Кард Орсон Скотт
Капитолий (Сага о Вортинге - 2)
Орсон Скотт КАРД
САГА О ВОРТИНГЕ II
КАПИТОЛИЙ
Посвящается Джэю Э. Пэрри, который не только прочитал все это, но и значительно улучшил.
Ни один ребенок не может быть понят, если не известны родители; ни одна революция не может быть понята, если не известен прежний порядок; ни одна колония не может быть понята, если не известна родная страна колонистов; ни один новый мир не может быть понят, если не известен мир, предшествовавший ему.
Далее излагаются истории, дошедшие до нас с планеты Капитолий. В них рассказывается об обществе, возведенном на пластике, стали и сомеке - все эти составляющие должны были служить вечно, и все они рассыпались в прах.
Эти сказания поведают вам, почему - и каким образом - Абнер Дун встал на путь уничтожения.
Глава 1
СЛОВНО КРУГИ НА ВОДЕ
У Бергена Бишопа была мечта - он хотел стать художником.
Еще в семилетнем возрасте он заявил об этом, и тут же, словно по волшебству, перед ним возникли карандаши, бумага, уголь, акварельные и масляные краски, холст, палитра и целый набор всевозможных кисточек. Раз в неделю к нему стал приходить учитель рисования. Короче говоря, ему обеспечили все, что только можно было купить за деньги.
Учитель был достаточно умен и потому прекрасно знал: если уж зарабатываешь на хлеб, обучая отпрысков богатеньких родителей, то должен разбираться, когда говорить напрямик, а когда изворачиваться и лгать. Таким образом, за время работы фраза "У вашего ребенка талант" не раз срывалась с его губ. Но в данном случае он говорил правду и только правду, а поэтому ему было несколько трудновато заставить звучать искренне то, что обычно было ложью.
- Ваш сын талантлив! - с изумлением объявил он. - Ваш мальчик и в самом деле талантлив!
- А никто этого и не отрицает, - ответила мать мальчика, несколько удивленная неумными комплиментами учителя.
Отец не сказал ничего, лишь спросил себя, неужели этот глупец-учитель считает, что подобная экспансивность обеспечит ему прибавку к жалованью.
- Этот парень точно талантлив. У него огромное будущее. Огромное, еще раз повторил учитель, а мать Бергена, уже подуставшая от бесконечных похвал, сказала:
- Мой дорогой друг, мы ни капельки не возражаем против его таланта. Талант так талант, пусть его. А вас мы ждем в следующий вторник. Большое спасибо за урок.
Однако, несмотря на подобное безразличие со стороны родителей, Берген погрузился в рисование с головой. За незначительный срок он приобрел технику, которая дается лишь долгими годами упражнений.
Он рос очень добрым мальчиком и всегда стоял на стороне справедливости. Многие юноши с планеты Кроув, посещающие ту же школу, что и он, считали своих слуг мальчиками для битья. И по-своему были правы - раз младшие братья вышли из моды, надо ж на ком-то вымещать свою злость. И слуги (а таковыми являлись мальчики того же возраста, что и господа) с ранних лет познавали на собственной шкуре одну простую истину: побои юных хозяев - сущая ерунда, вот попробуй ответить, тогда попляшешь.
Берген, однако, никогда не позволял себе ничего подобного. Вспыльчивость и вздорность не были свойственны ему, а потому он и его слуга, Дэл Ваулз, никогда не ругались и не тузили друг друга. Когда же Дэл, жутко стесняясь, упомянул между делом, что тоже был бы не прочь поучиться рисовать, Берген поступил по справедливости, то есть поделился с мальчиком не только красками и кисточками, но и своим учителем.
Учитель рисования не возражал против присутствия на уроках Дэла - тот сидел тихо и не надоедал с вопросами.
Однако при случае не замедлил намекнуть отцу Бергена, что неплохо было бы доплатить, ведь уроки посещает не один ученик, а двое.
- Дэл, и ты действительно посмел тратить впустую время учителя? спросил Локен Бишоп сына своего слуги.
Дэл промолчал. Он перепугался до смерти и просто не знал, что сказать. За него ответил Берген:
- Это была моя идея. Чтобы он учился вместе со мной.
Какая разница - двое учатся или один?
- Учитель требует дополнительной оплаты. Тебе, Берген, пора бы уже понять цену деньгам. В общем, так, либо ты берешь уроки один, либо прощайся с рисованием.
Но Берген все-таки упросил учителя ("Ты в одну секунду вылетишь отсюда. И не только из города, но и с планеты тоже!"), чтобы тот позволил Дэну сидеть тихонечко рядом и смотреть, как они занимаются. Ради этого Дэлу пришлось отказаться от карандашей и бумаги на уроке.
В девять лет Бергену прискучило рисование, и он уволил учителя. Затем он увлекся верховой ездой, опередив в этом увлечении многих мальчишек своего возраста. На этот раз Берген настоял на том, чтобы отец приобрел двух лошадей и позволил Дэлу сопровождать его на прогулках.
Детство - идиллическая пора. Разумеется, каких-то разочарований все равно не миновать, и иногда Дэл и Берген по несколько дней видеть друг друга не могли. Но эти редкие случаи остались погребенными под лавиной других, более счастливых воспоминаний и быстро забылись. Ежедневные прогулки на лошадях уводили их далеко от дома, но в какую бы сторону они ни направились, они могли ехать целый день и все равно не выбрались бы за границы владений отца Бергена.
Зачастую Берген на долгие часы забывал о том, что именно он здесь хозяин, а Дэл - всего лишь слуга по контракту, и вскоре мальчики стали лучшими друзьями. На пару они вымазали лестницу воском, так что родная сестра Бергена чуть не убилась, поскользнувшись на ступеньках - причем Берген принял всю вину на себя и стоически снес наказание, поскольку его всего лишь заперли в комнате на денек, но если б на подобном проступке поймали Дэла, слугу бы нещадно избили и выгнали взашей. На пару мальчишки прятались в кустах и следили за парочкой, которая, проехавшись нагишом на лошадях, совокуплялась на камнях утеса - и еще долгое время спустя гадали, не этим ли занимаются родители Бергена за запертыми дверьми. На пару они излазали каждую лужу в поместье, а костры разводили чуть ли не на каждом шагу. Они столько раз спасали друг другу жизнь, что сбились со счета, кто кому должен.
А потом, отпраздновав четырнадцатилетие, Берген вдруг вспомнил, что когда-то, будучи еще мальчишкой, рисовал.
Один из дядюшек, заехав погостить, заметил как-то:
- А вот и Берген, мальчик, который любит рисовать.
- Рисование было детским капризом, - усмехнулась мать. - Он уже вырос и больше подобными глупостями не занимается.
