Крис Картер
Дом. Файл №403

   «У них там своего рода пародия на человеческое общество.., У них есть то, что они называют Законом. Они поют гимны о том, будто все принадлежит мне, их творцу. Они сами строят себе пещеры, собирают плоды, рвут травы и даже заключают браки. Но я вижу их насквозь, вижу самую глубину их душ и нахожу там только зверя».
Герберт Уэллс «Остров доктора Моро»

1

   Ночь. Гроза. Старый дом
   В доме нет электрического освещения, и кромешную тьму рассеивают лишь кратковре менные вспышки молний. В мертвенных отсветах мощных разрядов, бьющих с небес, виден стол. На столе лежит женщина — или некое существо, похожее на женщину. Она кричит от боли. Хрипло переводит дыхание и снова кричит.
   Трое стоят над ней в полном молчании. Один из них — самый высокий и крепко сложенный — находится в ногах у женщины. Он принимает, роды.
   Именно это таинство и происходит в старом доме. Женщина на столе кричит, а трое ждут, когда ее чрево исторгнет на свет божий младенца. Или существо, похожее на младенца.
   В конце концов этот кошмар подходит к концу, и в отсветах молний посторонний наблюдатель увидел бы красную макушку маленького существа, проталкиваемого по родовому каналу. Но постороннего наблюдателя здесь нет — здесь только свои.
   Высокий протягивает руку, он ничего не говорит, но его понимают без слов. В руку ему вкладывают вилку, и он снова наклоняется к женщине, чтобы проделать этим не уместным в данной ситуации инструментом какую-то манипуляцию — возможно, вскрыть плодный пузырь.
   Женщина снова заходится в крике, ее огромный живот напрягается в последний раз, и в доме слышен новый крик — жалостный, слабый, прерывающийся — крик ребенка, пришедшего в этот мрачный неустроенный мир в его самые роковые минуты.
   В руке у высокого появляются большие ножницы, и этими ножницами он, не долго думая, перерезает скользкую от крови матери пуповину.
   Женщина на столе затихает. Наверное, она потеряла сознание. Трое разглядывают ребенка. Они даже не пытаются его утешить, хотя младенец продолжает хныкать.
   По-прежнему не проронив ни слова, высокий заворачивает ребенка в грязную тряпицу и идет из дома. Двое следуют за ним. По дороге один из них захватывает совко-чую лопату.
   Эти трое выходят на террасу, спускаются по скрипучей деревянной лестнице. Не обращая внимания на сильный дождь и молнии, проходят мимо остова старого автомобиля со смытым в гармошку капотом, мимо бочки для дождевой воды, наполненной сегодня доверху — к бочке прислонена ручная коса. Вот они за изгородью, на «ничейной» земле. Высокий отдает хнычущего младенца и начинает копать жидкую грязь, в которую превратилась под ливнем жирная плодородная почва. Он налегает на лопату, но копает неглубоко. Ребенок плачет, и тут у одного из троих — у худого, нескладного с лысым бугристым черепом — не выдерживают нервы: он поднимает лицо к черному жестокому небу и горестно воет. И в его вое нет ничего человеческого…

