– Итак, вы заметили наблюдение за собой, – полковник выдержал эффектную паузу. – Надо ли сразу его "сбрасывать"? Не надо. Может, это вообще не за вами следят, а за кем-то, кто рядом. Может, с кем-то перепутали. Поймут, что водят пустышку, и отстанут сами. А если и за вами – то что? Откуда вы знаете, что "они" надеются найти? Опять же: посмотрят, ничего интересного "им" не найдут и отстанут, потому как наружка недешева и тяжела в исполнении.
А если начнете дергаться и тем более демонстрировать какие-то навыки (ведь наружное наблюдение непросто даже заметить, не то чтобы уйти), привлечете внимание. И если так за вами ходит филер или пара, то после привесят целую бригаду, действия которой частично описаны выше. Велик ли шанс оторваться от такой бригады? Не-а. Вот и докопаются до тайн вашей биографии, за которыми изначально не охотились.
Если все же решились "отрываться", то надо сделать это без грубых методов. "Они" должны считать, что сами лопухнулись и вас упустили. Ряд способов описан ниже. Но даже и это надо делать только в случае, когда вам серьезно есть что скрывать. А грубые методы показаны ТОЛЬКО в случае, когда вам определенно грозит опасность. В разведке такое вовсе запрещается. Но у разведчиков и контрразведчиков есть как бы джентльменское соглашение: не груби – и тебе не нагрубят. Наружка контрразведки не будет бить объекта, грабить, провоцировать ДТП и так далее, потому что разведчики этой страны (как правило) есть в той стране, из которой прибыл объект. И в случае чего именно они пострадают. Но это в случае, когда сам объект ведет себя адекватно.
Если же объект применяет, скажем, приемы откровенного отрыва на машине, то эту машину к следующему разу изуродуют открыто (что гуманно) или повредят рулевое, тормоза, чтобы при повторной демонстрации водительского мастерства случилась авария (были прецеденты в Индонезии и в Латинской Америке). Ну а если объект выкинул что-то типа "спрятался за углом, подождал наблюдателя и треснул ему по башке", то гнев наружников будет неописуем. Способы наказания различны и ужасны – здесь нет времени перечислять, но наказание за такое будет обязательно.
Об этих традициях стоит знать, ибо наружное наблюдение в частных целях нередко ведут отставники спецслужб. Поскольку криминальные структуры, конкурирующие с вашей, никаких "конвенций о взаимной терпимости" не подписывали, то очень может быть, что вам придется применять грубый уход. Например, преследующую вас машину таранит машина ваших друзей, после чего инсценируется разборка или что-то в этом духе. Но (!) это надо делать, если вас собрались убивать (по крайней мере, у вас есть обоснованные подозрения) или сделать что-то столь же опасное. Если у вас есть в этом городе близкие люди, их лучше заранее услать подальше. И после совершения акции уносите ноги из этого города все (и вы, и прочие участники "грубого отрыва"), причем немедленно. после перерыва он продолжил:
– Итак, сперва наружное наблюдение надо засечь. Простейшие приемы – легендированный разворот и уход в мертвую зону.
Например, свернув за угол, начать звонить по стоящему там таксофону.
При этом повернуться в сторону, откуда пришел. Теперь объект видит тех, кто шел за ним: как минимум кто-то из наблюдателей выскочит из-за угла и хоть как-нибудь, но обозначит оглядывание по сторонам. Хорошо, если таксофон неисправен (а еще лучше заранее выбрать для этого трюка заведомо неисправный таксофон). Тогда можно без проблем "нервничать", вертеть головой по сторонам якобы в поисках другого автомата, а на самом деле – высматривать людей, похожих на ранее виденных вокруг себя, равно как и неадекватно себя ведущих (сразу отвернулся, прячет взгляд, закрывается газетой, норовит заскочить в подъезд поблизости). Это – уход в мертвую зону.
Легендированный разворот состоит в неожиданном, но оправданном изменении направления движения на противоположное.
Например, что-нибудь уронил, "вдруг это заметил" и повернулся искать якобы уроненное, а на самом деле – см. выше. Или резко развернулся и… пошел к ближайшему киоску с газетами или сигаретами, который – вот фокус – оказался именно в направлении, откуда идут наблюдатели. Разумеется, такое место надо заранее подобрать. Профессиональные разведчики имеют целые "проверочные маршруты", где подобных мест с "сюрпризами " много. Но тут важно не переусердствовать: о таких методах выявления наблюдения спецы по наружке знают, несколько подобных случаев подряд наверняка насторожат их. А если добавится еще и очевидное петляние объекта, возвращение к одному и тому же месту, то тут уже все станет ясно. Осмотрелись, пригляделись и решили: наблюдение есть, надо отрываться. Как делать это? Прежде всего – см. приемы наружного наблюдения. Если это целая бригада, то у них обязательно есть машина. От нее и надо отрываться в первую очередь. Как? Используя места, где пешеход пройдет, а машина – нет. Перешел пешеходный мостик через реку или железную дорогу – вот и оторвался от машины. Только надо, чтобы движение в объезд заняло много времени. Отчего не стоит использовать в этом качестве дворы – объедут вокруг квартала и примут на выходе из него. Как вариант – сесть на электричку, переезжающую через мост, и чтобы рядом не было автомобильного моста. При посадке объект смотрит, кто идет за ним. Учитывая прием "лидирование", надо осмотреться, кто находится впереди (идет или стоит на посадочной платформе, нарисовался по ту сторону пешеходного мостика и т. п). Все замеченные таким образом являются кандидатами на место оставшегося наблюдателя, с которым и осталось "разобраться". Желательно, чтобы место отрыва от машины было в это время малолюдным. Но сойдет и наоборот – густая толпа, в ней можно попробовать затеряться.
Но по выходе из толпы надо все же проверить еще раз – действительно ли наблюдатели потеряли объект. По любому, по миновании места отрыва от машины останется в худшем случае только один (редко два) пеший наблюдатель. Надо его срисовать и отделаться от него, пока он не подтянул к себе отставшую бригаду. В этом смысле надо обратить внимание на пользующихся мобильными телефонами и прочими радиоприбамбасами. если таковые снабжены гарнитурами скрытого ношения, то человек все равно разговаривает как бы сам с собой или же прячет от окружающих губы. Может быть заметно. Ну и прочие приметы наблюдателя остаются в силе.