Берген не привык сердиться на мать. Но в возрасте четырнадцати лет немногие способны спокойно сносить насмешки и не реагировать на обвинение в "детских глупостях".
- Да неужели, мам? - немедленно встрял в разговор Берген. - Тогда почему же я все еще рисую?
- И где же ты рисуешь? - удивилась она.
- У себя в комнате.
- Что ж, покажи мне тогда свои работы, крошка-художник. - От "крошки" беситься хотелось.
- Я сжег их. Свою лучшую картину я еще не нарисовал.
Услышав это, мать и дядя громко расхохотались, а Берген выскочил из комнаты, сопровождаемый верным Дэлом.
- Какого дьявола, куда же все подевалось? - сердито ворчал он, роясь в шкафу, где раньше складировались принадлежности для рисования.
Дэл смущенно кашлянул.
- Берген, сэр... - проговорил он (по исполнении двенадцати лет Берген вступил в пору совершеннолетия, и согласно закону, все наемные работники, трудящиеся на него или на его отца, в разговоре с ним должны были употреблять вежливое обращение "сэр"). - Я думал, вам уже не понадобятся ни краски, ни все прочее. Это я их забрал.
- Верно, мне они и были ни к чему, - удивленно повернулся к нему Берген. - Но я даже не подозревал, что ты этим все еще увлекаешься.
- Простите меня, сэр. Но когда вы брали уроки, мне не часто представлялся случай попробовать свои силы. Лишь после того, как вы забросили рисование, я начал пользоваться вашими материалами.
- И что, ты умудрился все изрисовать?
- Там был огромный запас всего. Бумага закончилась, но еще осталась уйма холста. Я сейчас принесу.
Он сходил к себе и, воспользовавшись задней лестницей, дабы не попасться на глаза родителям Бергена, в два приема перенес все принадлежности назад.
- Я думал, ты не будешь возражать, - сказал Дэл, возвращая холст, краски и кисти.
Берген задумчиво обводил взглядом раскиданное по полу хозяйство:
- А я и не возражаю. Я злюсь на свою старуху, которая вбила в голову, будто я еще ребенок. Я решил, что снова начинаю рисовать. Ума не приложу, чего это я забросил занятия. Я ведь всегда хотел стать художником.
Мольберт он установил у окна, чтобы видеть раскинувшийся внизу двор, усеянный рощицами деревьев-хлыстов.
Деревья эти вздымались на высоту пятидесяти метров - грозные, прямые как стрела исполины, в бурю они, словно трава, стелились по земле. И фермеры Равнин могли не бояться, что какое-нибудь дерево в сильный ветер рухнет вдруг на дом.
Берген наложил на холст две широкие полосы - зеленую и голубую. Дэл внимательно наблюдал за ним. Порой движения Бергена были неуверенны, но все же вскоре на мольберте возникла картина. Долгая разлука с искусством никак не отразилась на его мастерстве. Глаз стал вернее, а краски приобрели глубину. И все-таки он оставался обыкновенным любителем.
- Может быть, стоит добавить небу красноты. Пару мазков, вон там, под облаками, - предложил Дэл.
- К небу я еще вернусь. - Берген смерил его холодным взглядом.
- Прости.
И Берген снова обратился к картине. Все у него получалось - за исключением деревьев-хлыстов. Ему никак не удавалось поймать их форму. Они казались такими бурыми, такими массивными. Но ведь на самом деле они выглядели совсем иначе. А когда он попытался изобразить их гнущимися под порывами ветра, они и вовсе выпали из общей картины. Они выглядели нескладными, совсем не такими, как в жизни. В конце концов Берген громко выругался, выбросил кисточку в окно, вскочил на ноги и в ярости зашагал по комнате.
Дэл подошел к картине и сказал:
- Берген, сэр, все не так уж плохо. Наоборот. Очень хорошая картина. Вот только деревья...
- Проклятие, сам вижу, - прорычал Берген, взбешенный тем, что, впервые за долгие годы взяв в руку кисть, не сумел добиться совершенства. Он развернулся - и увидел, как Дэл маленькой кисточкой наносит изящные, верные штришки.
- Вот, может, так будет лучше, сэр, - сказал наконец Дэл, отступая на пару шагов.
Берген подошел к холсту. Деревья-хлысты, выглядящие точь-в-точь как в жизни, вздымались к небу; ожив, они стали самой прекрасной деталью на всем полотне. Берген не мог оторвать от них глаз - они казались такими легкими и такими легкими штрихами Дэл вписал их в пейзаж. Но так не должно было быть, это все неверно. Это Берген должен был стать художником, а не Дэл. Это нечестно, несправедливо, не правильно - Дэл не должен уметь рисовать деревья-хлысты.
Процедив в ярости какое-то ругательство, Берген размахнулся и что было силы ударил Дэла. Удар пришелся в челюсть. Дэл ошарашенно глядел на Бергена, оглушенный не столько ударом, сколько самим этим поступком.
- Раньше ты меня никогда не бил, - растерянно проговорил он.
- Прости, - немедленно ответил Берген.
- Я всего-то нарисовал деревья-хлысты.
- Я знаю. И прошу прощения. Обычно я не бью слуг.
При этих словах удивление Дэла переросло в ярость.
- Слуг? - холодно уточнил он. - Ах да, и в самом деле. Просто на какое-то мгновение я забыл, что я всего лишь слуга. Мы попробовали свои силы в одном и том же, и вдруг выяснилось, что я справился лучше тебя. Я забыл, что я слуга.
Берген опешил. Он ведь не имел в виду ничего плохого - просто похвалился тем, что обычно при обращении со слугами держит себя в руках.
- Но, Дэл, - растерянно произнес он, - ты и есть слуга.
- Вот именно. Я должен запомнить это на будущее. И ни в коем случае не побеждать. Я буду громко хохотать над твоими шутками, даже над самыми дурацкими. Буду придерживать поводья, чтобы ты мог обогнать меня. Буду всегда соглашаться с тобой, какую бы чушь ты ни плел.
- Этого я у тебя не просил! Я не хочу, чтобы со мной так обращались! крикнул Берген, возмущенный подобной несправедливостью.
- Но именно так должны вести себя слуги со своими господами.
- А я не хочу, чтобы ты был слугой. Я хочу, чтобы ты был мне другом!
- Да, я тоже думал, что мы друзья.
- Ты слуга, но вместе с тем друг.
- Берген, сэр, - рассмеялся Дэл, - человек может быть либо слугой, либо другом. Это два конца одной и той же дороги, два противоположных конца. Либо тебе платят за службу, либо ты поступаешь так, как поступаешь, из любви к человеку.
- Но тебе платят, а я-то думал, ты любишь меня!
Дэл покачал головой:
- Я служил из любви к тебе и думал, что ты кормишь и одеваешь меня тоже из любви. Когда мы были вместе, я чувствовал себя свободным.
