Страница:
— Документы? — говорю. — Мои единственные документы — это желание везти вас туда. Не нравятся такие документы — идите пешком.
Смотрю — молодой длинный усмехнулся. Ничего парень, может, еще споемся. Но если он федерал, то я ничего в жизни не понимаю.
Как выяснилось в полете — не понимаю. Он и рыженькая и оказались фэбээровцы. Молдер — парень — и Скалли. Аж специальные агенты. Ну да ладно. Хорошо хоть не эти двое — сушеная мочалка и вяленая селедка, а то геморроев было бы — выше крыши. А с этими двумя дело иметь, похоже, можно. Хотя… ФБР есть ФБР, и если федам вожжа под хвост попадет, то и с этими симпатягами дерьма нахлебаешься. Черт, и дернуло же меня самому вчера помогать механикам возиться с маслопроводом! Мое дело — сторона, и как можно более дальняя от начальства и федералов.
Посадка прошла более или менее гладко, хотя уже начинало пуржить и поземка полосу зализывала, Я заглушил двигатель, вылез из кабины и осмотрелся. Тишина, темнота и какая-то мерзопакостность на душе. И вой ветра. Станция словно вымерла — ни огня, ни звука, ни живой души. И спросил я себя (в который уже раз): а может, стоило мне вчера нажраться до визгу поросячьего и положения риз? Глядишь, был бы сегодня нетранспортабелен…
Было уже достаточно темно, и все зажгли фонарики. Парень-фэбээровец пошел впереди. И шел он, скажу я вам, словно в него сейчас стрелять будут. Хотя он, наверное, знал, что делал.
В тамбур ввалились всей гурьбой. И я сразу почувствовал, что помещение давно не отапливалось. Да, собственно, что почувствовал — иней на стенах блестел, что твоя рождественская елка. Этот парень — Молдер — сразу всех угомонил и сунулся в жилой отсек первым. А я у него из-за плеча выглядывал. Хотя, если честно, то не из-за плеча, а из-под руки, здоров, черт его дери. И мне сразу балагурить расхотелось. Такой натюрмортец увидел, что. Не приведи боже никому увидеть.
На полу валялись два жмурика. Один полуголый, комплекцией и ростом, пожалуй, лишь заниматься. Мое дело — привези-увези да пошел на фиг.
— Народ, — говорю, — это вы летите на Ледяной?
— Да, — отвечает высокий молодой парень.
— Тогда, — говорю, — я тот, кто вас туда доставит. Меня зовут Медведь. Самолет на полосе, баки заправлены. Хватайте вещи — и вперед.
А тут один — такой тощий мужик с залысинами и длинным шнобелем, ну, ни дать ни взять, не человек, а селедка вяленая — корку отмачивает:
— Будьте, — говорит, — добры, ваши документы.
Я тут чуть ежика не родил.
— Документы? — говорю. — Мои единственные документы — это желание везти вас туда. Не нравятся такие документы — идите пешком.
Смотрю — молодой длинный усмехнулся. Ничего парень, может, еще споемся. Но если он федерал, то я ничего в жизни не понимаю.
Как выяснилось в полете — не понимаю. Он и рыженькая и оказались фэбээровцы. Молдер — парень — и Скалли. Аж специальные агенты. Ну да ладно. Хорошо хоть не эти двое — сушеная мочалка и вяленая селедка, а то геморроев было бы — выше крыши. А с этими двумя дело иметь, похоже, можно. Хотя… ФБР есть ФБР, и если федам вожжа под хвост попадет, то и с этими симпатягами дерьма нахлебаешься. Черт, и дернуло же меня самому вчера помогать механикам возиться с маслопроводом! Мое дело — сторона, и как Можно более дальняя от начальства и федералов.
Посадка прошла более или менее гладко, хотя уже начинало пуржить и поземка полосу зализывала, Я заглушил двигатель, вылез из кабины и осмотрелся. Тишина, темнота и какая-то мерзопакостность на душе. И вой ветра. Станция словно вымерла — ни огня, ни звука, ни живой души. И спросил я себя (в который уже раз): а может, стоило мне вчера нажраться до визгу поросячьего и положения риз? Глядишь, был бы сегодня нетранспортабелен…
Было уже достаточно темно, и все зажгли фонарики. Парень-фэбээровец пошел впереди. И шел он, скажу я вам, словно в него сейчас стрелять будут. Хотя он, наверное, знал, что делал.
В тамбур ввалились всей гурьбой. И я сразу почувствовал, что помещение давно не отапливалось. Да, собственно, что почувствовал — иней на стенах блестел, что твоя рождественская елка. Этот парень — Молдер — сразу всех угомонил и сунулся в жилой отсек первым. А я у него из-за плеча выглядывал. Хотя, если честно, то не из-за плеча, а из-под руки, здоров, черт его дери. И мне сразу балагурить расхотелось. Такой натюрмортец увидел, что не приведи боже никому увидеть.
На полу валялись два жмурика. Один полуголый, комплекцией и ростом, пожалуй, лишь
чуток Чифу Питерсу уступит. А второй — пожиже, в клетчатой рубахе, волосатик. И у обоих в руке — по пугачу, в каждой башке — по дыре. Собственно, от бошек мало что и осталось.
И так мне захотелось развернуться на сто восемьдесят градусов, прыгнуть в птичку и слинять отсюда куда подале…
Арктическая станция проекта «Ледовая кора»
Мыс Ледяной, Аляска
15ноября 1993
— Медведь, пойди попробуй запустить генератор, — сказал Молдер, откидывая капюшон куртки на спину.
— Все, что угодно, — проворчал пилот, — лишь бы выбраться отсюда поскорее.
Он осторожно перешагнул через труп парня в клетчатой рубахе и медленно пошел в глубь станции. Все молча глядели ему вслед, сбившись в кучку рядом с двумя трупами.
— С чего начинаем? — спросила Скалли, обводя лучом фонаря стены и потолок.
— Мешки для трупов в самолете, — откликнулся Молдер. — Но прежде чем мы до чего-нибудь дотронемся, нужно тщательно задокументировать то, что мы видим.
Он начал осматривать помещение, водя фонарем из стороны в сторону, запоминая мельчайшие детали обстановки. Ходж и Да Сильва двинулись за ним.
— Берегите глаза, сейчас мигнет, — донесся До Молдера голос Скалли, и полутьму разорвала яркая вспышка.
Фокс полу обернулся и увидел коллегу — та возилась с громоздким фотоаппаратом, фиксируя на пленку положение тел и окружающий их разгром.
Призрак подошел к массивному шкафу-термостату, уже не обращая внимания на щелчки затвора фотоаппарата и вспышки. В свете фонаря он увидел надпись на дверце: «Образцы льда с глубин от 2000 до 2300 футов». Открыл дверцу.
— Вот что они искали, — пробормотал Фокс и повернулся к Мэрфи, топтавшемуся за спиной. — Четверть миллиона лет растопили за пару дней.
