Карнаухова Ирина. Русские Богатыри (былины)

   Екимушка на Алёшу поглядывает, а Алёша распалился, разгневался:
   - Чтобы я да всякой нечисти дорогу уступил! Не могу я его взять силой, возьму хитростью. Братец мой, дорожный странничек, дай ты мне на время твоё платье, возьми мои богатырские доспехи, помоги мне с Тугарином справиться.
   - Ладно, бери, да смотри, чтобы беды не было: он тебя в один глоток проглотить может.
   - Ничего, как-нибудь справимся!
   Надел Алёша цветное платье и пошёл пешком к Сафат-реке. Идёт. на дубинку опирается, прихрамывает...
   Увидел его Тугарин Змеевич, закричал так, что дрогнула земля, согнулись высокие дубы, воды из реки выплеснулись, Алёша еле жив стоит, ноги у него подкашиваются.
   - Гей, - кричит Тугарин, - гей, странничек, не видал ли ты Алё-шу Поповича? Мне бы хотелось его найти, да копьём поколоть, да огнём пожечь.
   А Алёша шляпу греческую на лицо натянул, закряхтел, застонал и отвечает стариковским голосом:
   - Ох-ох-ох, не гневись на меня, Тугарин Змеевич! Я от старости оглох, ничего не слышу, что ты мне приказываешь. Подъезжай ко мне поближе, к убогому.
   Подъехал Тугарин к Алёше, наклонился с седла, хотел ему в ухо гаркнуть, а Алеша ловок, увёртлив был, - как хватит его дубинкой между глаз, - так Тугарин без памяти на землю пал.
   Снял с него Алёша дорогое платье, самоцветами расшитое, не дешевое платье, ценой в сто тысяч, на себя надел. Самого Тугарина к седлу приторочил и поехал обратно к своим друзьям.
   А так Еким Иванович сам не свой, рвётся Алёше помочь, да нельзя в богатырское дело вмешиваться, Алёшиной славе мешать
   Вдруг видит Еким - скачет конь что лютый зверь, на нём в дорогом платье Тугарин сидит.
   Разгневался Еким, бросил наотмашь свою палицу в тридцать пудов прямо в грудь Алёше Поповичу. Свалился Алёша замертво.
   А Еким кинжал вытащил, бросился к упавшему, хочет добить Тугарина... И вдруг видит- перед ним Алёша лежит...
   Грянулся наземь Еким Иванович, горько расплакался:
   - Убил я, убил своего брата названого, дорогого Алёшу Поповича!
   Стали они с каликой Алёшу трясти, качать, влили ему в рот питья заморского, растирали травами лечебными. Открыл глаза Алёша, встал на ноги, на ногах стоит-шатается.
   Еким Иванович от радости сам не свой;
   Снял он с Алёши платье Тугарина, одел его в богатырские доспехи, отдал калике его добро. Посадил Алёшу на коня, сам рядом пошёл: Алёшу поддерживает.
   Только у самого Киева Алёша в силу вошёл.
   Подъехали они к Киеву в воскресенье, к обеденной поре. Заехали на княжеский двор, соскочили с коней, привязали их к дубовым столбам и вошли в горницу.
   Князь Владимир их ласково встречает.
   - Здравствуйте, гости милые, вы откуда ко мне приехали? Как зовут вас по имени, величают по отчеству?
   - Я из города Ростова, сын соборного попа Леонтия. А зовут меня Алёшей Поповичем. Ехали мы чистой степью, повстречали Тугарина Змеевича, он теперь у меня в тороках висит.
   Обрадовался Владимир-князь:
   - Ну и богатырь ты, Алёшенька! Куда хочешь за стол садись: хочешь-рядом со мной, хочешь-против меня, хочешь-рядом с княгинею.
   Алёша Попович не раздумывал, сел он рядом с княгинею. А Еким Иванович у печки стал.
   Крикнул князь Владимир прислужников:
   - Развяжите Тугарина Змеевича, принесите сюда в горницу! Только Алёша взялся за хлеб, за соль - растворились двери гостиницы, внесли двенадцать конюхов на золотой доске Тугарина, посадили рядом с князем Владимиром.
   Прибежали стольники, принесли жареных гусей, лебедей, принесли ковши мёду сладкого.