2

   «Ничейная» земля Хоум, Пенсильвания
   — Ну что, играем? Раз, два, три, давай!..
   К сожалению, ни одному европейцу (за исключением, пожалуй, англичан), ни русскому, ни тем более китайцу не оценить по достоинству всех прелестей истинно американской игры — бейсбола. Но о проблемах всех перечисленных народностей ничего не знают, да и не хотят знать шестеро подростков, собравшихся одним ясным теплым утром в середине августа на «ничейной» земле вблизи фермы Пиклоков.
   Заводилой был светловолосый парнишка в красной футболке и джинсах, он же исполнял роль отбивающего — бэттера. Напротив него в качестве подающего — питчера — стоял другой подросток, чернявый, с надвинутой на глаза бейсбольной кепкой, одетый в черную футболку и холщовые штаны. Ему было явно не по себе здесь, но он старался этого не выказывать.
   — Мяч грязный, — пожаловался он.
   — Хватит ныть! — прикрикнул на него светловолосый заводила. — Сначала ты не хотел играть, потому что сыро. Теперь тебя мяч не устраивает. В конце концов, мы будем сегодня играть или нет? Подавай!
   Делать нечего. Питчер в кепке встал в позицию для броска, размахнулся и кинул мяч.
   — Ого!
   Светловолосый не промахнулся. Мяч, отбитый вверх и в сторону, вылетел за пределы игровой площадки и далеко откатился. Третий игрок — рыжий и веснушчатый тинейджер с перчаткой-ловушкой — кэтчер — побежал за ним, но остановился, не дойдя нескольких шагов, потому как уткнулся в изгородь из натянутой колючей проволоки. Веснушчатое лицо вытянулось.
   — Эй, ну ты чего? — позвал подающий сердито.
   — Мяч укатился на землю Пиклоков… сообщил рыжий, возвращаясь.
   Обычно подростки склонны подначивать друг друга на участие в разных опасных авантюрах. Но только не в этом случае. Тинейджеры переглянулись и притихли.
   — Ладно, — сказал светловолосый заводила, — у меня есть еще один мяч.
   Все заметно повеселели, занимая исходные, предписанные правилами игры, позиции.
   — Хватит, — призвал друзей к порядку и сосредоточенности бэттер, — давайте играть.
   Наклонившись, он зачерпнул горсть еще сыроватой после вчерашнего ливня земли, растер ее между пальцами, чтобы они не скользили по бите, когда он будет отбивать мяч. Питчер снова изготовился к броску, высматривая прорехи в обороне отбивающего. Тот отвел биту назад и, стараясь найти более устойчивое положение, переминался на месте. В какой-то момент почва вдруг подалась под его ногой, обутой в поношенную кроссовку. Парнишка отшатнулся, и тут питчер кинул мяч. Но светловолосому бэттеру больше не было дела до игры — он закричал от ужаса. Потому что в том месте, где только что находилась его нога, из земли торчала окровавленная детская ручка.
   Подростки сразу разбежались кто куда, а бейсбольный мяч так и остался лежать на зеленой траве.