По окончании курсов всех привели к присяге. Все, кто служил когда-нибудь в армии, помнят такой трепетный момент, как принятие присяги.
Караваев уже несколько дней маялся в ожидании долгожданного звонка из отдела кадров, который должен был сообщить, ну когда он наконец примет присягу и вольется в славные ряды российской налоговой полиции. И вот он прозвучал. Как и было приказано, Витек прибыл в управление для подписания соответствующих бумаг. Вместе с ним в коридоре маялось несколько таких же ребят, которые готовились стать операми и следователями.
В голове он мысленно представлял, как будет через несколько дней принимать присягу в форме и при оружии, перед строем.
К его удивлению, ему дали маленький листок размером в четвертую часть листа, на котором был написан текст присяги:
"Я (фамилия, имя, отчество), поступив на службу в налоговую полицию, присягаю на верность народам Российской Федерации.
Клянусь соблюдать Конституцию и законы Российской Федерации, права человека и гражданина, добросовестно выполнять приказы начальников.
Клянусь быть честным, мужественным сотрудником, бдительно стоять на страже экономических интересов Родины, строго хранить служебную тайну.
Если же я нарушу принятую мной Присягу, то готов нести ответственность, установленную законами Российской Федерации".
Кадровик грозно спросил: "Прочитал? Раз прочитал, распишись. Все". Караваев был немного шокирован, все его красивые картинки рассыпались. Но самое интересное было впереди. Прошло, наверно, более полугода, как он трудился на ниве пополнения бюджета, и вдруг назначают нового начальника управления.
Он грозно начинает матюгаться и требует пересмотра процедуры принятия присяги.
Отдаются соответствующие приказы, и кадровики в срочном порядке вырывают листки с присягами из личных дел и спускают их в сортир. В назначенный день все сотрудники, пришедшие на службу недавно, вызываются на торжественное принятие присяги. И вот, представьте себе, стоит толпа молодых, оторванных от службы людей, одетых в гражданку, так как на складе нет парадной формы, вообще нет никакой формы. Стоят они перед группой генералов и полковников (одетых в парадную форму при всех регалиях) без оружия и принимают присягу. А теперь представьте, как это выглядит: строй стоит по стойке "смирно" в гражданке, выходят по очереди чеканя шаг, читают текст присяги, расписываются.
А теперь представьте, как отдать честь без головного убора и формы. Я не говорю уже о том, что вместо "Служу отечеству" многие говорили "спасибо", "благодарю" или просто молчали, а также, что присягу принимали второй раз. Вот так в налоговой полиции появились сотрудники, присягавшие дважды.
– Ренаточка, солнце мое, ты мне в кабинет звякни, когда этот урод к тебе придет! Ты на сколько его вызвала? – опер Юрка Волощенко аж приплясывал от нетерпения. – Я ему политику партии быстро растолкую. Привяжем к организации обналички любо-дорого, не соскочит!
Это следователь Рената Любимова вызвала на допрос юношу, организовавшего через подставные фирмы широкую сеть по оказанию специфических финансовых "услуг" торговцам-кавказцам с рынка, горячо любившим наличные, особенно не учтенные государством.
В объяснении оперу сей деятель, по имени Игорь, все отрицал и ненатурально возмущался коварством налоговых полицейских и их неверием в человечество.
– Позвоню, Юрочка, позвоню, – выдохнула дым Рената. – Вот.вот подойти должен, не уходи надолго.
Юрка ушел к себе, а через пару минут в кабинете следователей объявился молодой паренек, махнувший с порога удостоверением.
– Привет, коллега! Я из Северо-Восточного округа, Ефремов, созванивался с вами, мне надо копию обвинительного получить.
Ренатка, поулыбавшись и слегка пококетничав, предложила визитеру присесть и полезла в сейф. Вошел Юра, похоже, чуть остаканенный.
– Игорь? – положил он тяжелую длань на плечо сидевшего опера.
– Игорь! – смущенно улыбнулся тот.
– Ну что, урод, будем ваньку валять? Ты что за хрень пишешь в объяснении? Пойдем ко мне, за жизнь поговорим, недоношенный!
И за шкирку поволок Игоря к выходу. Тот рванулся и получил тычок в грудь.
– Отвали, чума! – Игорь пнул Юру в голень.
Тот, не задумываясь, ударил визави в лоб. И получил ответную плюху. Из кабинета следователей доносились звуки педагогического процесса, больше напоминавшие обструкцию с туфлей Н. С. Хрущева на сессии генеральной ассамблеи ООН.
Через полминуты кабинет был похож на фашистский штаб после налета ковпаковцев. Сломанные стулья, разлетевшаяся бумага и опрокинутый цветочный горшок. Следователь Рената с тоской смотрела на разодранное уголовное дело и со злобой – на потных, тяжело дышавших поединщиков. А подозреваемый в тот день так и не пришел.
Бажанов купил машину. Машину он хотел давно, да только денег не было. На "Жигули", не говоря уже об иномарке, у него и сейчас бы не хватило, но помогла знакомая Баранова. Она работала в автосалоне и предложила Бажанову купить "Оку" по заводской цене. Грех было отказаться. Водительские права, как и у любого офицера, у Бажанова, конечно, были, лейтенантские еще, а вот устойчивых навыков пилотирования не было, не приходилось ему водить машину много лет, да еще в таком бешеном городе, как Москва. Поэтому он попросил коллег помочь ему правильно выбрать машину – дело-то ответственное – и отогнать ее к дому, а там он уже сам потихонечку! С ними увязался Караваев, используя любой повод, чтобы сбежать со службы.
На заводской стоянке, увидев десятки новеньких разноцветных автомобилей, Бажанов мгновенно ощутил себя арабским шейхом, выбирающим очередной "роллс-ройс", и начал страшно ломаться. Он бессистемно бродил между рядами машин, постукивая по капотам и багажникам, как будто выбирал арбуз. Тогда Витек решил упорядочить поиск.
– Бажанов, – сказал он, – определись сначала с цветом, а потом уж мы выберем лучшую из тех, что есть.
Бажанов подумал и начал определяться. Ярко-оранжевые нарядные машины были с негодованием отвергнуты как "слишком кричащие", синие оказались маркими, а серые – тусклыми. После долгих и мучительных колебаний, ясное дело, остановились на белой машине, поскольку благородного, столь любимого военными цвета хаки не было.