   А Тугарин неучтиво себя ведёт, невежливо. Ухватил лебёдушку и с костями съел, по ковриге целой за щеку запихивает. Сгрёб пироги сдобные да в рот побросал, за один дух десять ковшей мёду в глотку льет.
   Не успели гости кусочка взять, а уже на столе только косточки.
   Нахмурился Алёша Попович и говорит:
   - У моего батюшки попа Леонтия была собака старая и жадная. Ухватила она большую кость да и подавилась. Я её за хвост схватил, под гору метнул то же будет от меня Тугарину.
   Потемнел Тугарин, как осенняя ночь, выхватил острый кинжал и метнул его в Алёшу Поповича.
   Тут бы Алёше и конец пришёл, да вскочил Еким Иванович, на лету кинжал перехватил.
   - Братец мой, Алёша Попович, сам изволишь в него нож бросать или мне позволишь?
   - И сам не брошу, и тебе не позволю: неучтиво у князя в горнице ссору вести. А переведаюсь я с ним завтра в чистом поле, и не быть Тугарину живому завтра к вечеру.
   Зашумели гости, заспорили, стали заклад держать, всё за Туга-рина ставят-и корабли, и товары, и деньги.
   За Алёшу ставят только княгиня Апраксия да Еким Иванович.
   Встал Алёша из-за стола, поехал с Екимом в свой шатёр на Са-фат-реке. Всю ночь Алёша не спит, на небо смотрит, подзывает тучу грозовую, чтоб смочила дождём Тугариновы крылья. Утром-светом прилетел Тугарин, над шатром вьётся, хочет сверху ударить. Да не зря Алёша не спал: налетела туча громовая, грозовая, пролилась дождём, смочила Тугаринову коню могучие крылья. Грянулся конь наземь, по земле поскакал.
   Алёша крепко в седле сидит, острой сабелькой помахивает.
   Заревел Тугарин так, что лист с деревьев посыпался:
   - Тут тебе, Алёшка, конец: захочу - огнём спалю, захочу - конём потопчу, захочу - копьём заколю!
   Подъехал к нему Алёша поближе и говорит:
   - Что же ты, Тугарин, обманываешь?! Бились мы с тобой об заклад, что один на один силой померяемся, а теперь за тобой стоит сила несметная!
   Оглянулся Тугарин назад, хотел посмотреть, какая сила за ним стоит, а Алёше только того и надобно. Взмахнул острой саблей и отсек ему голову!
   Покатилась голова на землю, как пивной котёл, загудела земля-матушка! Соскочил Алёша, хотел взять голову, да не мог от земли на вершок поднять. Крикнул Алёша Попович зычным голосом:
   - Эй вы, верные товарищи, помогите голову Тугарина с земли поднять!
   Подъехал Еким Иванович с товарищами, помог Алёше Поповичу голову Тугарина на богатырского коня взвалить.
   Как приехали они к Киеву, заехали на княжеский двор, бросили среди двора чудище.
   Вышел князь Владимир с княгинею, приглашал Алешу за княжеский стол, говорил Алеше ласковые слова:
   - Живи ты, Алёша, в Киеве, послужи мне, князю Владимиру. Я тебя, Алёша, пожалую.
   Остался Алёша в Киеве дружинником;
   Так про молодого Алёшу старину поют, чтобы добрые люди слушали:
   Наш Алёша роду поповского,
   Он и храбр и умен, да нравом сварлив.
   Он не так силён, как напуском смел.
   ----------------------------------------------------------------------
   Про Добрыню Никитича и Змея Горыныча
   Жила-была под Киевом вдова Мамелфа Тимофеевна. Был у неё любимый сын богатырь Добрынюшка. По всему Киеву о Добрыне слава шла: он и статен, и высок, и грамоте обучен, и в бою смел, и на пиру весел. Он и песню сложит, и на гуслях сыграет, и умное слово скажет. Да и нрав Добрыни спокойный, ласковый. Никого он не заругает, никого зря не обидит. Недаром прозвали его "тихий Добрынюшка".
   Вот раз в жаркий летний день захотелось Добрыне в речке искупаться. Пошёл он к матери Мамелфе Тимофеевне:
   - Отпусти меня, матушка, съездить к Пучай-реке, в студёной воде искупаться,- истомила меня жара летняя.
