Картер Крис. Кровавое действо

   — Пентаграмма— сказал Малдер.
   — Это какие-то синяки… или шрамы…
   — Это мы выясним. Важно то, что здесь опять мы видим тот же знак.
   — И что это значит?
   — Понятия не имею.
   Это был довольно неожиданный ответ. Малдер, который признается, что чего-то не знает и не понимает, — это достойный собеседник. И тогда Скалли вынула из кармана аптечную упаковку.
   — А еще мы опять видим то же лекарство, — сказала она и бросила упаковку на стол перед Малдером. Та резко стукнула, протарахтев, как погремушка, таблетками внутри.
   — Что это? — Желудочное лекарство, которое принимал доктор Элакуо.
   — То же?
   — То же.
   — С белладонной?!
   — Не иначе.
   Они помолчали, глядя друг другу в глаза.
   — Тебе не кажется, Малдер, что это просто совпадение? — безнадежно спросила Скалли. Малдер не ответил, и она ответила за него: — Нет? Вот и мне не кажется.
   …Второе совещание за один день — это многовато. Два сошедших с ума хирурга из семи, которым полагалось бы сидеть за этим столом, — это более чем многовато. Одно за другим два убийства в соседствующих операционных — это совсем много.
   Неудивительно, что голоса порой срывались на крик или визг.
   — Любые перемены в расписании без достаточных на то оснований, — резко говорила, словно диктовала, доктор Шеннон, переводя взгляд с одного лица на другое, — сразу вызовут подозрение. Любому покажется, что мы заметаем следы. Мы не можем рисковать подобным образом, ставя под вопрос само существование отделения эстетической хирургии…
   Дверь открылась, и один за другим вошли Скалли и Малдер.
   Без стука.
   — Простите, что вторглись, — сухо начала Скалли, — и прервали ваше собрание, но это чрезвычайно срочное дело.
   — Мы понимаем, — проговорил доктор Франклин. Пожалуй, он единственный здесь сохранял спокойствие — во всяком случае, с виду. Возможно, потому, что явно был тут самым старшим. Годы отучают от привычки суетиться и кудахтать по пустякам. Годы приучают, что все — пустяки. — Пожалуйста, присаживайтесь.
   — Благодарю, — ответила Скалли, садясь в свободное кресло. Малдер уселся молча.
   Доктор Франклин взял инициативу прочно.
   — Собрание… — сказал он. — Это не просто собрание. Надеюсь, вы понимаете, — он обращался непосредственно к агентам, игнорируя коллег, — как наша группа озабочена происходящим и как важно нам самим понять, что происходит. Как мы жаждем покончить с кровавым действом и наконец призвать виновника к правосудию.
   У него явственно был опыт публичных выступлений.
   — Наконец? — после паузы переспросила Скалли. — То есть…
   Это действительно была довольно многозначительная оговорка. Доктор Франклин, судя по всему, на что-то прозрачно намекал.
   Доктор Франклин вопросительно обвел взглядом остальных хирургов. Те ответили ему недоуменными взглядами; лишь доктор Шеннон отчетливо, но как-то нерешительно кивнула, словно бы предоставляя старшему коллеге говорить все, что он сочтет нужным, — но понятия не имея, о чем именно тот собрался поведать.
   Доктор Франклин сцепил пальцы.
   — Я не знаю и не могу знать, сколько вам уже известно, — начал он неторопливо, — но, видите ли, в нашей больнице лет десять назад произошло несколько смертей. Непонятных смертей. И именно в отделе пластических операций — непосредственном предшественнике нынешнего нашего отделения эстетической хирургии. Все эти случаи были признаны случайными и не имели последствий.
   — Так, — сказала Скалли.
   — Кто-либо из вас уже работал здесь в то время? — цепко спросил Малдер.
   Доктор Франклин вновь обвел коллег взглядом.
