбьет просимого.
Раньше всех занимает очередь возле двери производственного отдела глава Школьнинского участка вертлявый и хитрый старший лейтенант Родилов, больше известный по прозвищу Сиюминуткин. Я стараюсь с ним не общаться — не люблю подхалимства и сладеньких улыбочек…
Вообще, у нас любят придумывать клички. Строевик Анохин именовался «Кругомаршем». Дотошливый Семыкин стал «Дятлом». Хитрый, изворотливый Родилов — Сиюминуткиным. Заместитель по снабжению, украинец, туповатый украинец получил кличку «Хиба». Начальника планового отдела втихомолку нарекли «Итогом». Главный бухгалтер, любящий выступать на собраниях по любому вопросу превратился в «Звонаря». Мне, по неизвестной причине, приклеили кличку «Баба-Катя». Меланхоличного, вечно дремлющего главного инженера все любили, поэтому присвоили ему ласково-насмешливое прозвище «Дедок».
Господи, сколько же у нас строительных участков и прорабских пунктов! Больше десятка. Плюс — мастерские, склады, бетонорастворные узлы. Как умудряется подполковник Анохин командовать разнокалиберной военно-строительной братией? Вернее, как ухитряется не командовать? По моему мнению, значительно легче руководить домом терпимости, нежели нашей вольницей.
Особенно в дни сдачи отчетов.
Главное для Анохина — информация. Без нее он беззащитен. Ибо приходится изворачиваться перед армейским начальством и начальством собственным. Не зная положения дел на многочисленных объектах, легко попасть впросак и не успеть увернуться от очередной зуботычины.
Поэтому начальник УНР в отчетные дни выдергивает из очередей то одного, то другого начальника либо прораба, вызывает к себе в кабинет и с пристрастием допрашивает. В каком состоянии жилой дом артиллеристов в Медвежьей Пади? Когда предъявят к сдаче канализацию учебного центра? До какого пикета доведена бетонная дорога в гарнизоне мотострелковой дивизии?
По-моему, намного проще проехать по участкам и самому все осмотреть. Но Анохин — домосед, его не выманить из кабинета. Поэтому он и собирает информацию испытанным дедовским методом.
Главное — успеть расспросить линейный персонал. Когда отчеты сданы, офицеров не найти. Начальников участков и прорабских пунктов, прихватив главного бухгалтера и начальника производственного отдела, направляются в ближайшую «чайнуху».
Во главе процессии — признанный тамада Толька Семыкин. Почему он завоевал такой авторитет, неизвестно. Молчаливый и серьезный майор не подходит на роль лидера застолья, скорее тамадой должен быть Вах. Но зачастую в жизни получается все не так, как должно быть по логике. И Арамян мирится с примитивными тостами, провозглашаемыми Дятлом, только огорченно вздыхает и шепчет известное свое — «вах»…
Кафе на территории гарнизона нашей популярностью не пользовалось. Военторг — не то место, где можно организовать дружеские посиделки, расслабиться, забыть о плановых показателях и отчетных неприятностях. К тому же — комендантский патруль бдительно охранял офицерскую нравственность.
Другое дело — чайная в поселке Лосинка. Подобных злачных заведений здесь — больше пятнадцати, но вблизи от гарнизона — одна. Командарм не раз пытался прикрыть место отдыха военных строителей. Безуспешно. «Пригарнизонная» чайная в дни сдачи отчетов выполняла месячный план за все пятнадцать других заведений общепита.
До чего же весело и приятно отдохнуть здесь от сумасшедших будней!
Но сегодня праздника не предвиделось, ибо до отчетного периода оставалось еще целых пятнадцать дней. Непонятно, зачем подполковник побеспокоил дежурную службу штаба армии, послав через нее приказание старшему лейтенанту Василькову, то есть мне, срочно прибыть в управление?
В моем прорабстве, слава Богу, никто не разбился, не отрубил конечности, не напился и не дезертировал. План, хоть и на костылях, ковыляет на уровне девяноста процентов. Лично я в пьянстве не замечен, а что касается женского пола — судить холостяка не принято.
Зачем же я понадобился Анохину?