- Ты и так свободен.
- У меня контракт.
- Стоит тебе попросить, и я немедля порву его в клочки!
- Это обещание?
- Клянусь своей жизнью. Ты не слуга, Дэл!
Тут открылась дверь, и в комнату вошли мать Бергена и его дядя.
- Мы услышали крики, - сказала мать. - И подумали, что вы здесь поссорились.
- Мы просто немножко подрались подушками, - ответил Берген.
- Почему же тогда подушки лежат на постели, будто их и не трогали?
- Ну, мы подрались, а потом положили их обратно.
- Тебе повезло, Селли, - усмехнулся дядя. - У тебя не сын, а служанка прямо. Какая экономия!
- О Господи, Ноэль, он ведь не шутил. Он все еще рисует.
Они подошли к картине и внимательно рассмотрели ее.
После долгой паузы Ноэль повернулся к Бергену, улыбнулся и протянул руку.
- Мне было показалось, что ты там просто хвастался.
Мальчишки не могут не хвастаться. Но у тебя талант, мальчик мой. Небо чуть-чуть грубовато, над некоторыми деталями следует поработать. Но у человека, который так рисует деревья-хлысты, большое будущее.
Берген не любил, да и не умел присваивать чужие почести:
- Деревья рисовал Дэл.
Селли Бишоп в отвращении скривилась, но совладала с собой и, повернувшись к Дэлу, приторно улыбнулась:
- Как это мило, Дэл, что Берген позволяет тебе возиться со своими картинами.
Дэл ничего не ответил. Ноэль перевел задумчивый взгляд на мальчика:
- Контракт?
Дэл кивнул.
- Я выкуплю его, - предложил Ноэль.
- Не продается, - быстро ответил Берген.
- Ну, в принципе, - сладким голоском протянула Селли, - не такая уж плохая мысль. Рассчитываешь что-нибудь поиметь с его таланта?
- Попробовать стоит.
- Контракт, - твердо заявил Берген, - не продается.
Селли холодно глянула на своего сына:
- Все купленное может быть перепродано.
- Да, но если человек любит что-то, он не продаст это ни за какие деньги.
- Любит?!
- Селли, вечно тебе какие-то извращения на ум лезут, - сказал Ноэль. Сразу видно, эти парни друзья не разлей вода. Порой у меня создается впечатление, что ты мерзейшая сучка на этой планете.
- О, Ноэль, ты слишком добр ко мне. Прослыть на этой планете сучкой действительно достижение. Да и кроме того, ведь есть же еще и императрица.
Они дружно расхохотались и покинули комнату.
- Извини, Дэл, - сказал Берген.
- Ничего, я привык, - кивнул Дэл. - Твоя мать и я никогда не любили друг друга. Но мне плевать - в этом доме только один человек мне небезразличен.
Какой-то миг они смотрели друг другу в глаза. Затем улыбнулись. И больше не говорили о случившемся, потому что в четырнадцать лет не принято выказывать нежные чувства - так называемые "слабости".
Когда Бергену исполнилось двадцать, до их планеты добрался сомек.
- Это же гениально! - воскликнул Локен Бишоп. - Да ты понимаешь, что это значит?! Если мы пройдем тест, то пять лет будем проводить во сне и пять лет - бодрствовать.
Мы проживем на этой земле на целое столетие дольше.
- А пройдем ли мы этот самый тест? - поинтересовался Берген.
При виде такой наивности родители громко расхохотались.
- Здесь же все дело в заслугах, а мальчик еще спрашивает, пройдет ли его семья тест! Конечно, мы пройдем, Берген!
Берген смотрел на отца и мать с холодной яростью, которую они вызывали у него в последнее время.
- С чего вдруг? - стараясь говорить как можно спокойнее, спросил он.
Локен уловил звенящие нотки в голосе сына и немедленно принял серьезный вид.
- Да с того, что твой отец обеспечивает работу пятидесяти тысячам мужчин и женщин, - ткнул он пальцем в грудь Бергену. - С того, что, если я вдруг решу прикрыть свое дельце, половина этой планетки отправится в тартарары. Да ты только посмотри, какие я плачу налоги! Больше, чем кто-либо, во всей Империи лишь пятьдесят человек обладают таким богатством, как я.
- Иными словами, мы получаем сомек, потому что ты богат, констатировал Берген.
- Да, потому что я богат! - сердито отрезал Локен.
- В таком случае, если не возражаешь, я пока откажусь от сомека. Я хочу добиться этой чести собственными силами, а не принять ее по наследству от отца.
- Если бы я решила дожидаться, когда мне присвоят право пользоваться сомеком, я бы прождала до конца дней своих! - рассмеялась Селли.
- И будь на этом свете хоть какая-нибудь справедливость, ты бы его так и не получила. - Берген посмотрел на нее с отвращением.
Он сам не ожидал от себя подобной вспышки, но ни отец, ни мать не сказали ему ни слова в ответ.
Зато весь вечер с ним говорил Дэл. Они засиделись допоздна, заканчивая каждый свою картину. Дэл наносил последние штрихи на выполненную маслом миниатюру, а Берген завершал огромное полотно величиной чуть ли не со стену. На картине поместье было изображено таким, каким, по мнению Бергена, ему и следовало быть. Сам дом совсем крошечный, зато амбары достаточно вместительны, чтобы действительно приносить пользу. И деревья-хлысты были прекрасны.
Спустя несколько недель тайком от всех Берген ускользнул из дома и, заплатив за экзамен, набрал приличное число баллов по всем трем категориям: по интеллекту, творческим способностям и честолюбию. Ему было присвоено право проводить три года в сомеке и пять лет бодрствовать.
Теперь и он присоединился к рядам Спящих. И добился он этого, не прибегая к деньгам.
- Поздравляю, сынок, - сказал отец, явно не слишком гордый независимостью сына.
- Я вижу, ты установил свой график так, чтобы проснуться за два года до нас. Небось надеешься вдоволь повеселиться в наше отсутствие? - сказала Селли. Насколько горестно было ее лицо, настолько же ядовито прозвучали слова.
Дэл же, услышав, что вскоре Берген примет сомек, сказал только одно:
- Сначала освободи меня.
Берген растерянно смотрел на него.
- Ты обещал, - напомнил Дэл.
- Но я не могу. Я вступлю в право собственности лишь через год.
- А ты думаешь, твой отец меня отпустит? Думаешь, твоя мать позволит ему это? Контракт дает им право вообще запретить мне рисовать, а то и вовсе присвоить все мои работы. Они вполне могут послать меня чистить конюшни.
Могут заставить валить деревья голыми руками. А ты вернешься только через три года.
- Но что я могу сделать? - Берген был искренне расстроен.