— Я хотел бы взять кое-какие образцы нетронутыми, — сказал Мэрфи и потянулся к герметично запечатанным стеклянным цилиндрам, в которых поблескивал подтаявший лед. Молдер пожал плечами и отошел от термостата. А Мэрфи продолжал стоять, глядя на невзрачный цилиндр, как легендарный сэр Галахад смотрел бы на обретенный Грааль.
Пройдя мимо тела, лежащего на верстаке, Молдер догнал доктора Да Сильву. Она шла, словно в трансе, расширенными глазами глядя на бедлам вокруг — залитые кровью и перевернутые столы, приборы, стулья, осколки стекла.
Она медленно открыла дверь, петли скрипнули. В этот момент из глубины станции донесся низкий скрежещущий звук Женщина вздрогнула и отшатнулась, налётев спиной на Молдера.
— Это генератор, — успокаивающе произнес Фокс и первым шагнул в отсек. В тесном помещении вдоль стен стояли шкафы, висели какие-то инструменты и приспособления. Молдер шарил лучом фонарика по верху и не видел того, что заметила женщина. Рычание и испуганный крик: «Агент Молдер!» — прозвучали одновременно.
И в тот же миг вспыхнул свет. На спину Фокса прыгнул пес и сбил его с ног. И со злобным лаем атаковал вновь. Перепуганная Да Сильва забилась в угол и лишь наблюдала за борьбой человека и собаки. Отталкивая пса, вцепившегося в рукав куртки, Молдер сумел сесть и сорвал со стены снегоступ. До сих пор агенту удавалось отбиваться, но рассвирепевший пес не давал ему подняться с пола, повторяя атаку за атакой.
На крик Да Сильвы сбежались остальные члены группы. Быстрее всех оказался Медведь. Он оттащил пса, который уже выдрал несколько клочьев из рукава молдеровской куртки.
— Вставай, — проворчал он, перехватив пса за загривок.
Молдер поднялся, но тут зверюга извернулась и вцепилась в запястье Медведя. С приглушенным криком боли пилот упал на спину, отшвырнул пса, но тот вновь сомкнул зубы на его руке.
Фокс сорвал с верстака подвернувшийся кусок брезента, накинул на обезумевшее животное, обхватил этот живой сверток, блокировав движения пса, и оттащил от Медведя.
— Держите его! — скомандовал Ходж. Он поколдовал у аптечки, подготовил шприц, откинул угол брезента и вонзил иглу в бок животного. Пес взвизгнул от боли, потом жалобно заскулил, и Молдер почувствовал, как тело в его руках обмякает.
— Пусть отрубится на некоторое время, — проворчал Ходж.
«По мне — так хоть навсегда», — подумал Медведь, баюкая прокушенную руку. Молдер положил пса на один из столов, и животным сразу же занялись Мэрфи и Да Сильва.
— Ты как? — спросила Молдера Скалли.
— Да ничего. Он не прокусил мне кожу, — ответил Призрак. — Медведь, а ты как?
— Мне — прокусил, — ответил пилот и показал окровавленную кисть.
— Снимай куртку, — предложил Ходж. Медведь покачал головой. «В гробу я вас видел, док, с вашей хлебаной первой помощью, — подумал он. — Сам уж как-нибудь».
— Дайте мне ваши склянки и бинт, — пробурчал он вслух, — я сам все сделаю.
Ходж развел руками, капитулируя перед этой мрачной недоверчивостью, и подал Медведю пластырь, стерильные тампоны и антисептик. Пилот еще что-то буркнул и ушел из отсека.
— Бешенство? — спросила Да Сильва. Скалли, Ходж и Мэрфи окружили стол, внимательно осматривая пса.
— Никаких симптомов — ни судорог, ни повышенного слюноотделения — я не наблюдаю, — констатировал Ходж. — Может, это и бешенство, но какая-то необычная форма.
Скалли, продолжая осмотр, ерошила шерсть, внимательно исследовала кожу.
— Черные узелки, — вдруг сказала она, раздвинув шерсть на боку под правой передней лапой. — И увеличенные лимфатические узлы.
Все склонились над столом, даже Медведь заглянул опять в отсек и маячил теперь за спинами ученых.
— Бубонная чума? — полувопросительно произнесла Да Сильва.
Скалли посмотрела на нее округлившимися глазами, Молдер усмехнулся. «Ну-ну, — одновременно подумали агенты. — В Арктике».
— Я сделаю анализ крови, — сказал Ходж, — тогда будем принимать решения.
Скалли продолжала раздвигать шерсть, исследуя кожу.
— У собаки раздражение в области шеи, — произнесла она, разглядывая расчесанный до крови участок кожного покрова.
— Такое впечатление, — заметил Мэрфи, — будто животное выдирало собственные волосы.
Скалли рассматривала раздраженный участок и так, и сяк, не в силах догадаться, что заставило собаку расчесать шею. И вдруг — словно упругий валик прокатился под кожей пса, от головы к спине. Скалли отдернула руку.
— Посмотрите! — воскликнула она. — Посмотрите сюда!
— Это что за черт? — медленно произнес Мэрфи. Лицо его выражало растерянность и недоумение.
Все посмотрели друг на друга, словно кто-то мог дать ответ на вопрос Мэрфи.
Когда меня тяпнула эта хлебаная собака, я в край озверел. И так летишь, куда ворон костей не заносит, а тут еще всякая хрень шкуру прокусывает. Ясный пень, вызверился я и на докторишку с его помощью, да и вообще на весь белый свет. Поглядел я, поглядел, как они с этой животиной возятся, плюнул и пошел в сортир шкуру латать.
Рана оказалась так себе — тяпали меня и посильнее. Кровищи, правда, многовато повытекло, видать, сосуд какой прокусил этот сучий потрох. Промыл я все это дело, залил антисептиком, прилепил пластырем тампон — и все, до свадьбы заживет. Дай, думаю, умоюсь и пойду к этим клистирным трубкам, скажу, что пора отсюда когти рвать. Прогноз, он, может, и работает, а я задницей чую: быть бурану.
Только я собрался водицу включить, как меня скрутило. Что-то в правом боку под мышкой как резануло, в глазах муть, дышать нечем, ноги не держат. Повалился я, в общем, на толчок, в угол. Повалялся, отдышался. Ни хрена не понимаю — всю жизнь даже чиха не было, а тут такое. Подержался я еще немного за больное место, только уже не болело оно — как ничего и не было. Ладно, думаю, надо глянуть — что же там такое. Встал — не болит. Неуютно немного, и все. Стянул с себя рубашку и к зеркалу подошел. Поднял правую руку. И вот тут-то и понял, что все, задница, амба тебе, Медведь. А под мышкой пятна такие, черные,' как разросшиеся родинки. Ну, как у той собаки, что меня тяпнула.
Посидел я немного, отдышался. Вспомнил книжки, которые в школе читал, да и потом. Вспомнил, что многие болезни через жидкость передаются. Вот и мне передали, кажется, «из слюны в кровь» это называется. Но, мать-перемать, быстро-то как! Часа еще не прошло, как меня эта хрень на лапах тяпнула.
Только это ладно, черт с ним. В другом дело — линять надо отсюда, пока чего похуже не началось. И мысль эта в моей башке как гвоздь засела: линять, рвать когти!