В гарнизон вползли со скоростью тридцать километров в час. Водитель перестал мурлыкать и бросил в мою сторону вопрошающий взгляд.
— Проскочи по луже, — не забыл я напомнить ему святую обязанность. — С виражем…
Водитель ухмыльнулся, нажал на газ. Перед проходной — пусто: ни офицеров, ни машинисток, можно безнаказанно порезвиться. Машина распластала грязь, резко крутанула в центре лужи — вираж! — и помчалась к управлению. Я с наслаждением окинул взглядом мокрые мостки, дежурного офицера, яростно грозящего нам вслед кулаком. Жаль не слышно крепких выражений, вылетающих из его раскрытого рта.
Очередная «вздрайка» Анохину обеспечена, но меня сейчас интересует один вопрос: «Записал ли дежурный офицер номер машины?»
2
— Проходи, Васильков, — хмуро поздоровался подполковник в ответ на мое щелканье каблуками стоптанных сапог. — Устраивайся поудобней — разговор предстоит долгий и серьезный.
О серьезности Анохин мог бы и не упоминать. Расстеленная на приставном столике карта с разбросанными циркулем, курвиметром, масштабной линейкой и остро заточенными цветными карандашами говорили сами за себя. Если бы предстоял разбор моих строительных прегрешений, мне был бы представлен иной набор — ведомости плановых показателей с птичками напротив номера моего прорабства и округленными траурной каймой цифрами.
Подполковник Анохин переведен в военное строительство из строевой части. Попал, бедняга, под тяжелую руку кадровиков совершенно случайно. Угораздило прирожденного мотострелка закончить в молодости строительный техникум. Он за время гарнизонной службы успел позабыть о грехах молодости — бумаги запомнили.
Пришлепали быстренько майору вторую звезду — в качестве компенсации за утрату строевой должности — и поставили во главе УНР. На его отчаянные вопли: ничего в строительстве не понимаю, что узнал в техникуме — начисто позабыл на стрельбищах и плацах — ответили по-военному: забыли — вспомните, не знаете — научитесь. Логика начальства отработана четко, ее не опровергнуть, не оспорить.
Смирился новоиспеченный подполковник, покорился судьбе-злодейке. Отводил душу разрисованными картами да командными выражениями. Отсюда и прозвище, приклеенное начальнику талантливыми подчиненными — «Кругомарш».
Время, будто рашпилем, стерло старые армейские привычки, манеру говорить, держаться. Даже шутить научился бывший командир батальона, даже смирился с нарушениями уставных положений и параграфов. Терпимо относился к едким анекдотам. На празднике, вне службы чокался со своим главным инженером. И понятно, не бокалами с боржоми…
Я последовал приглашению — устроился с максимальными удобствами, использовав для этого сразу два мягких стула. На одном расселся сам, на второе пристроил пыльную фуражку и потертую полевую сумку. Подполковник, естественно, поморщился, но от замечаний воздержался.
— Мною подписан приказ о вашем переводе на должность прораба вновь созданного строительного участка.
Новость малоприятная. На прорабском пункте я — хозяин, на участке — рядовой инженер. Вот ежели бы перевели на должность начальника — можно было порадоваться.
— Согласия не требуется, но все же интересно узнать ваше мнение, — снизошел начальник с командной высоты на землю. До нормальных человеческих отношений.
Выкрикнуть: служу Российскому народу и демократии пополам со свободой? Рановато, ощущается недостаток информации. Да и не сочтет ли Анохин патриотический выкрик неуместной насмешкой?
— Мнение сдержанное, — миролюбиво пояснил я. — Что за участок?
— Особый, — туманно проинформировал Анохин, подправляя красным карандашом какую-то загогулину на карте. — Поэтому ваш оклад потяжелеет… на десять рублей. — «Боюсь, — успел подумать я, — что предлагаемой тяжести я просто не почувствую». — Приказ подписан, — повторил подполковник.
Логики — ни на грош. Зачем я трясся в кабине престарелого грузовика добрых два часа? Услышать потрясающую новость о переводе мог бы и по телефону. Лучше бы провести потерянное время в обществе местной учительницы Светочки в ее комнатке с плюшевым Мишкой и чайным сервизом на шесть персон… Все же наша доблестная армия далека от демократии и учета потребностей офицеров.