   — Некоторые ~ да, некоторые — нет, но дело, на мой взгляд, не в этом, — проговорил он размереннои веско. — Более существенным представляется вот что. Есть медсестра Ребекка Уэйт. Вы с ней, кажется, уже беседовали.
   — Очень коротко, — осторожно согласилась Скалли.
   — Очень жаль, — в тон ей ответил доктор Франклин. — В свое время она находилась в непосредственном контакте со всеми погибшими пациентами. Готовила к операции, ассистировала при ее проведении… Уже тогда оказалось, что именно и только она контактировала в роковой момент со всеми погибшими. Операции проводили разные врачи. Но так получилось, что те или иные вспомогательные мероприятия проводила во всех случаях именно сестра Ребекка Уэйт.
   — У вас есть какие-то причины подозревать ее?
   Доктор Франклин качнул головой.
   — Ни малейших, иначе я еще по свежим следам поделился бы своими подозрениями с полицией. Однако вскоре после этих происшествий сестра Уэйт уволилась из Гринвудского центра… бог знает, по каким заведениям ее носило эти годы. Но шесть недель назад она вновь перевелась сюда откуда-то, если не ошибаюсь, из Миннесоты… Шесть недель назад. И, обратите внимание, обоих погибших сегодня готовила к операции тоже она.
   Скалли пружинисто поднялась. Малдер не тронулся с места.
   — Скажите, — осторожно подбирая слова, спросил он, а что такого могла сделать сестра, — он подчеркнул голосом слово «сестра», — чтобы во время операции с ума сошел врач? — и он подчеркнул голосом слово «врач».
   Но доктор Франклин остался невозмутим.
   — Откуда мне знать, — проговорил он. — Я просто изложил вам факты.
   — Спасибо, — проговорил Малдер и тоже поднялся.
   Когда агенты вышли из комнаты заседаний, за столом несколько секунд царило молчание, а потом доктор Шеннон тепло и благодарно улыбнулась доктору Франклину и тоже сказала:
   — Спасибо, Джек…
 
   Бернсайд-драйв, 375-б
   Гленвью, Иллинойс
 
   Сумерки уже сменялись тьмой раннего осеннего вечера, когда Малдер и Скалли подъехали к скромному, утлому домику па забытой богом улочке одного из далеких от озера, небогатых районов Чикаго. Малдер резко остановил машину.
   — За эти десять лет она сменила много мест работы, — закончил Малдер. — По всей стране. У меня создалось такое впечатление, что…
   — Что?
   — Что она искала что-то, — он открыл дверцу, одной ногой встал на асфальт, готовясь выйти, и замер на миг. Добавил: — Или кого-то.
   — Малдер, — предостерегающе ответила Скалли, открывая дверцу со своей стороны. — Малдер, не заводись… Впечатление — знаешь, тот еще довод.
   — Знаю, — вздохнул Малдер. — Еще бы мне не знать.
   Они поднялись по трем аккуратно подметенным от палых листьев ступеням, подошли к двери. У двери, прислоненная к стене, стояла метла. Оба заметили ее одновременно и переглянулись; Малдер чуть усмехнулся.
   — Вот, возможно, и основание для возбуждения дела, — сказал он.
   Вспомнив их обмен репликами несколько часов назад, Скалли лишь кивнула и проговорила:
   — Теперь осталось найти того, кто носит высокий черный цилиндр…
   Потом они заметили нечто более странное.
   Прямо над дверью, на притолоке слева, красовалась вписанная в круг звезда.
   Агенты переглянулись снова и, не сговариваясь, достали оружие.
   — Мисс Уэйт? — громко спросил Малдер.
   В доме царила мертвая тишина.
   — Мисс Уэйт! Нет ответа.
   Они переглянулись в третий раз. Понимающе. В такие моменты они понимали друг друга лучше всего. Тут была не правовая теория, не магия и не летающая посуда — всего лишь простая жизнь и повседневная работа.
   Ордер, конечно, вещь хорошая… Полезная. Нужная. С ним всегда спокойнее на душе.
   Малдер одним ударом плеча выбил входную дверь.
   В доме пахло жженым волосом и какими-то душными, явно" не косметическими благовониями. От смеси, густо настоявшейся в спертом воздухе, запершило в горле. В прихожей было темно, но из гостиной сочился странный, дерганый свет.
   То были свечи. Десятки трепещущих свечей на странном, причудливом, каком-то варварском алтаре, над которым висела… икона?
   Да, наверное, икона.
   Только на ней был изображен не человек.
   Прошло, наверное, минуты две, прежде чем Малдер нарушил молчание.
   — Совсем недавно…— хрипло сказал он. — Совсем недавно она тут о чем-то хорошо помолилась.
 
   Гарднер-стрит, 9
   Виннетка, Иллинойс
 
   То был совсем иной район.
   Он тихо, с величавым достоинством стыл почти на самом берегу озера Мичиган, одного — и по мнению многих, прекраснейшего — из Великих озер, укутанный плотным покровом золотых каштанов и лип.
   Двух— и даже трехэтажные особняки стояли поодаль один от другого, и никто тут никому не мешал.
   Двери здешних обиталищ вряд ли удалось бы вышибить одним ударом плеча.
   Доктор Франклин загнал машину в подземный гараж и через улицу вернулся к переднему входу в дом. Ему нравилось перед вечерним погружением в мягкие, бархатные и плюшевые глубины своего особняка сделать после салона машины несколько последних глотков сухого, прохладного осеннего воздуха, терпко и прощально пахнущего увядающей листвой. Постояв с минуту на пороге и оглядев темное небо над каштанами, подсвеченное огнями далекого, суетного даунтауна, он открыл входную дверь и вошел.
   В доме пахло не так.
   Не так, как надо. Не так, как обычно. То был не просто запах чуждого существа — то был запах опасности.
   Запах крови.
   Этого не могло быть. Никак не могло!
   По мраморной лестнице, покрытой ковром, сбегал со второго этажа алый ручеек. Внизу натекла уже изрядная лужа.
   Волосы зашевелились на голове доктора Франклина.
   Но этого же не могло быть!
   Медленно, стараясь не поскользнуться в натеках, он пошел на второй этаж. Руки чуть тряслись. Он ничего не понимал.
   Кровью пахло из ванной.
   На огромном зеркале, занимавшем всю противоположную двери стену ванной, было чем-то красным написано по-латински: «Суета сует».
   Это уже не лезло ни в какие ворота.
   Кто-то, может, и принял бы это красное за загустевшую, свернувшуюся кровь… но не он. Не хирург со стажем бог весть в сколько лет!
   Вот именно. Бог.
   Ванна была до краев полна темно-красной густой жидкостью. Бред. Она пахла кровью, и к ней действительно была примешана какая-то толика крови… кажется, птичьей, куриной, похоже… но что за дешевый цирк!
   Чисто рефлекторно доктор Франклин сунулся рукой к гладкой, лаково отсверкивающей в электрическом свете поверхности багровой жижи — и в тот же миг на ней вздулся ему навстречу жидкий горб и лопнул, взорвавшись изнутри. Вся перемазанная дрянью, в которую ей зачем-то вздумалось окунуться, сестра Уэйт, хрипло хватая воздух ртом, с кинжалом в руке кинулась на доктора Франклина.
   Это оказалось очень глупо. Конечно, был какой-то элемент неожиданности в ее появлении, и она, похоже, только на него и рассчитывала — больше рассчитывать было не на что-то, как она решила дожидаться появления доктора Франклина, сделало ее теперь донельзя уязвимой, потому что ей было не до драки — она едва дышала, пробыв без воздуха не меньше минуты.
   Доктор Франклин в последний миг успел перехватить ее руку с летящим к его груди кинжалом.
   Женщина хрипло закричала — заклекотала, скорее, вопя от ярости и одновременно пытаясь отдышаться. Надо признать, она была опасна. Исступление придало ей какие-то нечеловеческие силы. Несколько мгновений острие кинжала сверкающим жалом трепетало и балансировало в каком-то дюйме от горла доктора Франклина.
   Потом хирург сумел оглушить дипломированную медсестру.
   На дрожащих ногах, хрипло дыша, поднялся. Поединок длился всего лишь минуты три — но сил съел, как хорошая операция. Вымазанная в жиже медсестра, уродливо рас-
   кинувшись, лежала на полу. Глупая женщина так ничего и не поняла, вероятно. Кинжал… подумать только, кинжал. Пусть даже заговоренный!
   Доктор Франклин перевел дух и поднял трубку телефона.
   Медсестра Уэйт шевельнулась. Со стоном согнула ногу.
   — Вы позвонили по номеру девять-один-один. Это линия срочных сообщений. Не вешайте, пожалуйста, трубку…
   — Я и не собираюсь, — несколько сварливо из-за пережитого потрясения сказал доктор Франклин. — На меня совершено нападение.
   …Через какую-то четверть часа все перед особняком маститого врача изменилось. Уютная тишина уединения превратилась в надсадное ритмичное подвывание полицейских сирен и сирен «скорой помощи». Площадку перед домом загромоздили стремглав подъехавшие машины. Пульсирующий алый свет мигалок, напоминавший кровь, то и дело взрывал ночь.
   Малдер и Скалли успели в последний момент.
   Выйдя из машины, они один за другим проскочили узостью между полицейским
   фургоном и передвижной амбулаторией, душераздирающе полыхавшими своими вспышками, и как раз теперь навстречу им двоедюжих ребят проволокли за руки жутко вымазанную чем-то бурым и липким, отчаянно Сопротивляющуюсясестру Уэйт. Она хрипло кричала:
   — Вы не понимаете, что творите! Пустите меня! Пустите, это не я!
   Сквозь слипшиеся на глазах волосы она все же узнала Малдера и Скалли. Рванулась к ним. Безуспешно. Ей оставалось только кричать.
   — Скажите им! Они не понимают! Они ничего не понимают! Я хочу поговорить! Я пыталась остановить все это, но оно слишком могущественно! Я не смогла! Но это не я!
   И тут она захлебнулась криком.
   Ее скорчило. Глаза ее полезли из орбит. Она начала давиться кровью. Теперь это была настоящая кровь.
   Скалли с ужасом увидела, как в кровавом, нервно мигающем свете изо рта сестры Уэйт полез металл. Острый, тонкий металл… Булавка… еще одна… еще три… Сестра Уэйт, пытаясь сплюнуть и не в силах это сделать, ибо булавки словно плодились у нее в гортани, зашаталась и упала на колени, и полицейские, ожидавшие чего угодно, кроме этого, не сумели ее удержать вовремя.
   — Быстрее медиков сюда! — закричала Скалли.
   Откуда-то уже толкали гремящую колесами по асфальту медицинскую каталку.
   — Она наглоталась булавок! У нее внутреннее кровотечение! В операционную скорее!
   Скалли могла бы и не кричать. Все делалось само собой. Но сестра Уэйт, продолжая давиться, нечленораздельно завывая и хрипя, корчилась на мостовой.
   — Я поеду с ней, — едва слышно в царящем кругом безумии проговорила Скалли, тронув Малдера за локоть.
   — Поезжай, — ответил Малдер.
   Когда сестру Уэйт втащили в амбулаторную машину, и Скалли запрыгнула в ее ослепительно освещенную, стерильно сверкающую глубину, и двери захлопнулись, и машина, свирепо завизжав тормозами, рванула с места, — Малдер нагнулся. Вокруг суетились еще какие-то люди — полиция, наверное, — и продолжала рвать ночь на красные лоскутья полицейская мигалка… а он стоял неподвижно и смотрел на асфальт.
   Он насчитал сорок восемь окровавленных булавок.
   Это только на асфальте.
   Сколько же их было в дипломированной медсестре?
   …Доктор Франклин неловко лежал на диване на втором этаже своего особняка, и доктор Шеннон, чьи узкие яркие губы сейчас совсем не складывались в обычную высокомерную мину, лечила ему ссадину на лбу.
   — Спасибо, — проговорил доктор Франклин, когда доктор Шеннон закончила. Это… да. Собственно, ты же понимаешь, я мог бы и сам, но… у меня до сих пор немного трясутся руки.
   — Ты великолепно держишься, Джек, — с неподдельным восхищением сказала доктор Шеннон. — Если бы я была на твоем месте, я бы вообще до сих вся тряслась.
   — Ну что ты… — сказал доктор Франклин и дотронулся кончиками пальцев до тыльной стороны кисти доктора Шеннон.
   Они помолчали. Доктор Франклин закинул одну руку за голову и вытянулся, уставившись в потолок. Доктор Шеннон нерешительно сидела на стуле возле его ложа. Ей не хотелось уходить.
   — Самое главное, — произнес доктор Франклин задумчиво, — это то, что теперь все закончилось.
   — Слава богу… — пробормотала доктор Шеннон, и доктор Франклин чуть удивленно, чуть насмешливо покосился на нее. — Это был такой кошмар… Слава богу.
   Никогда не подозревал в тебе такой набожности.
   — Я и сама не подозревала. Ведь она могла тебя зарезать, Джек.
   — Н-ну… — неопределенно ответил доктор Франклин. В его голосе отчетливо звучало сомнение.
   В дверь осторожно постучали.
   — Да, войдите, — сказал доктор Франклин, недоумевая, кого еще могло принести. И тут же усмехнулся, завидев Малдера: «Ну, конечно».
   — Доктор Франклин?
   — Агент Малдер…
   — Лежите, лежите. Я просто зашел узнать, все ли с вами в порядке.
   — Я О’кэй.
   — Доктор Франклин всегда О’кэй, — сказала доктор Шеннон от души.
   Доктор Франклин улыбнулся.
   — Я очень рад, — проговорил Малдер и ободряюще улыбнулся хирургу. У меня такое впечатление, что вас здорово побили.
   — Похоже на то, — ответил тот.
   — Хорошо, что есть эстетическая хирургия. Наверное, нет ничего, чего не могла бы поправить маленькая пластическая операция.
   Доктор Франклин внимательно и с каким-то внутренним вопросом поглядел наМалдера. Словно пытался что-то понять, уяснить для себя о стоящем напротив него агенте. Хотел сказать что-то — но смолчал.
   — Эта сумасшедшая запросто могла его зарезать, — сказала доктор Шеннон.
   Малдер покивал, думая о чем-то своем.
   — Скажите, доктор Франклин… У вас нет каких-то соображений… вы не представляете, почему сестра Уэйт напала на вас?
   Хирург поразмыслил.
   — Ну, во-первых, я заявил о своих подозрениях относительно нее…
   Малдер, не дослушав окончания фразы, покачал головой.
   — Она не могла об этом знать. А как она попала к вам в дом, вы полагаете?
   — Ничего не полагаю, — несколько раздраженно ответил доктор Франклин. Он очень точно владел собой: по его интонации было видно, что он продолжает старательно сохранять приветливость, но это дается ему с большим трудом, и присутствие здесь и сейчас назойливого агентаФБР совершенно неуместно. Малдер все прекрасно понял.
   — Вы знали, что сестра Уэйт практикует черную магию? — как ни в чем не бывало спросил он.
   — Силы небесные, ну откуда мне об этом знать? Первый раз слышу… Стало быть, она давно уже сошла с ума, да?
   — Пока не знаю, — ответил Малдер.
   — То есть, вы хотите сказать, — подала голос доктор Шеннон, — что это именно она ответственна за все сегодняшние ужасы?
   Малдер молчал.
   — Да и не только сегодняшние, — спохватилась доктор Шеннон. — Если вспомнить о событиях десятилетней давности, о которых рассказал сегодня Джек… запнулась. — Вы серьезно так думаете?
   Малдер поглядел ей в глаза и тихо ответил:
   — Я думаю, что нам еще много надо выяснить.
   Возникла неловкая пауза. Доктор Шеннон принялась старательно смотреть в стену.
   — Простите меня, пожалуйста, — проговорил доктор Франклин совсем больным голосом, — но нынешний день, да еще с таким вечером — это для меня слишком. Мне нужно немного отдохнуть.
   — Да, конечно, простите, — сказал Малдер и двинулся к двери.
   — Я думаю, медленно проговорила доктор Шеннон, когда они остались с доктором Франклином одни, — все мы хотим немного отдохнуть. А потом вернуться к работе и забыть все это. Снова… снова — просто работать. Спокойной ночи, Джек.
   — Спокойной ночи, ответил доктор Франклин и улыбнулся ей на прощание.
   Когда она вышла, его улыбка стала еще шире.
 
   Региональное управление ФБР
   Чикаго, Иллинойс
 
   Время на стоящих возле раскинувшейся на столе толстенной «Энциклопедии колдовства и демонологии» часах неуловимым движением перелетело на 3.40 пополуночи. Малдер устало потер виски, зевнул. И в этот момент в дверь постучали. Потом прозвучало:
   — Малдер, это я.
   Как будто сейчас сюда мог прийти кто-то еще!
   — Заходи, Скалли, — зевая на редкость бестактно, но затем с каким-то странным чувством сопричастности, даже братства, сказал: — Господи, какой у тебя усталый вид.
   — Что, серьезно? с поразительным равнодушием произнесла Скалли. Ну… для меня отдых еще возможен… Я только что из больницы, Малдер. Наша подозреваемая непонятно в чем Ребекка Уэйт умерла двадцать минут назад.
   Малдер снова потер виски.
   — Причина смерти?
   — Большая потеря крови из-за множественных внутренних повреждений и кровотечений, вызванных проглоченными острыми предметами.
   — Сколько врачи насчитали… предметов?
   Скалли качнула головой.
   — Понятия не имею. Не уверена даже, что их считали. Там целый швейный набор.
   — А я посчитал то, что она успела срыгнуть и сплюнуть. Только на асфальте осталось почти что полсотни.
   — Уму непостижимо…
   — Ты когда-нибудь видела что-то подобное?
   Скалли неторопливо прошлась по кабинету.
   — Как тебе сказать… Вообще-то, — задумчиво начала она, — когда я училась в медицинском колледже, я видела довольно много странного. Есть, например, психическое расстройство, которое как раз заключается в том, что больной испытывает непреодолимую тягу к глотанию непищевых объектов. Тут подойдет глина, камни… Похоже, правда?
   — Непохоже, Скалли, покачал головой Малдер. — Ты уж прости. Совсем непохоже. Сколько иголок человек может впихнуть в себя прежде, чем ему… расхочется пихать больше? И сколько он может после этого жить? А ведь она не просто жила — она дралась и, сколько я могу судить, неплохо отделала нашего патриарха эстетической хирургии… Если бы в ней каким-то образом оказалось столько железа еще до появления доктора Франклина в доме, она просто умерла бы прямо там же, давным-давно. А во время драки ей глотать иголки и булавки было уже некогда… Да и где бы она их взяла? Ты вот, попав в чужой дом, сможешь отыскать не одну, не две, а разом сотню-другую иголок, чтобы ими как следует закусить?
   — Малдер, я поняла. Ситуация и впрямь абсурдная. Но к чему ты клонишь?
   — Я думаю, — таинственно сообщил Малдер, — что это элеотриофигия.
   — Ч-что? — с невольной брезгливостью переспросила Скалли.
   — Самопроизвольное отрыгивание посторонних инородных предметов.
   «Откуда он только слов таких нахватался? — подумала Скалли. — Эле… элео… гадость какая».
   — И что это такое?
   — Подобные симптомы характерны для одержимых дьяволом.
   — А, ну конечно. Как я сразу не поняла. Малдер, мы сегодня очень устали и перенервничали, давай продолжим с утра. У меня может не хватить самообладания, если ты начнешь мне рассказывать про чертей и ведьм.
   — Ну ты же вместе со мной была в доме сестры Уэйт!
   — Я не собираюсь отрицать то, что эта женщина практиковала ведьминские ритуалы. Но между человеком, который верит в дьявола, и реальным существованием дьявола — огромная дистанция,ты не находишь?
   — Понимаешь, Скалли, известна масса случаев, когда люди отрыгивали всякую мерзость, от бильярдных шаров до мясницких ножей, и этому не удавалось подобрать никакого разумного объяснения. Ни разу. Они не глотали этого. Им негде было это взять, или они были на глазах у других людей достаточно долго перед срыгиванием, чтобы свидетели могли с уверенностью заявлять: не было… все эти вещи попадали к ним внутрь сами. За секунду, за две, за три до срыгивания. Если кому-то удавалось срыгнуть… Представь только, каково приходится человеку, которого рвет мясницкими ножами?
   — Откуда ты все это взял? — смирившись в который раз, устало сказала Скалли и опустилась в кресло. Ее уже ноги не держали.
   Малдер любовно провел ладонью по распластавшемуся, словно туша, фолианту.
   — «Энциклопедия колдовства и демонологии», — проговорил он, словно похваляясь ребенком, сдавшим на «отлично» все экзамены, — самое полное издание.
   — И откуда у тебя это потрясающее, это замечательное и уникальное издание?
   Малдер поглядел на нее с уважительным изумлением.
   — А говоришь, ничего в этом не понимаешь… — пробормотал он. — ты все совершенно точно охарактеризовала. Эта книга была в доме Ребекки Уэйт. И судя по ее виду, она не стояла на полке мертвым грузом. А еще я взял у нее вот это… Малдер поднялся, сделал несколько шагов к стеллажам, громоздящимся у стен, и выдернул из кипы каких-то бумаг, буклетов, журналов большой календарь. Словно поднос с неслыханными яствами, он обеими руками понес его к Скалли. Он был открыт на апреле.
   — Очень интересно, — ровным голосом произнесла Скалли.
   — Но это действительно интересно! — Малдер ткнул пальцем в день 30 апреля. — Видишь, помечено? Это Рудмас, весенний шабаш.
   — Что?
   — Весенний шабаш ведьм. Всего их четыре… это весенний. Называется, как видишь, Рудмас. Я прежде не знал этого слова.
   — Ты сильно обогатился знаниями…
   — И, между прочим, тридцатое апреляэто день рождения бедняги, которого доктор Ллойд недавно распилил пополам.
   Скалли помолчала. Усталость ее стремительно отступала.
   — Ты уверен?
   — Да. Я заново просмотрел медицинские карты после того, как обнаружил этот календарь. Пока ты была в больнице…
   — Ты возвращался в Гринвудский центр?
   — Еще бы!
   — Ну, тогда я слушаю! Давай дальше. Я же чувствую, у тебя еще немало в запасе…
   — Это правда, Скалли. Вот смотри июль. Тридцать первое. Видишь отметку? Это Ламмас, летний шабаш. День рождения миссис Трэвор.
   — Невероятно… ты думаешь, она выбирала свои жертвы по дням рождения?
   — Нет, — Малдер внезапно погас. Отложил календарь. — Она… — повторил он вслед за Скалли. — Она… Все совсем не так. Ты же видела, Скалли. Дни шабашей, дни рождений жертв… помечены звездочками.
   — Я думала, так и полагается…
   — Ты действительно очень устала;
   Он снопа пододвинул к ней календарь. И тогда Скалли увидела: звездочки были нарисованы на днях шабашей от руки.