   Разохалась Мамелфа Тимофеевна, стала Добрыню отговаривать:
   - Милый сын мой Добрынюшка, ты не езди к Пучай-реке. Пучай-река свирепая, сердитая. Из первой струйки огонь сечёт, из второй струйки искры сыплются, из третьей струйки дым столбом валит.
   - Хорошо, матушка, отпусти хоть по берегу поездить, свежим воздухом подышать.
   Отпустила Добрыню Мамелфа Тимофеевна.
   Надел Добрыня платье дорожное, покрылся высокой шляпой греческой, взял с собой копьё да лук со стрелами, саблю острую да плёточку.
   Сел на доброго коня, позвал с собой молодого слугу да в путь и отправился. Едет Добрыня час-другой; жарко палит солнце летнее, припекает Добрыне голову. Забыл Добрыня, что ему матушка наказывала, повернул коня к Пучай-реке.
   От Пучай-реки прохладой несёт.
   Соскочил Добрыня с коня, бросил поводья молодому слуге:
   - Ты постой здесь, покарауль коня.
   Снял он с головы шляпу греческую, снял одежду дорожную, всё оружие на коня сложил и в реку бросился.
   Плывёт Добрыня по Пучай-реке, удивляется:
   - Что мне матушка про Пучай-реку рассказывала? Пучай-река не свирепая, Пучай-река тихая, словно лужица дождевая.
   Не успел Добрыня сказать - вдруг потемнело небо, а тучи на небе нет, и дождя-то нет, а гром гремит, и грозы-то нет, а огонь блестит...
   Поднял голову Добрыня и видит, что летит к нему Змей Горыныч, страшный змей о трёх головах, о семи когтях, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит, медные когти на лапах блестят.
   Увидал Змей Добрыню, громом загремел:
   - Эх, старые люди пророчили, что убьёт меня Добрыня Никитич, а Добрыня сам в мои лапы пришёл. Захочу теперь-живым сожру, захочу-в своё логово унесу, в плен возьму. Немало у меня в плену русских людей, не хватало только Добрыни.
   А Добрыня говорит тихим голосом:
   - Ах ты, змея проклятая, ты сначала возьми Добрынюшку, потом и хвастайся, а пока Добрыня не в твоих руках.
   Хорошо Добрыня плавать умел; он нырнул на дно, поплыл под водой, вынырнул у крутого берега, выскочил на берег да к коню своему бросился. А коня и след простыл: испугался молодой слуга рыка змеиного, вскочил на коня да и был таков. И увёз всё оружье Добрынине.
   Нечем Добрыне со Змеем Горынычем биться.
   А Змей опять к Добрыне летит, сыплет искрами горючими, жжёт Добрыне тело белое.
   Дрогнуло сердце богатырское.
   Поглядел Добрыня на берег, - нечего ему в руки взять: ни дубинки нет, ни камешка, только жёлтый песок на крутом берегу, да валяется его шляпа греческая.
   Ухватил Добрыня шляпу греческую, насыпал в неё песку жёлтого ни много ни мало - пять пудов да как ударит шляпой Змея Горыныча - и отшиб ему голову.
   Повалил он Змея с размаху на землю, придавил ему грудь коленками, хотел отбить ещё две головы...
   Как взмолился тут Змей Горыныч:
   - Ох, Добрынюшка, ох, богатырь, не убивай меня, пусти по свету летать, буду я всегда тебя слушаться! Дам тебе я великий обет: не летать мне к вам на широкую Русь, не брать в плен русских людей. Только ты меня помилуй, Добрынюшка, и не трогай моих змеёнышей.
   Поддался Добрыня на лукавую речь, поверил Змею Горынычу, отпустил его, проклятого.
   Только поднялся Змей под облака, сразу повернул к Киеву, полетел к саду князя Владимира. А в ту пору в саду гуляла молодая Забава Путятишна, князя Владимира племянница.
   Увидал Змей княжну, обрадовался, кинулся на неё из-под облака, ухватил в свои медные когти и унёс на горы Сорочинские.
   В это время Добрыня слугу нашёл, стал надевать платье дорожное, вдруг потемнело небо, гром загремел. Поднял голову Добрыня и видит: летит Змей Горыныч из Киева, несёт в когтях Ззбаву Путятишну!
   Тут Добрыня запечалился - запечалился, закручинился, домой приехал нерадостен, на лавку сел, слова не сказал. Стала его мать расспрашивать:
   - Ты чего, Добрынюшка, невесел сидишь? Ты об чём, мой свет. печалишься?