Кажется, Анохин следит за моими размышлениями и горестными мысленными всхлипываниями. Не успею о чем-то подумать — выдает ответ и рекомендации.
— Пригласил же я вас не только для ознакомления с подписанным приказом. Сейчас вы познакомитесь с некоторой технической документацией… Так сказать, в общем плане… Представлю вас будущему начальнику участка.
А вот эти обещания больно уж смахивают на прямое издевательство. Я с трудом удержался от резкости, проглотил парочку военно-строительных определений, круто замешанных на фольклорных словечках.
— Простите, товарищ подполковник… С чертежами я могу ознакомиться и дома… Особенно, если они выдаются… в общем плане, — ехидно подчеркнул далеко не военное словообразование. — Ас начальником успею пообниматься в период совместной работы…
Похолодевший взгляд подполковника и сильное постукивание пальцами по карте показали неуместность моего высказывания. Весь он стал острым, наподобие жала его карандаша. Сейчас проткнет наглого подчиненного насквозь.
— Вы, старший лейтенант, забываетесь. Оставьте свои шуточки для общения с девушками. Слушайте и помалкивайте.
Слова тяжеловесны и по-командному кратки, не подчиниться им просто невозможно. Я склонил голову и покаянно вздохнул. Раздражать начальника, если даже он не прав, опасно.
Анохин поднялся, промаршировал по кабинету, остановился возле книжного шкафа, провел дрожащими пальцами по корешкам полного собрания сочинений видных политиков и мемуарной литературы пенсионеров. Будто впитывая в себя убийственную логику великих мыслителей и вождей.
— Дело в том, что чертежи сооружений, которые вам предстоит строить, секретные, — проталкивая последнее слово сквозь крепко сжатые губы, проинформировал он. — Это учтите в первую очередь…
Новость потрясающая! За пять лет службы-работы в этом УНР я ни разу не слышал о секретности, в глаза не видел никаких грифов и штампов.
Правда, однажды Вах кричал, что так работать невозможно, что пусть кто-нибудь другой строит этот треклятый волнорез в бухте, облюбованной военными катерниками. За каждым размером бегать в штаб отряда ни он, ни его прорабы не будут. Пусть командир либо выдаст чертежи на руки, либо катится с ними… Вах, вах, вах! Эмоциональный армянин так точно выдал адрес, куда он посылает моряков, что мы покатились со смеху.
Но там была инициатива капитана второго ранга, а здесь чья? Не предстоит ли мне с неизвестным пока начальником участка строить общественный туалет для ракетчиков?
— Что за объект? — попытался я проникнуть за черный занавес секретности. — Это-то я могу узнать… в общих чертах хотя бы?
Очередной укус подполковник стерпел без маршировки к книжным полкам. Кажется, привыкает к моей манере общения. Я почувствовал удовлетворение, какое испытывает дрессировщик при первых успехах своего воспитанника.
— В общих чертах? — задумался Анохин, видимо, не зная, что ответить. Потом обрадовано поднял к небу, простите, к потолку голову и продекламировал: — Объект Б-прим. Понятно?
— В общих чертах — да… А точнее узнать нельзя?
— Большего знать пока не положено…
— Место строительства объекта тоже — секрет?
— Сейчас узнаете…
Подполковник откинулся на спинку кресла, нажал первую клавишу настольного коммутатора… «Главного инженера требует, — безошибочно определил я. — Сейчас возьмутся за меня вдвоем… Ничего, выдержу. Если напор заказчиков при сдаче работ выдерживаю, то выстоять под нажимом родного начальства — пустяк».
Тревоги не было. Мучило любопытство.
Подполковник Битюк, наш главный инженер, особым рвением в службе не отличался. Прозвище «Дедок» подходило к нему, как нельзя лучше. Всех офицеров он именовал внучатами, при случае не отказывался от застолья, но ходить с нами в «чайнуху» опасался. Мужик — свой в доску!
Ворчал, конечно, сверх меры, зато нажитым за сорок лет строительным опытом наделял своих подчиненных, будто заботливая мамаша детишек сладостями.
— Иван Петрович, загляните…
В первое время пребывания на должности начальника военно-строительной организации Анохин всех именовал только по званиям, присовокупляя обычное — «товарищ». Сейчас, видите — Иван Петрович… Прогресс!
Пока Дедок складывал в потертую папку бумаги и бумажки, упаковывал себя в нелюбимый китель, Анохин нервно расхаживал по кабинету. Я провожал и встречал его спокойным, ангельским взглядом. Дескать, не волнуйся, Кругомарш, не придумывай несуществующих страхов. Сдадим секретное сооружение, как сдавали и сдаем обычное, на «хор», без дефектов и недоделок, влияющих на уровень эксплуатации.
Время шло. Дедок не появлялся. Постепенно я отвлекся от мыслей о предстоящей работе. Расквитаться бы с прежней, распихать по несуществующим конструкциям недостачу материалов, отбрехаться по перерасходу фонда зарплаты… Интересно, кто примет у меня прорабский пункт?
— Иван Петрович! — рявкнул в микрофон раздраженный начальник. — Долго вас прикажете ожидать?
— Иду, иду, — всполошился главный инженер, заталкивая, видимо, в папку последнюю стопку никому не нужных бумажек. — Одну минутку…
Наконец, Дедок вплыл в дверь. Деловой, сосредоточенный. Будто не он совсем недавно мирно дремал в крохотном своем кабинете. Артист!
— Начнем, — зафиксировал появление главного инженера Анохин. Дедок важно наклонил голову. Будто подставил ее под ярмо. — Мы с Иваном Петровичем отвергли кандидатуру начальника особого участка, предложенную Округом…
Кто поверит в это? Только не я. Не успеет начальник Строительного управления Округа сморщить свой интеллигентный носик, как Анохин и Битюк хором пожелают ему здоровья. А тут — отвергли? Очередной анекдот для ближайших «посиделок».
— … и решили выдвинуть своего офицера. — Кругомарш передохнул, набрал в грудь побольше воздуха и рявкнул, будто командуя на строевом плацу минимум дивизией. — Майор-инженер Семыкин Анатолий Тарасович!
Слава Богу, судьба снизошла к моим стенаниям! Ваха я с первых дней знакомства невзлюбил за излишние эмоции. По любому поводу — фейерверк горестных либо радостных восклицаний, сопровождаемых то благословениями, то проклятиями. В основном, по-армянски. Работать с ним — будто участвовать в шоу на правах барабанщика.
Сиюминуткина не перевариваю за избыток хитрости. По-моему, наступит час, когда он перехитрит сам себя.
Остальные офицеры — ни рыба, ни мясо, будто несоленое блюдо без приправы. А особым участком должен руководить не столько грамотный, сколько авторитетный и, главное, умный человек.
Ничего не скажешь, руководители УНР — с понятием. Толька Семыкин — именно тот человек, который в любом деле способен добиться успеха. В секретном строительстве — тем более.
Повезло же одному из двух прорабов-лейтенантов — через должность старшего прораба прыгнет в кресло начальника Раздольнинского участка. А дальше — дорога открыта. Молодой, образованный инженер помчится, будто в санках, с накатанной ледяной горки. Только не вниз, а наверх.
Обрадованный назначением Дятла я совсем позабыл о недавнем недовольстве своего перехода от самостоятельности к подчиненности.
— Где же Семыкин? — недоуменно пожал плечами Анохин. — Говорил с ним по телефону лично, приказал прибыть…
— Задержался внучок в дороге, — грудью встал на защиту любимца главный инженер. — Мало ли что — колесо спустило, двигатель забарахлил…
Подполковник смешливо вздернул брови. Дескать, знаю твою любовь к «внучатам», но не одобряю — дисциплина, прежде всего.
Семыкин появился в кабинете неожиданно. Не постучал — вошел и доложил о прибытии. Секретарша, выглянув из-за его спины, извинительно улыбнулась и развела полными ручками. Разве удержишь такого.
Дятел дождался приглашения сесть, занял стул рядом с моим сидением, переложив запыленную фуражку на тумбочку. Дружелюбно толкнул меня локтем. Мол, не трусь, прорабище, не продам. Он еще не проник за кулисы анохинской секретности. Подумал — прораб Васильков проштрафился, и его вина каким-то образом связана с Раздольнинским участком.