Ладно, думаю, сейчас не каменный век, и мы не в какой-нибудь Африке, откачают — лишь бы здесь не зависнуть. Пойду погляжу, чего там мужи ученые наковыряли и собираются ли они отваливать. А ветер, слышу, крепчает. Как бы чего не вышло.
Но, видать, долго я проковырялся в сортире;
Выхожу в отсек и слышу, как рыженькая эта
— Скалли — говорит кому-то:
— По результатам осмотра очевидно: люди убили друг друга. Трое из них задушены, вокруг шеи четко видны странгуляционные линии. А Рихтер и Кэмпбелл покончили с собой, застрелились. Также наблюдаются повреждения тканей, вызванные лихорадкой.
Я вошел в отсек, смотрю — там и второй федерал сидит, Молдер, а рыженькая цыпа ему всю эту бодягу и разъясняет. Да, думаю, ну у ребят и работка — выяснять, кто, как и от чего копыта откинул. Только мне сейчас не до сочувствии, у меня свои интересы есть.
— У них у кого-нибудь были темные пятна, как у собаки? — спрашиваю.
— Нет, — отвечает Скалли, — черные узелки отсутствовали у всех. Я поближе подошел.
— Так, значит, темные пятна никак не связаны с тем, что эти ребята друг друга перебили? — говорю. — Да?
— Я бы не стал исключать такую возможность, — это сзади Ходж вмешался. Он только что вошел и теперь снимал с рук тонкие резиновые перчатки: — Я только что еще раз обследовал собаку. Так вот — у нее черные пятна исчезли.
— Что бы это могло значить? — спрашивает Молдер.
— Возможно, темные пятна — это симптом заболевания, но только на ранней стадии.
И все они вышли из отсека. А я стою, и до меня тихо доходит, что это действительно амба. Но линять надо. Если я и загнусь, то хоть в миру, а не на этом богом забытом мысе в двухстах пятидесяти милях севернее Полярного круга. Не-ет, ребята, шиш, кто как хочет, а я лыжи отсюда навострю. Да и свистят они, похоже, все, на понт берут. Ну, не такой человек Медведь, чтоб его так запросто в покойники записать. А они этого очень хотят. И ведь непонятно — почему. Темнят, крутят. Ла-адно, разберемся.
Пошел я пока таскать мешки с трупами в неотапливаемую кладовку — типа, больше некому этим делом заниматься, как только пилоту. Вижу, вобла Да Сильва этак брезгливо двумя пальчиками берет упакованный в полиэтиленовый пакет пугач — «беретту», кажись, — и откладывает в сторону — на ее драгоценных бумажках лежал. А Молдер давай опять разглядывать листок. Бумага грязная, в пятнах Крови. Я в нее уже заглядывал — каракули, словно ребенок писал: «Мы не те, кто мы есть». И так четыре раза. А федерал этот уже в пятый раз за листок хватается и внимательно так разглядывает. Как будто там все написано, что здесь приключилось.
Когда я вернулся, оттащив последний труп, Молдер все еще стоял и пялился в эту записку. Потом неохотно отложил, взял какую-то другую бумажку и окликнул Мэрфи:
— Дэнни!
А тот сидит — глухарь глухарем. Опять в астрал вышел, свои записи слушает. Молдер его еще пару раз окликнул, рукой перед глазами помахал. Только тогда Мэрфи в реальность вернулся, вздрогнул, обернулся и «ракушки» из ушей вытянул.
— Извини, — говорит, — розыгрыш против Майами, восемьдесят второй год. Помогает переключаться.
По-моему, все ученые — с прибабахом. Дело они, конечно, частенько полезное делают, но шарики за ролики у них точно заскакивают. Да и этот Молдер им под стать — крыша не совсем на месте. Но мне сейчас не до того. Темнят они что-то, ох темнят.
— Я что-то не могу разобраться в этой спутниковой фотографии, — это Молдер говорит. — Объясни, пожалуйста.
Мэрфи уткнулся носом в фотографию, чуть ли не пробуравил ее.
— Так, — говорит, — вот это — область Ледяного мыса. Приблизительная глубина вечной мерзлоты здесь три тысячи метров.
— Я еще нашел здесь вот эти цифры, — говорит Молдер, переворачивая листок. — Если я их правильно понимаю, команда обнаружила, что толщина слоя вечной мерзлоты здесь в два раза больше.
— Ну что ж, — откликнулся Мэрфи, откидываясь на спинку стула, — очень хорошо. Цифры говорят, что здесь вогнутая топология. Похоже, они бурили внутри метеоритного кратера.
Надоело мне эту бодягу слушать, пошел я в другой конец центрального отсека. А там — не лучше.
— Вы ошибаетесь, — доказывает рыженькой селедка-Ходж, — это невозможно.
— Я провела анализы двух образцов, — чуть ли не вопит Скалли.
На ее голос даже народ начал стягиваться:
Молдер с Мэрфи бросили свою топографию, мочалка сушеная тоже перестала в каком-то дерьме ковыряться.
— Что ты нашла? — Молдер спрашивает.
— Кажется, в крови Рихтера присутствуют следы аммиака.
— Это невозможно, — тянет свое Ходж, — аммиак бы распался при температуре человеческого тела.
Ну ни хрена ж себе штучки пошли, думаю. Аммиак в крови! Чего только не придумают.
— Я проверила всё системы фильтрации воздуха, — заявляет Да Сильва, — и не нашла никаких ядов.
— Я нашел, — грустно так говорит Мэрфи. И кепочку свою вечную снял, башку чешет.
Ну, думаю, вот тут-то и все. Или наоборот, самое интересное начнется. Но свалить нужно, а эти придурки все кота за хвост тянут, ждут неизвестно чего. Угробиться хотят, и меня угробить.
— Я нашел яд, — повторяет Мэрфи. — Во льду. И, кроме того, там еще очень много интересного.
Все потянулись за ним, к его столу. Я тоже пошел, встал на входе, прислонившись к какому-то приборному шкафу — ноги не держат, хреново что-то стало. А Мэрфи давай лекцию читать:
— Судя по образцам, в тогдашней атмосфере была невероятно высокая концентрация аммиака, — и в цифры какие-то тычет.
— В земной атмосфере не могло быть такого даже четверть миллиона лет назад. Если только в атмосферу не внедрился инородный объект, — возразил Молдер.
Мэрфи кивнул на микроскоп, приглашая взглянуть.
— Скажи мне, что это не инородный объект, — пробурчал он.
Молдер заглянул в окуляры, аж подпрыгнул и позвал свою подружку-фэбээрошницу. Та тоже глянула и разволновалась. Даже я подошел поближе — интересно, что они там увидели?
— Точно такие же твари находятся в крови у Рихтера, — сказала Скалли и побежала к своему столу. — Одноклеточный организм, возможно — зародышевая стадия более крупного животного.
Все давай пялиться в микроскопы — кто на столе у Мэрфи, кто в другой, что у Скалли. Даже меня любопытство взяло, заглянул. А там болтается какой-то глист — не глист, инфузория-тапочка. Как рисуют рыбьи скелеты — вот такая же хрень, только без хвоста.
А эти чудики давай ликовать и радоваться.
— Это настоящий прорыв,—говорит Ходж, — вам не кажется?
— Доказательство перед нами, — подхватывает Скалли.
— Может, этот организм из льда как-то перебрался в людей? — грустно спрашивает Мэрфи. Как холодной водичкой всех окатил.
— Перестаньте, — говорит Да Сильва, — ничто не способно пережить отрицательных температур в течение четверти миллиона лет.
Успокаивает, стерва, думаю, а уверенности в голосенке нет. Ох, черт, не верю я им, ни на грош не верю!
— Если, конечно, низкие температуры не свойственны его естественной среде обитания, — тихо добавляет Молдер.
А ведь он прав, думаю. Все, хорош, ребята, я отсюда подрываюсь. Кто хочет, пусть летит со мной, а кто поперек дороги встанет — извините, порву в клочья.
— Вы, — говорю, — конечно, можете обсуждать своих тараканов. Но, Скалли, вы говорите, вскрытие показало, что люди убили друг друга, так? Я лично предлагаю убраться отсюда поскорее.
— Я согласен, — вдруг поддержал меня Ходж. — Нужно доставить все эти трупы в надлежащее учреждение, где проведут квалифицированное вскрытие. На тот случай, если мы что-то недосмотрели, агент Скалли.
— Если тела заражены, — говорит Молдер, — мы не можем взять их с собой. Мы и сами можем вернуться, только пройдя карантин.
Ну, думаю, задница! Решил меня припрячь? Да я здесь ни секунды не останусь, попробуй меня удержать, крыса кабинетная!
— Мы не имеем права рисковать, — продолжает Молдер, — привезти человечеству новую чуму.
— Ладно, — говорю, — ну, скажем так, пусть они открыли что-то, чего мы не знаем. Но я лично ждать не собираюсь, пока мы все тут передохнем.
Повернулся и пошел оттуда. И трясет меня, как всегда, когда очень хочется дать кому-нибудь в морду, но нельзя.
— Думаю, — говорит у меня за спиной Ходж, — что сейчас мы вполне можем вернуться.
Я аж остановился у двери и рот открыл. Кто бы мог подумать, что эта селедка вяленая человеком окажется.
— Нам ничто не угрожает, — продолжал -Ходж, — мы не заразились. Мы предприняли все меры предосторожности.
— Собака укусила Медведя, — заявляет Да Сильва.
Все, думаю, сучка, сейчас я тебе точно башку сверну. 'И к ней. Ну, Молдер ее заслонил, и Ходж еще вклинился.
— Собака, — ору, — укусила и Молдера!
— Есть только один способ выяснить, — говорит Скалли. — Пока нас не обследует врач-паразитолог, мы должны выяснить сами — не инфицирован ли кто-нибудь из нас.
Все замолчали и давай переглядываться. Долго молчали. Потом Ходж и говорит — неохотно так:
— Хорошо. Для диагностики надо, чтобы каждый из нас предоставил анализы крови и стула.
Ну ни хрена себе семечки! Срать в баночку да иглами колоться — увольте!
— Анализ стула? — спрашиваю. Кивают. Дурдом какой-то!
— Подобные процедуры всегда у меня проходят трудно, — говорит Мэрфи.
Молдер лицо ладонями потер и решил все к шутке свести:
— Ладно, — говорит. — У кого-нибудь есть спортивная газета?
Нет, мать вашу так, шутки кончились! С этими хлебанными анализами они пусть тут возятся до второго пришествия, а я линяю. Придумали, козлы, забаву! Взял я эту банку, взвесил ее на ладони и со словами:
— Я лично никаких анализов сдавать не собираюсь, — звезданул о ближайшую стену.
Да Сильва аж взвизгнула. А я от этого еще больше взбеленился. Иду к двери и ору:
— Я собираю свои манатки, сажусь в самолет и улетаю!
Молдер тут же кинулся меня останавливать.
— Ты не можешь лететь, — говорит, — тебя укусила собака.
Тут я развернулся, шагнул к нему вплотную. Где-то в глубине мысль бегает: он федерал, потом хлопот не оберешься. Но так хочется ему в умную морду засветить. Тычу ему чуть ли не в нос пальцем и ору:
— Меня наняли, чтобы я вас сюда привез и вернул обратно. Никто не говорил, что меня может укусить собака! Не было этого в контракте! Контракт разорван!
Не знаю, что уж он у меня на лице такого увидел, но посерьезнел враз. Смотрит на меня как-то странно. Да хрен с ним. Развернулся я и вышел из центрального отсека, дверью хлопнул.
— Ему нельзя позволить улететь без анализа, — сказала Скалли.
Молдер медленно повернулся. Все смотрели на него.
— Кто его остановит? — спросила Да Сильва.
— Нам придется это сделать, — медленно произнес Молдер, оглядывая людей, столпившихся вокруг стола.
Кроме Скалли, все смотрели отчужденно. «Вы — феды, вам и останавливать», — было написано на их лицах.
Скалли видела в их взглядах то же, что и Молдер. В принципе ученые были правы. Силу и власть на этой станции представляли агенты ФБР.
Молдер заговорил снова:
— Нельзя рисковать заразить все население Земли.
— Если он сядет в самолет, — напористо заявила Да Сильва, — я отправлюсь вместе с ним.
— Нет времени на споры! — поддержала напарника Скалли.
— Голосуем, — настойчиво произнес Молдер. — Кто считает, что нужно запереть Медведя, пока он не пройдет обследование? — и первым поднял руку.
Тотчас же подняла вверх два пальца, словно на уроке в школе, Скалли. Оглянулась. Ходж тер подбородок, Да Сильва отчужденно молчала и не двигалась. Медленно, но уверенно поднял руку Мэрфи. Скалли снова повернулась к напарнику и, прищурившись, кивнула.
— Хорошо, — Молдер расстегнул кобуру. Он вынул пистолет, но даже не стал снимать его с предохранителя.
Когда я вернулся в отсек, то первое, что увидел, были лица. Лица Ходжа, Мэрфи и Да Сильвы — напряженные, ждущие. Сразу понял, что сговорились, суки, против меня что-то задумали. И только потом' я увидел ствол в руке Молдера. Фед держал его низко, на меня не направлял, но держал на виду, а не в кобуре. Дескать, ты рыпнись, я уж тебя положу.
Да, дела-а, мать твою. И что, они думают, что я испугаюсь пушки и останусь здесь? Да для этого всей огневой мощи армии США не хватит. При всем моем уважении к звездам и полосам.
— Медведь, — говорит Молдер, убедительно так говорит, мать его, — мы хотим просто сделать анализы. Если мы не найдем следов паразита, мы все улетим.
Легко быть убедительным, когда у тебя в руке тридцать восьмой. Или у него сороковка? Черт его знает, что там сейчас фэбээровцам дают.
И все смотрят на меня. Черт, чего они так смотрят? Готовы небось кинуться на меня, если я чуть слово скажу поперек. Ладно, еще не вечер…
Смотрю — молодой длинный усмехнулся. Ничего парень, может, еще споемся. Но если он федерал, то я ничего в жизни не понимаю.
Как выяснилось в полете — не понимаю. Он и рыженькая и оказались фэбээровцы. Молдер — парень — и Скалли. Аж специальные агенты. Ну да ладно. Хорошо хоть не эти двое — сушеная мочалка и вяленая селедка, а то геморроев было бы — выше крыши. А с этими двумя дело иметь, похоже, можно. Хотя… ФБР есть ФБР, и если федам вожжа под хвост попадет, то и с этими симпатягами дерьма нахлебаешься. Черт, и дернуло же меня самому вчера помогать механикам возиться с маслопроводом! Мое дело — сторона, и как можно более дальняя от начальства и федералов.
Посадка прошла более или менее гладко, хотя уже начинало пуржить и поземка полосу зализывала, Я заглушил двигатель, вылез из кабины и осмотрелся. Тишина, темнота и какая-то мерзопакостность на душе. И вой ветра. Станция словно вымерла — ни огня, ни звука, ни живой души. И спросил я себя (в который уже раз): а может, стоило мне вчера нажраться до визгу поросячьего и положения риз? Глядишь, был бы сегодня нетранспортабелен…
Было уже достаточно темно, и все зажгли фонарики. Парень-фэбээровец пошел впереди. И шел он, скажу я вам, словно в него сейчас стрелять будут. Хотя он, наверное, знал, что делал.
В тамбур ввалились всей гурьбой. И я сразу почувствовал, что помещение давно не отапливалось. Да, собственно, что почувствовал — иней на стенах блестел, что твоя рождественская елка. Этот парень — Молдер — сразу всех угомонил и сунулся в жилой отсек первым. А я у него из-за плеча выглядывал. Хотя, если честно, то не из-за плеча, а из-под руки, здоров, черт его дери. И мне сразу балагурить расхотелось. Такой натюрмортец увидел, что. Не приведи боже никому увидеть.
На полу валялись два жмурика. Один полуголый, комплекцией и ростом, пожалуй, лишь заниматься. Мое дело — привези-увези да пошел на фиг.
— Народ, — говорю, — это вы летите на Ледяной?
— Да, — отвечает высокий молодой парень.
— Тогда, — говорю, — я тот, кто вас туда доставит. Меня зовут Медведь. Самолет на полосе, баки заправлены. Хватайте вещи — и вперед.
А тут один — такой тощий мужик с залысинами и длинным шнобелем, ну, ни дать ни взять, не человек, а селедка вяленая — корку отмачивает:
— Будьте, — говорит, — добры, ваши документы.
Я тут чуть ежика не родил.
— Документы? — говорю. — Мои единственные документы — это желание везти вас туда. Не нравятся такие документы — идите пешком.
Смотрю — молодой длинный усмехнулся. Ничего парень, может, еще споемся. Но если он федерал, то я ничего в жизни не понимаю.
Как выяснилось в полете — не понимаю. Он и рыженькая и оказались фэбээровцы. Молдер — парень — и Скалли. Аж специальные агенты. Ну да ладно. Хорошо хоть не эти двое — сушеная мочалка и вяленая селедка, а то геморроев было бы — выше крыши. А с этими двумя дело иметь, похоже, можно. Хотя… ФБР есть ФБР, и если федам вожжа под хвост попадет, то и с этими симпатягами дерьма нахлебаешься. Черт, и дернуло же меня самому вчера помогать механикам возиться с маслопроводом! Мое дело — сторона, и как Можно более дальняя от начальства и федералов.
Посадка прошла более или менее гладко, хотя уже начинало пуржить и поземка полосу зализывала, Я заглушил двигатель, вылез из кабины и осмотрелся. Тишина, темнота и какая-то мерзопакостность на душе. И вой ветра. Станция словно вымерла — ни огня, ни звука, ни живой души. И спросил я себя (в который уже раз): а может, стоило мне вчера нажраться до визгу поросячьего и положения риз? Глядишь, был бы сегодня нетранспортабелен…
Было уже достаточно темно, и все зажгли фонарики. Парень-фэбээровец пошел впереди. И шел он, скажу я вам, словно в него сейчас стрелять будут. Хотя он, наверное, знал, что делал.
В тамбур ввалились всей гурьбой. И я сразу почувствовал, что помещение давно не отапливалось. Да, собственно, что почувствовал — иней на стенах блестел, что твоя рождественская елка. Этот парень — Молдер — сразу всех угомонил и сунулся в жилой отсек первым. А я у него из-за плеча выглядывал. Хотя, если честно, то не из-за плеча, а из-под руки, здоров, черт его дери. И мне сразу балагурить расхотелось. Такой натюрмортец увидел, что не приведи боже никому увидеть.
На полу валялись два жмурика. Один полуголый, комплекцией и ростом, пожалуй, лишь
чуток Чифу Питерсу уступит. А второй — пожиже, в клетчатой рубахе, волосатик. И у обоих в руке — по пугачу, в каждой башке — по дыре. Собственно, от бошек мало что и осталось.
И так мне захотелось развернуться на сто восемьдесят градусов, прыгнуть в птичку и слинять отсюда куда подале…
Арктическая станция проекта «Ледовая кора»
Мыс Ледяной, Аляска
15ноября 1993
— Медведь, пойди попробуй запустить генератор, — сказал Молдер, откидывая капюшон куртки на спину.
— Все, что угодно, — проворчал пилот, — лишь бы выбраться отсюда поскорее.
Он осторожно перешагнул через труп парня в клетчатой рубахе и медленно пошел в глубь станции. Все молча глядели ему вслед, сбившись в кучку рядом с двумя трупами.
— С чего начинаем? — спросила Скалли, обводя лучом фонаря стены и потолок.
— Мешки для трупов в самолете, — откликнулся Молдер. — Но прежде чем мы до чего-нибудь дотронемся, нужно тщательно задокументировать то, что мы видим.
Он начал осматривать помещение, водя фонарем из стороны в сторону, запоминая мельчайшие детали обстановки. Ходж и Да Сильва двинулись за ним.
— Берегите глаза, сейчас мигнет, — донесся До Молдера голос Скалли, и полутьму разорвала яркая вспышка.
Фокс полу обернулся и увидел коллегу — та возилась с громоздким фотоаппаратом, фиксируя на пленку положение тел и окружающий их разгром.
Призрак подошел к массивному шкафу-термостату, уже не обращая внимания на щелчки затвора фотоаппарата и вспышки. В свете фонаря он увидел надпись на дверце: «Образцы льда с глубин от 2000 до 2300 футов». Открыл дверцу.
— Вот что они искали, — пробормотал Фокс и повернулся к Мэрфи, топтавшемуся за спиной. — Четверть миллиона лет растопили за пару дней.
— Я хотел бы взять кое-какие образцы нетронутыми, — сказал Мэрфи и потянулся к герметично запечатанным стеклянным цилиндрам, в которых поблескивал подтаявший лед. Молдер пожал плечами и отошел от термостата. А Мэрфи продолжал стоять, глядя на невзрачный цилиндр, как легендарный сэр Галахад смотрел бы на обретенный Грааль.
Пройдя мимо тела, лежащего на верстаке, Молдер догнал доктора Да Сильву. Она шла, словно в трансе, расширенными глазами глядя на бедлам вокруг — залитые кровью и перевернутые столы, приборы, стулья, осколки стекла.
Она медленно открыла дверь, петли скрипнули. В этот момент из глубины станции донесся низкий скрежещущий звук Женщина вздрогнула и отшатнулась, налётев спиной на Молдера.
— Это генератор, — успокаивающе произнес Фокс и первым шагнул в отсек. В тесном помещении вдоль стен стояли шкафы, висели какие-то инструменты и приспособления. Молдер шарил лучом фонарика по верху и не видел того, что заметила женщина. Рычание и испуганный крик: «Агент Молдер!» — прозвучали одновременно.
И в тот же миг вспыхнул свет. На спину Фокса прыгнул пес и сбил его с ног. И со злобным лаем атаковал вновь. Перепуганная Да Сильва забилась в угол и лишь наблюдала за борьбой человека и собаки. Отталкивая пса, вцепившегося в рукав куртки, Молдер сумел сесть и сорвал со стены снегоступ. До сих пор агенту удавалось отбиваться, но рассвирепевший пес не давал ему подняться с пола, повторяя атаку за атакой.
На крик Да Сильвы сбежались остальные члены группы. Быстрее всех оказался Медведь. Он оттащил пса, который уже выдрал несколько клочьев из рукава молдеровской куртки.
— Вставай, — проворчал он, перехватив пса за загривок.
Молдер поднялся, но тут зверюга извернулась и вцепилась в запястье Медведя. С приглушенным криком боли пилот упал на спину, отшвырнул пса, но тот вновь сомкнул зубы на его руке.
Фокс сорвал с верстака подвернувшийся кусок брезента, накинул на обезумевшее животное, обхватил этот живой сверток, блокировав движения пса, и оттащил от Медведя.
— Держите его! — скомандовал Ходж. Он поколдовал у аптечки, подготовил шприц, откинул угол брезента и вонзил иглу в бок животного. Пес взвизгнул от боли, потом жалобно заскулил, и Молдер почувствовал, как тело в его руках обмякает.
— Пусть отрубится на некоторое время, — проворчал Ходж.
«По мне — так хоть навсегда», — подумал Медведь, баюкая прокушенную руку. Молдер положил пса на один из столов, и животным сразу же занялись Мэрфи и Да Сильва.
— Ты как? — спросила Молдера Скалли.
— Да ничего. Он не прокусил мне кожу, — ответил Призрак. — Медведь, а ты как?
— Мне — прокусил, — ответил пилот и показал окровавленную кисть.
— Снимай куртку, — предложил Ходж. Медведь покачал головой. «В гробу я вас видел, док, с вашей хлебаной первой помощью, — подумал он. — Сам уж как-нибудь».
— Дайте мне ваши склянки и бинт, — пробурчал он вслух, — я сам все сделаю.
Ходж развел руками, капитулируя перед этой мрачной недоверчивостью, и подал Медведю пластырь, стерильные тампоны и антисептик. Пилот еще что-то буркнул и ушел из отсека.
— Бешенство? — спросила Да Сильва. Скалли, Ходж и Мэрфи окружили стол, внимательно осматривая пса.
— Никаких симптомов — ни судорог, ни повышенного слюноотделения — я не наблюдаю, — констатировал Ходж. — Может, это и бешенство, но какая-то необычная форма.
Скалли, продолжая осмотр, ерошила шерсть, внимательно исследовала кожу.
— Черные узелки, — вдруг сказала она, раздвинув шерсть на боку под правой передней лапой. — И увеличенные лимфатические узлы.
Все склонились над столом, даже Медведь заглянул опять в отсек и маячил теперь за спинами ученых.
— Бубонная чума? — полувопросительно произнесла Да Сильва.
Скалли посмотрела на нее округлившимися глазами, Молдер усмехнулся. «Ну-ну, — одновременно подумали агенты. — В Арктике».
— Я сделаю анализ крови, — сказал Ходж, — тогда будем принимать решения.
Скалли продолжала раздвигать шерсть, исследуя кожу.
— У собаки раздражение в области шеи, — произнесла она, разглядывая расчесанный до крови участок кожного покрова.
— Такое впечатление, — заметил Мэрфи, — будто животное выдирало собственные волосы.
Скалли рассматривала раздраженный участок и так, и сяк, не в силах догадаться, что заставило собаку расчесать шею. И вдруг — словно упругий валик прокатился под кожей пса, от головы к спине. Скалли отдернула руку.
— Посмотрите! — воскликнула она. — Посмотрите сюда!
— Это что за черт? — медленно произнес Мэрфи. Лицо его выражало растерянность и недоумение.
Все посмотрели друг на друга, словно кто-то мог дать ответ на вопрос Мэрфи.
Когда меня тяпнула эта хлебаная собака, я в край озверел. И так летишь, куда ворон костей не заносит, а тут еще всякая хрень шкуру прокусывает. Ясный пень, вызверился я и на докторишку с его помощью, да и вообще на весь белый свет. Поглядел я, поглядел, как они с этой животиной возятся, плюнул и пошел в сортир шкуру латать.
Рана оказалась так себе — тяпали меня и посильнее. Кровищи, правда, многовато повытекло, видать, сосуд какой прокусил этот сучий потрох. Промыл я все это дело, залил антисептиком, прилепил пластырем тампон — и все, до свадьбы заживет. Дай, думаю, умоюсь и пойду к этим клистирным трубкам, скажу, что пора отсюда когти рвать. Прогноз, он, может, и работает, а я задницей чую: быть бурану.
Только я собрался водицу включить, как меня скрутило. Что-то в правом боку под мышкой как резануло, в глазах муть, дышать нечем, ноги не держат. Повалился я, в общем, на толчок, в угол. Повалялся, отдышался. Ни хрена не понимаю — всю жизнь даже чиха не было, а тут такое. Подержался я еще немного за больное место, только уже не болело оно — как ничего и не было. Ладно, думаю, надо глянуть — что же там такое. Встал — не болит. Неуютно немного, и все. Стянул с себя рубашку и к зеркалу подошел. Поднял правую руку. И вот тут-то и понял, что все, задница, амба тебе, Медведь. А под мышкой пятна такие, черные,' как разросшиеся родинки. Ну, как у той собаки, что меня тяпнула.
Посидел я немного, отдышался. Вспомнил книжки, которые в школе читал, да и потом. Вспомнил, что многие болезни через жидкость передаются. Вот и мне передали, кажется, «из слюны в кровь» это называется. Но, мать-перемать, быстро-то как! Часа еще не прошло, как меня эта хрень на лапах тяпнула.
Только это ладно, черт с ним. В другом дело — линять надо отсюда, пока чего похуже не началось. И мысль эта в моей башке как гвоздь засела: линять, рвать когти!