Стабильностью технологического процесса на заводе даже и не пахло. Каждая машина таила свои уникальные и загадочные дефекты. Наконец после долгих, изнурительных поисков одну более-менее приличную машину нашли, но у нее не закрывался бардачок. Дефект тут же поправил продавец: он подогрел крышку зажигалкой и ловко подогнул. Машина была куплена.
Следующие две недели Бажанов барражировал во дворах, боясь далеко отъезжать от дома, и учился выполнять "упражнение № 1" – заезжать в гараж, не касаясь зеркалами стенок.
К исходу третьей недели он перестал путать педали и принял безответственное решение – приехать на службу "своим ходом". Как ни странно, добрался он без приключений и, гордый за себя, в конце рабочего дня пригласил всех осмотреть своего боевого коня. Поскольку приехал Бажанов отнюдь не на "порше" и презентации не намечалось, особого интереса народ не проявил, но все-таки положенные ритуальные телодвижения вокруг машины были выполнены, и офицеры с чувством исполненного долга потянулись обратно. И тут Бажанов предложил подвезти желающих до метро.
Караваев и Баранов согласились. Для того чтобы выехать на дорогу, нужно было сделать левый поворот через полосу встречного движения. Бажанов без происшествий вышел на исходный рубеж и стал ждать, когда тактическая обстановка позволит ему выполнить сложный и ответственный маневр. Водитель вертел головой, как пилот фанерного По-2, опасающийся атаки "мессеров", но удачный момент все не представлялся. Если дорога была свободна слева, то по правой стороне обязательно кто-нибудь ехал; как только освобождалась правая сторона, возникал затор на левой.
Наконец Бажанов устал работать дальномером. приняв командирское решение, он нажал на газ, и "Ока" стала входить в вираж. Сразу же выяснилось, что решение было неверным, потому что слева от автобусной остановки отваливал "Икарус", а навстречу ему ехал грузовик. "Икарус", опасаясь тарана, замигал фарами и трусливо прижался к обочине; водитель грузовика тоже решил не связываться и остановился. "Ока", распугав все остальные машины, победно окончила маневр и двинулась в сторону Зеленого проспекта.
Опера вытерли предсмертный пот и уже ощутили себя в недрах прохладного и безопасного метро, как вдруг оказалось, что Бажанов забыл перестроиться, и свободу они смогли обрести только на следующей станции. Вообще, Бажанов был очень странным водителем: за руль он держался, как за горло классового врага, скорости переключал очень резко и жестко, отчего автомобиль двигался судорожными прыжками, напоминая эпилептического кенгуру.
Они уже были под самым светофором, когда зажегся желтый сигнал. Дисциплинированный Бажанов с похвальной реакцией вогнал педаль тормоза до самого пола, и тут члены экипажа ощу тили, что сзади на них наползает громадная тень. Витек оглянулся. Упираясь в асфальт всеми копытами, с визгом и шипением к ним подползал седельный тягач "вольво", на трейлере которого раскачивалось что-то вроде экскаватора или автокрана. Бажанов расклинился между рулем и педалями и перестал реагировать на окружающий мир. Хлопнула дверца кабины тягача.
– Ну, майор, – сказал Баранов с заднего сидения, – ты хоть голову прикрой…
К "Оке" подскочил водитель тягача, ощутимо искря злобой.
Он нагнулся к Бажанову, набрал полную грудь воздуха и… вдруг увидел, что машина забита людьми в форме, а за рулем – майор. С гигантским усилием он проглотил ком матерщины, застрявший в горле, сделал судорожный вдох и каким-то шипящим, посаженным, но истекающим ядом голосом, произнес:
– Товарищ майор, не могли бы вы мне указать причину столь резкого и неожиданного торможения?!
Агент…. Агентурная работа… Ух, сколько всего кроется за этими словами для человека непосвященного. А уж для посвященного сколько! Лучше оставаться непосвященным.
Вот так Караваеву открывалось агентурное закулисье, или, если хотите, Зазеркалье, где постоянно наблюдались совершенно шизофренические явления, кривлялись какие-то страшные рожи, и уже было непонятно: собака вертит хвостом или хвост собакой?
Так или иначе, но, находясь внутри системы, ты обязан жить по правилам системы, иначе она неминуемо тебя отторгнет. И за диссидентство свое придется платить… И здесь возникает очередной парадокс: ты начинаешь ненавидеть дело, которому служишь.
При всей очевидной любви к нему.
Впрочем, я отвлекся. Мы говорим об агентурной работе. Об этой загадочной, полной тайн агентурной работе.
Закрывшись в кабинете после рабочего дня, Караваев стал знакомиться с личными делами переданных ему на связь агентов. Раскрыв очередное дело, он увидел приятное, интеллигентное лицо.
Агент Галка… Так, чем же знаменита эта дама? В ее рабочем деле пара толковых, собственноручно написанных сообщений. Нормальный почерк, все знаки препинания на месте… Обычно наши клиенты двух слов без мата связать не могут, а про знаки препинания понятие имеют самое смутное.
Позвонив по оговоренному номеру, Караваев услышал в ответ:
"Надоели вы мне, идиоты". И трубку бросила.
Э-э, нет, подруга, так не пойдет. Вот она – подписочка-то о сотрудничестве.
Набрал номер снова. На этот раз ему ответили совсем уж неинтеллигентно. Грубо и цинично.
Выкурив сигарету, Караваев позвонил Савицкому – тому самому оперу, который ранее курировал агентессу.
Скис чего-то Гена, когда Витек свой вопрос задал, смешался.
– Не телефонный, – говорит, – разговор. Лучше давай-ка я к тебе лично подъеду завтра после семи. Посидим, потолкуем, по сто граммов хлопнем. А этой стерве пока не звони.
Назавтра Караваев весь день крутился на проверках, и про этот инцидент вспоминать ему было некогда. В восьмом часу явился Савицкий. С бутылкой, закуской и весьма бодрый с виду, хотя бодрость его, как показалось, скорее, напускная… Выпили, посидели, потрепались ни о чем, еще выпили.
Выбрав момент, Караваев спросил напрямую:
– Так что же это за агентесса такая, Гена?