В ответ я ободряюще моргнул. Держись, Дятел, крепче за стул, сейчас тебя с него спихивать станут.
Анохин почти слово в слово повторил то, что недавно сообщил мне. Дятел встретил потрясающую новость, как настоящий офицер-строитель. Ему ли, много лет обходящему и надводные скалы, и подводные рифы, мытому перемытому десятками комиссий, прожаренному на медленном огне материальной ответственности, пуганному перепуганному авариями, обрушениями и техникой безопасности, ему ли удивляться такой малости, как секретный объект.
— Понятно, — подтвердил он получение информации. — Разберемся.
Начальник УНР одобрительно усмехнулся. Немногословие Семыкина, его спокойствие и деловитость: явно пришлось ему по вкусу.
— Место строительства, — рука опытного штабиста ухватила циркуль, и тот резво запрыгал по карте, — в ста двадцати пяти километрах от Лосинки, в двух километрах от пристанционного поселка Болтево…
Усталый циркуль допрыгал до красного многоугольника и в изнеможении улегся у его основания.
— Прирельсовый склад — в поселке. Участок арендован. В полутора километрах — бывшее подсобное хозяйство флота. Остались три коровы, десяток свиней, при них — скотник с семьей. Большинство зданий свободны, и аренда на них оформлена. Включая казарму на площадке — жилье для взвода солдат…
И так далее. Четко, ясно. Будто выдавал приказ на наступление. Противник, свои силы, приданные средства, дислокация, сосед справа, сосед слева… До чего же хорошо укладывается в строительную практику армейский опыт! Чаще бывает наоборот: не укладывается, топорщится, колет…
Не знаю, как Дятлу, а мне пришлось по душе отсутствие политподготовки с агитационными призывами и набившими оскомину лозунгами.
При Советской власти слишком увлекались занятиями по марксо-ленинской подготовке, партийно-хозяйственными многочасовыми активами, лекциями на политические темы, и прочей ерундой. Демократы, развалившие «империю», впитали в себя коммунистический опыт. Вот только «активы» именуют конференциями, лекции — докладами, занятия — собеседованиями. Что касается призывов, плакатов и лозунгов, то их даже стало больше прежнего.
Впрочем, сейчас мне не до критики новых веяний в политике — дай бог, переварить полученную информацию.
Удивило отсутствие сроков готовности… Значит, можно потянуть, подумать, подготовиться. Не устраивать гонок по вертикали и по горизонтали, с риском свалиться и набить себе шишки на причинном месте. Отлично!
О серьезности Анохин мог бы и не упоминать. Расстеленная на приставном столике карта с разбросанными циркулем, курвиметром, масштабной линейкой и остро заточенными цветными карандашами говорили сами за себя. Если бы предстоял разбор моих строительных прегрешений, мне был бы представлен иной набор — ведомости плановых показателей с птичками напротив номера моего прорабства и округленными траурной каймой цифрами.
Подполковник Анохин переведен в военное строительство из строевой части. Попал, бедняга, под тяжелую руку кадровиков совершенно случайно. Угораздило прирожденного мотострелка закончить в молодости строительный техникум. Он за время гарнизонной службы успел позабыть о грехах молодости — бумаги запомнили.
Пришлепали быстренько майору вторую звезду — в качестве компенсации за утрату строевой должности — и поставили во главе УНР. На его отчаянные вопли: ничего в строительстве не понимаю, что узнал в техникуме — начисто позабыл на стрельбищах и плацах — ответили по-военному: забыли — вспомните, не знаете — научитесь. Логика начальства отработана четко, ее не опровергнуть, не оспорить.
Смирился новоиспеченный подполковник, покорился судьбе-злодейке. Отводил душу разрисованными картами да командными выражениями. Отсюда и прозвище, приклеенное начальнику талантливыми подчиненными — «Кругомарш».
Время, будто рашпилем, стерло старые армейские привычки, манеру говорить, держаться. Даже шутить научился бывший командир батальона, даже смирился с нарушениями уставных положений и параграфов. Терпимо относился к едким анекдотам. На празднике, вне службы чокался со своим главным инженером. И понятно, не бокалами с боржоми…
Я последовал приглашению — устроился с максимальными удобствами, использовав для этого сразу два мягких стула. На одном расселся сам, на второе пристроил пыльную фуражку и потертую полевую сумку. Подполковник, естественно, поморщился, но от замечаний воздержался.