- Убеди отца дать мне свободу. Или не принимай пока сомек. Через год ты достигнешь совершеннолетия и сам освободишь меня.
- Я не могу откладывать сомек. Добившись этой привилегии, ты должен использовать ее. Претендентов множество.
- Тогда убеди отца.
Потребовался целый месяц постоянных уговоров и споров, прежде чем Локен Бишоп согласился наконец освободить Дэла от контракта. Но при одном условии.
- В течение пяти лет семьдесят пять процентов твоих доходов, не считая затрат на жилье и питание, будут отходить нам. Или ты можешь сразу заплатить мне восемьдесят тысяч. На выбор.
- Отец, - запротестовал Берген, - это же нечестно.
Через одиннадцать месяцев я и сам смогу его освободить. А восемьдесят тысяч - это в десять раз больше, чем ты когда-то заплатил за контракт. Не говоря о том, что деньги эти ты платил не ему.
- Но я кормил его целых двадцать лет.
- А он работал на тебя.
- Работал? - перебила Бергена Селли. - Скажи лучше, развлекался. С тобой вместе.
И тут заговорил Дэл, заговорил так тихо, что спорщикам пришлось умолкнуть, чтобы услышать его:
- Если я соглашусь на ваши условия, то не смогу собрать денег на экзамен на право сомека.
- Это уже меня не касается, - сжав зубы, процедил Локен. - Либо ты соглашаешься, либо продолжаешь работать по контракту.
Берген спрятал лицо в ладонях. Селли довольно улыбнулась. А Дэл кивнул:
- Только я хочу, чтобы условия эти были изложены на бумаге.
Голос его был тих, но эффект напоминал раскат грома.
Локен вскочил на ноги и угрожающе двинулся на Дэла. Он словно башня возвышался над продолжавшим сидеть юношей.
- Что ты сказал, мальчишка? Ты хочешь, чтобы Бишоп подписал письменный договор с каким-то паршивым наемным работягой?!
- Я хочу, чтобы все условия были изложены на бумаге, - мягко повторил Дэл, встречая бешенство Локена с абсолютным спокойствием.
- Я тебе дал слово, этого вполне достаточно.
- А кто свидетель? Ваш сын, который следующие три года проведет во сне, да ваша жена, которая известна своей страстью к пятнадцатилетним юношам-слугам.
Селли открыла рот от изумления. Локен побагровел, но все же отступил от Дэла. А Берген пришел в ужас.
- Что? - переспросил он, не веря своим ушам.
- Я хочу, чтобы все условия были изложены на бумаге, - еще раз произнес Дэл.
- А я хочу, чтобы ты убрался из этого дома! - прорычал Локен, но голос его предательски задрожал.
"Если Дэл говорил серьезно, а мать ни слова не произнесла в свою защиту, представляю, каково отцу", - подумал Берген.
Но Дэл поднял глаза на Локена и, улыбнувшись, спросил:
- А вы, наверное, думали, что поле, которое вы возделали первым, всегда будет принадлежать вам одному?
Берген отказывался понимать происходящее:
- О чем он, отец? Что Дэл хочет сказать?
- Так, ничего особенного, - чересчур резко оборвал сына Локен.
Но Дэл не останавливался.
- А твой отец, - обратился он к Бергену, - играет в очень, очень странные игры с пятилетними мальчиками. Я не раз просил его, чтобы он и тебя пригласил, но он почему-то всегда отказывался.
Гвалт не смолкал по меньшей мере час. Локен нервно стучал кулаком по бедру, тогда как торжествующая Селли твердила, что ее невинный флирт ни в какое сравнение не идет с его позором. Лишь Берген пребывал в искреннем отчаянии:
- Все эти годы, Дэл... Что же творилось все эти годы?
- Тебе я был другом, Берген, - сказал Дэл, опуская почтительное "сэр", - но в их глазах я оставался слугой.
- Ты ничего не говорил мне.
- А что бы ты сделал?
Часом спустя Дэл вышел из комнаты. В руках он держал письменное соглашение.
Придя в себя после первого знакомства с сомеком, Берген узнал от одного из доброжелательных служителей Сонных Зал, что отец его умер спустя несколько дней после его отъезда, а через два года одним из своих любовников была убита мать. Самые большие имения на Кроуве, если не считать земель, принадлежащих императрице, теперь отошли Бергену.
- Мне ничего не нужно.
- Я должен предупредить вас, - сказал служитель, - что в дополнение к этому наследству полагается пять лет под сомеком и год снаружи.
- То есть я буду бодрствовать всего год в целых шесть лет?!
- Таким образом императрица выражает благоволение силам, играющим немалую роль в экономике.
- Но я хочу стать художником.
- Так становитесь им. Но сейчас вы, наверное, хотите навестить могилы родителей. За ведение дел можете не беспокоиться, ваши управляющие справляются прекрасно. А когда закончите все свои дела, можете возвращаться, ведь согласно условиям вам осталось еще два года сомека.
- Сначала я должен кое-кого повидать.
- Как пожелаете. В течение следующих трех дней мы готовы принять вас в любое время. Если же вы не уложитесь в этот срок, вам придется ждать год, и вы потеряете два года сна.
Первые два дня Берген провел в поисках Дэла Ваулза. В конце концов он все-таки нашел его, когда вспомнил, что Дэл все еще обязан платить по контракту, заключенному с Локеном. Управляющие поместьем быстро отыскали его адрес, потому что Дэл регулярно присылал на счет Бишопов оговоренные семьдесят пять процентов.
Дэл открыл дверь, и лицо его озарилось, когда он узнал гостя.
- Берген, - сказал он. - Заходи. Значит, уже целых три года минуло?
- Да, значит, так. Дэл, такое впечатление, будто мы расстались вчера. Для меня это действительно было вчера.
Как ты живешь?
Дэл указал на стены своей квартирки: на них было развешано сорок или пятьдесят всевозможных полотен и набросков. В течение следующих двадцати минут друзья толком не разговаривали, лишь изредка раздавались реплики типа "Вот это, мне вот это нравится" или "Как это у тебя получилось?". А затем Берген, немало потрясенный увиденным, опустился на пол (мебели в комнате не было), и началась беседа.
- Ну и как дела?
- Продается неважно. У меня пока что нет имени. Хотя все равно покупают. А недавно пришла хорошая весть: императорским указом все правительственные структуры должны быть перенесены на Кроув. Даже имя планеты собираются менять. На Капитолий. В общем, если все пойдет как надо, каждая занюханная планетка теперь будет вращаться вокруг Кроува - в политическом смысле, естественно. А это означает наплыв клиентов. Означает, что сюда повалят люди, разбирающиеся в искусстве, а всех вояк и торговых крыс, которые испокон веков держали в лапах эту планету, вышибут вон.