– Это, – ответил тот, скривившись, – моя теща, чтоб ей ногу сломать.
Витек чуть маринованным болгарским огурчиком не подавился, уставившись на Гену с изумлением.
Многое уже было понятно про наше агентурное закулисье, но с вербовкой тещи он еще не сталкивался.
– Как же так? – спросил он, когда с огурцом все же справился.
– Как-как? План, будь он неладен, план… Проверяющего из управления ждали. Нужна была вербовка позарез, понимаешь? А у меня с тещей отношения тогда были тип-топ. Поговорил с ней, она: "Да нет вопросов… как для родного зятя хорошее дело не сделать?" Гена плеснул себе водки, выпил залпом и продолжил:
– А потом отношения испортились. Так теперь эта старая сука меня совсем заклевала: "Вот напишу в прокуратуру, вот напишу директору ФСНП! Тебя, дурака, с работы выгонят, погоны снимут…
"
Вот уж действительно: особенности национальной агентуры.
У каждого оперативника есть своя манера во взаимоотношениях с агентурой. И в оформлении этой самой агентуры также у каждого есть свой почерк. Один, оформляя официально агентов, дает им простые псевдонимы – Иванов, Петров, Сидоров. Другой же норовит что-нибудь эдакое выдумать, насколько фантазии и образования хватает. А у каждого начальника есть график контрольных встреч оперсостава с агентурой. Причем встречи эти должны проходить не реже двух раз в месяц – на них оперативник обязан давать задания агенту, ориентировать его и т. д. Конечно, в большинстве случаев никто эти графики не соблюдает, но бума ги все равно должны быть оформлены установленным порядком.
И на "сходках" начальник все время спрашивает про эти встречи, опера докладывают о принятых и зарегистрированных сообщениях, в общем, показывают, что работа идет, причем в соответствии с бумагами. Ну а начальство-то, естественно, тоже состоит из людей, а людям свойственны эмоции.
Был в свое время начальником отдела в Московском управлении полиции некий подполковник Галкин. И так случалось по утрам, что частенько настроение у него требовало поправки. Как к обеду поправит настроение – так нормальный человек, а до обеда докопаться мог до кого угодно. Служил там один опер – Серега Панов, вот он как раз очень любил своим агентам поэтические псевдонимы присваивать – Жозефина, Эсмеральда, Магдалина.
Вот Галкин однажды поутру к нему и прицепился на "сходке".
– Что у тебя за агентура такая: Брунгильда, Исидора какая-то?
Что за несерьезное отношение к серьезным вопросам? Псевдонимы у агентов должны быть короткие, понял?
– Так точно! Понял…
Галкин засопел и продолжил:
– Я вот в отпуск ухожу, чтобы к моему возвращению было три агента с нормальными короткими псевдонимами!
Ну, с короткими так с короткими.
А надо сказать, что агент, он ведь не комар, сам по себе народиться не может, тем более агент официально оформленный. Тут нужно работу проводить, причем работу в несколько этапов. Сначала согласие получить, рапорт написать, потом с начальником согласовать, в управление бумаги переслать, секретчица должна все зарегистрировать, и только потом все в Информационном центре оседает. Но Панов работы не боялся, а наоборот, относился к ней творчески и, можно сказать, с огоньком…
И вот возвращается Галкин из отпуска, дают ему "шахматку" контрольных встреч с агентами, он начинает ее просматривать.
– Так, Панов. Ну, где тут твои новые агенты?.. Ой?! Это что такое?
Это… мать твою, ты как их назвал? Это что же такое, агенты Нуф, Наф и Ниф. Ты что, охренел? Ты как это подписать умудрился?
А Панов ему отвечает:
– А вы, товарищ подполковник, в отпуске были, ну я непосредственно у начальника и подписал.
Галкин уже красный стал, как помидор созревший, орет, слюной брызжет:
– П-п-по-почему такие псевдонимы?!
– А они сами так захотели. Агентура ведь может сама себе оперативные имена выбирать?
– Они что, друг друга знают?
– Никак нет. Просто один случайно захотел стать Нуфом, другой Нифом, а третий Нафом. А я спорить не стал, вы же сами говорили, что должны быть короткие псевдонимы…
Галкин к начальнику побежал, а только исправить уже ничего нельзя было, поскольку в ИЦ уже все зарегистрировано.
Начальник спецслужбы, когда Галкин ему ситуацию доложил, только хрюкнул от удивления.
– Ой, и как это я действительно подписал?
Как подписал, как подписал? Панов же их не вместе оформлял, а поврозь. А когда бумаг много, начальник автоматически подмахивает, не вчитывается… Потом опера еще долго на эту тему веселились. И Серегу подкалывали. Как он куда-нибудь засобирается, его спрашивают: "Ну что, с "пятачками" своими пошел вопросы перетирать?" Может быть, эти три поросенка и до сих пор хрюкают, а может быть, это и липовая агентура, которую он просто так для прикола состряпал. Дело в общем-то нехитрое.
ОТСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ: ОБ АГЕНТАХ
А если начнете дергаться и тем более демонстрировать какие-то навыки (ведь наружное наблюдение непросто даже заметить, не то чтобы уйти), привлечете внимание. И если так за вами ходит филер или пара, то после привесят целую бригаду, действия которой частично описаны выше. Велик ли шанс оторваться от такой бригады? Не-а. Вот и докопаются до тайн вашей биографии, за которыми изначально не охотились.
Если все же решились "отрываться", то надо сделать это без грубых методов. "Они" должны считать, что сами лопухнулись и вас упустили. Ряд способов описан ниже. Но даже и это надо делать только в случае, когда вам серьезно есть что скрывать. А грубые методы показаны ТОЛЬКО в случае, когда вам определенно грозит опасность. В разведке такое вовсе запрещается. Но у разведчиков и контрразведчиков есть как бы джентльменское соглашение: не груби – и тебе не нагрубят. Наружка контрразведки не будет бить объекта, грабить, провоцировать ДТП и так далее, потому что разведчики этой страны (как правило) есть в той стране, из которой прибыл объект. И в случае чего именно они пострадают. Но это в случае, когда сам объект ведет себя адекватно.