— Мною подписан приказ о вашем переводе на должность прораба вновь созданного строительного участка.
Новость малоприятная. На прорабском пункте я — хозяин, на участке — рядовой инженер. Вот ежели бы перевели на должность начальника — можно было порадоваться.
— Согласия не требуется, но все же интересно узнать ваше мнение, — снизошел начальник с командной высоты на землю. До нормальных человеческих отношений.
Выкрикнуть: служу Российскому народу и демократии пополам со свободой? Рановато, ощущается недостаток информации. Да и не сочтет ли Анохин патриотический выкрик неуместной насмешкой?
— Мнение сдержанное, — миролюбиво пояснил я. — Что за участок?
— Особый, — туманно проинформировал Анохин, подправляя красным карандашом какую-то загогулину на карте. — Поэтому ваш оклад потяжелеет… на десять рублей. — «Боюсь, — успел подумать я, — что предлагаемой тяжести я просто не почувствую». — Приказ подписан, — повторил подполковник.
Логики — ни на грош. Зачем я трясся в кабине престарелого грузовика добрых два часа? Услышать потрясающую новость о переводе мог бы и по телефону. Лучше бы провести потерянное время в обществе местной учительницы Светочки в ее комнатке с плюшевым Мишкой и чайным сервизом на шесть персон… Все же наша доблестная армия далека от демократии и учета потребностей офицеров.
Кажется, Анохин следит за моими размышлениями и горестными мысленными всхлипываниями. Не успею о чем-то подумать — выдает ответ и рекомендации.
— Пригласил же я вас не только для ознакомления с подписанным приказом. Сейчас вы познакомитесь с некоторой технической документацией… Так сказать, в общем плане… Представлю вас будущему начальнику участка.
А вот эти обещания больно уж смахивают на прямое издевательство. Я с трудом удержался от резкости, проглотил парочку военно-строительных определений, круто замешанных на фольклорных словечках.
— Простите, товарищ подполковник… С чертежами я могу ознакомиться и дома… Особенно, если они выдаются… в общем плане, — ехидно подчеркнул далеко не военное словообразование. — Ас начальником успею пообниматься в период совместной работы…
Похолодевший взгляд подполковника и сильное постукивание пальцами по карте показали неуместность моего высказывания. Весь он стал острым, наподобие жала его карандаша. Сейчас проткнет наглого подчиненного насквозь.
— Вы, старший лейтенант, забываетесь. Оставьте свои шуточки для общения с девушками. Слушайте и помалкивайте.
Слова тяжеловесны и по-командному кратки, не подчиниться им просто невозможно. Я склонил голову и покаянно вздохнул. Раздражать начальника, если даже он не прав, опасно.
Анохин поднялся, промаршировал по кабинету, остановился возле книжного шкафа, провел дрожащими пальцами по корешкам полного собрания сочинений видных политиков и мемуарной литературы пенсионеров. Будто впитывая в себя убийственную логику великих мыслителей и вождей.
— Дело в том, что чертежи сооружений, которые вам предстоит строить, секретные, — проталкивая последнее слово сквозь крепко сжатые губы, проинформировал он. — Это учтите в первую очередь…
Новость потрясающая! За пять лет службы-работы в этом УНР я ни разу не слышал о секретности, в глаза не видел никаких грифов и штампов.
Правда, однажды Вах кричал, что так работать невозможно, что пусть кто-нибудь другой строит этот треклятый волнорез в бухте, облюбованной военными катерниками. За каждым размером бегать в штаб отряда ни он, ни его прорабы не будут. Пусть командир либо выдаст чертежи на руки, либо катится с ними… Вах, вах, вах! Эмоциональный армянин так точно выдал адрес, куда он посылает моряков, что мы покатились со смеху.
Но там была инициатива капитана второго ранга, а здесь чья? Не предстоит ли мне с неизвестным пока начальником участка строить общественный туалет для ракетчиков?