3

   «Ничейная» земля Хоум, Пенсильвания
   Специальный агент Фокс Молдер наклонился и подобрал лежащий в траве бейсбольный мяч. Хорошая погода, живая природа, мычание коров, патриархальный, почти не тронутый цивилизацией пейзаж — все это в комплексе поднимало ему настроение, заметно подпорченное сразу после того, как он узнал, каким делом на этот раз им со Скалли придется заниматься. Молдер вдохнул чистый, напоенный ароматами лета воздух и улыбнулся.
   Пока Молдер предавался благодушествованию, специальный агент Дэйна Скалли с помощью рулетки производила замеры следов, оставленных в непосредственной близости от трупика ребенка, которого день назад обнаружила здесь группа подростков. Когда Молдер приблизился к ней, поигрывая зажатым в руке мячом, Скалли прервала свое занятие и начала излагать то, что ей удалось выяснить в ходе первичного осмотра места преступления:
   — Следы от лопаты свидетельствуют о том, что ее лезвие составляет примерно десять или одиннадцать дюймов в ширину. Уступ на правой стороне следа говорит о том, что копал левша. Хотя дети тут сильно все перетоптали, я думаю, что парочка вот этих отпечатков имеет значение для нашего следствия — они слишком велики, чтобы быть оставленными подростками.
   На Молдера ее слова не произвели заметного впечатления.
   — Мне кажется, тебе надо уйти из ФБР и пожить жизнью простого народа, — заявил он. — Понюхай, как пахнут мячи, — с блаженной улыбкой Молдер сунул грязный бейсбольный мяч под нос напарнице. — Ты помнишь детство? Помнишь, во что мы играли тогда? Я вот вспоминаю свою сестру, и как мы играли в прятки в винограднике, как катались на велосипедах и ели бутерброды с ветчиной. И не было никаких сотовых телефонов, модемов, факсов… двери не запирались…
   Скалли пристально посмотрела на него.
   — Если у тебя хотя бы на пару минут отнять сотовый телефон, — сказала она с ноткой сарказма в голосе, — ты тут же умрешь от острого приступа информационной недостаточности.
   Но смутить специального агента Молдера по прозвищу Призрак было непросто.
   — Непрерывно находиться в информационном поле меня вынуждает моя работа. Но если бы я мог осесть где-нибудь среди живой природы, построить симпатичный домик, вроде этого…
   Он с мечтательным видом указал на большой деревянный дом с многочисленными пристройками, возвышавшийся неподалеку и окруженный оградой из натянутой колючей проволоки. Честно говоря, этот дом не производил впечатления уютного гнездышка, в котором хотелось бы осесть, выйдя на пенсию, — при взгляде на него возникало ощущение беспричинной тревоги и даже страха, как на дом, о котором точно известно — здесь водятся приведения. Поэтому непонятно было: то ли Молдер иронизирует, когда рассуждает о «симпатичном домике», то ли здесь попахивает особой формой извращения.
   — Это будет как жизнь в склепе, — ответила ему Скалли.
   В этот момент входная дверь, ведущая в дом, названный «склепом», распахнулась, и на террасе появились трое мужчин. Расстояние от места преступления до дома было изрядным, но даже отсюда было видно, насколько эти трое уродливы. Их лица были словно вылеплены из воска, при этом неведомый скульптор, вылепивший их, кажется, старался выпятить в человеческих лицах только звериные черты — наверное, так выглядели лица наших доисторических предков, живших в те далекие и простые времена, когда даже рабовладельческий строй казался светлой мечтой о лучшем будущем человечества.
   Резко прозвучал сигнал клаксона. К месту преступления, заботливо отгороженного от остального мира красными ленточками, подкатил белый «лендровер». Из «лендровера» выбрался высокий— крепкий негр с блестящей звездой шерифа на груди. Приветливо улыбаясь, он подошел к специальным агентам.
   — Агенты Молдер и Скалли, если не ошибаюсь? — спросил он. — Здравствуйте. Я шериф Энди Тейлор.
   — Что, серьезно? — кисло осведомился Молдер: о самосозерцании можно было забыть, и его настроение стало стремительно ухудшаться.
   Шериф проигнорировал его замечание.
   — Большое спасибо за то, что вы приехали, — продолжал он, посерьезнев. — В Хоу-ме за порядком следим только я и мой помощник. Черт возьми, ничего подобного этому происшествию у нас никогда не было, и мы даже подумать не могли, что такое возможно!..
   — Когда-нибудь нужно начинать, — обронил циничный Молдер.
   — Скажите, шериф, — обратилась к Тейлору Скалли, — у вас есть какие-нибудь соображения по поводу происшедшего? Версии? Или подозреваемые?
   Подумав, шериф ответил так:
   — Население Хоума — всего несколько сотен человек, и я уже почти всех опросил. Но никто ничего не видел. И не знает.
   — Здесь не было беременных женщин, исчезнувших без объяснения причин?
   — Нет. Я только что видел Мэри Эллен и Нэнси. У них все в порядке.
   — А кто живет вон в том доме? — поинтересовалась Молдер у шерифа. — Вы допрашивали их? Мне кажется, они все время наблюдают за нами.
   Шериф помрачнел и насупился. Было видно, как не хочется ему отвечать на этот последний вопрос. Но и не ответить он не мог.
   — Эта ферма принадлежит семье Пикло-ков, — сообщил он без энтузиазма. — Когда-то это была большая семья. Но сейчас осталось только трое. Три брата. Их родители попали в очень серьезную автокатастрофу. Мы думаем, что они мертвы.
   — Вы только лишь думаете?] — изумилась Скалли.
   — Когда это произошло, мы вызвали медиков. Но братья уже отнесли родителей в дом и отказались кого-либо пускать внутрь. Мы не видели старших Пиклоков десять лет. Поэтому и думаем, что они умерли.
   — Ну, а самих братьев вы допрашивали? И снова шерифу не хочется отвечать, и снова он принуждает себя, стараясь не выдать своих истинных чувств.
   — Понимаете, — обратился он к Скалли, — Пиклоки построили эту ферму еще во времена Гражданской войны. У них до сих пор нет электричества, нет водопровода, нет отопления. Они сами разводят свиней, пасут коров…
   — И все же они были ближе всего к месту преступления, — указала на очевидное Скалли.
   — Пиклоки — малообщительные ребята, — пояснил шериф. — Они ни с кем не хотят разговаривать. И никого к себе не пускают. Это их право, а мы уважаем право частной собственности.
   — И все же они свидетели, — указал на еще более очевидное Молдер.
   Шериф вздохнул, оглядываясь вокруг.
   — Этот город — мой дом note 1, — сказал он. — Я люблю свой дом. Здесь тихо и мирно. Я даже не ношу револьвер. Я слышал о всяких ужасах, которые происходят за стенами моего дома. Но здесь ничего подобного не было и нет. В то же время я понимаю: ничто не вечно. Внешний мир нас найдет и переделает на свой лад. Когда я увидел мертвого ребенка в земле, я понял, что день этот пришел. Я очень хочу найти гада, который это сотворил, но я не хотел бы тревожить кого-то в моем городе без особой нужды и уж тем более что-то менять. Я, конечно, понимаю, что вы из ФБР, а Федеральное Бюро действует своими методами, но мне больше не к кому обратиться. Я сам позвонил в агентство в Питсбург, а когда я описал жертву, мне сказали, что я должен встретиться с вами.
   — Ну что ж, — сказал Молдер деловито, — в таком случае давайте посмотрим на жертву.

4

   Офис шерифа, Хоум, Пенсильвания
   Офис шерифа, как и все в городке Хоум, носил на себе отпечаток провинциальности. Сразу было видно, что шерифу и его помощнику не приходится каждый день сталкиваться с уличными наркоторговцами, вульгарными проститутками, распоясавшимися рокерами или малолетними хулиганами из гетто — стражи закона в Хоуме обходились скромным помещением, разделенным лишь дубовой стойкой, вмещавшим два стола, небольшой шкафчик с картотекой и стенд, на котором шериф развешивал различные приказы и постановления, спускаемые ему из Питсбурга. Господи, да здесь не было даже самого примитивного компьютера!
   Матерчатый сверток с жертвой шериф Тейлор извлек из морозильной камеры обыкновенного холодильника, в котором, по всей видимости, до сего момента не хранилось ничего, кроме одной-двух упаковок пива.
   — У нас нет ни морга, ни лаборатории, -говорил шериф, и было неясно, то ли он жалуется, то ли, наоборот, гордится своим тихим городком, которому не нужны ни морг, ни патологоанатомическая лаборатория. — Здесь есть комната внизу — она удобнее. Так что, если вы не возражаете…
   — Конечно, — легко согласилась Скалли.
   Когда они выходили из офиса, навстречу им попался молодой худощавый человек с обветренным лицом.
   — Да, кстати, это мой помощник Барни, — представил шериф молодого человека.
   — Приветствую! — сказал Барни, но произнес это без всякой приветливости, так, чтобы ясно было: ему, как и.Тейлору, не нравится вторжение чужаков в уютный мирок Хоума.
   Помещение внизу, о котором говорил шериф и которое, по его мнению, было более приспособлено для патологоанатомического осмотра, оказалось малогабаритной туалетной комнатой.
   — Здесь тесновато, — заметила Скалли. Щериф решил оправдаться:
   — Поймите меня правильно, — сказал он. — Люди заходят в офис. Я бы не хотел, чтобы они вам мешали.
   — А нельзя ли просто запереть дверь? — предложил Молдер.
   — Все в городе знают, что я никогда не запираю дверь. И если я сделаю это, сразу поползут какие-нибудь слухи…
   Молдер и Скалли переглянулись. Молдер едва заметно пожал плечами.
   — Что ж, — сказала Скалли, — мы не смеем вас больше задерживать.
   Когда шериф вышел из туалетной комнаты, спецагенты склонились над свертком. Скалли открыла свой бездонный кейс и извлекла оттуда пару стерильных перчаток, пинцет и скальпель. Затем развернула сверток.
   — О боже! — произнесла она, шокированная увиденным.
   Молдер, не отличавшийся крепкостью нервов, когда приходилось иметь дело с полуразложившимися трупами, поспешно отвернулся. Скалли взяла скальпель и сделала первый надрез на маленьком изуродованном тельце.
   — Молдер, — после естественной паузы обратилась она к напарнику, — это что-то невероятное. Такое ощущение, будто у ребенка имеются все пороки развития, какие только известны науке. Надо обязательно взять образец ДНК для лаборатории криминалистики — пусть они сделают подробный анализ. Но похоже, что здесь и микроцефалия, и синдром Шерешевского-Тернера, и болезнь Шпильмайера-Фогта… Я даже не знаю, с чего начать…
   — Наша задача сейчас, — отозвался Молдер, избегая смотреть на страшный сверток, — определить, что стало причиной смерти ребенка: естественный процесс или… э-э… насильственные действия. Вот в этом направлении и следует двигаться.
   Скалли вернулась к работе. Некоторое время в туалетной комнате царила почти гробовая тишина. Потом Скалли выпрямилась и сообщила:
   — Посмотри-ка вот сюда. В носу и во рту произошла окклюзия. Они забиты грязью. Значит, он еще дышал, когда его засыпали землей.
   — Убийство, — подытожил Молдер. — Это совсем другое дело.

5

   Городской сквер Хоум, Пенсильвания
   Покинув офис шерифа — двухэтажное белое здание с колоннами в псевдороманском стиле, — Молдер и Скалли отправились перекусить. По дороге Молдер отметил, что его старый друг и коллега чем-то опечалена — как будто этот уродец, отягощенный массой наследственных болезней, для нее нечто большее, чем просто жертва очередного жестокого убийства. Дело, конечно, нренеприятнейшее, но, с другой стороны, такова участь всех федеральных агентов — заниматься неприятными делами, пора бы уже и привыкнуть.
   Все разъяснилось довольно быстро. Невысказанный вопрос, что называется, витал в воздухе, и, когда, пообедав, спецагенты присели на скамейке в городском сквере, Скал л и решила поделиться с Молдером тем, что ее беспокоит.
   — Представь себе, — сказала она, — женщина надеется, ждет, что у нее родится хороший здоровый ребенок, а природа так с ней жестоко поступает — что она чувствует тогда?..
   Молдер решил, что в этой ситуации лучший ответ — циничный.
   — Ну, в данном конкретном случае чувствует она немного, — заявил он. — Эта, с позволения сказать, женщина просто взяла и выбросила ребенка вместе с мусором.
   — Я просто пытаюсь представить себя на месте этой матери…
   — А почему, собственно? У вас в семье есть наследственные болезни?
   — Нет.
   — Тогда не понимаю, в чем загвоздка, — Молдер подумал, что пора бы сменить тон, но его уже понесло. — Найди себе мужчину, — посоветовал он, — с проверенной генетической картой и начинай штамповать суперагентов Скалли в большом количестве.
   Скалли тяжко вздохнула. Наверное, она уже не видела особого смысла в дальнейшем продолжении беседы на эту тему, однако все-таки спросила:
   — А как дела у тебя?
   Молдер приосанился и поглядел орлом.
   — За исключением контактных линз, — сказал он, — реальной опасности быть похищенным инопланетянами, а также участия в мировом террористическом заговоре против человечества, с Фоксом Молдером все в порядке.
   — Я рада за тебя. Они помолчали.
   — Возможен и такой вариант, — сказал Молдер, разглядывая носки собственных ботинок. — Молодые родители, увидев страшного ребенка, избавились от него. Это, без сомнения, убийство, но это не дело для специальных агентов. Пусть убийством занимается полиция штата.
   Скалли удивилась:
   — Ты хочешь умыть руки? Не похоже на тебя, Молдер.
   — В убийстве ребенка нет ничего аномального или сверхъестественного. Это происходит сплошь и рядом. И более здоровых детей убивают, насилуют…
   — А если на основании предварительного осмотра я тебе скажу, что этот ребенок не мог быть зачат естественным путем?
   Молдер встрепенулся. Как гончая, почуявшая запах лисицы.
   — Ты серьезно?
   — Все генетические дефекты, которые мы видели, не являются доминантными мутациями, — пояснила свою мысль Скалли. — Они могли появиться только в том случае, если несколько поколений этой семьи занимались близкородственным скрещиванием.
   — Инцест? — Молдер был явно разочарован. — Извини, но и это не аномальное явление. Возьми хотя бы Пиклоков — где они будут снимать девочек с такими рожами?
   Скалли вздрогнула.
   — Погоди-ка, Молдер… Ты говоришь, Пиклоки? А ведь это идея. Шериф говорил, что они чуть ли не с Гражданской войны живут изолированно, их дом стоит ближе других к месту преступления — все сходится, Молдер! Это их ребенок!
   — Возможно, — согласился Молдер, — но сестры-то у них нет. А мать умерла десять лет назад.
   — Но если инстинкт размножения у братьев Пиклоков достаточно силен, они будут удовлетворять его любым способом. Я думаю, женщина, родившая этого ребенка, стала матерью не по своей воле.
   — Похищение? А вот это действительно находится под юрисдикцией ФБР.
   Молдер встал. Теперь, когда рабочая версия была выработана, а роли расписаны, к Молдеру вернулась свойственная ему энергичность.
   — Эй, Скалли, — позвал он с улыбкой, — а ведь я никогда раньше не представлял тебя в роли матери.

6

   Ферма Пиклоков Хоум, Пенсильвания
   Подходя к дому Пиклоков со стороны заросшей подъездной дороги, спецагенты держались настороже. Все-таки трое здоровых парней — это серьезный противник даже для хорошо подготовленных и вооруженных агентов.
   На расстоянии дом выглядел совершенно покинутым, и если бы не мычание коров и хрюканье свиней в загоне, можно было бы подумать, что хозяева спешно оставили его, убоявшись встречи с представителями ФБР.
   Во дворе дома агенты остановились. Приткнувшись к покосившемуся плетню, во дворе стояла старая проржавевшая машина марки «остин» со смятым в гармошку капотом.
   — Это, видимо, тот самый автомобиль, — предположил Молдер, — на котором старшие Пиклоки отправились в свой последний путь.
   — Который из двух? — спросила Скалли.
   — Что?..
   Молдер оглянулся и увидел. Несколько дальше, за кустами орешника, находился еще один автомобиль — белый «кадиллак» с открытым верхом. Вторая машина тоже была не из новых — подобную модель перестали выпускать два десятка лет назад, — однако с первого взгляда было видно, что за машиной этой ухаживали, лелеяли ее и берегли — что называется, коллекционный экземпляр.
   Молдер посмотрел на коллегу:
   — Кажется, ты права. Это не машина Пиклоков. Вопрос — чья она?
   — Вот это мы и должны выяснить.
   Не мешкая больше, агенты направились к дому.
   Было очень солнечно и жарко. Жирные мухи роились над террасой, и, подойдя совсем близко, агенты увидели, что именно здесь привлекает насекомых. На крыльце, прямо на ступеньках, лежала в луже засохшей крови свиная голова. Запах разложения был столь силен, что Молдер закашлялся.
   — Они не слишком-то чистоплотны, — заметил федеральный агент.
   Его напарница промолчала. Застекленная дверь, ведущая с террасы внутрь дома, оказалась открыта. Однако, прежде чем войти, Молдер шумно потоптался на пороге и постучал:
   — Есть кто дома?
   Ответом ему была тишина.
   — Без ордера мы не имеем права входить внутрь, — напомнила Скалли.
   — Когда это нас останавливало? — легкомысленно отвечал Молдер.
   Сказавши так, он вытащил из подплечной кобуры свой «магнум» и распахнул дверь.
   Внутри дом Пик л оков производил еще более гнетущее впечатление, чем снаружи. Несмотря на то, что было три часа пополудни и солнце стояло высоко, в доме царил плотный, почти осязаемый мрак — агентам пришлось воспользоваться карманными фонариками, чтобы разглядеть хоть что-то. Да и пахло здесь похуже, чем даже от гниющей на крыльце свиной головы.
   Молдер шел впереди — крадучись и подсвечивая себе фонариком. Он же первым увидел на грязном полу большие блестящие ножницы.
   — Так-так, — произнес Молдер, присаживаясь на корточки. — А ведь это кровь, Скалли.
   Скалли наклонилась, чтобы лучше видеть, и разглядела несколько бурых пятен на полу рядом с ножницами.
   — А вот и следы…
   Одно из кровавых пятен было размазано, и на иолу отпечатался след ботинка с рифленой подошвой. Молдер оглянулся на Скалли. Та поняла без слов, выудила из кейса эскизы отпечатков, обнаруженных утром у места захоронения новорожденного ребенка, и поднесла их к следам на полу, сравнивая.
   — Совпадают, — подытожила она. — Знаешь, Молдер, в одной этой комнате достаточно улик, чтобы без вопросов арестовать всю троицу.
   — Для начала их надо найти, — отозвался Молдер. — По-моему, они свалили, когда увидели, что мы приближаемся. Надо бы поднять шерифа Тейлора — пусть он выпишет ордер на арест. И объявит розыск по всему штату.
   — Надо также искать женщину, — сказала Скалли. — И проверить, кому принадлежит тот «кадиллак». Если мать ребенка жива, скорее всего, они взяли ее с собой…
   Спецагенты так и не узнали, что все время, пока они находились в доме и строили планы на ближайшее будущее, за ними из полумрака наблюдали внимательные глаза.

7

   Отель «Хоум»
   Хоум, Пенсильвания
   Шериф Тейлор разговаривал по телефону с федеральным агентом Скалли. Он сделал то, что должен был сделать, хотя это не доставило ему никакого удовольствия, скорее наоборот.
   — …Я выписал ордер на арест следующих лиц, — говорил он в трубку. — Джорджа Реймонда Пиклока, примерный возраст — 42 года, Шермона Телори Ииклока, примерный возраст — 30 лет, Эдмунда Крейтона Пиклока, примерный возраст — 26 лет. Нужно ли объявлять розыск?