Если же объект применяет, скажем, приемы откровенного отрыва на машине, то эту машину к следующему разу изуродуют открыто (что гуманно) или повредят рулевое, тормоза, чтобы при повторной демонстрации водительского мастерства случилась авария (были прецеденты в Индонезии и в Латинской Америке). Ну а если объект выкинул что-то типа "спрятался за углом, подождал наблюдателя и треснул ему по башке", то гнев наружников будет неописуем. Способы наказания различны и ужасны – здесь нет времени перечислять, но наказание за такое будет обязательно.
Об этих традициях стоит знать, ибо наружное наблюдение в частных целях нередко ведут отставники спецслужб. Поскольку криминальные структуры, конкурирующие с вашей, никаких "конвенций о взаимной терпимости" не подписывали, то очень может быть, что вам придется применять грубый уход. Например, преследующую вас машину таранит машина ваших друзей, после чего инсценируется разборка или что-то в этом духе. Но (!) это надо делать, если вас собрались убивать (по крайней мере, у вас есть обоснованные подозрения) или сделать что-то столь же опасное. Если у вас есть в этом городе близкие люди, их лучше заранее услать подальше. И после совершения акции уносите ноги из этого города все (и вы, и прочие участники "грубого отрыва"), причем немедленно. после перерыва он продолжил:
– Итак, сперва наружное наблюдение надо засечь. Простейшие приемы – легендированный разворот и уход в мертвую зону.
Например, свернув за угол, начать звонить по стоящему там таксофону.
При этом повернуться в сторону, откуда пришел. Теперь объект видит тех, кто шел за ним: как минимум кто-то из наблюдателей выскочит из-за угла и хоть как-нибудь, но обозначит оглядывание по сторонам. Хорошо, если таксофон неисправен (а еще лучше заранее выбрать для этого трюка заведомо неисправный таксофон). Тогда можно без проблем "нервничать", вертеть головой по сторонам якобы в поисках другого автомата, а на самом деле – высматривать людей, похожих на ранее виденных вокруг себя, равно как и неадекватно себя ведущих (сразу отвернулся, прячет взгляд, закрывается газетой, норовит заскочить в подъезд поблизости). Это – уход в мертвую зону.
Легендированный разворот состоит в неожиданном, но оправданном изменении направления движения на противоположное.
Например, что-нибудь уронил, "вдруг это заметил" и повернулся искать якобы уроненное, а на самом деле – см. выше. Или резко развернулся и… пошел к ближайшему киоску с газетами или сигаретами, который – вот фокус – оказался именно в направлении, откуда идут наблюдатели. Разумеется, такое место надо заранее подобрать. Профессиональные разведчики имеют целые "проверочные маршруты", где подобных мест с "сюрпризами " много. Но тут важно не переусердствовать: о таких методах выявления наблюдения спецы по наружке знают, несколько подобных случаев подряд наверняка насторожат их. А если добавится еще и очевидное петляние объекта, возвращение к одному и тому же месту, то тут уже все станет ясно. Осмотрелись, пригляделись и решили: наблюдение есть, надо отрываться. Как делать это? Прежде всего – см. приемы наружного наблюдения. Если это целая бригада, то у них обязательно есть машина. От нее и надо отрываться в первую очередь. Как? Используя места, где пешеход пройдет, а машина – нет. Перешел пешеходный мостик через реку или железную дорогу – вот и оторвался от машины. Только надо, чтобы движение в объезд заняло много времени. Отчего не стоит использовать в этом качестве дворы – объедут вокруг квартала и примут на выходе из него. Как вариант – сесть на электричку, переезжающую через мост, и чтобы рядом не было автомобильного моста. При посадке объект смотрит, кто идет за ним. Учитывая прием "лидирование", надо осмотреться, кто находится впереди (идет или стоит на посадочной платформе, нарисовался по ту сторону пешеходного мостика и т. п). Все замеченные таким образом являются кандидатами на место оставшегося наблюдателя, с которым и осталось "разобраться". Желательно, чтобы место отрыва от машины было в это время малолюдным. Но сойдет и наоборот – густая толпа, в ней можно попробовать затеряться.
Но по выходе из толпы надо все же проверить еще раз – действительно ли наблюдатели потеряли объект. По любому, по миновании места отрыва от машины останется в худшем случае только один (редко два) пеший наблюдатель. Надо его срисовать и отделаться от него, пока он не подтянул к себе отставшую бригаду. В этом смысле надо обратить внимание на пользующихся мобильными телефонами и прочими радиоприбамбасами. если таковые снабжены гарнитурами скрытого ношения, то человек все равно разговаривает как бы сам с собой или же прячет от окружающих губы. Может быть заметно. Ну и прочие приметы наблюдателя остаются в силе.
***
По окончании курсов всех привели к присяге. Все, кто служил когда-нибудь в армии, помнят такой трепетный момент, как принятие присяги.
Караваев уже несколько дней маялся в ожидании долгожданного звонка из отдела кадров, который должен был сообщить, ну когда он наконец примет присягу и вольется в славные ряды российской налоговой полиции. И вот он прозвучал. Как и было приказано, Витек прибыл в управление для подписания соответствующих бумаг. Вместе с ним в коридоре маялось несколько таких же ребят, которые готовились стать операми и следователями.
В голове он мысленно представлял, как будет через несколько дней принимать присягу в форме и при оружии, перед строем.
К его удивлению, ему дали маленький листок размером в четвертую часть листа, на котором был написан текст присяги:
"Я (фамилия, имя, отчество), поступив на службу в налоговую полицию, присягаю на верность народам Российской Федерации.
Клянусь соблюдать Конституцию и законы Российской Федерации, права человека и гражданина, добросовестно выполнять приказы начальников.
Клянусь быть честным, мужественным сотрудником, бдительно стоять на страже экономических интересов Родины, строго хранить служебную тайну.
Если же я нарушу принятую мной Присягу, то готов нести ответственность, установленную законами Российской Федерации".
Кадровик грозно спросил: "Прочитал? Раз прочитал, распишись. Все". Караваев был немного шокирован, все его красивые картинки рассыпались. Но самое интересное было впереди. Прошло, наверно, более полугода, как он трудился на ниве пополнения бюджета, и вдруг назначают нового начальника управления.
Он грозно начинает матюгаться и требует пересмотра процедуры принятия присяги.