— Что за объект? — попытался я проникнуть за черный занавес секретности. — Это-то я могу узнать… в общих чертах хотя бы?
Очередной укус подполковник стерпел без маршировки к книжным полкам. Кажется, привыкает к моей манере общения. Я почувствовал удовлетворение, какое испытывает дрессировщик при первых успехах своего воспитанника.
— В общих чертах? — задумался Анохин, видимо, не зная, что ответить. Потом обрадовано поднял к небу, простите, к потолку голову и продекламировал: — Объект Б-прим. Понятно?
— В общих чертах — да… А точнее узнать нельзя?
— Большего знать пока не положено…
— Место строительства объекта тоже — секрет?
— Сейчас узнаете…
Подполковник откинулся на спинку кресла, нажал первую клавишу настольного коммутатора… «Главного инженера требует, — безошибочно определил я. — Сейчас возьмутся за меня вдвоем… Ничего, выдержу. Если напор заказчиков при сдаче работ выдерживаю, то выстоять под нажимом родного начальства — пустяк».
Тревоги не было. Мучило любопытство.
Подполковник Битюк, наш главный инженер, особым рвением в службе не отличался. Прозвище «Дедок» подходило к нему, как нельзя лучше. Всех офицеров он именовал внучатами, при случае не отказывался от застолья, но ходить с нами в «чайнуху» опасался. Мужик — свой в доску!
Ворчал, конечно, сверх меры, зато нажитым за сорок лет строительным опытом наделял своих подчиненных, будто заботливая мамаша детишек сладостями.
— Иван Петрович, загляните…
В первое время пребывания на должности начальника военно-строительной организации Анохин всех именовал только по званиям, присовокупляя обычное — «товарищ». Сейчас, видите — Иван Петрович… Прогресс!
Пока Дедок складывал в потертую папку бумаги и бумажки, упаковывал себя в нелюбимый китель, Анохин нервно расхаживал по кабинету. Я провожал и встречал его спокойным, ангельским взглядом. Дескать, не волнуйся, Кругомарш, не придумывай несуществующих страхов. Сдадим секретное сооружение, как сдавали и сдаем обычное, на «хор», без дефектов и недоделок, влияющих на уровень эксплуатации.
Время шло. Дедок не появлялся. Постепенно я отвлекся от мыслей о предстоящей работе. Расквитаться бы с прежней, распихать по несуществующим конструкциям недостачу материалов, отбрехаться по перерасходу фонда зарплаты… Интересно, кто примет у меня прорабский пункт?
— Иван Петрович! — рявкнул в микрофон раздраженный начальник. — Долго вас прикажете ожидать?
— Иду, иду, — всполошился главный инженер, заталкивая, видимо, в папку последнюю стопку никому не нужных бумажек. — Одну минутку…
Наконец, Дедок вплыл в дверь. Деловой, сосредоточенный. Будто не он совсем недавно мирно дремал в крохотном своем кабинете. Артист!
— Начнем, — зафиксировал появление главного инженера Анохин. Дедок важно наклонил голову. Будто подставил ее под ярмо. — Мы с Иваном Петровичем отвергли кандидатуру начальника особого участка, предложенную Округом…
Кто поверит в это? Только не я. Не успеет начальник Строительного управления Округа сморщить свой интеллигентный носик, как Анохин и Битюк хором пожелают ему здоровья. А тут — отвергли? Очередной анекдот для ближайших «посиделок».
— … и решили выдвинуть своего офицера. — Кругомарш передохнул, набрал в грудь побольше воздуха и рявкнул, будто командуя на строевом плацу минимум дивизией. — Майор-инженер Семыкин Анатолий Тарасович!
Слава Богу, судьба снизошла к моим стенаниям! Ваха я с первых дней знакомства невзлюбил за излишние эмоции. По любому поводу — фейерверк горестных либо радостных восклицаний, сопровождаемых то благословениями, то проклятиями. В основном, по-армянски. Работать с ним — будто участвовать в шоу на правах барабанщика.
Сиюминуткина не перевариваю за избыток хитрости. По-моему, наступит час, когда он перехитрит сам себя.
Остальные офицеры — ни рыба, ни мясо, будто несоленое блюдо без приправы. А особым участком должен руководить не столько грамотный, сколько авторитетный и, главное, умный человек.
Ничего не скажешь, руководители УНР — с понятием. Толька Семыкин — именно тот человек, который в любом деле способен добиться успеха. В секретном строительстве — тем более.
Повезло же одному из двух прорабов-лейтенантов — через должность старшего прораба прыгнет в кресло начальника Раздольнинского участка. А дальше — дорога открыта. Молодой, образованный инженер помчится, будто в санках, с накатанной ледяной горки. Только не вниз, а наверх.
Обрадованный назначением Дятла я совсем позабыл о недавнем недовольстве своего перехода от самостоятельности к подчиненности.
— Где же Семыкин? — недоуменно пожал плечами Анохин. — Говорил с ним по телефону лично, приказал прибыть…
— Задержался внучок в дороге, — грудью встал на защиту любимца главный инженер. — Мало ли что — колесо спустило, двигатель забарахлил…
Подполковник смешливо вздернул брови. Дескать, знаю твою любовь к «внучатам», но не одобряю — дисциплина, прежде всего.
Семыкин появился в кабинете неожиданно. Не постучал — вошел и доложил о прибытии. Секретарша, выглянув из-за его спины, извинительно улыбнулась и развела полными ручками. Разве удержишь такого.
Дятел дождался приглашения сесть, занял стул рядом с моим сидением, переложив запыленную фуражку на тумбочку. Дружелюбно толкнул меня локтем. Мол, не трусь, прорабище, не продам. Он еще не проник за кулисы анохинской секретности. Подумал — прораб Васильков проштрафился, и его вина каким-то образом связана с Раздольнинским участком.
В ответ я ободряюще моргнул. Держись, Дятел, крепче за стул, сейчас тебя с него спихивать станут.
Анохин почти слово в слово повторил то, что недавно сообщил мне. Дятел встретил потрясающую новость, как настоящий офицер-строитель. Ему ли, много лет обходящему и надводные скалы, и подводные рифы, мытому перемытому десятками комиссий, прожаренному на медленном огне материальной ответственности, пуганному перепуганному авариями, обрушениями и техникой безопасности, ему ли удивляться такой малости, как секретный объект.
— Понятно, — подтвердил он получение информации. — Разберемся.
Начальник УНР одобрительно усмехнулся. Немногословие Семыкина, его спокойствие и деловитость: явно пришлось ему по вкусу.
— Место строительства, — рука опытного штабиста ухватила циркуль, и тот резво запрыгал по карте, — в ста двадцати пяти километрах от Лосинки, в двух километрах от пристанционного поселка Болтево…
Усталый циркуль допрыгал до красного многоугольника и в изнеможении улегся у его основания.
— Прирельсовый склад — в поселке. Участок арендован. В полутора километрах — бывшее подсобное хозяйство флота. Остались три коровы, десяток свиней, при них — скотник с семьей. Большинство зданий свободны, и аренда на них оформлена. Включая казарму на площадке — жилье для взвода солдат…
И так далее. Четко, ясно. Будто выдавал приказ на наступление. Противник, свои силы, приданные средства, дислокация, сосед справа, сосед слева… До чего же хорошо укладывается в строительную практику армейский опыт! Чаще бывает наоборот: не укладывается, топорщится, колет…
Не знаю, как Дятлу, а мне пришлось по душе отсутствие политподготовки с агитационными призывами и набившими оскомину лозунгами.
При Советской власти слишком увлекались занятиями по марксо-ленинской подготовке, партийно-хозяйственными многочасовыми активами, лекциями на политические темы, и прочей ерундой. Демократы, развалившие «империю», впитали в себя коммунистический опыт. Вот только «активы» именуют конференциями, лекции — докладами, занятия — собеседованиями. Что касается призывов, плакатов и лозунгов, то их даже стало больше прежнего.
Впрочем, сейчас мне не до критики новых веяний в политике — дай бог, переварить полученную информацию.
Удивило отсутствие сроков готовности… Значит, можно потянуть, подумать, подготовиться. Не устраивать гонок по вертикали и по горизонтали, с риском свалиться и набить себе шишки на причинном месте. Отлично!