Ладно, думаю, сейчас не каменный век, и мы не в какой-нибудь Африке, откачают — лишь бы здесь не зависнуть. Пойду погляжу, чего там мужи ученые наковыряли и собираются ли они отваливать. А ветер, слышу, крепчает. Как бы чего не вышло.
Но, видать, долго я проковырялся в сортире;
Выхожу в отсек и слышу, как рыженькая эта
— Скалли — говорит кому-то:
— По результатам осмотра очевидно: люди убили друг друга. Трое из них задушены, вокруг шеи четко видны странгуляционные линии. А Рихтер и Кэмпбелл покончили с собой, застрелились. Также наблюдаются повреждения тканей, вызванные лихорадкой.
Я вошел в отсек, смотрю — там и второй федерал сидит, Молдер, а рыженькая цыпа ему всю эту бодягу и разъясняет. Да, думаю, ну у ребят и работка — выяснять, кто, как и от чего копыта откинул. Только мне сейчас не до сочувствии, у меня свои интересы есть.
— У них у кого-нибудь были темные пятна, как у собаки? — спрашиваю.
— Нет, — отвечает Скалли, — черные узелки отсутствовали у всех. Я поближе подошел.
— Так, значит, темные пятна никак не связаны с тем, что эти ребята друг друга перебили? — говорю. — Да?
— Я бы не стал исключать такую возможность, — это сзади Ходж вмешался. Он только что вошел и теперь снимал с рук тонкие резиновые перчатки: — Я только что еще раз обследовал собаку. Так вот — у нее черные пятна исчезли.
— Что бы это могло значить? — спрашивает Молдер.
— Возможно, темные пятна — это симптом заболевания, но только на ранней стадии.
И все они вышли из отсека. А я стою, и до меня тихо доходит, что это действительно амба. Но линять надо. Если я и загнусь, то хоть в миру, а не на этом богом забытом мысе в двухстах пятидесяти милях севернее Полярного круга. Не-ет, ребята, шиш, кто как хочет, а я лыжи отсюда навострю. Да и свистят они, похоже, все, на понт берут. Ну, не такой человек Медведь, чтоб его так запросто в покойники записать. А они этого очень хотят. И ведь непонятно — почему. Темнят, крутят. Ла-адно, разберемся.
Пошел я пока таскать мешки с трупами в неотапливаемую кладовку — типа, больше некому этим делом заниматься, как только пилоту. Вижу, вобла Да Сильва этак брезгливо двумя пальчиками берет упакованный в полиэтиленовый пакет пугач — «беретту», кажись, — и откладывает в сторону — на ее драгоценных бумажках лежал. А Молдер давай опять разглядывать листок. Бумага грязная, в пятнах Крови. Я в нее уже заглядывал — каракули, словно ребенок писал: «Мы не те, кто мы есть». И так четыре раза. А федерал этот уже в пятый раз за листок хватается и внимательно так разглядывает. Как будто там все написано, что здесь приключилось.
Когда я вернулся, оттащив последний труп, Молдер все еще стоял и пялился в эту записку. Потом неохотно отложил, взял какую-то другую бумажку и окликнул Мэрфи:
— Дэнни!
А тот сидит — глухарь глухарем. Опять в астрал вышел, свои записи слушает. Молдер его еще пару раз окликнул, рукой перед глазами помахал. Только тогда Мэрфи в реальность вернулся, вздрогнул, обернулся и «ракушки» из ушей вытянул.
— Извини, — говорит, — розыгрыш против Майами, восемьдесят второй год. Помогает переключаться.
По-моему, все ученые — с прибабахом. Дело они, конечно, частенько полезное делают, но шарики за ролики у них точно заскакивают. Да и этот Молдер им под стать — крыша не совсем на месте. Но мне сейчас не до того. Темнят они что-то, ох темнят.
— Я что-то не могу разобраться в этой спутниковой фотографии, — это Молдер говорит. — Объясни, пожалуйста.
Мэрфи уткнулся носом в фотографию, чуть ли не пробуравил ее.
— Так, — говорит, — вот это — область Ледяного мыса. Приблизительная глубина вечной мерзлоты здесь три тысячи метров.
— Я еще нашел здесь вот эти цифры, — говорит Молдер, переворачивая листок. — Если я их правильно понимаю, команда обнаружила, что толщина слоя вечной мерзлоты здесь в два раза больше.
— Ну что ж, — откликнулся Мэрфи, откидываясь на спинку стула, — очень хорошо. Цифры говорят, что здесь вогнутая топология. Похоже, они бурили внутри метеоритного кратера.
Надоело мне эту бодягу слушать, пошел я в другой конец центрального отсека. А там — не лучше.
— Вы ошибаетесь, — доказывает рыженькой селедка-Ходж, — это невозможно.
— Я провела анализы двух образцов, — чуть ли не вопит Скалли.
На ее голос даже народ начал стягиваться:
Молдер с Мэрфи бросили свою топографию, мочалка сушеная тоже перестала в каком-то дерьме ковыряться.
— Что ты нашла? — Молдер спрашивает.
— Кажется, в крови Рихтера присутствуют следы аммиака.
— Это невозможно, — тянет свое Ходж, — аммиак бы распался при температуре человеческого тела.
Ну ни хрена ж себе штучки пошли, думаю. Аммиак в крови! Чего только не придумают.
— Я проверила всё системы фильтрации воздуха, — заявляет Да Сильва, — и не нашла никаких ядов.
— Я нашел, — грустно так говорит Мэрфи. И кепочку свою вечную снял, башку чешет.
Ну, думаю, вот тут-то и все. Или наоборот, самое интересное начнется. Но свалить нужно, а эти придурки все кота за хвост тянут, ждут неизвестно чего. Угробиться хотят, и меня угробить.
— Я нашел яд, — повторяет Мэрфи. — Во льду. И, кроме того, там еще очень много интересного.
Все потянулись за ним, к его столу. Я тоже пошел, встал на входе, прислонившись к какому-то приборному шкафу — ноги не держат, хреново что-то стало. А Мэрфи давай лекцию читать:
— Судя по образцам, в тогдашней атмосфере была невероятно высокая концентрация аммиака, — и в цифры какие-то тычет.
— В земной атмосфере не могло быть такого даже четверть миллиона лет назад. Если только в атмосферу не внедрился инородный объект, — возразил Молдер.
Мэрфи кивнул на микроскоп, приглашая взглянуть.
— Скажи мне, что это не инородный объект, — пробурчал он.
Молдер заглянул в окуляры, аж подпрыгнул и позвал свою подружку-фэбээрошницу. Та тоже глянула и разволновалась. Даже я подошел поближе — интересно, что они там увидели?
— Точно такие же твари находятся в крови у Рихтера, — сказала Скалли и побежала к своему столу. — Одноклеточный организм, возможно — зародышевая стадия более крупного животного.
Все давай пялиться в микроскопы — кто на столе у Мэрфи, кто в другой, что у Скалли. Даже меня любопытство взяло, заглянул. А там болтается какой-то глист — не глист, инфузория-тапочка. Как рисуют рыбьи скелеты — вот такая же хрень, только без хвоста.
А эти чудики давай ликовать и радоваться.
— Это настоящий прорыв,—говорит Ходж, — вам не кажется?
— Доказательство перед нами, — подхватывает Скалли.
— Может, этот организм из льда как-то перебрался в людей? — грустно спрашивает Мэрфи. Как холодной водичкой всех окатил.
— Перестаньте, — говорит Да Сильва, — ничто не способно пережить отрицательных температур в течение четверти миллиона лет.
Успокаивает, стерва, думаю, а уверенности в голосенке нет. Ох, черт, не верю я им, ни на грош не верю!
— Если, конечно, низкие температуры не свойственны его естественной среде обитания, — тихо добавляет Молдер.
А ведь он прав, думаю. Все, хорош, ребята, я отсюда подрываюсь. Кто хочет, пусть летит со мной, а кто поперек дороги встанет — извините, порву в клочья.
— Вы, — говорю, — конечно, можете обсуждать своих тараканов. Но, Скалли, вы говорите, вскрытие показало, что люди убили друг друга, так? Я лично предлагаю убраться отсюда поскорее.
— Я согласен, — вдруг поддержал меня Ходж. — Нужно доставить все эти трупы в надлежащее учреждение, где проведут квалифицированное вскрытие. На тот случай, если мы что-то недосмотрели, агент Скалли.
— Если тела заражены, — говорит Молдер, — мы не можем взять их с собой. Мы и сами можем вернуться, только пройдя карантин.
Ну, думаю, задница! Решил меня припрячь? Да я здесь ни секунды не останусь, попробуй меня удержать, крыса кабинетная!
— Мы не имеем права рисковать, — продолжает Молдер, — привезти человечеству новую чуму.
— Ладно, — говорю, — ну, скажем так, пусть они открыли что-то, чего мы не знаем. Но я лично ждать не собираюсь, пока мы все тут передохнем.
Повернулся и пошел оттуда. И трясет меня, как всегда, когда очень хочется дать кому-нибудь в морду, но нельзя.
— Думаю, — говорит у меня за спиной Ходж, — что сейчас мы вполне можем вернуться.
Я аж остановился у двери и рот открыл. Кто бы мог подумать, что эта селедка вяленая человеком окажется.
— Нам ничто не угрожает, — продолжал -Ходж, — мы не заразились. Мы предприняли все меры предосторожности.
— Собака укусила Медведя, — заявляет Да Сильва.
Все, думаю, сучка, сейчас я тебе точно башку сверну. 'И к ней. Ну, Молдер ее заслонил, и Ходж еще вклинился.
— Собака, — ору, — укусила и Молдера!
— Есть только один способ выяснить, — говорит Скалли. — Пока нас не обследует врач-паразитолог, мы должны выяснить сами — не инфицирован ли кто-нибудь из нас.
Все замолчали и давай переглядываться. Долго молчали. Потом Ходж и говорит — неохотно так:
— Хорошо. Для диагностики надо, чтобы каждый из нас предоставил анализы крови и стула.
Ну ни хрена себе семечки! Срать в баночку да иглами колоться — увольте!
— Анализ стула? — спрашиваю. Кивают. Дурдом какой-то!
— Подобные процедуры всегда у меня проходят трудно, — говорит Мэрфи.
Молдер лицо ладонями потер и решил все к шутке свести:
— Ладно, — говорит. — У кого-нибудь есть спортивная газета?
Нет, мать вашу так, шутки кончились! С этими хлебанными анализами они пусть тут возятся до второго пришествия, а я линяю. Придумали, козлы, забаву! Взял я эту банку, взвесил ее на ладони и со словами:
— Я лично никаких анализов сдавать не собираюсь, — звезданул о ближайшую стену.
Да Сильва аж взвизгнула. А я от этого еще больше взбеленился. Иду к двери и ору:
— Я собираю свои манатки, сажусь в самолет и улетаю!
Молдер тут же кинулся меня останавливать.
— Ты не можешь лететь, — говорит, — тебя укусила собака.
Тут я развернулся, шагнул к нему вплотную. Где-то в глубине мысль бегает: он федерал, потом хлопот не оберешься. Но так хочется ему в умную морду засветить. Тычу ему чуть ли не в нос пальцем и ору:
— Меня наняли, чтобы я вас сюда привез и вернул обратно. Никто не говорил, что меня может укусить собака! Не было этого в контракте! Контракт разорван!
Не знаю, что уж он у меня на лице такого увидел, но посерьезнел враз. Смотрит на меня как-то странно. Да хрен с ним. Развернулся я и вышел из центрального отсека, дверью хлопнул.
— Ему нельзя позволить улететь без анализа, — сказала Скалли.
Молдер медленно повернулся. Все смотрели на него.
— Кто его остановит? — спросила Да Сильва.
— Нам придется это сделать, — медленно произнес Молдер, оглядывая людей, столпившихся вокруг стола.
Кроме Скалли, все смотрели отчужденно. «Вы — феды, вам и останавливать», — было написано на их лицах.
Скалли видела в их взглядах то же, что и Молдер. В принципе ученые были правы. Силу и власть на этой станции представляли агенты ФБР.
Молдер заговорил снова:
— Нельзя рисковать заразить все население Земли.
— Если он сядет в самолет, — напористо заявила Да Сильва, — я отправлюсь вместе с ним.
— Нет времени на споры! — поддержала напарника Скалли.
— Голосуем, — настойчиво произнес Молдер. — Кто считает, что нужно запереть Медведя, пока он не пройдет обследование? — и первым поднял руку.
Тотчас же подняла вверх два пальца, словно на уроке в школе, Скалли. Оглянулась. Ходж тер подбородок, Да Сильва отчужденно молчала и не двигалась. Медленно, но уверенно поднял руку Мэрфи. Скалли снова повернулась к напарнику и, прищурившись, кивнула.
— Хорошо, — Молдер расстегнул кобуру. Он вынул пистолет, но даже не стал снимать его с предохранителя.
Когда я вернулся в отсек, то первое, что увидел, были лица. Лица Ходжа, Мэрфи и Да Сильвы — напряженные, ждущие. Сразу понял, что сговорились, суки, против меня что-то задумали. И только потом' я увидел ствол в руке Молдера. Фед держал его низко, на меня не направлял, но держал на виду, а не в кобуре. Дескать, ты рыпнись, я уж тебя положу.
Да, дела-а, мать твою. И что, они думают, что я испугаюсь пушки и останусь здесь? Да для этого всей огневой мощи армии США не хватит. При всем моем уважении к звездам и полосам.
— Медведь, — говорит Молдер, убедительно так говорит, мать его, — мы хотим просто сделать анализы. Если мы не найдем следов паразита, мы все улетим.
Легко быть убедительным, когда у тебя в руке тридцать восьмой. Или у него сороковка? Черт его знает, что там сейчас фэбээровцам дают.
И все смотрят на меня. Черт, чего они так смотрят? Готовы небось кинуться на меня, если я чуть слово скажу поперек. Ладно, еще не вечер…