Отдаются соответствующие приказы, и кадровики в срочном порядке вырывают листки с присягами из личных дел и спускают их в сортир. В назначенный день все сотрудники, пришедшие на службу недавно, вызываются на торжественное принятие присяги. И вот, представьте себе, стоит толпа молодых, оторванных от службы людей, одетых в гражданку, так как на складе нет парадной формы, вообще нет никакой формы. Стоят они перед группой генералов и полковников (одетых в парадную форму при всех регалиях) без оружия и принимают присягу. А теперь представьте, как это выглядит: строй стоит по стойке "смирно" в гражданке, выходят по очереди чеканя шаг, читают текст присяги, расписываются.
А теперь представьте, как отдать честь без головного убора и формы. Я не говорю уже о том, что вместо "Служу отечеству" многие говорили "спасибо", "благодарю" или просто молчали, а также, что присягу принимали второй раз. Вот так в налоговой полиции появились сотрудники, присягавшие дважды.
***
– Ренаточка, солнце мое, ты мне в кабинет звякни, когда этот урод к тебе придет! Ты на сколько его вызвала? – опер Юрка Волощенко аж приплясывал от нетерпения. – Я ему политику партии быстро растолкую. Привяжем к организации обналички любо-дорого, не соскочит!
Это следователь Рената Любимова вызвала на допрос юношу, организовавшего через подставные фирмы широкую сеть по оказанию специфических финансовых "услуг" торговцам-кавказцам с рынка, горячо любившим наличные, особенно не учтенные государством.
В объяснении оперу сей деятель, по имени Игорь, все отрицал и ненатурально возмущался коварством налоговых полицейских и их неверием в человечество.
– Позвоню, Юрочка, позвоню, – выдохнула дым Рената. – Вот.вот подойти должен, не уходи надолго.
Юрка ушел к себе, а через пару минут в кабинете следователей объявился молодой паренек, махнувший с порога удостоверением.
– Привет, коллега! Я из Северо-Восточного округа, Ефремов, созванивался с вами, мне надо копию обвинительного получить.
Ренатка, поулыбавшись и слегка пококетничав, предложила визитеру присесть и полезла в сейф. Вошел Юра, похоже, чуть остаканенный.
– Игорь? – положил он тяжелую длань на плечо сидевшего опера.
– Игорь! – смущенно улыбнулся тот.
– Ну что, урод, будем ваньку валять? Ты что за хрень пишешь в объяснении? Пойдем ко мне, за жизнь поговорим, недоношенный!
И за шкирку поволок Игоря к выходу. Тот рванулся и получил тычок в грудь.
– Отвали, чума! – Игорь пнул Юру в голень.
Тот, не задумываясь, ударил визави в лоб. И получил ответную плюху. Из кабинета следователей доносились звуки педагогического процесса, больше напоминавшие обструкцию с туфлей Н. С. Хрущева на сессии генеральной ассамблеи ООН.
Через полминуты кабинет был похож на фашистский штаб после налета ковпаковцев. Сломанные стулья, разлетевшаяся бумага и опрокинутый цветочный горшок. Следователь Рената с тоской смотрела на разодранное уголовное дело и со злобой – на потных, тяжело дышавших поединщиков. А подозреваемый в тот день так и не пришел.
***
Бажанов купил машину. Машину он хотел давно, да только денег не было. На "Жигули", не говоря уже об иномарке, у него и сейчас бы не хватило, но помогла знакомая Баранова. Она работала в автосалоне и предложила Бажанову купить "Оку" по заводской цене. Грех было отказаться. Водительские права, как и у любого офицера, у Бажанова, конечно, были, лейтенантские еще, а вот устойчивых навыков пилотирования не было, не приходилось ему водить машину много лет, да еще в таком бешеном городе, как Москва. Поэтому он попросил коллег помочь ему правильно выбрать машину – дело-то ответственное – и отогнать ее к дому, а там он уже сам потихонечку! С ними увязался Караваев, используя любой повод, чтобы сбежать со службы.
На заводской стоянке, увидев десятки новеньких разноцветных автомобилей, Бажанов мгновенно ощутил себя арабским шейхом, выбирающим очередной "роллс-ройс", и начал страшно ломаться. Он бессистемно бродил между рядами машин, постукивая по капотам и багажникам, как будто выбирал арбуз. Тогда Витек решил упорядочить поиск.
– Бажанов, – сказал он, – определись сначала с цветом, а потом уж мы выберем лучшую из тех, что есть.
Бажанов подумал и начал определяться. Ярко-оранжевые нарядные машины были с негодованием отвергнуты как "слишком кричащие", синие оказались маркими, а серые – тусклыми. После долгих и мучительных колебаний, ясное дело, остановились на белой машине, поскольку благородного, столь любимого военными цвета хаки не было.
Стабильностью технологического процесса на заводе даже и не пахло. Каждая машина таила свои уникальные и загадочные дефекты. Наконец после долгих, изнурительных поисков одну более-менее приличную машину нашли, но у нее не закрывался бардачок. Дефект тут же поправил продавец: он подогрел крышку зажигалкой и ловко подогнул. Машина была куплена.
Следующие две недели Бажанов барражировал во дворах, боясь далеко отъезжать от дома, и учился выполнять "упражнение № 1" – заезжать в гараж, не касаясь зеркалами стенок.
К исходу третьей недели он перестал путать педали и принял безответственное решение – приехать на службу "своим ходом". Как ни странно, добрался он без приключений и, гордый за себя, в конце рабочего дня пригласил всех осмотреть своего боевого коня. Поскольку приехал Бажанов отнюдь не на "порше" и презентации не намечалось, особого интереса народ не проявил, но все-таки положенные ритуальные телодвижения вокруг машины были выполнены, и офицеры с чувством исполненного долга потянулись обратно. И тут Бажанов предложил подвезти желающих до метро.
Караваев и Баранов согласились. Для того чтобы выехать на дорогу, нужно было сделать левый поворот через полосу встречного движения. Бажанов без происшествий вышел на исходный рубеж и стал ждать, когда тактическая обстановка позволит ему выполнить сложный и ответственный маневр. Водитель вертел головой, как пилот фанерного По-2, опасающийся атаки "мессеров", но удачный момент все не представлялся. Если дорога была свободна слева, то по правой стороне обязательно кто-нибудь ехал; как только освобождалась правая сторона, возникал затор на левой.