- А ты научился говорить цветистыми фразами с тех пор, как мы в последний раз виделись.
САГА О ВОРТИНГЕ II
КАПИТОЛИЙ
Посвящается Джэю Э. Пэрри, который не только прочитал все это, но и значительно улучшил.
Ни один ребенок не может быть понят, если не известны родители; ни одна революция не может быть понята, если не известен прежний порядок; ни одна колония не может быть понята, если не известна родная страна колонистов; ни один новый мир не может быть понят, если не известен мир, предшествовавший ему.
Далее излагаются истории, дошедшие до нас с планеты Капитолий. В них рассказывается об обществе, возведенном на пластике, стали и сомеке - все эти составляющие должны были служить вечно, и все они рассыпались в прах.
Эти сказания поведают вам, почему - и каким образом - Абнер Дун встал на путь уничтожения.
Глава 1
СЛОВНО КРУГИ НА ВОДЕ
У Бергена Бишопа была мечта - он хотел стать художником.
Еще в семилетнем возрасте он заявил об этом, и тут же, словно по волшебству, перед ним возникли карандаши, бумага, уголь, акварельные и масляные краски, холст, палитра и целый набор всевозможных кисточек. Раз в неделю к нему стал приходить учитель рисования. Короче говоря, ему обеспечили все, что только можно было купить за деньги.
Учитель был достаточно умен и потому прекрасно знал: если уж зарабатываешь на хлеб, обучая отпрысков богатеньких родителей, то должен разбираться, когда говорить напрямик, а когда изворачиваться и лгать. Таким образом, за время работы фраза "У вашего ребенка талант" не раз срывалась с его губ. Но в данном случае он говорил правду и только правду, а поэтому ему было несколько трудновато заставить звучать искренне то, что обычно было ложью.
- Ваш сын талантлив! - с изумлением объявил он. - Ваш мальчик и в самом деле талантлив!
- А никто этого и не отрицает, - ответила мать мальчика, несколько удивленная неумными комплиментами учителя.
Отец не сказал ничего, лишь спросил себя, неужели этот глупец-учитель считает, что подобная экспансивность обеспечит ему прибавку к жалованью.
- Этот парень точно талантлив. У него огромное будущее. Огромное, еще раз повторил учитель, а мать Бергена, уже подуставшая от бесконечных похвал, сказала:
- Мой дорогой друг, мы ни капельки не возражаем против его таланта. Талант так талант, пусть его. А вас мы ждем в следующий вторник. Большое спасибо за урок.
Однако, несмотря на подобное безразличие со стороны родителей, Берген погрузился в рисование с головой. За незначительный срок он приобрел технику, которая дается лишь долгими годами упражнений.
Он рос очень добрым мальчиком и всегда стоял на стороне справедливости. Многие юноши с планеты Кроув, посещающие ту же школу, что и он, считали своих слуг мальчиками для битья. И по-своему были правы - раз младшие братья вышли из моды, надо ж на ком-то вымещать свою злость. И слуги (а таковыми являлись мальчики того же возраста, что и господа) с ранних лет познавали на собственной шкуре одну простую истину: побои юных хозяев - сущая ерунда, вот попробуй ответить, тогда попляшешь.
Берген, однако, никогда не позволял себе ничего подобного. Вспыльчивость и вздорность не были свойственны ему, а потому он и его слуга, Дэл Ваулз, никогда не ругались и не тузили друг друга. Когда же Дэл, жутко стесняясь, упомянул между делом, что тоже был бы не прочь поучиться рисовать, Берген поступил по справедливости, то есть поделился с мальчиком не только красками и кисточками, но и своим учителем.
Учитель рисования не возражал против присутствия на уроках Дэла - тот сидел тихо и не надоедал с вопросами.
Однако при случае не замедлил намекнуть отцу Бергена, что неплохо было бы доплатить, ведь уроки посещает не один ученик, а двое.
- Дэл, и ты действительно посмел тратить впустую время учителя? спросил Локен Бишоп сына своего слуги.
Дэл промолчал. Он перепугался до смерти и просто не знал, что сказать. За него ответил Берген:
- Это была моя идея. Чтобы он учился вместе со мной.
Какая разница - двое учатся или один?
- Учитель требует дополнительной оплаты. Тебе, Берген, пора бы уже понять цену деньгам. В общем, так, либо ты берешь уроки один, либо прощайся с рисованием.
Но Берген все-таки упросил учителя ("Ты в одну секунду вылетишь отсюда. И не только из города, но и с планеты тоже!"), чтобы тот позволил Дэну сидеть тихонечко рядом и смотреть, как они занимаются. Ради этого Дэлу пришлось отказаться от карандашей и бумаги на уроке.
В девять лет Бергену прискучило рисование, и он уволил учителя. Затем он увлекся верховой ездой, опередив в этом увлечении многих мальчишек своего возраста. На этот раз Берген настоял на том, чтобы отец приобрел двух лошадей и позволил Дэлу сопровождать его на прогулках.
Детство - идиллическая пора. Разумеется, каких-то разочарований все равно не миновать, и иногда Дэл и Берген по несколько дней видеть друг друга не могли. Но эти редкие случаи остались погребенными под лавиной других, более счастливых воспоминаний и быстро забылись. Ежедневные прогулки на лошадях уводили их далеко от дома, но в какую бы сторону они ни направились, они могли ехать целый день и все равно не выбрались бы за границы владений отца Бергена.
Зачастую Берген на долгие часы забывал о том, что именно он здесь хозяин, а Дэл - всего лишь слуга по контракту, и вскоре мальчики стали лучшими друзьями. На пару они вымазали лестницу воском, так что родная сестра Бергена чуть не убилась, поскользнувшись на ступеньках - причем Берген принял всю вину на себя и стоически снес наказание, поскольку его всего лишь заперли в комнате на денек, но если б на подобном проступке поймали Дэла, слугу бы нещадно избили и выгнали взашей. На пару мальчишки прятались в кустах и следили за парочкой, которая, проехавшись нагишом на лошадях, совокуплялась на камнях утеса - и еще долгое время спустя гадали, не этим ли занимаются родители Бергена за запертыми дверьми. На пару они излазали каждую лужу в поместье, а костры разводили чуть ли не на каждом шагу. Они столько раз спасали друг другу жизнь, что сбились со счета, кто кому должен.
А потом, отпраздновав четырнадцатилетие, Берген вдруг вспомнил, что когда-то, будучи еще мальчишкой, рисовал.
Один из дядюшек, заехав погостить, заметил как-то:
- А вот и Берген, мальчик, который любит рисовать.
- Рисование было детским капризом, - усмехнулась мать. - Он уже вырос и больше подобными глупостями не занимается.
Берген не привык сердиться на мать. Но в возрасте четырнадцати лет немногие способны спокойно сносить насмешки и не реагировать на обвинение в "детских глупостях".
