— Его сердце? — повторил Ларри с огромным облегчением, — Понятия не имею. Скорее всего, очень слабое. По-моему, да. Бедный старина Сэм. Спроси Мину, она должна знать. Спроси Мину!
Вики спокойно присоединилась к ним.
— Слушайте внимательно и сделайте, что я вам скажу. Останьтесь около него, но к нему не прикасайтесь и не позволяйте никому этого делать. Я вернусь через минуту, — обратился к ним Сандерс.
Он подошел к Мине, мягко ввел ее в комнату и закрыл за собой дверь.
Она не сопротивлялась, но колени у нее начали сгибаться под собственной тяжестью, как будто были из пластилина. Он обнял ее за плечи и ласково усадил в кресло. Она не была еще переодета к ужину, широкий розовый халат закрывал ее с ног до головы. Руки женщины были судорожно стиснуты, а бледное, бессмысленное лицо в обрамлении черных волос производило впечатление трагической маски. На одном из рукавов халата виднелись пятна, похожие на воск. Вся живость Мины куда-то улетучилась. У нее были синие губы и очень частый пульс. Но в тот момент, когда она осознала, что Сандерс не пускает ее к собственному мужу, она начала яростно сопротивляться.
— Успокойтесь, дорогая! Уже ничего нельзя сделать.
— Это неправда, он жив! Жив! Я сама видела…
— К сожалению…
— Вы же должны знать! Вы врач! Вы знали бы, если бы…
Сандерс молча кивнул головой.
После продолжительного молчания, дрожа всем телом, она упала в глубокое кресло. Ужас уступил место боли. Она старалась взять себя в руки, слезы медленно наполняли огромные печальные глаза.
— У него было слабое сердце?
— Что вы сказали?
— У него было слабое сердце, не так ли?
— Да, он всегда… нет, нет, нет! — закричала Мина, придя в себя и глядя на доктора. — У него было сердце, как у быка. Только неделю назад это заявил доктор Эйдж. Думаю, что у немногих людей было такое здоровое сердце, как у Сэма. Но какое это имеет значение теперь? Я не дала ему двух чистых носовых платков. Это было последнее, о чем он меня просил…
— Но что произошло?
— Не знаю, не знаю, не знаю!
— Но почему вы кричали?
— Прошу вас оставить меня одну.
Сандерс старался побороть поднимающееся в нем чувство жалости. Он ласково положил руку ей на плечо.
— Мне очень жаль, дорогая миссис Констебль. Но есть определенные вопросы, которыми следует заняться. Мы должны послать за врачом, лучше всего за вашим домашним врачом, также следовало бы известить полицию. — Он почувствовал, как под его пальцами напряглись мышцы ее тела.
— Если вы расскажете мне, что произошло, я займусь всем этим.
— Да, вы правы, — она пыталась взять себя в руки, но слезы ручьем текли у нее по лицу. — Вы очень добры ко мне. Я все расскажу вам.
— Что произошло?
— Сэм был в своей комнате…
Спальня Мины, в которой они оба сейчас находились, несмотря на множество мелочей, имела довольно суровый вид, это впечатление подчеркивалось весьма скромной меблировкой. Небольшая ванная комната соединяла ее комнату со спальней мужа. Все двери были открыты. Мина выпрямилась, потерла ладонью лоб и дрожащими пальцами показала в направлении спальни Сэма.
— Он был там. Как раз закончил переодеваться. Я сидела у туалетного столика в спальне. Я еще не была готова, потому что должна была помочь ему. Все двери были открыты. Сэм крикнул: «Спускаюсь вниз». Это были его последние слова. Я ответила: «Хорошо, мой дорогой». — Это воспоминание вызвало новый пароксизм слез, хотя глаза ее были совершенно неподвижны.
— Да?
— Я услышала скрип закрываемой двери, той, которая ведет из его комнаты в холл.
Она снова заколебалась.
— И что же дальше?
— Я не была уверена, приготовила ли ему два чистых носовых платка, о которых он просил. Вы понимаете, один в кармашек, а другой для пользования…
— Да?
— Я хотела его спросить… Встала со стула, надела халат, — каждое действие она иллюстрировала жестами, — и пошла… туда… и отворила дверь в холл. Я думала, что он уже внизу. Но нет. Он стоял на лестничной площадке, спиной ко мне. И как будто танцевал и раскачивался…
— Танцевал и раскачивался?
— Так это выглядело. Потом упал. На перила. Я думала, что он перелетит через них. Начала кричать. Я знала, что он умирает.
— Откуда вы могли это знать?
— Я чувствую некоторые вещи.
— И что же дальше?
— Это все. Вы выбежали из своей комнаты. Я слышала, что вы сказали Ларри…
— Благодарю вас. Остальным займусь я сам. Прошу вас ненадолго прилечь. Да, да, вот еще что, вы видели еще кого-нибудь в холле?
— Нет.
— Сколько времени могло пройти с последних слов вашего мужа до того момента, когда вы увидели его в холле?
— Около минуты. А зачем вам это нужно знать?
— Просто я думаю, как долго это могло длиться?
У Сандерса складывалось впечатление, что мысли Мины начинают течь по какому-то скрытому руслу. Он не мог понять изменений, которые наблюдал в ее лице: презрение к себе? Вынашивание решения? Нарастание чувств привело к следующему взрыву.
— Не могу лежать! — рыдала она. — Не хочу лежать! Хочу быть рядом с ним! И думать. Боже, помоги мне!
— Минуточку, дорогая. Вот так. Теперь вам будет гораздо удобнее.
— Не будет…
— Все уже хорошо, — мягко сказал Сандерс. Он стянул с кровати покрывало и укрыл им Мину. — Я сейчас вернусь.
Он задумался, где могут находиться снотворное или успокаивающие таблетки. При буйном воображении Мины, которое временами превращало ее в клубок нервов, такие вещи обязательно должны были находиться в доме. Ему хотелось, чтобы она приняла такую таблетку, прежде чем начнет думать о Германе Пеннике.
Сандерс вошел в ванную и зажег свет. Это было маленькое, влажное помещение: ванна, вешалка для полотенца, умывальник и аптечка. В аптечке, полной бутылочек и лекарств, он нашел картонную коробочку с морфием. Сверху был наклеен рецепт с подписью доктора Д. Л. Эйджа.
Он вынул две таблетки. Запер аптечку и внезапно увидел в зеркале свое собственное отражение.
— Нет! — громко сказал доктор. Он положил таблетки обратно в коробочку, поставил ее на место и вернулся в спальню. Мина лежала спокойно, глаза ее, окруженные темными кругами, были полуоткрыты.
— Я буду здесь рядом, — заверил он ее. — Вы можете назвать мне имя врача вашего мужа.
— Нет… да. Местного? — Она старалась говорить спокойно, — Доктор Эйдж. Вы можете ему позвонить. Гроувтоп, 62.
— Гроувтоп, 62. Погасить свет у кровати?
— Нет.
Он отдернул руку, но причиной этого был совсем не взволнованный голос Мины. Он заметил нечто такое, что обострило его подсознательный страх перед использованием какого-либо лекарственного средства, находящегося в доме Констеблей. Около кровати стоял ночной столик. Рядом с ним — письменный стол с лампой, под которой лежал блокнот, несколько ручек и карандашей и вырванные листы бумаги. Концы всех карандашей были изгрызены и несли на себе следы острых зубов. Под столиком и непосредственно за ним, на расстоянии неполного метра от кровати, находилось несколько небольших полок с книгами. Между Оксфордским словарем, словарем синонимов и толстой записной книжкой с газетными вырезками, Сандерс увидел более высокий, чем остальные книги, тонкий, переплетенный в искусственную кожу альбом; на его корешке была наклейка с небрежно написанным названием: «Новые способы совершения убийств».
Он тихо вышел в холл. Вики и Ларри — уже полностью пришедшие в себя — ждали его, повернувшись спиной к телу, неподвижно лежащему у балюстрады.
— Ну что? — спросил Чейз.
— Ты знаешь, где все находится в этом доме. Иди к телефону, позвони доктору Эйджу, номер Гроувтоп, 62, и попроси, чтобы он приехал сюда как можно скорее. Полиции еще ничего не сообщили.
— Полиции? Что, собственно, ты имеешь в виду, старина?
— Никогда ничего заранее не известно. Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять, что я имею в виду… и, если уж мы об этом заговорили, где Пенник?
Во всем доме, кроме тиканья часов и прерывистых, спазматичных рыданий Мины, не было слышно ни одного звука.
— Я пойду к ней, — сказала Вики, но Сандерс задержал ее.
— Минуточку. Мы должны устроить военный совет, потому что Дело идет к тому, что каждому из нас придется отвечать на ряд вопросов. Казалось бы, крик Мины мог поднять мертвеца из гроба. Где Пенник?
— Почему ты на меня смотришь? — разозлился Ларри. — Откуда, черт побери, я могу знать, куда он девался?
— Оттуда, что ты остался с ним внизу, когда мы пошли переодеваться.
— Ах, вот ты о чем! Но я оставался с ним только несколько минут, и с того времени прошло уже полчаса. Я проводил его на кухню и сказал, чтобы он принялся за работу. Потом пошел в свою комнату и сидел там до сих пор. Какой ты назвал номер? Гроувтоп, сколько? Шестьдесят два. Хорошо. Доктор Эйдж. Сейчас позвоню.
Он повернулся и чуть не споткнулся о тело Сэма Констебля. Несколько секунд постоял неподвижно, потом неожиданно большим прыжком миновал лестницу и спустился вниз. Вики смотрела перед собой с непроницаемым выражением. Она сделала шаг вперед, и снова Сандерс остановил ее.
— Разве не лучше будет, если вы позволите мне пойти к Мине? Эта несчастная женщина доведет себя…
— Прошу послушать, — настойчиво прервал он ее. — Я совершенно не собираюсь командовать вами, но поверьте мне, я уже не раз был замешан в подобные криминальные истории. — «Если говорить честно, то всего один единственный раз, — подумал он, — но это воспоминание преследует меня и по сей день», — и знаю, что, если с самого начала не говорить правду, результатом этого может быть масса различных неприятностей. Вы можете ответить мне на один простой вопрос?
— Нет, я не буду отвечать! Я иду к Мине… — оборвала она, ее голубые глаза сверкнули усмешкой при виде подавленного выражения на лице доктора. — Ну, хорошо. Что это за вопрос?
— Когда вы ворвались в мою комнату… что вас так испугало? Пенник? Он был в вашей комнате?
— Нет, что вы!
Сандерс облегченно вздохнул.
— Тогда все в порядке.
— А как вам пришло в голову, что Пенник был в моей комнате?
— Это не имеет значения. Мне так показалось.
Лицо Вики покрылось румянцем.
— Нет, это как раз имеет значение. Почему вы решили, что Пенник был у меня в комнате? По каким-то непонятным для меня причинам, именно я возбуждаю всегда самые худшие подозрения среди окружающих. Сначала Ларри, потом Сэм, а теперь — вы.
— Мы не подозреваем вас. Мы подозреваем самих себя.
— Я не совсем понимаю вас?
— Прошу прощения, что я говорю об этом. В этих обстоятельствах…
— Ах, Сэм не услышит вас. Он мертв.
— Я только хочу сказать…
— Это я прошу у вас прощения, — прервала она его изменившимся голосом. Она поднесла стиснутый кулачок к губам. После всех событий нервы стали отказывать ей, и она была на грани истерики. Сандерс, однако, упрямо стоял на своем.
— Я должен, черт по… должен знать, что вас так напугало. Скорее всего, дело связано с этим, — он кивнул головой в сторону неподвижного тела Констебля. — Он мертв и не может нас услышать, как вы только что сказали.
— Я понимаю, вы считаете, что я упрямая девица, правда? — спокойно спросила Вики, глядя ему в глаза. — Вы забыли, где я работаю. И также забыли, что я, вероятно, знаю столько же, сколько вы, на тему случаев внезапной смерти. Наверное, вы даже не обратили бы на меня внимания, я только одна из рядовых служащих, которые помогают великим юристам в подготовке дел. Но я не хочу ничего об этом знать. Не хочу!
Она прикоснулась к его руке.
— Почему вы спросили, не был ли у меня Пенник?
— Пойдемте туда. — Сандерс проводил ее до открытой двери в ее комнату. — Прошу вас наклониться и заглянуть под туалетный столик. Видите, что лежит на полу? Белый поварской колпак.
— Ну и что?
— Миссис Констебль дала именно такой колпак Пеннику и сказала, что он должен его надеть. Поэтому я подумал… — он замолчал. Вики смотрела на него с таким выражением, как будто не верила собственным ушам. — Скорее всего, в этом ничего нет. Это только одна из моих запутанных теорий. Если вы утверждаете, что Пенник не был в вашей комнате, тогда не о чем говорить.
— Этот скромный маленький человечек?
— Это лишь ваша точка зрения. Любопытно, где сейчас находится скромный маленький человечек?
Толстый ковер приглушил шаги Ларри, скачущего через две ступени лестницы. Он тяжело дышал.
— Все в порядке, — заверил он. — Доктор Эйдж сейчас приедет, — Он стиснул свои длинные сильные пальцы. — Слушай, Джон, может быть, это ни на чем не основанная паника, но мне кажется, что мы должны вызвать полицию.
— К чему такая спешка? Почему ты так думаешь?
— Во-первых, доктор Эйдж сказал, что у Сэма было здоровое сердце. А во-вторых, Пенник…
— Ты видел его?
— Если точно придерживаться фактов, — Чейз еще сильнее стиснул пальцы, — то не видел. Не сомневайтесь, однако, он находится там, внизу. Но мы не должны так серьезно воспринимать его глупую болтовню. Я заглянул в столовую. Кухонная дверь закрыта, но Пенник находится там, я слышал, как он насвистывал и мешал салат в деревянной миске, или что-то в этом роде. Да-а, столовая готова: зажжен полный свет, на столе — лучший фарфор и серебро, любимые ирландские салфетки Мины и цветы в вазе. Но стол накрыт только на пять человек.
Часть вторая
Пресса
Глава шестая
Вики спокойно присоединилась к ним.
— Слушайте внимательно и сделайте, что я вам скажу. Останьтесь около него, но к нему не прикасайтесь и не позволяйте никому этого делать. Я вернусь через минуту, — обратился к ним Сандерс.
Он подошел к Мине, мягко ввел ее в комнату и закрыл за собой дверь.
Она не сопротивлялась, но колени у нее начали сгибаться под собственной тяжестью, как будто были из пластилина. Он обнял ее за плечи и ласково усадил в кресло. Она не была еще переодета к ужину, широкий розовый халат закрывал ее с ног до головы. Руки женщины были судорожно стиснуты, а бледное, бессмысленное лицо в обрамлении черных волос производило впечатление трагической маски. На одном из рукавов халата виднелись пятна, похожие на воск. Вся живость Мины куда-то улетучилась. У нее были синие губы и очень частый пульс. Но в тот момент, когда она осознала, что Сандерс не пускает ее к собственному мужу, она начала яростно сопротивляться.
— Успокойтесь, дорогая! Уже ничего нельзя сделать.
— Это неправда, он жив! Жив! Я сама видела…
— К сожалению…
— Вы же должны знать! Вы врач! Вы знали бы, если бы…
Сандерс молча кивнул головой.
После продолжительного молчания, дрожа всем телом, она упала в глубокое кресло. Ужас уступил место боли. Она старалась взять себя в руки, слезы медленно наполняли огромные печальные глаза.
— У него было слабое сердце?
— Что вы сказали?
— У него было слабое сердце, не так ли?
— Да, он всегда… нет, нет, нет! — закричала Мина, придя в себя и глядя на доктора. — У него было сердце, как у быка. Только неделю назад это заявил доктор Эйдж. Думаю, что у немногих людей было такое здоровое сердце, как у Сэма. Но какое это имеет значение теперь? Я не дала ему двух чистых носовых платков. Это было последнее, о чем он меня просил…
— Но что произошло?
— Не знаю, не знаю, не знаю!
— Но почему вы кричали?
— Прошу вас оставить меня одну.
Сандерс старался побороть поднимающееся в нем чувство жалости. Он ласково положил руку ей на плечо.
— Мне очень жаль, дорогая миссис Констебль. Но есть определенные вопросы, которыми следует заняться. Мы должны послать за врачом, лучше всего за вашим домашним врачом, также следовало бы известить полицию. — Он почувствовал, как под его пальцами напряглись мышцы ее тела.
— Если вы расскажете мне, что произошло, я займусь всем этим.
— Да, вы правы, — она пыталась взять себя в руки, но слезы ручьем текли у нее по лицу. — Вы очень добры ко мне. Я все расскажу вам.
— Что произошло?
— Сэм был в своей комнате…
Спальня Мины, в которой они оба сейчас находились, несмотря на множество мелочей, имела довольно суровый вид, это впечатление подчеркивалось весьма скромной меблировкой. Небольшая ванная комната соединяла ее комнату со спальней мужа. Все двери были открыты. Мина выпрямилась, потерла ладонью лоб и дрожащими пальцами показала в направлении спальни Сэма.
— Он был там. Как раз закончил переодеваться. Я сидела у туалетного столика в спальне. Я еще не была готова, потому что должна была помочь ему. Все двери были открыты. Сэм крикнул: «Спускаюсь вниз». Это были его последние слова. Я ответила: «Хорошо, мой дорогой». — Это воспоминание вызвало новый пароксизм слез, хотя глаза ее были совершенно неподвижны.
— Да?
— Я услышала скрип закрываемой двери, той, которая ведет из его комнаты в холл.
Она снова заколебалась.
— И что же дальше?
— Я не была уверена, приготовила ли ему два чистых носовых платка, о которых он просил. Вы понимаете, один в кармашек, а другой для пользования…
— Да?
— Я хотела его спросить… Встала со стула, надела халат, — каждое действие она иллюстрировала жестами, — и пошла… туда… и отворила дверь в холл. Я думала, что он уже внизу. Но нет. Он стоял на лестничной площадке, спиной ко мне. И как будто танцевал и раскачивался…
— Танцевал и раскачивался?
— Так это выглядело. Потом упал. На перила. Я думала, что он перелетит через них. Начала кричать. Я знала, что он умирает.
— Откуда вы могли это знать?
— Я чувствую некоторые вещи.
— И что же дальше?
— Это все. Вы выбежали из своей комнаты. Я слышала, что вы сказали Ларри…
— Благодарю вас. Остальным займусь я сам. Прошу вас ненадолго прилечь. Да, да, вот еще что, вы видели еще кого-нибудь в холле?
— Нет.
— Сколько времени могло пройти с последних слов вашего мужа до того момента, когда вы увидели его в холле?
— Около минуты. А зачем вам это нужно знать?
— Просто я думаю, как долго это могло длиться?
У Сандерса складывалось впечатление, что мысли Мины начинают течь по какому-то скрытому руслу. Он не мог понять изменений, которые наблюдал в ее лице: презрение к себе? Вынашивание решения? Нарастание чувств привело к следующему взрыву.
— Не могу лежать! — рыдала она. — Не хочу лежать! Хочу быть рядом с ним! И думать. Боже, помоги мне!
— Минуточку, дорогая. Вот так. Теперь вам будет гораздо удобнее.
— Не будет…
— Все уже хорошо, — мягко сказал Сандерс. Он стянул с кровати покрывало и укрыл им Мину. — Я сейчас вернусь.
Он задумался, где могут находиться снотворное или успокаивающие таблетки. При буйном воображении Мины, которое временами превращало ее в клубок нервов, такие вещи обязательно должны были находиться в доме. Ему хотелось, чтобы она приняла такую таблетку, прежде чем начнет думать о Германе Пеннике.
Сандерс вошел в ванную и зажег свет. Это было маленькое, влажное помещение: ванна, вешалка для полотенца, умывальник и аптечка. В аптечке, полной бутылочек и лекарств, он нашел картонную коробочку с морфием. Сверху был наклеен рецепт с подписью доктора Д. Л. Эйджа.
Он вынул две таблетки. Запер аптечку и внезапно увидел в зеркале свое собственное отражение.
— Нет! — громко сказал доктор. Он положил таблетки обратно в коробочку, поставил ее на место и вернулся в спальню. Мина лежала спокойно, глаза ее, окруженные темными кругами, были полуоткрыты.
— Я буду здесь рядом, — заверил он ее. — Вы можете назвать мне имя врача вашего мужа.
— Нет… да. Местного? — Она старалась говорить спокойно, — Доктор Эйдж. Вы можете ему позвонить. Гроувтоп, 62.
— Гроувтоп, 62. Погасить свет у кровати?
— Нет.
Он отдернул руку, но причиной этого был совсем не взволнованный голос Мины. Он заметил нечто такое, что обострило его подсознательный страх перед использованием какого-либо лекарственного средства, находящегося в доме Констеблей. Около кровати стоял ночной столик. Рядом с ним — письменный стол с лампой, под которой лежал блокнот, несколько ручек и карандашей и вырванные листы бумаги. Концы всех карандашей были изгрызены и несли на себе следы острых зубов. Под столиком и непосредственно за ним, на расстоянии неполного метра от кровати, находилось несколько небольших полок с книгами. Между Оксфордским словарем, словарем синонимов и толстой записной книжкой с газетными вырезками, Сандерс увидел более высокий, чем остальные книги, тонкий, переплетенный в искусственную кожу альбом; на его корешке была наклейка с небрежно написанным названием: «Новые способы совершения убийств».
Он тихо вышел в холл. Вики и Ларри — уже полностью пришедшие в себя — ждали его, повернувшись спиной к телу, неподвижно лежащему у балюстрады.
— Ну что? — спросил Чейз.
— Ты знаешь, где все находится в этом доме. Иди к телефону, позвони доктору Эйджу, номер Гроувтоп, 62, и попроси, чтобы он приехал сюда как можно скорее. Полиции еще ничего не сообщили.
— Полиции? Что, собственно, ты имеешь в виду, старина?
— Никогда ничего заранее не известно. Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять, что я имею в виду… и, если уж мы об этом заговорили, где Пенник?
Во всем доме, кроме тиканья часов и прерывистых, спазматичных рыданий Мины, не было слышно ни одного звука.
— Я пойду к ней, — сказала Вики, но Сандерс задержал ее.
— Минуточку. Мы должны устроить военный совет, потому что Дело идет к тому, что каждому из нас придется отвечать на ряд вопросов. Казалось бы, крик Мины мог поднять мертвеца из гроба. Где Пенник?
— Почему ты на меня смотришь? — разозлился Ларри. — Откуда, черт побери, я могу знать, куда он девался?
— Оттуда, что ты остался с ним внизу, когда мы пошли переодеваться.
— Ах, вот ты о чем! Но я оставался с ним только несколько минут, и с того времени прошло уже полчаса. Я проводил его на кухню и сказал, чтобы он принялся за работу. Потом пошел в свою комнату и сидел там до сих пор. Какой ты назвал номер? Гроувтоп, сколько? Шестьдесят два. Хорошо. Доктор Эйдж. Сейчас позвоню.
Он повернулся и чуть не споткнулся о тело Сэма Констебля. Несколько секунд постоял неподвижно, потом неожиданно большим прыжком миновал лестницу и спустился вниз. Вики смотрела перед собой с непроницаемым выражением. Она сделала шаг вперед, и снова Сандерс остановил ее.
— Разве не лучше будет, если вы позволите мне пойти к Мине? Эта несчастная женщина доведет себя…
— Прошу послушать, — настойчиво прервал он ее. — Я совершенно не собираюсь командовать вами, но поверьте мне, я уже не раз был замешан в подобные криминальные истории. — «Если говорить честно, то всего один единственный раз, — подумал он, — но это воспоминание преследует меня и по сей день», — и знаю, что, если с самого начала не говорить правду, результатом этого может быть масса различных неприятностей. Вы можете ответить мне на один простой вопрос?
— Нет, я не буду отвечать! Я иду к Мине… — оборвала она, ее голубые глаза сверкнули усмешкой при виде подавленного выражения на лице доктора. — Ну, хорошо. Что это за вопрос?
— Когда вы ворвались в мою комнату… что вас так испугало? Пенник? Он был в вашей комнате?
— Нет, что вы!
Сандерс облегченно вздохнул.
— Тогда все в порядке.
— А как вам пришло в голову, что Пенник был в моей комнате?
— Это не имеет значения. Мне так показалось.
Лицо Вики покрылось румянцем.
— Нет, это как раз имеет значение. Почему вы решили, что Пенник был у меня в комнате? По каким-то непонятным для меня причинам, именно я возбуждаю всегда самые худшие подозрения среди окружающих. Сначала Ларри, потом Сэм, а теперь — вы.
— Мы не подозреваем вас. Мы подозреваем самих себя.
— Я не совсем понимаю вас?
— Прошу прощения, что я говорю об этом. В этих обстоятельствах…
— Ах, Сэм не услышит вас. Он мертв.
— Я только хочу сказать…
— Это я прошу у вас прощения, — прервала она его изменившимся голосом. Она поднесла стиснутый кулачок к губам. После всех событий нервы стали отказывать ей, и она была на грани истерики. Сандерс, однако, упрямо стоял на своем.
— Я должен, черт по… должен знать, что вас так напугало. Скорее всего, дело связано с этим, — он кивнул головой в сторону неподвижного тела Констебля. — Он мертв и не может нас услышать, как вы только что сказали.
— Я понимаю, вы считаете, что я упрямая девица, правда? — спокойно спросила Вики, глядя ему в глаза. — Вы забыли, где я работаю. И также забыли, что я, вероятно, знаю столько же, сколько вы, на тему случаев внезапной смерти. Наверное, вы даже не обратили бы на меня внимания, я только одна из рядовых служащих, которые помогают великим юристам в подготовке дел. Но я не хочу ничего об этом знать. Не хочу!
Она прикоснулась к его руке.
— Почему вы спросили, не был ли у меня Пенник?
— Пойдемте туда. — Сандерс проводил ее до открытой двери в ее комнату. — Прошу вас наклониться и заглянуть под туалетный столик. Видите, что лежит на полу? Белый поварской колпак.
— Ну и что?
— Миссис Констебль дала именно такой колпак Пеннику и сказала, что он должен его надеть. Поэтому я подумал… — он замолчал. Вики смотрела на него с таким выражением, как будто не верила собственным ушам. — Скорее всего, в этом ничего нет. Это только одна из моих запутанных теорий. Если вы утверждаете, что Пенник не был в вашей комнате, тогда не о чем говорить.
— Этот скромный маленький человечек?
— Это лишь ваша точка зрения. Любопытно, где сейчас находится скромный маленький человечек?
Толстый ковер приглушил шаги Ларри, скачущего через две ступени лестницы. Он тяжело дышал.
— Все в порядке, — заверил он. — Доктор Эйдж сейчас приедет, — Он стиснул свои длинные сильные пальцы. — Слушай, Джон, может быть, это ни на чем не основанная паника, но мне кажется, что мы должны вызвать полицию.
— К чему такая спешка? Почему ты так думаешь?
— Во-первых, доктор Эйдж сказал, что у Сэма было здоровое сердце. А во-вторых, Пенник…
— Ты видел его?
— Если точно придерживаться фактов, — Чейз еще сильнее стиснул пальцы, — то не видел. Не сомневайтесь, однако, он находится там, внизу. Но мы не должны так серьезно воспринимать его глупую болтовню. Я заглянул в столовую. Кухонная дверь закрыта, но Пенник находится там, я слышал, как он насвистывал и мешал салат в деревянной миске, или что-то в этом роде. Да-а, столовая готова: зажжен полный свет, на столе — лучший фарфор и серебро, любимые ирландские салфетки Мины и цветы в вазе. Но стол накрыт только на пять человек.
Часть вторая
Темнота
Пресса
30 апреля 1938 г.
«Ист-Суррей морнинг мессенджер»
«Ист-Суррей морнинг мессенджер»
Смерть мистера С.Х.Констебля«Лондон ивнинг гриддл» (последний субботний номер)
Всем многочисленным друзьям мистера Сэмюэля Хобарта Констебля из Форвейза близ Гроувтоп мы приносим печальное известие о его внезапной смерти. У мистера Констебля, согласно полученной нами информации, случился сердечный приступ в тот момент, когда он собирался на ужин.
М-р Констебль, 56 лет, сын сэра Лоуренса Ч. Констебля, владелец текстильных фабрик. Учился в Хартонби, а также в колледже Симона Мага в Кембридже. Под конец первого года обучения решил посвятить себя государственной службе. Его карьера, хоть и не была блистательной, складывалась в самых лучших традициях нашей Империи. После смерти отца в 1921 году отошел от активной работы. В 1928 году женился на мисс Вильгельмине Райт, более известной под псевдонимом Мина Шилдс. Потомства после себя не оставил.
ТАИНСТВЕННАЯ СМЕРТЬ МУЖА СОЗДАТЕЛЬНИЦЫ КРИМИНАЛЬНЫХ РОМАНОВ!«Лондон ивнинг гриддл» (в том же самом номере)
ЧТО ПОСЛУЖИЛО ПРИЧИНОЙ СМЕРТИ? ПОЛИЦИЯ СТОИТ ПЕРЕД ЗАГАДКОЙ
Наш специальный корреспондент Рей Додсворт сообщает:
Сэм Констебль, богатый супруг популярной писательницы Мины Шилдс, потерял сознание и умер вчера вечером на глазах многочисленных приятелей, собравшихся в его сельской резиденции в Суррее.
Что убило его?
Вначале причиной назвали сердечный приступ. Однако доктор Л. Эйдж отказался выдать свидетельство о смерти. Коронер назначил вскрытие, которое было произведено сегодня утром д-ром Эйджем совместно с известным патологом д-ром Джоном Сандерсом. Потом оба доктора удалились на совещание, которое длилось около семи часов.
Почему? Вероятно, нельзя было установить причину смерти. Ни один из внутренних органов умершего не поврежден.
«Имеется ли у врачей какая-либо теория на этот счет?» — с этим вопросом мы обратились к шефу полиции в Суррее, полковнику Ф. Г. Уиллоу.
«Это загадочный случай, — признался полковник. — В эту минуту мне нечего вам сказать».
«Но разве может человек умереть без всякой причины?»
«В эту минуту мне нечего вам сказать», — повторил полковник Уиллоу.
Журналистам не было позволено обратиться с вопросом к гостям, прибывшим на уик-энд в Форвейз — окутанную печалью сельскую резиденцию, где произошла таинственная смерть».
В ПОСЛЕДНЮЮ МИНУТУ!
В связи с таинственной смертью Сэмюэля X. Констебля в Гроувтоп в Суррее направляется старший инспектор Скотланд-Ярда Хамфри Мастерс».
Глава шестая
В воскресенье утром, когда даже природа, казалось, просыпается позднее, сонный свет падал через открытую дверь ресторана гостиницы «Черный Лебедь». Доктор Сандерс сидел у открытого окна в зале, попивая кофе и щуря глаза от солнечного света. В утренней тишине со двора явственно доносились голоса домашней птицы. Неожиданно зашумел автомобиль, и Сандерс почувствовал огромное облегчение при виде широкого, добродушного лица инспектора Мастерса.
— Мое почтение, сэр! — Мастерс стремительно вошел в зал и с довольным видом стал трясти руку Сандерса. — Добрый день, добрый день. Прекрасное утро, не правда ли? Вряд ли это нам поможет.
Несмотря на то, что инспектор любой ценой старался сохранить хорошее настроение, эти слова его несколько смутили.
— Кофе? С удовольствием. Да, доктор, вы выглядите совершенно вымотанным.
— И чувствую себя таковым.
— Думаю, что мы справимся с этим! — утешил его Мастерс. Принесли кофе, и он стал оживленно размешивать его. — А что у вас слышно, сэр? Есть какие-то известия от мисс Блистоун? Как она себя чувствует?
— Насколько мне известно, она чувствует себя замечательно, — проворчал Сандерс, глядя на Мастерса таким ледяным взором, что тот вытаращил глаза и на лице у него выступили красные пятна.
Старший инспектор окинул своего товарища быстрым взглядом и принял неожиданное решение: он пододвинулся к нему вплотную вместе со стулом и заговорил конспиративным тоном:
— В чем дело, сэр? Я не совсем понимаю, почему вы меня так обрезали, когда я спросил о мисс Блистоун, но я знаю, что это не мое дело, и беру свой вопрос назад…
— Прошу прощения. Я не хотел вас обидеть.
Мастерс внимательно посмотрел на него.
— Все в порядке… Перейдем к более важным делам: что за сообщение вы мне принесли? Вы хотели, чтобы я сюда приехал, и вот я здесь. Но вы хорошо знаете, доктор, лучше, чем кто-либо иной, что у меня имеются собственные обязанности. И моей обязанностью является поехать в Гроувтоп и немедленно доложиться у комиссара полиции. Таковы правила игры. Почему же вам так нужно было увидеть меня до этого?
— Потому что я не хочу, чтобы вас на месте хватил удар, — напрямик сказал Сандерс. — Вам и так будет непросто… Я подумал, что небольшая предосторожность не помешает…
— Все так плохо?
— Да.
— Господи помилуй, мы снова впутались в неприятную историю, — проворчал Мастерс — А впрочем, мне все равно. Слишком много я видел за последние шесть или семь лет, и если вы думаете, что меня еще может что-то удивить, то вы ошибаетесь. — Однако было видно, как его охватывает все большее беспокойство. — Итак, в чем тут дело? Из того, что я слышал, не следует никакой причины для тревоги. Жена мистера Констебля видела, как ее супруг вышел из спальни и направился к лестнице. Посередине холла с ним случился приступ, он упал и в течение нескольких минут скончался. Это так?
— Если говорить о фактах, да.
— А если… — Мастерс замолчал и исподлобья взглянул на своего собеседника. — Вы можете рассказать мне что-то еще?
— Очень немногое. И в этом нет ничего сложного… В пятницу вечером в Форвейзе находились шесть человек: мистер и миссис Констебль, мисс Виктория Кин, мистер Лоуренс Чейз, мистер Герман Пенник и я. Непосредственно перед смертью Сэмюэля Констебля все мы находились в разных местах. Мистер Констебль переодевался к ужину в своей спальне, которая через ванную комнату соединяется со спальней его жены. Миссис Констебль переодевалась в своей комнате. Мистер Чейз делал то же самое у себя. Мисс Кин и я разговаривали в моей спальне. Комнаты, которые я назвал, находятся на одном этаже, по трем сторонам четырехугольного холла. Последний гость — Герман Пенник, был в кухне, готовил нам ужин.
Без двух минут восемь Констебль крикнул своей жене, что уже оделся и спускается вниз. Когда он закрыл за собой дверь, миссис Констебль вспомнила, что не уверена, дала ли ему два чистых носовых платка, о которых он просил. Она отворила дверь в холл.
Их комнаты расположены прямо напротив лестницы. Сэмюэль Констебль стоял в холле спиной к жене. То есть, собственно, даже не стоял. Мина Констебль определила «танцевал и раскачивался».
Мастерс вынул записную книжку и положил на стол. Его маленькие глазки смотрели сосредоточенно. Он кожей чувствовал, что последние фразы скрывают в себе какое-то иное значение, но не знал, какое именно.
— Танцевал и раскачивался? Нет, но… но что она хотела этим сказать?
— Она не смогла или не захотела точнее это определить.
— Так. Что же дальше, доктор?
— Он тяжело повалился на перила, ограждающие лестницу, и Мина закричала. Я выбежал в холл несколькими секундами позже. Констебль висел на перилах, по левой руке, поднятой вверх, пробежала судорога, складывалось впечатление, что он сейчас перевалится через перила. Но он осел на пол и умер несколькими секундами позже, когда я уже был около него.
— И в чем была причина? — резко спросил инспектор.
— Сначала я подумал, что это сердце. Очень характерные признаки: внезапная боль, падение, судороги, внезапное понижение температуры и влажность тела. Раньше, в тот же самый вечер, Констебль сказал что-то относительно сердечного приступа, как будто он опасался его. Но мне не понравилось расширенные зрачки. Я спросил миссис Констебль, каково было состояние сердца у ее мужа. Она не смогла ответить ничего вразумительного. Так выглядела ситуация — достаточно простая, вы, наверное, согласитесь — пока я не поговорил с доктором Эйджем, лечащим врачом Констебля.
— Ага… и что же сказал он?
— Что сердце покойного было таким же здоровым, как ваше или мое. Просто он был ипохондрик. Но это еще не все. При вскрытии оказалось, что все внутренние органы умершего в отличном состоянии: мы не нашли ничего, что указывало бы на причину смерти.
— Но найдете, правда, доктор?
— Не понимаю вас.
— Фью, фью… — Мастерс недоверчиво свистнул. — Может быть, это выглядит плохо, согласен; но я не вижу никакого повода для паники. Врачи всегда крутят! Обсуждают, что вызвало смерть…
— Я повторяю вам, что мы не нашли ничего, что могло бы привести к смерти. Если на ваш упрямый лоб свалится дом, может быть, вы, наконец, поймете, почему так важно то, что я говорю! А кроме того — врачи не крутят!
— А что вы думаете об отравлении? — заметил Мастерс таким тоном, как будто делал честное торговое предложение.
— Нет!
— Нет? Это точно?
— Да. Разве что у вас имеется какой-либо неизвестный науке яд, но я не дам себя провести. — Вопреки собственному желанию доктор Сандерс рассмеялся. — Инспектор, могу поклясться чем хотите, что причиной смерти Констебля не был какой-либо яд: жидкий, твердый или газообразный. Доктор Эйдж и я, мы мучились над этим много часов, и, если существует еще какой-то метод исследования, о котором мы забыли, я очень хотел бы о нем услышать. Ничего.
Старший инспектор задумчиво царапал свой подбородок. Он был явно обеспокоен, и на лице его застыло подозрение.
— Что-то тут не в порядке, — заявил он. — Правда? Всегда в организме остается какой-то след. Ведь что-то, в конце концов, должно было умертвить этого типа. Человек не может ни с того ни с сего упасть трупом.
— В том-то и дело, что может, — спокойно сказал Сандерс.
— Я, видимо, плохо расслышал вас, доктор?
— Нет. Я могу вам назвать, по крайней мере, три случая, в которых совершенно нормальный и здоровый человек может умереть без какой-либо видимой причины смерти: внутренней или наружной.
— Это невозможно!
— Почему же?
— Потому что… потому что. Господи, помилуй! — вскричал Мастерс.
Он встал и, нервно позвякивая в кармане монетами, уставился в залитое солнцем окно.
— Хорошо бы мы выглядели! Я спрашиваю вас, что стало бы с полицией, если бы люди, ни с того ни с сего, стали умирать без малейшего указания на то, что их прикончило…
— Вот, вот, уже теплее, уже теплее, Мастерс. Мы еще не попали в цель, но находимся ближе к ней. Если ситуация станет слишком горячей, я написал заявление, которое вы можете передать прессе, разумеется, это заявление не мое, а того, кто представляет авторитет в подобных делах. Это цитата из Тейлора, автора «Теории и практики судебной медицины», следовательно, вы можете избавиться от своих сомнений.
И он склонился над листком бумаги, исписанным его рукой.
— Видите, здесь все изложено, коротко и ясно. Повторяю, я могу назвать вам, по крайней мере, три случая, в которых человек может умереть насильственной смертью без каких-либо следов, указывающих на причину смерти: внутреннего или наружного.
Мастерс бросился на него, как терьер.
— Минуточку! Вы сказали «насильственной смертью». То есть — убийство?
— Да.
— Ага, — сказал он после паузы и уселся на стул. — Не буду отрицать, мне все время приходится узнавать много нового. Но почему-то всегда, когда я разговариваю с вами или сэром Генри Мерривейлом, всплывают дела, от которых бы я с удовольствием отказался. Три способа, не так ли? Ну что ж, доктор, я вас слушаю!
— Мое почтение, сэр! — Мастерс стремительно вошел в зал и с довольным видом стал трясти руку Сандерса. — Добрый день, добрый день. Прекрасное утро, не правда ли? Вряд ли это нам поможет.
Несмотря на то, что инспектор любой ценой старался сохранить хорошее настроение, эти слова его несколько смутили.
— Кофе? С удовольствием. Да, доктор, вы выглядите совершенно вымотанным.
— И чувствую себя таковым.
— Думаю, что мы справимся с этим! — утешил его Мастерс. Принесли кофе, и он стал оживленно размешивать его. — А что у вас слышно, сэр? Есть какие-то известия от мисс Блистоун? Как она себя чувствует?
— Насколько мне известно, она чувствует себя замечательно, — проворчал Сандерс, глядя на Мастерса таким ледяным взором, что тот вытаращил глаза и на лице у него выступили красные пятна.
Старший инспектор окинул своего товарища быстрым взглядом и принял неожиданное решение: он пододвинулся к нему вплотную вместе со стулом и заговорил конспиративным тоном:
— В чем дело, сэр? Я не совсем понимаю, почему вы меня так обрезали, когда я спросил о мисс Блистоун, но я знаю, что это не мое дело, и беру свой вопрос назад…
— Прошу прощения. Я не хотел вас обидеть.
Мастерс внимательно посмотрел на него.
— Все в порядке… Перейдем к более важным делам: что за сообщение вы мне принесли? Вы хотели, чтобы я сюда приехал, и вот я здесь. Но вы хорошо знаете, доктор, лучше, чем кто-либо иной, что у меня имеются собственные обязанности. И моей обязанностью является поехать в Гроувтоп и немедленно доложиться у комиссара полиции. Таковы правила игры. Почему же вам так нужно было увидеть меня до этого?
— Потому что я не хочу, чтобы вас на месте хватил удар, — напрямик сказал Сандерс. — Вам и так будет непросто… Я подумал, что небольшая предосторожность не помешает…
— Все так плохо?
— Да.
— Господи помилуй, мы снова впутались в неприятную историю, — проворчал Мастерс — А впрочем, мне все равно. Слишком много я видел за последние шесть или семь лет, и если вы думаете, что меня еще может что-то удивить, то вы ошибаетесь. — Однако было видно, как его охватывает все большее беспокойство. — Итак, в чем тут дело? Из того, что я слышал, не следует никакой причины для тревоги. Жена мистера Констебля видела, как ее супруг вышел из спальни и направился к лестнице. Посередине холла с ним случился приступ, он упал и в течение нескольких минут скончался. Это так?
— Если говорить о фактах, да.
— А если… — Мастерс замолчал и исподлобья взглянул на своего собеседника. — Вы можете рассказать мне что-то еще?
— Очень немногое. И в этом нет ничего сложного… В пятницу вечером в Форвейзе находились шесть человек: мистер и миссис Констебль, мисс Виктория Кин, мистер Лоуренс Чейз, мистер Герман Пенник и я. Непосредственно перед смертью Сэмюэля Констебля все мы находились в разных местах. Мистер Констебль переодевался к ужину в своей спальне, которая через ванную комнату соединяется со спальней его жены. Миссис Констебль переодевалась в своей комнате. Мистер Чейз делал то же самое у себя. Мисс Кин и я разговаривали в моей спальне. Комнаты, которые я назвал, находятся на одном этаже, по трем сторонам четырехугольного холла. Последний гость — Герман Пенник, был в кухне, готовил нам ужин.
Без двух минут восемь Констебль крикнул своей жене, что уже оделся и спускается вниз. Когда он закрыл за собой дверь, миссис Констебль вспомнила, что не уверена, дала ли ему два чистых носовых платка, о которых он просил. Она отворила дверь в холл.
Их комнаты расположены прямо напротив лестницы. Сэмюэль Констебль стоял в холле спиной к жене. То есть, собственно, даже не стоял. Мина Констебль определила «танцевал и раскачивался».
Мастерс вынул записную книжку и положил на стол. Его маленькие глазки смотрели сосредоточенно. Он кожей чувствовал, что последние фразы скрывают в себе какое-то иное значение, но не знал, какое именно.
— Танцевал и раскачивался? Нет, но… но что она хотела этим сказать?
— Она не смогла или не захотела точнее это определить.
— Так. Что же дальше, доктор?
— Он тяжело повалился на перила, ограждающие лестницу, и Мина закричала. Я выбежал в холл несколькими секундами позже. Констебль висел на перилах, по левой руке, поднятой вверх, пробежала судорога, складывалось впечатление, что он сейчас перевалится через перила. Но он осел на пол и умер несколькими секундами позже, когда я уже был около него.
— И в чем была причина? — резко спросил инспектор.
— Сначала я подумал, что это сердце. Очень характерные признаки: внезапная боль, падение, судороги, внезапное понижение температуры и влажность тела. Раньше, в тот же самый вечер, Констебль сказал что-то относительно сердечного приступа, как будто он опасался его. Но мне не понравилось расширенные зрачки. Я спросил миссис Констебль, каково было состояние сердца у ее мужа. Она не смогла ответить ничего вразумительного. Так выглядела ситуация — достаточно простая, вы, наверное, согласитесь — пока я не поговорил с доктором Эйджем, лечащим врачом Констебля.
— Ага… и что же сказал он?
— Что сердце покойного было таким же здоровым, как ваше или мое. Просто он был ипохондрик. Но это еще не все. При вскрытии оказалось, что все внутренние органы умершего в отличном состоянии: мы не нашли ничего, что указывало бы на причину смерти.
— Но найдете, правда, доктор?
— Не понимаю вас.
— Фью, фью… — Мастерс недоверчиво свистнул. — Может быть, это выглядит плохо, согласен; но я не вижу никакого повода для паники. Врачи всегда крутят! Обсуждают, что вызвало смерть…
— Я повторяю вам, что мы не нашли ничего, что могло бы привести к смерти. Если на ваш упрямый лоб свалится дом, может быть, вы, наконец, поймете, почему так важно то, что я говорю! А кроме того — врачи не крутят!
— А что вы думаете об отравлении? — заметил Мастерс таким тоном, как будто делал честное торговое предложение.
— Нет!
— Нет? Это точно?
— Да. Разве что у вас имеется какой-либо неизвестный науке яд, но я не дам себя провести. — Вопреки собственному желанию доктор Сандерс рассмеялся. — Инспектор, могу поклясться чем хотите, что причиной смерти Констебля не был какой-либо яд: жидкий, твердый или газообразный. Доктор Эйдж и я, мы мучились над этим много часов, и, если существует еще какой-то метод исследования, о котором мы забыли, я очень хотел бы о нем услышать. Ничего.
Старший инспектор задумчиво царапал свой подбородок. Он был явно обеспокоен, и на лице его застыло подозрение.
— Что-то тут не в порядке, — заявил он. — Правда? Всегда в организме остается какой-то след. Ведь что-то, в конце концов, должно было умертвить этого типа. Человек не может ни с того ни с сего упасть трупом.
— В том-то и дело, что может, — спокойно сказал Сандерс.
— Я, видимо, плохо расслышал вас, доктор?
— Нет. Я могу вам назвать, по крайней мере, три случая, в которых совершенно нормальный и здоровый человек может умереть без какой-либо видимой причины смерти: внутренней или наружной.
— Это невозможно!
— Почему же?
— Потому что… потому что. Господи, помилуй! — вскричал Мастерс.
Он встал и, нервно позвякивая в кармане монетами, уставился в залитое солнцем окно.
— Хорошо бы мы выглядели! Я спрашиваю вас, что стало бы с полицией, если бы люди, ни с того ни с сего, стали умирать без малейшего указания на то, что их прикончило…
— Вот, вот, уже теплее, уже теплее, Мастерс. Мы еще не попали в цель, но находимся ближе к ней. Если ситуация станет слишком горячей, я написал заявление, которое вы можете передать прессе, разумеется, это заявление не мое, а того, кто представляет авторитет в подобных делах. Это цитата из Тейлора, автора «Теории и практики судебной медицины», следовательно, вы можете избавиться от своих сомнений.
И он склонился над листком бумаги, исписанным его рукой.
«Среди людей, не имеющих научной подготовки в этой области, существует убеждение, что никто не может умереть внезапной смертью, если организм особы не получит смертельного ранения — то есть видимого, механического повреждения какого-либо из органов или кровеносных сосудов, необходимых для жизни. Это убеждение ошибочно, поскольку смерть может наступить в результате нарушения функции необходимого для жизни органа без обязательного видимого изменения его строения».Он отодвинул листок от себя.
— Видите, здесь все изложено, коротко и ясно. Повторяю, я могу назвать вам, по крайней мере, три случая, в которых человек может умереть насильственной смертью без каких-либо следов, указывающих на причину смерти: внутреннего или наружного.
Мастерс бросился на него, как терьер.
— Минуточку! Вы сказали «насильственной смертью». То есть — убийство?
— Да.
— Ага, — сказал он после паузы и уселся на стул. — Не буду отрицать, мне все время приходится узнавать много нового. Но почему-то всегда, когда я разговариваю с вами или сэром Генри Мерривейлом, всплывают дела, от которых бы я с удовольствием отказался. Три способа, не так ли? Ну что ж, доктор, я вас слушаю!