Наконец Бажанов устал работать дальномером. приняв командирское решение, он нажал на газ, и "Ока" стала входить в вираж. Сразу же выяснилось, что решение было неверным, потому что слева от автобусной остановки отваливал "Икарус", а навстречу ему ехал грузовик. "Икарус", опасаясь тарана, замигал фарами и трусливо прижался к обочине; водитель грузовика тоже решил не связываться и остановился. "Ока", распугав все остальные машины, победно окончила маневр и двинулась в сторону Зеленого проспекта.
Опера вытерли предсмертный пот и уже ощутили себя в недрах прохладного и безопасного метро, как вдруг оказалось, что Бажанов забыл перестроиться, и свободу они смогли обрести только на следующей станции. Вообще, Бажанов был очень странным водителем: за руль он держался, как за горло классового врага, скорости переключал очень резко и жестко, отчего автомобиль двигался судорожными прыжками, напоминая эпилептического кенгуру.
Они уже были под самым светофором, когда зажегся желтый сигнал. Дисциплинированный Бажанов с похвальной реакцией вогнал педаль тормоза до самого пола, и тут члены экипажа ощу тили, что сзади на них наползает громадная тень. Витек оглянулся. Упираясь в асфальт всеми копытами, с визгом и шипением к ним подползал седельный тягач "вольво", на трейлере которого раскачивалось что-то вроде экскаватора или автокрана. Бажанов расклинился между рулем и педалями и перестал реагировать на окружающий мир. Хлопнула дверца кабины тягача.
– Ну, майор, – сказал Баранов с заднего сидения, – ты хоть голову прикрой…
К "Оке" подскочил водитель тягача, ощутимо искря злобой.
Он нагнулся к Бажанову, набрал полную грудь воздуха и… вдруг увидел, что машина забита людьми в форме, а за рулем – майор. С гигантским усилием он проглотил ком матерщины, застрявший в горле, сделал судорожный вдох и каким-то шипящим, посаженным, но истекающим ядом голосом, произнес:
– Товарищ майор, не могли бы вы мне указать причину столь резкого и неожиданного торможения?!
***
Агент…. Агентурная работа… Ух, сколько всего кроется за этими словами для человека непосвященного. А уж для посвященного сколько! Лучше оставаться непосвященным.
Вот так Караваеву открывалось агентурное закулисье, или, если хотите, Зазеркалье, где постоянно наблюдались совершенно шизофренические явления, кривлялись какие-то страшные рожи, и уже было непонятно: собака вертит хвостом или хвост собакой?
Так или иначе, но, находясь внутри системы, ты обязан жить по правилам системы, иначе она неминуемо тебя отторгнет. И за диссидентство свое придется платить… И здесь возникает очередной парадокс: ты начинаешь ненавидеть дело, которому служишь.
При всей очевидной любви к нему.
Впрочем, я отвлекся. Мы говорим об агентурной работе. Об этой загадочной, полной тайн агентурной работе.
Закрывшись в кабинете после рабочего дня, Караваев стал знакомиться с личными делами переданных ему на связь агентов. Раскрыв очередное дело, он увидел приятное, интеллигентное лицо.
Агент Галка… Так, чем же знаменита эта дама? В ее рабочем деле пара толковых, собственноручно написанных сообщений. Нормальный почерк, все знаки препинания на месте… Обычно наши клиенты двух слов без мата связать не могут, а про знаки препинания понятие имеют самое смутное.
Позвонив по оговоренному номеру, Караваев услышал в ответ:
"Надоели вы мне, идиоты". И трубку бросила.
Э-э, нет, подруга, так не пойдет. Вот она – подписочка-то о сотрудничестве.
Набрал номер снова. На этот раз ему ответили совсем уж неинтеллигентно. Грубо и цинично.
Выкурив сигарету, Караваев позвонил Савицкому – тому самому оперу, который ранее курировал агентессу.
Скис чего-то Гена, когда Витек свой вопрос задал, смешался.
– Не телефонный, – говорит, – разговор. Лучше давай-ка я к тебе лично подъеду завтра после семи. Посидим, потолкуем, по сто граммов хлопнем. А этой стерве пока не звони.
Назавтра Караваев весь день крутился на проверках, и про этот инцидент вспоминать ему было некогда. В восьмом часу явился Савицкий. С бутылкой, закуской и весьма бодрый с виду, хотя бодрость его, как показалось, скорее, напускная… Выпили, посидели, потрепались ни о чем, еще выпили.
Выбрав момент, Караваев спросил напрямую:
– Так что же это за агентесса такая, Гена?
– Это, – ответил тот, скривившись, – моя теща, чтоб ей ногу сломать.
Витек чуть маринованным болгарским огурчиком не подавился, уставившись на Гену с изумлением.
Многое уже было понятно про наше агентурное закулисье, но с вербовкой тещи он еще не сталкивался.
– Как же так? – спросил он, когда с огурцом все же справился.
– Как-как? План, будь он неладен, план… Проверяющего из управления ждали. Нужна была вербовка позарез, понимаешь? А у меня с тещей отношения тогда были тип-топ. Поговорил с ней, она: "Да нет вопросов… как для родного зятя хорошее дело не сделать?" Гена плеснул себе водки, выпил залпом и продолжил:
– А потом отношения испортились. Так теперь эта старая сука меня совсем заклевала: "Вот напишу в прокуратуру, вот напишу директору ФСНП! Тебя, дурака, с работы выгонят, погоны снимут…
"
Вот уж действительно: особенности национальной агентуры.
У каждого оперативника есть своя манера во взаимоотношениях с агентурой. И в оформлении этой самой агентуры также у каждого есть свой почерк. Один, оформляя официально агентов, дает им простые псевдонимы – Иванов, Петров, Сидоров. Другой же норовит что-нибудь эдакое выдумать, насколько фантазии и образования хватает. А у каждого начальника есть график контрольных встреч оперсостава с агентурой. Причем встречи эти должны проходить не реже двух раз в месяц – на них оперативник обязан давать задания агенту, ориентировать его и т. д. Конечно, в большинстве случаев никто эти графики не соблюдает, но бума ги все равно должны быть оформлены установленным порядком.
И на "сходках" начальник все время спрашивает про эти встречи, опера докладывают о принятых и зарегистрированных сообщениях, в общем, показывают, что работа идет, причем в соответствии с бумагами. Ну а начальство-то, естественно, тоже состоит из людей, а людям свойственны эмоции.
Был в свое время начальником отдела в Московском управлении полиции некий подполковник Галкин. И так случалось по утрам, что частенько настроение у него требовало поправки. Как к обеду поправит настроение – так нормальный человек, а до обеда докопаться мог до кого угодно. Служил там один опер – Серега Панов, вот он как раз очень любил своим агентам поэтические псевдонимы присваивать – Жозефина, Эсмеральда, Магдалина.
Вот Галкин однажды поутру к нему и прицепился на "сходке".
– Что у тебя за агентура такая: Брунгильда, Исидора какая-то?
Что за несерьезное отношение к серьезным вопросам? Псевдонимы у агентов должны быть короткие, понял?
– Так точно! Понял…
Галкин засопел и продолжил:
– Я вот в отпуск ухожу, чтобы к моему возвращению было три агента с нормальными короткими псевдонимами!
Ну, с короткими так с короткими.
А надо сказать, что агент, он ведь не комар, сам по себе народиться не может, тем более агент официально оформленный. Тут нужно работу проводить, причем работу в несколько этапов. Сначала согласие получить, рапорт написать, потом с начальником согласовать, в управление бумаги переслать, секретчица должна все зарегистрировать, и только потом все в Информационном центре оседает. Но Панов работы не боялся, а наоборот, относился к ней творчески и, можно сказать, с огоньком…
И вот возвращается Галкин из отпуска, дают ему "шахматку" контрольных встреч с агентами, он начинает ее просматривать.
– Так, Панов. Ну, где тут твои новые агенты?.. Ой?! Это что такое?
Это… мать твою, ты как их назвал? Это что же такое, агенты Нуф, Наф и Ниф. Ты что, охренел? Ты как это подписать умудрился?
А Панов ему отвечает:
– А вы, товарищ подполковник, в отпуске были, ну я непосредственно у начальника и подписал.
Галкин уже красный стал, как помидор созревший, орет, слюной брызжет:
– П-п-по-почему такие псевдонимы?!
– А они сами так захотели. Агентура ведь может сама себе оперативные имена выбирать?
– Они что, друг друга знают?
– Никак нет. Просто один случайно захотел стать Нуфом, другой Нифом, а третий Нафом. А я спорить не стал, вы же сами говорили, что должны быть короткие псевдонимы…
Галкин к начальнику побежал, а только исправить уже ничего нельзя было, поскольку в ИЦ уже все зарегистрировано.
Начальник спецслужбы, когда Галкин ему ситуацию доложил, только хрюкнул от удивления.
– Ой, и как это я действительно подписал?
Как подписал, как подписал? Панов же их не вместе оформлял, а поврозь. А когда бумаг много, начальник автоматически подмахивает, не вчитывается… Потом опера еще долго на эту тему веселились. И Серегу подкалывали. Как он куда-нибудь засобирается, его спрашивают: "Ну что, с "пятачками" своими пошел вопросы перетирать?" Может быть, эти три поросенка и до сих пор хрюкают, а может быть, это и липовая агентура, которую он просто так для прикола состряпал. Дело в общем-то нехитрое.
ОТСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ: ОБ АГЕНТАХ
В последнее время об агентуре спецслужб и правоохранительных органов написано немало – от полного отрицания необходимости института агентов, аморальности этого института, до восторженной романтизации его. Опера, по понятным соображениям, не любят комментировать эту тему, отсылая любопытных к Закону об оперативной и розыскной деятельности, где использование агентов, или, другими словами, помощников, предусмотрено.
Сами же методы работы с помощниками, а также их принадлежность к спецслужбам, порядок оформления, оплаты и прочие оперативные детали отнесены к государственной тайне, и автор не будет посягать на ее разглашение.
Однако бесспорным фактом является то, что ни одна спецслужба мира не может эффективно и в полном объеме выполнять возложенные на нее государством функции без применения присущих только ей методов, коими является агентура. Можно однозначно сказать, что использование спецслужбами сети информаторов всех мастей определяет их название: без информаторов это будет что угодно, но только не спецслужбы!
Поэтому любое государство, считающее необходимым иметь в своей структуре специальную службу и готовое на это раскошелиться, должно для начала признать за ней право вербовать верноподданных соотечественников, готовых не жалея сил и времени помогать блюсти интересы государевы…
Каждая спецслужба придерживается своих принципов работы с информаторами, но общим для всех является принцип секретности, обусловленный целым рядом обстоятельств.
Самое главное, незыблемое правило, определяющее отношения "опер – агент", гласит: агент дороже любой информации, которую он передаст.
Дело в том, что агентам зачастую приходится решать задачи по вскрытию особо тяжких преступлений, нередко действовать во враждебной среде, и, вполне понятно, что расшифровка их связи с опером может не только привести к срыву оперативных мероприятий, но и навлечь серьезные неприятности на самих информаторов, поставить под угрозу их личную безопасность и даже жизнь…
Сами же методы работы с помощниками, а также их принадлежность к спецслужбам, порядок оформления, оплаты и прочие оперативные детали отнесены к государственной тайне, и автор не будет посягать на ее разглашение.
Однако бесспорным фактом является то, что ни одна спецслужба мира не может эффективно и в полном объеме выполнять возложенные на нее государством функции без применения присущих только ей методов, коими является агентура. Можно однозначно сказать, что использование спецслужбами сети информаторов всех мастей определяет их название: без информаторов это будет что угодно, но только не спецслужбы!
Поэтому любое государство, считающее необходимым иметь в своей структуре специальную службу и готовое на это раскошелиться, должно для начала признать за ней право вербовать верноподданных соотечественников, готовых не жалея сил и времени помогать блюсти интересы государевы…
Каждая спецслужба придерживается своих принципов работы с информаторами, но общим для всех является принцип секретности, обусловленный целым рядом обстоятельств.
Самое главное, незыблемое правило, определяющее отношения "опер – агент", гласит: агент дороже любой информации, которую он передаст.
Дело в том, что агентам зачастую приходится решать задачи по вскрытию особо тяжких преступлений, нередко действовать во враждебной среде, и, вполне понятно, что расшифровка их связи с опером может не только привести к срыву оперативных мероприятий, но и навлечь серьезные неприятности на самих информаторов, поставить под угрозу их личную безопасность и даже жизнь…