   - Ни об чём не кручинюсь, ни об чём я не печалюсь, а дома мне сидеть невесело. Поеду я в Киев к князю Владимиру, у него сегодня весёлый пир.
   - Не езжай, Добрынюшка, к князю, недоброе чует моё сердце. Мы и дома пир заведём.
   Не послушался Добрыня матушки и поехал в Киев к князю Владимиру.
   Приехал Добрыня в Киев, прошёл в княжескую горницу. На пиру столы от кушаний ломятся, стоят бочки мёда сладкого, а гости не едят, не льют, опустив головы сидят.
   Ходит князь по горнице, гостей не потчует. Княгиня фатой закрылась, на гостей не глядит.
   Вот Владимир-князь и говорит:
   - Эх, гости мои любимые, невесёлый у нас пир идёт! И княгине горько, и мне нерадостно. Унёс проклятый Змей Горыныч любимую нашу племянницу, молодую Забаву Путятишну. Кто из вас съездит на гору Сорочинскую, отыщет княжну, освободит её?
   Куда там! Прячутся гости друг за дружку: большие - за средних, средние - за меньших, а меньшие и рот закрыли.
   Вдруг выходит из-за стола молодой богатырь Алёша Попович.
   - Вот что, князь Красное Солнышко, был я вчера в чистом поле, видел у Пучай-реки Добрынюшку. Он со Змеем Горынычем побратался, назвал его братом меньшим Ты пошли к Змею Добрынюшку. Он тебе любимую племянницу без бою у названого братца выпросит.
   Рассердился Владимир-князь:
   - Коли так, садись, Добрыня, на коня, поезжай на гору Сорочинскую, добывай мне любимую племянницу. А не. добудешь Забавы Путятишны, - прикажу тебе голову срубить!
   Опустил Добрыня буйну голову, ни словечка не ответил, встал из-за стола, сел на коня и домой поехал.
   Вышла ему навстречу матушка, видит - на Добрыне лица нет.
   - Что с тобой, Добрынюшка, что с тобой, сынок, что на пиру случилось? Обидели тебя, или чарой обнесли, или на худое место посадили?
   - Не обидели меня и чарой не обнесли, и место мне было по чину, по званию.
   - А чего же ты, Добрыня, голову повесил?
   - Велел мне Владимир-князь сослужить службу великую: съездить на гору Сорочинскую, отыскать и добыть Забаву Путятишну. А Забаву Путятишну Змей Горыныч унёс.
   Ужаснулась Мамелфа Тимофеевна, да не стала плакать и печалиться, а стала над делом раздумывать.
   - Ложись-ка, Добрынюшка, спать поскорей, набирайся силушки. Утро вечера мудреней, завтра будем совет держать.
   Лёг Добрыня спать. Спит, храпит, что поток шумит. А Мамелфа Тимофеевна спать не ложится, на лавку садится и плетёт всю ночь из семи шелков плёточку-семихвосточку.
   Утром-светом разбудила мать Добрыню Никитича:
   - Вставай, сынок, одевайся, обряжайся, иди в старую конюшню. В третьем стойле дверь не открывается, не под силу нам была дверь дубовая. Понатужься, Добрынюшка, отвори дверь, там увидишь дедова коня Бурушку. Стоит Бурка в стойле пятнадцать лет не обихоженный. Ты его почисти, накорми, напои, к крыльцу приведи.
   Пошёл Добрыня в конюшню, сорвал дверь с петель, вывел Бурушку на белый свет, почистил, выкупал, привёл ко крыльцу. Стал Бурушку засёдлывать. Положил на него потничек, сверху потничка - войлочек, потом седло черкасское, ценными щелками вышитое, золотом изукрашенное, подтянул двенадцать подпруг, зауздал золотой уздой. Вышла Мамелфа Тимофеевна, подала ему плётку-семихвостку:
   Как приедешь, Добрыня, на гору Сорочинскую, Змея Горыны-ча дома не случится. Ты конём налети на логово и начни топтать змеёнышей. Будут змеёныши Бурке ноги обвивать, а ты Бурку плёткой меж ушей хлещи. Станет Бурка подскакивать, с ног змеёнышей отряхивать и всех притопчет до единого.
   Отломилась веточка от яблони, откатилось яблоко от яблоньки, уезжал сын от родимой матушки на трудный, на кровавый бой.
   День уходит за днём, будто дождь дождит, а неделя за неделей как река бежит. Едет Добрыня при красном солнышке, едет Добрыня при светлом месяце, выехал на гору Сорочинскую.
   А на горе у змеиного логова кишмя-кишат змеёныши. Стали они Бурушке ноги обвивать, стали копыта подтачивать. Бурушка скакать не может, на колени падает.
   Вспомнил тут Добрыня наказ матери, выхватил плётку семи шелков, стал Бурушку меж ушами бить, приговаривать:
   - Скачи, Бурушка, подскакивай, прочь от ног змеёнышей отряхивай.
   От плётки у Бурушки силы прибыло, стал он высоко скакать, за версту камешки откидывать, стал прочь от ног змеёнышей отряхивать. Он их копытом бьёт и зубами рвёт и притоптал всех до единого.
   Сошёл Добрыня с коня, взял в правую руку саблю острую, в левую богатырскую палицу и пошел к змеиным пещерам.
   Только шаг ступил - потемнело небо, гром загремел,- летит Змей Горыныч, в когтях мёртвое тело держит. Из пасти огонь сечёт, из ушей дым валит, медные когти как жар горят...
   Увидал Змей Добрынюшку, бросил мёртвое тело наземь, зарычал громким голосом;
   - Ты зачем, Добрыня, наш обет сломал, потоптал моих детёнышей?
   - Ах ты, змея проклятая! Разве я слово наше нарушил, обет сломал? Ты зачем летал, Змей, к Киеву, ты зачем унёс Забаву Путятишну?! Отдавай мне княжну без боя, так я тебя прощу.
   - Не отдам я Забаву Путятишну, я её сожру, и тебя сожру, и всех русских людей в полон возьму!
   Рассердился Добрыня и на Змея бросился.
   И пошёл тут жестокий бои.
   Горы Сорочинские посыпались, дубы с корнями вывернулись, трава на аршин в землю ушла...
   Бьются они три дня и три ночи; стал Змей Добрыню одолевать, стал подкидывать, стал подбрасывать... Вспомнил тут Добрыня про плёточку, выхватил её и давай Змея между ушей стегать. Змей Горыныч на колени упал, а Добрыня его левой рукой к земле прижал, а правой рукой плёткой охаживает. Бил, бил его плёткой шелковой, укротил как скотину и отрубил все головы.
   Хлынула из Змея чёрная кровь, разлилась к востоку и к западу, залила Добрыню до пояса.
   Трое суток стоит Добрыня в чёрной крови, стынут его ноги, холод до сердца добирается. Не хочет русская земля змеиную кровь принимать.
   Видит Добрыня, что ему конец пришёл, вынул плёточку семи шелков, стал землю хлестать, приговаривать:
   - Расступись ты, мать сыра земля, и пожри кровь змеиную. Расступилась сырая земля и пожрала кровь змеиную. Отдохнул Добрыня Никитич, вымылся, пообчистил доспехи богатырские и пошёл к змеиным пещерам. Все пещеры медными дверями затворены, железными засовами заперты, золотыми замками увешаны.
   Разбил Добрыня медные двери, сорвал замки и засовы, зашёл в первую пещеру. А там видит людей несметное число с сорока земель, с сорока стран, в два дня не сосчитать. Говорит им Добрынюшка:
   - Эй же вы, люди иноземные и воины чужестранные! Выходите на вольный свет, разъезжайтесь по своим местам да вспоминайте русского богатыря. Без него вам бы век сидеть в змеином плену.
   Стали выходить они на волю, до земли Добрыне кланяться:
   - Век мы тебя помнить будем, русский богатырь!
   А Добрыня дальше идёт, пещеру за пещерой открывает, пленных людей освобождает. Выходят на свет и старики и молодушки, детки малые и бабки старые, русские люди и из чужих стран, а Забавы Путятишны нет как нет.
   Так прошёл Добрыня одиннадцать пещер, а в двенадцатой нашёл Забаву Путятишну: висит княжна на сырой стене, за руки золотыми цепями прикована. Оторвал цепи Добрынюшка, снял княжну со стены, взял на руки, на вольный свет из пещеры вынес.
   А она на ногах стоит-шатается, от света глаза закрывает, на Добрыню не смотрит. Уложил её Добрыня на зелёную траву, накормил, напоил, плащом прикрыл, сам отдохнуть прилёг.
   Вот скатилось солнце к вечеру, проснулся Добрыня, оседлал Бурушку и разбудил княжну. Сел Добрыня на коня, посадил Забаву впереди себя и в путь тронулся. А кругом народу и счету нет, все Добрыне в пояс кланяются, за спасение благодарят, в свои земли спешат.
   Выехал Добрыня в жёлтую степь, пришпорил коня и повёз Забаву Путятишну к Киеву.
   ----------------------------------------------------------------------
   Как Илья из Мурома богатырём стал
   В старину стародавнюю жил под городом Муромом, в селе Карачарове, крестьянки Иван Тимофеевич со своей женой Ефросиньей Яковлевной.
   Был у них один сын Илья.
   Любили его отец с матерью, да только плакали, на него поглядывая: тридцать лет Илья на печи лежит, ни рукой, ни ногой не шевелит. И ростом богатырь Илья, и умом светел, и глазом зорок, а ноги его не носят, словно брёвна лежат, не шевелятся.
   Слышит Илья, на печи лежачи, как мать плачет, отец вздыхает, русские люди жалуются: нападают на Русь враги, поля вытаптывают, людей губят, детей сиротят. По путям-дорогам разбойники рыщут, не дают они людям ни проходу, ни проезду. Налетает на Русь Змей Горыныч, в своё логово девушек утаскивает.
   Горько Илья, обо всём этом слыша, на судьбу свою жалуется:
   - Эх вы, ноги мои нехожалые, эх вы, руки мои недержалые! Был бы я здоров, не давал бы родную Русь в обиду врагам да разбойникам!
   Так и шли дни, катились месяцы...
   Вот раз отец с матерью пошли в лес пни корчевать, корни выдирать, готовить поле под пахоту. А Илья один на печи лежит, в окошко поглядывает.
   Вдруг видит - подходят к его избе три нищих странника. Постояли они у ворот, постучали железным кольцом и говорят:
   - Встань, Илья, отвори калиточку.
   - Злые шутки .вы, странники, шутите: тридцать лет я на печи сиднем сижу, встать не могу.
   - А ты приподнимись, Илюшенька.
   Рванулся Илья - и спрыгнул с печи, стоит на полу и сам своему счастью не верит.
   - Ну-ка, пройдись, Илья.
   Шагнул Илья раз, шагнул другой - крепко его ноги держат, легко его ноги несут.
   Обрадовался Илья, от радости слова сказать не может. А калики перехожие ему говорят:
   - Принеси-ка, Илюша, студёной воды. Принёс Илья студёной воды ведро. Налил странник воды в ковшичек.
   - Попей, Илья. В этом ковше вода всех рек, всех озёр Руси-матушки.
   Выпил Илья и почуял в себе силу богатырскую. А калики его спрашивают:
   - Много ли чуешь в себе силушки?
   - Много, странники. Кабы мне лопату, всю бы землю вспахал.
   - Выпей, Илья, остаточек. В том остаточке всей земли роса, с зелёных лугов, с высоких лесов, с хлебородных полей. Пей. Выпил Илья и остаточек.
   - А теперь много в тебе силушки?
   - Ох, калики перехожие, столько во мне силы, что, кабы было в небесах, кольцо, ухватился бы я за него и всю землю перевернул.
   - Слишком много в тебе силушки, надо поубавить, а то земля носить тебя не станет. Принеси-ка ещё воды.
   Пошёл Илья по воду, а его и впрямь земля не несёт: нога в земле, что в болоте, вязнет, за дубок ухватился - дуб с корнем вон, цепь от колодца, словно ниточка, на куски разорвалась.
   Уж Илья ступает тихохонько, а под ним половицы ломаются. Уж Илья говорит шёпотом, а двери с петель срываются.
   Принёс Илья воды, налили странники ещё ковшичек.
   - Пей, Илья!
   Выпил Илья воду колодезную.
   - Сколько теперь в тебе силушки?
   - Во мне силушки половинушка.
   - Ну и будет с тебя, молодец. Будешь ты, Илья, велик богатырь, бейся-ратайся с врагами земли родной, с разбойниками да с чудищами. Защищай вдов, сирот, малых деточек. Никогда только, Илья, со Святогором не спорь, через силу носит его земля. Ты не ссорься с Микулой Селяниновичем, его любит мать сыра земля. Не ходи ещё на Вольгу Всеславьевича, он не силой возьмёт, так хитростью-мудростью. А теперь прощай, Илья.
   Поклонился Илья каликам перехожим, и ушли они за околицу.
   А Илья взял топор и пошёл на пожню к отцу с матерью. Видит - малое местечко от пенья-коренья расчищено, а отец с матерью, от тяжёлой работы умаявшись, опят крепким сном: люди старые, а работа тяжёлая.
   Стал Илья лес расчищать - только щепки полетели. Старые дубы с одного взмаха валит, молодые с корнем из земли рвёт.
   За три часа столько поля расчистил, сколько вся деревня за три дня не осилит. Развалил он поле великое, спустил деревья в глубокую реку, воткнул топор в дубовый пень, ухватил лопату да грабли и вскопал и выровнял поле широкое - только знай зерном засевай!
   Проснулись отец с матерью, удивились, обрадовались, добрым словом вспоминали стариков-странников.
   А Илья пошёл себе коня искать.
   Вышел он за околицу и видит - ведёт мужичок жеребёнка рыжего, косматого, шелудивого. Вся цена жеребёнку грош, а мужик за него непомерных денег требует: пятьдесят рублей с полтиною.
   Купил Илья жеребёнка, привёл домой, поставил в конюшню, белоярой пшеницей откармливал, ключевой водой отпаивал, чистил, холил, свежей соломы подкладывал.
   Через три месяца стал Илья Бурушку на утренней заре на луга выводить. Повалялся жеребенок по зоревой росе, стал богатырским конём.
   Подводил его Илья к высокому тыну. Стал конь поигрывать, поплясывать, головой повёртывать, гривой потряхивать. Стал через тын взад-вперёд перепрыгивать. Десять раз перепрыгнул и копытом не задел! Положил Илья на Бурушку руку богатырскую, - не пошатнулся конь, не шелохнулся.
   - Добрый конь, - говорит Илья. - Будет он мне верным товарищем.
   Стал Илья себе меч по руке искать. Как сожмёт в кулаке рукоятку меча, сокрушится рукоять, рассыплется. Нет Илье меча по руке. Бросил Илья мечи бабам лучину щепать. Сам пошёл в кузницу, три стрелы себе выковал, каждая стрела весом в целый пуд. Изготовил себе тугой лук, взял копье долгомерное да еще палицу булатную.
   Снарядился Илья и пошёл к отцу с матерью:
   - Отпустите меня, батюшка с матушкой, а .стольный Киев-град к князю Владимиру. Буду служить Руси -родно;"' верой-правдой, беречь землю русскую от недругов-ворогов.
   Говорит старый Иван Тимофеевич:
   - Я на добрые дела благословляю тебя, а на худые дела моего благословения нет. Защищай нашу землю русскую не для золота, не из корысти, а для чести, для богатырской славушки. Зря не лей крови людской, не слези матерей, да не забывай, что ты роду чёрного, крестьянского.
   Поклонился Илья отцу с матерью до сырой земли .и пошёл седлать Бурушку-Косматушку. Положил на коня войлочки, а на войлочки - потнички, а потом седло черкасское с двенадцатью подпругами шелковыми, а с тринадцатой - железной не для красы, а для крепости.
   Захотелось Илье свою силу попробовать.
   Он подъехал к Оке-реке, упёрся плечом в высокую гору, что на берегу была, и свалил её в реку Оку. Завалила гора русло, потекла река по-новому.
   Взял Илья хлебка ржаного корочку, опустил ее в реку Оку, сам Оке-реке приговаривал:
   - А спасибо тебе, матушка Ока-река, что поила, что кормила Илью Муромца.
   На прощанье взял с собой земли родной малую горсточку, сел на коня, взмахнул плёточкой...
   Видели люди, как вскочил на коня Илья, да не видели, куда поскакал. Только пыль по полю столбом поднялась.
   ----------------------------------------------------------------------
   Первый бой Ильи Муромца
   Как хватил Илья коня плёточкой, взвился Бурушка-Косматушка, проскочил полторы версты. Где ударили копыта конские, там забил ключ живой воды. У ключа Илюша сырой дуб срубил, над ключом сруб поставил, написал на срубе такие слова: