Страница:
Какъ и вся Восточная Церковь, русское христiанство теоретически совершенно не интересуется мучительнымъ для Запада вопросомъ о свобод? и благодати. Онъ зд?сь кажется искусственнымъ, даже какъ бы не христiанскимъ, поставленнымъ, какъ бы языческой гордостью. Вопросъ предр?шается для русскаго религiознаго сознанiя психологически, какъ самоочевидный. Восточному сознанiю вообще чужда претензiя какой бы то ни было личности сводить счеты съ Богомъ, думать о какихъ то своихъ силахъ и т?мъ бол?е «заслугахъ». Ему не надо было исканiй Августина, мукъ Лютера и героизма Кальвина, чтобы познать всю глубину откровенiя Павлова о спасенiи только благодатью, даромъ даруемою за в?ру. Со своимъ отт?нкомъ и на своемъ психологическомъ язык? русскiй называетъ эту благодать «милосердiемъ», «милосердной любовью Божiей», выстраданной страданiями Первомученника за вс?хъ – Господа Іисуса.
Когда русская душа ставится предъ вопросомъ о любви къ Богу и ближнему, она опять чувствуетъ опасность согр?шить какой-то гордостью. Она почти не см?етъ помышлять, о томъ, что «именно она» любитъ Бога. Н?тъ, она сладостно думаетъ, она непоколебимо знаетъ и она безконечно ут?шается, проливая потоки слезъ радости о томъ, что «мы возлюблены Богомъ», такъ что «онъ и Сына Своего Единороднаго далъ» за насъ (Іоан. 3, 16), недостойныхъ, гр?шныхъ, окаянныхъ. «Богъ есть любовь» (I Іоан. 4, 9) – вотъ что зачаровало рускую душу въ писанiяхъ возлюбленнаго ученика Христова. Не наша любовь къ Богу интересуетъ ее, а любовь Божiя къ намъ. Она такъ безконечна и всемогуща, что и таинственный вопросъ о в?чныхъ мученiяхъ и дiавол?, безъ справки съ мн?нiями Оригена, безъ еретическихъ раздоровъ, интимно, эзотерически, р?шается въ смысл? всеобщаго апокатастасиса (I Кор. 15, 28), конечнаго спасенiя вс?хъ въ «объятiяхъ Любви Отчей».
Наша любовь къ Богу мыслится уже какъ естественный отв?тный откликъ на этотъ безконечный даръ любви Божiей къ намъ. А къ ближнему? Къ ближнему тоже не въ дух? сильнаго, помогающаго слабому, а въ дух? равно безсильнаго, гр?шнаго ничтожнаго, сострадающаго страждующему брату. Любовь смиренная и сострадательная.
Зд?сь мы должны подчеркнуть новую особенность русскаго религiознаго самочувствiя. Въ немъ на первомъ м?ст? стоитъ не царственная доброд?тель любви, а доброд?тель смиренiя, точь въ точь, какъ въ аскетическихъ руководствахъ восточныхъ подвижниковъ. И это не потому, что вычитано изъ нихъ, а это такъ дано психологически, естественно, и только подкр?плено чтенiемъ отцовъ-пустынниковъ. Аскетическое сознанiе своей нечистоты предъ святостью Божiей зд?сь соединено съ моральнымъ и онтологическимъ ничтожествомъ твари предъ Творцомъ. Простой русскiй монахъ говоритъ мiрянину: «Помни, что Богъ сд?лалъ мiръ изъ ничего. Такъ и ты сознавай до конца, что ты ничто предъ Нимъ. Только тогда Онъ начнетъ творить изъ тебя н?что». Абсолютное смиренiе – это начало, корень, основанiе, источникъ всего христiанскаго пути.
Смиренiе приводитъ къ другой любимой русской лушой доброд?тели: – къ терп?нiю въ страданiяхъ. Историческiя воспоминанiя русскаго народа полны памятью о перенесенныхъ страданiяхъ. Что жизнь есть страданiе – это очень близко къ русскому опыту и русскому вниманiю. Идея состраданiя привлекаетъ русское сердце въ Евангелiи. Христосъ воспринимается, какъ «закланный Агнецъ» (Іоан. 1, 29), какъ агнецъ и уничиженный рабъ Іеговы пророка Исаiи (Ис. 53), какъ «зракъ раба прiемшiй» (Флп. 2, 7). Смиренн?йшiй и Кротчайшiй въ страданiяхъ Первомученникъ. Несенiе креста за Нимъ, сомученичество ему и состраданiе во имя Христа вс?мъ страждущимъ собратiямъ есть адекватная русской душ? форма любви къ ближнему. Это – не д?ятельная гуманитарная форма филантропiи. Это – сочувственное разд?ленiе вм?ст? съ страдающимъ братомъ несомаго имъ креста долготерп?нiя.
Но вм?ст? съ т?мъ русское христiанство не есть «голго?ское христiанство», какъ пытались истолковать его н?которые. Его вершина въ исключительно ликующемъ празднованiи Пасхи. Не Голго??, а Воскресенiю Христа придаетъ восточная и русская душа въ частности р?шающее значенiе. Рождество Христово не вызываетъ еще въ ней полной радости. Впереди еще страданiя всей жизни и Голго?а. Только съ Пасхой приходитъ безоблачное ликованiе. Тутъ русская душа, тоскующая о преображенiи всего земного въ небесное, д?йствительно предощущаетъ это преображенiе въ необычайномъ радостномъ экстаз?. Духовное и физическое ликованiе въ эту святую ночь въ богослуженiи и въ душахъ в?рующихъ столь необычно, чудесно, что превосходитъ духовную радость другихъ таинствъ и однимъ выдающимся русскимъ iерархомъ истолковано, какъ именно таинство, какъ особая благодать. И это толкованiе понятно русской душ?. Генiальный русскiй писатель Н. В. Гоголь пророчествовалъ, что еще будетъ моментъ, когда Воскресенiе Христово будетъ праздноваться въ русской земл? особенно и чрезвычайно, какъ нигд? въ мiр?.
Не случится ли это вскор?, когда Пилатова печать, приложенная III Интернацiоналомъ къ трехдневному гробу «Святой Руси», безсильно спадетъ съ нея?
Когда русская душа ставится предъ вопросомъ о любви къ Богу и ближнему, она опять чувствуетъ опасность согр?шить какой-то гордостью. Она почти не см?етъ помышлять, о томъ, что «именно она» любитъ Бога. Н?тъ, она сладостно думаетъ, она непоколебимо знаетъ и она безконечно ут?шается, проливая потоки слезъ радости о томъ, что «мы возлюблены Богомъ», такъ что «онъ и Сына Своего Единороднаго далъ» за насъ (Іоан. 3, 16), недостойныхъ, гр?шныхъ, окаянныхъ. «Богъ есть любовь» (I Іоан. 4, 9) – вотъ что зачаровало рускую душу въ писанiяхъ возлюбленнаго ученика Христова. Не наша любовь къ Богу интересуетъ ее, а любовь Божiя къ намъ. Она такъ безконечна и всемогуща, что и таинственный вопросъ о в?чныхъ мученiяхъ и дiавол?, безъ справки съ мн?нiями Оригена, безъ еретическихъ раздоровъ, интимно, эзотерически, р?шается въ смысл? всеобщаго апокатастасиса (I Кор. 15, 28), конечнаго спасенiя вс?хъ въ «объятiяхъ Любви Отчей».
Наша любовь къ Богу мыслится уже какъ естественный отв?тный откликъ на этотъ безконечный даръ любви Божiей къ намъ. А къ ближнему? Къ ближнему тоже не въ дух? сильнаго, помогающаго слабому, а въ дух? равно безсильнаго, гр?шнаго ничтожнаго, сострадающаго страждующему брату. Любовь смиренная и сострадательная.
Зд?сь мы должны подчеркнуть новую особенность русскаго религiознаго самочувствiя. Въ немъ на первомъ м?ст? стоитъ не царственная доброд?тель любви, а доброд?тель смиренiя, точь въ точь, какъ въ аскетическихъ руководствахъ восточныхъ подвижниковъ. И это не потому, что вычитано изъ нихъ, а это такъ дано психологически, естественно, и только подкр?плено чтенiемъ отцовъ-пустынниковъ. Аскетическое сознанiе своей нечистоты предъ святостью Божiей зд?сь соединено съ моральнымъ и онтологическимъ ничтожествомъ твари предъ Творцомъ. Простой русскiй монахъ говоритъ мiрянину: «Помни, что Богъ сд?лалъ мiръ изъ ничего. Такъ и ты сознавай до конца, что ты ничто предъ Нимъ. Только тогда Онъ начнетъ творить изъ тебя н?что». Абсолютное смиренiе – это начало, корень, основанiе, источникъ всего христiанскаго пути.
Смиренiе приводитъ къ другой любимой русской лушой доброд?тели: – къ терп?нiю въ страданiяхъ. Историческiя воспоминанiя русскаго народа полны памятью о перенесенныхъ страданiяхъ. Что жизнь есть страданiе – это очень близко къ русскому опыту и русскому вниманiю. Идея состраданiя привлекаетъ русское сердце въ Евангелiи. Христосъ воспринимается, какъ «закланный Агнецъ» (Іоан. 1, 29), какъ агнецъ и уничиженный рабъ Іеговы пророка Исаiи (Ис. 53), какъ «зракъ раба прiемшiй» (Флп. 2, 7). Смиренн?йшiй и Кротчайшiй въ страданiяхъ Первомученникъ. Несенiе креста за Нимъ, сомученичество ему и состраданiе во имя Христа вс?мъ страждущимъ собратiямъ есть адекватная русской душ? форма любви къ ближнему. Это – не д?ятельная гуманитарная форма филантропiи. Это – сочувственное разд?ленiе вм?ст? съ страдающимъ братомъ несомаго имъ креста долготерп?нiя.
Но вм?ст? съ т?мъ русское христiанство не есть «голго?ское христiанство», какъ пытались истолковать его н?которые. Его вершина въ исключительно ликующемъ празднованiи Пасхи. Не Голго??, а Воскресенiю Христа придаетъ восточная и русская душа въ частности р?шающее значенiе. Рождество Христово не вызываетъ еще въ ней полной радости. Впереди еще страданiя всей жизни и Голго?а. Только съ Пасхой приходитъ безоблачное ликованiе. Тутъ русская душа, тоскующая о преображенiи всего земного въ небесное, д?йствительно предощущаетъ это преображенiе въ необычайномъ радостномъ экстаз?. Духовное и физическое ликованiе въ эту святую ночь въ богослуженiи и въ душахъ в?рующихъ столь необычно, чудесно, что превосходитъ духовную радость другихъ таинствъ и однимъ выдающимся русскимъ iерархомъ истолковано, какъ именно таинство, какъ особая благодать. И это толкованiе понятно русской душ?. Генiальный русскiй писатель Н. В. Гоголь пророчествовалъ, что еще будетъ моментъ, когда Воскресенiе Христово будетъ праздноваться въ русской земл? особенно и чрезвычайно, какъ нигд? въ мiр?.
Не случится ли это вскор?, когда Пилатова печать, приложенная III Интернацiоналомъ къ трехдневному гробу «Святой Руси», безсильно спадетъ съ нея?