- Да неужели, мам? - немедленно встрял в разговор Берген. - Тогда почему же я все еще рисую?
- И где же ты рисуешь? - удивилась она.
- У себя в комнате.
- Что ж, покажи мне тогда свои работы, крошка-художник. - От "крошки" беситься хотелось.
- Я сжег их. Свою лучшую картину я еще не нарисовал.
Услышав это, мать и дядя громко расхохотались, а Берген выскочил из комнаты, сопровождаемый верным Дэлом.
- Какого дьявола, куда же все подевалось? - сердито ворчал он, роясь в шкафу, где раньше складировались принадлежности для рисования.
Дэл смущенно кашлянул.
- Берген, сэр... - проговорил он (по исполнении двенадцати лет Берген вступил в пору совершеннолетия, и согласно закону, все наемные работники, трудящиеся на него или на его отца, в разговоре с ним должны были употреблять вежливое обращение "сэр"). - Я думал, вам уже не понадобятся ни краски, ни все прочее. Это я их забрал.
- Верно, мне они и были ни к чему, - удивленно повернулся к нему Берген. - Но я даже не подозревал, что ты этим все еще увлекаешься.
- Простите меня, сэр. Но когда вы брали уроки, мне не часто представлялся случай попробовать свои силы. Лишь после того, как вы забросили рисование, я начал пользоваться вашими материалами.
- И что, ты умудрился все изрисовать?
- Там был огромный запас всего. Бумага закончилась, но еще осталась уйма холста. Я сейчас принесу.
Он сходил к себе и, воспользовавшись задней лестницей, дабы не попасться на глаза родителям Бергена, в два приема перенес все принадлежности назад.
- Я думал, ты не будешь возражать, - сказал Дэл, возвращая холст, краски и кисти.
Берген задумчиво обводил взглядом раскиданное по полу хозяйство:
- А я и не возражаю. Я злюсь на свою старуху, которая вбила в голову, будто я еще ребенок. Я решил, что снова начинаю рисовать. Ума не приложу, чего это я забросил занятия. Я ведь всегда хотел стать художником.
Мольберт он установил у окна, чтобы видеть раскинувшийся внизу двор, усеянный рощицами деревьев-хлыстов.
Деревья эти вздымались на высоту пятидесяти метров - грозные, прямые как стрела исполины, в бурю они, словно трава, стелились по земле. И фермеры Равнин могли не бояться, что какое-нибудь дерево в сильный ветер рухнет вдруг на дом.
Берген наложил на холст две широкие полосы - зеленую и голубую. Дэл внимательно наблюдал за ним. Порой движения Бергена были неуверенны, но все же вскоре на мольберте возникла картина. Долгая разлука с искусством никак не отразилась на его мастерстве. Глаз стал вернее, а краски приобрели глубину. И все-таки он оставался обыкновенным любителем.
- Может быть, стоит добавить небу красноты. Пару мазков, вон там, под облаками, - предложил Дэл.
- К небу я еще вернусь. - Берген смерил его холодным взглядом.
- Прости.
И Берген снова обратился к картине. Все у него получалось - за исключением деревьев-хлыстов. Ему никак не удавалось поймать их форму. Они казались такими бурыми, такими массивными. Но ведь на самом деле они выглядели совсем иначе. А когда он попытался изобразить их гнущимися под порывами ветра, они и вовсе выпали из общей картины. Они выглядели нескладными, совсем не такими, как в жизни. В конце концов Берген громко выругался, выбросил кисточку в окно, вскочил на ноги и в ярости зашагал по комнате.
Дэл подошел к картине и сказал:
- Берген, сэр, все не так уж плохо. Наоборот. Очень хорошая картина. Вот только деревья...
- Проклятие, сам вижу, - прорычал Берген, взбешенный тем, что, впервые за долгие годы взяв в руку кисть, не сумел добиться совершенства. Он развернулся - и увидел, как Дэл маленькой кисточкой наносит изящные, верные штришки.
- Вот, может, так будет лучше, сэр, - сказал наконец Дэл, отступая на пару шагов.
Берген подошел к холсту. Деревья-хлысты, выглядящие точь-в-точь как в жизни, вздымались к небу; ожив, они стали самой прекрасной деталью на всем полотне. Берген не мог оторвать от них глаз - они казались такими легкими и такими легкими штрихами Дэл вписал их в пейзаж. Но так не должно было быть, это все неверно. Это Берген должен был стать художником, а не Дэл. Это нечестно, несправедливо, не правильно - Дэл не должен уметь рисовать деревья-хлысты.
Процедив в ярости какое-то ругательство, Берген размахнулся и что было силы ударил Дэла. Удар пришелся в челюсть. Дэл ошарашенно глядел на Бергена, оглушенный не столько ударом, сколько самим этим поступком.
- Раньше ты меня никогда не бил, - растерянно проговорил он.
- Прости, - немедленно ответил Берген.
- Я всего-то нарисовал деревья-хлысты.
- Я знаю. И прошу прощения. Обычно я не бью слуг.
При этих словах удивление Дэла переросло в ярость.
- Слуг? - холодно уточнил он. - Ах да, и в самом деле. Просто на какое-то мгновение я забыл, что я всего лишь слуга. Мы попробовали свои силы в одном и том же, и вдруг выяснилось, что я справился лучше тебя. Я забыл, что я слуга.
Берген опешил. Он ведь не имел в виду ничего плохого - просто похвалился тем, что обычно при обращении со слугами держит себя в руках.
- Но, Дэл, - растерянно произнес он, - ты и есть слуга.
- Вот именно. Я должен запомнить это на будущее. И ни в коем случае не побеждать. Я буду громко хохотать над твоими шутками, даже над самыми дурацкими. Буду придерживать поводья, чтобы ты мог обогнать меня. Буду всегда соглашаться с тобой, какую бы чушь ты ни плел.
- Этого я у тебя не просил! Я не хочу, чтобы со мной так обращались! крикнул Берген, возмущенный подобной несправедливостью.
- Но именно так должны вести себя слуги со своими господами.
- А я не хочу, чтобы ты был слугой. Я хочу, чтобы ты был мне другом!
- Да, я тоже думал, что мы друзья.
- Ты слуга, но вместе с тем друг.
- Берген, сэр, - рассмеялся Дэл, - человек может быть либо слугой, либо другом. Это два конца одной и той же дороги, два противоположных конца. Либо тебе платят за службу, либо ты поступаешь так, как поступаешь, из любви к человеку.
- Но тебе платят, а я-то думал, ты любишь меня!
Дэл покачал головой:
- Я служил из любви к тебе и думал, что ты кормишь и одеваешь меня тоже из любви. Когда мы были вместе, я чувствовал себя свободным.
- Ты и так свободен.
- У меня контракт.
- Стоит тебе попросить, и я немедля порву его в клочки!
- Это обещание?
- Клянусь своей жизнью. Ты не слуга, Дэл!
Тут открылась дверь, и в комнату вошли мать Бергена и его дядя.
- Мы услышали крики, - сказала мать. - И подумали, что вы здесь поссорились.
- Мы просто немножко подрались подушками, - ответил Берген.
- Почему же тогда подушки лежат на постели, будто их и не трогали?
- Ну, мы подрались, а потом положили их обратно.
- Тебе повезло, Селли, - усмехнулся дядя. - У тебя не сын, а служанка прямо. Какая экономия!
- О Господи, Ноэль, он ведь не шутил. Он все еще рисует.
Они подошли к картине и внимательно рассмотрели ее.
После долгой паузы Ноэль повернулся к Бергену, улыбнулся и протянул руку.
- Мне было показалось, что ты там просто хвастался.
Мальчишки не могут не хвастаться. Но у тебя талант, мальчик мой. Небо чуть-чуть грубовато, над некоторыми деталями следует поработать. Но у человека, который так рисует деревья-хлысты, большое будущее.
Берген не любил, да и не умел присваивать чужие почести:
- Деревья рисовал Дэл.
Селли Бишоп в отвращении скривилась, но совладала с собой и, повернувшись к Дэлу, приторно улыбнулась:
- Как это мило, Дэл, что Берген позволяет тебе возиться со своими картинами.
Дэл ничего не ответил. Ноэль перевел задумчивый взгляд на мальчика:
- Контракт?
Дэл кивнул.
- Я выкуплю его, - предложил Ноэль.
- Не продается, - быстро ответил Берген.
- Ну, в принципе, - сладким голоском протянула Селли, - не такая уж плохая мысль. Рассчитываешь что-нибудь поиметь с его таланта?
- Попробовать стоит.
- Контракт, - твердо заявил Берген, - не продается.
Селли холодно глянула на своего сына:
- Все купленное может быть перепродано.
- Да, но если человек любит что-то, он не продаст это ни за какие деньги.
- Любит?!
- Селли, вечно тебе какие-то извращения на ум лезут, - сказал Ноэль. Сразу видно, эти парни друзья не разлей вода. Порой у меня создается впечатление, что ты мерзейшая сучка на этой планете.
- О, Ноэль, ты слишком добр ко мне. Прослыть на этой планете сучкой действительно достижение. Да и кроме того, ведь есть же еще и императрица.
Они дружно расхохотались и покинули комнату.
- Извини, Дэл, - сказал Берген.
- Ничего, я привык, - кивнул Дэл. - Твоя мать и я никогда не любили друг друга. Но мне плевать - в этом доме только один человек мне небезразличен.
Какой-то миг они смотрели друг другу в глаза. Затем улыбнулись. И больше не говорили о случившемся, потому что в четырнадцать лет не принято выказывать нежные чувства - так называемые "слабости".
Когда Бергену исполнилось двадцать, до их планеты добрался сомек.
- Это же гениально! - воскликнул Локен Бишоп. - Да ты понимаешь, что это значит?! Если мы пройдем тест, то пять лет будем проводить во сне и пять лет - бодрствовать.
Мы проживем на этой земле на целое столетие дольше.
- А пройдем ли мы этот самый тест? - поинтересовался Берген.
При виде такой наивности родители громко расхохотались.
- Здесь же все дело в заслугах, а мальчик еще спрашивает, пройдет ли его семья тест! Конечно, мы пройдем, Берген!
Берген смотрел на отца и мать с холодной яростью, которую они вызывали у него в последнее время.
- С чего вдруг? - стараясь говорить как можно спокойнее, спросил он.
Локен уловил звенящие нотки в голосе сына и немедленно принял серьезный вид.
- Да с того, что твой отец обеспечивает работу пятидесяти тысячам мужчин и женщин, - ткнул он пальцем в грудь Бергену. - С того, что, если я вдруг решу прикрыть свое дельце, половина этой планетки отправится в тартарары. Да ты только посмотри, какие я плачу налоги! Больше, чем кто-либо, во всей Империи лишь пятьдесят человек обладают таким богатством, как я.
- Иными словами, мы получаем сомек, потому что ты богат, констатировал Берген.
- Да, потому что я богат! - сердито отрезал Локен.
- В таком случае, если не возражаешь, я пока откажусь от сомека. Я хочу добиться этой чести собственными силами, а не принять ее по наследству от отца.
- Если бы я решила дожидаться, когда мне присвоят право пользоваться сомеком, я бы прождала до конца дней своих! - рассмеялась Селли.
- И будь на этом свете хоть какая-нибудь справедливость, ты бы его так и не получила. - Берген посмотрел на нее с отвращением.
Он сам не ожидал от себя подобной вспышки, но ни отец, ни мать не сказали ему ни слова в ответ.
Зато весь вечер с ним говорил Дэл. Они засиделись допоздна, заканчивая каждый свою картину. Дэл наносил последние штрихи на выполненную маслом миниатюру, а Берген завершал огромное полотно величиной чуть ли не со стену. На картине поместье было изображено таким, каким, по мнению Бергена, ему и следовало быть. Сам дом совсем крошечный, зато амбары достаточно вместительны, чтобы действительно приносить пользу. И деревья-хлысты были прекрасны.
Спустя несколько недель тайком от всех Берген ускользнул из дома и, заплатив за экзамен, набрал приличное число баллов по всем трем категориям: по интеллекту, творческим способностям и честолюбию. Ему было присвоено право проводить три года в сомеке и пять лет бодрствовать.
Теперь и он присоединился к рядам Спящих. И добился он этого, не прибегая к деньгам.
- Поздравляю, сынок, - сказал отец, явно не слишком гордый независимостью сына.
- Я вижу, ты установил свой график так, чтобы проснуться за два года до нас. Небось надеешься вдоволь повеселиться в наше отсутствие? - сказала Селли. Насколько горестно было ее лицо, настолько же ядовито прозвучали слова.
Дэл же, услышав, что вскоре Берген примет сомек, сказал только одно:
- Сначала освободи меня.
Берген растерянно смотрел на него.
- Ты обещал, - напомнил Дэл.
- Но я не могу. Я вступлю в право собственности лишь через год.
- А ты думаешь, твой отец меня отпустит? Думаешь, твоя мать позволит ему это? Контракт дает им право вообще запретить мне рисовать, а то и вовсе присвоить все мои работы. Они вполне могут послать меня чистить конюшни.
Могут заставить валить деревья голыми руками. А ты вернешься только через три года.
- Но что я могу сделать? - Берген был искренне расстроен.
- Убеди отца дать мне свободу. Или не принимай пока сомек. Через год ты достигнешь совершеннолетия и сам освободишь меня.
- Я не могу откладывать сомек. Добившись этой привилегии, ты должен использовать ее. Претендентов множество.
- Тогда убеди отца.
Потребовался целый месяц постоянных уговоров и споров, прежде чем Локен Бишоп согласился наконец освободить Дэла от контракта. Но при одном условии.
- В течение пяти лет семьдесят пять процентов твоих доходов, не считая затрат на жилье и питание, будут отходить нам. Или ты можешь сразу заплатить мне восемьдесят тысяч. На выбор.
- Отец, - запротестовал Берген, - это же нечестно.
Через одиннадцать месяцев я и сам смогу его освободить. А восемьдесят тысяч - это в десять раз больше, чем ты когда-то заплатил за контракт. Не говоря о том, что деньги эти ты платил не ему.
- Но я кормил его целых двадцать лет.
- А он работал на тебя.
- Работал? - перебила Бергена Селли. - Скажи лучше, развлекался. С тобой вместе.
И тут заговорил Дэл, заговорил так тихо, что спорщикам пришлось умолкнуть, чтобы услышать его:
- Если я соглашусь на ваши условия, то не смогу собрать денег на экзамен на право сомека.
- Это уже меня не касается, - сжав зубы, процедил Локен. - Либо ты соглашаешься, либо продолжаешь работать по контракту.
Берген спрятал лицо в ладонях. Селли довольно улыбнулась. А Дэл кивнул:
- Только я хочу, чтобы условия эти были изложены на бумаге.
Голос его был тих, но эффект напоминал раскат грома.
Локен вскочил на ноги и угрожающе двинулся на Дэла. Он словно башня возвышался над продолжавшим сидеть юношей.
- Что ты сказал, мальчишка? Ты хочешь, чтобы Бишоп подписал письменный договор с каким-то паршивым наемным работягой?!
- Я хочу, чтобы все условия были изложены на бумаге, - мягко повторил Дэл, встречая бешенство Локена с абсолютным спокойствием.
- Я тебе дал слово, этого вполне достаточно.
- А кто свидетель? Ваш сын, который следующие три года проведет во сне, да ваша жена, которая известна своей страстью к пятнадцатилетним юношам-слугам.
Селли открыла рот от изумления. Локен побагровел, но все же отступил от Дэла. А Берген пришел в ужас.
- Что? - переспросил он, не веря своим ушам.
- Я хочу, чтобы все условия были изложены на бумаге, - еще раз произнес Дэл.
- А я хочу, чтобы ты убрался из этого дома! - прорычал Локен, но голос его предательски задрожал.
"Если Дэл говорил серьезно, а мать ни слова не произнесла в свою защиту, представляю, каково отцу", - подумал Берген.
Но Дэл поднял глаза на Локена и, улыбнувшись, спросил:
- А вы, наверное, думали, что поле, которое вы возделали первым, всегда будет принадлежать вам одному?
Берген отказывался понимать происходящее:
- О чем он, отец? Что Дэл хочет сказать?
- Так, ничего особенного, - чересчур резко оборвал сына Локен.
Но Дэл не останавливался.
- А твой отец, - обратился он к Бергену, - играет в очень, очень странные игры с пятилетними мальчиками. Я не раз просил его, чтобы он и тебя пригласил, но он почему-то всегда отказывался.
Гвалт не смолкал по меньшей мере час. Локен нервно стучал кулаком по бедру, тогда как торжествующая Селли твердила, что ее невинный флирт ни в какое сравнение не идет с его позором. Лишь Берген пребывал в искреннем отчаянии:
- Все эти годы, Дэл... Что же творилось все эти годы?
- Тебе я был другом, Берген, - сказал Дэл, опуская почтительное "сэр", - но в их глазах я оставался слугой.
- Ты ничего не говорил мне.
- А что бы ты сделал?
Часом спустя Дэл вышел из комнаты. В руках он держал письменное соглашение.
Придя в себя после первого знакомства с сомеком, Берген узнал от одного из доброжелательных служителей Сонных Зал, что отец его умер спустя несколько дней после его отъезда, а через два года одним из своих любовников была убита мать. Самые большие имения на Кроуве, если не считать земель, принадлежащих императрице, теперь отошли Бергену.
- Мне ничего не нужно.
- Я должен предупредить вас, - сказал служитель, - что в дополнение к этому наследству полагается пять лет под сомеком и год снаружи.
- То есть я буду бодрствовать всего год в целых шесть лет?!
- Таким образом императрица выражает благоволение силам, играющим немалую роль в экономике.
- Но я хочу стать художником.
- Так становитесь им. Но сейчас вы, наверное, хотите навестить могилы родителей. За ведение дел можете не беспокоиться, ваши управляющие справляются прекрасно. А когда закончите все свои дела, можете возвращаться, ведь согласно условиям вам осталось еще два года сомека.
- Сначала я должен кое-кого повидать.
- Как пожелаете. В течение следующих трех дней мы готовы принять вас в любое время. Если же вы не уложитесь в этот срок, вам придется ждать год, и вы потеряете два года сна.
Первые два дня Берген провел в поисках Дэла Ваулза. В конце концов он все-таки нашел его, когда вспомнил, что Дэл все еще обязан платить по контракту, заключенному с Локеном. Управляющие поместьем быстро отыскали его адрес, потому что Дэл регулярно присылал на счет Бишопов оговоренные семьдесят пять процентов.
Дэл открыл дверь, и лицо его озарилось, когда он узнал гостя.
- Берген, - сказал он. - Заходи. Значит, уже целых три года минуло?
- Да, значит, так. Дэл, такое впечатление, будто мы расстались вчера. Для меня это действительно было вчера.
Как ты живешь?
Дэл указал на стены своей квартирки: на них было развешано сорок или пятьдесят всевозможных полотен и набросков. В течение следующих двадцати минут друзья толком не разговаривали, лишь изредка раздавались реплики типа "Вот это, мне вот это нравится" или "Как это у тебя получилось?". А затем Берген, немало потрясенный увиденным, опустился на пол (мебели в комнате не было), и началась беседа.
- Ну и как дела?
- Продается неважно. У меня пока что нет имени. Хотя все равно покупают. А недавно пришла хорошая весть: императорским указом все правительственные структуры должны быть перенесены на Кроув. Даже имя планеты собираются менять. На Капитолий. В общем, если все пойдет как надо, каждая занюханная планетка теперь будет вращаться вокруг Кроува - в политическом смысле, естественно. А это означает наплыв клиентов. Означает, что сюда повалят люди, разбирающиеся в искусстве, а всех вояк и торговых крыс, которые испокон веков держали в лапах эту планету, вышибут вон.
- А ты научился говорить цветистыми фразами с тех пор, как мы в последний раз виделись.