Здесь также сохраняются смешение и релятивизация принципов формы, характерные для типа буржуазной конституции правового государства. Здесь нет полностью чистой аристократии. Аристократическое [начало] здесь лишь один элемент формы наряду с другими, и парламентская система применяет не свою собственную политическую форму, а баланс противоположных форм, при котором демократический и монархический элементы формы используются с целью различения властей. В исполнительной власти используются монархические формы организации: король или президент государства, чьи полномочия даже особенно увеличиваются в интересах различения и сохранения баланса властей. Глава государства в качестве главы исполнительной власти необходимо относится ко всей этой системе и часто даже в отношении парламента конструируется именно как репрезентант народа, так что даже в республиках демократического принципа вновь возникает дуализм конституционной монархии (король и парламент как два репрезентанта нации). Рейхспрезидент Веймарской конституции также должен обладать репрезентативным характером; по этой причине он согласно ст. 41 Имперской конституции избирается всем немецким народом; также он является тем, кто представляет Германский рейх вовне (ст. 45 ИК). В качестве следующего, но самостоятельного аристократического элемента во многих конституциях к этому с различными обоснованиями и конструкциями добавляется учреждение верхней палаты или сената. Причем в типичных конституциях правовых государств вроде бельгийской конституции 1831 года (ст. 32) говорится, что «нацию репрезентируют» члены обеих палат. Наконец, демократический принцип находит свое применение прежде всего в законодательстве, а именно в том, что народ, то есть обладающие правом голоса граждане государства, не только избирает, но и непосредственно предметно решает вопросы через референдум. Таким образом вместе собираются многие элементы формы, но релятивированные и сбалансированные, и это соединение и смешение является существенным для современной конституции буржуазного правового государства и ее парламентской системы.
   Поэтому в учении о конституции сегодняшнего буржуазного правового государства необходимо внутри второй части современной конституции, внутри политических элементов формы прежде всего по очереди разобрать отдельно эти формы – демократию, монархию и аристократию, чтобы распознать элементы смешения форм и затем правильно понять их типичное соединение, а именно парламентскую систему в ее своеобразии.

Политическая часть современной конституции

§ 17 УЧЕНИЕ О ДЕМОКРАТИИ

ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ
   I. Обзор некоторых определений понятий.
 
   1. Соотношение демократии и республики. Демократия есть государственная форма, соответствующая принципу тождества (а именно тождества конкретно наличествующего народа с самим собой как политическим единством). Народ является носителем законодательной власти и сам себе дает свою конституцию. Наряду с этим слово «демократия» может означать метод осуществления определенных видов государственной деятельности. В этом случае оно характеризует форму правительства или законодательства и означает, что в системе различения властей одна или некоторые из этих властей, например законодательство или правительство, организованы в соответствии с демократическими принципами при максимально возможном участии граждан государства.
   Демократия как государственная форма согласно сегодняшнему способу выражения также есть республика. Применительно к правительству или законодательству демократические структурные элементы могут соединяться с сохранением наследственной монархии. Одна часть государственной деятельности может быть организована демократически, а другая – монархически; государство в таком случае чаще всего называют еще монархией. Так что можно вместе с Дж. Брайсом сказать, что «существует достаточно республик, которые не являются демократиями, и множество монархий, как Великобритания и Норвегия, которые суть демократии» (/. Bryce. Moderne Demokratien, I, S. 22). Тем не менее оба понятия даже в изображении демократического государственного права часто переходят друг в друга. «Республика» сегодня больше не означает идеальное государство в смысле Аристотеля и Фомы (синоним «политии»).
   Скорее, слово «республика», начиная с Макиавелли, лишь негативно означает противопоставление с монархией как государственной формой. В выражениях таких теоретиков буржуазного правового государства, как Кант, оно означает разделяющее власти правовое государство, то есть находится в противопоставлении с любым абсолютизмом, будь он монархический или демократический. Республика еще сохраняет здесь что-то от идеального значения классической традиции.
   Для логики государственно-теоретического образования понятий особый интерес представляет то, что представленная в качестве нормальной форма per negationem определяет другую форму. Например, для Макиавелли все государства, которые не являются монархиями, суть республики («Государь», глава 1), а для Рихарда Томы (Ebd., S. 44), напротив, все государства, которые не являются демократиями, суть «государства привилегий». Последовательно буржуазное понимание правового государства у Канта релятивирует все политические принципы формы до организационных средств поддержания баланса властей.
   2. Большинство определений демократии говорят о «господстве большинства». Это большинство есть большинство так называемых активных граждан, то есть граждан государства, обладающих правом избирать или правом голоса. Само по себе оно не требует ни большинства подданных государства, ни большинства жителей на территории государства. Однако в последнее время к этому часто прибавляют, что недостаточно, если господствует большинство активных граждан, более того, что, помимо этого, правами граждан государства должна обладать еще и значительная масса населения. Недостаточно, если решения принимаются большинством внутри меньшинства, располагающего массой бесправных или рабов. Брайс (Ebd., S. 23) требует, чтобы правами граждан государства обладала значительная масса всего населения, «минимум около трех четвертей», а Р. Тома (Ebd., S. 43) – чтобы всем относящимся к народу полагалась личная свобода. Когда говорят о большинстве, то под этим могут пониматься сильно отличающиеся виды большинства, а именно: а) большинство участвующих в голосовании активных граждан, б) большинство всех активных граждан вне зависимости от того, участвуют они в голосовании или нет, в) большинство подданных государства, г) большинство населения страны.
 
   3. В качестве демократических принципов часто вместе называются равенство и свобода, тогда как на самом деле эти два принципа в своих предпосылках, по своему содержанию и по своим последствиям суть разнородны и часто противоположны. Внутриполитически в качестве демократического принципа правильным может быть признано лишь равенство. Внутриполитическая свобода есть принцип буржуазного правового государства, который модифицирующим образом присоединяется к принципам политической формы, будь они монархические, аристократические или демократические. Однако в остальном не следует употреблять ни понятия равенства, ни понятия свободы без более детальных логических и исторических различений. О понятии демократического равенства будет сказано ниже. Применительно к слову «свобода» следует сказать, что свобода в смысле индивидуальной, по природе полагающейся каждому отдельному человеку свободы есть либеральный принцип. Она может рассматриваться лишь применительно к составной части современной конституции, посвященной правовому государству, но не как принцип политической формы. Там все «свободны в равной мере».
   Различение свободы и равенства как различение либерализма и демократии лежит в основе книги В. Хасбаха (W. Hasbach. Die moderne Demokratie, 2. Aufl., 1923). В этой работе проблема рассматривается на основательном и интересном материале, но без государственно-теоретической систематики; она страдает от полемической, антидемократической направленности автора. Р. Тома (Ebd., S. 39) выдвигает в качестве демократических принципов равенство и демократию и рассматривает представительную демократию либерализма как подвид демократии вообще, то есть не различает ни демократию и буржуазное правовое государство, ни принципы политической формы демократии (тождество) и репрезентации.
   Дальнейшими описаниями демократии являются: «правление народа посредством народа», «господство общественного мнения» (government by public opinion) или же государственная форма, при которой «всеобщее избирательное право является фундаментов всего» (Р. Тома). Все эти описания и характеристики выдвигают вперед лишь отдельные моменты или воздействия демократического принципа равенства, тогда как подлинное значение подобных отдельных моментов можно определить лишь в ходе систематического разбора фундаментального демократического понятия, а именно равенства.
 
   4. Наибольшая неясность возникает из-за того, что понятие демократии, как и многие другие политические понятия, превратилось в совершенно всеобщее идеальное понятие, в многозначности которого, кроме того, находится место разнообразным идеалам и в конечном счете всему, являещемуся идеальным, прекрасным и симпатичным. Демократия связывается и идентифицируется с либерализмом, социализмом, справедливостью, человечностью, миром и примирением народов. Так, социал-демократический рейхсминистр д-р Давид во время заседания Веймарского Национального собрания заявил: «Дорога для любого законного мирного развития открыта. В этом заключается самая подлинная демократия». Это замечание с одобрением цитирует Конрад Байерле (K. Beyerle. Die Verfassung des Deutschen Reichs, München, 1919, S. 7).
   Это безграничное расширение понятия демократии до всеобщего идеального понятия происходит как у буржуазных либералов, так и у социал-демократов. Такие либералы, как Хобхаус (L. Т. Hobhouse. Democracy and Reaction, 2. Aufl., London, 1909, S. 140), обозначают демократию как «применение этических принципов к политике», в действительности это именно либеральное. Жорес описывает демократию как справедливость, человечность, Лигу Наций и дружбу – понимание, характерное для социал-либерализма Второго Интернационала и его специфической связи с Женевской Лигой Наций (Каутский, Бернштейн, Макдональд, Эррио, Поль Бонкур, Тома, Брантинг, Вандервельде). Так возникают уникальные комплексы идей, в которых понятия уже неразличимы. Для подобного подхода типична книга Масарика (Th. G.Masaryk. Les problèmes de la Démocratic, Paris, 1924, с предисловием Альбера Томы).
   II. Понятие равенства. Для демократического понятия равенства недостаточно какого-нибудь всеобщего и безучастного равенства, которое наличествует само по себе без соотнесения с субстанцией или ценностью. Специфическая государственная форма демократии может основываться лишь на специфическом и субстанциальном понятии равенства.
 
   1. Всеобщее равенство людей. Равенство всего того, «что имеет человеческий облик», не в состоянии обосновать ни государства, ни государственной формы, ни формы правления. Из него невозможно получить никаких специфических различений и разграничений, только одни упразднения различений и границ; на его основании невозможно конституировать никаких особого рода институтов. Оно может разве что способствовать тому, чтобы растворить и упразднить различения и институты, которые уже утратили в себе силу. Как любая сфера человеческой жизни и мысли – религия, мораль, право и экономика, – политика также имеет свои особые различения. Из того, что все люди суть люди, не вывести ничего специфического ни в религиозном, ни в моральном, ни в политическом, ни в экономическом [смысле]. Экономическое различение производителя и потребителя, например, или юридическое различение кредитора и должника, естественно, не может объясняться тем, что производитель и потребитель, как и кредитор и должник, оба суть люди. Ссылка на это всеобщее человечество может ослаблять известную жесткость, оказывать смягчающее и релятивирующее воздействие, однако не может конституировать никакого понятия. Напротив, если общее для всех равенство людей должно быть единственно определяющим и решающим, то уже будет невозможно проводить какие-либо специфические различения. Идея человеческого равенства не содержит ни юридического, ни политического, ни экономического критерия. Его значение для учения о конституции заключается в том, что оно относится к либеральному индивидуализму и служит принципу основных прав.
   Равенство, которое не имеет никакого иного содержания кроме общего для всех людей равенства самого по себе, было бы неполитическим равенством, поскольку у него отсутствует коррелят для возможного неравенства. Любое равенство получает свое значение и свой смысл через коррелят возможного неравенства. Оно тем более интенсивно, чем сильнее неравенство в отношении тех, кто не относится к равным. Равенство без возможности неравенства, равенство, которое существует само по себе и которое вообще невозможно утратить, является бесполезным и безразличным.
   2. Демократическое понятие равенства есть политическое понятие, которое, как любое подлинное политическое понятие, отсылает к возможности различения. Поэтому политическая демократия может основываться не на неразличимости всех людей, а лишь на принадлежности к определенному народу, причем эта принадлежность к народу может определяться посредством сильно различающихся моментов (представления об общей расе, вере, общей судьбе и традиции). Поэтому равенство, относящееся к сущности демократии, направлено вовнутрь, а не вовне: внутри демократического государственного сообщества все подданные государства равны. Отсюда для политического и государственно-правового подхода следует: кто не относится к государству, тот не рассматривается в рамках этого демократического равенства. Равенство здесь вовсе не означает, что демократические афиняне не отличают себя от варваров или что демократический народ Соединенных Штатов принимает любого чужака как гражданина государства. Если с чужаком обходятся как с равным, то это не затрагивает политические дела, и речь идет о последствиях всеобщих либеральных основных прав в неполитической сфере (частная собственность, правовая защита и т. п.).
   Поэтому согласно германской Имперской конституции, не все люди, а «все немцы равны перед законом» (ст. 109 ик); согласно Швейцарской федеральной конституции от 29 мая 1874 года, ст. 4, «все швейцарцы равны перед законом»; согласно японской конституции 1889 года, ст. 19, «все японцы…» и т. д. Даже французская Декларация прав человека и гражданина от 26 августа 1789 года, которая вначале утверждает, что все люди по природе свободны и равны, как только речь заходит о государственных и политических правах, все же говорит уже не о человеке (homme), а о гражданине государства (citoyen) (ст. 6 и 13).
   3. Это демократическое равенство есть предпосылка для всех других дальнейших видов равенства: равенство перед законом, равные избирательные права, равное право голоса, всеобщая военная обязанность, равный доступ к должностям. Таким образом, всеобщее избирательное право является не содержанием демократического равенства, а следствием предполагаемого равенства. Лишь постольку, поскольку все подданные государства предполагаются в качестве равных, они должны иметь равные избирательные права, равное право голоса и т. д. Эти равенства суть случаи применения, а вовсе не сущность демократического равенства. Иначе политическая демократия была бы голой фикцией и основывалась бы на том, что с гражданами государства обходятся, как если бы они были равными. Впрочем, многие демократические учреждения сегодня, вероятно, имеют лишь воспитательную цель и обходятся с гражданами как равными прежде всего только для того, чтобы тем самым воспитать их до действительного равенства. Отсюда невозможно вывести сущность демократии.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента